– В смысле, дал взаймы денег? Он умолял буквально на коленях. А когда я ответил «да», сделал меня самым главным человеком в своей жизни. Теперь у нас есть гатданью.
– Что?
– Не важно. Как‑нибудь объясню, когда у тебя выдастся свободная неделя.
– Вот что я хочу знать. Если бы ты не дал ему взаймы, у него не было бы шансов сделать операцию. Кто бы еще отвалил ему такую сумму?
– Кимберли, – вздохнул я, – если бы он не раздобыл денег на первоклассную операцию, то обратился бы к тем, кто берет совсем мало. Можешь представить, что это значит в Бангкоке?
– Сончай, я тебя не понимаю. Лек – один из самых красивых мужчин, каких мне только приходилось видеть!
У меня закралось подозрение, что толстую шкуру агента ФБР прогрыз червь желания облагодетельствовать человечество.
– В тебе столько сострадания! – воскликнула Кимберли. – Как ты мог на такое пойти? Он никогда не будет счастлив.
– Подожди, не разъединяйся… – При всей моей оптимистичной вере в мир, я не мог представить, что мы счастливо разминемся с идущим навстречу цементовозом. Но остался. – Не будет счастлив без члена? Ничего не могу сказать по этому поводу. Тебе виднее. Но, должен заметить, мужской половой член больше не пользуется теми привилегиями, что раньше. Многие владельцы считают, что он скорее помеха, чем полезная вещь.
– Перестань ерничать. Я говорю серьезно. Речь идет о будущем юноши.
Я почувствовал, что начинаю раздражаться главным образом потому, что из‑за разговора с американкой потребовалось сойти с мотоцикла, не доехав до места назначения.
– Подожди, мне надо тебе кое‑что сказать. – Я попросил водителя остановиться у прилавка с едой, взял бутылку сока и присел выпить. Донести до агента ФБР сандвич реальности было непростым делом, но ничего другого не оставалось. – Когда Леку было пять лет, с ним произошел несчастный случай. Он, как принято у деревенских жителей, забрался на задние ноги буйвола, чтобы перепрыгнуть ему на спину, но животное в это время взбрыкнуло, и он взмыл в воздух. Ему повезло: он не упал на рога и не погиб моментально, но, ударившись о землю, раскроил голову о камень. Медицинская помощь была недоступна, и все решили, что он умрет. Он уже казался мертвым. Ты слушаешь?
– Да.
– Позвали шамана. Тот зажег рядом с головой ребенка угли и стал окуривать мальчика. Это помогало ему проникнуть взором в суть вещей. Привели родителей, и шаман объявил, что их сын практически умер. Оставалась одна надежда – отдать мальчика духу, чтобы тот вошел в его тело и вернул к жизни. Но после этого ребенок будет принадлежать духу, а не родителям.
– И что?
– Произошла одна недоработка – дух оказался женским. Строго говоря, Лек не совсем человек. Он женский дух, обитающий в теле мужчины.
Я глотнул сока и стал ждать, что ответит Кимберли. Но она молчала. А когда в трубке послышалось пиканье, я понял, что она разъединилась, и закрыл телефон. Через несколько минут раздался сигнал, свидетельствующий о том, что пришло текстовое сообщение. Мне стало любопытно, и я снова открыл трубку. Но сообщение оказалось не от американки.
«Вам известно, что, с тех пор как НАТО вторглось в Афганистан, производство мака в этой стране увеличилось на пятьсот процентов? Цена сырца снизилась вдвое. Мои знакомые могут вывезти продукте Лаос. Дальше все будет зависеть от нас. Что скажете? Ямми».
В окне ответа я набрал три буквы – «нет». И выключил телефон.
С верхнего яруса «Старбакса» открывался хороший вид на улицу. Я сидел на диване и поджидал Нок. И настолько прилип взглядом к окну, что почти не ощущал присутствия других людей. Я понимал, чего Нок ждет от нашей встречи, и мне было стыдно, что я ее обманываю, но эта женщина была моей единственной ниточкой в расследовании. И еще я чувствовал, что веду себя предательски по отношению к Викорну – ведь полковник предпочел бы, чтобы я не слишком увлекался делом Дамронг.
Удивительно, насколько легко раздваивается сознание. Во мне сидел фанатик, готовый пойти до конца, только бы разобраться с загадкой снятого на видео убийства. И с ним уживался другой, который с радостью примет участие в планах Викорна и будет счастливо жить‑поживать с беременной женой. В данном случае побеждал фанатик.
Я заметил Нок и по тому, как она оделась, понял: она и вправду питает надежды. В облегающих джинсах и майке она разительно отличалась от той мамасан восемнадцатого века, которая встретила меня вчера в клубе. Я назначил встречу в районе Нана, где множество дешевых гостиниц, в которых сдают номера на короткое время, и она, видимо, решила, что мы немедленно ляжем в постель, поэтому нет смысла наряжаться. Упругая походка словно говорила о том, что она не прочь развлечься на стороне и ждет, что приятное знакомство может вылиться в нечто большее: например, я сделаю ее своей мианой – младшей женой, назначу жалованье и обеспечу комнатой. А то, что я вздумал изменить супруге, подтверждает, что я нашел ее неотразимой. Когда Нок приближалась, я заметил, как у нее на губах мелькнула улыбка гордости и превосходства.
– Слышал, сразу после того как ты вчера ушел, на нас устроили облаву?
Я покачал головой.
– Вот как? Что‑нибудь нашли?
– Наркотиков не было, но унесли компьютер со списком членов клуба. Босс весь день висит на телефоне – обзванивает их. А они боятся – вдруг их имена попадут в прессу. Какой‑то полковник Викорн вымогает деньги. Чтоб им пусто было, этим копам.
– Вполне с тобой солидарен, – поддакнул я, оставляя мысль сказать правду. – В любом случае это не твоя проблема.
– В данный момент не моя, – улыбнулась Нок и выжидательно посмотрела на меня.
Поскольку я не начал торговаться на предмет ее услуг, она присмотрелась ко мне внимательнее. Не один ли я из тех сбитых с толку мужчин, которые недовольны браком, но не уверены, нужна ли им любовница? Я специально не готовился к нашей беседе и прекрасно сознавал, что превышаю полномочия. Ощущал себя больше бандитом, чем полицейским, когда достал портмоне и стал выкладывать на кофейный столик тысячебатовые купюры. Нок вспыхнула от моей нескромности, но ее злость сходила на нет по мере увеличения количества денег на столе. Насчитав десять тысяч, она посмотрела мне в глаза. Никто, кроме фаранга, не стал бы предлагать такую сумму за мимолетное дневное свидание. Пусть я не такой, как все, но не настолько же. Я скатал банкноты в тугой комок.
– Скажем так… я следователь. Работаю на банки.
Ее перенесение в новую действительность было молниеносным.
– Так ты защищаешь членов? Поэтому, когда приходил вчера, не лег со мной в постель. Тебе платят банкиры?
– Нет. Кое‑кто другой.
Я сделал мину, которую Нок могла истолковать как подтверждение своей догадки. Ее лицо посуровело.
– Мне надо больше.
– Я удвою сумму.
– Еще больше.
– Нет.
– Тогда ничего не скажу.
Я надул щеки. Двадцать тысяч бат – это примерно ее месячный заработок. Большинство девушек, если бы только не испугались, ухватились за такие деньги.
– Послушай, – проговорил я, – а откуда мне знать, что у тебя есть информация, которая мне нужна?
– Я думаю так: если ты не работаешь на банкиров, значит, замешан в какой‑то связанной с шантажом афере. Не хочу, чтобы меня втягивали в темную историю, но мне нужны деньги. Я буду говорить, только если получу пятьдесят тысяч.
По ее тону я почувствовал, что она от своего не отступит.
– Ладно. Пойду схожу к банкомату.
– Пойдем вместе. Затем снимем номер на короткий срок. Таким образом, все, кто нас увидит, решат, что ты покупаешь мое тело.
Она помолчала и окинула взглядом кафе. Трое белых мужчин среднего возраста сидели с девушками, которых, судя по всему, сняли накануне вечером. Другие белые мужчины и женщины просто отдыхали от «третьего мира» и за чашечкой кофе с молоком или молочного «Мачиатто» читали газеты и журналы. Мы подошли к ближайшему банкомату, где два юных фаранга с удивлением таращились, как я в присутствии шлюхи получаю целую пачку денег.
Нок знала здешние гостиницы лучше, чем я, потому что, перед тем как пойти на повышение в «Парфенон», работала здесь в барах. Мы въехали в отель прямо на такси. Поспешно выстроенные номера выходили на подземную стоянку, где, если заплатить, машину могут занавесить шторами. Я дал охраннику триста бат. В номере он спросил, не желаю ли я, пока развлекаюсь с девочкой, посмотреть порнофильм на DVD. Я ответил отказом. Тем временем Нок стала заводиться. Села на двуспальную кровать, соблазнительно улыбнулась и посмотрела на наши отражения в потолочном зеркале. Я тоже улыбнулся и покачал головой. Отдал десять тысяч бат и пообещал добавить остальное, если она сообщит ценную для меня информацию.
В углу номера стояло гинекологическое кресло, которое, если его задействовать, давало доступ к вагине со всех сторон горизонта. Нок кивнула в его сторону и усмехнулась – мол, вот чем мы могли бы заняться, если бы ты не настаивал на своих дурацких вопросах. Так, может, совместим приятное с полезным? Я снова покачал головой. Она вздохнула и легла на спину. Я устроился рядом. Мы лежали и смотрели на свои отражения на потолке. Зеркало искажало пропорции. Вероятно, так эротичнее, но все казалось длиннее, чем на самом деле.
– Что ты хочешь знать?
– Как на самом деле работает «Парфенон».
Удлиненная Нок пристально посмотрела на меня с потолка.
– Тогда скажи, что тебе уже известно.
– Известно, что в клубе всего сто пятьдесят официальных членов. Взносы не настолько велики, чтобы сборы с такой малочисленной группы могли поддерживать работу элитарного заведения. Их не хватит даже на ваши шелковые платья.
Отражающийся в зеркале демон в облике женщины мрачно кивнул.
– Ты проницателен. Ну и как, по‑твоему, работает клуб?
– При помощи тайного членства, – ответил я. – В списке много известных имен, но все же не настолько известных, как можно было ожидать.
Нок снова кивнула.
– Угадал. Не многие об этом знают, даже из девушек. На бумаге ничего не зафиксировано.
– Расскажи, как все действует?
– Мы называем их членами Икс. Они и есть основатели клуба. Вот их‑то деньги и поддерживают работу заведения. Для них «Парфенон» – частный клуб. По номеру 24/7 каждый из них может заказать девушку в любое время, в любое место и для любых видов услуг. Одна из мамасан принимает сообщение от управляющего: прислать определенную девушку по такому‑то адресу в такое‑то время. Девушка выполняет, что ей говорят – ей самой ничего не известно о членах Икс. Она не возражает, поскольку получает двойное вознаграждение и выходной на следующую ночь. Иногда встречи происходят в помещении клуба. Как правило, девушка не знает, с кем переспала. Все мы выросли в деревне и имеем слабое представление, что такое высшее общество.
– В клубе – это в таких персональных номерах, как мы были с тобой?
– Нет. Там есть по‑настоящему персональные номера. В них можно попасть только на персональном лифте.
– Кто такие эти члены Икс?
– А как ты думаешь? Самые крутые заправилы в Таиланде: высшие армейские и полицейские чины, банкиры, бизнесмены, политики. Люди того же пошиба, что официальные члены, только намного выше рангом.
– Значит, официальные члены – просто козлы отпущения?
Нок пожала плечами.
– Они получают ровно столько, сколько стоят. Многие из них являются помощниками тайных членов, и это дает им средства для вступления в клуб.
Я повернулся и внимательно вгляделся в ее лицо.
– Думаю, нет нужды спрашивать, откуда ты все это знаешь?
Она покачала головой.
– Я весьма популярна среди членов Икс. Уговорила их сделать меня мамасан, и теперь мне не нужно работать с официальными членами. Лучше уж один сукин сын раз в неделю, чем всякая шушера каждую ночь.
– А Дамронг? – спросил я. – Она нравилась тайным членам?
Нок отвернулась и заговорила, глядя на стену.
– Скажи, что с ней случилось? Она умерла?
– Да.
– Я так и думала. Ты ведешь расследование по поручению ее родных?
– Не совсем.
Она повернулась и внимательно посмотрела на меня.
– Она нравилась далеко не всем. Многие мужчины смотрели сквозь нее и будто не замечали, а женщины считали, что в ней нет ничего особенного.
– Но каким‑то тайным членам она все‑таки нравилась.
– Скажем так, одному из них. Ну и что из того? Какая теперь разница, если ее нет в живых?
– Мое дело – расследовать.
Нок помолчала.
– Дамронг была гениальной проституткой. Гениальность объяснялась ее инстинктом, настолько в ней укоренившимся и безошибочным, что она больше напоминала дикое животное. С одного взгляда определяла, западет на нее мужчина или нет. И на тех, кого не могла покорить за десять секунд, больше не обращала внимания. Они переставали для нее существовать. Это давало ей время и силы сосредоточиться на остальных. Простофили! Она понимала то, что не понимают большинство девушек, включая меня: чем выше поднимаешься, тем больнее падать. Никогда бы в это не поверила, если бы не наблюдала своими глазами. – Левой рукой Нок нащупала мою руку. – Она была моей подругой. Тепло относилась ко мне. Защищала.
Мы посмотрели друг другу в глаза.
– От чего?
– От одной свиньи. Я пожаловалась ей, что, наверное, не выдержу с ним. И уже начала терять всякое уважение к себе. Мне, разумеется, не сказали его имени. Он платил большие деньги, но был жесток. Дамронг соблазнила его и отвлекла от меня. Кажется, она не возражала против садизма. В этом смысле у нее были какие‑то извращения. Или это я такая чрезмерно чувствительная. Дамронг даже поделилась со мной деньгами после их первого свидания. Вот какая была добрая. – Нок покачала головой. – Никто, кроме нее, не сумел бы так распалить того типа. Мне он казался твердым как алмаз.
– Как он выглядел?
– Таец китайского происхождения. Высокий, худощавый, лет пятидесяти. Еще симпатичный, но какой‑то порочный на вид.
Я немного помолчал.
– Мне кажется, ты знаешь, кто он.
– Выяснила.
– Кхун Танакан?
Нок не хотелось повторять его имя, и она только кивнула.
– Но в то же время по ней сходил с ума один из официальных членов – адвокат Том Смит. Ты мне о нем рассказывала.
– Болван! Он не понимал, насколько был близок к тому, чтобы китаец убрал его с дороги. Не знал, кто его соперник, иначе держал бы язык за зубами. Всякий раз терял голову, когда видел Дамронг в клубе. И если не мог с ней переспать, начинал грозить. Фаранги как маленькие – совершенно не способны держать себя в руках.
– А Танакан знал про Смита?
– Несомненно. Такие люди знают все на свете. Они за это платят.
– И тем не менее ничего не предпринимал?
– Как видишь, Смит до сих пор жив.
– Этот Смит занимался юридическими делами китайца?
– Откуда мне знать?
– Конечно. Извини. – Я достал остаток банкнот. – Кто все это организует? Должен же быть человек, который все контролирует.
– Швейцар у дверей. Вглядись в него. Он умен. Держит в голове фамилии всех тайных членов и отправляет девочек на свидания. Тайные члены платят ему большие деньги, чтобы он держал рот на замке. Хотя он и без того не решился бы пикнуть.
Нок потянулась за банкнотами, но я крепко зажал их между пальцами.
– А кхун Косана, магнат рекламной индустрии, он тоже член Икс?
Она моргнула и поперхнулась.
– Да, был близким другом кхуна Танакана.
– Был?
– Он исчез. Все считают, что он умер.
– Дело рук Танакана?
Нок вспыхнула.
– Как я могу это знать? – И, успокаиваясь, продолжила: – Кхун Косана был инициатором того, чтобы клуб начал нанимать транссексуалов. Думаю, он только притворялся, что ему нравятся девчонки. Ни разу не видела, чтобы он взял девушку. А Танакану он был чем‑то вроде раба. Поговаривали, на бизнес у него не хватало мозгов, и Танакану приходилось его часто выручать. Зато он очень хорошо умел работать с прессой. И Танакан пользовался им, чтобы приукрашивать свой имидж.
Я протянул ей остаток денег и отсчитал еще несколько банкнот.
– Проведи меня в закрытую часть клуба, куда можно попасть только на особом лифте.
– Зачем?
– Просто взглянуть.
Нок снова изменила мнение обо мне.
– Все‑таки ты, наверное, настоящий коп. Это там ее убили? В одном из частных номеров?
– Как я могу сказать, пока не посмотрел?
Нок выхватила деньги у меня из руки.
– Помогу тебе бесплатно. Приходи сегодня вечером в клуб. Но прежде позвони, закажи меня лично и попроси зарезервировать для нас номер.
Мы вместе вышли из «гостиницы на час». И тут мне позвонил Лек и спросил, вернусь ли я в участок – туда все больше поступало вызовов. Я ответил, что буду через двадцать минут. В этот день командой на выезд руководил сержант Раумсантиа.
В такси я почувствовал, как в кармане завибрировал мобильник. Вызывал сержант. Он звонил, чтобы послать нас прикрыть похоронное казино.
– Будь оно проклято, – ругался он.
– Я считал, что мы перестали на них наезжать, – отозвался я.
– Неофициально. Но тут поступило сообщение от полицейского. Наверное, рассерженного родственника, которого забыли пригласить. Мы не имеем права оставить его без внимания. Особенно себя не утруждай. Зафиксируй имена и что‑нибудь там запиши, чтобы мы потом отчитались – мол, должным образом отреагировали на информацию.
Я позвонил Леку и сказал, чтобы он ждал меня у ближайшей к указанному адресу станции надземки.
Прости, фаранг, что в середине повествования собираюсь устроить тебе культурный шок, но есть необходимость объяснить, как действует похоронное казино.
Когда человек превращается в новоиспеченного призрака и оказывается без тела один‑одинешенек на Той Стороне, он по вполне понятным причинам чувствует себя сбитым с толку. С живыми родственниками продолжает сохраняться связь, и осуществляется она по таким тонким каналам, которые еще много сотен лет не сумеет выявить наука. Когда заканчиваются жизненные функции, общение главным образом происходит посредством передачи возбуждающей переживания эмоциональной энергии. Но, лишившись тела, человек зависит от остаточных знаний, которые в основном составляет страх расставания. Чего он теперь больше всего не хочет? Он больше всего не хочет оставаться один. Родственники, которые его сильно раздражали, до того как он превратился в труп, приобрели особенный – нет, жизненно важный – смысл. Обязанность близких родных – окружить его на время поминок (которые могут продолжаться до сорока девяти дней) как можно большим количеством людей, после чего усопший находит временное пристанище в человеческой (или не человеческой) утробе. Есть единственное занятие, способное в течение семи недель ежедневно приводить рядового тайца в дом покойного, особенно если он при жизни его не слишком любил. И для оставшейся в живых неутешной супруги (или супруга) тоже польза – надо только приобрести несколько рулеток, а доход от услуг неофициального казино пойдет на оплату монахов, еду. Да еще останутся деньги, чтобы сплотить семью в трудный период после поминок.
Вот почему мы с Леком оказались перед квартирой Нанг Чавийван на третьем этаже скромного дома на Сой‑26. Лек успел разведать, что в квартире имеется пожарный выход. Так что стук в переднюю дверь, сопровождаемый криком: «Полиция!» – вызвал немедленную эвакуацию. По железным ступеням пожарной лестницы с другой стороны квартиры зашлепали парадные ботинки, послышался шепот, смешки. Исход длился минут десять, из чего можно было заключить, что не меньше сотни гостей шествовали от дома по улице. Мы снова постучали в дверь, и на этот раз нам открыла измученная, заплаканная, но бойкая женщина в традиционном тайском костюме. Ростом Нанг Чавийван была не больше полутора метров.
Я не хотел обижать ее в дни траура по мужу и позволил разыгрывать передо мной роль, пока последний гость не испарился из квартиры. Затем она провела нас внутрь. Нанг не потрудилась спрятать рулетки – их было у нее ровно пять, – но рядом с одной из них предусмотрительно оставила немного денег и теперь переводила с них взгляд то на меня, то на Лека.
– Это очень серьезное нарушение, за которое полагается заключение в тюрьме, – сурово сказал мой помощник и покосился на покойника, лежащего со сложенными на груди руками в ярком лакированном сосновом гробу. Худое простоватое лицо выдавало в нем рабочего человека. Он казался настолько худым, что я подумал, уж не заморила ли его Нанг Чавийван голодом. Постыдная мысль, но труп был в самом деле кожа да кости.
– Простите меня, – попросила Нанг.
Лек не отличался способностью долго оставаться строгим и посмотрел на покойника с бесконечным состраданием.
– Бедняга, ему очень одиноко. Я это чувствую.
Нанг Чавийван шмыгнула носом.
– Поэтому я так и поступила – надо было отблагодарить каждого, кто пришел составить ему компанию. Как еще я смогла бы выполнить долг жены?
Лек нашел ее вопрос слишком трудным и повернулся ко мне за наставлениями. Меня же как‑то уж очень тронул этот мертвец, словно я был стажером и впервые увидел труп. Смерть всю неделю больно била по мне.
– Возьмите деньги. – Нанг Чавийван, начиная терять терпение, кивнула в сторону рулетки.
– Мы денег не берем, – ответил Лек, стараясь заглянуть мне в глаза.
– Это правда, – подтвердил я и улыбнулся. – Так что лучше уберите деньги. Нечего им валяться на виду – мы можем подумать что‑нибудь нехорошее.
Нанг Чавийван изумленно вытаращилась на нас.
– Вы не берете денег? – Ее лицо осветилось улыбкой. – Я всегда знала, что мой Тун – хороший человек, но не представляла, что у него такая карма: двое полицейских врываются к нему на похороны и заявляют, что не берут денег! – Она спрятала бумажки за бюстгальтер. – Он был почти архатом, святым, и ваше поведение это подтверждает.
– Дайте мне ваши документы, – потребовал я. – И если кто‑нибудь спросит, отвечайте, что это была самая настоящая облава, которая не удалась, потому что мы не знали о пожарном выходе.
– Хорошо.
– И вы больше не станете этим заниматься. Я имею в виду: не обзвоните ваших гостей, как только мы уйдем, не скажете, что путь свободен, и не позовете обратно.
– Конечно, нет.
– Обещаете?
– Обещаю.
– Ну тогда только на этот раз.
Нанг на мгновение встретилась со мной взглядом.
– Вы уверены, что не хотите взять хотя бы часть денег? Так мне было бы спокойнее.
– Нет! – со всей твердостью, на какую оказался способен, ответил Лек и, показав на женщину пальцем, добавил: – Вы должны нам верить.
Замечательная карма старины Туна привела ее в полный восторг. Она вновь и вновь вспоминала, за каким прекрасным человеком была замужем и как он хорошо о ней заботился даже после смерти. Не каждому призраку настолько везет с казино на собственных похоронах. Нанг Чавийван почувствовала себя настолько защищенной его духовной силой, что достала мобильный телефон и принялась звать гостей обратно еще до того, как мы закрыли за собой дверь.
Пока мы искали такси на Сой‑26, я почувствовал головокружение и присел у кафе. Обычно я на службе не пью, но теперь мне захотелось пива, и я заказал бутылку. Лек взял себе сок и вышел к уличному торговцу, толкающему вдоль сточного желоба свой лоток из алюминия и стекла. Я наблюдал, как торговец открыл стекло на петлях, наколол на нож зеленое кисловатое манго, положил на разделочную тарелку и начал так быстро нарезать на ломтики, что его руки слились в одно неясное пятно. Затем узким краем металлического блюда сдвинул кусочки в пластиковый пакет. Один пакет вложил во второй и засунул в него красные упаковки с чили, солью и сахаром, чтобы добавлять по вкусу. И, наконец, последний штрих – коктейльная палочка, чтобы с ее помощью есть манго.
– В чем дело? – поинтересовался, вернувшись, Лек.
Я чувствовал, что кровь отхлынула от лица, – оно, наверное, стало серым. Я сидел на пластиковом стуле перед кафе на улице, где в основном селились те, кто трудился в индустрии развлечений. Вокруг было много трансвеститов, фарангов и спешащих на работу девушек в джинсах и майках.
– Смерть, – проговорил я. – С первого дня службы полицейский вырабатывает к ней иммунитет, который можно потерять вот так, в один момент. Я щелкнул пальцами, и Лек сделал большие глаза. Он ничего не понял, а я не собирался объяснять, что наша облава вызвала у меня в памяти постыдные события прошлой ночи. Быстро проглотил пиво, но оно не помогло прогнать воспоминания…
Я проснулся как от толчка, который отозвался во всех суставах. Первая мысль была о Чанье. Но она уже не спала и пристально смотрела в потолок, как всегда, когда злилась.
– Опять она? Да?
Я долго не отвечал. Затем кивнул.
– Да.
– Сончай, не знаю, сколько смогу еще выдержать. Ради тебя я готова подраться с любой живой женщиной, но как быть с мертвой? Ты знаешь, чем занимался последние полчаса?
Я не в силах был отвечать.
– Ты ее трахал. Да?
– Да. – Я отвернулся.
– Не останавливаясь. Затем кончил. Ты весь липкий.
Я не сознавал себя. Сон внезапно вернулся. Только это был не сон. Это был визит. Я дрожал с такой силой, что не мог пошевелиться.
Усилием воли моя женушка подавила гнев, сходила за мокрой тряпкой и обтерла меня так грубо, только что кожу не содрала.
– У нормальных мужчин живые любовницы, а ты лезешь на труп.
– Извини.
– Это продолжается с тех пор, как ты побывал в ее квартире?
– Я лучше пойду приму душ.
– Ночь на дворе.
Я вышел из дома и облил себя из шланга, как слона. Утром мы не могли друг на друга смотреть.
Я допил пиво и поднял глаза на Лека.
– Переживаешь из‑за дела Дамронг? – Шестым чувством трансвестита он понял мое состояние.
Я кивнул, не встречаясь с ним взглядом.
– Тебе бы надо познакомиться с моорду, господином.
Лек год назад встретил своего непогрешимого пророка и с тех пор не переставал убеждать меня повидаться с ней/с ним. Он не сомневался, что мы на протяжении сотен жизней кружили вокруг друг друга, играя роли близких людей: матери/отца, сестры/брата, мужа/жены. Но ему особенно интересно было узнать, когда в последний раз я был таким трансвеститом, как он. Такова догма нашего буддизма, что каждая человеческая душа должна время от времени проходить испытание транссексуальным опытом.
– Когда буду сильнее, Лек, – ответил я. – Не сегодня.
Когда мы расплачивались – я за пиво, Лек за сок, – пикнул мой мобильник, оповещая, что пришло эсэмэс‑сообщение. Я вынул трубку, прочитал и показал помощнику. Это было очередное, пятое за неделю, послание от Ямми:
«Я нашел носильщика, так что самому везти не придется. Пожалуйста, поговорите с полковником. Долго я этого не вынесу. Мне надо заниматься искусством. Ямми».
Я застонал, убрал телефон, но тут же достал опять, потому что он снова пикнул. На этот раз сообщение пришло от агента ФБР:
«Ты живешь на опустошенной магией земле».
Нок велела прийти после одиннадцати вечера, когда в «Парфеноне» больше всего посетителей. Все диваны были заняты мужчинами в темных костюмах, каждого обслуживали две‑три разодетые девушки. Нок в пышном бальном платье крутилась вовсю: знакомила членов клуба с девочками, провожала на второй и третий этажи и возвращалась встретить новых желающих расстаться со своей спермой. Даже когда я посмотрел на нее в упор, она отвела взгляд, но умудрилась быстро пожать мне запястье, проходя мимо. Великий момент настал, когда на сцене разыгралось действие.
Свет в зале померк, и невидимый оркестр заиграл что‑то сладострастное из пятидесятых годов – музыку, от которой полсотни девушек в миниатюрных купальниках в унисон задергали ножками. Шоу оказалось прекрасным воспроизведением того, что в старых фильмах показывал Голливуд, когда демонстрировал на экране технику танца с финальным номером, в котором выступала актриса с самой большой грудью. Потрясающее чувство – быть первой, и чтобы другие, стоя на коленях, отдавали дань уважения. В отличие от баров в пяти минутах ходьбы от «Парфенона» здесь хореография не позволяла обнажать соски и волосы на лобке. Это было почти семейное зрелище.
Соблюдая приличия, Нок приставила ко мне трех девушек, которые пришли в восторг оттого, что, несмотря на свои немного западные черты лица, я говорил по‑тайски. И чтобы скоротать время, принялись рассказывать мне о своей жизни. Видимо, им было известно, что я мужчина мамасан, потому что ни одна из них не испробовала на мне эротических пассов.
Наконец, когда представление подошло к естественной кульминации и зрители принялись рассеянно хлопать, появилась Нок и спросила, не хочу ли я одну из девушек, что сидели рядом со мной. Я смущенно и вежливо отказался, и девушки немедленно исчезли. Нок провела меня по второму и третьему этажам, где мы проделали то же, что в мой прошлый приход. Затем она демонстративно втолкнула меня в одну из комнат и, закрыв за собой дверь, привалилась к ней спиной, выставив вперед грудь эпохи Людовика XV.
– Я думал, мы идем в тайные номера.
Нок поднесла палец к губам.
– Не беспокойся, я взяла магнитный ключ. – Она погрузила руку в глубины своего платья и показала мне карточку с магнитной полоской. – Швейцар мне кое‑чем обязан. Я сказала, что ты мой особенный бойфренд и я хочу заняться с тобой любовью в тайных номерах. Эта карточка – хозяйский ключ, который отпирает там все двери. – Она улыбнулась. – Может, когда увидишь комнату, передумаешь и займешься сексом со мной.