Связь творческой деятельности с солнцем и луной, столь ясная в Полинезии, в Микронезии становится уже совершенно легендарной. На Палауских островах рассказывают, что муж и жена, недовольные своим пребыванием на Палау, отправились к камню в Эймилейке, откуда они происходили, и стали звать к себе луну. Когда она приблизилась, они встали на затылок змеи и добрались до луны, где их можно видеть и теперь. Столь же отчужденными являются и другие представления о солнце и луне. Луну, когда она в ущербе, колдуны едят в тесте, и солнце светит ночью в другой стране. На Палау четыре человека, увидев, что солнце зашло, поспешно сели в лодку. Они добрались до него, когда оно было около дерева Денге, и солнце спросило, чего они хотят… Люди эти сказали, что они пришли посетить его, и тогда им было приказано пустить лодку на воду, даже потопить ее. Островитяне сделали это и очутились в незнакомой стране в хорошо построенном доме, где солнце угощало их. Кушанья, приносившиеся на блюдах, были донельзя малы, но от еды они не убавлялись. Наконец, люди приготовились к отъезду, но так как лодку их угнало, то солнце взяло толстый бамбуковый ствол, которого еще не знали на Палау, и посадило их туда. Солнце приказало стволу плыть в Нгаргинкль. Люди благополучно прибыли туда и сделались четырьмя главными начальниками. Но бамбуковый ствол поплыл к Нгарекобазангу. Там стоят теперь бамбуковые леса, которых нет на Пелелиу. Но в воспоминание их подвига людям Нгаркинкля позволено брать оттуда бамбук.
Происхождение творца из камня или земли составляет начало фиджийской и новогебридской космогонии. Жрецы Денге указывают скалу, поднимающуюся из реки у подножия горных высот, на которых живет бог: эта скала – его отец. Объяснение заключается в соединении отца (неба) с матерью (землей). Так, у жителей Банксовых островов высший бог Куат исходит из камня, который был его матерью, и создает с помощью своего товарища Маравы остальной мир. Марава во всех бедствиях призывается вместе с Куатом, и в нем нетрудно узнать Мауи новозеландцев и гавайцев, подавшего повод к стольким легендам. Предназначенный к уничтожению Куат получил возможность взобраться на мускатное дерево. Едва достиг он вершины его, как между враждующими братьями дерево стало расти выше и выше и стало так толсто, что Куат не мог уже спуститься по нему. Но Марава, видя беду друга, бросил нитку или волос с головы на землю. В этом мы видим солнце, а небесное дерево – то же самое, на вершине которого в другом сказании целая группа таргаров спаслась от ярости враждебного духа.
Острова, которые часто бывают местом вулканических извержений и землетрясений, должны быть особенно богаты мифами, изображающими силу огня, заключенного в недрах земли. Этой силе приписывали на Маркизских островах животворное влияние и соответственно тому почитали Мауи как творца мира. После того как Нукугива была поднята божественной силой из подземного мира, одна женщина произвела на свет море вместе с зачатками животных и растений, между тем как люди и рыбы, заключенные в пещерах, были вулканическими извержениями выброшены наверх. Слияние подземного и надземного огня в одного бога – землетрясения, огня и солнца, напрашивается само собой на такой высокой теогонической ступени. Многообразное подвижное существо огня и тепла открывает фантазии неизмеримое поприще. Гавайский Прометей, Мауи, принесший огонь с солнца, на Самоа в то же время – бог землетрясения, на Райатее – творец солнца, а на Маркизских островах – всего живущего. Таким образом, является основание для его высокого положения из того разделения, какое устанавливают маорисы между Ру, богом землетрясения или вулканического огня, и богом огня Мауикой, который находится во всем живом: Мауи является здесь носителем огня и воодушевителем. Вокруг него сплетается ткань сказаний прометео‑титанического характера. Слово «мауи» означает – сломанный, разбитый. У Мауи, когда он нес огонь, богом землетрясения Тати была ушиблена или вывихнута рука. Это повторяется в различных видоизменениях. Его братья, в которых он повторяется в различных видах, являются в двоякой форме – как полубоги и как жители земли. Но доставление огня доставалось всегда предпочтительно прославляющимся в сказаниях подвигом Мауи. Получив огонь с помощью птицы с красными перьями, он закончил свой прометеевский жизненный путь после того, как, поссорившись благодаря вмешательству злых духов со своим отцом Канэ, победил его и его брата Каналоа в решении загадок, напал на них и еще, кроме того, подчинил своей власти целое полчище духов. Канэ и Каналоа из храма улетели ввысь. Мауи хотел последовать за ними, но неожиданно был поражен брошенным копьем в грудь. Вследствие того он утратил свою сверхъестественную силу и вскоре захирел от болезни, как смертный человек.
Какая смесь общих всему миру идей и образов! В ином виде Мауи на островах Товарищества приводится в соприкосновение с солнцем, где он в качестве жреца, желающего закончить божественную службу, прикрепляет уходящее солнце за его лучи. На Гавайи он вернул солнце, убежавшее на Таити, и перебил ему одну ногу, чтобы оно ходило медленнее и высушивало белье его матери. И наконец, мы находим его божеством, родственным Прозерпине, возвращение которого из подземного мира ежегодно испрашивается во время праздника жатвы на Нукутиве. Повсюду огонь приносится на землю против воли богов. Бог, изгнанный с неба, достает его на острове Улеа с помощью угроз от старой женщины Мафуикэ и приносит его на Факаафо, где до тех пор все ели сырым. С того времени огонь, посвященный богу дня, зажигается там только при рыбной ловле или по окончании ночи. О добывании огня трением двух кусков дерева напоминают сказания на Токелау и Палау.
В этот ряд великих богов Полинезии вступает и Тане, или Канэ, находящийся в близком родстве с Ронго, Ранги, или Ру, небом или носителем неба. После разлучения неба и земли Тане украсил небо звездами и превратил на земле изувеченных детей в деревья. Он является, таким образом, помощником и завершителем творения. По другому сказанию, он создает первого человека или его предшественников.
Еще более существенным действием разрешает он в сказаниях маорисов важную задачу разлучения его родителей, Ранги, неба, и Папы, земли, и поднятия неба. Когда он затем взошел на небо, чтобы найти себе жену, он узнал, что там есть только одна женщина, но получил от своего отца Ранги совет – вернуться к матери. Там он создал из своего ребра себе жену, Гине, и произвел с нею дочь. Узнав в Тане своего отца, она убежала со стыдом к своему брату и превратилась назло Тане в прародительницу Гиненуитепэ (ночь), между тем как Тане остался на земле. Пока Тане всюду искал свою дочь, он встретил Регуа, своего брата, всеоживляющий огонь в верхнем, десятом небе. Этим посещением оживляющего огня Тане примыкает к Прометею‑титану Мауи, так как он в то же время искал воду жизни для охраны от Меру и считался отцом птиц. То и другое сближает его с Тангароа. Регуа был на Таити настоящим звездным богом, звездой начала года, породившей близнецов и плеяд и признававшейся божеством года. Утренняя звезда считается сыном неба и руководителем мореплавателей, а вечерняя звезда – сыном солнца. В падающих звездах видят атуа. Близнецы называются сыновьями людей, которые спаслись на небо, боясь того, что их разлучат.
Церемониальный нож, украшенный акульими зубами, предназначенный для разделки человеческого мяса. Новая Зеландия
Тесно связаны с прихотливым мифологическим строем идей, образуя в то же время самобытный мир, полинезийские представления о загробном мире, являясь несколько облагороженным отражением земной жизни, но более близким к последней, чем к миру богов. Только бог подземного мира почитается наравне с последними – Икулео, или Гикулео, младший брат Мауи, властитель Болоту, неба благороднорожденных, бог и руководитель их душ. Рядом с его небесным дворцом бьет источник жизненной воды, возвращающий к жизни души умерших вождей, оживляющий мертвых, исцеляющий больных. Или же он пребывает в пещере в Болоту, из которой может выходить не далее длины своего хвоста, сросшегося с землею, и где он живет в роскоши с женою и детьми, заставляя служить себе души начальников. Так как жажда душ составляет одно из его главных свойств и в то же самое время подданные его царства ушли под предводительством сыновей Тангароа, то он старался вернуть их из Тонги, призывая к себе души главных начальников. Он более всего обращал внимание на первенцев самого знатного происхождения. Однажды наступила между ними такая смертность, что Мауи на земле, а Тангароа на небе должны были сковать Гикулео. Под именем Сиулео он выступает на Самоа во главе воинов, которых он ведет к победе, когда благосклонно принимает их жертвы. В виде Милу и Вакеа, двух однородных половин того же образа, мы встречаем его на Гавайях. Сказания, относящиеся здесь к нему и к его призрачным спутникам, представляют нам материал для представлений полинезийцев об аде и рае. Подземное царство Милу будет продолжаться без конца и было уже с самого начала. Известия о нем приносились мнимоумершими. Оно представляет плодородную равнину, даже несколько светлую, все растет там само собою. На дворе дворца Милу происходят всевозможные увеселения. Милу выбирает для себя самых красивых из прибывающих туда женщин, которые с этого времени становятся табу для всех других акуа. Другим властителем подземного мира является Вакеа, царство которого было основано позднее царства Милу. На оба эти царства наложено табу: из одного из них нельзя попасть в другое. Вакеа царствовал на земле, прежде чем сделался богом. И Милу был человеком, но менее добрым, поэтому Вакеа царствует над высшими, а Милу – над низшими душами. Души умерших несутся по направлению заходящего солнца к островам Кане и там прыгают со скалы в море или скрываются в отверстие на земле. На Оагу такое место показывается вблизи западного мыса, что наводит на воспоминание о таком же положении священного места на Палау. Но души не могут тотчас же попасть в загробный мир, а некоторое время бродят у его пределов и могут, если они окажутся только обмершими, вернуться в верхний мир. Отсюда исходит страх пред недавно умершей душой, так как ее полутелесное явление может напутать до безумия. В царстве Милу души развлекаются шумными играми, в царстве Вакеа господствует торжественный покой. Место для мучения злых, которое в качестве мрака продолжительной смерти и темного углубленного места указывается на обратной стороне неба, где привешены звезды, могло быть занесено сюда из чуждого круга идей.
На Гавайских островах, вызванный величественными вулканическими извержениями, образовался целый крут сказаний о подземной огненной богине Пеле, примыкающих к сказаниям об Аиде. Менее проницательные наблюдатели приписывали ей, как самому могущественному из божеств, не только вулканический огонь, но и гавайский потоп. Когда Пеле предприняла путешествие на Гавайские острова, которые были в то время огненной пустыней, с нынешними горами, но без пресной воды и даже без моря, родители дали ей с собой море, чтобы оно могло нести ее челноки. Когда она пристала к Гавайи, волны поднялись до такой высоты, что были видны лишь самые высокие вершины горных исполинов. Но вскоре после того море опустилось опять и достигло своего нынешнего уровня. Пеле со своими старшими братьями и сестрами, властителем пара, молнией, громовым человеком, насылателем огня, разрушительницей лодок с огненными глазами, раздробительницей неба и т. д. удалилась в огнедышащие горы. В шуме потоков лавы канаки слышат их голоса. Пеле часто меняла свои местопребывания; изгнанная морским богом Моаной, она живет теперь в Килауэе, единственном действующем вулкане этой группы. И после обращения островитян в христианство кратер Килауэа еще долгое время оставался под строгим табу. До новейшего времени чужеземцы замечали, что их туземные проводники бросали с непокрытыми головами в огненное озеро маленькие жертвы вроде стеклянных бус, кораллов, раковин и пр. с приветствием: «Алоа, Пеле». Воспоминанием о некогда могущественной богине служат волосообразные стеклянные нити (волосы Пеле), встречающиеся в кратере Килауэа.
Фантазия меланезийцев не поднималась до таких величественных украшений области душ, но дорогу туда она обставляла многими и разнообразными препятствиями. Название Мбулу у фиджийцев напоминает тонганское Болоту. Точно так же гавайская игра в мяч повторяется в Новой Каледонии в виде игры душ померанцами на морском дне. По дороге в Аид прежде всего встречается город, и тени проходят через все его дома, ввиду чего все ворота открываются в одном направлении. Затем они должны пройти мимо исполина, который старается в них попасть большим каменным топором. Раненные им вынуждены вечно бродить в горах в виде духов, а спасшиеся от него получают после своего освобождения разрешение от Нденгеи наслаждаться запахом человеческих жертв. Самую худшую участь терпят души безбрачных. Их подстерегает Нанга‑Нанга, и, как только схватит одну из них, он поднимает ее обеими руками и бросает на скалу так, что она разбивается пополам. Поэтому у фиджийских племен было в обычае удушение вдов, так как бог мужские души, приходящие без жен, считает за холостяков. Если жена умрет раньше мужа, то вдовец кладет свою отрезанную бороду в левую подмышечную впадину трупа как доказательство того, что умершая была замужем. Дух, насильственно препятствующий вступлению в подземное царство, известен и в Меланезии. Салатау старается ударить входящих в Аид обитателей острова Вате палицей по голове. Это тот же дух, который на Фиджи в виде Самуйяля, или Саму, или же Равойяля, подстерегает души, чтобы вместе со своими братьями съесть их. Души простых людей погибают, а души знатных входят в Мбулу. Они идут на вершину горы и находят там сидящих в пропасти отца и сына с веслом в руке. Если они о чем‑нибудь спросят у них, то их сбрасывают и они должны плыть в загробный мир по морю. Могут показаться странными этот отец и сын с веслом в руке, когда душам приходится плыть. Но мы должны помнить значение перевозчиков душ, хотя это не относится к Фиджи, где места, куда пристают души, лежат к северо‑западу и где воображают, что слышат вместе с западным ветром из Галонгало шум этого плаванья. После смерти своего короля трое самых старых из мужчин племени идут с платками в руках на берег реки, чтобы найти провожатых для души. Они там громко зовут перевозчика и ждут, пока к берегу не подойдет более крупная волна, служащая признаком невидимой лодки. Тогда они отворачиваются и кричат: «Входи, господин!» Затем уходят оттуда как можно поспешнее, потому что глаз живого человека не должен видеть, как душа входит в лодку. Самый труп погребается по обыкновению.
Души, не попавшие в загробный мир, погибают или возвращаются назад и затем, подобно душам, раненным в борьбе душ, беспокойно блуждают по земле. Подобная же участь подготовляется тем, которые бросают китовым зубом, положенным в гроб, в дерево Такивелайява и не попадают в него, а по фиджийским сказаниям – для нетатуированных женщин и скупых. Этот исполненный опасностями путь душ разделяется остановками, на которых еще раз умирает каждая из душ. Скупцы, убийцы и другие грешники, по верованию жителей Соломоновых островов, подвергаются очищению таким образом, что превращаются в отвратительных пресмыкающихся – змей, жаб и т. д. Сходные с этими следы неясных представлений о награде и наказании в вечной жизни можно встретить повсюду. Но нельзя считать первичным представление фиджийцев о том, что души должны появляться перед судом Денге.
Обыкновенно души спускаются вместе с солнцем в океан и на следующий день, при его восходе, достигают другого мира. Поэтому островные мысы, откуда души прыгают в темноту, лежат на западе.
Там, где, как у фиджийцев, у каждого человека и у каждой вещи различают две души – тень и отражение, только темная душа уходит в подземный мир, а душа, похожая на отражение, остается у могилы. Этим объясняется появление душ во сне. Другое представление ставит для душ цель даже и в загробном мире, так как за высшей ступенью жизни в Мбулу следует уничтожение. Но это уничтожение олицетворяется и в другом предании принимает характер начальника душ в Мбулу, который при этом, вероятно, является божеством, поедающим души. Другие, однако, заставляют души оставаться на своем месте, пока земля не будет разрушена и обновлена огнем.
В главных чертах меланезийское учение о духах и богах напоминает полинезийское. Мы не заходим слишком далеко, утверждая, что основа ткани меланезийской мифологии состоит из полинезийских нитей; своеобразные нити только вплетены туда и чаще всего выступают вследствие ослабления прежних нитей и красок. При разнообразии божеств в области Полинезии, Меланезии и Австралии не имеет большого значения, кто стоит во главе их. На каждом острове меняется имя и достоинство властителя богов. Только в рассказах о сотворении мира и подземном царстве мы замечаем больше устойчивости. На Фиджи главою всех богов и людей считается Денге, Тенгеи или Нденгеи. Денги вначале обладал свободою движения, но в качестве змеи прирос к земле своим свернувшимся хвостом. Этим он сходен с тонганским властелином местопребывания душ и Диануей, богом душ в Новой Каледонии. С того времени он стал богом землетрясений, бурь и времен года. Говорят, что, как только Денге шевелится, выпадают плодотворные дожди, на деревьях появляются ценные плоды и поля яма дают превосходную жатву. Но Денге в то же время – бог гнева, проявляющий себя в ужасающем виде. Он наказывает свой народ то уничтожением жатвы, то наводнениями. Он даже легко мог бы истребить людей на земле, потому что с тех пор, как он живет в глубинах земли, его мучит ненасытный голод и мог он бы привлечь к себе и проглотить целый мир. Сообразно степени родства с Денге боги на Фиджи распадаются на различные классы. Как и в Полинезии, здесь упоминают о семье богов – об отце, сыне, дочери. Мауту‑Мауи, помогавший Денге в творении, называется плодом хлебного дерева и сыном верховного бога. Кроме того, у Денге есть еще несколько сыновей, которые принимают обращенные к нему молитвы. Внуки его – боги отдельных местностей, отдаленные родственники – подчиненные божества племен. Символизированные свойства или способности, напоминающие Индию своими грубыми преувеличениями, стоят еще ниже упомянутых божеств. Таковы Механическая ловкость с восемью руками, Мудрость с восемью глазами, Валювакатини с 80 желудками. Два перевозчика душ и родившийся из локтя Рокомуту считаются детьми Денге, что основывается на сказании о творении и потопе.
Люди созданые из камней или земли творящим богом и его помощниками, или они – простые потомки богов, появляющиеся сперва в виде женщины, а затем мужчины. От их союза произошли прочие небесные и земные существа. На Банксовых островах Куат творит существа плетением из гибких ветвей и по смеху тотчас узнает, что он создал женщину. Там, где Денге выступает творцом людей, мы видим рядом с ним в качестве помощника его сына Мауту (Мауи). Денге создал первую человеческую пару из яиц кулика (киту), а сын его докончил их создание до той ступени, когда они получили способность воспроизвождения. Творение человека происходит там, где оно не примыкает к богам непосредственно путем грехопадения, между прочим и в Меланезии, из неодушевленного камня. На Факаафо первый человек, происшедший из камня, вылепил из глины руки и ноги своей подруги Иви, в тело которой вставил одно из своих ребер. От них произошли все другие люди. На Палау создала людей божественная пара, Иракадернгель и Эйлуайнгадассакор, таким образом, что он создал мужчин, а она женщин. Стыдливая создательница не хотела показывать своего творения, тогда как ее муж на свое позволял смотреть свободно. С тех пор все женщины носят передник из листьев пандануса, а мужчины ходят обнаженными. И душевная дисгармония обоих полов сводится к этому давнему времени. Когда творческая пара соединяла двоих, случалось, что многие не подходили друг к другу. Первыми творениями были, впрочем, калиты, великаны по размерам и силе, обладавшие способностями, которых нет у нынешних людей. Обитатели островов Вознесения считают их строителями своих каменных памятников.
Из богов второго порядка рядом с высшим и старейшим богом чаще всего ставится бог войны, так как в нем особенно ясно выражен героический характер. Видоизменения его также довольно замечательны. Меру является на Самоа в виде бога молнии и грома и переходит в военного бога Мозо, или Мезо, напоминающего Оро таитян. Хотя позднее ему воздается почитание всего Мауи, как богу, закончившему творение, но он все‑таки человеческого происхождения. Мару в Новой Зеландии посылает дождь, но также и землетрясение. Его узнают в красноватой планете Марс и почитают его на южном острове как военного бога, которому убитые приносятся в жертву. Вместе с тем боги полей и жатвы имели наибольшее практическое значение. Часть их свойств могла переноситься на Тангароа, Ту и Тане и пользоваться почитанием в лице этих последних. Между ними были полезные и вредные боги. На Тонге одному воздавалось поклонение при посеве и жатве, а другому – при орошении полей. Но богиня ветра, если ее забывали, уничтожала посевы. В Новой Зеландии вместе с жатвой соединено поклонение изображению Тики, первого человека.
В заключение остановимся на одном из толпы героев. Перед нами мощно выступает Тавагаки, родоначальник маорисов, подвиги которого были столь велики, что за него вышла замуж одна из дочерей неба. Когда она после рождения ребенка скрылась на небо, Тавагаки поднялся за ней на паутине. Родители его жены нанесли ему несколько ран, и, чтобы отомстить за себя, он вызвал потоп. В одном предании говорится, что в гневе он топнул о хрустальный небесный свод, разбил его, и потоп прорвался оттуда. В другом предании герой, вылеченный от ран своей женой Гирапи‑рипири, просит потоп уничтожить его врагов. С тех пор Тавагаки как руководителю душ, который ведет души умерших начальников с земли на небо, приносится искупительная жертва при погребении. Нечто подобное первому варианту мы встречаем и на Тонге: Гуанаки и Фао приплыли с Тонги на Ниуэ, с силой ударили ногою в остров, чтобы заставить его подняться выше, а ударив еще раз, вызвали к жизни растения, от одного из которых произошла первая человеческая пара.
Нисхождение обитательниц неба на землю, чтобы сделаться там женами земнородных героев, повторяется в другой форме во многих полинезийских сказаниях. Когда дочерям Денге, властителя неба, стало скучно в пустом доме, им захотелось посмотреть ближе народ, живущий под ними на земле. В это самое время сыновья начальников собрались для торжественного питья кавы. Когда они увидали спустившихся богинь, красота их вызвала тотчас же кровавые ссоры и схватки. Ужасный шум достиг до самого Болоту, и боги в месте своих собраний были испуганы. Ланги поспешил наказать нарушителей спокойствия. Но старшая дочь была уже разгоряченными соперниками в горячей схватке разорвана на куски, а младшей раздраженный отец сам отрубил голову. Эта голова, брошенная в море, превратилась в черепаху, с тех пор мясо этого животного запрещено есть начальникам.
Сказание о грехопадении, объясняющее смертность богоподобного человека, повторяется в видоизмененной форме, распространенной по всему миру. Между тем как прежде старик просто сбрасывал старую кожу и появлялся в новом, помолодевшем виде на Соломоновых и на Банксовых островах, все живые существа стали умирать следующим образом. Старая женщина обычным способом сбросила свою кожу в море, но кожа эта повисла на выдвинувшемся кусте. Помолодевшая мать вернулась домой. Так как ее ребенок не хотел узнавать ее, то она должна была волей‑неволей пойти и опять надеть старую кожу. С тех пор все люди умирают. На Лифу смерть явилась вместе с любимой пищей островитян – с корнем яма. Когда из сыновей первого человека, обращенных в животных, крыса принесла на поверхность земли корень яма из огородов старика, живущего в середине земли, пробравшись в особое отверстие, и корень этот был посажен, люди начали умирать, так как за украденное питательное вещество они должны были платить своей жизнью. Мы видим намек на грехопадение, когда слышим, что бог Нобу навсегда покинул Эрроманго после того, как он создал людей. На Вате рассказывают, что жители его однажды, во время отсутствия Нутерайна, сожгли его большие раковины и в наказание за то обречены были на смерть.
Грехопадению людей соответствует период общего упадка и ослабления богов. При этом обращение главного бога в животное играет такую важную роль, что в этом можно видеть оправдание бессмысленного поклонения животным. На Фиджи рассказывают о Денге: когда он однажды смотрелся в чистый ручей, он был поражен своим безобразием. Вследствие того он принял вид змеи. «Если я останусь безобразным человеком, – говорил он себе, – меня все будут презирать. А если я сделаюсь змеей, каждый будет меня бояться и повиноваться мне». В предпочтении, оказываемом животным идолам, заключается, вероятно, нечто позднейшее и регрессивное. Более чистое и высокое почитание высшего существа опустилось до поклонения пресмыкающемуся; героическое мужество и мудрость заместились страхом. Поэтому и полубоги – продукты испорченного времени, которое, будучи недовольно старыми богами, искало новых. На Фиджи один из начальников поднялся однажды на гору и воскликнул: «Кто хочет быть моим богом?» Не слыша ответа, он спустился к морю и повторил свой зов. Тогда ему ответила змея: «Я хочу быть твоим богом». Начальник пожелал признать змею в качестве бога и сделался ее жрецом. Но и в образе змеи это поклонение продолжалось недолго. Когда Денге, сросшись концом своего змеиного хвоста с основой земли, улегся в пещере Раки‑Раки на покой, его посещал только старый слуга Уто, который, однако, при возрастающем равнодушии почитателей приходил по большей части с пустыми руками.
Повторяющееся во многих местах сказание о потопе не находится в какой‑либо заметной связи с прочими мифологическими представлениями. Потоп то вызывается верховным божеством, то обоготворенные герои открывают путь волнам. Фиджийский Денге – в то же время Нептун Меланезии. С этим сходятся его отношения к Тангароа и Мауи, властителям моря и виновникам потопа. Когда Денге жил еще на берегу моря в качестве главного начальника, некто начал войну с ним. Тогда он призвал океан с севера на всю низменность и потопил неприятеля, а сам убежал на горы. Когда в другой раз его сыновья‑близнецы умертвили его любимую птицу, петуха с великолепными перьями, который будил его каждое утро, Денге даже затопил всю страну. Близнецов он отправил под конец в округ Рева, где они сделались покровительствующими божествами строителей лодок. Поэтому положение корабельных плотников считается здесь почти священным, как на Тонге. На Палауских островах рассказывается следующее сказание о потопе. Старая женщина Милат, которая произвела на свет четыре большие страны, жила в преклонном возрасте в стране Нгарекобукит в Эйрайе. Когда люди именно в то время убили там одного из семи калитов и друзья его, проходя по всему Палау, пришли к дому Милат, она дружески пригласила их к себе и спросила, чего они желают. Они объяснили, что они – друзья пропавшего. Милат дала им поесть, но сообщила им печальную новость, что он убит людьми своей страны. Тогда друзья решили в гневе уничтожить всю страну, пощадив только Милат. Они ей посоветовали сделать себе плот из бамбука, который она должна была держать на длинном канате из лиан перед домом, перед самым полнолунием запасти побольше пищи и даже спать на этом плоту, так как приближается большой потоп. Женщина сделала, как ей посоветовали, и вскоре вода залила всю твердую землю. Только плот старой Милат всплыл на поверхность. Но через некоторое время канат из лиан оказался слишком коротким, Милат была снесена с плота и утонула. Она приплыла без признаков жизни к скале и запуталась волосами в ветвях дерева, где и была найдена друзьями, искавшими ее. Согласно одному преданию, труп ее был превращен в камень, существующий и теперь, а по другому – она ожила с помощью женщины‑калит, принявшей ее образ, после чего искавшие ее мужчины прижили с ней пятерых детей, от которых исходит население Палауских островов. Подобное сказание мы встречаем и на Банксовых островах. Потопы вообще не всегда насылаются в виде наказания. Денге причиняет их уже тем, что ворочается под землею. С потопами здесь, как и повсюду, соединены сказания о переселениях. С ними даже связаны исторические странствования тихоокеанских народов.
Служение божествам не всегда бывает делом жрецов, но эти последние занимают выдающееся положение потому, что они сносятся с высшими из небожителей и принимают на себя заботу о святилищах и жертвах. Наиболее священными считаются предметы, связанные с божествами, – храмы, идолы, жертвы, празднества и все, что употребляется при этом, животные и деревья, где боги пребывают по временам, и т. п. На Таити на христианские капеллы перешел обычай, в силу которого при освящении храма король сперва входил туда один, как самое священное лицо из народа. Каждый почитал прежде всего божество своего дома. Перед ужином у огня домохозяин молится семейному божеству. При домашних праздниках старейший в доме приносил семейным богам сосуд с авой. Общинному богу, которому служит жрец, дети посвящаются уже при самом рождении. Бог этот является в образе животных, движения которых истолковываются жрецами в качестве предзнаменований. Наконец, большим национальным богам служат жрецы, которыми бывают начальники или лица, близко связанные с ними. Отсюда исходит неправильное понятие, будто частные люди служат лично своим богам, а начальники – только через посредство жрецов.
Эти жрецы обозначаются на Тонге именем «отделенных», так как они – люди с особой душой. За потомками их признаются такие же способности. Жреческое звание наследуется в одной семье наряду с званием начальника, или начальники сами становятся наследственными жрецами. Известное благоволение богов простирается и на начальников деревень. На Самоа огонь в доме начальника никогда не должен был угасать, даже и ночью. Кто не хотел приносить начальнику деревни свои повинности, подвергался каким‑нибудь несчастным случайностям: он разделял подати с Айтиу. Высшие начальники оставались во время войны в деревне, чтобы помогать воинам молитвой. Но в затруднительных случаях жрецы должны были принимать участие в битве, насылая проклятия на врагов. На Гавайских островах, по крайней мере, к одному члену семьи начальника переходило жреческое посвящение. В жреца вселялись души умерших, и его семейный бог был его помощником. Вместе с этим одухотворением предание присваивало ему множество ценных знаний, из которых важнейшие исходят от высших божеств и являются источником крупного влияния. Когда удается получить какую‑нибудь частицу ближнего, то через нее посредством колдовства жрец, в руках которого находятся вред и польза других людей, может проявлять свою власть.