В исторической науке самоценность культур Востока и Запада достаточно изучена и осмыслена. Но не все знают о том, что существовал в истории и третий мир - цивилизация степных народов, культурно-историческая система, которая в тече-
ние многих тысячелетий служила структурообразующим началом человеческих деяний. Невозможно воссоздать Всемирную историю без центральной зоны, где тысячелетиями вырабатывались основные понятия священных человеческих ценностей и матрица действия этих ценностей - само человеческое общество. К сожалению, в самом начале формирования и становления современных гуманистических наук /истории, культурологии и т.д./ традиционный миропорядок был уничтожен. Быстрое распространение западной цивилизации завершилось политическим крахом и территориальными уступками пастушеских народов. XVIII в. стал периодом окончательного крушения гегемонии кочевников Евразии, захвата и порабощения их. Китай с востока, а Россия с запада захватили огромные степные просторы, послужившие в течение многих тысячелетий центром мирового порядка.
В исторических трудах, посвященных описанию взаимоотношений между Востоком и Западом, подчеркиваются и указываются, в первую очередь, заслуги древних восточных цивилизаций /Египет, Вавилон, Финикия, Карфаген/ в развитии средиземноморского региона. Неплохо изучены столкновения персов с греками. Яркими красками описывается поход Александра Македонского на Восток. В конце XIX- начале XX вв. в историографии существовала и другая тенденция, возвеличивающая значение и роль Востока в формировании культуры и духовных ценностей запада. «Явилось с Востока христианство и покорило запад, и свою священную «Книгу» - Библию дало этому Западу», - писал академик С.Ф.Ольденбург в этих традициях./192.-С.5/.
Рим в период имперского могущества покорил Восток /имеется в виду Египет и провинции Западной Азии/, но был в значительной мере сам покорен его духовными ценностями. В византийскую эпоху связи между Востоком и Западом стали еще теснее. В эпоху раннего средневековья в эти разносторонние отношения включился Китай, и европейцы стали одеваться в шелковую одежду. Исследователи неоднократно писали о крестоносцах, также внесших свою лепту во взаимообогоще-
ния культур. И, наконец, именно в поисках путей на Восток европейцы совершили Великие географические открытия.
Такова общая картина Восточно-Западных связей. Восток, несмотря на громадный шаг, совершенный исследователями все еще остается «терра инкогнита». В первую очередь, недостижимы для западного человека творения Востока в области духа, философии, искусства и др. Недостижим сам феномен восточного человека. Во-вторых, сильно отличаются мировоззренческие принципы и ценностные ориентации двух цивилизацион-ных систем. Особенно это заметно сейчас, когда Запад владеет рычагами политического и экономического господства на земле. Его экономический и военный потенциал, построенный на рационализме, разрушает самобытность Востока, уничтожает его нравственнную основу и менталитет, втягивает во всемирную систему труда в качестве маловажного узла и источника дешевой рабочей силы. Восток превратился в периферию, потеряв свое влияние в мире, свою созидательную силу и культуру. В этом заключается тот неподдельный контраст, который отличает роль Запада от структурообразующей роли Великой степи.
Последняя, завоевывая и внося крепкую жизненную структуру в Восточные периферии, сама растворялась в них. В традиционную эпоху Великая степь - центральное ядро цивили-зационного пространства - вмешивалась в жизнь восточных стран /и западных/ главным образом для выполнения своей миссии умиротворителя, строителя и созидающей силы. Уникальность многочисленных движений пастушеских народов в оседлые периферии мира заключается в том, что они одновременно выступали как разрушительная сила того, что доживало свой век, и сила, созидающая новые крепнущие государства. Степь восстанавливала законы, мирные условия труда, аккуратный сбор налогов и религиозно-духовные системы.
Пастушество в Центральной Азии в течение многих тысячелетий служило хранителем постоянного социального и космического порядка, благосостояния и единства общества и, самое главное - единства человеческого рода. Степная элита,
попадающая в страны Востока и Запада, во-первых, стремилась обеспечить социальную гармонию, духовно-символический универсум, которые осознавались ими, как прямое отражение космического порядка. Во-вторых, элита создавала политическую организацию завоеванного края и формировала сильную внешнюю политику. Во внутренней жизни общества уделялось внимание формированию механизма умиротворения. Самое главное, благодаря становлению государства налаживались внутренние экономические механизмы, позволяющие вести накопление прибавочного продукта. Таким образом, пастушеские племена, оставляя центральное ядро /Великую степь /, вносили освободившуюся энергию в формирование властного ядра в периферии.
Контакты пастушеских народов, проживающих вдоль Великого степного пояса Евразии, с центрами восточных цивилизаций были продуктивными и результативными, но не всегда мирными и безоблачными. Жизненная практика кочевника не приемлет абсолютной трансцендентности и отвлеченных умозрений, наоборот, зависимость от сиюминутных капризов природы всегда толкало эти народы к активным деяниям и движениям. На протяжении огромной многотысячилетней истории народы Евразийского степного пояса постоянно сталкивались со всемогущей природой и постоянно предпринимали адекватные действия. Переход от кочевничества к полукочевому образу жизни, от кочевого скотоводства - к комплексному всегда создавал определенные ритмы истории, и процесс этот был обратим. В зависимости от амплитуды колебания и силы природных воздействий определяются и масштабы внешних воздействий кочевников на окружающий мир.
Однако природные ресурсы Великой степи всегда были ограничены, а условия для жизни человека - всегда достаточно суровы, чтобы переходить к более интенсивной деятельности. С другой стороны, общественный быт степных народов, основанный на родовых отношениях, требовал постоянной активности, даже увлеченности населения проблемами общественно-политической жизни. С детских лет степняк вовлекался в
бурные общественные отношения и ему прививалась идея служения. Вокруг мира кочевников находились огромные ниши, удобные для разнообразной деятельности и спокойного существования по своим природным параметрам. Земледельческие цивилизации, занятые своими житейскими заботами, при отл сутствии активной общественной жизни как магнит заманивали активную часть кочевников. Субпассионары в каждую эпоху при малейшем демографическом взрыве искали нишу для приложения своей энергии и шли в оседлые регионы. Как раннее пастушество, так и комплексное хозяйство, появившееся как результат эволюции пастушества, хорошо обеспечивали демографический рост населения. Сильные социальные устои, опирающиеся на традиции патриархальности, защита со стороны рода каждого индивида, члена коллектива, послужили основополагаюшим фактором бурного роста населения.
Кочевники Евразии, как доказывает наше предыдущее обозрение, ярко демонстрируют наполненность их жизненной энергией, способность к приспособлению и изменению окружающего мира. Их деятельная энергия в течение многих тысячелетий /начиная с IV тыс. до н.э./ не раз захлестывала не только ближние регионы, но и далекие оазисы древнего мира. Они давали мирной, монотонной жизни оседлого земледельца /этой вечной статичности/ динамичную, жизнеутверждающую энергию, внося стимул и структуру в первобытный хаос. На протяжении многих тысячелетий генеральное стержневое развитие Евразии, и в особенности Востока, определялось влия-ниемкочевых народов.
Каждый кризис в очагах древней цивилизации вызывал ответную реакцию у кочевников, которые как санитары устремлялись в этот больной организм. По большому счету это взаимодействие, несшее жизнеспособную структуру на Восток и Запад, можно считать действием исцеляющим, кочевники, как волчья стая, преследующая стадо сайгаков, добивали слабых и старых, освобождая путь молодым и способным. Более того, симбиоз кочевников и оседлых приводил к формированию новых этносов и совершенно новых государств.
Так было в начале человеческой истории, когда племена шумеров, двигаясь с севера на своих неуклюжих повозках и с огромным запасом молодой энергии, захватили и заселили Двуречье, подчинили оседлых земледельцев го раннеземледельческих общин Месопотамии и создали государство. Первое общество, первая письменность, первое государство - именно из этого набора атрибутов берет свое начало человеческая история. За шумерами в Месопотамию, а далее и в Египет шли уже другие пастушеские племена Евразии. Современники шумеров, основатели Хараппы и Мохенджо-Даро в Индии приблизительно в эту эпоху /TV тыс. до н.э./начали создавать мощный фундамент индийской цивилизации. К сожалению, эта малоисследованная проблема как бы выпала из нашей историографии и не оценена. Ведь индоарийское движение, по сравнению с миграциями эпохи шумеров, относится к позднейшему времени. Это уже вчерашняя история, довольно подробно излагаемая величайшими письменными источниками подобно «Авесте» и индийским «Ведам».
Оба эти движения для Востока были революционными, в смысле становления человеческой культуры, формирования свойств его бытия и т.д.
Но не только для Востока. На запад шли волны индоевропейцев из Великой степи. Каждый новый взрыв в степи усиливал влияние в континенте этого основного деятельного начала, как от камня, брошенного в тихий плес, круги все расширялись и охватывали огромные территории. В этом море движения встречались и отталкивались многие народы, происходило усиленное смешение и ассимиляция. Они консолидировались и создавали государства, чтобы в новом витке истории снова впадать в кризисы и стать добычей новых кочевников из Евразийского котла*.
Новый этап активности племен Великого степного пояса
"Степной мир временами напоминает кипящий котел, выбрасывающий пары с определенной интенсивностью. Вероятно, есть непонятная и неизученная нами закономерность. Следует более тщательно работать с представлениями пастушеских народов о числе 9/пюгыз/и 7/жет1 ата/и
наступает в VII-V вв. до н.э., т.е. в середине I тыс. до н.э., когда скифы в Европе, а саки в Азии принялись за перекраивание политической картины мира. В начале киммерийцы, а вслед за ними сако-массагетские племена, вторгаясь в Египет, Ассирию, Индию, Китай и Иран, вдохнули жизненные силы в древние цивилизации. В историческом обзоре мы несколько затрагивали события этого периода, отмеченного продвижениями многих групп кочевого населения. Происходит возрождение ряда восточных регионов. Великий Кир - сын пастуха, поднимает Ахеменидский Иран. В свою очередь под сильнейшим влиянием скифов происходит возрождение Древней Греции, где в борьбе полисов победителями вышли македонские цари. Мы наблюдаем за столкновением двух сверхдержав: Персии и Греции. По сути, вновь на территории Передней Азии встретились потомки ранних кочевников Великой Евразийской степи. Одни из них шли через Среднюю Азию и далее Иранское нагорье, другие через Северное Причерноморье в Балканы. Впрочем, немаловажную роль в контактах степных пастушеских племен Западной и Передней Азии играли так называемые Каспийские ворота /Дербент/. Скифо-саки оказали мощное влияние как на Запад, так и на Восток в силу массовости и перманентности движения. Слабо заметные в степных просторах Центральной Азии импульсы постепенно набирали силу и инерцию. Первоначальным очагом скифской триады и, прежде всего, звериного стиля стала глубинная территория, совпадающая с современными границами Центрального Казахстана /зона распространения памятников тасмолинской культуры «курганы с усами»/. Наиболее чистыми носителями ранней скифской культуры, вероятно, можно считать аргиппеев, иссе-донов и массагетов /основное ядро/. На втором этапе произошла кристаллизация нескольких ареалов /очагов/ скифо-сакской
т.д. «Туржтен тогыз атага шейт хандыгым узишей кендг деп кшт trie тогыз, осы тогыз-тотыздан бвяет угын жол-жоба соя Уызханнан калшн», - пишет знаток шежире М. -Ж.Копеев/141. - С.13/. Есть смысл вникнуть в содержание казахской поговорки: «Елу жылда ел жапа, жуз жъида - казан».
культуры по всей периферии Великого степного пояса: Сибир-ско-Алтайская, Северо-Причерноморская, Семиреченская, Нижнесырдарьинская /Тагискен/ и др. Таким образом, вторжению скифов в Восточные цивилизации предшествовала определенная подготовка и перестройка самого кочевого общества.
Как объяснить упадок могущества скифов /и их современников/ в ходе многочисленных завоевательных походов Старого Света?
Однозначно они связаны с потерей скифами своих первоначальных качеств и ассимиляции в оседлой среде: отчуждение власти от общества, ослабление принципов самоорганизации общества, стремление к роскоши и деградация в чуждой городской культуре. Этот контраст, присутствующий в сравнении двух культур, не раз подчеркивался в древнегреческой публицистике. Лукиан устами скифского мудреца Токсарида в полемике о человеческих доблестях с греком Мнесиппом говорит следующее:«... дела эллинской дружбы по сравнению со скифскими - детская забава. Впрочем, наши чувства имеют разумное основание, и вполне естественно, что вы восхваляете незначительные деяния: ведь у Вас, живущих в глубоком мире, не может быть выдающихся своей необычайностью случаев высказать дружбу. Так и во время затишья не узнаешь, хорош ли кормчий; для этого нужна буря. У нас же непрерывные войны: мы или сами нападаем на других, или обороняемся от набега, участвуем в схватках из-за пастбищ и сражаемся из-за добычи... Вот при каких условиях мы заключаем самую надежную дружбу, считая ее одну непобедимым и непреодолимым» /161. - С.352Шбн-Халдун, рассуждая о принципах устроения общества, кризис цивилизации напрямую связывал с ростом и усложнением городской жизни. В этом аргументе, стать присущем государствам, создаваемым пастушеской элитой на Востоке, есть рациональное зерно, объясняющее упадок правящих имперских династий: «Оседлая городская жизнь ведет к принятию разнообразных прихотей, культивированию соответствующих предметов, - пишет Ибн-Халдун. - Прису-
щее городской жизни стремление к роскоши подрывает устои хозяйственной деятельности и социального устроения. Как результат усердных, а подчас мучительных попыток удовлетворить потребности, вывзванные такими прихотями, возрастают аморальность, злоупотребление, лицемерие, обман». /110. -С. 192/.
Город в описаниях казахских источников изобилует всякого рода низкими людьми с порочными наклонностями. Уловки и обман - характерные черты для городского жителя, и все это в совокупности определяет кратковременность правления степных правителей в завоеванных странах. Отсутствие иммунитета перед многочисленными соблазнами, отрыв от степных традиций и родовой среды делает их уязвимыми перед любой опасностью. «К/ала болдъщ мола болдыц» - так однозначно оценивали в прошлом это состояние кочевники.
На первый взгляд, в начале нашей эры и в последующие эпохи сохраняется также характерное для древности мощное структурообразующее влияние степных народов на оседлый мир Востока и Запада. При этом, масштаб охватывает даже более значительный радиус пространства. Одряхлевший Восточно-Западный мир рушится на части под ударами конницы гуннов; на Востоке Китайская империя подписывает «договор о мире и родстве», что означает настоящее подданство, на Западе падает Римская империя. На юге гунны-эфталиты ставят на колени Сасанидскую державу. В ходе этого масштабного взрыва значительное количество степных пассионаров кочевников выбрасываются в эти регионы.
Но в этом процессе есть несколько своеобразных черт. Во-первых, фактор неожиданности. «Невиданный дотоле род людей, поднявшийся как снег из укромного угла, потрясает и уничтожает все», - пишет о гуннах римский историк IV в. Аммиан Марцеллин. Во-вторых, в ходе этого движения Запад и Восток впервые столкунулись с мощным натиском монголоидной расы. Тот же Марцеллин в своем описании особо подчеркивает отличия в антропологии: «члены тела у них мускулистые и креп-
кие. Шеи толстые, чудовищный и страшный вид...» /114. -С. 120/. В гуннскую эпоху, безусловно, имеет место сильный сдвиг в сторону усиления монголоидности у местного населения Казахстана. В целом, в рассматриваемое время сложилась европеоидно-монголоидная физическая основа современной тураноидной расы.
Самая главная особенность, на наш взгляд, состоит в том, что центр активности в это время перемещается на восточные окраины степи. Вероятно, этот процесс связан с усилением перехода к кочевничеству охотничьих племен. Иордан, исходя из легендарных сведений, рассказывает о первых столкновениях готов /он называет их скифским племенем/ с гуннами, относит последних к охотничьим: «Охотники из этого племени, выискивая однажды, как обычно, дичь на берегу внутренней Мэотиды, заметили, что вдруг перед ними появился олень, вошел в озеро и, ступая вперед, то приостанавливаясь, представлялся указывающим путь. Последовав за ним, охотники пешим ходом перешли Мэотийское озеро... показалась скифская земля» /113. - С. 190/. Приск, будучи в составе римской делегации, направляющейся в ставку Аттилы, также пишет о том, что гунны не знали «никакого другого дела, кроме охоты, если не считать того, что они увеличившись до размера племени стали тревожить покой соседних племен коварством и грабежами». Эти легендарные сведения относятся, конечно, не к началу нашей эры, когда гунны и другие племена его круга уже перешли к кочевничеству. Парадокс гуннских миграций состоит в том, что они впервые в истории Великой степи сделали мощный бросок с восточных горных окраин Великой степи /Алтая и Тарбагатая/ к Восточной Европе.
В исторической литературе это движение представляется несколько однобоко и рассматривается чрезвычайно узко, как движение таборное, бессистемное, без этно- и лингвистической общности. Одним словом, сброд «разноязыких и разноэт-нических» племен. О государстве вообще не идет речь, поскольку движущаяся на запад толпа племен и родов - неорганизо-
ванное сообщество, государство начиналось обычно на грани двух стадий кочевания, т.е., на грани полукочевничества и полуоседлости. Кстати, наглядный пример такого подхода демонстрирует С.А. Плетнева: «Что же касается хунну, то, лишенные земель, они двинулись в далекий западный поход. Тысячи километров шли хунну по сибирским и уральским степям сквозь земли угроязычных и тюркоязычных народов. Этот поход занял у них более 200 лет. За время движения хуннская волна постоянно пополнялась народами, побежденными и разоренными ими. И все они, естественно, переходили к таборному кочеванию, военно-демократическому строю и все одинаково участвовали в нашествии, медленно и неуклонно двигавшемуся на европейские степи» /198. - С. 19/.
В Великом движении гуннов, по всей видимости, необходимо вычленить три этапа. О первом этапе нам уже приходилось говорить, он связан с восточными окраинами Великой степи, где сформировались основные этнокультурные параметры гуннского сообщества, и там же произошло формирование мощной политической системы, в борьбе как против соседних народов, так и против Китая. Во втором этапе, мы видим гуннские племена уже в степях Центрального Казахстана и на территории Средней Азии /вслед за юечжами/. Вероятно, продвижение гуннских племен было массовым и основательным. Об этом свидетельствуют как появление культовых памятников в направлении Восток - Запад, так и перемещения доминирующих родов*.
Следовательно, после многих лет борьбы степных племён на Востоке, на территории Сары Арка происходит крисстали-зация и концентрация, позволившая им накопить силы для за-
*В первом случае речь идет о таких памятниках (дынг) эпохи гуннов, как Козы корпеш-Баян сулу, Домбауыл, Теке и др. Характерно, что эпически сюжет о Козы корпеш • Баян сулу встречается практически у всех тюркоязычных народов Центральной Азии. Домбауыл построен в Улытау, является древнекультовым и политическим центром Великой степи. Мае-золей Теке, по сведениям А.X, Маргулана, находился в Тургайских степях.
Во втором случае, речь идет о доминирующих родах гуннов эпохи Модэ
падного движения. Таким образом, второй этап гуннской этно-политической истории можно связать с Центральным Казахстаном. Одновременно повышенная концентрация населения в регионе привела к перемещению местных племен алашского субстрата на юг. Вероятно, только так можно объяснить возникновение на территории Средней Азии империи белых гуннов. В описании «Истории Юстиниана» образ жизни эфтали-тов /белых гуннов/ преподносится совсем в другом свете, нежели восточных гуннов:«они не кочевники, как другие гуннские племена, но издавна живут оседло на плодоносной земле. Они никогда не вторгались в землю римлян, разве что вместе с мидийскими /персидскими/ войсками. Среди гуннов они одни светлокожи и не безобразны на вид» /231. - С. 131/.
Древнетюркский степной мир мы видим в окружении трех крупных систем /хозяйственных, идеологических и т.д./: ви-зантийско-греческой - на западе, арабо-исламской - на юге, китайско-будийской - на востоке. Наличие таких крупных сформировавшихся систем на огромном Евразийском континенте при активном действии тюркского центра привело к изменениям, равным социальным революциям. В целом, структуру развития этой эпохи можно оценивать как ренессансную, равную среднеазиатскому мусульманскому ренессансу.
В этот период в Великой степи не происходит без каких-либо крупных перемещений населения, того хаоса и босу, которые характерно для эпохи гуннов и т.д. Наоборот, во всем чувствуется стабильность, долговечность, созидательная деятельность. Пассионарная энергия преобразовывается в кипучую хозяйственно-культурную созидательную работу в периферии. В целом можно говорить о существовании культурного
ишнью. Так, ti источнике «Хуяпь, Лань и впоследствии Сюйбу суть три знаменитые Дома» /49. - С. 49/. Вероятно: дом Хуянь следует связать с родом Куан/дык/, Лань-Алан/ша/), Суйбу- Суйундык/, известные в позднейшей истории степных народов /особенно в казахский период/как представители старшей линии племен: в казахских преданиях эта группа Бес Мейрам. В эпитете «Абылай аспас АрканьщСары6ел1» подразумевается эта старшая группа.
общетюркского комплекса, включавшего широко распространенные по всей территории Великой Степи во второй половине I тыс. ДО.Н.Э.: материальную культуру, идеологические представления и духовные помыслы. Культура кочевых племен и оседлых регионов выступает в органической целостности, составляя культурную единую систему. Наиболее концентрированно эта культура проявляется в маргинальных зонах, где противостояние тюркской культуры с окружающим оседлым миром обретает рельефный характер. Так появилась богатая письменность и литература, развитая городская культура, трансконтинентальная торговля /Великий Шелковый путь и меридиональные пути/, увлечение тюрков с разными религиозными системами. Центральным ядром тюркской культуры являются богатырские сказания, образы мудрых и вещих сказителей, вселенский и стремящийся к бессмертию человеческий дух, в общем, все то, что характерно, в первую очередь, для Великой Степи. Есть много общего между тюркскими и сакскими периодами истории Евразийского степного пояса. Интересны оценки византийских авторов, неплохо разбиравшихся в сложных этнических перипетиях Великой Степи. Многие из них напрямую связывали тюрков с сакским субстратом. Так, Менандр Протектор пишет: «Турки, в древности называвшиеся саками, отправили к Юстину посольство с мирными предложениями». /114. - С.135/. Другой историк Феофан, описавший деяния Юстина II и Тиверия (565-581 гг.) пишет: «на Востоке от Тана-ида /Дон/ живут турки /тюрки/, в древности называвшиеся мас-сагетами» /114. - С.140/. Так, тысячу лет назад тюркские племена на окраинах степи образовали несколько вполне самостоятельных и локальных очагов степной культуры, которые, в свою очередь, оказывали сильное структурообразующее влияние /тюркизация/ на более глубинные оседлые регионы.
Мощная попытка структурообразования Евразийского мира была совершена монголами. Этот процесс по-разному интерпретируется в историографии и в основном преобладает негативная, односторонняя оценка его последствий. Но никто не может отрицать факт обновления этнополитической картины
Евразии. Энергия монголов, не ограничиваясь внутренними регионами Центральной Азии выходит далеко за ее пределы, затрагивая Центральную и Южную Европу, глубинные районы Азии /Северная Индия и даже Индокитай/, и Северную Африку. Есть много общего в молниеносных вторжениях монгольской конницы с гуннами и их союзниками. В существующий миропорядок вторжениями племен из глубин степей вносится новая динамика и обновление.
Средневековая Европа под гнетом христианской теократии, занятая преследованием ведьм и озабоченная поисками гробницы Христа, потерявшая нормальные социальные ориентиры была встряхнута монголами. Именно в эпоху владычества в Великой Степи монголов и благодаря обустроенной им торговле создавалась основа современной цивилизации Европы. Вероятно, с вершины этой материальной системы /цивилизации/, движения степных народов в XIII-XIV в.в. кажутся бессмысленными и несущими смерть с разрушительными тенденциями полной деструкцией. Но непосредственные результаты подсказывают, что в ней действовали те же принципы, заложенные в движениях древних шумеров, скифов, гуннов и т.д. Они несли в оседлый мир жизненную энергию, накопившуюся столетиями в безбрежных степных равнинах Евразии, и заполняли ею оседлые лагуны. Это движение стоило самим степным народам огромного напряжения, людских и материальных потерь. Но такова воля судьбы, начертанная на скрижалях, она должна была свершиться.
Монгольский взрыв привел в движение огромные массы населения степного пояса и маргинальных территорий. В Евразии были созданы десятки крупнейших государств с господствующими монголо-тюркскими династиями. Золотая Орда с ее огромным влиянием в восточной, северной и южной частях Европы, а также зависимые и составные ее владения в Сибири, на Кавказе, в Хорезме; Хулагидский Иран и его влияние в Закавказье, в Передней и Западной Азии; находящийся между родовой территорией монголов и Золотой Ордой Шагатайский улус; не говоря о Китае и других странах Востока, свидетель-
ствуют об огромных масштабах и возможностях структурообразующего влияния степных народов в период своего наивысшего могущества.
Те же закономерности лежат в основе мощного последнего взрыва кочевого мира в постзолотоордынское время. Но это было движение уже обречённых на поражение и погибель пассионарных этнических групп. В многовекторных движениях степных народов Нового времени можно наблюдать многие, знакомые нам из предшествующих обзоров характерные черты. Чрезвычайно мощный и быстрый бросок совершённый торгауытами из долин Алтая и Тарбагатая в Поволжье, повторяет путь гуннских племен. Фактически калмыки не смогли освоить занятые ими у казахов земли Арка и оставляя свои немногочисленные хиты /храмы/ прошли на западные окраины Великой Степи.
В период могущества Джунгарского ханства Цэвэн Раптан и Галдан Цэрэн повторяют в принципе те же действия, что совершали основатели Тюркского каганата, занимая поочередно вначале Восточно-Туркестанский оазис, затем Туркестано-Таш-кентский, и только после этого Мавераннахр, создают новую экономическую систему, которая держится благодаря Восточно-Западной торговле. В истории Евразии мы наблюдаем постоянное чередование расцвета и упадка этой торговой магистрали.
Научный анализ политических событий в Центральной Азии в Новое время высвечивает одно интересное явление. Несмотря на чрезвычайно сложные обстоятельства, основному этносу центральных районов Великой Степи - казахам -удалось отстоять территориальную и политическую целостность. На наш взгляд, фактором спасения казахов служила возможность маневрирования по меридиональной линии юг - север, следуя движению маятника. Исторический обзор, сделанный нами в предшествующих разделах позволяет проецировать этот маршрут, комбинированный из политико-хозяйственных ниш на более отдаленные периоды: монгольский, тюркский, гуннский, сакский, арийский и т.д. Смена государств и
политических систем фактически не отражается в преемственности этнической истории и этногенеза.
До сих пор Великие движения кочевников Евразии в научной историографии рассматривались как движения с востока на запад. Главная задача последующего повествования заключается в ниспровержении этого популярного тезиса и доказательство того очевидного для нас исторического факта, что стержневая линия как социально-экономического, так и политического развития Казахстана связана с осью север - юг. Особенно уязвимо утвердившееся в нашей историографии положение о том, что территория Казахстана являлась всего-навсего перевалочной базой между Западом и Востоком. Традиция восходит к временам Н.А. Аристова:«... по своему географическому положению, киргиз-казачьи степи помешали все непосредственно спускающиеся в них с Алтая тюркские племена, а потом дали приют и остальным тюркским племенам, обитавшим первоначально в Монголии», - писал этот исследователь в конце XIX в. /22. - С.76/.
Получается, что территория Казахстана служила как бы приютом для бездомных племен, отправляющихся на Запад в целях обретения родины. Этот тезис отрицает, во-первых, преемственность этнических процессов на территории Казахстана на протяжении последних тысячелетий, во-вторых, отрицает причастность территории Казахстана к древнейшим культурам человечества, оттесняет ее на транзитное поле.