— Срал я на твой пленум с высокой колокольни! — огрызнулся майор и подумал: «Хорошо, что у него нет диктофона, а слова к делу не пришьешь».
—Ты, скотина, еще горько пожалеешь, слово — не воробей.
— Слово к делу не пришьешь. У тебя нет свидетелей.
— А Федор и Михаил подтвердят. За все ответишь, тебе это аукнется, сгною в тюрьме.
— Не каркай, не из пугливых, на бандитские пули и ножи ходил. Отвечу, но не позволю позорить себя и мою семью, — произнес майор, стирая теплую кровь с лица. — Тебя бы следовало, как хряка, кастрировать, все равно прибор уже не приходиться. Ну, ладно, достаточно и этого…
— Федор, Федя, по-мо-ги, — позвал своего водителя партработник. Цыгейка, наблюдавший за мужчинами со стороны, бросился на помощь своему шефу.
— Стоять на месте! Застрелю, как бешеную собаку! — крикнул Калач. Водитель увидел направленный на себя ствол, остановился. Приблизившийся Трошин доверительно прошептал:
— Федор, давай не будем пороть горячку, чтобы потом не оказались крайними. Черт побери, не по своей воле влипли в скверную историю. Теперь затаскают на допросы в прокуратуру или КГБ в качестве свидетелей.
— Да, затаскают, — согласился Цыгейка и, глядя в сторону Слипчука, сказал. — Пойду, помогу Александру Петровичу. Кажется, он серьезно пострадал от ударов твоего майора.
Оставив соперника, Калач, промокая носовым платком с поцарапанной щеки и разодранного носа кровь, с огорчением сообщил:
— Скотина, когтистый, как рысь, портрет испортил. Хотя, кстати, в случае чего подтвердишь, что Слипчук первым нанес мне удар. Я оборонялся. Хотел с ним поговорить мирно, а он сразу полез в драку. Понадеялся, что я перед его персоной оробею, в штаны наложу, вот и получил на орехи. Попал под горячую руку, бабник, демагог. Впредь наука будет.
Водитель промолчал, так как отчетливо видел, что после разговора на повышенных тонах и жестикуляций, майор первым нанес удар жезлом.
—Что молчишь, сопишь, будто воды в рот набрал? — проворчал начальник и намекнул. — Может, устал меня возить, так быстро найду замену, а тебя переведу в ППС или в медвытрезвитель?
— Товарищ майор, я своей работой доволен, — признался водитель. — Если я подтвержу вашу версию, то Федор ее легко опровергнет. Он находился почти рядом и все видел.
—Твое дело подтвердить. На каждое их обвинения у нас должен быть убедительный, неопровержимый аргумент. Или ты решил, как тот хохол, «моя хата с краю, ничего не знаю», отмолчаться? Не получится, не та ситуация… Что скажешь?
— Скажу, что он первым начал, — невольно согласился Михаил и заметил. —Значит, зазнобу не поделили?
—Теперь ему баба не скоро потребуются, через ногу не сможет перелезть. Почитай, кастрат, евнух. Будет впредь наукой, как за чужими юбками волочиться.
— Так вы его на почве ревности поколотили?
— Помалкивай! — осадил начальник водителя. — О том, что увидел и слышал, никому ни слова, жезл спрячь подальше от глаз. Сам понимаешь, что это серьезная улика.
— Конечно, понимаю, — ответил Трошин, представив, какие страшные удары и острую боль испытал и ныне ощущает пострадавший. С тоской подумал: «Если бы шеф поколотил обычного мужика, то сошло бы с рук, а тут партийная шишка, секретарь по идеологии, политика. Скандал неизбежен. Если майора снимут, то мне придется искать другое место. Заварил шеф кашу и мне рикошетом достанется на орехи».
— Вячеслав Георгиевич, ведь он может обратиться с заявлением в прокуратуру и тогда по факту избиения будет возбуждено уголовное дело.
— Если чувствует за собой вину, то не обратиться. Он мне тоже не ангел, нанес увечье, расцарапал щеку и нос. И потом не в его интересах раздувать скандал, что может негативно отразиться на политической карьере. И все же неприятностей не избежать. Вся надежда на поддержку начальника УВД генерала Добрича. Авось выручит? Но ты, Миша, об этом никому не слова, иначе…, сам понимаешь. Возьми жезл и положи в багажник. Возвратимся в райотдел и сразу же сожги, а пепел развей.
— Но ведь это мой талисман?
— Это вещдок, подлежащий уничтожению, — твердо произнес начальник.
— Товарищ майор, за уничтожение вещественных доказательств предусмотрена ответственность, — напомнил сержант. — Сами возьмите и сожгите.
— Много ты знаешь?
— Не первый год служу в милиции, многому жизнь научила.
— Понятно, — усмехнулся Калач. — Боишься оставить свежие отпечатки на жезле. Сообразительный и предусмотрительный. Но они и так сохранились.
— Вячеслав Георгиевич, Слипчука следовало бы доставить в травматическое отделение районной больницы. Вдруг у него серьезные повреждения, переломы, гематомы.
— Федор без нас управится. Не будь слишком мягкотелым и сентиментальным. На таких покладистых и терпеливых бабы воду возят и кнутом погоняют. Разборка произошла, возврата нет.
Михаил удрученно почесал затылок.
—Почему ерзаешь, вши завелись?
— Думаю над ситуацией.
— Тебе то, какая печаль?
— Затаскают в качестве свидетеля.
— Не трусь, не из таких ситуаций выходил без потерь. Давай за баранку и в отдел, надо срочно снять стресс.
Трошин развернул «Волгу» и направился ее в поселок городского типа. Ехали молча с мрачными лицами, словно в багажнике покоился труп.
Между тем Цыгейка подбежал к лежавшему на траве Слипчуку. Лицо пострадавшего было искажено болью. Водитель помог секретарю подняться. Заметил, что правая рука свисает ватной плетью. Осторожно придерживая, провел к машине, уложил на заднее сидение, с тревогой спросил:
— Александр Петрович, куда?
— В травмпункт, — велел он. — Кажется, этот бугай сломал мне руку. Что же ты, Федор, струсил?
— Он пригрозил пристрелить, как собаку, а у меня жена, ребенок, — покаялся водитель. — Если этот чокнутый на вас, второго секретаря райкома, руку поднял, то меня бы раздавил, как букашку.
— Зверь, — превозмогая боль, простонал Слипчук.
— Я ведь предупреждал: не надо было останавливаться, ударил бы по газам и все дела,— напомнил Цыгейка о своем совете.
—Да, не надо было, — согласился партработник.
Возвратившись в свой кабинет, Калач ощутил голод. Подошел к сейфу, достал с нижней полки початую бутылку коньяка и сделал три полных глотка. Почувствовал, как блаженно тепло разливается по массивному телу. Вернулся за стол и по телефону велел секретарю-машинистке:
—Клавдия Семеновна, заварите пару чашек кофе без сахара.
— Может три? — предложила она и напомнила. — Бог любит троицу.
—Давайте три и пару бутербродов с колбасой и сыром. Холодильник у нас еще не опустел?
— Не опустел, я его вовремя пополняю.
— Спасибо, Клавдия Семеновна, чтобы я без вас делал? — польстил майор.
—Рада стараться.
Вскоре вошла с подносом, кабинет наполнился ароматом кофе. Перед тем, как приступить к трапезе, Вячеслав Георгиевич выпил рюмку коньяка, закусил бутербродами, запил кофе. Несколько минут размышлял, анализируя возможные последствия от инцидента на дороге. Потом вызвал в кабинет начальника отделения ГАИ капитана Олега Гребкова.
— У тебя что-нибудь есть против водителя второго секретаря райкома партии? — спросил, едва тот переступил порог.
— Имеете в виду Федора Цыгейка?
— Да, Федора.
— Вы же знаете, что не принято останавливать служебные автомобили руководителей.
— Знаю, но у Цыгейки есть личные «Жигули» седьмой модели.
— Точно семерка гранатового цвета, — подтвердил капитан.
— Подловите его, когда сядет за баранку личного авто. Уличите в каком-либо нарушении Правил дорожного движения. Будь то при вождении в пьяном состоянии, частном извозе…
—Сложная задачка? — почесал затылок-загривок Гребков. — За ним не замечены такого рода нарушения ПДД. А вот лихо промчаться с ветерком горазд.
— Пусть твои орлы, а лучше сам, на этом его подловите. Водительское удостоверение передайте мне, а «Жигули» на штрафплощадку. Это его сделает покладистым, шелковым.
—Зачем вам это? — поинтересовался начальник ГАИ.
—Затем, — уклонился Калач от ответа. — С Цыгейкой я разберусь сам. Выполняй приказ, вечером доложишь.
—Так точно! — произнес Олег.
Табу на информацию
Цыгейка, объезжая ухабы, доставил Слипчука в травматологическое отделение районной больницы.
— Александр Петрович, что случилось, кто вас покалечил? — после осмотра травм, обнаружив закрытые переломы предплечья и правой ноги, спросила заведующая отделением Зоя Ивановна Лаптева. — Без рентгена, который мы обязательно проведем, все признаки физического насилия, криминала.
— Почему вы так решили? — промолвил он слабым голосом.
— По характеру травм и закрытых переломов. При ДТП они отличаются рванными ранами, гематомами, а эти указывают на удары твердым предметом, палкой, арматурой или битой, — пояснила Лаптева. — Я уже два десятка лет работаю врачам и многое повидала. По инструкции я обязана сообщить в милицию или прокуратуру для регистрации этого факта и назначения судмедэкспертизы.
— Зоя Ивановна, не торопитесь, я сам разберусь в этой ситуации, — стиснув зубы и превозмогая боль, попросил пациент. Медсестра по заданию врача сделала инъекцию для обезболивания.
— Александр Петрович, понимаю, что вы не желаете огласки. Наверное, это связано с личными отношениями, — предположила женщина. — За сокрытие информации мне может влететь от начальства, от тех же милиции или прокуратуры. А вдруг возникнут осложнения? Не приведи Господь, гангрена?
— Не возникнут, у меня здоровый, крепкий организм, — возразил Слипчук. — К тому же я ответственный партработник, обязан проконсультироваться со своими руководителями. Если же вы сообщите в милицию, то нагрянет следственная группа с вопросами: что, где, когда и кто? Мне бы не хотелось посвящать посторонних в суть инцидента.
— Но в любом случае виновник должен быть наказан.
— Вы правы. Кара его не минует, но не сейчас. Надо выдержать паузу, чтобы сгоряча не наломать дров, не навредить своей репутации. Поползут нелепые слухи, кривотолки, а я не хочу оказаться в центре скандала.
— В таком случае я должна иметь гарантии, чтобы потом не привлекли к ответственности, — промолвила врач.
— Малость приду в себя и напишу соответствующую расписку. А вы гарантируйте, что информация о моем пребывании здесь, не выйдет за пределы отделения. Может, наложите гипс и отправлюсь домой?
— Нет, с такими травмами и переломами необходима госпитализация под присмотром врача и интенсивный курс лечения, — сообщила Лаптева.
— Ну. Что ж, Зоя Ивановна, не буду противиться. Вашими устами глаголит истина, — невесело пошутил Александр Петрович и попросил. — Пригласите моего водителя.
Когда Федор появился на пороге, строго велел:
— Об инциденте никому ни слова. Машину поставь в гараж и отправляйся домой, чтобы не приставали с вопросами.
Отдавая распоряжения, Слипчук понимал, что утечка информации неминуема, но ради морального успокоения принял меры предосторожности. «Калач не станет шуметь, ведь не в его интересах раздувать скандал», — подумал он. В процедурной у него измерили температуру, давление, сделали жаропонижающую инъекцию. Хирург-травматолог тщательно осмотрел конечности. Поскольку потерпевший не смог самостоятельно передвигаться, его на каталке отправили в рентген-кабинет. На еще мокрой пленке снимках выявили два закрытых перелома: костей левого предплечья и левой ноги ниже колена. Под наркозом провели срочную операцию, наложили гипс. Отчасти Слипчук с забинтованным предплечьем и ногой стал похожим на снежного человека. На той же каталке санитар доставил его в одноместную палату, предназначенную для особых персон.
На него навалилась усталость, сморил сон. Пришел в себя, когда свечерело. Окно в палате затянулось синевой, на темном бархате неба проклюнулись первые звезды, заблистал остроконечный серп новорожденного месяца. «Рита, наверное, беспокоится, — с грустью подумал он о жене. — Следуя здравой логике, надо было бы позвонить ей и сообщить, что совещание в обкоме затянулось допоздна, я остался ночевать в гостинице «Москва» или «Украина». Так ведь не поверит, обязательно свяжется с дежурным администратором. Сам виноват, так как часто, пребывая в компании очередной пассии, дабы не вызвать у жены подозрение и ревность, информировал о том, что находится в командировке, либо на пленуме. На сей раз, Рите было известно, что я на совещании в обкоме партии. Позвонит, если уже не позвонила, и узнает, что совещание закончилось в полдень. Сразу возникнет вопрос: где меня носит? Пожалуй, не годится напоминать о себе, иначе только усугублю ситуацию. К тому же до телефона еще надо добраться, а без посторонней помощи это невозможно. Малейшие движения причиняют жуткую боль. Поэтому, как предписала Зоя Ивановна, нужен покой и покой».
Вместе с тем Александр Петрович осознавал, что постельный режим продлиться ни день и ни два, а недели две-три. Рано или поздно супруга узнает, что он в больнице, ведь на чужой роток не накинешь платок. Непременно произойдет утечка информации. Да и как объяснишь Рите длительное и странное исчезновения. Всполошится, примется обзванивать райком, исполком, другие инстанции. Да, нелепая ситуация.
От тягостных размышлений и отсутствия оптимального решения у Слипчука разболелась голова, в висках напряженно пульсировала кровь. Он попытался пошевелить пальцами забинтованной левой руки, но они не слушались, будто окаменели, и это его повергло в уныние: «Как же я буду писать доклады, речи?». Наркоз его оставил, а вот температура не отступала, лоб покрылся испариной.
Краем глаза Александр Петрович увидел, как дверь отворилась и в палату в сопровождении дежурного врача осторожно вошла жена. Он приподнял голову от подушки, чтобы убедиться, что это не галлюцинация, и замер от неожиданности. «Как и от кого, она узнала, что я здесь? Кто-то из медперсонала известил или Цыгейка не устоял перед ее напором?»
— Здравствуй, Александр, — тихо прошептала Маргарита и упрекнула. — Я с ног сбилась, тебя разыскивая, все телефоны оборвала. Первому секретарю и начальнику милиции, прокурору звонила. Никто не знает, словно сквозь землю провалился. Почему молчал, затаился, сам не позвонил или через кого-нибудь не сообщил, что случилось?
— Прости, Рита, не хотел тебя беспокоить, — виновато произнес он. На плечи супруги был накинут белый халат, из-под которого виднелось темно-коричневое платье, на шее повязан такого же цвета капроновый шарфик. Каштановые волосы собраны на затылке в узел.
— Маргарита Евгеньевна, пять минут, не более, — попросила дежурный врач. — Александру Петровичу требуется покой, лишние волнения противопоказаны. Слипчук кивнула головой и врач оставила их наедине.
— Рита, почему ты здесь? — невпопад спросил он.
— Это я хочу спросить, почему ты здесь, а не в своем кабинете? — отозвалась женщина, осматривая его туго забинтованное плечо и шину на ноге. — Что случилось? Только не говори, что спотыкнулся на лестнице и упал.
— Типичный случай, ДТП.
— Не лги, я звонила в ГАИ, там ДТП с участием твоего водителя не зафиксировано.
— Столкновение транспорта произошло на участке трассы, обслуживаемой инспекторами феодосийского ГАИ.
— В таком случае тебя должны были бы доставить в одну из больниц Феодосии?
— Попросил, чтобы определили в больницу нашего райцентра, поближе к дому.
— Если произошло ДТП, то почему Федор жив-здоров? Я звонила на квартиру и он сказал, что из Симферополя благополучно довез тебя в поселок к зданию райкома. Не успели сговориться?
— Рита, успокойся, ты ведь не следователь, чтобы знать все детали.
— Я — твоя жена, а не любовница, и это больше, чем следователь. Я вправе знать, что случилось с мужем, какой злодей его жестоко искалечил.
— Громко сказано, искалечил, — усмехнулся Слипчук. — Не паникуй, дорогая, организм у меня крепкий, выносливый поваляюсь здесь недельку и все заживет.
— Не заживет, в душе останется рана, — возразила она. — Это все твои увлечения молодыми, красивыми и доступными женщинами. Сколько раз я просила тебя охладить свой пыл, остепениться? Ведешь себя, как мартовский кот. Высоко взлетел и отдался плотским искушениям и прихотям.
— С чего взяла? Это плод твоих фантазий. Рита не драматизируй, ты у меня единственная и неповторимая…
— Этот банальный комплимент я слышу не в первый раз, придумай что-нибудь новее. Я узнала, что тебя избил Коваль, Остановил машину на дороге и избил. Приревновал к своей жене Ларисе. Так или нет?
Слипчук сделал паузу, размышляя: «Кто бы мог слить информацию, ведь во время инцидента нас было четверо, двое водителей, я и Калач. Федору я велел держать язык за зубами и он не проговорился. Значит, сам майор или его водитель распустили слух. Но зачем это надо Калачу? Чтобы скомпрометировать меня и показать, какой он крепкий орешек. Мол, постоял за честь своей жены, не побоялся поднять руку на секретаря райкома партии. Гордыня, тщеславие. А того, дуралей, не поймет, что последствия для него будут тяжелыми. Я ему это унижение и зверское избиение не прощу. Полетит с должности к чертовой матери».
— Да или нет? — повторила Маргарита Евгеньевна и, не дождавшись ответа, продолжила. — Нечего возразить, значит, да. Молва не обманула. Вот до чего довели твои романы с чужими женами. Неужели тебе недостаточно моей любви и нежности?
— Нет у меня на стороне никаких романов. Это клевета, сплетни злопыхателей и завистников, — возразил он.
— Захотелось молодого знойного тела, горячей крови, разнообразия для остроты ощущений. За все, в том числе и за прелюбодеяния, платить надо.
— Рита, не накручивай, мне и без того не по себе. Тяжело и муторно.
— В поселке ползут слухи, что тебя искалечил Калач, приревновал к Ларисе Юрьевне?
— Чушь собачья.
— Я тебя изучила, ты всегда так отвечаешь, когда правда колит глаза. Неизвестно, как бы повел себя, если бы ко мне кто-то подбил клинья? — вздохнула Маргарита. — В каждом мужчине, как впрочем и в женщине, таится первобытное, дикое чувство ревности. Надо держать ее на цепи.
— Во всяком случае, я бы не стал распускать руки. Наказал бы соперника по партийной линии, завел бы персональное дело.
— У Калача таких полномочий нет, он и сорвался.
—Рита, я тебя не узнаю. Ты что же его оправдываешь? — оторвал Слипчук голову от подушки.
— Не оправдываю, но все же он постоял за честь своей жены, а это приятно каждой женщине. Прежде за любимых, как Пушкин, стрелялись на дуэлях.
— За какую честь? Если бы я с Ларисой переспал, тогда другое дело, а то ведь и близко этого не было, — искренне возмутился Александр Петрович.
—Похоже, ты очень огорчен, что не было?
— Не веришь?
—Значит, так тепло и нежно Лариса, а почему не официально Лариса Юрьевна?
— Не придирайся к словам.
—Ладно, сейчас не та ситуация, когда надо выяснять отношения. Поправишься, встанешь на ноги, тогда и поговорим, — снисходительно сказала она.
—Да, душевно поговорим, — согласился он.
— Александр, как ты себя чувствуешь? — Слипчук уловил в голосе жены нотки жалости и сострадания. Маргарита положила теплую ладонь на кисть его левой руки.
— Терпимо, сносно. Видишь, даже улыбаюсь, не утратил чувства юмора, — он изобразил на лице нечто похожее на вымученную улыбку.
— Я боюсь, что не случилось заражение, не развилась гангрена и обошлось без ампутации ноги или руки. Потребуй, чтобы тебя вертолетом отправили в Симферополь в спецбольницу для лечения совпартработников
— У страха глаза велики, — напомнил Слипчук поговорку. — Откуда этой гангрене взяться. Я уверен, все будет хорошо
— Если тебя избил Калач, то я прокляну его и весь его род, — решительно с лихорадочным блеском глаз заявила Маргарита.
— Не смеши. У тебя, что такие сказочные способности?
— Не у меня, а у бабки Аграфены. Она обладает черной магией. Умеет наслать проклятие, порчу, сглаз. Знает особый ритуал погребения для тех, кто пока еще живой.
— Так эту Аграфену следует привлечь к уголовной ответственности. Как ее фамилия, где живет? — заметно взбодрился Александр Петрович. — Ты же понимаешь, что эти разного пошиба шарлатаны, религиозные сектанты, фанатики подрывают устои нашего государства, сеют смуту и панику в обществе. Поди, не забыла, что религия опиум для народа?
— Не забыла. Успокойся, Аграфена наводит порчу на подлых людей, а праведников не трогает. После ее магических ритуалов и заклинаний, одни погибают в ДТП, сгорают на пожарах, тонут в воде, другие умирают от неизлечимых болезней, третьи — сами лезут в петлю, принимают яд. Ее руками Господь очищает землю, общество от скверны.
— Не знал, что ты такая суеверная, мнительная, — удивился он. — Может и на меня кто-то наслал порчу посредством нападения?
— Александр, не шути так, не притягивай к себе негатив, большую беду, — строго предостерегла жена. — Ты ведь далеко не праведник, грехи в церкви не замаливаешь, поэтому твоя аура очень тонка и уязвима.
— Мистика, чертовщина, — усмехнулся супруг. — Не смеши людей, а то ведь решат, что жена второго секретаря свихнулась, навострила лыжи в монастырь. И от Аграфены и других аферистов и шизофреников держись подальше.
— Она действительно обладает магией, передалось ей по наследству. Уже нескольких человек спровадила на тот свет.
— Рита, я сам найду средства и способ, чтобы отомстить своему обидчику. Он плохо кончит, — невольно признался Слипчук.
— Значит, версию о ДТП ты придумал, — поймала она его на слове.
— Почему ты пришла в темном, чуть ли не траурном платье и шарфике? — неожиданно спросил он, решив сбить ее с мысли. — Я еще долго не собираюсь умирать. В самом расцвете физических и душевных сил.
— Что же мне в бальном платье приходить, когда ты в таком состоянии? — возразила она.
Дверь отворилась, послышался голос дежурного врача:
— Маргарита Евгеньевна, время давно истекло. Прошло тринадцать минут. Это максимум.
— Я знаю, — ответила Слипчук и, наклонившись к мужу, спросила. — Саша, что тебе принести из еды, чтобы быстрее пошел на поправку?
— Спасибо, родная.Придумай сама, ты у меня умница, — тихо отозвался он.
— Завтра я тебя навещу, выздоравливай, до встречи, — она наклонилась и поцеловала его в горячую щеку. Следом за врачом покинула палату. «Дай Бог, чтобы все обошлось и он встал на ноги, — умоляла Маргарита. — Тогда отпадет необходимость обращаться к Аграфене. Если же ангел-хранитель оставит Сашу, то месть в отношении его обидчика будет адекватной и беспощадной». Осознание твердости своих намерений придало ей уверенность в правоте действий.
Грубый шантаж
Олег Гребков проявил служебное рвение: в семь часов вечера он положил на стол Калача служебное удостоверение Федора Николаевича Цыгейка.
— Что с «Жигули»?
—На штрафплощадке, — ответил начальник отделения ГАИ. — Задержали за превышение скорости движения.
—Молодец, так держать! — Вячеслав Георгиевич поднялся с кресла и пожал руку подчиненного.
—Рад стараться, — ответил капитан.
— Походатайствую о досрочном присвоении очередного звания, — пообещал Калач. — А где нарушитель?
— В вашей приемной под охраной сержанта ДПС, чтобы сдуру не сбежал.
Майор подошел к сейфу, открыл стальную дверцу и достал початую бутылку коньяка. Наполнил рюмку золотистым напитком и предложил:
—Выпей для бодрости и моторности.
— Я за баранкой, — смутился Олег.
— Сто граммов не навредят.
Офицер выпил залпом.
—Свободен, пусть войдет Цыгейка, а сержант подождет за дверью.
Начальник отделения ГАИ вышел и тут же появился задержанный водитель.
— Товарищ майор, за что? — сорвалось у него с губ.
— Садись, Цыгейка-телогрейка, — добродушно произнес Калач. — В ногах правды нет.
—За что задержали, забрали права и автомобиль?
—За лихачество. Не возмущаться, а благодарить должен за то, что предотвратили ДТП с тяжелыми последствиями. Часто те, кто любит прокатиться с ветерком, совершают аварии, сбивают насмерть пешеходов и… отправляются на нары с парашей. Тебя такая перспектива устраивает?
— Не устраивает, — понурил голову Цыгейка.
—Тогда слушай и мотай на ус, — велел майор. — Ты, мужик башковитый, должен понять, что задержали тебя не случайно. Это прежде гаишники на твои шалости закрывали глаза, но ситуация резко изменилась.
—Догадываюсь, всему причиной случай на дороге с моим шефом, которого вы избили, покалечили жезлом.
—Ты, что, Федор, белены объелся? — повысил голос начальник РОВД. — Избил, покалечил, ты эти фантазии выкинь из головы. Твой шеф был пьян и первым оказал физическое сопротивление представителю власти при исполнении мною служебных обязанностей…
—Вы — не сотрудник ГАИ, — возразил Цыгейка.
— Начальник милиции обязан быть универсалом, — парировал майор.
— Александр Петрович тоже представитель власти.
—Он — партийный функционер.
— Но по званию выше вас, он — полковник.
— Возможно, но армейский полковник, а не милиции или госбезопасности, поэтому мне не указ. Мои прямые начальники: генерал и министр МВД. Вот, что, Федор, если кто-либо из обкома партии, прокуратуры или КГБ спросят о происшествии со Слипчуком, то скажешь, что он был под «мухой», первым полез в драку. Поцарапал мне лицо и нос, спровоцировал конфликт.
—Александр Петрович меня с треском уволит, — посетовал водитель. — К тому же за дачу заведомо ложных показаний могут привлечь к административной и даже уголовной ответственности. А у меня жена, дети…
— Знаток, — усмехнулся майор. — Без водительского удостоверения никого возить ты не будешь. Да и «Жигули» можем конфисковать.
—За что?
— За частный извоз, как средство нетрудовых доходов.
— У вас нет доказательств?
— Не проблема, будут свидетели из числа пассажиров, которым вы оказывали услуги. Федор, ты же себе не враг?
Цыгейка призадумался.
—Не ломай голову. Индюк тоже думал и в суп попал, — поторопил его майор. — Если Слипчук тебя уволит, то без работы не останешься, возьму на службу в ДПС. Постоянно будешь иметь левый доход. У тебя какое образование?
— Среднее техническое, окончил Симферопольский автодорожный техникум, водитель 1 класса.
—Годится. Получишь офицерское звание и кум королю. Почет, уважения и блага тебе гарантированы, не только среди автомобилистов, но и руководителей предприятий, совхозов и колхозов.
—Что от меня требуется? — взвесив все «за» и «против», спросил Федор.
— Дашь показании против Слипчука, — Калач подал водителю чистый лист бумаги и шариковую ручку и велел. — Обязательно напиши, что он был пьяный, на бровях, выпил двести граммов коньяка в обкомовском буфете и при встрече со мною проявил агрессию.
— Вдруг спросят, откуда я знаю, что он пил коньяк в обкомовской столовой, если водителей в здание не пускают, на входе милицейский пост?
— Соображаешь,— похвалил Калач. И предложил другую версию. — Скажешь, что пути домой Слипчук велел остановиться у ресторана «Старая крепость», что в Топодевке. Депутаты, чиновники, директора совхозов и колхозов из Керчи, Феодосии, Ленинского района часто там устраивают застолья. Это для них стало ритуалом, традицией. Поэтому твои показания будут убедительны. Скажешь, что в ресторане Слипчук заложил за воротник, едва держался на ногах. Ты помог ему дойти до автомобиля.
— Да, этот ресторан в Тополевке очень популярный у начальства. Кроме того, часто останавливаются в селе Радостное, чтобы запастись родниковой водой, подкрепиться чебуреками.
Минут через пять Цыгейка управился с объяснительной запиской и подал майору. Тот внимательно прочитал и одобрил.
— Приятно иметь дело с умным человеком. Но имей в виллу, если в последний момент струсишь и пойдешь пятками назад, то посажу тебя в камеру к уголовникам. Они тебя опустят, кастрируют, сделают «петухом». Если хочешь кушать бутерброды с маслом, черной и красной икрой, а не тюремную баланду, ходить на унитаз, а не на парашу, то следуй моим советам. Усек?
—Усек. Но вдруг узнают, что солгал, оклеветал Слипчука, привлекут к уголовной ответственности? — опасливо спросил Цыгейка.
—Не привлекут, — заверил майор. — Если наложишь в штаны, заартачишься, то после отсидки в СИЗО, если тебе удастся выжить среди головорезов, отправлю на «химию» поднимать народное хозяйство. Может тебя такая «романтика» устраивает?
— Упаси, Господь от такой участи, — вздохнул Федор. Калач отдал ему водительское удостоверение.
— А «Жигули»? Я без колес, как без рук.
— Заберешь на штафплощадке. Скажешь капитану Гребкову, что я приказал.
— Спасибо, Вячеслав Георгиевич, век не забуду, — Цыгейка учтиво склонил голову.
—Долг платежом красен. Помни наш уговор.
— Обязательно.
Партийный приказ
На следующий день, за час до полудня, дверь палаты отворилась и вошел среднего роста мужчина в темно-синем костюме, белой сорочке и галстуке. В нем Слипчук узнал помощника первого секретаря обкома Льва Ароновича Гнедого. Он приблизился к кровати пациента и вкрадчиво заботливо произнес:
— Добрый день, Александр Петрович. Как ты себя чувствуешь?
— Неважно, суставы ломит, будто их пропустили через камнедробилку. От острой, тупой боли спасают обезболивающие инъекции. А то бы, хоть волком вой и на стену карабкайся…
— Мы потрясены, до глубины души возмущены случившимся. Не ожидали от Калача такой подлой дерзости, — посетовал Гнедой.