Аноним
Серия: Серебряная клетка #1 (дилогия)
Переводчик: Lailahayati
Редактор: Татьянка П. (1-5 гл.) и Евгения Белозерова
Обложка: Wolf A.
Перевод подготовлен для группы
https://vk.com/beautiful_translation в 2020 году.
Внимание!
Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчиков и редакторов строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного чтения, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды.
Аннотация
Жестокий загадочный автор. Молодой наивный журналист. Трагическое прошлое, страшная тайна, незабываемая история о страсти и любви.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Книга «Серебряная клетка » предназначена исключительно для взрослых читателей. Содержит ярко выраженный эротизм и важные темы, среди которых самоубийство, сексуальная идентичность и самоповреждения.
«Нет опаснее ловушек, чем те, которые мы ставим себе сами».
Раймонд Чандлер, «Долгое прощание»
Глава 1
Калеб
Прошлой ночью мне приснилось, что я умер. Или, может быть, мне приснилось это сегодня утром. Ясная сцена была так близка к пробуждению, что ощущения не отпускали меня и после, когда я проснулся и пялился в потолок.
Во сне я был в церкви со своей матерью. Отца и сестры с нами не было. Это была церковь, которую я посещал в юности, и все было так, как в моих воспоминаниях. Мы сидели на нашей обычной скамье, ожидая начала службы, когда вошел незнакомец. Я могу четко описать его лицо, оно так ясно в моем сознании: сильно вьющиеся каштановые волосы, водянистые голубые глаза и красновато-коричневые пятна на скулах и лбу. Мы обменялись длинным, напряженным взглядом.
|
|
Мужчина прошел перед моей матерью и сел рядом с ней. Он накрыл рукой ее колено и сжал его. Она напряглась и посмотрела на меня.
— Калеб, — со страхом прошептала она.
Я оттолкнул руку с ее колена и наклонился к незнакомцу.
— Найдите себе другое место, чтобы присесть, — сказал я низким угрожающим голосом.
Мужчина поднялся и пересел на скамейку позади нас. Меня беспокоило то, что я не мог его видеть, и чувствовал надвигающуюся опасность. Я услышал металлический щелчок, как звук спускового крючка револьвера, и моя мать упала рядом со мной. В холодном, глубоком шоке я понял, что она застрелена.
«Надеюсь, я не следующий», — подумал я, и холодок растекся по моему загривку. И тут я понял, что уже застрелен. Я потянулся к затылку, и кончики пальцев коснулись искалеченной, разорванной, влажной плоти. Вот и все, сказал я себе. На секунду я запаниковал, а потом обрадовался.
Не было боли, как будто все мои нервы вылетели из раны. Зрение затуманилось, и мне казалось, что я мягко и спокойно сползаю вниз. Сознание быстро утекало. Я смирился с этим и почувствовал облегчение.
Я проснулся с обширным онемением в затылке. Долго лежал в постели, осмысливая произошедшее во сне, а затем прослушал сообщение на телефоне. Оно было от моего агента.
— Кэл, — сказала она, — привет. Одна маленькая деталь. Журналист, который приедет сегодня, не тот, о ком я тебе говорила. У той кто-то умер в семье. Так что жди другого. Я не смогла узнать имени, но редактор сказала, что позвонит своему лучшему писателю, ладно? Они очень взволнованы. Дай мне знать, как все прошло.
|
|
Я сел в постели и прочистил горло, прежде чем перезвонить.
— Кэл? — Голос моего агента прозвучал с опаской. Она знала, что услышит дальше.
— Привет, Бет. Слушай, я не в настроении для интервью с этими изменениями.
— Кэл, что-то случилось? Скажи мне.
Я ненавидел, когда Бет пыталась опекать меня. Хуже того, я ненавидел, когда она пыталась мной управлять. Месяцем ранее она убедила меня согласиться на это интервью, несмотря на мой прямой отказ. И я согласился только после того, как изучил журналистку, что будет писать эту статью; после прочтения ее материалов и определения того, что она слишком поверхностна, чтобы раскрыть хоть малую толику моей реальности.
Эта журналистка должна была растрезвонить в своей бездарной статье то же, что уже было написано полудюжиной других: автор Калеб Брайт уходит в отставку, после написания трех современных классических романов, переезжает в горы Колорадо, занимается живописью. Друзья и семья объясняют это желание его творческой натурой и глубокой религиозностью; все ссылаются на стресс, как на причину прекращения литературной карьеры. Но я бы больше не стал иметь дело с этой журналисткой, и мне не нравится связываться с кем-то, о ком я не знаю.
— Отмени его, — сказал я, — или, может быть, мы можем отложить до тех пор, пока...
— Она взяла отпуск на два месяца. Ты знаешь, что статья должна выйти в декабре.
— И ты просто вываливаешь это на меня. Почему я слышу об этом только сейчас?
Я откинул простыни и начал ходить взад-вперед. За девять лет работы с Бет я научился распознавать ее тактику, хотя у меня никогда не получалось уклониться от нее.
|
|
— Конечно, нет. Они сказали мне только вчера. Правда, Кэл, это не имеет значения. «Нью-Йоркер» – это круто для нас. Это захватывающе. И тот факт, что они хотят включить тебя в номер с темой «2016 год в литературе»...
Она замолчала.
— Ты можешь сказать.
Я остановился перед окном. Утро было бесподобным: солнечный свет, проникая сквозь туман, вспыхивал в желтых осиновых листьях. Я редко просыпался так рано, чтобы застать рассвет. Сон разбудил меня. Я потёр затылок.
— Скажи это, — повторил я. — Это значит, что я каким-то образом все еще популярен.
— Я просто в восторге от того, что переиздание прошло так хорошо. Люди любили твоего нападающего.
— Ты не знаешь, новый журналист – женщина?
— Ты такой бабник, — засмеялась Бет.
Она знала, что выиграла. Она знала, что может разыграть соответствующую карту, чтобы впутать меня во что угодно. Иногда я даже думал, что она знала, что я никогда не хотел прекращать публиковаться, что я отчаянно боялся быть забытым. Моя успешная литературная карьера зависела от успеха трех романов. Буду ли я все еще на полках через десять лет? Через тридцать?
— Честно говоря, я не знаю, — продолжала Бет, — но я сказала им, что ты предпочитаешь женщин.
— Хорошо.
Я был уверен, что редактору это понравилось, но мне было все равно.
— Мы поговорим после вашей встречи, — сказала Бет.
— Я напишу на почту.
— Отлично. Держи меня в курсе.
Мы разъединились, и я уставился в окно. Память о сне продолжала пульсировать во мне странным отголоском, вызывая тошноту.
Я пропустил утреннюю пробежку, принял душ и застелил кровать. Я едва был в состоянии совершать эти действия. Может быть, сон сыграл лишь малую роль в моем настроении, но несчастье было для меня главным ориентиром. Я думал о своих книгах. Я думал о своей жизни и сопротивлялся этому. Я буду публиковаться, говорил я себе. Я сделаю это, и к черту последствия. Потом я вздрогнул, и ярость подкатилась к горлу, как желчь.
Я надел темные джинсы и черный свитер, что соответствовало моему настроению. Иногда по утрам, когда пил кофе и погружался в книги, я чувствовал себя почти хорошо. Литературный труд погружал в забвение, которое уносило меня из реальности потоком моего воображения. Однако в тот день мне пришлось ждать журналиста и думать о своей мечте, а звонок Бет и ее комментарии загнали меня в ловушку моих страданий. Я не мог ничего сделать для своей карьеры, и ужасное чувство бесполезности поднималось во мне, яростно царапая нутро.
Я взял кофе и Библию за письменный стол, позволив изношенной книге открыться на Псалме. Глаза бродили по странице в поисках утешения. Я всегда находил что-либо малое, за что можно было ухватиться. Небольшое подтверждение, что после этой жизни придет иная – без боли, страха, ненависти или вины.
Я представлял себе Рай как поле, где однажды проснусь в теплой высокой траве и увижу мужчину, сидящего поодаль. Он будет охранять меня и смотреть на пейзаж. Я бы просыпался медленно, абсолютно счастливый, и когда был бы готов, то поднимался бы и шел к нему. Я бы провел остаток вечности в той летней стране.
Солнце взошло высоко в небо, пока не стало попадать мне в глаза. Тогда я закончил читать и к полудню услышал шум колес на дороге.
Глава 2
Майкл
Я бросил гигантскую книгу на стол. Она была настолько нелепо толстой и тяжелой, даже в мягкой обложке, что по инерции улетела вниз с края. Она упала в собачью лежанку Фурио и стукнула его по голове. Пес проснулся с визгом и побежал по паркету, смешно скользя и царапая его.
Я убежден, что корги (Прим. пер.: корги – порода собак) никогда не могут выглядеть серьёзно.
— Ну, отлично, — пробормотал я, чистя зубы. Я присел и провел рукой по голове Фурио. — Ты в порядке? Прости за это. Вини во всем Калеба Брайта и его энциклопедические романы.
Я прополоскал рот и поспешил обратно к столу. Склонился над ноутбуком и напечатал строчку «Я убежден, что корги не могут выглядеть серьезно, делая что-либо» и подумал о посте в блоге, который мог бы из этого получиться. Я мог бы сделать его премиленьким. Прикрепить фото шалостей Фурио. Я мог бы даже затронуть эту серьезно-сентиментальную сторону, касающуюся настоящих дружеских отношений с собаками.
«Всем знакомо, что это такое. Собаки. Домашние животные. И другие, не относящиеся к этой категории, любимцы. И мы им нужны ». Я яростно печатал, добавляя фрагменты в документ, и бормотал себе под нос как обычно. «Мы нужны им для выживания. Еда, вода. Выгуливание, наконец. Мы заботимся о них. Это связывает нас. Домашние животные похожи на младенцев, которые никогда не вырастут. Вечные дети. Мы любим их за это».
Я остановился и усмехнулся. Буквально неделю назад Фурио нашел и съел во дворе какое-то растение, похожее на виноградную лозу. То, что он его съел, очевидно, не было проблемой, но когда пришло время туалета, пес не смог покакать. Он беспомощно приседал с кусочком какашки, свисающей сзади, перемещался вперед и снова приседал, потирал задницу о траву, но все было безрезультатно.
Я заметил, в какое затруднительное положение попал Фурио, когда услышал, как тот скулит. Я пытался помочь, стоя на коленях перед ним и поглаживая его попу.
— Надо потужиться, — сказал я. — Это просто какашки. Ты справишься.
Но он не смог, и его большие черные глаза были влажными – Фурио испугался.
Так что сразу стало ясно, что мне нужно было помочь собаке и вручную вытащить растение из его задницы. И я сделал это, и пес был так благодарен, облизал мне лицо и ринулся кругами по двору.
«Что-то произошло между нами, — напечатал я, — что-то, что может быть только между человеком и его собакой. Мы вместе пережили виноградную лозу, и нам не было стыдно. Мы были сильными, смелыми…»
— Разве ты не должен был уйти пятнадцать минут назад? — Николь появилась в дверях. Она держала вешалку с выглаженной рубашкой и хмурилась. — Почему Фурио плакал? Что случилось?
— Калеб Брайт чуть не убил его. — Я поднял книгу с пола и положил на стол. — Я готов. Я ухожу. — Я закрыл ноутбук и сунул его под мышку, проверил ключи и бумажник.
— Ты дочитал? — Николь указала на книгу. — Что на тебе надето? — Она оглядела мою футболку. Это была разрисованная футболка с размытым изображением меча над надписью «Я не тренируюсь, а повышаю свой уровень».
Моя девушка всегда была готова напомнить, что я одет как шестнадцатилетний подросток, и что оригинальные Венсы (Прим. пер.:Vans – оригинальные кеды на шнуровке, созданы Vans в 1966 году) и геймерские футболки «выглядят уныло и безрассудно на двадцатипятилетнем мужчине». Я прищурился. Об этом точно был пост в блоге, что-то о том, как мы соответствуем социальным стандартам с возрастом, о брендинге, систематизации, корпоративном контроле над нашими...
— Майк?
Я моргнул.
— Мне удобно. А что, если он играет? Эта футболка поможет развить кучу тем. — Я сморщил нос. — Кроме того, по какой-то причине деловые рубашки заставляют меня все время потеть.
— Может быть, они заставляют тебя задуматься об ответственности? — Николь тяжело вздохнула. — Значит, ты не дочитал книгу?
— Почти. Я бегло пролистал конец. Я закончу сегодня вечером. И прочитал две другие. В любом случае, мы не будем говорить о его книгах. Это первый день интервью, познакомимся поближе, составим расписание. И у меня тут куча вопросов. — Я постучал по своему ноутбуку. — Я буду править бал.
— Хорошо. Я заправила джип. Позвони мне, если заблудишься.
— Я не заблужусь. — Я продемонстрировал свой iPhone.
— Озера Красного Пера (Прим. пер.: горная деревня, расположенная в Скалистых горах к северо-западу от форта Коллинз, в окружении национального леса Рузвельта, штат Колорадо, США) – настоящая глушь. Некоторые дороги могут быть не нанесены на карту.
— Неизведанная территория. — Я поцеловал Николь в щеку на прощание. — Приключения.
Фурио крутился возле наших ног, предчувствуя мой отъезд. Я поцеловал и пса тоже.
В большинстве случаев Николь была мне больше матерью, чем девушкой, но я не мог ее винить. Она во многом контролировала меня. За последние три года она помогла перенаправить мою бурную энергию в источники заработка – потоковое онлайн-вещание, ведение блогов – и под ее более зрелым влиянием я перешел из категории квартиросъемщика, питающегося лапшой быстрого приготовления, к совладельцу дома, иногда питающемуся полноценно.
В промежутках между ведением блога, трансляциями, внештатной журналистикой и постоянной работой Николь в фармацевтической компании, у нас все шло хорошо. Очень хорошо. Но так было не всегда. На одном из наших первых свиданий я отвез Николь в «Q’doba» (Прим. пер.: сетевое фаст-фуд кафе), и моя карточка не сработала. Еда уже была приготовлена, и я должен был угощать. Когда я рылся в пустом бумажнике, кассир вошел в мою ситуацию.
— Не волнуйтесь об этом, — сказал он, наконец. Тем не менее потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он оплатил наш ужин.
В те дни мой набор навыков включал в себя компьютерные игры, забавные глупые мысли, которые я никогда не записывал, скоростное надувание шаров для вечеринок на складе, где я работал, но Николь продолжала быть со мной.
Наверное, именно это пары имеют в виду, когда говорят об истории отношений. История – это та фигня, которая продолжает что-то значить, когда ничего другого не остается.
Дорога из Боулдера в Озера Красного Пера заняла два часа, что дало время восстановить самообладание. Одно дело быть общительным и остроумным онлайн с тысячей незнакомцев, смотрящих, как я играю в игры, и совсем другое – встречаться с известным писателем и вести себя как умный, образованный взрослый человек.
А я был умён и образован. Я окончил с отличием и двойной специализацией факультет по английскому языку и журналистике. После того, как я начал свой блог, – юмористический блог о случаях из жизни – я перешел к внештатному написанию статей. Стиль повествования и наличие диплома позволили работать в маленьких журналах и газетах. Я вырос из них, и через год удалось добраться до персональной статьи в «Атлантик» (Прим. пер.: «The Atlantic» – один из старейших и наиболее респектабельных литературных журналов США), аналогичную статью в «New York Magazine» (Прим. пер.: американский светский еженедельный журнал) и комментарий о культуре компьютерных игр в «Нью-Йоркер» (Прим. пер.: «The New Yorker» американский еженедельник, публикующий репортажи, комментарии, критику, эссе, художественные произведения, сатиру и юмор, комиксы и поэзию).
Что и привело меня к Калебу Брайту и телефонному разговору, который произошел пять дней назад.
Мой сотовый зазвонил примерно в четыре часа пополудни, я в это время транслировал соревновательный матч «Overwatch» (Прим. пер.: многопользовательская компьютерная игра в жанре шутера от первого лица, разработанная и выпущенная компанией «Blizzard Entertainment» в 2016 году для Windows, PlayStation 4 и Xbox One). Меня смотрело семь тысяч зрителей, – очень высокий показатель для моего канала – и я одержал череду побед. Выход из игры означал потерю с таким трудом завоеванного звания и вылет из эфира при весьма успешной трансляции, но просто так игнорировать редактора «Нью-Йоркер» было нельзя.
— Черт, — сказал я. — Ненавижу так делать, народ, но я должен ответить на этот звонок.
В чат моего канала посыпались грустные смайлы.
Я нахмурился, отключил трансляцию и принял вызов.
Редактор, Элиза Харел, поспешно объяснила, что им (Нью-Йоркер) нужен журналист (я) как можно скорее (через пять дней) для написания важного интервью (о Калебе Брайте). Журналист, который должен был написать его, взял отпуск на два месяца по семейным обстоятельствам, и журнал не хотел менять даты и договоренности, потому что автор уже нервничал.
— Как нервничал? — спросил я.
— Он не публиковался несколько лет. Он настороженно относится к СМИ. Тебе нужно все это выяснить. Фишка в том, что ты там же территориально, ну и нам понравилось, как ты написал ту статью про видеоигры. Мы ищем...
— Это были компьютерные игры, а не приставка...
— Точно. Нам понравилось. Мы хотим услышать такое мнение – молодежное, любознательное. Все интервью этого парня сильно устарели. Я имею в виду, чем он сейчас занят? Пишет ли он? Что действительно заставило его перестать публиковаться? Мы думаем, ты сможешь взглянуть на это со стороны.
Взгляд со стороны.
Она имела в виду, что я, любитель стримеров и компьютерных игр, не смог бы работать как интеллектуал. Меня выбрали во вторую очередь, как замену в последнюю минуту. Но меня это устраивало. Мне позвонили из «Нью-Йоркер», с просьбой написать для них интервью. Чего было достаточно, чтобы понять, насколько это огромное событие.
Мы проговорили о деталях около десяти минут и обменялись контактной информацией, а потом у меня было пять дней, чтобы прочитать три гигантских романа Брайта, немного критики и несколько устаревших интервью, о которых упоминала Элиза.
Я также изучил самую последнюю фотографию, которую нашел в интернете. Это была автограф-сессия в 2010 году. Высокий темноволосый мужчина, загорелый и неулыбчивый. С темными и серьезными глазами. Хотя он и пожимал руку читателю, но смотрел на того, кто фотографировал.
— Нервный, — проговорил я в тишине своего джипа. — Он просто нервничает, а люди, которые чувствуют тревогу, как загнанные в угол животные.
Но я покажу ему, что не хочу причинить вред. Я буду подходить медленно, подняв руки вверх, и он научится доверять мне. Он расскажет мне, что вызывает у него улыбку, а что беспокоит; почему он приехал в Колорадо, когда вся его семья живет на Восточном побережье; и почему оставил грандиозную литературную карьеру и внезапно исчез.
Тогда я бы написал интервью настолько хорошо, что крупные журналы умоляли бы меня писать для них статьи еще долгие годы.
(Эта цитата о самых тщательно продуманных планах уместна здесь.)
Несмотря на опасения Николь, Google Maps отображало все дороги, ведущие к дому Калеба Брайта. Я поехал на север, потом на запад в горы, и опустил окно, чтобы впустить осенний воздух. Пахло кострами. Был конец сентября, то время, когда осина меняет цвет листьев, и я непременно замерз бы без куртки.
Я проигрывал в голове первые строки, когда подъехал к длинной грунтовой дороге.
«В сентябре дорога к Красным Перьям усыпана золотыми листьями...»
Слишком слащаво.
«Калеб Брайт живет вдали от проторенных дорог...»
Банально.
«Я вспотел, подъезжая к...»
Нет. Только не начинать с запахов тела.
«Первое, что вы увидите, когда доберетесь до дома Калеба Брайта, – это озеро».
Озеро было широкое и чистое, и в тот день отражало ледяную синеву неба, почти аквамариновую тень, и ярко-желтые листья сотен осин, которые окутывали холм и частично скрывали дом.
Бревенчатый дом идеально вписывался в сельскую местность. Я не видел никаких других домов или причалов вокруг озера или где-либо в поле зрения. Это означало, что автору принадлежало все вокруг. Эта мысль меня нервировала. Здесь была его территория, и я чувствовал себя маленьким на этой огромной площади.
Когда я вылез из машины и направился по дорожке, у меня появилось ясное ощущение, что за мной наблюдают. Движение у окна привлекло мое внимание. Я оглянулся и полетел кубарем, земля ушла из-под ног, вспышка боли затопила разум.
Глава 3
Калеб
Я прошел через гостиную, отодвинул занавеску, и похолодел. Краска схлынула с моего лица.
Журналист не был ни женщиной, ни даже мужчиной. Может, он вообще не был журналистом. Он выглядел как один из неопрятных молодых писателей, которые иногда оказывались в моем доме, словно это была Мекка, и будто их паломничество заканчивалось чем-то бо́льшим, чем захлопнутая перед лицом дверь.
Но меня поразил не юный и неряшливый внешний вид.
Нет, парень был призраком из прошлого. Здесь, в одиночестве, в этом отдаленном месте, несчастный я наконец-то сошел с ума.
Я тут же подумал, что это хорошо, и отголосок сна снова пощекотал мой затылок. Безумие, как и смерть, – своего рода свобода, где разум освобождается и сбегает.
Крик напугал меня.
Мужчина упал ничком на дорожку, в последнюю секунду выставив вперед руку. Ноутбук выпал, стукнувшись о плитку, а журналист свернулся в клубок и обхватил голову. Я застыл на мгновение. А затем дернулся, открывая дверь.
— Что Вы здесь делаете? — накинулся я. Мое сердце колотилось в груди, а руки дрожали.
Он медленно развернулся, опираясь о дорожку, и посмотрел на меня.
От того, что́ он увидел, его челюсть отвисла.
— Кто Вы такой? — потребовал я, выкрикивая слова.
Его глаза были красными, в них плескались боль и смущение, кровь текла из пореза на скуле.
— Простите, — промямлил он. Я прижался к двери, держась подальше от журналиста. Он подполз к ноутбуку и поднял его. Дрожащей рукой прикоснулся к ране на щеке. — Черт.
Сморщившись, он неуверенно поднялся на ноги. Посмотрел на свои окровавленные пальцы, затем на меня. Я практически видел, как мысль о приветственном рукопожатии испаряется, оставляя после себя неловкую пустоту.
— Что Вам нужно? — спросил я.
— Я… меня зовут Майкл Бек. Я из журнала «Нью-Йоркер». — Его рука дернулась, и ему потребовалось немало усилий, чтобы не протянуть ее.
Я отступил к дому.
— Правда? Как мне это выяснить?
Румянец расползся по всему его лицу.
— О, я… Позвольте, я покажу документы, мой…
— Забудьте об этом. Входите. — Я терял контроль над ситуацией и над собой. Парень упал. У него шла кровь. — Оставайтесь здесь. — Я быстро сходил в ванную комнату и вернулся с «Неоспорином» (Прим. пер.: мазь с антибиотиком, применяется при порезах, ссадинах и ожогах) и бинтами и бросил их на журнальный столик между нами. — Воспользуйтесь этим. Сядьте.
Я указал на диван, а затем вышел, прихватив по дороге сигареты. Захлопнул за собой дверь на веранду. Я мог только надеяться, что этот жест отражает мое желание: оставьте меня в покое.
Холод окутал меня, и грубые доски веранды покалывали мои ступни. Я курил и смотрел на телефон, обдумывая звонок Бет. Журналист был проблемой. Я должен был выгнать его, – и я бы сделал так в кратчайшие разумные сроки, – но он упал и поранил лицо на моей дорожке, что изменило ситуацию. А потом он извинился. Боже, он извинился за то, что разбил лицо на моем участке. Кто вообще так делает? Живот скрутило.
Я заглянул в дом. Парень, сгорбившись, сидел на диване.
Я прикурил еще одну сигарету и зашел внутрь. Резкий запах табака ощущался на моем языке и одежде.
— Вы напугали меня, — сказал я, шагая к окну. Я не смотрел на журналиста. Я смотрел на дорожку перед домом. — Что-то не так с дорогой?
— Нет. Нет, нет, я просто потерял равновесие.
— Я посмотрю ее завтра. — Я снова открыл входную дверь и притворился, что изучаю дорогу. — Да. Завтра.
Он не ответил, и мне наконец-то пришлось повернуться и посмотреть на него. Он создал самую нелепую повязку для раны – квадрат ваты, сложенный под двумя пластырями, образующими громоздкий X. На коленях был открытый ноутбук. Экран был черным. Плечи парня опустились.
— Ну, и? — спросил я.
Он прочистил горло.
— Да. Извините. Мы можем начать.
— Можете спрашивать. — Я сел в кресло напротив дивана и удивился, насколько очевидно, что я не хочу находиться рядом с Майклом. Мог ли он видеть, как я вжимаюсь в кресло, чтобы достичь максимального расстояния между нами, и умышленно держу журнальный столик между нами?
— Ну, приятно познакомиться, мистер Брайт.
— Кэл, — выпалил я свое предпочтительное имя прежде, чем понял, что не хочу, чтобы он называл меня так неформально.
— Хорошо. Кэл. Позвольте мне просто... — Он возился со своим неработающим ноутбуком, пока я, нервно вжимаясь в кресло, смотрел на парня, позволяя впечатлению проникнуть в меня. У него были шелковистые светло-русые волосы, отливавшие золотом благодаря солнцу или от природы, густые, как масляная краска. Его глаза были темнее цвета волос. Парень был бледным и худым, но широкоплечим, с выступающими венами на руках.
Взгляд переместился на линию его челюсти: такая знакомая, упрямая, едва скрывающая неуверенность. Падение сильно напугало Майкла. Теперь я это видел.
— Вы в порядке? — Я пытался сделать голос равнодушным.
— Да, спасибо. У меня все было здесь. — Он провел пальцами по ноутбуку. — Я думаю, он поврежден.
— Мне жаль. — Я скривился. — Это ужасно. Вы уверены в этом?
— Ну, надеюсь, жесткий диск в порядке. Просто он не загружается. — Он снова нажал кнопку питания. Яблоко на корпусе не засветилось.
— Может, нужно обратиться в клинику? Как сильно Вы... — Я указал на дверь. Я видел, как сильно парень ударился, и предположил, что возможно, он мог сломать лицевую кость. Может быть, он подаст в суд после того, как я отменю интервью. Это было бы удачей для меня.
— Ну, я так не думаю. Она пульсирует, ну и онемела, вроде как. — Он прикоснулся к повязке и вздрогнул.
— Не трогайте ее, — зашипел я.
Его рука опустилась на колени.
«Пульсирует, ну и онемела, вроде как». Он не лез за словом в карман. Мне захотелось закатить глаза. Разве журнал не должен был прислать своего лучшего автора? Я должен был догадаться, что это всего лишь слова. Человек, сидящий передо мной, приехал с одним лишь ноутбуком, теперь уже сломанным, и был одет, как студент колледжа. Я не смог ничего понять по его одежде, если только это не было преувеличенной иронией. Он явно не работал, и цвет кожи подсказывал, что он живет при свете монитора.
Он поймал меня за изучением футболки.
— Вы играете? — Он с надеждой улыбнулся.
— Нет. Никогда. — Мои губы сжались. — Когда Вы прилетели? Расположение над уровнем моря может влиять на Вас. Вы чувствуете головокружение?
— О, я живу в Боулдере. Я приехал на машине. Я в порядке.
Я поднял бровь.
— Вы фрилансер?
— Да.
— Как именно Вы получили это задание?
— Эм, мне позвонила редактор. — Мне показалось, что он опустил часть истории. — У другого журналиста возникли...
— Я знаю.
— Я писал для них. Для «Нью-Йоркера». Им нравятся мои материалы.
— Вы пишете для них регулярно?
— Не регулярно... Немного. На данный момент только один раз. — Майкл посмотрел на свои ноги. — Это будет моим вторым материалом для них. И я живу в этом районе, так что...
— Как удобно.
Я встал и увеличил расстояние между нами. Подошел к окнам, распахнул занавески и снова осмотрел дорожку. Вся плитка лежала ровно, насколько я мог видеть. В любом случае, это жалкое создание никогда бы не подало в суд. Это был не его типаж. Ему это не по зубам. Он не был ни нью-йоркцем, ни даже из Новой Англии (Прим. пер.: Новая Англия – регион на северо-востоке США, в который входит, в том числе, и штат Нью-Йорк). Тем временем я вырос в престижном уголке Массачусетса, где люди не улыбались друг другу, а старшеклассники почти превратились в Тоню Хардинг (Прим. пер.: Тоня Хардинг – скандально известная фигуристка, обвиненная в нападении на конкурентку) в битве за прощальную речь.
Кстати, битву эту выиграл я.
— Я взволнован из-за…
— Думаю, нам лучше начать в другой день, — прервал я. — На следующих выходных, если получится. Вам стоит заняться своим лицом и компьютером.
— О, я…
— Я уверен, Вы захотите решить эту проблему как можно скорее.
— Думаю, я могу оставить его в офисе Apple по дороге домой. — Парень пытался соскользнуть в неформальный тон, как будто мы вдруг вместе направлялись в спорт-бар. Мне на мгновение стало его жаль. — Вы уже ели?
— Да, — соврал я.
— Хорошо. Может, мы могли бы обсудить расписание прежде, чем я уйду? — Он похлопал по карманам в поисках ручки и бумаги, которых у него не было.
— Давайте будем действовать по обстоятельствам.
— Конечно, можно и так. — Майкл встал и слабо улыбнулся. — Простите. Все пошло не так, как планировалось.
— Не нужно извиняться. Я разберусь с этим завтра. — Я открыл дверь и вышел, спустившись по тропе и смотря себе под ноги, как я обычно делал. У парня не было иного выбора, кроме как следовать за мной. Я выгонял его самым любезным из возможных способов.
— Значит, до следующих выходных? Я могу прийти раньше. Как Вам удобно. — Он пытался идти вровень со мной. Я свернул на траву.
— Следующие выходные, хорошо.
— Должны ли мы обменяться номерами телефонов?
— О, мой агент занимается всем этим. — Я лаконично улыбнулся. — Пусть Ваш друг-редактор поговорит с ней. Мы это решим.
В конце концов, я увидел, его осенило, что я пытаюсь его вышвырнуть окончательно. Но вместо того, чтобы разозлиться, он выглядел удрученным и растерянным, как побитая собака.
— Конечно, хорошо. Послушайте, я снова прошу прощения...
— Хватит. — Я поднял руки, чтобы остановить его, и вернулся в дом, один.
Глава 4
Калеб
Я начал пить после того, как Майкл Бек ушел, – виски на два пальца – и продолжал пить методично в течение дня. К вечеру я, конечно, не был пьян в стельку, но уже далеко нетрезв.
Одна из опасностей употребления алкоголя в одиночку заключается в том, что рядом нет никого, кто мог бы сказать тебе, что ты пьян.
Около семи я позвонил своей бывшей жене. Заходящее солнце вспыхивало в бокале виски, и это был самый изысканный оттенок пламени. Я поболтал его в руках и закурил. Я выкурил полпачки за полдня.
— Калеб? — ответила Корал. Она с удовольствием напоминала мне о моем библейском тезке, хотя прекрасно знала, что я предпочитаю, чтобы меня звали Кэл.
— Я хочу поговорить с Калебом-младшим. — Калеб-младший был нашим пятилетним сыном. На юге страны семьи буквально одержимы идеей называть сыновей именем отца. Я сделал все, что в моих силах, чтобы избавить своего сына от этой участи, но его мать, бабушка и тети объединились против меня, и я проиграл. Тем не менее я занял четкую позицию, отказавшись называть его Младшим, как звали все остальные. Какое-то унизительное прозвище, если подумать.
Должно быть, моя просьба прозвучала невнятно, потому что Корал огрызнулась:
— Ты пьян?
Мне трудно было говорить не из-за выпивки. Я отодвинул трубку ото рта и медленно, глубоко вдохнул.
— Ты еще там? Я собираюсь повесить трубку.
— Позволь мне поговорить с ним, — сказал я.
— Ты знаешь, который час?
Честно говоря, я потерял счет времени, но это не имело значения. Утром, в полдень или ночью – в любое время – Корал находила оправдания, не давая поговорить с сыном.
Я видел его не более одного раза в год, и только две или три недели, когда навещал своих родителей. Мы все собирались в их летнем доме на Винограднике Марты (Прим. пер.: Мартас-Винъярд (или Виноградник Марты) – остров в 6 км от мыса Кейп-Код на юго-востоке штата Массачусетс), – я, моя бывшая жена, Калеб-младший, мой отец, мать и сестра, – и в этой контролируемой, глубоко христианской обстановке мне было позволено проводить время с моим мальчиком.
— Он мой сын, — пробормотал я.
— Хорошо, но ты, очевидно, выпил. Младший уже в постели. И я вешаю трубку сейчас.
— Корал, можем мы…
Она отключилась.
Я поставил стакан и телефон на стол и согнулся пополам. Я достаточно долгое время не произносил ее имени, умоляюще или иначе, и на мгновение подумал, что меня может стошнить.
Но, Боже, я скучал по тоненькому голосочку сына, еще несформировавшемуся звуку «р», который заставлял его звучать как крошечный английский джентльмен, с его огромным словарным запасом.
Войдя в дом, я вылил стакан в раковину.
Я выставил себя жалким перед ней, и это означало, что мне хватит пить.
Я разжег огонь, принес свой ноутбук на диван, и, наконец-то, сделал то, чему сопротивлялся весь день: погуглил Майкла Бека.
Я нашел блог под названием MikeCheck (Прим. пер.: проверено Майком), на боковой панели которого была размещена его фотография и биография: «Майк Бек – постоянный стример (twitch.tv/mikecheck), любитель компьютерных игр, хозяин корги и независимый журналист, живущий со своей девушкой в Боулдере, Колорадо».
Там была фотография его собаки и, по-видимому, девушки.
Была также лента новостей, показывающая последнюю публикацию, написанную двумя часами ранее. Я рассмеялся, когда прочитал ее. «На вас когда-нибудь смотрели как на полное дерьмо? Я сегодня почувствовал это на себе».
Сообщения в блоге, относящиеся к 2014 году. Я беспомощно посмеивался над заголовками:
«Когда вы скромно беспокоитесь о выпадении волос по мужскому типу»;
«Поднимем оружие за Харамбе»;
«Руководство для тех, кто питается детскими хлопьями для завтрака»;
«Почему путешествия по воздуху делают всех сальными?»;
«Почему фаст-фуд теряет питательные свойства, если хранится более 2 часов?»;
«Только пешком. Путешествие одного человека с упакованной едой (содержащей коноплю)».
Я ожидал, что сами посты будут смешными, но это было не так. Майкл подошел к каждой теме также отчаянно серьезно, как я увидел ранее сегодня. Юмор был легким, естественным, а местами написанное поражало вдумчивыми, грустными нотами. Под постами были сотни комментариев.
Пока я читал, в ленте появился новый пост. «Прямой эфир через пять минут – twitch.tv/mikecheck – играем в DayZ (Прим. пер.: многопользовательская компьютерная игра в жанре survival horror с открытым миром, разрабатываемая компанией Bohemia Interactive. Игра является ремейком одноимённой модификации к Arma 2, созданной геймдизайнером Дином Холлом).
Я нажал на ссылку. Перешел на страницу со встроенным медиаплеером и чатом сбоку. И увидел Майкла в окошке в углу экрана, сидящим за столом с той же дурацкой повязкой. Он надел гарнитуру с микрофоном.
— Как дела, народ? — спросил Майкл. Прозвучало печально. Я увеличил громкость и заглянул в чат.
Кто-то напечатал: «Что случилось с твоим лицом?» Десятки других поддержали вопрос. Некоторые смеялись, некоторые выкладывали грустные рожицы и сердечки.
Куда я попал?
Пока я смотрел, число зрителей выросло до тысячи, затем до двух тысяч, а вскоре, если счетчик не лгал, их стало пять тысяч. Сообщения в чате мелькали так быстро, что я едва успевал их читать.
Он в прямом эфире!
LUL твое лицо
Брат, что случилось?
Грустный Майк выглядит грустным.
DayZ сегодня? Ура