А через неделю Анке привалило счастье – ее заставили пасти корову. Случилась в стаде драка, рогами в двух местах пропороли ногу Зорьке, и та охромела. Пришлось вести ее в лечебницу. Там раны смазали, заклеили и велели дней десять в стадо не пускать. Оттого-то и стала Анка на время пастухом. А для нее большего счастья и не придумать. Разом отпали вечные заботы о хозяйстве – огород, стирка, уборка. Конечно, потом придется ей все наверстывать – и стирки накопятся горы, и в огороде все позарастет, и в доме грязи будет невпроворот. Но это же – потом. А покато – вольная воля!
Поднимается Анка, как всегда, спозаранку. Только теперь и встается ей легче – сразу вспоминает она, что день предстоит ей вольный, и голова делается легкой, от подушки отрывается сразу, без усилий. Анка доит Зорьку, наскоро завтракает, наливает в бутылку парного молока, ставит в сумку, туда же кладет приготовленный с вечера узелок с едой, проверяет, там ли книга, берет свою пастушью палку – и в путь.
На выгоне еще собирается стадо, нетерпеливо мукают коровы, и Зорька по привычке поворачивает к ним. Но Анка выразительно машет палкой и гонит ее дальше.
Выпасы нынче везде хорошие, далеко идти необязательно. Но Анке кажется, что там, подальше, трава выше и свежей, и они с Зорькой идут потихоньку к самому лесу. В лесочке и спрячутся в полдень от жары. Здесь же неподалеку знает Анка ручей, где можно напоить Зорьку и самой напиться.
Зорька щиплет травку, отмахивает хвостом мух и исподлобья поглядывает на Анку. А та блаженствует. В кои-то веки может она читать не урывками, выгадывая минутки, а вдосталь, запоем. И Анка читает! Лишь изредка взглядывает на Зорьку да переходит следом за ней на свежую травку. Какое же это блаженство – тишина, солнышко и интересная книга! Может ли быть что-нибудь лучше этого? Анка уверена – нет.
Впрочем, неожиданно она открыла для себя еще одну, ранее неведомую ей радость – возможность думать. Нет, конечно, раньше она тоже думала. Но как-то все мимоходом, все больше – по необходимости: что сегодня сварить, когда лучше стирку затеять, что на базаре купить. Иногда о себе думала – отчего она такая несуразная да скоро ли от нее малярия отвяжется. Про других людей тоже думала – как дедушка Сурен зиму переможет, найдется ли у цыганят отец, почему тетка у Михи такая жадюга. Но были это все мысли мимолетные, отрывочные, ломаные – некогда было сильно-то раздумывать. И вот теперь, когда у Анки вдруг появилось время, нежданно-негаданно открыла она для себя неведомую радость – возможность спокойно, не спеша думать. О себе. О людях. О жизни.
Она дочитывает «Овода» и очень рада, что рядом сейчас нет чужих глаз. С каждой страницы в грудь ее словно падает маленькая жгучая капля. Одна к одной – они теснят, жгут и, переполнив, выплескиваются наружу неожиданно светлыми, почти сладкими слезами. И Анка плачет не таясь, в открытую. Необычные это для нее слезы. Не от боли, не от досады, не от обиды на кого-нибудь. А вроде есть в них и боль, и досада, и обида. И еще что-то, чего она объяснить не умеет. Жаль ей Артура – его страданий, исковерканной жизни, неудавшейся любви. Жаль Артура, больно за него. Однако не только поэтому плачет Анка. Чувствует она в себе зависть. Зависть и к этим страданиям, и к этой исковерканной жизни, и к неудавшейся любви. Потому что все это такое необыкновенное – большое, настоящее, красивое. Даже страдания. Даже смерть. Так жить, так страдать, столько вынести – и не сломиться, не сдаться, не отступить! Как он говорит Монтанелли, своему отцу: «Я или бог – выбирайте!» Даже бежать из тюрьмы с его помощью отказался. А с Джеммой – как он любил ее всю жизнь! А не открылся. Потому что любовь могла помешать в его борьбе. За идею. Ради этой борьбы и вынес все. И погиб.
А сейчас сколько людей тоже выносят и пытки, и муки разные. И гибнут. Тоже за идею – за Родину. Среди них есть и совсем молодые, даже ее ровесники. Газеты часто рассказывают про юных партизан, связных, разведчиков. У них хоть и короткая жизнь, зато яркая, красивая.
Как, например, у Зои Космодемьянской. Анке кажется, что она лично знала Зою, – так четко, ясно ее себе представляет.
А вот недавно по радио рассказывали про Валю Котика. Так тот совсем еще был мальчишка – неполных четырнадцать. Как ей, Анке. И тоже с Украины, из тех же почти мест, что и она. Погиб в бою как герой. А сколько успел за эту коротенькую совсем жизнь! Два года был разведчиком в партизанском отряде, связным с подпольщиками Шепетовки. Смелый был, ловкий, быстрый. Под носом у фрицев ценные сведения добывал, нашим передавал...
А она – разве бы так не смогла? Точно знает Анка – смогла бы! Она же тощая да ловкая – везде проберется, в любую щель проскользнет. И хитрая – всё вызнает, разнюхает. И из нее разведчица бы вышла. А она тут вот ерундой разной занимается – огород, поросенок, стирка! Эта корова еще! Анка не выдерживает и запускает палкой в Зорьку. Та перестает жевать траву и недоуменно смотрит на свою хозяйку. Анка плачет. Плачет и от досады на свою куцую, нелепую, пустячную жизнь, и от зависти – и к чужому счастью, и к чужим страданиям. Только большим, настоящим, красивым.
Нет, конечно, безо всяких там мелочей не обойтись. Но обязательно надо, чтобы было главное. А что главное? Правда, что все-таки главное в жизни? Иногда, когда Анка бывает голодной, ей кажется, что самое главное – быть сытой. Когда в первую военную зиму им с мамой нечем было топить печь и у них промерзали стены, ей казалось, что в мире нет ничего важнее тепла. Когда с утра до ночи машешь в поле тяпкой и не чуешь уже ни рук, ни спины, то кажется, что высшее счастье – лечь и взять в руки книгу. Ах, какое счастье! Но проходит время, и то, что вчера казалось главным, отходит в сторону, и главным кажется совсем другое.
Так что же все-таки главное в этой жизни, в этом мире? Анка пристально смотрит вокруг. Может быть, вот это небо без конца и без края? Или густой пьяный запах полыни, который для Анки – лучший в мире? Или теплое ласковое солнце? Но ведь это же – общее на всех. А люди живут по-разному. Есть среди них счастливые и несчастные. А как понять, счастлив человек или нет? Наверное, сейчас, в войну, счастлив тот, кто жив, сыт и одет... Постой, что же тогда выходит – самый счастливый человек из Анкиных знакомых – это Мишкина тетка? Ну нет!
Может, счастье – это когда человек красив? Ведь недаром же все книжные герои всегда так прекрасны. Наверное, у красивого все в жизни не так – он и видит, и слышит, и чувствует иначе. Ведь он же знает, что красив. И все вокруг восхищаются им. Наверное, вот это и есть счастье. Самый красивый человек, которого видела в своей жизни Анка, – это Лена, одна из трех сестер, что приехали в их город год назад и поселились в угловом доме напротив. Анка часто находила какое-нибудь заделье, чтобы лишний раз забежать к ним и полюбоваться Леной. Всю весну Лена почему-то не работала. Она целыми днями сидела, закутавшись в шаль, у раскрытого окна и часто кашляла, утыкаясь в тряпицу. А в конце лета Лену похоронили. Умерла от туберкулеза. В двадцать три года! Так дала ли красота ей счастье? Оградила ли от бед, болезни и смерти? Нет, видно, и красивый человек не всегда счастлив.
Дедушка Сурен часто говорит, что самое большое счастье – это делать людям добро. И сам он всю жизнь без устали только и делает, что одаряет всех вокруг своей добротой. Уж добрее-то его есть ли человек? И что же – разве старый Сурен счастлив? Всех сыновей – четверых! – отняла война. Самого жестокая болезнь совсем уж доканала. Остался вот на старости лет один-одинешенек в чужом краю. И неизвестно, переживет ли еще одну зиму в своей развалюхе-баньке...
А вот Ольга Николаевна – любимая Анкина учительница – говорит, что счастье – это найти себе на всю жизнь работу, дело по сердцу. Тогда будет жить интересно, радостно. Кто его знает, может, и так. Значит, отец у нее был счастливым? Он говорил, что с детства мечтал быть только военным. Но какая несправедливая судьба – всю жизнь учиться воевать и погибнуть в первом же бою!
А кем станет она сама, когда вырастет? Не знает этого Анка. А вот что хотела бы всю жизнь делать, – это ей точно известно. Она даже оглянулась – не подслушивает ли кто ее мысли. Книги она хочет сочинять! Только почему-то страшно ей в этом другим признаться. Даже маме. Таит ото всех эту мечту свою, вроде даже себя самой стесняется. Никому ни разу не проговорилась. Только старому Сурену открылась, ему одному. Очень внимательно он ее выслушал тогда, долго потом думал. А после сказал:
– Тут тебе старый Сурен ничем помочь не может. Честно говорить буду. Не могу пообещать тебе, что мечта твоя сбудется. Даже если ты всю свою жизнь потратишь только на нее. Страшно трудное дело ты выбрала для себя. Может быть, самое трудное из всего, что может человек. Но ты от мечты своей не отказывайся, иди к ней. Сама иди, самостоятельно, потому что в этом тебе никто помочь не сможет. Этому научить нельзя. Один только совет может дать тебе Сурен – внимательно смотри вокруг. В людей всматривайся, каждого понять старайся, все крепко запоминай. Друзей своих, соседей, просто знакомых. Может быть, когда-нибудь это пригодится тебе.
Ничего тогда не возразила Анка дедушке Сурену. Но про себя с ним никак не согласилась – впервые не согласилась со старым мудрым Суреном. Ну уж нет! Ни за что не потащит она все это в свои книги! Этих замотанных, задерганных, суматошных людей и их бедную, скудную, убогую жизнь. Нет, в ее книгах люди будут только красивыми и счастливыми. И жизнь у них будет необыкновенно прекрасной. Чтобы, читая эти книги, каждый мог хоть на время забыть о тяжкой, горькой жизни, которая выпала ему на долю...