— Ну, я не хотел тебя беспокоить, и сейчас это…
— Не лги мне, — сорвался он. — Дай посмотрю что там.
Сегодня у меня был обычный пластырь на ране, и ссадина, наконец, заживала. Розовая воспаленная кожа вокруг нее вернулась к нормальному тону, а корка и слизь исчезли. Кэл выглядел так, словно собирался сам сорвать пластырь, поэтому я осторожно снял его.
Кэл еще никогда по своему желанию не стоял так близко ко мне. Ухватившись за мой подбородок, он наклонил мое лицо, чтобы лучше рассмотреть. Я замер с широко распахнутыми глазами. Это не было похоже на то, как он припечатал меня, – этот жест был продиктован заботой – но это все равно меня напугало.
Пока Кэл осматривал рану, я благодарил звезды за то, что не солгал, и что рана на самом деле выглядела лучше. Наконец он издал тихий пренебрежительный звук и отпустил меня.
— Не лги мне больше, — сказал он.
Затем он ушел, пулей выскочив на веранду, и мне стало любопытно, не испортил ли я ему настроение.
Похоже, что нет. Покурив, он вернулся и стал говорить со мной, расхаживая туда-сюда по кухне:
— Я достал эти альбомы для тебя. Это семейные фотографии, и тому подобное. Ты можешь взглянуть на них.
Я принес свой ноутбук на кухонный стол, где Кэл сложил четыре больших фотоальбома.
— О, ничего себе.
Это было так же удивительно, как и осмотр моего лица. Учитывая наши первые две встречи, я думал, что мне придется вытягивать из его уст каждую частичку информации.
— Это замечательно.
Я открыл первый альбом.
— Все фото подписаны. В основном на них мои родители, моя сестра и я, некоторые двоюродные братья, тети и дяди. Бабушка и дедушка тоже, но они уже скончались.
Он поведал мне о своем детстве в Массачусетсе, которое, как он утверждал, было счастливым и заурядным, и некоторые истории из жизни его семьи. Его дедушки и бабушки, убежденные христиане-евангелисты, покинули Англию и Новую Зеландию, и в качестве миссионеров перебрались в Бразилию. Они основали церкви и вырастили там своих детей, а один из его дядей все еще продолжал их работу.
— Он проводит большую библейскую конференцию каждый год. Это в джунглях, в отдаленных районах страны. Там лишь телефонная будка, и нет интернета. Тысячи людей приходят послушать выступающих. Это потрясающе.
— Ты бывал там?
Я лихорадочно печатал, делая заметки так быстро, как только мог.
— О да. Несколько раз. Все проповеди ведутся на португальском, но я владею им достаточно, чтобы понимать. Но что я действительно люблю, так это само место. Жару, дождь, деревья. Можно встретить диких голубых ара, коралловых змей, обезьян. Это нечто, как будто в каком-то фильме.
— Тебе нравится… природа, — осторожно заметил я. — Труднодоступные районы.
Кэл перестал ходить и сердито посмотрел на меня.
— Пожалуйста, смотри глубже, Калеб Брайт – это отшельник в духе Сэлинджера.
Я засмеялся.
— Я не собирался ехать туда, не волнуйся.
— Хорошо. Я больше не писатель. Я не публикуюсь. Я просто человек, живущий в доме в горах, как и все остальные здесь. Все эти закидоны писателя-затворника закончились, и все это так нелепо.
Он продолжал расхаживать, рассказывая о том, как его родители переехали в Америку, где родились он и его сестра, о работе его отца (в области хирургии) и его матери, домохозяйке. Все это было до невозможности обычным. Они посещали церковь всей семьей на протяжении нескольких поколений, и так продолжалось до сих пор. Этот угрюмый мужчина, стоящий передо мной, который курил и пил, и иногда ругался матом, очевидно, ходил в церковь каждое воскресенье.
Это то, что я еще должен был увидеть.
Его родители живут в Кембридже, штат Массачусетс, на Винограднике Марты. Его сестра замужем, и у нее два маленьких сына. Она часто навещает Калеба, и он видится со своими родителями каждое лето.
— Моя семья для меня всё, — сказал он. — Моя семья и моя вера.
Я не сомневался в нем, несмотря на то, что эти реплики звучали, как это ни странно, отрепетированными.
Повзрослев, он посещал христианский лагерь в Пенсильвании, и потом, в конечном итоге, добровольно отправился туда в качестве волонтера. Он был отличником в школе, что неудивительно, и учился в Гарварде.
Мой взгляд был устремлен в одну точку, пока я слушал. Я представлял это: праведная жизнь, привилегии, благотворительная деятельность и лето на пляже.
— Некоторое время я был спасателем, — сказал Кэл, — в лагере и в бассейне недалеко от дома.
— Конечно, ты был, — слова выскользнули из моего внутреннего монолога.
Кэл снова остановился и нахмурился, глядя на меня.
— Что ты имеешь в виду, под «конечно, ты был»?
Я имел в виду, в своих мыслях, что он казался мне одним из тех парней, что всегда были в хорошей физической форме. Вероятно, он начал тренироваться еще в средней школе и продолжал по сей день. Его зубы были удивительно белыми и идеально ровными. Он создал себе впечатляющее тело. Он говорил на иностранном языке. У него за плечами было образование Лиги плюща, инастоящая роскошь – ничего с этим не делать, просто иметь при себе, как дорогой аксессуар.
Калеб Брайт был воплощением того, что моя девушка хотела видеть во мне, и даже больше. Настоящей находкой. Сбывшейся мечтой. Я прочистил горло и посмотрел на один из альбомов. Глянцевые снимки его семьи и друзей подтверждали все, что он сказал.
— Я не помню, — неубедительно пробормотал я.
— Скажи мне.
— Могу я не отвечать?
Я перевернул страницу. Его сестра была такой же высокой и стройной, блестящие черные волосы и привлекательное лицо. Она могла бы быть моделью. Я снова перевернул страницу, чтобы не попасться на разглядывании его сестры в купальнике.
— Пожалуйста, — сказал он мягче. — Я не обижусь. Мне любопытно.
— Эм-м… Спасатель… Просто… — Я притворился, что печатаю заметки в своем документе Word (хотя на самом деле я, просто не глядя произвольно печатал набор символов) — Кажется, я имею в виду, я могу себе представить…
Я взглянул на него. Одна из его темных бровей была довольно забавно изогнута в ожидании моих следующих слов. Кэл умел слушать, я сразу это понял, обескураживающе внимательно слушать. На самом деле, я не мог вспомнить ни одного другого человека, который бы останавливался и смотрел на меня так, как это делал он, когда задавал мне вопросы.
— Продолжай, — сказал он.
— Просто я могу представить тебя спасателем, заставляющим женщин повсюду делать вид, что они тонут, — рассмеялся я.
— Я понял, — он кивнул. Ему это не показалось забавным. Он прищурился. — Как бы то ни было, ты пока посмотри остальные альбомы. А я приготовлю что-нибудь на обед.
Глава 15
Майкл
Кэл крутился на кухне позади меня. Я чувствовал запах чеснока и масла. Что-то шипело, пока другое закипало.
Меня раздражала невозможность наблюдать за ним, но я думаю, что это было устроено намеренно. Он старался посадить меня туда, где я не смог бы наблюдать за ним. Например, диван в гостиной был развернут в противоположную от кухни и веранды сторону. Мне приходилось смотреть через плечо, чтобы видеть Кэла оттуда. И когда он пригласил меня посмотреть альбомы с фотографиями, он подтолкнул их на стол, положив перед тем стулом, что стоял спинкой к плите и кухне.
Расчетливый ублюдок.
Я хотел ухмыльнуться и покачать головой, но он мог каким-то образом заметить этот жест, несмотря на то, что стоял затылком ко мне, и потребовать сказать, о чем я думаю. И тогда, если я не скажу ему, он снова обхватит мое лицо, и прикажет мне никогда не лгать ему.
Теперь это было настоящим испытанием, чтобы не засмеяться.
— Ты там опять развлекаешься?
Конечно же, он видел через затылок мое дергающееся от смеха лицо. Или, может быть, он просто увидел мой профиль по пути в кладовую.
— Можем ли мы поговорить о твоей бывшей жене?
Мне захотелось, чтобы он тоже почувствовал неловкость от моих вопросов.
— О, я не буду говорить о ней.
Кэл поставил открытую бутылку пива рядом с моим локтем. Это было именно то, что мне хотелось: холодное, терпкое и легкое.
— Спасибо. — Я сделал глоток. — Разве это не будет немного несправедливым?
— С чего бы? Ты ведь пишешь для «Нью-Йоркер», а не для таблоида. — Он был невозмутим. Его тон говорил: я могу играть в эту игру весь день.
— Я не ищу сенсаций. Но все это, — я прикоснулся к куче альбомов, — абсолютно идеальная картинка. Недостатки, испытания – вот что делает людей живыми для нас. Было бы нечестно замалчивать об этом, по крайней мере, с моей точки зрения.
— Я понимаю, о чем ты говоришь.
Шум готовки, звучащий позади меня, усилился. Я бы пересел на другой стул, если бы не был уверен, что Кэл найдет способ вернуть меня обратно.
— И?
— И я был бы рад поговорить о том, почему в какой-то момент я перестал писать. Это было трудно. Настоящее испытание, как ты выразился.
Опять этот отрепетированный тон. Если даже Калеб ничего и не скрывал, то определенно приукрашивал все.
— Как насчет твоего сына? — спросил я.
— А что насчет моего сына?
— Ты часто с ним видишься?
— Конечно. В любое время. У меня есть кое-какие его вещи.
Он пересек гостиную и исчез в кабинете. Хотя Кэл никогда не проводил для меня экскурсию по дому, я пользовался ванной комнатой на первом этаже, и знал, что дверь рядом с ней ведет в подвал, и, проходя мимо его кабинета, я заметил там стол и книжные полки. Я предполагал, что его спальня была на втором уровне лофта.
Кэл появился с пачкой бумаг, которые благоговейно положил передо мной. Я отодвинул пиво подальше на край стола.
— Он невероятно талантлив. Все это сделал он, — сказал он с пафосом.
Он стоял рядом со мной, перекладывая одну детскую акварель за другой передо мной. Каждый раз он делал паузу, позволяя мне рассмотреть их, и было очевидно, что я не должен их трогать.
— Калеб? — спросил я, увидев кривоватую подпись.
— Именно так. Это южный заскок. — Он махнул рукой. — В любом случае, он – Калеб, а я – Кэл. В последнее время, он использует в своих работах только оттенки зеленого. И называет это своим персональным стилем. Пять лет, а он уже говорит: «Это мой персональный стиль». — Он засмеялся.
Показав последнюю картину, Кэл вернул всю стопку в кабинет.
— Я смогу пообщаться с ними со всеми? — как бы между прочим спросил я.
— Конечно, я познакомлю тебя со своей семьей. Я предупрежу их и вышлю тебе их контакты. Мои родители не очень разбираются в технологиях, так что дай им немного времени для ответа, если напишешь им по электронной почте. И постарайся, ну, ты понимаешь, не перегружать их вопросами.
— Хорошо, ладно. А как насчет твоей бывшей жены?
— Нет, и она все равно не станет ничего комментировать. Тебе не захочется общаться с ней.
Он поставил дымящуюся тарелку на стол рядом со мной. Калеб приготовил белую пиццу (Прим. пер.: вид пиццы, в приготовлении которой не используют томатную пасту и сложное сытное наполнение, обычно в составе легкие сыры, специи, овощи, приправы и редко легкий соус) на двух половинах французского хлеба, с утопающими в рикотте и моцарелле дольками чеснока. Конечно, он сказал, чтобы я угощался, пока сам он убирался на кухне, а затем пил пиво и обедал у стойки за моей спиной.
Глава 16
Калеб
У Рэйчел, моей сестры, есть отвратительная привычка являться без предупреждения. Эта привычка появилась, когда мы еще были детьми. И даже в подростковом возрасте (и во всех связанных с этим возрастом моментах) она не изменила ей. Сестра врывалась в мою комнату и орала: «Ну, разве это не приятный сюрприз?» Она придумала понятие «фактор приятного сюрприза» и перенесла эту привычку во взрослую жизнь.
Она появлялась в общежитии для мальчиков в лагере.
Она не раз пробиралась в мою комнату в общежитии в Гарварде.
Когда я был женат, и эти спонтанные визиты злили Корал, Рэйчел дулась и говорила мне, что не может предупреждать нас заранее, потому что это испортит «фактор приятного сюрприза». Я, конечно, никогда не ругал ее за это.
С возрастом я становился все более нетерпимым к такому поведению, хотя, если задуматься, то должно было быть наоборот.
Сестра появилась у меня на пороге в середине октября, без детей и мужа.
— Я оставила их всех в скучном Массачусетсе, — объяснила она, крепко обнимая меня и целуя в щеку. — Разве это не приятный сюрприз? — ее хрипловатый голос щекотал мне ухо.
Я приподнял Рэйчел над полом и прижал к своей груди.
— Кэл, твои волосы… — Она пробежала пальцами по всей длине волос. Они почти касались моих плеч.
— Я знаю. Мне нужно подстричься. — Я собрал их обратно резинкой.
— Нет. Даже не знаю, — она улыбнулась и прижалась к моим рукам, ее темные глаза сияли. — Они великолепны. Красивее, чем мои.
— Это неправда, — засмеялся я. — Я не могу поверить, что ты приехала.
Неважно, как часто она это делала, это было приятным сюрпризом. Я вышел к ее арендованной машине и принес сумку. Она была маленькой, легкой, просто ручная кладь.
— Ты только на одни выходные? — предположил я.
— Это все, что я могу позволить себе. Кевин буквально сходит с ума, оставаясь наедине с мальчиками. Он уже звонил мне пять раз. Пять. И каждый раз это была чрезвычайная ситуация.
— Тебе нужно было привезти их с собой.
— А как насчет того, что мне тоже необходим отдых? — засмеялась она, потирая мое плечо.
Рэйчел тихо присвистнула, увидев ряд пивных бутылок, стоящих возле мусорного бака вместе с двумя бутылками виски. Майкл Бек значительно помог с их опустошением. Наши встречи проходили более или менее гладко в течение уже трех недель. Я обнаружил, что алкоголь в умеренных количествах помогает мне терпеть его присутствие, и поэтому мы выпивали от одного до трех бокалов почти каждый раз, когда он приезжал ко мне. Это было больше, чем я выпивал обычно, но так мы точно закончим к декабрю.
— Я все это выпил не один, — сказал я.
— И кто же на тебя так плохо влияет?
— Журналист. Он пишет интервью. — Я закатил глаза, прежде чем она начала бы восторгаться. — Да это так, ничего особенного. Больше головной боли, правда. Кстати, я обещал дать ему адрес твоей электронной почты на днях. У него будет несколько вопросов. Я просил его сильно не напрягать вас.
— Надеюсь, что он тебя не послушается. — Ее глаза засверкали озорством. — Я расскажу ему все твои секреты.
Она понесла свой крошечный чемодан в подвал.
— Ты все еще куришь, — крикнула она с лестницы. — Я чувствую запах.
— Время от времени, — уклончиво ответил я, набирая сообщение Майклу. Сегодня была пятница, и я не хотел, чтобы он появлялся.
Я написал достаточно прямолинейно: «У меня гости в эти выходные. Увидимся в понедельник». Нахмурившись, положил телефон в карман. Присутствие Майкла рядом со мной не было «головной болью», как я заставил Рэйчел поверить. Оно было единственным, чего я теперь с нетерпением ждал.
Глава 17
Майкл
Корал Диану ДеВитт найти было сложно. Кэл никогда не упоминал имя своей бывшей жены, как и статьи, прочитанные мной. Я просмотрел и проверил их еще раз. Большинство вообще не упоминали об их разводе. Об этом вскользь упоминалось только в двух статьях.
Я погуглил полное имя Кэла со словами «брак, развод и объявление о свадьбе» во всех возможных комбинациях. И ничего не нашел.
Становился ли развод достоянием гласности? Я тоже погуглил и понял, что хороший адвокат может сделать закрытой практически любую информацию.
Я продолжал прочесывать интернет (добавляя разные слова в свой поиск), пока, наконец, не наткнулся на страницу, посвященную мероприятию по случаю семейного торжества ДеВитт. Оно датировалось 2011 годом, и в качестве гостей в нем были указаны Калеб Дэвид Брайт, Корал Диана ДеВитт-Брайт и Калеб Сет ДеВитт-Брайт-младший. Кэлу сейчас тридцать один, значит, ему тогда было двадцать шесть. Я набросал еще несколько расчетов в блокноте.
Кэл переехал в Колорадо четыре года назад, в 2012 году.
Его сыну было пять лет, значит, он родился, когда Кэлу было двадцать шесть.
Три его романа были опубликованы между 2007 и 2012 годами. Первый, когда ему было всего двадцать два года, мгновенно стал литературной сенсацией.
Я грыз колпачок от ручки, уставившись на цифры. Что же произошло в 2012 году, когда Кэл прекратил издаваться? Вполне возможно, развелся со своей женой, оставил годовалого сына и переехал в эту глушь один?
Я написал и подчеркнул вопрос: «Что произошло в 2012 году?»
Найдя полное имя его бывшей жены, я легко нашел несколько прежних адресов и телефонных номеров. Согласно последнему адресу, она проживала в охраняемом элитном коттеджном поселке в Чарльстоне, штат Южная Каролина. Я переписал номер.
Чувство вины пронзало меня, пока я нажимал цифры в телефоне. Кэл сказал, что его бывшая «не станет комментировать», и что я «не захочу с ней общаться». Но что, если она прокомментирует, и что, если я захочу с ней общаться? Однако в его намерении не было никаких сомнений. Он не желал, чтобы я разговаривал с ней.
Но прошло три недели с момента моей первой встречи с Кэлом, а мы не добились никакого прогресса. Конечно, меня больше не впечатывали в стены и не срывались из-за падения, и да, Кэл с готовностью рассказывал о своем идеальном детстве, но я не приблизился и на шаг, чтобы хоть немного узнать его. Во всяком случае, он удерживал меня – намеренно, без усилий – от какого-либо реального или более глубокого понимания его жизни. И это приводило меня в бешенство.
Я обещал, что не буду публиковать ничего личного, и, кроме того, Калеб и его агент должны будут одобрить (ну, или не одобрить) окончательный вариант интервью. Если я вообще собирался писать о Кэле, то мне нужно было рассмотреть его целиком.
Теперь я понял, почему другие интервью о нем были такими поверхностными и банальными. Вероятно, он скармливал тем журналистам ту же фигню, что и мне. Может быть, они и пытались заглянуть под поверхность, но он также их не впустил. Однако это меня очень задевало. Сейчас, оглядываясь назад, я полагаю, это был самый верный признак моей неопытности. Меня обижало, что он не доверял мне. Мне было больно от того, что я не могу быть исключением из его правил.
Поэтому я позвонил его бывшей жене, и к черту его мнение по этому поводу.
Гудки раздавались снова и снова, и я уже был уверен, что звонок уйдет на голосовую почту, но затем кто-то сонным, резким голосом, с едва заметным южным акцентом, ответил:
— Алло?
Что-то в ее голосе, или даже эти пять-шесть гудков, прежде чем взяли трубку, заставило меня сесть прямо. Я представил, что этот голос принадлежит южной красавице, принимающей молочные ванны. Я представил, как мой телефонный звонок вторгается в теплый, неторопливый полдень.
— Алло, — сказал я. — Могу я поговорить с мисс Корал ДеВитт?
— Это я.
— Ох, здравствуйте. Это Майкл Бек… — Я колебался. — …Из «Нью-Йоркер». Я пишу статью о Вашем... о Калебе Брайте.
— Мне нечего сказать по этому поводу. — Ее голос звучал смущенно.
— Я надеялся, что Вы сможете дать мне некоторое представление о его отношениях с сыном, — сказал я, потому что вопрос к этой женщине о ее отношениях с Кэлом внезапно оказался крайне неуместным. Кэл был прав: я не должен был соваться к его бывшей жене, но любопытство подтолкнуло меня вперед. — Все, что Вы мне скажете, могло бы быть полезным.
Какое-то время она молчала.
Затем осторожно сказала:
— Он не видится со своим сыном.
Я моргнул.
— Нет?
Но ведь Кэл сказал мне, что видится со своим сыном всякий раз, когда бы ни захотел.
— Ну, мы почти не встречаемся. И я не думаю, что Вам стоит спрашивать меня об этом. — Ее тонкий голос мгновенно поставил меня на место. — Не могли бы Вы повторить, кто Вы?
Кэл убьет меня, если узнает об этом: это раскрытие информации, даже этот звонок.
— Простите, — сказал я запинаясь. — Мне, правда, очень жаль. Вы правы. Не буду Вас задерживать.
— Я не думаю, что Вам следует звонить снова.
— Конечно, Вы правы. Я прошу прощения.
— До свидания. – И она повесила трубку.
Глава 18
Калеб
С Рэйчел было легко. Ей нравилось делать одни и те же пять вещей каждый раз, когда мы вместе: ходить в церковь, кататься на лошадях в горах, разводить костер ночью, готовить, играть на инструментах и петь вместе.
Как только она обосновалась в комнате для гостей, то поднялась наверх, неся мой футляр со скрипкой.
— Я так скучала по всему этому, — вздохнув, сказала она.
Я был не в настроении играть, но никогда не мог отказать младшей сестре. И, возможно, это поднимет настроение и мне.
— Ты хочешь послушать скрипку или гитару? — спросил я.
— На самом деле я хочу, чтобы ты купил пианино.
— Это было бы только для тебя. Ты знаешь, я ужасно играю на нем.
— Ну, разве я не стою этого? – Она похлопала ресницами. – И я не думаю, что ты ужасно играешь.
Я улыбнулся и покачал головой.
— Лучше я возьму гитару.
Я побрел к пристройке, где хранил принадлежности для рисования и две акустические гитары. Я очень мало внимания уделял игре на них – так же, как и рисованию в последнее время, – но я иногда брал их в руки, когда рисование вызывало раздражение.
Мне пришлось отыскивать черный и красный Псалтыри (Прим. пер.: сборник религиозных гимнов, исполняемых религиозными общинами), из которых мы любили играть, и я все еще рылся, ища их, когда услышал в доме голос Майкла.
Глава 19
Майкл
В пятницу утром я рассказал Николь, как поймал Кэла на лжи. Мне отчаянно нужно было поговорить с кем-то об этом, а больше я никому не доверял.
— Так спроси об этом его, — сказала она. Николь торопилась, собираясь на работу, и только вполуха слушала меня.
— Я не уверен, что могу. Он будет в ярости.
— Настоящий журналист смог бы противостоять ему.
— Ник, он действительно может врезать мне.
— За то, что ты позвонил его бывшей? Это часть твоей работы.
— Нет, это не так, — я вздохнул. — Это не то же самое, что писать для «НэшнлЭнкуаэр» (Прим. пер.: NationalEnquirer – американский таблоид желтой прессы). Это «Нью-Йоркер». Это представительно. Это…
— Если я не разбираюсь, зачем ты спрашиваешь мое мнение? — Она размазала тушь и выругалась. — Ты загораживаешь мне свет.
Она сделала справедливое замечание. Я покинул ванную и переместился за кухонный стол. Когда Ник пришла сделать кофе, я попробовал еще раз.
— Мне просто очень, очень нужно добиться прогресса в написании этой статьи. Я никак не могу поймать суть. Я даже не могу напечатать первый абзац.
— Я надеюсь, что это окажется полезным. Интервью сильно тебя напрягает, и оно очень вредит твоему стриму.
— Оно не вредит моему стриму. — Николь любила преувеличивать. — И не напрягает меня так уж… сильно. Я имею в виду, не так сильно бы меня напрягало, если бы он был более искренним со мной. Я действительно хочу быть его другом, понимаешь? Но, может быть, Кэл считает, что я для этого недостаточно хорош. — Я, в общем-то, разговаривал сам с собой, бормотал и помешивал в тарелке хлопья для завтрака. — Это одна из моих теорий. Он был безумно успешен в молодости; его родители явно состоятельны; он поступил в Гарвард. Он может быть просто снобом.
Николь создавала нейтральный шум.
— За исключением того, что вокруг него нет этой атмосферы, — настаивал я. — Во всяком случае, не всегда. Я думаю, что он мог бы, он мог бы быть снобом, если бы захотел. Думаю, что он на самом деле пытается не делать этого. Боже, однако, ты бы слышала его бывшую! Она точь-в-точь Дейзи Бьюкенен (Прим. пер.: главная героиня романа «Великий Гетсби» Френсиса Скотта Фицджеральда. Недалекая, пустая и бесхарактерная барышня – типичная представительница «золотой молодёжи». Она живёт без оглядки на будущее и прошлое, предпочитает не разбираться в собственных и чужих чувствах. «Золотая девушка» совсем не создана для того, чтобы принимать хоть какие-то решения. В этом и есть трагизм сюжета). Она…
— Кто?
— Из… неважно. Это трудно объяснить, но я мог бы сказать, что она говорила как воспитанная богатая дама, и это выглядело так, будто она очень хотела бросить трубку, но заставила себя вежливо попрощаться. Такая благовоспитанная, понимаешь? Это было жутко. И он был женат на ней.
— Ты одержим этим парнем. — Николь подняла взгляд от своего телефона. — Серьезно, ты бы слышал себя.
Я нахмурился, глядя на нее.
— Я вроде как и должен быть. Я же пишу о нем.
— Это не значит, что ты должен быть его другом. Я, возможно, не знаю всего о литературных тонкостях… — О, так, кажется, ее это бесило. — Но я знаю, что ты не можешь писать объективно, если предвзят. Абсолютно уверена, что это первая заповедь журналиста. В любом случае, я уже опаздываю.
— Увидимся вечером, — сказал я, не глядя на нее.
Я тоже немного разозлился. Моя девушка заставляла меня думать, что я не в себе, будто я попал под чары Калеба Брайта, что было противоположностью того, что я должен был чувствовать. На самом деле я намеренно избегал этой мысли, потому что она казалась такой очевидной и неизбежной. Кэл был старше меня, более успешный, жутко образованный, он был частью привилегированного мира, о котором я только читал в книгах, – но, казалось, Калеб скрывает что-то, что причиняет ему боль. Конечно, я был зациклен на нем. Покажите мне журналиста, который бы не был.
Я поехал в Красные Перья, мои мысли безостановочно проносились в голове.
Сегодня, наверное, я вежливо откажусь от напитков, которые Кэл, определенно, предложит. Он всегда говорил, что не любит пить в одиночестве, но алкоголь не помогал мне в общении с ним. Ему легче было мной манипулировать в таком состоянии. Это также выставляло его склонным к алкоголизму, что было одной из причин в моей теории в отношении его развода.
Он не видится со своим сыном…
Эти слова постоянно звучали в моей голове.
Если бы я признался, что звонил его бывшей жене, он, вероятно, ударил бы меня. Но если бы я не позвонил ей, любопытство поглотило бы меня заживо. Что было меньшим из зол?
Я припарковался, прошел по дороге и, как обычно, вошел без стука. В тот день я особенно внимательно следил за своими шагами. Казалось, это был «мой день падений».
Может быть, поэтому я не увидел женщину (и ее машину на подъездной дорожке), пока практически не врезался в нее.
Она издала приглушенный испуганный звук, и мы оба отступили на шаг.
Это была сестра Кэла, стоявшая в гостиной со скрипкой в руках. Я мгновенно узнал ее по фото из альбома. По-видимому, обладая каким-то неведомым даром, она стала еще привлекательней с возрастом. Брызги веснушек на носу придавали ей проказливый вид, а тяжелые черные, слегка растрёпанные волосы, раскинулись по плечам. На ней был кремовый свитер, как будто она оделась специально под роскошный интерьер Кэла, и запах сирени распространялся вокруг нее.
От ее взгляда я потерял дар речи.
Она также выглядела ошеломленной, с открытым ртом и поднятыми бровями.
Нет, на самом деле она выглядела более ошеломленной – еще более ошеломленной с каждой секундой. Ее лицо побледнело, она прижала скрипку к груди. Потом нерешительно рассмеялась и протянула руку ко мне.
— Кто Вы? — спросила она.
В этот момент мой желудок начал сжиматься. Я не должен был быть здесь. Кэл никогда бы не позволил этому произойти. Я коснулся своего кармана, и мой желудок скрутило. Я оставил свой телефон дома – не удивительно, учитывая мое душевное состояние в то утро.
— Мне очень жаль, — сказал я, отступая к двери. — Я думаю, что не должен был приезжать. Я беру интервью у Кэла… у Калеба.
Его сестра последовала за мной, выглядя частично завороженной, частично испуганной. Прежде чем я смог выйти за дверь, она схватила меня за рукав пальто.
— Вы, должно быть, как-то связаны с Джейми Фаустом, — сказала она. Ее улыбка была душераздирающе обнадеживающей.
— Нет, я... — Я покачал головой. Джейми Фауст. Это имя ни о чем не говорило мне.
В этот момент появился Кэл, быстро приближаясь к двери. Выражение его лица было зловещим. Его сестра не могла всего этого видеть, – она все еще изучала меня, цепляясь за мое пальто, – но я видел, и я хотел бежать.
— Рэйчел, — пробормотал он. — Прости. Это журналист. Я не ждал его. — Он сверкнул глазами на меня. — Я же написал тебе.
— Мне очень жаль. Мой телефон, я забыл свой телефон…
— Да я не против, — Рэйчел мелодично рассмеялась. Самообладание вернулось к ней. Она была той единственной преградой, что стояла между ее братом и моим потенциальным убийством, и теперь я не хотел отпускать ее. — Кэл, будь милым. Я действительно не возражаю.
— Я буду. Иди, поищи черный и красный Псалтыри, пожалуйста. Они должны быть во флигеле. — Он держал футляр для гитары, который тоже вскоре мог стать оружием. Кэл поставил его на пол. Его сестра сверкнула в мою сторону извиняющейся улыбкой.
— Ну, было приятно познакомиться с вами, Мистер Журналист, — проходя мимо Кэла, она сжала его плечо и строго прошептала: — Будь милым.