Части умерших служили самыми сильными волшебными средствами. Такими талисманами были на Маре пучок волос, ресницы, кости, ногти рук и ног жреца, в Новой Каледонии – ногти на руках, на Тонге – человеческие фигуры из кости, на Самоа – куски тапы, которую носили знаменитые предки. Но наибольшая ценность придается черепу, который самыми различными образами препарировался, сохранялся и служил предметом почитания. Подвергаясь медленному сгоранию в известной смеси волосы, ногти и т. д. какого‑либо человека могут причинить ему болезнь и даже смерть. Если кусочек кости трупа завернуть в листья и с пением некоторых стихов положить на дорогу, то нашедший его подвергается нарывам, сыпям и т. п. Жрецы маорисов убивают врага, вставив в его изображение камень на место сердца. Наряду со жрецами в Новой Зеландии существовали особые колдуны, а на Гавайях – астрологи. Здесь сыновья Гины, полинезийской Селены, были научены ворожбе своею бабушкой. Знанию жрецы придавали высокую цену. Их название «тогунга», буквально «толкователь знаков», в Новой Зеландии применялось к каждому, кто несколько выдавался в чем бы то ни было, например в постройке лодок или приготовлении копий, он считался «ученым». Все тогунги новозеландского племени считали самым ученым тино‑тогунга, высшего, который жил с ариком, или начальником. Там, где не было общественных певцов, как, например, на Маркизских островах, жрецы были также носителями исторического предания. Таков был кагуна на Гавайских островах..
Штевень военной лодки, украшенный резьбой. Новая Зеландия
Общественное положение жрецов в разных группах оказывается различным. С внешней стороны оно отличается татуировкой (у маорисов – волнистыми линиями на лбу) и длинной палкой. Начальники жрецов, арики, составляли вершину общественного строя маорисов. Они не ходили на войну, а предоставляли это начальнику, выбранному из числа их родственников. Они сохраняли силу наложения табу даже и тогда, когда начальническое звание переходило к другому, и гордились происхождением от самой старинной ветви общей родословной племени. Только арики знает священные песни. Место, где он сидел, надо было обходить как табу, прикосновение к его голове вело за собою смерть. На Тонге рядом с главным начальником, наряду с ним, а в известном отношении даже выше его, стояла начальница жрецов, которою была обыкновенно старшая племянница Туи‑Тонги. Вообще постоянное вдохновение приписывалось только жрецам, хотя бы они занимали чисто служебное положение. Судостроители в качестве служителей Тангароа обладали всеми жреческими правами. На Оагу начальник был в одно и то же время жрецом, школьным учителем, рыболовом и изготовителем деревянных чашек. У обитателей Маркизских островов во главе табуированных сословий стоят атуа, богоподобные прорицатели. За ними следуют начальники, власть которых переходит по наследству, «туа», прорицающие в судорогах, которым после смерти приносятся жертвы, как атуа, «тагуны», приносящие жертвы согласно преданию, «оутоу» (моа), или помощники жрецов, приносящих жертвы, «тоа», или военные вожди, и, наконец, «нати кага», изрекающие проклятие. И на Гавайских островах жрец считался выше главного начальника. Часто споры о святости или преимуществах жреца должны были подавать повод к разделениям племен и к переселениям, странствования идолов, унесенных жрецами, составляют интересную часть сказаний о полинезийских переселениях. Чтобы поддержать и еще усилить свое влияние, жрец должен был приносить немалые жертвы. У маорисов тогунги жили в безбрачном состоянии, но высший жрец племени должен был жениться, чтобы иметь наследников своего звания. Посвященные тауиры должны были поститься и жили в стороне от народа, так же как и жрец, вокруг храма.
Яп, Нукуор и другие микронезийские острова имеют особого начальника жрецов и таких жрецов, которые отличаются от колдунов. Путем обмана слывут оракулами невидимые калиты, за которыми скрываются жрецы. Во многих округах им посвящены дома и при каждом доме – женщина. Многие приобретают большое влияние вследствие общения со священными животными. В конце концов система табу и здесь создает ограничения, посредством которых жрецы получают открытый доступ во все сферы жизни. У мелких племен старейший принимает на себя заведование религиозными обрядами. В более обширных обществах рядом с ним мы видим жреца, врача, заклинателя погоды и колдуна. Он должен обладать способностью впадать в экстаз. Традиция сохраняется во всем: жрец в своих заклинаниях прежде всего просит вдохновения у собственных предков. Кто имеет предков, в которых верят и другие, тот имеет двойную возможность сделаться жрецом.
Жрецы предсказывают по состоянию неба, по лаю собак, пению петухов и т. д. или по собственным волшебным орудиям. Об исходе войны маориский жрец судит следующим способом: он втыкает заостренные палки по числу дружественных и враждебных племен в песчаный холм и бросает в них пучком связанных веревок. Предвещание считается благоприятным, если палки лягут вверх. Перед каждым предприятием маорис произносит волшебные заговоры. Песни его всегда обладают ритмом и разделены на стихи, чтобы легче могли переходить от поколения к поколению. Другие песни имеют очистительное значение. В «мате», или видении, отражается будущее. Лица, кажущиеся ночью, объясняются как посещение душою страны призраков, поэтому сны имеют значение для постановления решений племени. На Гавайских островах жрец при прорицании вырубал каменным топором знаки грома и молнии, призывая на помощь бога неба.
Посвящение жреца совершается с большими церемониями. В Новой Зеландии, где было нечто вроде школы жрецов, кандидат становился под навес из ветвей, причем одной ногой он стоял в воде, а другой – на земле. Тайная наука жрецов сообщалась ученикам с помощью «Главы источников». Это учение требовало чрезвычайной тщательности во всем своем применении: одно неверное слово при заклинаниях могло испортить все, даже убить самого жреца. Община и племя гордились как своим божеством, так и своими испытанными жрецами.
В небольшом обществе жрец является в то же время и врачом. Но там, где собраны более значительные массы, например на Гавайских островах, на Тонге и в Новой Зеландии, существует особый род жрецов, занимающихся по преимуществу врачеванием. Главное дело здесь заключается в том, чтобы узнать что‑либо от божества о болезни пациента. При заклинаниях жрец, сидя около больного, обращается с вопросами к божеству и получает ответы пронзительным голосом. Болезни, которые не могут быть излечены жрецом, считаются полученными от «предков». Задача жреца в отправлении правосудия состоит в том, чтобы тайными средствами открыть преступника. Они высматривают его в воде и, если не видят там, добывают огонь трением и насылают на него проклятия. Точно так же с помощью волшебного искусства стараются открыть виновников загадочных смертных случаев. Суд божий находится по большей части в руках жрецов. На Гавайских островах подозреваемый должен был держать руки над водою, и та не должна была дрожать в сосуде, пока жрец глядел на него.
Пляски и песни имеют необходимое участие в религиозных церемониях, в особенности в празднестве при собирании плодов хлебного дерева. При этом или употребляются танцевальные палки, или дело заключается только в согласном движении рук и ног. Земпер слышал о сладострастных танцах палауских женщин, исполняемых в лунные ночи в честь какого‑то женского божества, но не мог добиться никаких объяснений по поводу их. Пляски в честь счастливых добывателей голов исполняются вместе с песнями, сочиненными девушками. При этом обычай требует раскрашивания красной краской всей верхней части тела и ног. Но значительная часть почитания божеств заключается в безмолвии. Богов, у которых нет храмов, не следует беспокоить ни шумной ходьбой, ни криками. Когда Ронгале спускается на остров Фаис, нельзя ни говорить громко, ни шуметь. Жители приближаются к лесу лишь в праздничной одежде и с соблюдением тишины.
Мы там много встречаем священных мест. Их не надо воображать себе всегда в виде зданий: при общем одушевлении мира вся природа является храмом. Места могут быть священными только вследствие пребывания в них духов. В более простых условиях дом жреца, где огонь никогда не угасал, был местом священнодействий. Каждая могила сама по себе священна. Со всеми этими местами было связано право убежища. Распространенный здесь культ душ создавал места поклонения, к которым со временем могло примыкать и служение другим духам. Мест, предназначенных исключительно для поклонения богам, вообще было более в восточных островных группах. Первоначально, впрочем, они были простыми местами погребения. Так как со смертью каждого знатного лица не всегда связывалось создание нового места погребения и оно погребалось уже в освященном месте погребения предков, то связанное с последним священное значение понемногу возрастало. Большие восьмиугольные каменные постройки с лестницами, предназначавшиеся только для самых знатных, встречались редко и в позднейшие времена, по‑видимому, совершенно вышли из употребления. Обыкновенно воздвигались прямоугольные земляные холмы от 3 до 12 метров высоты, окруженные внизу невысоким валом. На верхней площадке, которая часто вымащивалась, ставились один или несколько изящных домиков, пол которых тщательно выкладывался мелкими кремнями, покрывавшими могилу. На более длинной стороне две или три широких ступени приводили к площадке, окруженной с трех остальных сторон стенами или изгородями. Там стояли алтари, похожие на высокие помосты, идолы, из которых иные прикреплены были к стенам, отдельные хижины для жрецов и даже священные деревья. Изображения главных богов не всегда находились в храмах. Только в торжественных случаях особыми священными носильщиками, которые не должны были заниматься никаким другим делом, они переносились из дома жреца в храм. И в Микронезии местами поклонения (марайе, амалау) служили огороженные места с деревянными и каменными постройками, часто связывавшиеся с могилами. Роль таких «мавзолеев» во внутренней части Ротумы играли дольменообразные каменные строения, прежние могилы, имевшие у Металанимме на Понапе восьмиугольную форму, вставленные по три друг в друга, с углублением в виде погреба, наполненного костями, и подобные же постройки на Уалане. Другие священные возвышения из камней представляют небольшую ступенчатую пирамиду, вершина которой увенчана вертикально стоящим камнем. Калиты на Палауских островах живут в восьмиугольных деревянных хижинах, внутри которых из досок сделана перегородка. С внешней стороны ее живет жрец, чрез посредство которого духи говорят с людьми. Точно то же самое мы видим и на Фиджи. Но и здесь старое уничтожается новым. Уже Земпер видел калитов живущими в простых хижинах. И у меланезийцев священными местами считаются могилы, места, где хранятся черепа и другие останки предков, и особенно охотно посещаемые духами уединенные места в лесах, на морском берегу, на горных вершинах и в пещерах. Рядом с храмами могут быть поставлены общинные дома. На Соломоновых островах они назывались «священными» домами. Название «чертовых домов», без сомнения, придумано было европейцами. Но они, впрочем, никогда не служили исключительно религиозным целям.
Глубокое влияние на жизнь этих народов оказывал факт, что они своих богов не изображали в настоящем смысле, но чаще представляли их себе временно пребывающими в произвольно избранных предметах. Но такие фетиши не были безусловно необходимыми для сношения с божествами. Немая молитва шепчущими губами у них, как и у нас, возносилась к небу. Употребительные обороты речи на Гавайских островах противополагали обращение к невидимым существам поклонению идолам. Идолы почитались только тогда, когда в них вселялся бог (акуа), к этому были направлены молитвы и жертвы жрецов. Выбор предметов был произвольным – плетеные вещи, куски дерева, но лишь священного дерева. К ним ближе всего стояли камни. Обрубки дерева, грубо обделанные, с трудно распознаваемым человеческим лицом и иногда с половыми органами преувеличенных размеров, обделанные в том же роде куски камня и даже внушительные статуи, как, например, на острове Пасхи, или исполинские каменные фигуры подходят ближе всего к нашему понятию об идолах. Но они часто пользовались меньшим почитанием, чем совершенно произвольные предметы, вроде куска дерева, обвитого бечевками, или ветки банана, обмотанной кокосовыми волокнами. В каждой резной фигуре нельзя видеть идола, так как резьба производилась и ради удовольствия и искусства мастера. В каменных идолах мы скорее можем предположить остатки культа, находившегося в тесном соотношении с мифологическими и историческими представлениями, чем в бесформенных и деревянных обрубках. На западе эти изображения стояли, очевидно, ближе к своим источникам. Когда папуас умирает, сын вырезывает его изображение, ставит его в своем жилище и обращается к нему в важных случаях жизни. Когда умирает этот последний, сын его изготовляет такого же идола и, быть может, бросает ненужное ему теперь изображение деда. Из Нового Лауенбурга нам известны двойные идолы, которые считались изображением супружеской четы предков. Из этих образов душ при схематическом изображении могут возникать идолы. Идолы в Доре в Новой Гвинее, в 15‑20 сантиметров высоты, представляют бесполое существо, руки которого опираются на изукрашенные перила. Этот процесс развития переносит изображение предков из дома в общественное место. На Соломоновых островах такие грубые изваяния подпирают кровлю дома собраний.
В изготовлении знаменитых идолов из перьев Гавайских островов вначале лежала, без сомнения, мысль о мифологических птицах, например о священных «алаэ». На Тонге символом покровительствующего бога племени была сложенная циновка с красными перьями. В Новой Зеландии разбрасывались по земле красные перья, чтоб вызвать плодородие.
Идолы ставятся также на тех местах, где от них ожидают непосредственной помощи. На Гавайских островах ставили вдоль дороги камни, обмотанные травою, в качестве местных божеств, а на горных дорогах приносились жертвы перед нависшими камнями, чтобы они не обрушились. К этому классу относится также след ноги божества на камне, к чему сказание возвращалось еще и в сравнительно недавнее время. Так, один начальник Новой Зеландии оставил близ Таупы след ноги на скале, а следы ног начальника, убитого в войне с Камеамеа, показывались еще Бирггему. Сень храма повсюду, где были более развитые социальные условия, была общепризнанным убежищем. И здесь храм и могила совпадают между собою. На Гавайских островах убежище давала близость могилы королей, точно так же на Тонге места погребения начальников были священным местом. В том и другом месте давать это право охраны перешло на жрецов: на Ранаи место, считавшееся убежищем, шло поперек всего острова, жрецы предоставляли его бегущим, скрещивая свои палки перед преследователем.
Там, где души предков стояли в культе на первом месте, им посвящались жертвы и молитвы. Там, где их место занимали духи, и те и другие направлялись к последним. Но молитвы уже сами по себе считались жертвою. Это были формулы, часто давно уже непонятные, но все‑таки переходившие по наследству и сообщавшиеся незнающим людям за известное вознаграждение. Молитвенные песнопения, тщательно составленные и иногда довольно длинные, отличались от коротких обращений, внушаемых иногда минутою. Они считались приятными богам и даже заменяли жертву. Физон отмечает в фиджийских молитвах, что в них просьбы об удовлетворении собственных нужд сопоставлялись обыкновенно с просьбами о причинении вреда врагу.
В погребальных обычаях преобладает основная идея священного характера трупа вследствие близости души. Но это имело значение лишь для родственников, чужие люди не боялись осквернять трупы. Связь с душою, взятой богами, всего легче замечается по близости трупа. Поэтому жрецы в Новой Зеландии пели над трупом, чтобы душа поднялась, по крайней мере, до восьмого неба. В предположении, что душа, призываемая молитвой или колдовством, не может оставить тело без вынуждения, жрец осторожно махалкой водит по трупу и отряхивает ее. Посещения душами живых легко могли быть отклонены надеванием маски, которая должна была отрезывать обратный путь. Души, которые не соединились с богами и не могли быть умилостивлены жертвами, бродили по ночам вокруг домов, как привидения. Блуждающие души можно слышать в шуме листьев или в плеске волн или видеть при лунном свете в виде белых призраков. Душу умершего вдали от родины старались привлечь на разостланный белый платок и считали цель достигнутой, если на призыв являлся кузнечик или муравей. Преклонный возраст уважался только потому, что все хотели заблаговременно установить доброе согласие с душой, готовой умереть. Более глубокий смысл распространенного обычая – отправлять вместе с умершим в вечность его жен и слуг – заключается в желании дать провожатых душе умершего или, по крайней мере, послать другую душу, охраняющую ее, если бы она нуждалась в помощи. Поэтому для руководства детскими душами подвергались удушению мать, бабка или тетка. Надо было подумать и о подкреплении в борьбе, которую предстояло вытерпеть по дороге в Аид. После целого ряда дней, когда уже допускается, что душа трупа превратилась в духа, начинается плач по умершему, имеющий целью склонить духа вступить на путь в загробный мир, быть может нежеланный для него. При существовании веры в возможность периодического возвращения этот шум повторяется от времени до времени.
В самых способах погребения существуют большие различия. На западе труп держат, сколько возможно, поблизости и сохраняют, по крайней мере, некоторые части его, в особенности череп, а еще чаще нижнюю челюсть в препарированной форме. На берегу Маклая в Новой Гвинее трупы обыкновенно высушиваются в хижине у огня. На других островах их подвешивают между ветвями деревьев в циновках, пока мягкие части разложатся, а затем симметрически укладывают скелеты в скалистых пещерах на морском берегу. Трупы детей подвешиваются просто в корзине под крышею хижин. На Фиджи употребительны погребения в хижинах. У мотусов в порте Морезби знаком печали считался трехдневный барабанный бой. После этих трех дней перед домом выкапывалась могила, мертвый укладывался в нее, завернутый в циновку, а над могилой ставилась маленькая хижина. Через некоторое время могила раскапывалась, труп вынимался и натирался на локтях и коленях красной глиной. Затем он опять погребался, и могильный домик постепенно разносился по частям, так что от могилы не оставалось никакого следа. Все эти обряды сопровождались пиршествами.
На Тонге трупы знатных омывались, украшались, натирались маслом и охранялись женщинами. При настоящем погребении родственники, одетые в изорванные циновки и украшенные вениками из листьев дерева ифи, переносили труп в дом умершего и закапывали его там в одежде, чаще в ящике или маленьком челноке, укладывая вместе с ним самое дорогое имущество его. Затем все с громким пением отправлялись на морской берег, плели корзинки из кокосовых листьев и наполняли их белым песком, которым засыпали верхнюю часть могилы. Далее в течение 20 дней мужчины жили в легких хижинах у траурного дома, а женщины внутри его, занимаясь священнодействиями. На 20‑й день все опять отправлялись на берег, приносили в только что сплетенных корзинах мелкий белый и черный кремень и выкладывали им пол могильного дома. На Таити тело после удаления внутренностей и наполнения брюшной полости тканями, напитанными эфирным маслом, сохранялось до полного разложения, затем кости погребались, а черепа передавались в семью. На Маркизских островах самые знатные лица погребались в марай, сидя, с поднятыми коленями, с головою, зажатой между ними, и руками, спрятанными под них. Здесь совершались и похоронные пиршества, к которым приглашения передавались разукрашенными гонцами.
Между значением, придаваемым душе умершего, и способами погребения существует непосредственная связь. Простой народ, по‑видимому, мало церемонился со своими умершими. В Гавайи обыкновенно люди хоронили мертвых сидящими на корточках, завернув их в ткань, в пещерах или в земле, часто и в своем доме. Кушанья ставились рядом с ними. В Новой Зеландии рабы просто зарывались, а иногда выбрасывались собакам или бросались в море. В некоторых странах существовал, по‑видимому, обычай сжигать их. В Мангайе обычай требовал бросать мертвых, обернутых в белые материи, в глубокие пещеры: знатных – в одну, а простых людей – в другую, так как и вход в подземный мир был для них не один и тот же. Но в высших классах трупы, по большей части, превращались в мумии и выставлялись в храме или в доме для мертвых. С этой целью внутренности удалялись. На Гавайи мясо тщательно очищалось с костей и сжигалось, а кости частью складывались в семейном святилище, и там им воздавалось поклонение, или же разделялись между друзьями умершего. Нечто вроде бальзамирования существовало и у гавайцев, и даже в Новой Зеландии, где погребение представляло большое сходство с погребением таитян. Могилами там часто служили свои дома, где останки умерших стояли в ящиках. В других местах их хоронили в земле, а трупы детей вешали в ящиках между ветвями дерева. При этом неизбежными были «кегуи» – что значит «запрещенный» и переходит в значение табу – вымазанные красной краской деревянные столбы с вырезанными лицами, которые, точно стражи, стояли крутом.
Ходуля с Маркизских островов. (Бег на ходулях был одним из видов упражнений в церемониальных военных играх)
Только на некоторых мелких внешних островах мы замечаем отступления от этих обрядов. На островах Гамбье мумии кладутся, обернутые циновками и тканями и связанные веревками, в горных пещерах. На Фалефе мумии начальников хранились в хижине, на двойной лодке или в пещере. На Мульграве мертвые клались на камни, покрытые кокосовыми листьями, и относились для погребения в семейную пещеру. В отдельных случаях погребения в лодке, пускаемой по морю, заключается, очевидно, видоизменение обычая – предоставлять душе челнок для путешествия в загробный мир.
На Джильбертовых островах вдова спит около трупа умершего мужа под той же циновкой, пока у него не отпадет голова, которую потом в виде очищенного черепа она постоянно носит с собою, так же как и череп любимого ребенка. Этот культ черепа в Микронезии встречается и в других местах. На Япе мертвые никогда не погребаются вблизи моря, а жители гор погребаются не иначе как на горных вершинах. Вполне возмужалые люди погребаются сидя, с согнутыми коленями, а дети и юноши – в лежачем положении. Замечательное сочетание погребения в земле и в море находим мы на Кузайе, где кости выкапываются из земли и, связанные вместе, опускаются в море.
Там, где употребительны погребения, череп часто отделяется от трупа. Благодаря этому обстоятельству А. Б. Мейер выменивал много человеческих черепов, так как папуасы не решались, после того как были исчерпаны запасы голов убитых врагов, расхищать могилы своего племени. Но они все‑таки не хотели отдавать нижнюю челюсть. Поэтому почитание останков трупа небезгранично. Впрочем, папуасы в Западной Новой Гвинее всегда избегали касаться черепов рукою.
Значительные различия встречаются и в более тесных границах других архипелагов. На некоторых островах Соломоновой группы труп бросается в море, чтобы он мог приплыть в прекрасную страну на западе. На Анайтеуме погребаются только трупы высших начальников. Перед бросанием в море на женские трупы надеваются пояса, а лица мужских трупов раскрашиваются. На других островах тела, завернутые в циновки, переносят на мангровые насаждения, оставляют их здесь на воздухе, пока голова не будет легко отставать от туловища, препарируют ее и все остальное хоронят на общем погребальном месте. На Сан‑Кристовале и в других местах мертвых кладут на высокий помост и вырывают под ними яму для отпадающих частей тела. Череп и кости ручных пальцев уносятся как семейное наследие, и над ямой строится хижина или пирамидальная подставка, покрытая листьями. Могилы детей усыпают цветами.
На Танне труп хранится в ладьеобразном гробе, а в Новой Каледонии в могилу втыкаются весла и копья. Здесь вместе с трупом кладутся украшения. Если не целый череп, то нижняя челюсть хранится как священный предмет. И то же самое видим мы в Новом Мекленбурге, Новом Лауенбурге и на Ватэ. На Ватэ деревья вблизи могил надрезываются особенным образом.
Внешние выражения печали остающихся доходят до нанесения себе ран и увечий. Когда на Тонге умирала мать короля, начальники, происходившие от нее, обжигали себе виски, но когда умирал верховный жрец, все отрезывали себе сустав мизинца. Таитянки еще на свадьбе вставляли зубы акулы в деревянную рукоятку, чтобы этим наносить себе раны во время траура по мужу. Тогда вместе с друзьями они призывали душу умершего. На Таити тот, кто должен был грустить больше всех, носил одежду, сделанную из рубашки умершего, а другие ходили в разорванном и запачканном платье. Друзья, жившие по соседству, являясь на поминки, вступали с домашними умершего в мнимое состязание в выполнении общих причитаний. То же самое происходило и на Мангайе, где все друзья умершего ходили по острову в странных одеждах, чтобы одолеть духов других округов.
Обычай погребения живых весьма распространен. Как способ умерщвления детей, он употребляется в обширной мере. Но старые и больные требуют сами, чтобы их хоронили. У новорожденных над могилою разводится огонь, чтобы душа могла задохнуться. Когда на Ватэ хоронят живыми старых людей, им привязывают к одной руке свинью, которая затем съедается на пиршестве и сопровождает душу в загробный мир. На островах Фиджи вместе с тем употребляется и удушение, и веревка считается там большим благодеянием в сравнении с палицей. Когда на Соломоновых островах умирает начальник, его жен душат сонными. Для них и для памяти умершего считалось бы постыдным, если бы они вышли за мужчин высших сословий. Часто так кончают жены и ближайшие родственницы у простых людей. И после смерти человек должен быть окружен теми, кто его любит. На Анайтеуме женщины носят на шее роковую веревку уже с самой свадьбы.
