Сказание о потопе мы встречаем и в Америке, где оно содержит все элементы мировой легенды. Орлы предостерегают людей, так как им видны собирающиеся грозовые тучи. У других народов голуби открыли первую землю, а у третьих человеческая чета спаслась на горе, которая росла по мере того, как прибывала вода. Один индеец услышал предостережение птицы койот, построил большой корабль и сделался родоначальником папайосов. Папайосы и в наше время верят, что провидец, спасшийся на корабле, был их предком, и ежегодно посещают гору и маленькую деревеньку Санта Роза в Аризоне; ни один папайос никогда не убьет койота. Замечательно, что и у инков потоп связывается с почитанием тотемообразных племенных святынь (гуака), гор, камней и деревьев, смотря по тому, на чем спаслась чета прародителей этого рода. Иначе сложилось сказание об алгонкинском герое Менабушо. Потоп настигает его в наказание за умерщвление змеиного царя, когда он бежал на высокую гору; он поднимается на дерево, вода настигает его, и он три раза вскрикивает:
«Расти!» И каждый раз дерево становится выше, пока наконец вода не достает ему до подбородка. Тогда заставляет он сперва камбалу, потом мускусную крысу приносить ему землю; обе вскоре всплывают на поверхность в виде трупов. Менабушо дуновением возвращает жизнь мускусной крысе, и она приносит ему в когтях землю, из которой герой заново создает земной мир с растениями и животными.
Идея, что вначале была лишь беспредельная вода, из которой чудесным образом поднялась земля, придает этим сказаниям высшее космогоническое значение, чем легендам, в которых потоп происходит уже после создания мира. Идея об участии птиц в происхождении земли имеет мировое распространение: это – ветры, дуновение которых действует творческим образом на воду. Рядом с буревестником мы видим крылатую змею молнии; грозовая туча получает здесь творческий характер. Рей де ла Куэва чилотов покидает свою пещеру, чтобы разъезжать на морской лошади по волнам или подниматься на свой призрачный корабль. Он может добыть огонь трением своего хвоста. По сказанию пимов, земля создана пауком, который, будучи сам первым созданным существом, породил ее в своей паутине. В эту легенду перенесена сеть творения, которою мир был извлечен из первобытного моря. Быть может, отсюда исходит связь почитания рыболовной сети (с которой у гуронов ежегодно ради улучшения рыбной ловли обручались две девушки) с историей творения.
Добывание огня
Когда предание становится устойчивее, а быть может, также благодаря стремлению жрецов к разнообразию, место одного потопа заступает представление о мировых эпохах. Майясы считали в прошлом три эпохи, из которой две закончились моровой язвой, а одна бурей. Мир, в котором они жили, находился в четвертом периоде. Ацтеки признавали в прошлом четыре крушения, причинами которых были огонь, вода, буря и голод. Кроме того, у них через каждые 52 года тушились все огни и добывался новый трением дерева. Если бы это не удалось, солнце не взошло бы более, а все разрушающая вода распространилась бы по всему миру. Этого боялись и перуанцы при каждом солнечном затмении. О конце мира существовали предсказания, согласно которым нынешние виннебани думают, что будут жить только три поколения их; в связи с пророчеством о пришествии Мессии это еще недавно повело к политическим беспокойствам. П. Лисана сохранил нам следующее пророчество майясов:
В конце времен, так предназначено,
Почитанию богов наступит конец,
И мир будет очищен огнем.
Счастлив будет тот, кто до этого доживет,
И, сокрушаясь о своих грехах, раньше оплачет их.
Второй потоп облегчает задачу антропологии, заставляя человеческий род погибнуть весь, за исключением одной пары или даже одного человека. Эти последние часто вновь создают мир; согласно верованию толовов, души умерших превращались прежде в медведей, оленей и других лесных животных и таким образом созданы были животные. Это представляет, без сомнения, своеобразную форму регресса творения. И Ману, первый человек браманов, оставшись один в живых, создает собственной силой новые поколения.
От животных заимствуются маски, которыми прикрываются высшие божества неба, солнце и его сыновья, носители огня, луна и водяные боги, заботящиеся о земном творении. Им приписывается связь со сверхчеловеческим; отсюда развилось ясновидение в Перу и Мексике, предсказывавшее на основании движений и голосов животных. Многие странности в почитании животных объясняются тотемизмом, которым человеческие роды приводятся в близкое соотношение с животными и превращениями людей в животных, сказания о которых изменяются до бесконечности. Маска из северо‑западной Америки, соединяющая черты человека и косули, относится к сказанию о происхождении этого животного из человека, намеревавшегося убить одного из божеств. Плоские камни из тамошнего аппарата шаманов изображают с одной стороны человека, а с другой рябчика, проглатывающего червяка. Птицы занимают при этом первое место. Поклонение медведю далеко проникает из Азии в Северную Америку и процветает всего более у эскимосов. До известной степени каждое охотничье животное считается священным. Многие «боги‑животные» – не что иное, как фантастические олицетворения лесной дичи. Лишь по этой причине манданы могли почитать голову буйвола как высшее существо. Убив животное, там часто говорят длинные речи для оправдания себя и примирения с ним. Дакоты не любят, когда собаки гложут кости убитых животных, из боязни, что души их могут не вернуться и, таким образом, порода этих животных вымрет. Своеобразные представления о бессмертии и в Америке приводили к поклонению животным. Злые души ведут печальное существование в виде гремучих змей; души, не достигающие счастливых полей, переходят в животных и растения. Многие виды поклонения животным не так легко объяснить. Заячьи индейцы и луше почитают мускусного быка и полагают, что его помет делает неуязвимым; тиннехи Скалистых гор и индейцы «собачьи ребра» рассказывают то же самое о собаке. Волк создает вместе с луной землю и все живые существа или один вытаскивает их из бездны. Вера в змей по своему значению уступает только вере в птиц. Змею видали в реках, и поэтому она считалась водяным божеством; так как она меняла кожу, в ней видели символ возрождения. Здесь само собой обозначается сходство с молнией. Легенда о рогатых змеях рассказывалась у гуронов. К ней близко подходит перуанская легенда о змеином царе, стерегущем сокровища. Там, куда проникало христианство, змей преследуют. Приверженность св. Павлу, которая выражается в наименовании многих мест Сан Пабло, находится в связи с его качеством охранителя от змей. Мексиканцы верили в баснословное животное Агуицотль, живущее в глубине воды; они почитали его и представляли себе в образе, напоминающем восточноазиатского дракона. В виде молнии змея сопровождает птицу – бурный ветер и, зарождаясь в оплодотворяющих ливнях, может делаться символом плодородия. Мексиканский государственный герб и до сих пор еще сохраняет это сочетание. Лягушка встречается в бесчисленных пластических изображениях, в особенности в толтекском круге. Черепаха то выступает носительницей мира, то ныряет во всепокрывающее море, чтобы достать со дна ил для создания новой земли, что также является мифом, распространенным по всему миру. По указанию Лонга, у омагов в начале этого столетия была большая морская раковина, которая в течение многих поколений переходила по наследству в их племени. Для нее была воздвигнута особая хижина, покрытая шкурами, нечто вроде храма, и она ни в коем случае не должна была касаться земли. Перед началом войны ее вопрошали, как оракула. Тогда отрезывали кусок повешенного над нею табаку и давали его курить знахарю. Тем временем кто‑нибудь из присутствующих прикладывал ухо к раковине; если он слышал какие‑либо звуки, предвещание считалось благоприятным.
Первопредки – мифологические персонажи индейцев Южной Америки
В богатой животными Южной Америке редко приходится слышать легенды о них. Гвайянские индейцы верили, что у животных была душа. В новейшее время Эренрейх сообщил несколько типичных басен о животных у карайясов, но даже и они кажутся нам достаточно знакомыми. Девушка‑лебедь наших сказок, волк‑оборотень, состязание между оленем и черепахой давно известны бразильским индейцам.
Переходя к поклонению растениям, мы замечаем, что вера в мировое дерево существует и в Америке. Алгонкинский герой Менабушо во время потопа спасся на дереве. Но он – бог света и грома, живущий на востоке, и поэтому тождествен со «старым небесным человеком», Танне караибов, который, расставаясь с людьми, обещал возвращаться, чтобы переносить их души с верхушки священного дерева на небо. Сваи из священного дерева находили применение у североамериканцев в виде символов высших божеств. Части растений служили амулетами и волшебными средствами. Семена некоторых трав, брошенные в огонь, вызывали, по мнению чолонов, жесточайшие бури.
Камни своеобразной формы почитались под видом громовых стрел. В Мексике не было ни одной деревни, где не поклонялись бы такому идолу. Доисторические топоры, наконечники копий или ножи называли также громовыми стрелами и верили, что они произошли от молнии. Шнурок из бус, который надевали на шейку перуанских ваз, напоминает почитание горшков у малайцев. С мировым потопом связывалось почитание гор. На высоких скалах обитали злые и, редко, добрые духи. Речных духов, пока лодки проходили через опасные места, путали адским шумом. Лукавые духи со смертельным взглядом населяли леса. То страшными, то покровительственными казались эскимосам береговые духи. Пускаться далеко в море в виду духов, которые жили на поверхности и в глубине, считалось доказательством мужества. Там жили большие «кайяряки», которые могли вызывать бурю. Кроме того, существовали «конгенсотекиты», морские люди, которые с удовольствием едят лисьи хвосты, и огненные «игнерсоиты» на берегу или утесах, которые задерживали рыболовов и делали их своими товарищами.
За немногими исключениями все индейцы верили в бессмертие души и в жизнь в надземном и подземном мире. Отличие души от тела выражают сравнением с дыханием и тенью. Душа была просто человек, сделавшийся невидимым, сохранивший еще много свойств живого человека, что достаточно доказывается погребальными обычаями. Идея, будто человек в другом мире продолжает жить так, как он жил в момент смерти, оказывала гораздо более влияния на военные и погребальные обычаи, чем мысль о награде и наказании. Человеку приписывались две души – одна духовная, которая уже при жизни может случайно покидать тело, и одна – остающаяся при теле, вызывающая жизнь, пребывающая в нем и после смерти и освобождающаяся от него только тогда, когда она призывается в другое тело. Души умерших блуждают вокруг в виде духов; к этому сводится главным образом усиливающаяся вера в привидения. Все индейцы верят в многочисленных духов, замышляющих только злое. Отчасти они могли быть первоначально душами умерших, но часто еще теснее связь их с мифологией.
Душа блуждает в сновидениях. Но ни она, ни душа, выходящая из человека во время обморока и вновь вдуваемая шаманом, не представляет тождества с жизнетворным началом. Шаманы подвергают души испытаниям и хранят их в жестянках. Божество является им во сне, что кажется всем завидным даром. Сны составляют самую важную часть индейского прорицания; они оказывают большое влияние, заключая в себе советы и предостережения. Толкование их было главной задачей жрецов. В Мексике, кроме того, были в ходу гороскопы, а в Перу – предсказания, выводимые из всевозможных явлений. И здесь в каждой отрасли были особые жрецы и ясновидящие.
Счастливая страна загробного мира, представления о которой, несомненно, получили полную ясность лишь под влиянием христианства, не имеет ни ночи, ни облаков, ни зимы, ни бурь; она обладает самым роскошным растительным покровом, так как там произрастает каждое семечко, которое не взошло на земле. Она часто, как и в Полинезии, обладает многими чертами земного мира. Так, команчи представляют себе загробный мир в виде прерии со множеством буйволов, а нишинамы называют рай танцевальным домом богов. В некоторых местах предполагалось, что умерший попадает в жалкий безотрадный мир; но благоприятное представление, по‑видимому, брало верх. Для одних рай находился на юге, для других на западе. Для эскимосов он был в теплой земле, а ад – на холодном небе. Так же как и в Полинезии, в Северо‑За‑ладной Америке души благородных, следуя за солнцем, спускаются вниз, чтобы найти себе приют на счастливых островах в прекрасном длинном доме. Тлинкиты думают, что в детях возвращаются умершие родственники, и мать нарекает ребенку первое имя по имени одного из предков. Петито никак не мог разубедить молодую девушку тинне, что она никогда не жила уже под другим именем.
В представление о загробном мире входит и представление о награде и наказании. Пайягуасы верят, что злых после смерти сжигают в котлах, а добрые охотятся на берегах прекрасной реки, полной рыбы. Рукуйены признают три степени: добрые уходят на небо, злые должны блуждать в облаках, а души колдунов остаются при их телах в могилах, где другие души, даже животных, могут получать от них советы. На холодном севере, где солнце со своим теплом и блеском резче выделялось на небе, оно брало с собой души храбрых, еще далее то же самое делало северное сияние. Но и в Мексике солнце было счастливым местопребыванием храбрых воинов и женщин, умерших родами. Представление о чистилище у индейцев‑христиан в Чилоэ не совсем еще вытеснило верование, что в воздухе носится множество душ. И эскимосы зимою, когда солнце опустилось за горизонт, видят души, наполняющие воздух. Наказание злых после смерти индейцам неизвестно. Все возмещается здесь: и добрые, и злые пользуются вечным блаженством в той градации, как и на земле. Вопрос решается тем, умерли ли они как воины или в ленивом покое, естественной или насильственной смертью.
Из общей страны душ выделяется подземный мир, глубоко сплетающийся с мифологией индейцев. Согласно некоторым легендам, души проводят в нем четыре дня. Кабинопеки и ашочимии заставляют души летать вокруг большого очистительного огня, прежде чем они могут войти в загробный мир. У чоктасов злые души попадают в реку, полную разложившейся рыбы и мертвых жаб, где они никогда не видят солнца и испытывают всевозможные бедствия. Через этот Стикс души вообще должны переправляться в каменном челноке, по опасной лестнице, по окоченевшей змее или по скользким перекладинам; злые не могут перенести этого пути и погибают.
Во всей Северной Америке форма религии не столько политеистическая, как в Южной Азии, древней Европе и Мексике, сколько пандемоническая. Вследствие того сравнительно так редки изображения богов, которые чаще всего встречаются на северо‑западе. На берегу залива Нутка Кук во многих домах видели одно или два толстых бревна, метра в полтора высоты, с резной передней стороной, имевшей некоторое сходство с человеческим лицом. По бокам были вырезаны руки с кистями, и все это было раскрашено. Занавесь из циновки, закрывающая эту фигуру, показывала, что она была предметом особого почитания. Гайдахи воздвигали художественно вырезанные столбы в память умерших. В восточной части Северной Америки подобные резные изображения были вообще реже. По рассказам, человеческие идолы были в храмах Виргинии, а также и раскрашенные подпорки с резными человеческими лицами. Майясы держали в домах деревянные изображения предков. В пещерах на Санта‑Лусии были найдены каменные изваяния и куски глиняной утвари. Грубо вырезанные человеческие головы и целые фигуры или физиономии баснословных страшилищ на стенах указывают связь с древним культом.
Интиуатана – «место, где привязано Солнце», пункт наблюдения за Солнцем у инков (находится в Мачу‑Пикчу)
От южной оконечности Флориды до Арканзаса и до Виргинии существовали солнечные храмы – хижины больших размеров с толстыми глиняными стенами, увенчанные куполообразной крышей, с которой одна или несколько фигур орлов глядели на солнце. Кругом виднелись на стене головы врагов или же стояли раскрашенные столбы с резными человеческими лицами. Жертвы приносились в сторону востока и запада, и в тех же направлениях двигались процессии. Из многих остатков этих построек можно заключить об ориентировании по точкам солнцестояния. Внутри здания горел священный огонь. Вероятно, некогда с этими храмами соединены были помещения совета и «паровые бани», они остались после того, как культ огня уже исчез. Женщины в прежние времена, по‑видимому, исключены были из храмов, но они имели доступ в хижины совета. Об индейцах‑язычниках Южной Америки чаще всего приходилось слышать: «У них нет ни церквей, ни обрядов». Но уже Петрус Мартир видел у них деревянные изображения, что подтверждается и другими наблюдателями. О значении жертвы из маиса и маисовой муки мы уже говорили выше. Жертвы из бус, плодов и животных также бросались в текущую воду, вешались на деревьях и коньках крыш или втыкались на высокие шесты. Канадцы вешали собак живыми за задние ноги на сучок дерева. В связи с запретами некоторых кушаний, исходящими от системы тотемов, находится большое число суеверных обычаев, связанных с едою. Нутки украшали убитого медведя и ставили перед ним кушанья с просьбою отведать их. Лишь после того они разнимали его на части. Пиршество до истощения силы считалось у ирокезов и их соседей крайним средством для спасения жизни больного, заказывавшего празднество.
Человеческие жертвы и даже людоедство, несомненно, существовали в Америке, но нигде они не были обыденным делом. В них повсюду под религиозным покровом скрываются жажда мести и преувеличенная воинственная ярость. Гойдахи рассказывают, что начальник‑знахарь, возвращаясь из лесу, у первого попавшегося отрывает зубами кусок мяса из руки. Нутки через каждые три года должны приносить человеческие жертвы. И жертвы при постройке встречаются в Америке: у тлинкитов раб зарывался живым под угольными сваями нового дома. В Кадьяке, как рассказывают, рабов сжигали по случаю смерти начальника. Индейцы на Путумайо еще немного лет тому назад съели молодого колумбийца, причем в оправдание себе объясняли, что они едят человеческое мясо не потому, что оно кажется им вкусным, но для совершения акта мести по отношению к враждебным племенам. Действительно, никто не слыхивал, чтобы они когда‑нибудь съели белого или негра. Эскимосы из страха съедают сердце знахаря или кого‑либо, убитого ими из кровавой мести, они думают, что этим способом утоляется месть его близких.
Колдовство привержено всего более к легко отделяющимся частям человеческого тела. Волосами и слюной человека пользуются для того, чтобы вредить ему, одинаково и в Араукании, и на Мильбенкском заливе. В Южной Аляске можно найти волшебные камни с маленькими углублениями, в которые кладут остатки кушаньев, оставшиеся между зубами, чтобы они не попали в руку колдуну.
Говорить подробно о жречестве этих народов значило бы повторять с небольшими изменениями то, что мы описали у полинезийцев. Повсюду мы видим отражение типа шаманов. На северо‑западе снаряды его отличаются обилием, пестротою и разнообразием трещоток и масок. Резная скамейка служит ему опорою для головы во время экстаза. В Калифорнии шаман имеет вид потрепанного фигляра. В Северо‑Западной Америке колдун прежде всего должен иметь власть над животными. Высшую ценность имеет язык выдры. Колдун, которому удалось вырвать его у выдры, считается самым могущественным, так как сюда присоединяется действие вытекающей при этом крови. Головы животных, изображаемые на изваяниях и масках, олицетворяют силу колдунов. Колдовство посредством изображений встречается довольно часто. У восточных тумасов к северу от Хилы для отвращения моровой язвы делался рисунок на песке из пыли различного цвета и растертых листьев. Мы знаем, что у нэ‑персе на Орегоне, у чоктасов и большинства южноамериканцев шаманство переходило по наследству в одной и той же семье. Когда у черокисов жрец тотема бесстыдно злоупотребил своим положением, он был смещен и на его место выбран новый жрец, в роду которого осталось это достоинство. Душа жреца блуждает и после каждого возвращения из области другого мира поднимается на одну ступень. У дакотов существовала изящная легенда, согласно которой душа жреца наподобие крылатого семени уносилась ветрами на небо и там знакомилась с богами, искусством и наукой. Она становится все могущественнее в четырех воплощениях, затем она опять обращается в ничто.
У мексиканцев и перуанцев существовали иерархии жрецов с твердо установленной выработкой и с строгим разделением.
Они учили смешиванию красок, живописи, рисованию иероглифов, музыке, астрологии и счислению времени. Многим из них не позволялось вступать в брак.
Их легко было узнавать по одежде, так, у криков светлые одежды и сановитые манеры служили обозначением священного сословия. Богослужение происходило на неизвестном народу языке. Особенность его заключалась в ударении, выговоре и выборе слов и оборотов. Южноамериканские пиаи, пиахи и пр. – прежде всего лекари, знахари, высасывающие болезнь с пением и конвульсиями, заговаривающие ее или излечивающие настоем трав. У пимов жрецы стреляли раскрашенными стрелами из раскрашенных луков в воздух, чтобы убить болезнь. Далее, колдуны могут видеть воров в кристаллах или осколках стекла. Но у них можно найти и более разумные меры против болезней – холодные купанья и паровые бани, нажимание и растирание больного места, взрезывание кожи острыми камнями. Гваяковое дерево, ипекакуана и слабительные, которыми пользуются особенно охотно при посвящении юношей, приобрели известность благодаря индейским знахарям, которые часто и у европейцев пользуются славой удачного лечения болезней. В установленных религиозных празднествах центром опять является знахарь, окруженный целым хором поющих, пляшущих и часто доводящих себя до конвульсивного состояния мужчин и женщин. Его часто сопровождает молодой человек, который должен повторять каждое из трудно отгадываемых слов. Законченные представители такого жречества искусны и в животном магнетизме, чревовещании и фокусничестве. Без сомнения, они встречают в публике не столько веру, сколько известное настроение. Эпидемическая Виттова пляска и истерика опустошали целые деревни.
Самый ценный дар древнейшего Перу медицине всего мира – хинное дерево
В погребальных обычаях по всей Америке до Огненной Земли замечается известное однообразие – завывание по умершему, вырывание волос, поранение острыми раковинами и камнями, раскрашивание лица по строго установленному способу, погребение в скорченном виде с обвязыванием веревками и разрушением хижины умершего.
Различия в способах погребения ограничиваются немногими типами. В Мексике у чичимеков, отомисов и майясов было в употреблении сжигание трупов, между тем как мицтеки, сапотеки и михесы зарывали их в землю. В Гвайяне рукуйены жгли своих мертвецов, а ойямпии погребали их, согнув ноги, руки и голову, в глубокой яме длиною не более метра. Рядом с хижинами гуарауносов можно видеть тюки, завернутые в пальмовые листья, заключающие в себе труп, на подпорках из крепких, крестообразно воткнутых в землю сучьев. Даже на одном и том же кладбище встречаются различия в положении и погребении трупов. Близ Медисон‑вилля было выкопано более 400 скелетов, погребенных в самых различных положениях, отчасти в ямах, засыпанных золой с неизвестной целью, у многих недоставало черепа или челюсти. В Нью‑Фаундленде труп, завернутый в кору, оставлялся на помосте или зарывался в глубокую могилу. На этом острове, правда, кроме туземных жителей проживали иногда микмаки, а может быть, и эскимосы, поэтому смешение погребальных обычаев могло произойти и в других местах.
Скорченное положение и обертывание трупов в кожи, циновки или кору более распространено, чем их сжигание. Уже Добрицгофер обратил внимание на сходство в данном случае с положением ребенка в утробе матери. Этот способ погребения приписывается и Западной Гренландии; в самой чистой форме мы находим его в перуанских могилах. Там не стеснялись переламыванием костей, чтобы уложить труп в возможно компактном виде. Часто это связывалось с погребением большого количества трупов в фамильных могилах. Погребение сложенных таким образом трупов в урнах встречается на всем протяжении от гуаранисов до Северной Америки. У тукуманов детские трупы погребаются в открытых корзинах. Обвязанные веревками мумии находили в пещерах Бразилии близ Санта‑Анны и у алеутов. Гвайянские рукуйены, сжигающие своих мертвецов, погребали таким образом только знахарей. Для погребения часто пользовались пещерами, имеющими свойство высушивать трупы и предохранять их от разложения. Перуанские мумии с руками, скрещенными напереди, коленями, подогнутыми к подбородку, и выпрямленной головой вкладывались в мешок с морской травою, оболочка которого состояла из цветной хлопчатобумажной ткани, нередко из одежды, даже с рукавами. Благодаря вырезанным местам, заполненным другой тканью, происходит мозаика тканей, которая едва ли бывала в одежде живых. Голова крестообразно обернута пестрым платком, и даже шея нередко прикрыта полосой материи в виде галстука. У винтунов старухи по целым месяцам носят веревку вокруг тела. Как только они испустят последний вздох, труп обвязывается травяными жгутами, шкурами косули и циновками, уподобляясь товарному тюку.
Перуанцы покрывали лица своих мертвецов деревянными масками с глазами из раковин, с черными восковыми шариками в виде зрачков и носом, вырезанным из дерева. Нашитые бумажные нити обозначали рот, внутренняя полость составлялась из тыквы и тростниковых палочек. Близ Арики найдены были многочисленные черепа, в которые были вставлены глаза каракатицы. Волосы на них заменялись окрашенными в черный цвет волокнами агавы или париком, который у богато обряженных трупов был тщательно приготовлен из пряжи, переплетенной с человеческими волосами, образовавшими на средине макушку и заплетенными в косички. Голова, кроме того, часто украшалась перьями попугаев, цветными повязками и т. п. Папчесы в северо‑восточной части Южной Америки и индейцы Чако сшивали высохшие губы бумажными нитями как будто для того, чтобы они оставались замкнутыми навсегда. Алеуты еще несколько сот лет тому назад погребали в пещерах плотно закутанные мумии, снабжая их множеством вещей. Прикрытие лица трупа маской было в употреблении и у них. На острове Нунивак трупы покрывались камнями и кругом раскладывались деревянные маски и предметы обыденного употребления. В перуанских гуаках и в могилах майясов находили маски из спиленных лицевых частей черепа, на которых отчасти сохранилась кожа и был прикреплен деревянный нос, и все это сверху покрыто было известью. Знатным лицам в Верапасе тотчас же после смерти в рот вкладывали камень, в который должна была перейти душа.
Временное погребение связано с воззрением, будто душа некоторое время, прежде чем она уйдет в другой мир, находится вблизи трупа. Гуарауносы напоминают нам малайцев, когда тотчас же после смерти выдалбливают деревянный ствол, чтобы сделать из него гроб. Затем туда кладется труп, завернутый в гамак, отверстие заделывается досками, все щели замазываются глиной женщинами, и гроб ставится на сваях вблизи хижины. У галибисов под трупом ставится большой сосуд, куда стекает жидкость, образующаяся при разложении. У некоторых племен через год после смерти гроб открывают опять и останки вновь оплакиваются, причем песни и возлияние чичи продолжается всю ночь и весь следующий день. Переламывание костей и обвязывание их в пучок первоначально, вероятно, имело целью придать трупу такую форму, чтобы его легко было носить с собою во время передвижения. Чоктасы и другие индейцы, а также и береговые чукчи, или намоллосы, оставляли своих мертвецов на несколько месяцев или на целый год в земле или на подмостках на открытом воздухе, а затем погребали их кости в гробах или в изящно сплетенных циновках. Обычай погребать кости таких мертвецов в общей могиле встречался по преимуществу у гуронов.
Могилы бывают то просторные ямы, то неглубокие отверстия. Нередко, как и в Африке, встречается здесь глубокая могила с боковой нишей. С первого взгляда можно узнать, какому народу принадлежали мумии, находимые в гуаках: аймар сидит в круглом углублении, гуанка лежит на спине в яме глубиною до полутора метров, кечуас помещается в эллипсоидальной могиле не более метра глубиной. Могилы в Эквадоре и Средней Америке держатся, в сущности, того же плана, будучи иногда сходны с ним даже в частностях. В Дарьене могилы, напротив, походят на засыпанные колодцы, отверстие в которых обозначается кругом из камней. Глубина изменяется от 2 до 10, а объем – от 5 до 7 метров. На дне этих гуаков по четырем направлениям ветра выкопаны маленькие ниши, куда складываются кости и положенные с ними вещи. Могилы, если они не выбиты в скале, покрываются глиной, как у калифорнийцев, отсюда могло развиться погребение в урнах. В этих семейных могилах кости отделялись друг от друга каменными плитами, глиняными перегородками или китовыми костями. Бразильские племена покрывали свои могилы кусками коры и обсыпали труп благовонными ягодами и крыльями блестящих насекомых.