* * *
После обеда пошли определять гостя на постой. Баба Зина, жившая через два дома от Ракитиных (оба стояли с заколоченными окнами на заросших сорняками участках), приняла гостей приветливо и предложила Андрею на выбор: ночевать в чистенькой боковушке в доме или на сеновале над пустым сараем, где прежде стояла корова. Сено прошлогоднее, но под ночлег еще годится, сказала она. Андрей, естественно, выбрал сеновал.
Перегнали к бабе Зине джип, выгрузили продукты, и Саша предложил пройтись по деревне.
– Для меня это вместо отдыха будет, а вам будет интересно прогуляться к тем самым «фортам», что вы с дороги увидели.
– К монастырю?
– К нему.
– С удовольствием!
Они спустились по грунтовой дороге к Павлиновскому озеру и дальше пошли в обход по тропе над широким песчаным пляжем.
– Это не пляж, – упреждая вопрос Андрея, сказал Саша, – это все бывшее дно. Мелеет наше озеро. Болота осушили, и не стало ручьев, питавших реку. Озеро держится за счет родников, но и они ветшают. Знаете, ведь и родники, природная, казалось бы вещь, а тоже нуждаются в уходе.
– Я знаю, – кивнул Андрей и рассказал Саше о семье Опраксиных, купивших землю с разрушенным храмом над двенадцатью заброшенными родниками.
– Молодцы ваши друзья, что расчистили родники и следят за ними. Но вот скажите, Андрей, а они дальше-то их обустраивать собираются? Потому что, если только освободить родник от земли, растений и мусора, он через некоторое время опять может заглохнуть.
– А как надо родники обустраивать?
– А я вам покажу.
Они обошли озеро и оказались на другом берегу. Этот берег был выше, чем тот, на котором располагалась деревня Павлинки. Андрей спросил: почему так?
|
|
– Монастырь был построен в уединенном месте на высоком правом берегу реки, а когда вслед за монахами сюда стали стекаться люди, первый настоятель монастыря поставил им условие – селиться только на левом берегу, иначе монахи не будут им помогать ни молитвой, ни делом! Так с тех пор и повелось. Остатки монастыря, если захотите, мы завтра можем осмотреть, а сейчас пошли прямо к роднику. Эх, жаль я не догадался взять емкость для воды!
– Мы можем на джипе сюда вернуться с канистрами для воды, если к роднику можно подъехать.
– Из деревни можно. И с другой стороны дорога тоже раньше была, к самому шоссе вела, но заглохла, слава Богу.
– Почему слава Богу?
– Да потому что, когда по ней можно было проехать, еще в советские годы, сюда туристы толпами на озеро наезжали и оставляли кучи мусора Но тогда еще воду из родника пить нельзя было.
– Почему?
– Так я же вам рассказывал, что свинарник в монастыре был. Навозная жижа сквозь землю уходила в подземные воды, загрязняла их и заражала. Люди быстро сообразили, что от воды у ребятишек глисты пошли, – ну и прекратили ее брать из источника. Потом лет двадцать прошло, пока вода сама очистилась с Божьей помощью.
– Почему именно с Божьей помощью?
– А вот сейчас сами увидите.
Они подошли к небольшой березовой рощице, через которую вела тропинка. По ней вышли на поляну перед заросшим склоном бывшего берега. По склону поднимались деревянные ступени, замшелые, частью разрушенные, а метрах в двух от лестницы сверху каскадами падал веселый звонкий ручеек.
– Это и есть ваш родник?
– Да, он. Но исток его выше. Под ноги смотрите и на перила не опирайтесь, они гнилые. Надо бы заменить, да руки не доходят.
|
|
Поднялись примерно ступеней на двадцать и оказались на площадке, на которой стояла крохотная каменная часовенка, закрытая решетчатой дверью с замком. Перед часовней находилась небольшая выложенная камнем площадка, половину которой занимал изрядно порушенный каменный прямоугольный бассейн, окруженный кирпичными столбиками. Но вода в нем была чистая, это Андрей сразу заметил. В бассейне сбоку было отверстие, из которого по желобку и вытекал веселый ручеек. В противоположной стене бассейна, под часовней, было отверстие с железной трубой, из которого в бассейн довольно мощной струей текла вода.
– Вот это уже сам источник? – догадался Андрей.
– Не угадали! – улыбнулся Саша. – Давайте подойдем ближе.
Подошли. Андрей заглянул внутрь сквозь прутья решетки и увидел внутренность кирпичной часовни: всю ее занимал бассейн, в который еще из одной трубы прямо из стены, противоположной входу, била струя воды. На стене, тоже из кирпичей, был выложен большой крест.
– Уж как ни старались и люди и свиньи, а навеки изгадить воду так и не смогли – крест ее освятил и возродил к жизни. Ну а я уже только слежу, чтобы решетку в часовню с главным накопителем не взломали, да дно бассейна время от времени чищу, на большее уже ни сил, ни времени не хватает, а помощники еще не подросли. До разгона монастыря здесь купальня была, тогда, конечно, и чистить не надо было, вода течением все смывала, а теперь листья летят, всякий мусор падает, иногда мелкие животные тонут... Завтра за водой придем – окунемся. Вода тут целебная, это уже проверено-перепроверено.
|
|
– Можно я сейчас окунусь? С дороги не мешало бы, душа-то ведь у бабы Зины наверняка нет...
– Ну, если не боитесь "замерзнуть... У вас ведь и полотенца нет с собой. Но если вам душ нужен, так у меня в саду есть, вода в баке прямо на солнце нагревается. Женщины и дети все лето в нем моются.
– А вы?
– Душ я на работе утром принял, а освежиться – так для этого есть колодец и ведро при нем
Андрей разделся и остановился у края бассейна
– Глубоко здесь?
– По пояс будет. А если дальше, к самой трубе пройти, – там глубже и вода холоднее
Вода оказалась не холодной – ледяной! Андрей ахнул, как ступил в нее.
– Да вы не тяните, а быстренько трижды окунайтесь, во имя Отца и Сына и Святаго Духа! – посоветовал Саша.
Андрей перекрестился, присел и ухнул с головой, и дух у него захватило. Выдохнул – вдохнул и еще дважды присел и пробкой выскочил из бассейна И растерялся – таким полыхающим пламенем охватило все его тело. Он и вытираться не стал, хотя Саша протянул ему его майку, так и стоял, мокрый, и с удивлением прислушивался к тому, как жар с кожи перемещался вовнутрь, доходя до глубины легких и сердца. И тут же солнце и ветерок, дувший тут, наверху, за несколько минут высушили его кожу.
– Да как же хорошо-то, Господи! – воскликнул он.
– Ага, проняло! – засмеялся Саша – Ну, видать, было чего смывать святой водицей, коли враз так полегчало!
– Не без этого.
Андрей хотел бы еще так постоять, до того вольготно дышалось ему и грудью, и кожей, но откуда-то налетевшая мошкара быстренько загнала его в одежду.
– Пошли наверх, к монастырю? – спросил Александр.
– А пошли!
Сбоку от часовенки над родником нашлась еще одна лестница, по ней и поднялись.
– Н-да, погулял тут наш русский Мамай! – проговорил Андрей, оглядываясь, когда они прошли через пролом в кирпичной стене и оказались внутри бывшего монастыря. – А церковное начальство про это место знает?
– Приезжали сюда люди из Патриархии. Поглядели, посокрушались и ни с чем уехали. Один специалист в рясе мне сказал, что если когда-нибудь и дойдут у них руки до этого места, то очень нескоро. Монастырек этот знаменитым не был, построен был в середине девятнадцатого века и прославиться не успел. Не было в нем ни редкостных святынь, ни знаменитых старцев, один только святой источник. А восстанавливать его никаких денег не хватит. Глядите, и купола на храме нет – он весь целиком внутрь провалился.
– Да, бывший храм – грустное зрелище, даже если он похож на руины старинной крепости.
– Храм бывает разрушенным, но не бывает бывшим, – задумчиво сказал Александр.
– Это как понять?
– Ангел церкви остается при ней сторожем, даже если от нее остался единственный камешек. Так старые люди говорят... Твоя хозяйка, например, баба Зина, я от нее это слышал. Пойдем назад?
– Пошли...
Андрей заметил, что его провожатый легко перешел на «ты», и от этого тоже стало легко и радостно.
Выйдя за бывшую монастырскую стену, они, прежде чем спуститься вниз, постояли, глядя сверху на раскинувшуюся под ними картину. И была в этом пейзаже печальная щемящая красота.
* * *
Когда они вернулись в Павлинки, Александр принялся за починку двери козьего сарайчика. Андрей тут же вызвался ему помогать. Ну а мальчишки – это само собой: святое дело работать с отцом! Наладив дверь, принялись перекрывать крышу сараюшки толем, рулон которого Саша держал под навесом.
– Давно уже собирался это сделать, да все не было напарника, а тут тебя Бог послал! – сказал он.
Работали часа четыре, не меньше, а когда закончили работу, уже начало темнеть. Из дома вышла Евдокия Петровна и пригласила Андрея к семейному ужину, но на этот раз он решительно отказался:
– У меня ж теперь своя хозяйка есть, тоже, поди, с ужином ждет. Боюсь, обидится.
Александр проводил Андрея и, препоручив его бабе Зине, вернулся к семье.
– Как раз у меня и ужин поспел! – обрадовалась хозяйка.
– Спасибо, баба Зина. А это ничего, что я вас, как все, бабой Зиной зову? Может, лучше по имени-отчеству?
– А зачем по другому-то? Баба Зина я и есть, мне ведь уже за шестьдесят перевалило.
Андрей вспомнил знакомых шестидесятилетних дам и подивился простоте, с которой баба Зина принимает свою старость.
Они прошли в дом. Он состоял из большой передней комнаты, где перегородкой была отделена кухня с плитой, и двух задних комнат, одну из которых баба Зина еще раз предложила Андрею. В углу передней висели иконы, и Андрей перекрестился на них, как привык делать у Опраксиных. На предложение бабы Зины он ответил:
– Нет-нет, я лучше переночую на сеновале. Буду спать и одновременно изгонять свежим воздухом городскую копоть.
– А ты часом не куришь? – с опаской спросила баба Зина
– Нет. Раньше курил, но года три как бросил. Осторожничаю.
– Правильно делаешь, Андрюша.
Ужин состоял из вареной картошки и салата из свежих помидоров и огурцов. Посередине в тарелке лежал нарезанный ломтями пышный павлиновский хлеб, а вокруг на разномастных тарелочках были разложены привезенные Андреем городские деликатесы: сыр, колбаса, красная рыба, масло.
– Угощайтесь, баба Зина! – кивнул на них Андрей.
Баба Зина положила на белый хлеб небольшой кусочек рыбки и с этим пила чай из кружки.
«Постный день!» – понял Андрей и тоже ограничился красной рыбой, чтобы не смущать хозяйку.
Наевшись, он, почувствовав, что сна у него еще ни в одном глазу, и тоже попросил себе еще чаю. Баба налила ему, себя тоже не забыла.
– А телевизора у вас, я смотрю, нет? – спросил Андрей.
– Почему нет? Есть. Вон в той комнате стоит. Племянники в отпуск ко мне приезжают, они пользуются. А я его почти не гляжу, я ж не телевизионная старушка.
– Что значит «телевизионная старушка»?
– А это я так наших пенсионерок зову, которые сами себя к телевизору намертво подключили. Иной бы радоваться, что ноги ходят и руки двигаются, хозяйством каким-никаким заниматься, курочками, огородиком, так ведь нет – сидят как пришпиленные и сериалы смотрят. Хозяйство рушится, а они про заграничную дурь наблюдают, будто своей мало. На выходные я договорилась с соседкой, чтобы приносила для тебя по литру парного молока. А вот как в следующий раз приедешь, коровьего молока, может, уже и не будет: Лизаня, у которой последняя в деревне корова, сена на зиму не запасла – собирается осенью коровку продать. Некогда ей за коровой ухаживать, телевизор смотреть надо. Если только Ракитины не сумеют как-то с сеном устроиться. Они бы перекупили у Лизани корову, она им в рассрочку отдаст, и сарай у них есть, да вот с сеном загвоздка.. Косить некому, покупать дорого.
– Ну и что Саша, собирается сам косить или наймет кого-то?
– А ты что, помочь ему хочешь?
В этот момент Андрею почему-то вспомнилась графиня Апраксина, не только не стеснявшаяся работать в саду у племянников, но и весело представившаяся «гастарбайтером».
– Почему бы и нет? – пожал он плечами. – Наверное, это не такая уж трудная работа.
Он мог бы предложить Александру денег на покупку сена, но был уверен, что тот откажется. –.. А вот если просто помощь предложить, то может, и нет.
– А ты косить когда-нибудь пробовал?
– Нет, баб Зина, только в кино видел да у Толстого читал.
– А, ты про то, как Левин с мужиками косил! – обрадовалась баба Зина – Жизненное место...
– Так вы.. – он хотел спросить «читаете?», но на ходу перестроился и вывернулся: – при своих заботах с хозяйством еще и на книги время находите?
– Почему нет? Я ж телевизор не смотрю, вот те и время на книги. А ты-то к нам в Павлинки как попал, Андрюша?
– Название понравилось – Павлинки. А до того увидел Горелово, а за ним, через лес, Негорелово. Мне это уже странным показалось, я стал на указатели смотреть, а следующими были Крутые Волоки, которые я прочел сначала, как «Крутые Волки».
– Так их и зовут, – кивнула баба Зина. – Старое прозвище забылось, новое народилось.
– А между названиями Горелово и Негорелово тоже связь есть?
– Как не быть.
– Расскажите, баба Зина!
– А слушай! Дело было еще до революции, нам старики про то рассказывали, которых уже и в живых никого не осталось. Стояли два села, между ними лес и большое болото, ельником поросшее, и назывались оба почти одинаково – Малые Ельники и Большие Ельники. В Малых Ельниках, захудалом старом сельце, церквушка стояла древняя в честь Ильи Пророка, бедная такая церквушка, и священник в ней служил старенький, немощный. А в Больших Ельниках жили мужики богатые, сплавом занимались. Лес вокруг себя вырубали, по реке Павлинке сплавляли. И храм построили, соседям в укор, большой, каменный и тоже в честь Ильи Пророка назвали. Так что престольный праздник в один день у них был. И как – то напала на наши места великая сушь. В полях все горит, лес стоит сухой, ну и начался лесной пожар как раз накануне Ильина дня. Мужики из Больших Ельников свой престольный праздник справляют, пьют да радуются, что леса вокруг села у них не осталось – не дойдет, мол, до них пожар! А в Малых Ельниках народ отстоял Литургию, и батюшка вывел всех на молебен. А был он из тех священников, кто на крестный ход о дожде без зонтика не идет. Взял он свой старенький зонтик и повел народ крестным ходом вокруг села. Обошли село, встали между селом и лесом и стали молебен служить. Не успели до конца дело довести, как над селом и лесом туча собралась и хлынул ливень, пожар лесной и залило. А в Больших Ельниках народ празднует, а того не видит, что в сухом болоте торф загорелся. Дошел до них огонь по сухому-то болоту и на село перекинулся, полсела сожгло. Только перед каменной церковной оградой огонь остановился, пожалел Илья Пророк свой храм, ну и глупых мужиков, наверное. С той поры и стали два села называться не Ельниками, а Гореловым и Негореловым. В назидание, стало быть. Только в Горелове мужики не поумнели с той поры: болото свое до конца осушили, покосы на нем устроили. Река Павлинка и обмелела, сплавной промысел кончился, обеднело село. А сейчас и вовсе почти никого в нем не осталось.
– А в Негорелове живут?
– Живут как-то... Ну, давай-ка расходиться, Андрюша: я смотрю, ты уж совсем сонный.
– День у меня был длинный, баба Зина!
– Оно и видно.
На сеновал Андрея баба Зина проводила с керосиновой лампой, показала, где лестница, вручила подушку и два одеяла: одно подстелить, другим укрыться. Он как рухнул на прикрытое одеялом сено, так и уснул мгновенно.
* * *
Утром закричали по деревне петухи. Сначала, спросонья, Андрей заворчал было и натянул одеяло на голову, но потом вспомнил, где он находится, вдохнул свежий утренний воздух, просочившийся на сеновал через щели, и открыл глаза. Давно он не просыпался с такой свежей радостью! Он тут же слез с сеновала и огляделся: где бы найти воду, чтобы умыться? Оглядывая двор в поисках умывальника, заметил признаки отсутствия хозяйственной мужской руки: там дверь дровяника покосилась, поленница сложена вкривь и вкось, а в заборе не хватает доброй трети реек. Ох, надо бы помочь старушке!
В еще утреннем сумраке увидел, как из сарая вышла в сопровождении двух козочек баба Зина.
– Доброе утро, баба Зина!
– Доброе утречко! Как спалось?
– Просто великолепно, давно так не высыпался. А где бы мне умыться?
– Рукомойник в доме. А если хочешь, можно и на озере окунуться. Я вот козочек привяжу и пойду на родник за водой, могу и тебя провести.
– Это было бы замечательно! Зубы-то я в доме почищу и лицо сполосну, а вместо душа – на озеро, конечно!
Когда Андрей вышел из дома, прихватив полотенце и трусы на смену, баба Зина уже ждала его с двумя пластиковыми пятилитровыми канистрами в руках.
– Баба Зина, а еще канистры у вас есть?
– Как не быть, есть. А зачем?
– А давайте мы возьмем еще несколько канистр, сядем в мою машину, по дороге заедем к Саше и все вместе поедем на родник за водой!
– Вот за это спасибо, запас не помешает! Вода наша родниковая чем хороша: держи хоть месяц – не портится.
Забрали канистры из кладовки, сели в машину и поехали к Ракитиным. Там сейчас же начался веселый переполох: Анна разбудила мальчишек и велела им ехать с отцом за водой к роднику. А те и рады!
По дороге Андрей спросил:
– А умываться на роднике будем? А то бы я в озере поплавал...
– Еще поплаваешь, а утром лучше всего в родниковую воду окунуться, на весь день заряд!
Так; оно и вышло. Пока баба Зина с ребятишками набирала воду наверху, у часовенки, Андрей и Саша окунались внизу в бассейне. Окунувшись и выскочив как ошпаренный из ледяной купели, даже успев вытереться, Андрей вдруг опять полез окунаться.
– Да это же просто волшебство какое-то! – вопил он, стоя в бассейне и размахивая руками.
– Не волшебство, а благодать Божия, – с улыбкой поправил его Саша. – Святой родник это, не забывай.
– Не забуду! Такое разве забудешь!
* * *
Нет, не пришлось Андрею Алексеевичу Дугину иллюстрировать графа Льва Николаевича Толстого, не вышло из него Левина! Как ни бился с ним Саша, а управляться с косой он так и не выучился, пришлось ему вместе с Анной работать граблями, ворошить траву, накошенную Александром за прошлые выходные, а потом сгребать в стожок уже высохшее сено с позапрошлой косьбы. К обеду он так умаялся, что руки и плечи у него ныли, так что он и ложкой еле-еле управлялся.
После обеда отдохнули, а потом пошли осматривать бывший военный завод. Как ни странно, а ничего разграблено на заброшенном заводе не было, и замки на въездных воротах и на дверях всех трех цехов были нетронуты.
Сопровождал их по заводу серьезный, средних лет мужчина по имени Владислав Петрович, которого Саша звал просто Петровичем.
– Я тут оставлен бывшим руководством вроде как сторожем, – представился Петрович. – Ключи мне выдали от замков, зарплату как сторожу назначили и первые два года даже платили через районную сберкассу. Хозяева иногда на машине приезжали, порядок проверяли, каких-то возможных покупателей привозили. Те осматривали хозяйство, прикидывали, какое тут производство можно развернуть. А через два года вдруг все исчезло – ни хозяев, ни покупателей, ни зарплаты.
– А хозяйство-то, смотрю, в полном порядке! – удивлялся Андрей. – Хоть сейчас налаживай производство.
– А что производить-то? – невесело спросил Петрович. – Прежние хозяева попытались наладить сборку заграничных садовых инструментов, да не пошло дело – спроса нет.
– Ну, а если, скажем, ту же сборку наладить, но не садовых, а медицинских инструментов, пошло бы дело, как думаете, ребята?
– Отчего не пойти? Бывший начальник инструментального сборочного цеха – вот он перед вами, инженер Ракитин, Саша то есть. Лично я мастером работал. Бывший старший бухгалтер на рынке в Крутых Волках в ларьке сидит... Даже повар есть, если столовую при заводе открывать, как прежде было. Кузнецов дядя Костя, пекарь наш, он ведь хлеб печет в электрической духовке, которая на заводской кухне стояла, я ему под расписку ее выдал, нельзя ж было людей без хлеба оставлять. Можно и назад вернуть духовку, если завод заработает...
– Нет уж, – сказал Андрей, – если найдутся люди, которые завод к жизни вернут, так они и столовую откроют, и пекарню в деревне сохранят, я думаю... Я вам, ребята, ничего не обещаю, но завод ваш буду иметь в виду и в разговоре с деловыми людьми стану информацию выдавать: есть, мол, деревня, где имеются все условия для открытия небольшого завода определенного профиля. А что с народом, нашлось бы достаточно рабочих, чтобы воскресить завод, как вы думаете?
– Да все те, кто сейчас мается в Крутых Волках, домой бы с радостью вернулись! – сказал Александр.
Петрович с ним согласился, только добавил:
– Из соседних деревень тоже можно было бы серьезных и надежных людей пригласить, домов-то у нас пустых вон сколько. Только отбирать людей с толком надо, чтобы не превратить родные наши Павлинки в новые Крутые волки.
– Люди – это главное! – поддержал его Саша.
– Ничего вперед не скажу, но думать буду серьезно, – еще раз пообещал Андрей.
* * *
Вечером, как и было обещано, дружно отправились рыбачить на озеро.
Клевало хорошо, набрали окуней, вытянули несколько крупных лещей, пару сазанов, даже щуренка изловили, а уж карасей натаскали сверх меры. Потом развели на берегу костер, чтобы и просто так посидеть, и уху сварить. На огонь подошел Петрович: убедившись, что у озера сидят не чужие, а свои, он с ними и остался, даже попросил у ребят запасную удочку.
Уложив спать маленькую дочку, к рыбакам пришла Анна, принеся с собой картошку, соль, лавровый лист с перцем, лук и зеленую петрушку. Она и занялась ухой, мужчины только почистили рыбку. Сидели, разговаривали... Все было так, как обычно бывает на рыбалках, но не совсем так: не было ни спиртного, ни сопутствующих ему вольных разговорчиков. Шел разговор о жизни – в Павлинках в частности и в России вообще. К удивлению Андрея, павлиновцы не повторяли фрагменты теленовостей, а судили о жизни как-то... более глобально, что ли, чем он привык слышать. О Боге конкретно не заговаривали, видимо, не желая стеснять Андрея, но по их подходу к самым простым вещам он чувствовал, что Бог присутствовал в их мыслях постоянно, но без нажима и пафоса, а как – то естественно, немного по-домашнему даже...
Кто-то ехал из деревни на велосипеде, свет фары метался по кустам.
– Кто это так поздно за водой едет? – удивилась Анна.
Велосипедистом оказалась девушка лет семнадцати-восемнадцати с толстой белой косой, свисающей чуть не до колеса.
– Ты чего, доча? – спросил Петрович.
– Я к тебе... Добрый вечер, дядя Саша и тетя Аня, – и в сторону Андрея, но не глядя на него: – Здравствуйте...
– Мама прислала?
– Ну... Пап, можно я сегодня у Наташи переночую? А завтра мы прямо от нее в Негорелово на целиках поедем.
– А мама что сказала? Она не против была?
– Нет, она разрешила. Но велела тебя спросить, чтобы ты потом на нас обеих не ворчал.
– Ладно, Ксеня, ночуй. Только вы хоть полночки-то поспите, не до утра секретничайте.
– Хорошо, папа. Так я поехала? Ты маме сам скажешь, что разрешил?
– Скажу. А ушицы не отведаешь?
– Не хочется, пап. Наташа меня ждет, мы у нее молока попьем.
– Ну, езжай с Богом, доча. Завтра в церкви увидимся.
Ксеня взмахнула тяжелой косой, крутнула педали и скоро исчезла в темноте.
Андрей молчал, пораженный: таких девушек он еще не видал!
* * *
Баба Зина обрадовалась свежей рыбе и тут же принялась потчевать Андрея парным молоком. Он удивился сам, но с аппетитом выпил литровую банку молока и съел две большие краюхи ароматного павлиновского хлеба.
Разбирая рыбу, баба Зина сказала;
– Сегодня уже поздно, а завтра вернусь из церкви и рыбничек испеку тебе в дорогу! – Она уже знала, что на следующий день после обеда гость тронется восвояси.
– Баб Зина, а давайте я вас завтра в церковь на машине свожу. Саша просил меня отвезти Анну с ребятами и Евдокией Петровной, так и для вас место найдется.
– Ой, да какое ж тебе спасибочко-то! Ну, просто спаси Господи! – обрадовалась баба Зина.
Посолив вычищенную рыбу и спустив ее в погреб, баба Зина сразу же принялась готовить чай. Для Андрея это было уже невместимо, но он остался за столом с хозяйкой и, пока она чаевничала и с аппетитом управлялась с городскими деликатесами, вдруг взял да и рассказал ей все про себя и про Стеллу.
– И вот что же вы мне посоветуете, баба Зина, как человек, умудренный годами и опытом? Покупать мне дом у вас в Павлинках, везти сюда бывшую жену или не стоит все это и затевать, что вы думаете на этот счет?
– А никак я не думаю, Андрюша! Твоя это жизнь – тебе ее жить, тебе ее и думать.
Андрей удивился и даже чуточку обиделся. Но баба Зина, оказывается, еще не все сказала.
– Я одно тебе скажу, вернее, посоветую. Ты у нас человек крещеный, верующий, хотя и не церковный и не молитвенник. Так вот тебе оказия, чтобы научиться молиться. Молись, проси Господа вразумить тебя и явить волю Свою. Помолишься от всего сердца, пообещаешь Богу, что все, что случится с тобой дальше, примешь как посланное Им, – и все твои вопросы сами собой разрешатся. И я за тебя завтра в церкви помолюсь и дальше молиться стану, чтобы Господь управил твои дела по воле Своей.
Андрей, ожидавший от бабы Зины проявления житейской мудрости не меньшей, чем у графини Апраксиной, немного растерялся, но ему ничего не оставалось, как поблагодарить ее и отправиться на свой сеновал.
* * *
В Негорелово со стороны большого шоссе через лес вела местная шоссейка. Лес кончился, и Андрей, вопреки своим ожиданиям, увидел почти такую же полузаброшенную деревню, как и Павлинки. Только пейзаж вокруг был другой – равнинный и со всех сторон теснимый лесом, опушка которого наступала на давно уже непаханые поля.
Церковь Ильи Пророка стояла на единственном невысоком бугре. Невысокая, каменная, не с куполом, а с шатром наверху.
– Шатровый храм шестнадцатого века, памятник архитектуры. Только это и уберегло церковь от разрушения вандалами, – сказала Анна. – В реставрации нуждается, но средств, естественно, не находится ни у местных властей, ни у церковного начальства...
Андрей в храме всю службу простоял в притворе, стеснялся. Но молился, как велела баба Зина, просил Бога вразумить его и явить волю Свою, не очень четко понимая, что он сам под этим подразумевает. Но все же мысленно просил Господа: «Ты уж Сам все как-нибудь устрой, Ты же видишь, какой я еще дурак. Но я буду стараться...»
Из всего увиденного ему больше всего понравился старенький священник: худенький, седой как лунь, с дребезжащим голосом и совершенно погруженный в молитву. Кажется, он даже глаз не подымал всю службу, кроме того момента, когда вышел на свое возвышение с чашей для причастия. Причастились баба Зина, Анна с детьми и Александр. После них к Чаше подошли две девушки, спокойные, сосредоточенные, с такими светлыми лицами, что у него глаза заслезились! В одной он узнал давешнюю Ксению, дочь Петровича, и догадался, что вторая – это, должно быть, та самая Наташа, у которой Ксеня ночевала. У Наташи тоже была коса, только темно-русая.
Потом священник сказал проповедь. Андрей стоял далеко и, хотя в храме было тихо, мало что слышал – так тих был голос священника «Батюшка с зонтиком, – почему-то подумалось ему. – В следующий раз непременно встану поближе, чтобы все расслышать». Он почему-то вдруг вообразил себя самого и старика-священника сидящими рядышком на скамейке в углу храма, но не сияющего, как сейчас, а освещенного только несколькими свечами и лампадками, и беседующими о чем-то очень важном для него, Андрея. В будущее ему удалось заглянуть на миг или просто так примечталось?
* * *
Вернувшись в Павлинки, Андрей сначала отвез бабу Зину, а потом повез домой Ракитиных. У них и пообедал, о чем бабу Зину предупредили заранее. Ее тоже приглашали, но она отказалась из-за козочек.
От Ракитиных провожал его до бабы Зины только Саша, остальные остались дома отдыхать.
– Я, Саша, пока ничего тебе конкретного не скажу, буду думать. Но в любом случае в Павлинки я еще приеду.
– Приезжай, мы рады будем. А надумаешь дом покупать под дачу – поможем выбрать. Счастливо!
У бабы Зины во дворе он огляделся и вздохнул: ничем-то он ей так и не помог – ни одной новой реечки к забору не прибил! Пошел в дом за сумкой, собранной еще сутра.
Баба Зина увидела его в окно и встретила на крыльце рыбником, упакованным в бумажные полотенца и уложенным в полиэтиленовую сумку: она ее держала на обеих руках, как поднос.
– Не обожгись, он горячий, только из печки. Полотенечко мне в следующий раз назад привезешь. А рыбник положи так, чтобы не помять, и вези осторожно! – напутствовала она Андрея.
– Я ваш пирог, как пассажира, рядом с собой усажу и буду присматривать! – пообещал Андрей.
Пока он укладывал рыбник, баба Зина еще два раза сбегала в дом и вынесла сумки с остатками привезенных им продуктов – а осталось почти все.
– Баба Зина, да вы что! Не повезу я это назад, даже и не думайте! Все оставьте себе – вам пригодится.
Баба Зина не стала спорить. Она, уже без пакетов, подошла к Андрею и перекрестила его на дорогу. Повинуясь внезапному порыву, он наклонил голову, и она обняла его и поцеловала в лоб. Он сдал задом, чтобы не мять мураву в ее дворе, вышел, закрыл ворота, а когда снова сел в машину, развернулся на деревенской улице и поехал обратно, то увидел, как баба Зина вышла из калитки с двумя пакетами в руках. «К Ракитиным понесла!» – догадался Андрей. Он посигналил ей и помахал рукой в раскрытое окно. Баба Зина опустила один пакет на землю и еще раз его перекрестила.