И сему своему видѣнию прислал ко мнѣ списочек; аз же, прочетъ, мню, яко не просту сему быти видѣнию и чего ради Дионисий благодарил Бога, что церковь устроена, понеже еще при своем животѣ сей преподобный многое тщательство имѣлъ еже устроити церковь пророка Ильи под монастырем, на мѣсте, идѣже ныне поставлена, якоже мы от устъ его многажды слышахом. Теплѣйши бо сый вѣрою и молитвою, крѣпокъ в подвизех и часто со кресты соборне хождаше, овогда о дождѣ, овогда же и о ведре простирая молитвы за всѣх православных християн о умножении плодов земных. Сего ради и о церкви Ильи пророка печашеся о строении, и не случися ему при себѣ сия устроити. Но по нем нѣколико лѣт преидоша, народи же им его тщательство о сем воспомянувше или его молитвами Богом наставляеми, начаша приходити ко властемъ с молением, да будет у нихъ храм Ильи пророка. Архимарит же Андреан и келарь Аврамий Подлѣсов[91] и язъ Симон, тогда бывшу ми казначѣем, умоления ради народнаго воздвигнуша храм чюдотворныя иконы Богородичны Казанские верху, пророка же Ильи высподи. И сего ради присещение, мню, преподобнаго архимарита Дионисия в церкви исполнися, яко по его обещанию дѣло сие в совершение прииде; и чего ради видѣние сие священнику Феодору, а не иному явленно есть, мню, яко той нѣкогда за имя преподобнаго Дионисия тяжки раны прием на тѣлеси своем за едино слово, еже рече: «Ныне, де, у нас уже не Дионисей архимарит»; и сего ради посещения от преподобнаго сподобися. Вразумити же и сие должно есть, яко видѣние сие на праздникъ Димитрея Селунскаго случися видети; и то, мню, не попросту: преже бо нѣкогда слышахомъ от священноиѣрея Иванна, рекомаго Насѣдки, еще вскоре после осаднаго сидѣния Троицкого Сергиева монастыря, ту в монастырѣ ему живущу и служащу Богови в порученней ему церкви на воротех чюдотворца Сергия. На покой же телесный идѣже препочити, хизицу малу имый в стенѣ городовой; в ней же ему седящу нѣкогда, помыслившу на настоящее время, и в мысли своей размышляше пророчество Иванна Богослова от Опаколипсиса, разсужая о женѣ и о змии:[92] «Коликии, — рече, — страны великия от православия в еретичество отпадоша: Римъ великий и вся западныя страны. А ныне де уже мню, что и до нас доиде, и мнѣвшу ми — не быти уже и на Руси православию».
|
|
Сице размышляющу, склячася, седя под оконцемъ, много плакався неутѣшно. Внезапу же слышитъ — у оконца того пришед нѣкто, поносивъ его много и многи укорные рѣчи ему изглаголавъ: «Кто еси ты, — рече, — иже помышляеши не быти на Руси благочестию? А того, — рече, — не вѣдаешь, что за вас молитъ Бога чюдотворецъ Димитрий Селунский, да Василей Великий,[93] да и вашъ чюдотворецъ Сергий за вас молит Бога. И будетъ на Руси благочестие, якоже и прежде». Он же возбнувъ, прииде в чювство, возрадовася и, шед, повѣда архимариту Дионисию, еще тогда живу сущу. И нынѣ убо сия мню, яко того ради тогда сему священноиерѣю Иванну гласомъ Димитрий и Василий Великий купно с Сергиемъ объявленъ бысть за всю Рускую землю в молебниках, нынѣ же паки на его памяти сему священнику Федору архимарита Дионисия бысть явления. Довѣдавшу же ся мнѣ нынѣ, яко храмъ брусяной чюдотворца Димитрия Селунскаго былъ преже разорения в Троицкомъ монастырѣ у церкви каменые Сергия чюдотворца, еже есть на воротех по лѣвую сторону олтаря, на всходе против лѣствицы. А розобрану сказывают та церковь в осадное время, и та церковь стала в забытии[94] и до сѣхъ мѣстъ. А что пред нимъ инокъ свѣщу носяше, и то знатно есть: той ученикъ его Дорофѣй, егоже крѣпкое житие самъ архимаритъ еще в животѣ своемъ свидѣтельствоваше.
|
|
20. О проявлении о житии святаго Дионисия
В нынѣшнемъ же во 7 159-м году случися мнѣ на Москвѣ на Троицкомъ Сергиеве подвории у Богоявления в монастыри[95] побесѣдовати Пречистые Богородицы чюдотворного ея образа Казанского с протопопомъ Иваномъ Нероновым,[96] и между прочими глаголании воспомянувъ мнѣ той о житии сего преподобнаго архимарита Дионисия, хотя, у меня взявъ, яже писана бысть о немъ, положити пред самодержцемъ. Мнѣ же о семъ неудоволившуся и глаголахъ ему, еже написано быша вчернѣ, а исправити набѣло недостигшу времени. Паче же в размышлении мнозѣ бывшу ми, бояся от преподобнаго, да не вмѣсто благости, яже от него, нѣчто постражу, винамъ достойная, дерзости ради своея, воспоминая его крѣпкое житие и потове трудов его благочестивыхъ; и людемъ благочестие учителя своего проповѣдую, а свое житие в небрежении препровождаю. И в сицевыхъ сомнѣниих с Москвы съехавшу ми во обитель преподобнаго Сергия въ болшой монастырь.
И в тыхъ днехъ повѣда мнѣ сея же великия обители слуга, именем Никита Кучинъ,[97] о немже и в прежнихъ повѣстяхъ глаголанно бысть: Апрѣля, де, въ 7 день нощию во снѣ видитъ к себѣ пришедша человѣка незнаема, и вручивъ ему грамоту да образы складни, глаголя ему, что архимаритъ Дионисий сия к тебѣ послалъ, а велѣлъ тебѣ ихъ отдати келарю Симону, и словом, де, велѣлъ келарю изговорити: «Вскую спѣшитъ келарь Симонъ житие мое писати, все, де, мое архиморичье житие будетъ ему вѣдомо». И я, де, складни принявъ, почалъ прочитати на складняхъ подписи,[98] и не возмогъ прочесть, потому что мѣлко зѣло. И спросилъ того человѣка, какое то письмо? И он, де, мнѣ сказалъ: «То де житие писано архимарита Дионисия, а самъ, де, живетъ архимаритъ на востоке в величайшем монастырѣ, а нынѣ де пошел в болшой в Троицкой Сергиевъ монастырь во свою обитель». И сия глаголя, невидимъ бысть. Той же, возбнувъ, дивися таковому видению, написав, принесе ми сицеву повѣсть.
|
|
21. О явлении инока Гермогена о Дионисии
Во 7 160-м году декабря въ 23 день бесѣдующимъ нам нѣкогда з братиею и во многихъ бесѣдахъ воспомянувше о житии архимарита Дионисия, и бысть егда услыша братъ Дионисий, рекомый Бирягинъ,[99] про архимаричье Дионисиево житие, и повѣда нам сицеву повѣсть: «Бысть, — рече, — лѣта за три или мало болѣе до сего лѣта в Троицкомъ Сергиеве монастырѣ брат, в кѣлии со мною во единой пребывая, именемъ Гермогенъ, природою скопецъ бысть, и внегда начатъ пренемогати к смерти, бысть во иступлении памяти, и духъ в немъ умолче, якоже мнѣти нам уже умерша его. И сего бысть до трею часовъ; и внезапу отдохнувъ и бысть въ цѣлой памяти, яко и преже. И сѣдъ на постели, повѣда намъ, яко „бывшу ми, рече, в прекрасныхъ садовиях, ихже сказати не мочно, и от нѣкоего приставника водимъ бяше по многим мѣстомъ, и видевъ многихъ святыхъ прежнихъ святителей, и преподобныхъ, и мучениковъ, ихже обыкохомъ в молитвахъ своихъ призывати. Мнѣ же много молящуся, иже мя водяше да бы мѣсто показалъ, идѣже архимаритъ Дионисий: и душа моя желаетъ видѣти его, понеже знаем былъ ему азъ". Той же рече ему: „Нынѣ возвратися вспять, и по четырех днехъ узреши егоже желаеши видѣти, и с нимъ здѣ будеши”. И егда четыре дни минувша, преставися от жизни сея». Мы же, слышавше сия, благодаривше Бога и написахом.
22. Явление святого архимарита Дионисия преосвященому Варламу, митрополиту Ростовскому, и повѣсть о нем же архимарита Андрѣяна
7 160-го году во святый Великий постъ изволениемъ государя царя и великого князя Алексѣя Михайловича всеа Росии преосвященный Варламъ, митрополитъ Ростовский и Ярославский,[100] да боляринъ Михайло Михайловичъ Салтыковъ[101] во граде нарицаемомъ Старице в Богородичномъ монастырѣ обрѣтоша мощи святѣйшаго Иева патриарха Московскаго[102] и всеа Русии. Въ нощь же ту, в неже восхотѣша двигнутися с мощьми святѣйшаго патриарха Иова к Московскому государству, является преосвященному митрополиту Варламу преподобный архимаритъ Дионисий сицевым образомъ. Пред заутренями стоящу митрополиту на своемъ мѣсте, молитву изо устъ Господу Богу приносящу, и мнѣвшу ему сонъ зрѣти: слышитъ глаголющихъ, повѣдающихъ ему пришествие к нему архимарита Дионисия. Он же зритъ его вшедша, кадилницу в руку имуща и углие роздувающа; и первие покадивъ образы, потомъ его покадивъ. И абие возбнувъ и бывъ в себѣ, той же невидим бысть от очию его, точию благоухание велие ощутивъ, дивяся в мысли своей о таковомъ видѣнии. Еще же ему обмышляющуся о посѣщении преподобнаго, в то время понамарь прииде благословитися благовѣстити к заутрени. Сицеву повѣсть повѣда намъ самъ преосвященный Варламъ митрополит.
И нѣкогда в дому Святыя Троица у преподобнаго чюдотворца Сергия во обители бесѣдующимъ намъ с архимаритомъ Ондрѣяномъ, дойде жъ рѣчь и до сего, и удивляющимъся намъ о посѣщении преподобнаго архимарита Дионисия, како явися митрополиту Варламу. Глагола же намъ архимаритъ Андрѣянъ: «Бывшу ми, — рече, — нѣкогда во обители сей, еще архимариту Дионисию живу сущу, и глагола ми: „Что, вскую, рече, не приидеши к намъ в чюдотворцову Сергиеву обитель с нами пребывати?” Мнѣже отрицающуся: „Идѣже, — рече, — обѣщался, ту пребыти хощу". Той же рече ми: „Аще и нынѣ не изволяеши здѣ пребывати, но по времени, Богу изволяюща, здѣ на семъ мѣстѣ поживеши”. И по неколицехъ лѣтехъ после его преставления изволениемъ самодержца и первосвятителя взят есмь от Пречистыя Богородицы из Толскаго монастыря[103] в Троицкой Сергиевъ монастырь в архимариты. И егда здѣ нача пребывати, воспомянухъ о себѣ проречение архимарита Дионисия». Азъ же сия слышавъ, повелѣ написати.
23. Свидѣтельство о житии святаго ключарем Иваном Насѣдкою
Написа же сия азъ, многогрѣшный Симонъ, по прошению инока Боголѣпа Лвова и многимъ боголюбцемъ, знающимъ и помнящимъ сего святаго архимарита Дионисия, писание сие предложихъ, аще сия тако суть. И мнози прочтоша и свидѣтельствоваше, яко истинна суть, инии же усумневахуся, якоже и преже рѣхъ, и невѣриемъ одержими бѣху. Азъ же сия вся собравъ во умѣ своемъ грѣшнемъ, помыслих, да не возмнятъ нѣцыи на мя, яко ученикъ его есмь и, любя отца своего, похвалениемъ облагаю, и да не в ложь превратят истинну. Иже азъ самъ видех у него своима очима и яже слыша от его преподобныхъ устъ, тая мнѣ вѣрна быша и на сердце не зазорно. А о слышаных помыслих извѣститися от вѣдущих, иже преже мене у него быша, понеже Богъ не хощетъ ложными словесы прославляемъ быти, и святымъ неугодно есть затѣйными чюдесы похваляемымъ быти.
Сего ради вручихъ сия вся великия соборныя апостольския церкви ключарю священноиерѣю Иванну, зовому Насѣдкину, иже со архимаритомъ Дионисиемъ в Троицкомъ Сергиеве монастырѣ много способствовав во исправлении книгъ и в церковномъ согласии на бѣзумныхъ противниковъ — на уставщика Филарета и на головщика Логина;[104] и в кѣлии его часто с нимъ бесѣдоваше, и книги писаше, и не токмо в дневныя бесѣдоваше с нимъ бесѣды, но и ночи многи у него в кѣлии обнощеваше, о исправлении книгъ с ним подвизаяся. Паче же многи епистолии архимаритъ во время кровопролития християнского по градомъ посылая, сего Иванна, способника себѣ на то имѣя,[105]многи доброписцы дав ему, и тѣми епистолиями во всѣх градѣх воеводъ, и приказныхъ и всѣхъ ратныхъ людей, и всѣхъ православных християн умоляя, да бы подвизалися за православную християнскую вѣру и крѣпкостоятелни бъ были против враговъ — поляков и литвы и руских воровъ, и подвигнулися бъ на очищение Московскаго государства, приводя в писании тѣхъ многи слова утѣшителны от Божественнаго Писания.
К сему же и во исправлении Потребниковъ о «огни»,[106] якоже выше речеся, со архимаритомъ той Иванъ способствовал и в бѣдахъ сострадателенъ ему бысть. Сего ради вручихъ ему, да видитъ и судитъ, аще сия тако есть. Той же видевъ и свидѣтельствова, и яже от мене не исполнилося нѣкихъ ради недоумѣнии, паче же забвения ради, той же в строках поисправил и поисполнилъ. И кая у нас не вписана быша, той написавъ от себя, прислав мнѣ с моимъ писаниемъ вмѣсте.[107] Аз же сия приемъ от него радостным сердцемъ, напослѣди написавъ особь, сего ради, понеже преже предано бысть иноку Боголѣпу прежнее писание, и того ради в средину того писания не вписах,[108] да бы от невѣдущих в ложь не вменялося, — тогда де такъ писано, а ныне инако. Паче же и сего ради, да не како на свой разумъ преложу чюжь трудъ, о немже потрудися сей благолюбивый трудолюбецъ Иванъ, понеже болши мене вѣсть о семъ житии преподобнаго Дионисия достовѣрно. И разсудихомъ сия написати здѣ сице напослѣди, тажь и грамота царева о правлении Потребниковъ, и рѣчь архимарита Дионисия, и старца Арсения Глухово рѣчь, такоже рѣчь сего Иванна ключаря к святѣйшему Филарету патриарху, тридесять главизнъ, и на Антония Подолскаго рѣчь обличителна «О огни просвѣтителном», тридесятъ пять главизнъ. Потом же тогожь Иванна ключаря 40 главизнъ изыскано от многихъ божественных книгъ о прикладе огня,[109] яко не подобаетъ глаголати и прикладывати сего; такоже и двух вселенскихъ, Александрьскаго и Иеросалимскаго, патриарховъ двѣ епистолии о том же.
24. О житии святаго архимарита Дионисия, списано Иваном ключарем[110]
Начало же сему Иваннову писанию сице. Егда убо во 7 118-м году грѣхъ ради нашихъ царствующий градъ Москва разорися и всѣдержавъствующии и владычествующии великою Росиею вси в плѣне быша, от велика и до мала, и всякъ чинъ и всякъ возрастъ мужеска полу и женъска — вси под огнемъ и под мечемъ злѣ мучахуся, и не бѣ нигдѣ никого, еже бы миловати другъ друга, но вси грабители яко бѣснии пси другъ друга згрызающе; и не бысть ни града, ни веси, ни села, ни поля, ни лѣса, ни дебри, ни пропасти, ни пещеры, еже бы без мучения гдѣ християномъ укрытися; и не токмо простыя мѣста, но и святыя церкви и монастыри всюду сожигаеми и всякими сквернами осверняеми, паче же всего блудомъ и прелюбодѣйствомъ; не токмо простая чадь, но и священный чинъ, и от иночествующихъ вси оскверняемы различными виды от злодѣевъ, и вездѣ нази и боси, и гладомъ и жаждею всякъ чинъ и возрастъ томимъ, и о семъ пространно во истории болшой доволно писано у Живоначальные Троицы о разорении Московскомъ.[111] Здѣ же о Дионисии предлежимое да видимъ.
Егда убо по разорении царьствующаго града и многихъ градовъ всѣми путьми быша беглецы к дому Живоначальные Троица, — и не бѣ числа слез кровныхъ, вси бо мучены и изломанни, просяще отцовъ духовныхъ, а ини мнози испечены, а с ыныхъ власы з главъ содраны, а у иныхъ ремение из хрептовъ вырѣзывано, а у иныхъ накрестъ руцѣ и нозѣ обсѣчены, а у иных чрева прозжены камениемъ разженымъ, паче же изрещи того невозможно, каковыми различными смертьми томими, — и вся обитель Пресвятыя Троицы преисполнена бысть различными смертьми скончевающихся, от глада и наготы и от лютыя срамоты, о нейже и нелзѣ глаголати. Паче же от ранъ неисповѣдимыхъ помираху. И не токмо в монастырѣ мертвецы лежаху, но и в слободахъ, и в Служне, и в Клементьеве, и в деревнях, и по путехъ; и повсюду страшно бѣ и зрѣти наготы и срамоты, и женъ и девицъ; и невозможно есть ни исповѣдати при смерти, ни святыхъ Тайнъ Христовыхъ подавати.
Дионисий же сия видевъ, и келаря и братию всю со слезами многими начатъ молити, да бы во время таковыя бѣды всѣмъ всячески спострадали во всяких нуждах. Келарь же и вся братия и со слугами единогласно вси отвѣщаше сице: «Кто, государь архимаритъ, в таковой бѣде с разумомъ зберется, никому невозможно стало промышляти кромѣ единаго Бога». Паки же глаголя Дионисий сице всѣмъ со слезами и с рыданиемъ: «Се, государи мои, разумѣйте, воистинну искус от Господа Бога бысть намъ: от осады болшие нас Господь Богъ избавилъ за молитвы Владычицы нашея Пресвятыя Богородицы и великихъ чюдотворцовъ Сергия и Никона. А ныне за лѣность нашу и за скупость можетъ насъ и без осады смирити и оскорбити». Келарь же и вся братия, и слуги смятошася о рыдании его и начаша просити совѣта от него о недоумѣнии своемъ. Дионисий жь начатъ молити ихъ сице: «Дом Пресвятыя Троицы и великихъ чюдотворцев не запустѣетъ, аще станемъ милости у Господа Бога просити, да и разумъ намъ подастъ; токмо положите то, кто что смыслитъ промышляти или збирати на потребу бѣднымъ, или служити кто можетъ и кому что по силе своей дати». И бысть совѣтъ его всѣм любезенъ. И первѣе слуги и простая чадь, крестьяне, совѣтоваше, и архимариту з братиею сказали то: «Аще вы, государи, будетъ, из манастырские казны послѣ осадныхъ людей, умерших или живыхъ, да еще и вкладчиковъ, которыхъ нѣт и впредь от которых не будетъ монастырю, святому мѣсту, продажи и огласки, и вы то будетъ станете давать на бѣдных, на кормъ, и на одежду, и на лечбу, и работникомъ, кто имется стряпать, и служить, и лечить, и збирать, и погребать, а мы и за головы свои и за животы не стоим же». И бысть той совѣт радостенъ всѣмъ людемъ в монастырѣ. И воокругъ манастыря всѣмъ людемъ бѣднымъ, живущимъ и умирающимъ, всякъ промыслъ изыде. И первѣе еже по благословению архимарита Дионисия начаша строити казною манастырскою по приговору всѣхъ людей; и болнымъ людемъ обрѣташеся врачеве, исцѣляху многихъ; и егда исцеление получивше, и прихождаху во обитель Живоначалныя Троицы и поклоняхуся Пресвятѣй Троице и Владычице и Пресвятѣй Богородице и великимъ чюдотворцомъ преподобнымъ Сергию и Никону. А по благословению его отведены и даны были болницы на раненыхъ людей, да им же поставлены были и дворы и избы розные на странноприятельство всякому чину из Москвы и изо всѣхъ городовъ прибѣгающимъ, мужеску полу и женску, княземъ и бояромъ, и дѣтем ихъ, и людем, и всякой челяди ихъ, да сколко избъ было поставлено мужеску полу, и женску, и девическу, и в Служне слободѣ, и в селѣ Клементьеве и сколко убогихъ домовъ сия имъ было; и сколко тысящь погребено и в монастырѣ, и у Пятницы в Нижнемъ монастырѣ.[112] А тѣхъ раненыхъ на боях и на проѣздехъ мимо Троицы Живоначальныя, и прибѣгающихъ из городов и из селъ из дальных, гладныхъ и нагихъ и мученых различными виды, и тѣхъ всѣхъ людей к душевному спасению и телесному здравию вина бысть и промысленик Дионисий архимаритъ, а не келарь Аврамей Палицынъ.[113]
А яз, грѣшной, какъ память моя осяжетъ, что яз поновлялъ, и причащалъ, и погребалъ з братом своимъ! И мнѣ то в памяти гораздо, с четыре тысящи з братомъ Семиономъ погребли мы мертвецовъ; а имянно помню, что в один струбъ у Николы чюдотворца в Клементьеве[114] восьмьсотъ шестьдесят человѣкъ, да в другой убогой день схоронили мы же шестьсот сорокъ человѣкъ, да на Терентьеве роще четыреста пятьдесят человѣкъ, да с Ываномъ священникомъ Синковским в монастырѣ у Живоначальные Троицы, и в Служне слободѣ, и у Пятницы, а иное по деревнямъ. Мы же бродили с тѣмъ Синковскимъ Иваномъ по Дионисиеву же велению, и тѣхъ людей с тѣмъ Иваномъ священникомъ считали мы по смѣте, и погребли болѣ трех тысящь в тритцать недель. Да зиму, да весну погребалъ яз по вся дни мертвецовъ тѣхъ людей, которые не хотѣли в убогихъ домъ кластися; а бывало того многажды, что на день погребенья три, и четыре, а иногда и пять, и шесть, и болши; а в одну могилу в ту тритцать недель не бывало, чтоб одново человѣка погрести, то и нѣтъ ничево, что тричетыре или пять-шесть, а иногда десять и пятнатцать в одну могилу. А всѣе тоя бѣды протягнулося полтара года.
А по благословению святаго архимарита Дионисия мало того бывало, чтоб нагихъ погребати, занеже от него приставы надзирали и ему извѣщали, будет вскоре нага обрящутъ мертвеца. И какъ ему скажутъ, и тотчас промыслъ обо всем, и всему убо тому строй от него был. И ко всему приставы с лошадьми и вездѣ — и по путемъ и по лѣсомъ ѣздили, и смотрили того, чтоб звѣри не ѣли, и мученых от врагов, мертвых, и умирающихъ, всѣхъ збирати, и в странноприемницах, привезши, поили, и кормили, и лечили. А которые умирали, и после их одежишка худые вымывая, и бѣднымъ же отдавали. А женской полъ в тѣхъ их избахъ безпрестанно рубашки и саваны шили и мыли, а их за то и миром всѣмъ из монастыря кормили, и довольствовали и одеждою, и обувью, и во всякихъ нуждахъ ихъ вся благая творили имъ. И потому и мнози из нихъ зѣло дому Живоначальные Троицы годны быша служебницы, твердии и нелеснии работницы. А инии изыдоша в царьствующий град, и быша в чести и во имѣнии своихъ по-прежнему. А иныи Божественных Писаний научьшеся и быша в различных чинѣх, в монастырских службахъ, и служители, и началницы во многих благихъ дѣлех, и в земных и в небесных.
И елико праведным своим наказанием Господь и Богъ нашъ наказа, милосердый, гнѣвом своим во время осадное, по томъ не сугубо ли и преболши рещи, невинное же нынѣ всѣми человѣки видимо есть, коликими красотами, коликими богатствы домъ селении святыя славы своея разширилъ и возвеличилъ и упремножилъ всѣми благими виды, еже и прежде не бысть, еже нынѣ в славу Господню всѣми людми зрится и славитца. Сия же благая вся обители Пресвятей Троице подана быша молитвами великого чюдотворца Сергия. Иже во время подобное Господь Египту в прекормление Иосифа и Товию праведнаго в Вавилоне и Израилю,[115] а нынѣ, в разорение наше, сего мужа свята и дивна, архимарита Дионисия, воздвиже житомѣрителя по Господню словеси, во время подобно раздавающу пищу рабомъ, комуждо по достоянию его. И первое рещи о нем: мнози убо сподоблены быша имъ конецъ благий получити, с печатию и с напутиемъ живота вѣчнаго отшедше. И инии очищени быша от сквернъ телѣсных, инии браки законныя сохраниша чисты, и жены чисты сохранены быша в чистотѣ без осквернения, паче же дѣвъ и юношь, и отрочатъ многое множество чисты и непорочны сохранены быша. А аще похваляемъ есть о строении старѣйшина блудницъ, во отеческихъ книгахъ, — александръский Сергий — о спасении инокинь нечистыми за чистых,[116] и Товия — о милостыни и о погребении мертвыхъ,[117] но сей Дионисий превзыде сих к похвалению словесному. Но и тая бо вся благая дѣла его и нынѣ добрѣ зрят, и вѣдят мнози о нѣмъ, каков же в премудрости словесней бѣ, и того никто жь не помыслитъ о немъ, ни во ум никто не прииметъ, каково попечение имѣя не токмо о святѣй обители своей, в нейже сия творя, но и о велицем царствующемъ граде Москвѣ великъ подвигъ имѣя, о избавлении града моляся. И всяка нощь день ему бяше. Всегда убо, в то время егда во осаде Москва была полтора года, и онъ непрестанно в церкви Божии и в кѣлии с плачемъ великимъ стоя в молитвах. И по многих молѣниихъ то и опочивъ ему бяше же: писцы борзыя имѣяша в кѣлии, и от Божественныхъ Писаний собираху учительныя словеса и писаша послания многая в смутныя городы ко священнымъ чиномъ, и к воеводамъ, и к простымъ людемъ, о братолюбии и о соединении мира, и указуя, которые царства и властельства за какие грѣхи и за неправды погибли, и которые государьства возвысилися Богомъ за какие правды и за какие добрые дѣла,[118] за соблюдение, Господь Богъ, благий человѣколюбецъ, миловалъ; и помощник былъ бѣднымъ, и отчаяннымъ, и худымъ, и не могущимъ стояти противу супостат, а лѣнивых и не умѣющихъ дѣлъ ратных возбужая х крѣпости, еже по смерти чюдесы и знаменми восписуя к тѣмъ. И о таковыхъ грамотахъ тебѣ, господину, допросити Алексѣя Тиханова,[119] есть ли бо онъ вѣдаетъ, что онъ болши всѣх писывал такие грамоты — и на Рязань, и на Сѣверъ, и въ Ярославль, и в Нижней Новъгородъ[120] князю Димитрею Михайловичю Пожарскому[121] и х Кузмѣ Минину,[122] и в понизовские городы, и ко князю Дмитрею Тимофѣевичю Трубецкому,[123] и къ Заруцкому[124] под Москву и в Казань, к строителю Амфилофию, что онъ забрѣдился с сватомъ своимъ с Никоноромъ Шульгинымъ, и учинилися были измѣнниками владычеству московс к ому, да грамоту же к Генадию чернцу Елизарову, что бывал дьякъ на Москвѣ Григорей Елизаровъ[125] в Казанскомъ дворцѣ, а побѣжалъ был онъ отЖивоначальные Троицы на Соловки от бѣдъ и нужды от литвы и от казаковъ после разорения Москвы. И будет только сыщутся тѣ грамоты в монастырѣ у вас, либо в казнѣ после Генадия и Амфилофия, или в Розряде в соборной келье, или что под Москву к бояром и воеводам писано, а в годѣх искати во 7 119-м и во 7 120-м и во 7 125-м.[126] И будет тѣ только грамоты сыщутца, в тѣх грамотахъ болѣзнования Деонисиева о всѣмъ государстве Московском безчисленно много. И будет изволите вы, государи, разума его искати, и в тѣх ево посланияхъ, не токмо под Москвою, но и во многих городѣх воеводам и всякихъ чинов многимъ людемъ подкрепление и мужества от его совѣта и разума великое бывало. Да и ныне бы, и впредь и у вас в монастырѣ грядущих ради лѣтъ такие грамоты добрѣ бы добро было, чтоб в казнѣ были на утвержение таковому преславному великому мѣсту. А мнитца мнѣ, государи мои, и для того надобны вамъ держати тѣ грамоты осадныя для преди на гордость вельможь лукавыхъ,[127] какъ над царствующим градом учинилася от них погибѣль, как царю Борису Федоровичу, какъ царю Василью Ивановичю. И что о сих глаголати, но паче возопити: «Ох, охъ, увы, увы, Мати Матерем, Святая Церковь Божия, яже в поднебесней славимая, что пострада, лишившися чад своих!» И аще по Богослову открыти, юже под олтарем Господним избиеннымъ от земля и вопиющихъ день и нощь: «Мсти, Владыко, кровь нашу и тѣхже и всѣхъ святыхъ».[128] Паче же самыя тоя ради Матере Господни Пресвятыя Богородицы присно Дѣвыя Марии и отдохнули сынове ея, господия наши; а ныне всѣ то забыли, и что за четыредесят лѣт дѣялося,[129] «то, де, не вчера дѣялося, нѣчего де того и памятовати». А вамъ что в дому Божии дѣялося у вас, и то по вас сущих, хто будетъ в роды дальныя жители, и тѣм надобно чемъ боронитися от вертящихъся гордынь.
А о святем нашем отцѣ Дионисии и мнѣ грѣшному видитъся, на что иных чюдес искати болши того, что в осаде же бывшее чюдо о Амфилохиеве отцѣ, какъ сѣялъ муку в сыновне воровствѣ.[130] И аще бы не за терпѣния отца Дионисия, да за великия труды его, еже бѣдных промыслъ и не пощадѣние себя, что умолилъ братию всю утешати ратных людей тутъ в монастырѣ, которые раненые прилучилися ис-подМосквы и ис-под Переславля, и из дорогъ всякихъ; и, видя ихъ, многих раненыхъ, и мученых, и гладных, и нагих, от нужи погибающих, и пред братиею пред всѣю бил челом Дионисей на соборе, а моля ихъ, такъ говорил всѣмъ: «Покажите, государи, милость, келарь и казначѣй, и вся братия святая, пожалуйте, меня послушайте. Видимъ всѣ, что Москва в осаде, а люди их литовские во всю землю розсыпалися воевати; а у насъ в монастырѣ людей и пополну, да немного ратных или умѣющих, и тѣ погибаютъ от цынги, и от гладу, и от ранъ. И мы, государи, обещалися всѣ во иночестве, что умереть, а не жить; а будетъ в такихъ бедах, толь к о не будетъ у нас ратных людей, и что будет в нас?» И плачася пред ними, у всѣх прося милости к бѣднымъ: «Пожалуйте, господия, что у нас еще есть хлѣба, ржаного и пшеницы, и что есть у насъ квасов на погребе, и то б нам все держати про раненых людей; а мы упование возложим на Бога, а станемъ ѣсти на трапезе хлѣб овсяной, а хто будетъ из нас станет изнемогать чем ино, того станемъ кормити ячным хлѣбом; а квас ячной на трапезе не надобно пити, а во имя Господне и с воды не умрем». И приговоръ слезъ ради его твердъ бысть. И повелѣша ратных людей лечити и всякою пищею доброю братцкою и квасы лучшими покоити, и не токмо ратных, но инѣх, бѣдных, по разсмотрению. И въ 40 дней со погребов не слыханъ бысть квас в трапезе братцкой.
И в то время молитвами ево умножение муки в хлѣбне бысть у Амфилохиева отца великаго ради Сергия чюдотворца. От дому его промыслу кто изречет! А кто просил у него милости, у великого свѣтильника, и что рещи, кто плакал, кто просил, кто молилъ, кто со смирением единою мало хлѣба ядуще овсяного 40 дней, среду же и пятокъ и не ядуще и за единою трапезою со слезами веселящеся. А немощным и раненым заутра даже и до вечера служаху и хлѣбъ предлагаху чистъ, теплый и мягкий, и всякие брашна различныя, и пития добрыя и благовонныя представляху; и злѣ немощствующе и не дважды днемъ вкушающе, но якоже кто хощетъ, заутра рано и ин же по времени; а инъ яко человѣкъ, а инъ яко скотъ — и полдни, и полънощи. Служебникомъ не бѣ покоя от приставов, бо нудими всякая потреба, дабы все было готово по воспрошению от болящих. Паче же всѣхъ сам сей Дионисей, не имѣя себѣ покоя ни на единъ день, но ни на час, и всегда дозирая болящихъ и строя сихъ одеждою и пищею, паче же лечбами, еже сия здѣ явихом, а наипаче з духовными строении, занеже мнози болнии, ови от ранъ, и от мучения желающе исповѣдати грехи своя, инии же маслосвящения требоваху и инии послѣднее отходяще от жития сего, и кровь, и слезы горкия точаще, и восклицаху горце, отпусту[131] и напутия вѣчнаго, печати тѣла Христова, испрошающе прияти, — и вси вся благая в смертном часу получаху; и никто жь не очищенъ или не измытъ от сквернъ ранъ по телеси, паче же и по души уязвлении исцеление приимаху. Доздѣ Иваново писание бысть.