Мы подошли к тому «классическому» западно-европейскому средневековью, с которым обычно и связываются представления о средних веках. В IX веке оно все еще находится в стадии формирования, и лишь к X веку более или менее складывается некий «порядок», определенный выше как «порядок держателей авторитета». С X века начался и подъем Запада по выходе из «темных веков», продолжавшийся три столетия – с X по XIII в. На этой идее порядка – «идее» в платоновском, а не современном смысле, «идее» в смысле «устоя вещи» – зиждется средневековая жизнь, именно она есть ее определяющее основание, подобное анаксименову воздуху, которым теперь дышит средневековье и только им и может дышать. И, как всякое подлинное начало, идея эта нигде в сущем не воплощается в своей чистоте, оставаясь именно устоем, перводвижителем, который движет всем в качестве цели, цели, разумеется, недосягаемой.
Всякий порядок есть некоторое единообразие, но единообразие средневековое – особенное, оно представляет собой иерархию, по-русски, священноначалие. Говоря об идее иерархического порядка как устое средневековья, мы, конечно, отдаем себе отчет в том, что фактически средневековье было столь же – если не более – беспорядочным, как и любая другая эпоха. Оно было раздираемо противоречиями разного рода, отличалось неустройством жизни, ее скудостью, компенсируемой грабежами и насилием; войны велись беспрерывно, крестьяне, кормившие всех, и терпели больше всех; шайки рыцарей вели себя в собственной стране как оккупанты, благородное сословие разбойничало, оттого время от времени появлялись благородные разбойники; «область веры» расширялась огнем и мечом, ереси беспощадно истреблялись, но возникали снова и снова, общность веры не помешала крестоносцам завоевать и разграбить Константинополь, папы соперничали с императорами, императоры – с дворянством… Словом, средневековье было не менее «разнообразным», чем Возрождение, но «разнообразие» (varietas) не было его «устоем», каковым оно стало для Ренессанса.
«Устой», как мы выяснили, всегда идеален, т. е. в высшей степени действителен. Это он собирает некоторое «разнообразие» в единство, приводит безобразную и безОбразную беспорядочность к образу, образует. Так вот, средневековье «собрало себя», сделавшись «эпохой» и обретя собственное лицо, на идее иерархии. Наиболее чисто эта идея воплотилась, конечно же, в произведениях искусства, но не забудем, что под «искусством» здесь понимается не то, что имеет «эстетическую ценность», а всякое производство, требующее знаний, умения и навыков, т. е. ремесло в широком смысле слова, настолько широком, что «ремесленниками» оказываются и «производители» науки, мастера богословия. Какое произведение средневековья ни возьми – капеллу, [79] собор, средневековый город, замок, средневековый меч, рукопись, ученый трактат, «сумму», королевскую мантию, оно либо изображает иерархию, либо символически обозначает ее, будучи в нее встроено, либо объясняет как сущностное устройство бытия. Наиболее полно и наглядно это иерархическое устроение представлено в литургии. И всякое действие в средневековом мире, в конечном счете, подражает действию главному – литургическому, в нем оно находит свой смысл и оправдание.
Порядок держателей авторитета предполагает безоговорочное признание того, что власть приходит извне. С.С.Аверинцев объясняет это так: миром правит то, что «не от мира сего», что «не свое» для мира. Для раннего средневековья характерны три типа власти, осязаемо «внешней» по отношению в обществу – ксенократия, или господство этнически чуждого элемента (варвар-завоеватель на Западе и инородец-выскочка на византийском Востоке); - бюрократия, или господство отчужденной от общества чиновничьей касты; - теократия, или господство обособившихся от общества держателей потустороннего авторитета (клир). Этой же чуждостью и инаковостью обеспечивается власть (авторитет) аскета-отшельника. Вседержитель и самодержец – это те, чьи полномочия представляет духовенство и чиновничество, соответственно (Аверинцев С.С. Судьбы европейской культурной традиции… Цит.С. 20-21). Держатель авторитета никогда не выступает от своего имени, но от имени пославшего его. Он – «сам», когда «не сам». То, чем он, включая самодержца, владеет, ему не принадлежит: средневековье не знает «собственности» (proprietas), ему известно лишь «временное пользование», узуфрукт. И менее всего держателю авторитета может принадлежать пространство (земля) и время – божий дар людям. Наживаться и на том и на другом – грех.
Структура средневекового общества – это известная феодальная «лестница», организованная по принципу «вассал моего вассала не мой вассал». Вассально-сеньориальные отношения оформляются в ритуале оммажа – клятвы в верности, подтвержаемой символическими жестами – поднятием рук, вложенных в руки и поцелуем, после чего принесшие клятву становятся «людьми рта и рук» (hommes des bouches et des mains). Письменного подтверждения (как это было в Риме) не требуется. Да и не всякий раз найдешь грамотея. Вся лестница держится на честном слове. Соответственно, тягчайшим грехом считается предательство (см. Данте, круги Ада), и Диавол представляется вероломным вассалом. Но главное, что при таком оформлении отношений не избежать личного знакомства со своим сеньором или вассалом. Личные связи – основа средневековой жизни, структурирующейся с помощью символических жестов (прежде всего крестного знамения, которым осеняет себя каждый смертный, подтверждая свою принадлежность этому порядку), жестов, соотносимых, в конечном счете, с божественным «жестом» сотворения мира и поддержания его над пропастью небытия (все в руце божией).
Если на Востоке первым схоластом считать Иоанна Дамаскина, то на Западе формирование «школьной философии» обычно связывают с так называемым «Каролингским возрождением ». Историю средневековой культуры, писал А.Ф.Лосев, «можно представить как волнообразную кривую, то более, то менее отдалявшуюся от классической традиции». Одним из таких приближений к ней была каролингская «реновация», обновление, о котором говорили писатели эпохи, также употреблявшие слово «возрождение», но в сугубо религиозном смысле (в смысле рождения нового, или духовного, человека, о котором говорится в Евангелии от Иоанна и в письмах апостола Павла). [80] Идеалом Карла Великого было, согласно Л.П.Карсавину, не просто восстановление римской империи, но учреждение теократической монархии, «увенчанный франкским государем Град Божий на земле». Карл управляет франкской церковью, «делая ее органом своего управления», охраняет общегосударственный и религиозный мир, насаждает христианское знание и христианскую веру, фактически превращает «Патримоний Петра» в вассальное государство. Светская и духовная власть в «Граде» разделены («у первой в деснице меч смерти, у второй на устах ключ жизни»), но «обе иерархии, и духовная и светская, увенчаны одним наследником ветхозаветных царей – конунгом франков ». [81]
Сподвижником Карла в деле просвещения и науки и прежде всего в организации системы образования в империи был англичанин Алкуин, приглашенный ко двору в 781 г. и ставший директором придворной школы. Позже он сделался аббатом Турским. Среди его учеников числятся Фредегиз, автор трактата «De nihilo et tenebris» и Рабан Мавр, аббат Фулдский, архиепископ Майнцский. Самым нашумевшим событием в умственной жизни IX века был затеянный монахом Готтшальком спор о предопределении, в который был вовлечен и самый крупный мыслитель каролингского возрождения Иоанн Скот Эриугена (нач. IX в. – после 870).
С.С.Аверинцев отмечал, что к собственно нарождающейся схоластике этот мыслитель имел косвенное отношение, что его духовной родиной был Восток, влияние которого, впрочем, было весьма характерным среди ирландского монашества. Подробнее об Эриугене см. ук. литературу, в частности, “Антологию средневековой мысли” 2001, где приведены выдержки из его трактата “О разделении природы” (с. 161-189).
Иоанн Скот Эриугена - во Франции с 20-30 гг., при дворе Карла Лысого. Глоссы к «наставлениям по грамматике» (830-850) Присциана, к ветхозаветным книгам. Комментировал Марциана Капеллу. В 851 по просьбам епископов Хинкмара Реймсского и Пардула Ланского и исполняя желание короля, вмешался в спор о двойном предопределении (Готтшальк, монах Фульдского монастыря). «О божественном предопределении»: Бог не только не предопределяет ко злу, но и о предопределении к добру в собственном смысле нельзя говорить, ибо для Бога нет ни прошедшего ни будущего. Истинное предопределение есть сотворение человека со свободной волей, злоупотребление свободой – источник зла. Учение осуждено на соборах в Валансе (855) и Лангре (859).
В первой половине 860 гг.по поручению короля перевел св. Дионисия, Максима Исповедника («К Иоанну о трудных местах [у Григория Богослова]”, “Вопросоответы Флласию о трудных местах Св.Писания”, Григория Нисского (“Об устроении человека”). Περι φυσεον, названный в XII De divisione naturae. Потом «Изъяснение «Небесной иерархии» св. Дионисия», «Гомилия на пролог Евангелия от Иоанна», «Комментарий к Евангелию от Иоанна» и др.
«О разделении природы».
Natura non creata creans;
Natura creata creans (божественные идеи, посредствующие между Богом и миром)
Natura creata nec creans – мир как проявление божественных идей и Бога;
Natura non creata nec creans – Бог как последняя цель всего.
В начале XIII в. Амальрик Бенский, парижский магистр, попытался учить по Эриугене, доктрина была признана еретической (1204г.). Амальрик отрекся, но после смерти (1207) был предан анафеме на Парижском соборе в 1210. Папа Гонорий III в булле от 25.01.1225 требовад\л уничтожения всех экземпляров сочинения. Впервые напечатано в 1671г. в Оксфорде и было внесено в Индекс.
Вопросы и темы для обсуждения:
Понятие схоластики. Образ и образование. Особенности культурной ситуации на Востоке и на Западе. Роль ирландского монашества. «Каролингское возрождение». Алкуин. Иоанн Скот Эриугена «О разделении природы».