– С твоим ментом, – подсказал муж. – Не стесняйся, читай дальше!
– Будем с твоим ментом на катере за сигами ходить, – послушно продолжила Наталья. – Только есть одно серьезное жизненное обстоятельство, Наташа, уж не знаю, как вы с мужем на него посмотрите. Обстоятельство это – моя невеста Маша, которая ждет меня под Москвой. Если пригласите нас обоих, я за ней заеду. А коли не пригласите невесту мою, так и я сам не приеду. Живите тогда в родительском доме одни. Я все понимаю и в обиде не буду, по-другому стану жизнь строить».
– Толковый у тебя брат, – отметил муж-милиционер, доставая из корзины очередного сига.
– Слава Богу, братик мой единственный за ум взялся, жениться надумал! – плаксиво сказала Наталья, складывая письмо и пряча его в карман передника, а взамен доставая из него же платочек – утереть слезы. – Я уж боялась, что он и вовсе надумает в монастыре остаться...
– А чего ж плохого в монастыре? – резонно спросил муж.
– Так ведь то тюрьма, то монастырь – а жить когда?
– Тоже верно.
– Что ж мы ему ответим, Андрюша?
– Пиши, пусть приезжает с невестой. Нехай живут с нами...
– А хорошо бы вместе-то жить! – размечталась Наталья. – Коптильню бы большую отстроили, в город сигов да ряпушку возить стали, в рестораны сдавать! Ты милицию бросишь... _
– Не брошу. Совмещать буду. Милиция, Наталья, это власть и сила! Вот братец твой явится – половина дома ведь его по закону, так?
– Так.
– Он в случае чего может раздела потребовать и свою половину продать. Так?
– Ой, а ведь верно! Продаст и пропьет...
– Не продаст и не пропьет. Приедет он – ему и жене прописка потребуется. Я им прописку получить помогу, но не даром, а за отказ от своей доли наследства. А рыпнется – я ему дело устрою и под милицейский надзор подведу. И будет он жить у меня под надзором, как у Христа за пазухой! В крепком ментовском кулаке у меня будет твой братец! – и мент потряс кулаком с зажатой в нем рыбиной.
– До чего же ты умный у меня, Андрюшенька! – ласково пропела Наталья. – Это ведь и для братика лучше – на старое не потянет!
– Все-то ты у меня просчитала, прямо не жена, а калькулятор в юбке!
– Не в юбке, а в джинсах! – и Наталья, отведя полу передника, достала из кармана джинсов маленький школьный калькулятор и продемонстрировала его мужу.
Оба засмеялись.
– Пиши брату ответ, не тяни! – уже серьезно сказал Андрей. – Напиши, что рады будем и ждем с невестой.
В березовой роще
Монастырь готовится к празднованию Святой Троицы. В березовой роще, куда с утра отправились за зеленью трудники и послушники, кипела веселая работа на большой поляне Владлен и бригадир трудников Андрусь косили траву, чтобы усыпать ею пол в храме, а остальные, люди в основном городские, косить не умеющие, собирали в мешки траву, рубили березки, вязали вязанки пахучих березовых веток
Владлен сам вызвался косить, жаль ему было рубить молодые березки, хотя он и понимал – чего не сделаешь ради Бога. А вот траву он косил с удовольствием. Поначалу, правда, не очень шло, но когда он припомнил, как ходил с деревенскими мужиками на покос в сочные приладожские луга, руки и плечи тоже вспомнили... А травой собирались усыпать пол в храме, по старинной традиции.
Неожиданно на поляне появились две женщины с кошелками. Одна из них, молоденькая Анна, частая гостья обители, одета была, как и положено благочестивой паломнице и образцовой православной девушке, не то в мешковину, не то во власяницу. Зато другая вырядилась куда как более современно, хотя лет ей на вид было хорошо под семьдесят. Из-под короткой юбки у бойкой старушки торчали слаксы, сверху была надета футболка с Микки-Маусом на груди, а на голове был лихо наверчен пестрый шарф. Звали модную старушку, постоянно помогавшую на монастырской кухне, тоже вполне современно – баба Анжела (в крещении Ангелина).
– Бог в помощь, работнички! – весело прокричала баба Анжела. – Обед прибыл! Перекур!
– У нас не курят! – степенно ответил ей Андрусь. – А потрапезничать мы не против, если есть благословение.
– Отец архимандрит благословил, – скромно, не подымая глаз, ответила благочестивая паломница Анна.
– Да ладно вам чиниться, тоже мне монах с монахиней нашлись – благословения проверять! – смеясь, прикрикнула на них баба Анжела, расстилая на поляне большую скатерть в бело-синюю клетку. – Ясное дело – в монастыре все делается по благословению, ну, так и нечего фасонить. Мужики, обедать!
Мужики охотно прервали работу и стали рассаживаться прямо на траву вокруг скатерти.
– Читай, Андрусь, молитву, ты ж у нас чтец! – распорядилась баба Анжела.
– Меня еще не посвятили.
– Все равно читай, как старший по годам и по чину!
Андрусь прочел:
– Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполнявши всякое животно благоволения.
Все молча и чинно, но с аппетитом отменным, на березовом воздухе настоянном, принялись за трапезу. Тишина воцарилась на поляне, только ложки да кузнечики звенели. Ели долго и основательно.
– Ну что, Влад, скоро к невесте поедешь? – спросил Андрусь, кладя наконец ложку и вытирая миску корочкой хлеба.
– А вот как достроим колокольню, так и поеду!
– Думаешь, ждет она тебя?
– Ждет, наверное! Чего ей не ждать?
– Ну, мало ли... Теперь девушки сам знаешь какие. Если ждет, то чего ж не приедет тебя навестить? И писем не пишет...
– Так она ж не знает, что я в монастыре! – хохотнув, ответил Владлен.
– Что так?
– Да ну... Еще смеяться станет! Вот встретимся – я и расскажу ей, где был и как жил.
Анна поглядела на него долгим укоризненным взглядом: что ж ты, мол, такую девушку себе выбрал, которая может над благочестивыми вещами смеяться? Потом опомнилась и опустила глаза.
Баба Анжела тоже покачала головой, а потом, будто о чем-то вспомнив, ласково сказала бригадиру:
– А ты, Андрусь, пирожок вот возьми, с капустой – любимые твои...
– Все-то ты про всех знаешь, баба Анжела, – сказал Андрусь, непонятно то ли с одобрением, то ли наоборот, но пирожок взял.
– Ох, знаю... – так же непонятно ответила ему баба Анжела. – А ты не горюй, ты же знаешь – Господь все к лучшему устраивает! Давай, Нюрочка, посуду собирать...
* * *
Пока баба Анжела с товаркой собирали посуду, трудники улеглись отдыхать под березками. Только Владлен поднялся, задумчиво обрывая ромашку, и вдруг завел тихую задумчивую песню.
В рощице березовой,
Где трава высокая,
Там на зорьке розовой
Стонет пташка одинокая.
Кличет ли она птенца,
Просит ли прощения?
Нету песенки конца,
Нет и сердцу утешения.
Ты приди скорей, рассвет,
Пташку в роще успокой!
Ты вернись ко мне, мой свет,
И верни душе моей покой!
Среди белых стволов берез Владлен видит фигуру своей красавицы Маши, в белом сарафане, с откуда-то вдруг взявшейся длинной русой косой. Идет Маша по поляне, на голове у нее венок из ромашек и колокольчиков, а рядом с нею, по макушку в цветах, идет девочка, тоже в веночке, с торчащей из-под него смешной короткой косичной...
Задумчивы были и лица послушников и трудников. Слушали они песню Владлена, и каждый о чем-то своем думал.
– Вот кому надо в семинарию поступать вместе с Андрусем! – неожиданно проговорила баба Анжела. – Голосок-то, а?
– Владлен некрещеный, его не примут в семинарию, – ответила Анна. – А из Андруся со временем выйдет высокодуховный приходской батюшка. Если он семинарию сумеет закончить, конечно, и удачно женится. Невеста у него хорошая, баба Анжела?
– Была у него невеста, да вся вышла.
– Куда вышла? – не поняла Анна.
– Замуж.
– Ой! Так ему теперь на целибате постригаться придется! – огорчилась Анна.
– На чем, на чем? Это что за целибат такой? – удивилась баба Анжела. – Типа ламината, что ли?
– Целибат, Ангелина Власьевна, это когда священник не монах, но тем не менее не связан узами законного брака, то есть давший обет безбрачия.
Баба Анжела ошарашенно поглядела на Анну – она о таком и не слыхивала!
– Знаешь что, Нюрка? А ведь тебе самой срочно замуж надо! Уж больно ты забогословствовалась... А монахиня из тебя все равно не выйдет, хоть ты и модничаешь.
– Я модничаю? – поразилась Анна.
– Ну не я же... Я вон за внучками своими одежку донашиваю: что они выбросят – то мне и ладно, а у тебя каждая складочка на юбке продумана на православный фасон!
– Ой, Ангелина Власьевна! Уж вы скажете!
– Да тебе и архимандрит то же самое скажет.
На лице Анны полное недоумение: она изо всех сил старается выглядеть скромно, православно, а баба Анжела говорит – модничает! Непонятно как-то...
День неудач
Вот и Троица отошла, начался Петровский пост, время для Владлена в общем-то скучное. Постных дней и в миру много, больше половины года, хотя мирские граждане посты не всегда строго блюдут, но уж кто попал в монастырь – тем приходится соблюдать. Монахи в посты друг друга поздравляют «с постом приятным», но Владлен особо приятного в них не находил, хотя порядок не нарушал – терпел.
Однако и постные дни один на другой не всегда походят, даже у монахов бывают дни удачные и не очень, особенно у послушников, а уж про трудников и говорить нечего: они как бы между двумя мирами находятся, оттого и огорчений у них вдвое больше.
Вот и у Владлена нынче выпал день явно неудачный. С самого утра не повезло – на завтрак овсянку дали, он же, как почти все бывшие зэки, на дух этот злак не переносил. А вышел на работу – пошли неприятности сплошняком. Начал он грузить кирпичи на тачку, чтобы по деревянным трапам отвезти ее на третий ярус колокольни, да сложил кирпичи неаккуратно, один бок перевесил – тачка и опрокинулась. Причем прямо на середине трапа! Ёшкин корень! Конечно, Владлен не дурак: он не стал героически удерживать тачку, а выпустил ручки и дал ей уйти туда, куда она направилась – вниз. В воздухе тачка перевернулась, кирпичи из нее высыпались, а сама она на них сверху грохнулась. Тяжелая железная тачка – на кирпичи современной выработки! Владлен сердито протопал вниз по трапу и поднял тачку, явив всему миру результат своей неосторожности – битый кирпич. Только он принялся выбирать и злобно кидать чудом уцелевшие кирпичи обратно в тачку, глядь, а в трех шагах от него стоит отец Агапит, смотрит на него жалостливо так и головой качает.
– Ты что ж это делаешь, раб Божий Владлен?
– Как что? Кирпичи обратно в тачку кидаю!
– Нет. Что ты вообще тут делаешь?
– Ну, подсобничаю, отец Агапит, ты же знаешь.
– А точнее?
– Так кирпичи ж наверх вожу! Ты что, не видишь, батя?!
Отец Агапит снова головой покачал – и опять, мол, ты не то говоришь, раб Божий Владлен!
– А ну, присядем, – сказал он и уселся на штабель деревянных поддонов из-под кирпичей. Сел и похлопал по доске: – Садись, садись, Влад! Остынь и послушай меня. Я тебе историческую притчу расскажу про то, как строили Шартрский собор. Это, знаешь ли, Владик, один из красивейших готических соборов Франции. Ну и притча тоже неплохая, поучительная. Слушай.
Некий путешественник оказался в городе Шартре как раз когда в нем строили знаменитый собор. Мимо него рабочие возили на тачках большие камни.
Первый тяжело шагал, опустив голову, и вез один камень. «Что ты делаешь, добрый человек?» – спросил его путешественник «А ты что, не видишь? Камни вожу!» – отвечает рабочий.
Следом идет второй, везет два больших камня, но ступает спокойно и бодро. «Что ты делаешь?» – спрашивает и его путешественник. «Я кормлю свою семью!» – солидно отвечает второй рабочий.
А за ними шагает, посвистывая, третий и бодро катит тачку с тремя большими камнями. «А ты что делаешь?» – спрашивает ею путешественник «А я строю Шартрский собор!» – гордо отвечает третий рабочий. Понял, чадо?
– Ясен пень, понял, батяня!
– Ну, то-то же...
Отец Агапит поднялся и ушел в храм.
Владлен постоял, глядя ему вслед, покрутил головой, усмехнулся и начал аккуратно складывать кирпичи в тележку. А тут и солнышко выглянуло в просвет тяжелых облаков, и все вокруг повеселело. Оживился и Владлен. Только он собрался двинуть нагруженную тачку, как сбоку услышал знакомый голос:
– И чем это ты тут занимаешься, Владлен?
– А ты что, не видишь? Строю Шартрский собор!
– Какой такой «шаткий собор»?
Тут только Владлен понял, что окликнувший его голос хоть и был ему знаком, но принадлежал не монахам и не трудникам. Он оглянулся и обомлел, обрадовался и растерялся – все сразу: перед ним стоял старый знакомый из времен его профессионального нищенства. И вроде совсем недавно побирался Владлен по вагонам, а вот теперь показалось ему, что с тех пор прошли годы и годы... Причем не худшие годы его жизни! Поэтому старому знакомому он обрадовался искренне, поставил тачку и бросился к нему.
– Жека! Кореш! Каким ветром тебя занесло в наши палестины-то?
Кореш Жека принял восторг Влада благодушно, даже приобнял его и по плечу похлопал.
– Рад тебя видеть живым-здоровым и на обеих ногах, Владка!
– А чего моим ногам-то сделается? – засмеялся Владлен. – Даже костыли мои рабочие давно в монастырской кочегарке сгорели. Я, можно сказать, друг Евгений, на свои собственные ноги становлюсь!
– Да ну?
– Точно! Скоро вот закончим колокольню, получу расчет и поеду к сестре, на Ладогу. У меня там полдома с видом на озеро. А какая там рыбалка, сиги какие – во, с руку! Сестра с мужем хотят свой маленький бизнес организовать и меня в долю зовут.
– Это ты хорошо задумал, Влад, не век же тебе по монастырям да тюрьмам шататься, по вагонам побираться.
– Ой, про то не вспоминай!... А вот в монастыре-то как раз и ничего, жить можно. Ну, а ты как тут оказался? В паломничество приехал или трудником хочешь, как я, поработать во славу Божью?
– Да нет, ни то, ни другое. Я как был за рулем, так и теперь хозяев вожу. А сюда они спасать тебя приехали.
– Хозяева приехали? Меня спасать? Не понял! От чего меня спасать-то?
– Как «от чего»? Тебе ж монахи собираются ноги отрезать.
– Ноги отрезать? Монахи? Мне? – обалдел Владлен.
– Так не мне же! Циркулярной пилой. Вот, тут, в газетке все про это конкретно пропечатано. – Евгений достал из кармана свернутую в несколько раз газету, развернул и подал Владлену. – Вот читай. А хозяева пошли с твоим начальством разбираться. Они, между прочим, выкуп за тебя приготовили.
У Владлена от таких новостей и ноги подкосились. Кажется, он понял, в чем дело! Он сел на поддоны, дрожащими руками развернул газету и вслух начал читать напечатанный на первой странице анонс:
– «Отцы-рабовладельцы в законе. Вся правда о монастырских застенках и тайных ампутациях. Не только табачным и оружейным бизнесом занимаются в наше время монахи, но также и поставкой инвалидов для нищенского бизнеса, что дает им финансы на постройку и восстановление обителей. Эти новые разоблачения клерикалов сделал известный журналист Олег Макарчиков. См стр. 12.»
– Так ты открой, открой двенадцатую-то страничку! – подсказал Жека. – Там и фотография монастыря, и твой портретик, между прочим, тоже имеется...
Владлен нашел нужную страницу: да, вот и фотография – строящийся монастырь в проеме ворот. Тут же и его портрет – страдальческое, перекошенное лицо. Смотреть тошно... А вверху, в рамочке – фотография того самого журналюги, обманом взявшего у него интервью. Хотя, если честно, еще надо разобраться, кто кого тогда обманул. Влад стал читать дальше:
– «Что творится в монастырях Московской Патриархии, куда не может заглянуть прокуратура? Журналисту Макарчикову повезло: он встретился с одним из монастырских рабов, который рассказал ему всю правду о творящихся в монастырях ужасах. "Меня в монастырь продали за четыре тысячи рублей", – признался журналисту раб, имени которого мы называть пока не станем – вдруг он еще жив?»
Влад дочитал статью и сложил газету.
– Вот сукин сын! – сказал он с сердцем.
– Кто сукин сын?
– Да я! Я, конечно! Кто же еще? А журналюга – это просто сучонок писучий. Что с него взять-то! И когда он меня сфоткать успел? Я и не заметил... Так, говоришь, хозяева пошли к архимандриту?
– А я знаю, как тут у вас начальство называется? Они пошли выяснять, как тебя назад выкупить.
– Ишь ты... А как они узнали, где меня искать? Тут ведь не сказано, как монастырь называется.
– Тебя узнали по фотографии. Машка увидела и хозяину сказала, что тебя спасать надо.
– Ой! А Маша... она... она все еще по вагонам ходит?
– Пока ходит... А где монастырь расположен и как он называется, про это журналист Макарчиков через пять минут разговора с хозяевами выложил. На коленях. Они ему самому ноги пригрозили обломать, если не скажет.
– Понятно... Ну ладно, пойду соберу вещи, а потом тоже к архимандриту...
* * *
Одетый в дорогу, с сумкой на плече, Владлен понуро вошел в игуменскую. В гостиной трое восточных людей пили чай с архимандритом Евлогием.
– Можно, владыка? – осторожно спросил Владлен. Вообще-то он знал, что входить к игумену надо, предварительно постучав и проговорив за дверью: «Молитвами святых отец наших, Христе Боже наш, помилуй нас!», а когда в ответ услышишь «Аминь!» – вот тогда уж и входить, но сейчас ему не до монашеских тонкостей было. Игумен тоже не обратил внимания на такое нарушение порядка
– Проходи, Владик, – сказал он просто. – Ну вот он, живой и, как видите, невредимый.
– Видим. Здравствуй, Владлен, – сказал старший из гостей.
– Здравствуйте, дядя Сайд, – ответил Владлен, отводя глаза.
– Читай! – приказал дядя Сайд одному из сопровождающих.
Тот послушно стал читать по слогам:
– «Последние сообщения СМИ об искалеченных телах и душах людей, которые попали в монастыри, напоминают сценарии фильмов ужасов, в них невозможно поверить, но это наша сегодняшняя российская действительность. Под видом «веры в Бога» сегодня у нас под боком в монастырях процветает работорговля, и пора положить ей конец»...
– Что скажешь, раб Владлен? – спросил дядя Сайд.
– Вранье это! – хмуро бросил Владлен.
– А кто соврал – ты или журналист?
– Оба... Сначала я – ему, а потом он – всем. Еще и разукрасил, подлюга!
– Выглядишь ты хорошо. Работал на свежем воздухе, кормили, видно, тебя тоже неплохо, и ноги тебе отпиливать никто не собирается. Так что ж ты такую подлянку своим новым хозяевам устроил?
Владлен молчал, глядя в сторону.
– Погодите-ка, – вдруг спросил архимандрит. – А ты когда встречался с этим журналистом, Владик?
– Да в первый же день, как сюда попал!
– То есть когда про монастырь еще ничего не знал? Так?
– Так... – Владлен впервые осмелился поднять голову и взглянуть на архимандрита несчастнейшими глазами.
– Ну, вот видите! Он сначала испугался наших строгостей, а потом разобрался и все понял.
– Сначала заврался, потом разобрался, – усмехнулся бывший хозяин Владлена. – За такое вранье наказывать надо.
– Он больше не будет, – заступился архимандрит. – Правда, Владик?
– Правда, отец архимандрит! Мужик дал мне покурить, денег обещал – ну, я ему и наболтал... Он еще обещал меня с собой забрать на машине, а сам укатил, пока я за сумкой бегал!
– А теперь ты, значит, сумку заранее собрал... – Голос архимандрита снова стал строгим. – Так ты что же, хочешь от нас с этими людьми уехать?
– Не знаю...
– Я тебя понимаю, ведь эти люди спасать тебя приехали, ты им доверяешь. Ну, сам решай, Владик, с ними поедешь или с нами останешься?
– А вы что... Вы бы меня после этого в монастыре оставили, отец Евлогий?
– Конечно, оставил бы. Ты же больше врать не станешь.
Владлен задумался.
– Не, отче, я уж поеду... Стыдно мне перед отцом Агапитом, перед Виктором, Андрусем и ребятами... Как я им в глаза после этого смотреть стану?
– А мы им ничего не скажем! – заговорщически предложил архимандрит.
– Это вы не скажете, отец Евлогий, а я-то все равно проболтаюсь! Я себя знаю.. Нет, отче, я уж лучше поеду.
– Опять по вагонам побираться?
– Не, я к сестре поеду, как собирался! – Он повернулся к хозяевам: – А вы захватите меня с собой, свезете в город? Мне там кое с кем повидаться надо.
– До города довезем, – сказал дядя Сайд. – А дальше уж как знаешь, нам ты не нужен.
– Ну, пойдем, Владик, к казначею, скажу, чтобы он рассчитался с тобой. А вы пейте, пейте пока чай, он еще горячий!
– Спасибо, отец! А можно мы пока монастырь посмотрим?
– Конечно, можно!
* * *
Вечерело. По идущему сквозь густой лес двухполосному шоссе почти бесшумно двигался шикарный «порше». Впереди, рядом с шофером Жекой, сидел Владлен, а хозяева дремали сзади, в пассажирском салоне, за разделительной звуконепроницаемой перегородкой. Очень удобное приспособление, между прочим: можно разговаривать, ни о чем не беспокоясь. Впрочем, Владлен и не беспокоился: он уже почти забыл о пережитых неприятностях, вернее, по привычке выкинул их из головы и увлеченно рассказывал Жеке о жизни в монастыре и его людях. На этот раз правду.
– И вот этот Виктор с тех пор так и зовет нашего архимандрита «батяней» и помогает восстанавливать монастырь. Крутой мужик, богатый – жуть! Но справедливый.
– Я смотрю, тебе монастырские порядки по нраву пришлись?
– А то!
– И что же ты сам в монахи не идешь?
– Так я же жениться хочу! – смеется Владлен.
– А у тебя что, и невеста уже есть?
– Ну да, вроде как есть... Да ты ж ее знаешь – Машка!
– Маша Назаренко?
– Ага...
– Так ведь Маша теперь занята, Влад. Она с нашим хозяином живет, с Саидом.
– Как?! Машка – с этим стариком?
– Кому старик, а кому в самый раз. Деньги, знаешь, мужчину здорово молодят.
– А ты же сказал, что она по вагонам ходит!
– Ну да, ходит – новеньких девчонок побираться учит.
– Так хозяин что, женился на ней?
– Какое «женился»! Квартиру ей снял, шмоток кучу подарил - вот и вся женитьба. У него на родине настоящая законная жена есть, да вроде и не одна.
Владлен сник и надолго замолчал. Потом вдруг ожил и сказал:
– Останови-ка, Жека, мне выйти надо...
– В кусты приспичило?
– Нет. Я совсем сойду.
– С хозяевами-то попрощаешься?
Влад оглянулся: хозяева сладко спали в салоне.
– Да нет, не стану будить. Ты за меня поблагодари их: все-таки не бросили, спасать приехали...
– Спасать... От монахов – для себя: безногий инвалид – это ведь ценный работник в ихнем промысле! Они соврали, что ты им не нужен. Ты от них не отвязался бы, Владка…
– Да я им не очень-то и поверил! – пожав плечами, сказал Владлен. Но видно было – врет, поверил. И Жекино предупреждение легло рядом с новостями о Маше. – А все ж благодарность мою передай, ладно?
– Как скажешь. А Маше-то что-нибудь передать?
– А вот Маше ничего не надо передавать.
– Так ты что – назад в монастырь?
– А куда ж еще?
– Что ж ты там делать-то будешь, Влад?
– Никольский собор строить!
Жека тормознул, Владлен подхватил с полу свою сумку и выбрался из машины.
– Удачи тебе, Жека!
– Бывай, не забывай.
* * *
Владлен шел по лесной дороге. Шел один в полной темноте и ничего не боялся. Думал, вспоминал...
– Эх, Маша, Маша... Как же это? Что ж ты так, а? – спрашивал он темноту.
Внезапно в темноте появилось светлое облачко, а в нем Маша со своей куклой на руках, в длинном светлом платье, с большим шарфом на плечах.
– А что мне было делать, Владык? Ты пропал, а хозяин ко мне приставать начал...
– Думаешь, он бы тебя прогнал, если бы ты отказалась?
– Нет, не прогнал бы. Взял бы себе другую любовницу, а я бы так и осталась нищенствовать...
– Будто ты и сейчас по вагонам не ходишь!
– Так я ж других инструктирую: девочки за мной идут и учатся работать. А что я сама наберу – все мне остается.
– Откладываешь?
– Сайду отдаю. Он обещает на меня квартиру переписать, если я половину ему выплачу.
– Обманет...
– А вдруг нет?
– Смотри, Маша! Живи осторожно!
– Да я смотрю... Только жизнь ведь такая – где повезет, а где и обломится.
Владлен останавливается, смотрит на Машу. В это время всходит луна и заливает ее жемчужным светом. На Маше оказывается подвенечная фата, вместо мертвой куклы – букет белых роз.
– Маш! А может, мне все-таки приехать и забрать тебя у хозяина?
Они стоят и смотрят друг на друга. Откуда-то сзади по придорожным кустам прилетает ветер, он срывает с Маши фату и уносит ее по дороге. Она опускает руки, розы падают на асфальт, рассыпаются у ее ног... Маша переступает через них. На ней оказывается коротенькая юбочка, топик со стекляшками, босоножки на длиннющих каблуках, в руке маленькая сумочка.
– Не поедешь ты со мной! – почти шепчет Владлен.
– Не поеду, Владик. Ты пойми, мне тоже красивой жизни хочется! Молодость-то уходит, а я все по вагонам побираюсь...
– Да я понимаю...
– Тогда прости, если можешь!
– Бог простит.
– У тебя Бог есть, а я-то ведь совсем одна.
– Это не у меня Бог есть, это я у Него есть – раб Божий Владлен.
– Я и говорю: тебе хорошо.
– Все мы хотим, чтобы нам хорошо было, – горько улыбается Владлен, – сами только не умеем хорошими быть. Как будто души у нас колченогие – все куда-то не туда нас заносит.
– Это жизнь такая, Влад.
– Это мы такие, Маша.
– Ну, ладно, мне пора уходить.
– Иди, Маша И тоже прости меня.
– Мне-то за что тебя прощать?
– Что-то я делал не так... Иначе не пошла бы ты жить к Сайду.
Маша молчит, опустив голову. Потом уходит в темноту на высоких своих каблуках.
Влад еще долго шел по дороге один, еле волоча ноги.
Он шел под луной. Шел до самого рассвета, а когда вышел из леса, то сразу увидел свой белый монастырь, освещенный первыми лучами солнца. И улыбнулся устало, и подумал: «Вот я и дома».
Водружение креста
На колокольню с помощью веревок и блоков подняли несколько крупных балок, просунули их в окошки барабана и соорудили на них двухэтажные леса: один широкий настал вокруг самого барабана, а второй, поуже, вокруг купола – специально для водружения креста.
На торжественное событие из областного города приехали архиепископ Лонгин и его приближенные. Чин водружения креста начался с его освящения. Как и положено по уставу Церкви, правящий архиерей должен был собственноручно освятить крест, который пока находился на земле и стоял перед колокольней, наклонно прислоненный к специально сооруженным высоким козлам. Позади него располагался монастырский хор, управляемый регентом Михаилом. Владлен сегодня не пел, архимандрит не благословил.
Вокруг архиерея со свитой чинно толпились монахи, а за этим черным кругом – располагался другой круг, большой и пестрый – это были собравшиеся на торжество местные прихожане, паломники и отдельной кучкой трудники обители. Среди них и принаряженный Владлен в выстиранной камуфляжке, его мокрые после мытья волосы почти касались плеч.
Иеромонах Агапит прочитал специальную молитву на освящение креста. После чтения архиепископ трижды окропил крест святою водой со словами:
– Благословляется и освящается знамение сие крестное, благодатию Святаго Духа, окроплением воды сея священной, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь!
Затем хор запел тропарь:
«Вознесыйся на Крест волею тезоименитому Твоему новому жительству щедроты Твоя даруй, Христе Боже; возвесели нас силою Твоею, победы дая нам на супостаты, пособие имущим Твое оружие мира, непобедимую победу».
На этом торжественное освящение креста было завершено. Виктор, стоявший во время освящения рядом с «батяней», побежал руководить работами. Монахи подняли крест на плечи и понесли его к вертолету. Виктор с монахами закрепили на кресте трос, прикрепленный к вертолету. Вертолетчик внимательно наблюдал за их действиями, затем подошел к кресту и проверил, все ли ладно, и только после этого полез в кабину и запустил двигатель. Монахи оттеснили зрителей подальше от вертолета, Виктор махнул вертолетчику рукой. Вертолет стал подыматься, подняв на церковном дворе небольшую бурю. Архимандрит Евлогий и два монаха скорым шагом пошли к колокольне. Виктор и еще один монах оставались с крестом и придерживали его до тех пор, пока он не поднялся выше их поднятых рук. Крест стал уходить в небо, и тогда Виктор тоже побежал на колокольню.
Владлен наблюдал всю картину, стоя в толпе. Вертолет под пение тропаря Кресту трижды совершил облет монастыря. С земли трос был неразличим, и казалось, что крест сам по себе плывет в небе над обителью. Но вот архимандрит с монахами и догнавший их Виктор появились на верхней площадке лесов. Площадка была обнесена дощатым ограждением, и Владлену представилось, что архимандрит с командой стоят на капитанском мостике, и то ли они плывут к кресту, то ли крест к ним – непонятно, но торжественно и красиво! У него даже дух захватило, и время как будто остановилось.
Вот крест начал медленно опускаться к куполу. Теперь надо его поймать, вставить штырь в специальное отверстие и закрепить крест над колокольней. Но в тот момент, когда он почти соприкоснулся с куполом, над монастырем вдруг проносится порыв ветра – и крест относит в сторону.