– Хорошо, – похвалил я. – Пойдем дальше. Каким вы представляли преждевременный уход из жизни вашей бывшей жены? Расскажите подробно. Не спешите.
Молчание, грозящее затянуться, прервал стон, а затем показавшийся мне искренним ответ.
– Любым, какой только доступен воображению.
Я выждал пару секунд, пока он боролся со своими чувствами.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Пару месяцев назад. – Бейкер поднял глаза и встретился со мной взглядом. – Конечно, я не стану требовать адвоката. Какой смысл? У вас отсутствует система правосудия – ее подменяет система вымогательства. Здесь царит клептократия. Это очевидно всем, кто пробыл в этой стране достаточно долго. – Я вопросительно изогнул брови. – Меня бы поддержала мысль, что вы готовы пойти на небольшие нарушения – исключительно ради того, чтобы разоблачить убийцу и предать правосудию.
Это были не размышления вслух, не поза. Он искал способ пойти на сделку.
– Ничего не могу обещать, поскольку не понимаю, о чем вы говорите. Однако уверяю: если человек ведет себя правильно, я могу быть к нему очень снисходительным.
– Сколько вы хотите?
– Я толкую не о деньгах. Мне необходима информация. Все, что вам известно о ее жизни в Бангкоке.
Бейкер не смог скрыть, что потрясен.
– Вы отказываетесь от денег? – Он вздохнул и недовольно скривил губы. – После того как Дамронг выпустили из тюрьмы, я приехал сюда разыскивать ее. И нашел на Сой‑Ковбой в баре, которым владели полицейский и его мать. Увидев меня, она обрадовалась, но предупредила, что в Таиланде наши отношения будут отличаться от тех, что сложились в Америке. Останутся только деловыми. Я стал ее снимать для американских журналов и Интернета. Это была скорее эротика, а не порно. Но иногда мы делали фотографии покруче. Жесткое порно – особая ниша, на такую продукцию поступают персональные заказы от анонимных клиентов. Если заказ был не слишком сложным – скажем, минет, – я пользовался собственным членом и автоспуском фотоаппарата. Для этого мы и встречались. Иногда заказ поступал с моей стороны, иногда – с ее. Ей нравилось, что я у нее и партнер, и фотограф, потому что мы хорошо сработались. Зарабатывали не очень много, но все‑таки это была прибавка к моим доходам. – Бейкер повел рукой, давая понять, насколько он просто жил.
– Фото на вашей странице в Интернете?
Он покачал головой.
– Вы не найдете. Мы ее меняли каждую неделю. Наши посетители знали, как нас отыскать и скачать продукцию. А затем страница исчезала. Жизнь некоторых продолжалась не более суток. – Американец пожал плечами.
– Это занятие было для вас обоих побочным заработком?
– Конечно. Восемьдесят процентов поступало ей, но и это были невеликие деньги. У каждого из нас имелась своя работа. – Он посмотрел в окно. – Дамронг отличалась непоседливым характером, ее все время куда‑то тянуло. Я перестал спрашивать, где она работает. Знал только, что всеми силами стремится подняться выше. Говорила что‑то о престижном мужском клубе на прилегающей к Сукумвит улочке, но, как я уже сказал, не могла долго усидеть на одном месте. Бар, где заправляли полицейский и его мать, она презирала, но ее забавляло соблазнять копа, который дошел до того, что готов был пресмыкаться, только бы она разрешала лизать свою промежность. Она любила повеселиться, когда выпивала рисовой водки. Прекрасно изображала влюбленную, так что тот коп на нее окончательно запал. – Бейкер повернулся ко мне и смиренно улыбнулся. – Как я в самом начале.
У меня закружилась голова, к щекам прилила кровь, а Лек не мог понять почему. Может быть, Дэниэл Бейкер знал о моей связи с Дамронг и теперь старался побольнее уколоть? Я сомневался. В его положении он посчитал бы это небезопасным. Наверное, говорил то, что думал.
– Пока довольно, – коротко бросил я. – Ваш паспорт я некоторое время подержу у себя. – Я отвернулся к окну, почувствовав вдруг, что не в силах смотреть на своего собеседника. – Когда вернусь в участок, выпишу официальный документ и завтра пришлю с полицейским.
Я в последний раз окинул взглядом комнату и вспомнил, что еще не заходил в ванную. Американцу это не очень понравилось, и пока я шел к двери, спиной ощущал его недовольство. В тесноте рядом с туалетом стоял дешевый на вид шкаф. Я выдвинул поочередно все ящики. Во всех оказалась фотоаппаратура, как я решил, высшего качества. Самым дорогим предметом здесь была профессиональная видеокамера «Сони». Чувствовалось, что за ней хорошо следили. Я обернулся на американца: под его левым глазом дергалась нервная жилка, по лбу катился пот.
– Вы храните все это в ванной?
– А где же еще? Вы видели, сколько у меня места.
– Не уезжайте из Бангкока, пока не получите моего разрешения, – сказал я ему в дверях.
Я немного рассердился на Лека, который вдруг указал на левое запястье американца и спросил:
– Кто дал вам этот браслет, мистер Бейкер? Ведь это волосы слона, так?
Американец посмотрел на блестящий амулет мужественности, словно давно его не видел.
– Монах несколько дней назад. Я шел по Сукумвит, и он сказал, что этот браслет принесет мне удачу. Денег не взял, поэтому я решил, что он говорит правду. – Бейкера, как и меня, смутил пытливый ум моего помощника.
На пороге я задал вопрос, который приберег напоследок:
– Кто тот высокий, хорошо одетый англичанин, который сегодня к вам приходил?
Я ожидал заметить на лице Бейкера страх, но он только насмешливо улыбнулся.
– Адвокат. Помогает мне с иммиграционными проблемами.
Когда мы спустились на первый этаж, я, естественно, завернул к тому месту, где охранники играют в шашки. Мне показалось, они оставались в этих позах по крайней мере неделю. Но они удивили меня – улыбнулись и кивнули. Не говоря ни слова, тот, которого я подкупил, повел нас вокруг здания и показал на пятый этаж.
– Вот окно Бейкера. Из него на веревке спущен небольшой ноутбук. Висит примерно с тех пор, как вы постучали к нему в дверь.
Мы с Леком посмотрели на подвешенный компьютер и почесали затылки.
– Хотите, дам напрокат лестницу? – спросил охранник. – Но лучше поспешить. Он решил, что вы ушли, и скоро его поднимет.
Я обсудил цену за лестницу, услуги охранника и прокат ножниц и, оставив Лека надзирать за проведением операции, поднялся в квартиру Бейкера. Он растерялся, снова увидев меня, и его лицо приобрело какое‑то лисье выражение. Я сделал вид, будто заинтересовался хранящимся в ванной фотографическим оборудованием. И продержал его там десять минут, чем немало потрепал нервы, а затем отбыл.
На земле сияющий Лек обнимал ноутбук.
– Я так волновался! Мне казалось, Бейкер застукает охранника, когда тот окажется на самом верху, и оттолкнет лестницу. – Изящным жестом помощник продемонстрировал, как бы действовал американец, будь на нем туфли на высоких каблуках.
Я дал охраннику номер своего мобильника и попросил проследить за окном и сообщить, когда последует реакция жильца. Мы были в такси и успели проехать полпути к участку, когда телефон зазвонил.
– Он совершенно вне себя. Сначала открыл окно, чтобы втянуть веревку в квартиру, но тут заметил, что она обрезана. Высунулся наполовину наружу, и, как я понял, у него совсем поехала крыша. Затем спустился вниз под окно и стал шарить по земле в темноте – не иначе решил, что эта штука упала вниз. А когда увидел, что я на него смотрю, понял, что произошло, и у него стал такой вид, будто он столкнулся с привидением. Никогда мне не случалось наблюдать, чтобы человек так переживал – скорчился у стены и стиснул руками голову. Не знаю, плакал он или нет, но был явно расстроен.
– Где он сейчас?
– Вернулся в квартиру.
Через полчаса охранник позвонил снова.
– Пришел англичанин. Тот самый, что в прошлый раз. Теперь он у Бейкера.
– Опиши его еще раз.
– Высокий, очень ладный фаранг, одет в модный деловой костюм в полоску, рубашку с жестким белым воротничком и яркий галстук. Смотрится, как киноактер.
– Ты с ним говорил?
– А как же. Спросил на тайском, куда он идет. Он ответил, в квартиру Бейкера.
– Как он говорит по‑тайски?
– Неплохо, но с сильным английским акцентом.
Я высадил Лека у его дома, а сам поехал к себе. И как только переступил порог, сразу открыл ноутбук. Судя по светодиодам внизу клавиатуры, аккумулятор сохранил достаточно энергии, чтобы произвести начальную загрузку, но для этого требовалось знать пароль. Я не представлял, как его обойти, и не хотел оставлять нашим умникам в участке – Будда знает, какие коммерческие картинки они могли в нем найти. Мне требовалась помощь Кимберли.
– Потребуется «взломщик», – ответила она. – Так его называют компьютерщики. Попрошу выслать. Завтра получу.
Чанья видела, какое я проявляю нетерпение, и не сводила с меня глаз, чтобы вынудить на объяснение, что это за компьютер. Но когда мы встретились взглядами, как бы извиняясь, поджала губы, но одновременно вопросительно изогнула брови. Я что‑то проворчал. Последнее, что мне хотелось, – искать супермаркет, открытый в это время суток.
– Мороженое?
– Нет, лапшу «Моомах».
– Шутишь? В ней нет ничего питательного. Можешь наесться так, что станешь круглой, словно футбольный мяч, и тем не менее будешь умирать от голода.
– Ее ела моя мама, когда была беременна мной.
Я заработал себе максимум очков, подчеркнув, насколько устал, а затем натянул шорты и майку. Один магазин я знал точно – «Футленд» в районе Нана, и поэтому взял такси. Часы на панели показывали двадцать одну минуту второго.
Вдоль всей Сукумвит, чтобы дать возможность поесть голодным проституткам и их клиентам, торговцы расставили прилавки с едой. Царила радостная уличная атмосфера – люди жевали, сидели на порогах магазинов, болтали, пересказывали события вечера. Несколько пьяных фарангов выписывали кренделя между прилавками, но в основном все вели себя пристойно.
В районе Нана было многолюдно – на улицу высыпали закончившие работу танцовщицы. Супермаркет обслуживал желающих поесть в маленьком баре неподалеку от кассовых стоек, и там тоже толпились люди. Зато в проходах самого магазина было относительно пусто – только двое мужчин решали, каким вином закончить вечер, работницы покупали еду домой и несколько тайцев брали рисовую водку.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы найти лапшу. Лично я считаю, что полезнее съесть пакет, чем его содержимое, но кто отважится спорить с беременной женой?
Я взял пять пакетов, на случай если Чанью вновь потянет на лапшу, направился к ближайшей кассе и тут заметил знакомый профиль. Это, конечно, была не она, и вообще женщина стояла ко мне спиной, поэтому могла оказаться кем угодно, но что‑то мне показалось знакомым в ее движениях… Помнишь песню «Битлов», фаранг: «Меня влечет к ней то, как она двигается»?
Мои руки моментально покрылись мурашками, по спине пробежал холодок. Я не рискнул заходить с другой стороны и рассматривать ее, пока она разглядывала пакетик с чили, и сказал себе, что уже поздно, я устал, вот отдохну и утром почувствую себя значительно лучше.
Гордый собой, что не пошел на поводу у предрассудков, я направился к кассе, выложил пять пакетиков лапши и, достав бумажник, почувствовал, что девушка встала за мной. Почему я не захотел на нее взглянуть? Почему как ненормальный вперился в пакетик с чили, который она собиралась купить? И почему дрожала моя рука, когда я протягивал кассирше бумажку в пятьсот бат?
Она решила, что я из тех опасных типов, которые заглядывают в магазин среди ночи. Я хотел, чтобы кассирша поспешила со сдачей, и, когда схватил деньги, неосторожно столкнул один из пакетиков с лапшой на пол. Теперь он лежал между нами – мной и стоящей за мной покупательницей. И она, и кассирша ждали, когда я подниму лапшу. Какой же я джентльмен, если рассчитываю, что дама подаст мне оброненную мною вещь? Мы все еще придерживаемся старомодных взглядов.
Когда я наклонялся, мне удалось отвернуться, но во время фазы разгибания эта стратегия не сработала. Передо мной до мельчайших черточек оказалось лицо Дамронг – в этом не было ни малейшего сомнения. Даже знакомая торжествующая улыбка играла на ее губах.
– Добрый вечер, детектив. – Изображая скромницу, она потупила взор.
Я что‑то невнятно ответил, не стал дожидаться, когда кассирша подаст мне пакет, прижал лапшу к груди и бросился к выходу. Но, оказавшись на улице, не сумел побороть желания подождать на другой стороне, пока она выйдет из магазина. Прошло двадцать минут, но ее не было. Ничего не поделаешь: согласно правилам обращения с призраками требовалось вернуться в супермаркет. Там ее тоже не оказалось. А когда я спросил у кассирши, куда подевалась женщина с пакетиком чили, та ответила недоуменным взглядом.
– Спасибо, – беззаботно улыбнулась Чанья, когда я добрался домой. – В моем положении у меня появились кое‑какие права, вот я ими и пользуюсь. Присоединяйся.
– Нет, – так же беззаботно ответил я. – Не голоден.
Когда мы легли в постель, я проанализировал свое сознание. Оно отказывалось поверить в случившееся. Разумеется, этого не было. Не могло быть. Такие вещи невозможны, они плод воображения изнывающих от скуки неграмотных крестьян. Так? Так. Будда меня помилуй, ты же только наполовину таец – тебе вовсе не обязательно погружаться с головой в эту примитивную магию. Так? Так. К тому времени, когда я заснул, инцидент в магазине потерял краски и отошел в глубину тьмы.
Я сижу за столом и жду Лека, который, лавируя между столами, направляется ко мне. У него в руке пакет с холодным апельсиновым чаем цвета, который у меня ассоциируется с Чернобылем. Пакет перевязан эластичной лентой, из него торчит соломинка, и Лек на ходу то и дело потягивает через нее жидкость. Я с одобрением замечаю, что он выбирает путь в стороне от стола констебля Гасорна, который на него запал. Даже не то что запал – личная электронная почта Гасорна моему помощнику, пусть даже очень красноречивая, свидетельствует о том, что речь идет не просто о духовной связи, а о чем‑то гораздо более существенном.
Есть теория, некоторым кажущаяся пугающей, поскольку подкреплена статистическими данными, о количестве молодых тайцев, решивших поменять пол. Объясню в двух словах. Прежняя система, в рамках которой тайский мужчина был вынужден заботиться обо всем, а его жена проживала за его счет на более радушной по отношению к человеку планете, дает трещину. Констебль Гасорн один из тех, кто склоняется к мысли, что свою судьбу надо брать в свои руки – найти спонсора, и пусть этот придурок, раз у него не тонка кишка, сражается с превратностями рынка. Но он еще не принял окончательного решения, и я строго наказал Леку не разговаривать с ним и не отвечать на его электронные послания. Лека здесь держат только потому, что ему покровительствую я, а мне покровительствует Викорн. Но если полковнику покажется, что благодаря нам в участке распространяется злостная мода, он быстро вывесит нас на солнышко.
В свободное от работы время Лек приобрел привычку покачивать бедрами на манер Мэрилин Монро, но в участке следит за походкой. Я заметил, что он все‑таки не выдержал и покосился в сторону сидящего в противоположном конце зала Гасорна. Чем дольше мой помощник принимал эстрогенный гормон, тем более падким становился на пустую лесть. Но с другой стороны, он стал гораздо лучше сопротивляться нашему времени. Сумел пройти горнило испытания и понял, что даже в Таиланде в представлении общества он ненормальный. Лек закалился внутри, и, глядя ему в глаза, негодяи немедля тушуются. Так что в каком‑то смысле изменение пола способствовало его карьере, хотя он никогда не поднимется выше скромного констебля.
Подойдя к моему столу, помощник вынул изо рта соломинку ровно настолько, чтобы поклониться, а соломинка волшебным образом скрылась между его сложенными ладонями. Я сказал, что хочу знать, где в момент смерти работала Дамронг, и протянул ему фотографию. Последний снимок жертвы. Я сделал его сам, а как вычленить кадр из видео, показала мне на своем компьютере Кимберли. Изображенному на фотографии лицу оставалось жить три минуты.
Лек покажет снимок в барах – сначала на Сой‑Ковбой, затем попытает счастье на Нана и в Пат‑Понге. Если результат будет нулевым, придется копать глубже – не исключено, обратиться в «службу сопровождения»,[12]где, по моим подсчетам, трудятся двадцать процентов женщин, продающих в Бангкоке свое тело. В общем, нам предстояло найти иголку в стоге сена. Хотя, с другой стороны, Дамронг была особенной – запоминалась людям. Мне, например. Я помнил ее очень хорошо. И не сомневался, что найдутся другие мужчины, способные помочь мне в расследовании. Я подумывал, не сэкономить ли время и не побегать ли самому, когда меня вызвал полковник Викорн.
Поднимаясь по лестнице, я мысленно формулировал суть дела об убийстве Дамронг, на случай если мой начальник все‑таки им заинтересуется.
Прямо за спиной Викорна висел огромный антикоррупционный плакат, справа – поменьше, над головой – портрет его величества короля со всеми регалиями. Я сел напротив и начал доклад. Пока я говорил, полковник хранил на лице маску терпения. Но это продолжалось недолго. Когда я упомянул о высокотехнологичном фотографическом оборудовании, которое Бейкер хранил в своей грязной съемной каморке, и украденном мною ноутбуке, он решил, что мою речь пора прервать.
– Следовательно, это он. Ты раскрыл дело меньше чем за день. Неудивительно, что ты считаешься у нас лучшим детективом.
– Но на момент убийства его не было в Таиланде, и я пока не знаю, что у него в компьютере.
Викорн благосклонно улыбнулся и погрозил пальцем.
– Не надо портить отлично выполненную работу чрезмерным перфекционизмом. Разумеется, это дело рук Бейкера. Он ее знал, был на ней женат, служил ей сутенером, продавал ее порно. Пора предъявлять обвинение. Предложи ему сделку в обмен на чистосердечное признание. Мне, пожалуй, удастся устроить так, чтобы ему смягчили приговор и вместо смертной казни присудили восемь лет тюрьмы. Но только в том случае, если он назовет сообщников. А если начнет упрямиться, скопируй видео с убийством на его ноутбук. И дело в шляпе.
– Ноутбук укажет дату, когда скопировано изображение.
– А ты не позволяй защите совать в него нос.
– Предположим, это сделал не он.
– В таком случае ты засадишь невиновного. Как считаешь, насколько это вероятно?
Я не хотел спорить. Викорн понимал, что я неудовлетворен и буду упорно изводить себя работой, прежде чем решусь предъявить обвинение Бейкеру. От этого я становился глубоко жалким в его глазах. Любой другой тайский коп на моем месте давно бы гулял с девочками в баре, гордый, что ему в считанные часы удалось раскрыть убийство. Викорну было все равно, виноват американец или нет – Бейкер из тех фарангов, которые, так или иначе, попадают в неприятности, ничего не приносят тайскому обществу и, наверное, только выиграют, если пройдут курс социальной ответственности в университетах тюрьмы Лард‑Яо.
Решив, что с моим делом покончено, Викорн потер руки.
– Сончай, по‑моему, мы продвинулись вперед с нашим проектом. Слушай, мне нужен человек, чтобы следить, чем этот япошка Ямми занимается в своей новой студии. Я тебе говорил, что снял помещение в Чайнатауне рядом с рекой?
– Нет. Так быстро?
– Ты разбередил мне душу той статьей из «Нью‑Йорк таймс». Я понятия не имел, что порно способно приносить больше денег, чем яа баа.
– Очень много денег.
Он доверительно склонился вперед, как обычно делал, когда хотел попросить об одолжении.
– Сончай, назначаю тебя своими глазами и ушами. Извини, что добавляю тебе обязанностей. Но ты единственный коп в Восьмом районе, который имеет представление, как надо делать хорошие порнофильмы. Поручаю тебе регулярно наведываться к Ямми и подружиться с ним. Ты сделаешь это для меня.
Никто бы не решился ответить Викорну «нет», поэтому я кивнул. А выйдя в коридор, решил, что все, пожалуй, сложилось удачно – по крайней мере мне не станут мешать спокойно заниматься делом Дамронг. Пока я пил в буфете сок, мне пришло в голову, что было бы забавно взять с собой на экскурсию к реке агента ФБР. Но до этого следовало поработать с ноутбуком Бейкера. Я сообщил Мэнни, что собираюсь к реке по особому поручению полковника, и попросил, чтобы меня не беспокоили. Позвонил Кимберли в «Гранд Британию» – она только что получила штуковину, которую назвала «взломщик», – а затем набрал номер мобильного телефона своей половины. Чанья только что вышла из храма – следовательно, к тому времени, когда я вернусь, уже будет дома.
Случилось так, что обе женщины оказались в нашем маленьком жилище до меня. Это первый случай, когда они остались наедине, и мне было любопытно посмотреть, как они поладили. До этого каждая испытывала перед другой благоговейный страх. Чанья не могла представить, что женщина способна действовать в мире на мужской манер и пользоваться властью и силой. А агент ФБР до сих пор разевала рот, глядя, с каким непринужденным изяществом двигается, говорит и улыбается Чанья. Американка не понимала, почему моя жена до сих пор не в Голливуде и не зарабатывает там миллионы. И не была до конца уверена, что ее безмятежность от мира сего.
– Твою жену ничто не трогает, – жаловалась агент ФБР после первой пары встреч. – У нее хладнокровие леопарда.
К тому же Чанья была беременна, и от этого ее мистического состояния американке становилось тревожно.
«Хладнокровие» буквально переводится как «луак иен». Такое же лексическое построение и тот же смысл. Я задумался об этом. У двух самых главных в моей жизни женщин – Нонг и Чаньи – это качество в высшей степени превалировало над остальными чертами характера. Мысль естественным образом обратилась к Третьей Женщине. Дамронг обладала непринужденным хладнокровием: она была жестокой, соблазнительной, потрясающей – настоящим леопардом. В ней отсутствовала какая‑либо мелочность. Когда мы с матерью брали ее на работу, то рассчитывали, что она будет покровительствовать другим девушкам, поскольку Дамронг была намного выше остальных. Не вышло. Она вела себя с ними на равных – дарила на день рождения подарки, относилась с теплотой, давала советы тем, кто хотел заняться делом за границей, любила их. И все соглашались, что у нее иай дее – огромное доброе сердце. У меня похолодело в животе, когда я представил, что вскоре мне предстоит увидеть, как она обнажается перед другими мужчинами.
– Эй! – крикнул я. – Я пришел!
В глубине души я надеялся, что женщины в ожидании займутся обсуждением меня. И стало немного обидно, что они собрались на кухне и слушали радио. Программа называлась «Мыслить по‑новому». Слушать ее стало для Чаньи религиозным ритуалом. Она переводила американке:
– Понимаете, вместо того чтобы начать готовить, а потом подыскивать ингредиенты, надо сначала подобрать ингредиенты и разложить на скамье в надлежащем порядке. А теперь они рассказывают, как стирать одежду. Не надо валить все в кучу – заведите три отдельные корзины: одну для белого, вторую для цветного и третью – для тонкого белья.
Чанья с торжествующей улыбкой посмотрела на Кимберли. Агент ФБР с трудом сумела скрыть смущение. Она знала, что Чанья отнюдь не глупа, так зачем же ей давать советы по таким примитивным функциональным вопросам.
– Потрясающе! – проговорила она. – Эффективность помогает сделать нашу жизнь легче.
Когда я появился, она испытала облегчение и выжидательно глянула на меня. Как ей объяснить, что народ, тысячу лет выживавший на интуиции и традициях, иным образом принимает Аристотелеву логику. Откровение, что «А» не может быть «не А» не укладывается естественным образом в наши целостные умы.
Легче сменить предмет разговора. Я подошел к шкафу под лестницей, где запер ноутбук Бейкера. Обе женщины замерли и не сводили с меня глаз, когда я его вытаскивал. Я купил в «Пантип‑плаза» зарядное устройство и смог подключить компьютер к розетке в гостиной.
Женщины все‑таки обсуждали меня. Кимберли объяснила Чанье, что в ноутбуке скорее всего находятся клипы, где Дамронг обнажается перед мужчинами. И теперь на их лицах застыло выражение детского любопытства: как я это приму? Сколько моих страданий предстоит увидеть?
Стульев мы не держали, и женщины устроились рядом со мной на полу у кофейного столика, на который я поставил компьютер. Агент ФБР вынула из кармана небольшое устройство, которое можно было вставлять во вход USB‑порт, и включила одновременно с тем, как нажала кнопку загрузки ноутбука. Жидкокристаллический экранчик «взломщика», способный вместить до тридцати знаков, начал с бешеной скоростью перебирать цифры, буквы и знаки препинания. Наконец он остановился на таком сочетании: {{jack***rongdam\\\29forty. Ничего подобного я не мог себе представить. Иконка операционной системы ожила и радостной музыкой пригласила нас войти.
Я перебрал на экране браузера несколько файлов, прежде чем понял, что Бейкер помечал порно, проставляя перед названием букву X.
– Забавно, – прокомментировала агент ФБР.
Двойной щелчок, и перед нами открылся крупный план: Дамронг с членом во рту. Не исключено, членом самого Бейкера. Клип длился всего сорок секунд и, похоже, был пробным. То еще потрясение видеть, с каким непереносимым трепетом красивая женщина воодушевленно занимается непристойностью. Каждый раз вынимая то, что находилось у нее во рту, она улыбалась в объектив.
– Я в порядке, – успокоил я своих соседок, которых больше интересовала моя реакция, чем само кино.
– Она даже не хорошенькая, – бросила Чанья, и это был не просто рефлекс ревности. Жена, в отличие от меня, видела изображения на экране монитора по‑иному: типично камбоджийское лицо, смуглее, чем у нее, с чуть надутыми губками кхмерки. Для меня красота Дамронг была сухопарой и надменной. Красота Чаньи – полнотелой и веселой. Но агент ФБР тоже покачала головой и проворчала:
– Только мужчины способны вообразить, что это нечто неотразимое.
Мы просмотрели все икс‑файлы Бейкера, начиная с самых коротких, и за десять минут познакомились с полным репертуаром эротических приемов Дамронг, которые она демонстрировала, не проявляя ни малейшей страсти. Мужские лица появлялись редко, а если появлялись, то лишь ради того, чтобы служить багровым волосатым фоном для ее выступлений. Я внутренне пожал плечами и таким образом приобрел некоторую толику дешевого иммунитета. И даже поздравил себя с буддистской выдержкой, когда начался первый из двух самых длинных клипов.
Я сразу ощутил иную атмосферу. Чувствовалось, что съемка велась скрытно и мужчина не подозревал, что позирует перед объективом. Сначала пара то попадала в поле зрения камеры, то исчезала из кадра, но Дамронг маневрировала так, чтобы оказаться на кровати в определенной зоне. И там предалась оральным удовольствиям с особым энтузиазмом. Ее страстная игра пробила брешь в моих сдерживаемых что было сил чувствах. (Сексуальная ревность существует уже на стадии инкарнации в рептилию и прочно укореняется в стволовой части мозга; ее деформирующий личность эффект изучался на протяжении целого тысячелетия.)
– Тебе нехорошо, Сончай? – спросила американка.
Чанья посмотрела на меня с отвращением:
– Взгляните на него – он до сих пор в нее влюблен.
– Все в порядке, – прохрипел я.
– Тогда почему ты позеленел? – поинтересовалась моя беременная жена.
– Ничего подобного. – Лучшего ответа я не сумел придумать.
Первые пять минут клипа я боролся с ураганом внутри, который начал стихать только после того, как на экране стало мелькать лицо мужчины.
– Посмотрите! – воскликнула Кимберли. – Она двигается под ним так, чтобы его лицо попало в поле зрения объектива.
Это было проделано очень тонко: Дамронг вихляла тазом на кровати так, чтобы со стороны казалось, будто это ее реакция на мучительную пытку эротического неистовства. Теперь мужчина стал хорошо виден. И не имело значения, что это был красавец фаранг с волевым подбородком, золотисто‑каштановыми волосами, карими глазами и властными манерами.
– Ну и простак, – процедил я, отворачиваясь от взглядов сидящих рядом женщин, и хрипло объяснил: – Она все нарочно. Ведет себя так, чтобы он поверил, будто властвует над ее рассудком, что он настолько хорош и его член так велик, что она повержена перед ним телом и душой.
– Не она изобрела эту технику, Сончай, – заметила агент ФБР.
Чанья согласно кивнула и презрительно усмехнулась в мою сторону. Три пары глаз неотрывно следили за тем, что происходит на экране, когда акт подошел к концу.
– Потрясающе, – оценила Кимберли.
– Гениально. – Эта похвала прозвучала из уст Чаньи, бывшей королевы бара.
Я не поверил тому, что увидел.
– Прокрути снова, – попросила жена.
– Настоящие слезы, – заключила агент ФБР.
Она была права. Дамронг сумела выдавить из обоих глаз скупые слезы, которые быстро, отважно смахнула со щек. А когда заговорила с любовником, притворилась, что не в силах выдержать его взгляд. «Том, ты великолепен. – Ее подбородок слегка подрагивал, но она продолжала: – Мне невыносима мысль, что ты можешь переспать с другой женщиной. Это выше моих сил».
«Не беспокойся, – ответил Том, проглатывая застрявший в горле ком. – После тебя разве может потянуть на другую?» Теперь и его глаза были на мокром месте. Некоторое время любовники вместе лили горючие слезы, а затем повторили все снова. При этом Дамронг так умело ласкала Тома, что его лицо и пах были постоянно в объективе камеры.