Вспомнив о предложении Тереха по поводу перехода на службу в КГБ, решил ему позвонить. Посетовал на то, что не догадался посоветоваться с ним перед тем, как обратиться с заявлением в обком партии. Вращая диск, набрал номер и услышал слегка преступлений строгий голос.
— Добрый день, Павел!
— Добрый, Вадим, — узнал он меня по голосу. — Почему долго не напоминал о себе?
— Не хотелось тебя беспокоить по мелочам, погряз в текущих делах.
— Наслышан я о твоих приключениях. Значит, все-таки «не вынесла душа поэта позора мелочных обид», все-таки сцепился с Калачом, — вздохнул он и попенял. — Напрасно, преждевременно. Я ведь тебя предупреждал, что у него влиятельный покровитель. Клиент ещё не созрел, но час близок, не за горами…
— Хорошо помню о нашем разговоре, — произнес я и, не питая иллюзий, все же поинтересовался. — Скажи, капитан, твое предложение насчет моего перевода на службу в КГБ остается в силе?
—Майор госбезопасности, — поправил он.
—Поздравляю! Скажи, майор...
—Увы, тебе надо было сразу соглашаться, слишком долго думал, вакансий нет, поезд ушел, — сообщил Терех. — Этот кадровый вопрос следовало решать еще до конфликта с Калачом. Этой пикировкой с Калачом ты всю малину испортил, приобрел репутацию скандалиста. В КГБ ценятся люди тихие, уравновешенные, а не бунтари, нарушающие покой начальства. Вдруг тебе и на новом месте моча в голову ударит. В поисках справедливости, подобной миражу, начнешь «телеги» направлять Брежневу или Андропову. Ни одному, даже самому твердолобому начальнику, такое поведение подчиненного не понравится. Поэтому, если бы и была вакансия, то в данной ситуации она тебе не светит. Ты, как журналист, привык шашкой размахивать, выискивать компромат. Уверен, что первый секретарь райкома партии товарищ Кобылин не даст рекомендацию, направление на службу в наше ведомство. Они с подполковником большие друзья, вместе охотятся на дичь, обожают рыбалку и сауну. Это я тебе по секрету сообщаю, держи язык за зубами.
—Об этом секрете весь город знает, — заметил я.
— Выше головы не прыгнешь. К тому же, кадры не в моей компетенции. Я занимаюсь сугубо оперативными делами, выявляю диссидентов, предотвращаю диверсии на объектах промышленности, транспорта и связи. Ни один начальник, будь то КГБ или иного ведомства не согласится принять в свой штат человека, за которым тянется густой шлейф скандала. КГБ — не политическое убежище, и тем более не благотворительная организация. Принимаем в свои ряды людей с безупречной репутацией, а у тебя она на данный момент подмочена резонансным скандалом. В нашем комитете родословную каждого сотрудника проверяют до пятого колена. Выясняют, есть ли судимые, либо проживающие за рубежом и т. д. и т. п.
— В конфликте с Калачом правда и справедливость на моей стороне, — возразил я.
— Эти понятия философские, относительные. У каждого своя правда — таков закон диалектики, — ударился майор в пространные рассуждения.
— Калачом совершены грубые злоупотребления служебным положением. Почему не привлечете его к ответственности?
— Руки коротки. У Калача влиятельные покровители: генерал Добрич и первый секретарь райкома партии Кобылин. Эти персоны, пока нам не по зубам. При всесильном Берии мы не считались с партийными функционерами, а ныне приходится брать под козырек. Имей в виду, что перевод в КГБ является знаком высокого доверия, — пояснил майор. — Партработники норовят к нам перевестись, ведь преимущества очевидны высокая зарплата, выход на пенсию в сравнительно молодом возрасте и прочие блага и льготы. Ты не прокурор, не следователь и не судья, чтобы обличать и выносить вердикты. Запомни, один в поле не воин.
— С тобой нас двое.
— Не утрируй и не переоценивай свои возможности и связи. Вы с Калачом в разных весовых категориях и поэтому ты заведомо обречен на поражение.
— Павел Николаевич, вы говорили о том, что на подполковника заведено секретное досье, — напомнил я. — Есть возможность дополнить его новыми фактами. Пойдет в зачет, начальство оценит, глядишь, еще одна большая звезда упадет на погоны.
— Не помню, чтобы я говорил о досье, — возразил Терех.
— Тогда сам поделись информацией, компроматом на Калача?
— Мг, много ты хочешь, я себе не враг. Еще никто не отменил и никогда не отменит лозунг: Болтун находка для шпиона.
—Ты что же, считаешь меня шпионом? Интересно, какой разведки, может ЦРУ или Моссад?
— Кто тебя знает. Чужая душа потемки, — уклонился Терех от прямого ответа. —Прости, замполит, но ничем помочь не могу...
—Признайся, что не желаешь?
—Твоя проблема за пределами моей компетенции, — поспешно свернул он разговор. — Желаю здоровья, твердости духа и удачи!
На иную реакцию новоиспеченного майора госбезопасности я и не рассчитывал. Аксиома во все времена незыблема. Не станет он ради торжества справедливости вмешиваться в конфликт и рисковать должностью, званием, карьерой и комфортным положением в обществе. Наивно было надеяться на позитивный результат, ведь с Терехом меня ничего не связывало. Разве что мероприятие по обеспечению безопасности литерного поезда с главным чекистом Андроповым, да шапочное знакомство за рюмкой водки в привокзальном ресторане. Других устойчивых контактов ни по службе, ни по дружбе не было, а значит и взаимных обязательств. Может и к лучшему, остается рассчитывать на собственные силы. Шевельнулась мысль позвонить редактору Салькову и попроситься назад в газету. Но памятуя последний с ним разговор, я воздержался. Отлично понимал, что отношения испорчены не только с Калачом, но и его покровителем Кобылиным, а значит и подчиненными ему функционерами. Выход один поиск вакансий в редакциях городских и районных газет. Неожиданно помощь пришла от третьего секретаря райкома Аркадия Коновала.
— Вадим Андреевич, я бы мог посодействовать вашему возвращению в редакцию газеты, но, во-первых, прежняя должность занята, а на меньшую вы не согласитесь; во-вторых, после того, что произошло, вы не уживетесь с начальником милиции в одном городе. Пути часто будут пересекаться, не исключены стычки, скандалы. Вам это надо?
— А вам? — ответил я вопросом на вопрос.
— Конечно, нет, — отозвался он. — Случайно встретитесь и сцепитесь, как бульдоги, а нам неприятности. С лихвой хватило ваших дрязг. В обкоме критикуют за то, что не предотвратили этот позорный инцидент. Теперь в докладах на всех совещаниях будут склонять, пока кто-то не отличиться в другом городе или районе.
— Сочувствую вам, — произнес я, осознавая, что партийное руководство, считая меня скандалистом, решило избавиться, дабы впредь не возникало проблем.
— На днях разговаривал со своим коллегой из Керчи, затронул вопрос вашего трудоустройства. Он информировал о том, что в городской газете есть вакансия заведующего отделом партийной жизни.
— Где гарантия, что после конфликта с Калачом, они согласятся принять меня на работу?
— Я не стал посвящать его в суть отношений, а лишь сказал, что вы, согласившись служить в милиции, сели не в свои сани, поэтому решили возвратиться в журналистику. Дал положительную характеристику. Или я не прав?
— Возможно, — уклонился от прямого ответа.
— Если согласны на такой вариант, то пакуйте чемоданы. На первых порах придется пожить в общежитии. Может, удастся решить вопрос с обменом квартиры, хотя вряд ли найдутся желающие переехать из приморского в степной город. Хорошо проявишь себя, оценят и долго ждать жилья не придется.
—Очень вам признательный, искренне поблагодарил я секретаря райкома. Действительно, его поддержка оказалась очень кстати. Ранее предпринятые мною, две попытки самостоятельно устроиться в редакции газет Судака или Черноморского, не увенчались успехом.
На круги своя
С портфелем налегке в вагоне поезда-тихохода, останавливавшего на каждой станции и переезде от Джанкоя до Керчи, за четыре часа преодолев двести километров, я достиг пункта назначения. В коллективе редакции встретили меня настороженно, будто тайного цензора или ревизора. На теплый прием я и не рассчитывал, ибо из предостережения того же Калача знал, что к бывшим сотрудникам милиции, прокуратуры и особенно КГБ, штатские люди относятся с недоверием. Вот и новые коллеги не исключали версию о том, что меня специально внедрили, чтобы изучить умонастроения журналистов и внештатных рабкоров, отличающихся свободолюбием, смелостью в высказываниях своих точек зрения, не совпадающих с официальной, крамольными. Полагали, что во время застолий, когда алкоголь развязывает языки, а полет мыслей становится неконтролируемым, я постараюсь выявить явных и скрытых диссидентов, сочувствующих писателям Александру Солженицыну, Виктору Некрасову, Василию Аксенову, академику, отцу водородной бомбы Андрею Сахарову и их единомышленникам, выдворенных за антисоветчину из СССР.
Может поэтому была нарушена традиция, когда вновь поступивший в редакцию сотрудник накрывал, если не «поляну», то хотя бы маленькую «лужайку», то есть угощал коллег водкой, вином и харчами, дабы хорошо работалось и перо не заржавело. Смущала их и моя предыдущая высокая должность замполита и незнание причины увольнения из милиции. Для них не было тайной, что первые помощники капитанов на траулерах, выполняют те же функции, что и замполит, и являются осведомителями КГБ.
Первые две недели я жил в гостинице «Керчь», расположенной в ста метрах от трехэтажного здания редакции газеты, где ранее размещался горисполком. Но это для меня оказалось расточительным и денежные запасы стали быстро иссякать. Я уже намеревался обратиться к редактору Николаю Григорьевичу с просьбой похлопотать о выделении мне комнаты в каком-нибудь из общежитий, но он упредил.
— Проживание в одноместном номере гостиницы по карману лишь крупный чиновник с зарплатой не менее 500 рублей в месяц, — посочувствовал он. — А зарплата журналиста в два раза меньше, поэтому ты не можешь позволить себе такой роскоши.
—Вы правы, — понимая, куда он клонит и осознавая, что испытание на профпригодность я выдержал досрочно. За короткий период написал и опубликовал более десятка статей, репортажей, зарисовок и интервью.
— Перебирайся в общежитие завода «Югсудоремонт», что на улице Ворошилова, — предложил редактор. — С директором завода Луневым я договорился, поэтому препятствий и проволочек не возникнет. Кстати, он остался доволен твоим репортажем из механического цеха о внедрении новых технологий. Обратишься к коменданту общежития, она в курсе. Не откладывай в долгий ящик, можешь сразу же и обустроиться.
—Очень вам признателен, — поблагодарил я Николая Григорьевича. Прихватив свои скромные пожитки и, и сдав горничной номер в гостинице, я через полчаса прибыл в общежитие. Комендант лично провела на третий этаж, открыла дверь и показала комнату. Со словами располагайтесь, отдала ключ. Я обозрел свое жилище: аскетически спартанский интерьер, кровать, стол с двумя стульями, тумбочка, шкаф для одежды, на стене радиодинамик. Телевизора не было, так как он не значился в перечне обязательных предметов. Общая кухня находилась в отдельном помещении. Размер отплаты за проживание и услуги меня вполне устраивал. В тот день я приобрел электроплиту, сковороду и электрочайник, чтобы не мыкаться в очереди на общей кухне.
День изо дня, наблюдая с каким азартом и усердием я впрягся в колесницу газетных дел, лед отчуждения и недоверия растаял. Коллеги, в том числе и редактор, на практике убедились, что я не одержим карьеристскими мотивами, настроен на творческий труд, добрые отношения и никакой угрозы для них не представляю. Стали совместно отмечать дни рождения, общие праздники и непременно 5 мая — День печати. В этот день по центральным улицам города, охраняемым инспекторами ГАИ мы вместе со спорткомитетом проводили традиционную легкоатлетическую эстафету на призы газеты «Керченский рабочий». Мне, проявившему ораторские способности, редактор поручил от имени редакции приветствовать участников эстафеты. Что я с удовольствием исполнил, а после завершения забегов и подведения итогов торжественно вручил победителям в разных возрастных группах, школьникам, учащимся ПТУ, студентам и спортсменам трудовых коллективов предприятий и учреждений кубки, призы и почетные грамоты.
Во второй половине дня свой профессиональный праздник отмечали за щедро сервированными столами в расположенном рядом с площадью Ленина ресторане «Бригантина». Провозглашали тосты, здравицы, читали стихи, употребляли крепкие напитки в меру, потому что знали, что очередной номер газеты должен выйти вовремя. Эта традиция соблюдалась до той поры, пока новоиспеченный генсек Михаил Горбачев в тандеме с Егором Лигачевым не объявили в стране «сухой закон» посредством Указа о мерах по борьбе с пьянством и алкоголизмом». Невдомек им было, что это авантюрное решение, разрушившее государственную монополию на торговлю спиртными напитками, приведет к лавине самогоноварения, истощению поступлений денежных средств в казну, что практика подобной борьбы с пристрастием к алкоголю в других странах, в том числе в США, потерпела сокрушительное фиаско. Но закаленный трудностями, стойкий и терпеливый советский народ, пережил и этот и другие дефициты, «перестройки», «новое мышление» и «ускорение». А наш творческий коллектив, выпуская пять раз в неделю газету в большом формате, довел ее тираж до 56 тысяч экземпляров. При населении в 180 тысяч человек, фактически каждая семья выписывала и читала городское издание. Я, как наверное, и мои коллеги испытывало гордость за личный вклад в это благородное дело, в создание подробной летописи родного города. Кладезь ценной информации для будущих историков и краеведов.
Зловещий знак
За входной дверью дважды нажали на кнопку настойчиво позвонили. «Кого это среди ночи черт принес?» — подумал я с досадой. Хотел не реагировать на звонок, но какая-то неведомая сила подняла меня с постели и привела в прихожую.
— Кто там? — спросил поспешно, не удосужившись посмотреть в «глазок». Пальцы сами машинально открыли врезной замок, сняли бронзовую цепочку. С той стороны кто-то сильно толкнул дверь и она распахнулась. На лестничной площадке я увидел четверых мрачных мужчин в черных балахонах с траурными повязками на рукавах, а рядом отливающийся красновато-бордовым лаком длинный гроб с ручками по сторонам.
— Принимай товар! — властно произнес рослый мужчина, очевидно, старший в этой группе.
— Товар? — удивился я, уставившись взглядом в тускло блестящую крышку гроба. На гладкой поверхности увидел отражение лица и стало не по себе. Возникло жуткое ощущение того, что уже нахожусь под крышкой гроба.
— Да, товар из бюро ритуальных услуг «Тишь и благодать», — ответил мужчина. — Шикарный, приятно будет лежать и перед людьми не стыдно. Скажут, заслужил такой домовины и высоких почестей.
— Я не заказывал, еще рановато и половины не прожил? А насчет шикарности и комфорта, то покойнику все равно в чем лежать.
— Не все равно, ты же не бомж, а известная личность, служил замполитом. Жизнь человечья хрупка и коротка. Поэтому не только от сумы, тюрьмы, но и гроба не зарекайся. Никому неведом его смертный час, — сурово изрек он, а трое других закивали головами. Он достал из черного кейса бумагу и сообщил:
— Вот накладная на имя Живцова Вадима Андреевича. Однако забавная фамилия. На живца ловят окуня, щуку, карася и прочих рыб. И ты попал на крюк и наступил каюк.
— Это нелепая ошибка, недоразумение.
— У нас ошибок и недоразумений не бывает. В квитанции четко указан адрес, дата и время доставки, — возразил представитель ритуальной конторы. — Наше бюро работает, как часы. Покойник ждать не может, другие на очереди, подпирают своими мослами.
— Кто заказал этот гроб?
— Коммерческая тайна.
— Отвезите его, как положено, в морг. Может кому-нибудь сгодится.
— Велено в квартиру, здесь труп обмоют, оденут в парадный мундир и отпоют.
— Нет у меня парадного мундира, был и сплыл, — с раздражением отозвался я.
— Это твои проблемы, — сухо сказал он и велел своим помощникам. — Заносите, у нас время на вес золото. К другим клиентам надо поспеть.
Я попытался закрыть дверь, но меня опередили. Тогда пошел на хитрость:
— Кто покойник?
— Как кто? Живцов.
— Но я жив-здоров. Голова, руки, ноги все на месте. Можете потрогать, удостовериться.
— Сегодня жив, а завтра — дуба дашь. Машина собьет или тромб оторвется.
— Гроб для меня слишком большой. Не мой размер?
— Не беда, будет просторно лежать. Хуже, когда маленький и приходится запихивать силой.
— Почему такой роскошный, дорогой из красного дерева? Я не депутат, ни бизнесмен, банкир или бандит, чтобы сорить валютой. Мне бы попроще, из обычных досок, обитых красной или черной тканью.
— Все оплачено и включено, — заявил рослый. В моем сознании шевельнулась коварная мыслишка: «Почему бы не взять это красивое, как произведение столярного искусства, изделие. Ведь рано или поздно, но пригодится. Бессмертных людей не существует, разве, что святые, но эта версия сомнительна». Но вдруг вспомнил народную примету о том, что гроб в доме — к беде, к покойнику.
— Не пущу! Пойдите прочь! — закричал я и обеими руками оттолкнул скользкий, словно спина мокрого дельфина, гроб.
Проснулся в холодном поту, озадаченный вопросом: внесли они в мою квартиру гроб или не успели и он остался за порогом?
«Приснится же такой кошмар. Неужели сон в руку? — не будучи суеверным и мнительным, подумал я. — Чтобы значила эта жуть? Надо бы ради интереса заглянуть в сонник». Но соответствующей брошюры, любимого чтива супруги, под рукой не оказалось. Беспокоить ее по этому поводу среди ночи не стал. И все же, несмотря на скептицизм, со смутным чувством тревоги осознал, что сны, как слова, способны материализоваться в реальность. Стало не по себе, хотя в мистику и прочие причуды не верил. На сей раз, очевидно, инстинкт самосохранения подал сигнал о надвигающейся опасности. От кого она исходит и когда произойдет?
Почему-то в памяти вдруг всплыли строки из мистически-странной последней поэмы Сергея Есенина «Черный человек»:
Утро. В окно синеет рассвет.
Ах ты ночь, что ты ночь исковеркала.
Я в цилиндре стою, никого со мной нет.
Я один и разбитое зеркало.
Встал с постели, включил свет. Тщательно осмотрел свою комнату. Осторожно, чтобы не потревожить жену, спавшую в соседней комнате, прошел в прихожую, но и там гроба и других ритуальных предметов не оказалось. И зеркала в трельяже были целы и это несколько успокоило. «К чему этот намек, что покойника следует одеть в парадный мундир? Очевидно, каждое действие персонажей из сна, каждое их слово имеют магический смысл, — решил я, сопротивляясь магическим тайнам мистики, фантастических теорий и предсказаний. — Наверное, это следствие усталости, психических перегрузок. Будь, что будет. Чему суждено произойти, того не миновать. Лучше на этом не зацикливаться и не изводить себя надуманными страхами и сомнениями. Надо бы посвятить выходные отдыху на берегу залива в районе Бочарки, с азартом заняться рыбалкой».
Тайная слежка
Утро, как и ранее, началось буднично в череде рабочих дней. На скорую руку на электроплите я приготовил картофель соломкой с яичницей, бутерброд с сыром и кофе. Скромная трапеза вынужденного холостяка. Я бы мог перекусить в каком-нибудь кафе по пути в редакцию, но общепитовская пища мне изрядно надоела, вызывала изжогу. Поэтому самому довелось осваивать азы кулинарии, не вторгаясь в секреты поварского ремесла. Меню не отличалось многообразием, изысками: овсяная, перловая и гречневая каша, макароны по-флотски с тушенкой, яичница на сале или с картофелем, куриный бульон, уха из бычков, выловленных на излюбленном месте с каменистого берега за Цементной слободкой, больше известной среди горожан, как Бочарка.
С рыбными блюдами проблем не было, так как ассортимент фирменного магазина «Волна», как впрочем, и других торговой сети, был богатым. Кроме экзотических рыб, выловленных экипажами супертраулеров из глубин Атлантики, Индийского океана. Средиземного моря, а также Азово-Черноморского бассейна, прилавки ломились от сельди, скумбрии, сарданеллы, пиленгаса, керченской сельди, камбалы калкан и глосса, окуня, сардины, кальмаров, крабов, лангустов, креветок, мидии, рапанов и других морепродуктов. Все это изобилие было представлено в свежемороженом, соленом, копченом и жареном виде А некоторые экзотические с красками радуги обитатели морских и океанических глубин плавали в большом аквариуме. В институте ЮгНИРО действовал музей морской флоры и фауны, экспонаты которого постоянно пополнялись экипажами судов, возвратившимися с промысла. В разгар осенней путины барабулька хамса, килька, тюлька из-за богатых уловов цена не превышала 20 коп з кило. Это был сезон пиршества. В столовых и кафе устраивались рыбные дни.
Размышляя о достоинствах и преимуществах рыбацкой столицы на степными городами и поселками, я поел, выпил кофе и запер комнату. Приветствовал вахтершу на первом этаже общежития и вышел на улицу. День обещал быть погожим, солнечным и жарким. Поездкам на автобусах с остановки «Улица Ворошилова», в дни, когда не дождило, я предпочитал пешие марш-броски. Они мне заменяли утреннюю физзарядку. Дорога до здания редакции, расположенном в центре города, если идти напрямик мимо дачных участков через ложбину Митридатской гряды, занимала не более получаса. Если же по улице Свердлова с заходом на набережную залива, то требовалось минут сорок. Впрочем, время в пути зависела от темпа движения.
До начала рабочего дня оставалось более часа, я решил не сокращать маршрут, а пройти по набережной. Мой путь лежал по улице Свердлова мимо жилого микрорайона Марат и расположенного на противоположной стороне морского рыбного порта в углубленной бухте, так называемого «ковша». Здесь были сосредоточены трехэтажное здание администрации ПО «Керчьрыбпром», сероватого цвета квадратный корпус огромного холодильника для морепродуктов, доставляемых с промыслов. У причалов со стрелами кранов, похожих на гигантских жирафов, виднелись надстройки супертраулеров «атлантиков» и «тропиков», прибывших с уловами в трюмах-холодильниках из дальних рейсов в Атлантическом и Индийском океанах. В отдалении виднелись три большие емкости с дизтопливом и бензином для потребностей порта и заправки траулеров, подготовленных к выходу на промысел.
Со стороны порта доносились характерные для такого типа предприятий, звуки работающих кранов, приглушенные команды «вира» и «майна». Очевидно, велась разгрузка рыбопродукции или погрузка рыбацкого такелажа. Порт работал круглосуточно, и эта симфония труда была бесконечной. На место уходивших от пирса траулеров приходили новые с трюмами, холодильными камерами, заполненными серебряными дарами морей и океанов. С правой стороны от порта действовало предприятие «Югсудоренмонт» с громоздкими корпусами и плавучим доком. А далее по направлению к мясу Ак-Бурун находилась Бочарка и старинная крепость форт Тотлебен.
Неожиданно меня охватило смутное ощущение, что кто-то за мной пристальное наблюдает, следуя по пятам. Я огляделся, но среди людей, заполнивших тротуары на улице с нарастающим потоком автомобилей, сложно было найти человека, проявлявшего ко мне интерес. Наверное, пригрезилось, решил я и, проходя мимо школы №7 и магазина для рыбаков и охотников, вышел на набережную. Ступил на железобетонные плиты с настройками водной станции ДОСААФ, вдающимся в залив пирсом с пришвартованным теплоходом для морских прогулок.
Возле установленного у парапета списанного сейнера СЧС, превращенного в памятник, а могли отправить на кладбище кораблей, а оттуда на переплавку в домну, я увидел несколько рыбаков. Расположившись у парапета в десяти метрах друг от друга, они наблюдали за красно-белыми поплавками на поверхности воды. Среди мужчин я узнал знакомого Алексея Георгиевича Волоха, бывалого рыбака, коренного керчанина. Подошел поближе, поздоровался.
— Бывай здоров, корреспондент, держи краба! — протянул он руку и я ощутил жесткость его широкой ладони. Волоха старожилы по праву величали морским волком. Он более тридцати лет проработал сначала в ПО «Керчьрыбпром», потом в «Югрыбпоиске», а последние пять лет в штабе путины Крымрыбакколхозсоюза. Выйдя на заслуженный отдых, сохранил стать к рыбалке. Обычно Алексей Георгиевич на автомобиле «Запорожец», погрузив в багажник резиновую лодку и рыбацкие снасти, выезжал на промысел в акватории вблизи сел Курортное, Борзовка, Осовины, либо Челядиново и Заветное. Однажды и мне довелось участвовать в рыбалке и по достоинству оценить сваренную им на треноге в чугунном котелке уху.
Сейчас я увидел рядом с ним на парапете два бамбуковые удилища с туго натянутыми лесками и поплавками на поверхности воды. Другие рыбаки кроме удочек и закидушек пользовались спиннингами. С характерным свистом забрасывали грузило и крючки с наживкой на расстояние до ста метров от берега. Навешивали на леску колокольчики, чтобы услышать сигнал о поклевке и вовремя подсечь добычу.
—Какой улов? — спросил я у Волоха. Он взглядом указал на садок из мелкоячеистой зеленого цвета сети, опущенный в воду. Я вытащил и увидел барахтавшихся десятка два бычков, в основном буровато-желтых песчаников и одну небольшую камбалу глоссу со светлым брюшком.
—Не густо, — оценил я улов на вытянутой руке. — На Борзовке мы с вами добывали побольше.
— Да, там рыбные места, — согласился он. — Здесь тоже берет, грех жаловаться. Еще и часа не прошло, как начал ловлю и не ради добычи, спортивного интереса. Это занятие намного приятнее, чем сидеть дома и слушать ворчание неугомонной Серафимы (это он о своей властной спутнице жизни). Краем глаза я заметил, как поплавок ближней ко мне удочки заплясал на поверхности и пошел в глубину. Волох в тот миг снимал черного осклизлого бычка с крючка ругой удочки. Я схватил удилище, взметнул его вверх и увидел на конце лески, рядом со свинцовым грузилом сверкающее в лучах восходящего солнца странное существо. Неужели змея, увлеченная охотой за мелкими бычками, сама угодила на крючок?
Пригляделся: морда рыбья, да и длинное тело с плавником.
— Алексей Георгиевич, погляди, какой-то мутант попался?
— Не мутант, а сарган, — снисходительно усмехнулся рыбак. — Поздравляю! Она редко попадается на крючок, да и водится в других места. Ее чаще всего ловят сетями. Вкусная рыбешка, особенно вяленая под пиво.
Он аккуратно снял с крючка извивающего, словно угорь, саргана, но рискнул бросить его в садок, ведь мог ускользнуть через ячейку. Положил в холщовую сумку, зачерпнул ковшом воду и окропил саргана. Затем поинтересовался:
— Чем займешься на выходные дни?
— Подготовкой материалов в очередной номер. Газета прожорливая статьи, репортажи, очерки, как на конвейере, идут с колес в печать, — посетовал я.
— Вот, что дружок, в субботу поработай, а в воскресенье махнем с тобой на рыбалку. Поблизости от Жуковки есть клеевые места. Не одной газетой жив человек, требуется полноценный отдых. Согласен?
— Согласен, — ответил я, осознавая, что необходима передышка, подпитка энергией, положительными эмоциями и свежими впечатлениями для творчества.
— Жду тебя возле автовокзала в шесть часов утра, — велел Волох. — Рыбацкие снасти для тебя приготовлю, так что не шибко переживай.
— Спасибо, Алексей Георгиевич.
Я обратил взор на залитый солнечными бликами залив и увидел, как по обозначенному красными буями фарватеру в порт, уменьшив ход следом за лоцманским катером, входит океанический траулер. Приблизился и я прочитал надпись на борту «Ткварчели». На палубу высыпали рыбаки, возвратившиеся после долгой вахты и промысла к родным семьям, родным берегам. Их взоры были устремлены на гору Митридат со шпилем обелиска Славы и отблесками вечного огня в память о защитниках и освободителях города. Наверняка, за тысячи миль от родной земли рыбакам, испытанных солеными ветрами и штормами, грезились очертания загадочного и прекрасного города, как птица Феникс, возрожденного из руин Пантикапея и других древних городищ.
Алексей Георгиевич тоже обратил внимание на судно и, обозрев его корпус и контуры, сообщил:
—Это прославленный экипаж капитана-директора промыслово-производственного рефрижератора Вениамина Бутримова возвратился из Атлантики. Судя по осадке траулера почти на уровне ватерлинии, с богатым уловом. Они постоянно в лидерах, твердо держат пальму первенства и на сей раз, отличились. Мне тоже довелось поработать в передовых экипажах, особенно на тунцеловной базе «Красный луч». Тяжело приходилось на промысле, однако радостно и приятно теперь вспоминать.
Впоследствии я подготовил статью о достижениях капитана Бутримова, удостоенного звания Героя Социалистического Труда. К сожалению, вскоре он погиб. По одной из версий судно попал в жестокий шторм, мачты и антенна обледенели, связь с землей оборвалась. Капитан, дабы не рисковать жизнью и здоровьем подчиненных, решил самостоятельно устранить неисправность. При очередном ударе волны о корпус траулера сорвался и насмерть разбился о палубу.
И снова меня охватила смутная тревога, ощущение, что кто-то пристально следит за каждым движением. Я резко обернулся и увидел мужчину выше среднего роста, спортивного телосложение в солнцезащитных очках и кепке, надвинутой на лоб. Он был серой сорочке-безрукавке, темных брюках и остроносых коричневого цвета туфлях. Незнакомец отвернулся, безразлично наблюдая за входящим в порт траулером и сопровождавшими его чайками. Они крыльями резали знойный воздух. Рыбаки приветственными гудками причалили к пирсу.
Заметив мой настороженный взгляд, устремленный на мужчину, Волох поинтересовался:
— Поди, знакомого приятеля увидел?
— Нет, но кажется, вчера вечером этот мужчина ошивался на автобусной остановке, а потом возле моей общаги. Странный тип. Курил и поглядывал на светящиеся окна.
— Может девицу легкого поведения высматривал. Рыбаки после рейсов на баб шибко голодные. Ведь на экипаж в полсотни человек обычно приходится три-четыре женщины, врач, медсестра и повара. Там, за тысяч миль, даже самая неказистая бабенка кажется красавицей. Поэтому те из них, кто не востребован на суше и у которых нет шанса выйти замуж, устраиваются поварихами на камбуз.
— Сообразительные, предприимчивые особы, — похвалил я.
— Живу в городе не один десяток лет, — продолжил Алексей Георгиевич. — Многие жители мне визуально знакомы, а этого живу впервые. Может, из новичков, пытающихся устроиться на судно? Но в таком случае, он в это время должен быть на борту или на территории порта. Похоже на то, что его интересует твоя персона.
— С чего вы взяли?
— Наверное, ты кому-то здорово насолил, кого-то больно задел своим острым пером. Вспомни, вспомни, от кого может исходить угроза?
Я призадумался: «Черт его знает? Однако этого типа следует аккуратно проверить, преследует он меня или показалось?
Пожелав Волоху рыбацкой удачи, через парк культуры и отдыха с огромным колесом обозрения и аттракционами примыкавшими к набережной, я направился в центр города, к площади Ленина с памятником вождю и сквером у здания драмтеатра имени Пушкина. Двигался скорым шагом. Вместо того, чтобы перейти улицу напротив здания ЮгНИРО, я затаился за одной из белых колонн ротонды. Вскоре увидел, как по моему маршруту, озираясь по сторонам, осторожно прошел незнакомец. По тому, как он метал взгляды по сторонам, я понял, что он потерял меня из вида. Теперь мы поменялись ролями. Постепенно набережная и улицы заполнялись прохожими, а дороги гудящим транспортом.
Когда расстояние до незнакомца было метров пятьдесят, я вышел из своего укрытия. Он повернул в переулок Театральный и я решил действовать нестандартно, неожиданно. В тот момент, когда он поравнялся со старинным двухэтажным особняком, где размещалось отделение милиции Кировского района, я, ускорив шаг, догнал его и крикнул:
— Стоять! Руки за спину!
Этот типичный окрик конвоира или надзирателя парализовал его волю. Мужчина опешил, остановился, как вкопанный.
—Гражданин, пройдем в отдел милиции для установления личности, — продолжил я напор. Он медленно повернул голову и вдруг, словно ошпаренный кипятком, рванул с места. Скрылся за поворотом, ведущим к ресторану «Бригантина». Я пошел в том же направлении, но его и след простыл. Меня такой поворот событий вполне устраивал. Совершенно не было желания впутывать в это милицию. Ведь формальности, дача показаний, вызовы к оперативникам, тем более, при отсутствии состава и признаков преступления, выбили бы меня из колеи, но неприятный осадок остался.
Несмотря на благополучный для меня исход, паническое бегство преследователя, работа в этот день не заладилась. Что ему от меня надо и что послужило причиной слежку? Эти вопросы занозами засели в моем мозгу, заставляя размышлять над версиями. Как раз накануне я опубликовал судебный очерк «Трио казнокрадов» о том, как группа финансистов ПО «Керчьрыбпром» похитила крупную сумму денег на махинациях, связанных с работой ремонтно-подменных экипажей в Лас-Пальмасе. Может кто-то из «героев» или их подельников, избежавших наказания и пребывающих на свободе, которых очерк задел за живое, решил отомстить, жестоко поквитаться. В моей практике такое уже случалось, правда, в форме мелких инцидентов.
Дело в том, что в отличие от других журналистов, предпочитавших стряпать хвалебно-помпезные статьи и репортажи, я критически оценивал события, действия и поступки тех или иных персонажей, в основном чиновников и правонарушителей. На основе подготовленных мною остро критических материалов, в том числе фельетонов, формировались такие тематические страницы, как «Правопорядок», «Народный контроль». Я не случайно был избран членом одного из районных комитетов народного контроля, решений которого о наложении штрафов и прочих взысканий руководители предприятий, специалисты среднего звена побаивались не меньше, чем вызовов на «ковер» в горком партии. Дело в том, что среди активистов народного контроля, которые с весами и линейками тщательно и въедливо проводили проверки-ревизии по жалобам граждан, были люди сталинской закалки — принципиальные с обостренными чувствами справедливости и непримиримости к хапугам — последние из могикан уходящего в небыль героического поколения. В этой плеяде проницательно бдительных контролеров мне ни к лицу было либеральничать и проявлять снисходительность. Тем более, что я уверовал в постулат, что от критики намного больше пользы, чем от похвалы, особенно льстивой и не заслуженной. Ведь не является секретом, что некоторые борзописцы, в это относится и к тем, кто работает на радио и телевидении, за хвалебные статьи и оды их герои щедро благодарят, будь то звонкой монетой, наградами, почетными званиями или должностями для карьерного роста.
Такая тактика заискивания и лизоблюдства претила моей натуре, поэтому я охотно брался за острые темы, тем самым приумножая явных и скрытых врагов, соперников и завистников. Угроза могла исходить и от «героев» ранее опубликованных материалов под рубриками «Из зала суда», «На страже закона», «На весах Фемиды», «Заслон несунам», «Пьянству— бой!» и другими.
Среди обиженных мстителей мог оказаться «герой» очерка «Комбинатор», возомнивший себя наследником незабвенного Остапа Бендера, Не исключено, что кто-то из ранее судимых, отбывших срок и с жаждой мести возвратившихся из колонии в город. Но кто именно, от кого ждать удара? Ведь почти за год работы в редакции газеты я подготовил и опубликовал не менее полусотни судебных очерков, фельетонов и критических статей. Большой шум наделала статья коллеги Юрия Черемовского «Под звон демагогии» о деструктивной деятельности лидера религиозной секты Валерия Лапковского, который в пасквиле «Порча» опорочил руководителей города, в том числе и начальника УВД. Диссидента Лапковского, имеющего поддержку враждебных СССР западных радиостанций «Свобода», «Би-би-си» и «Нем