Лилиан Джексон Браун
Кот, который свихнулся на бананах
Кот, который... – 27
Лилиан Джексон Браун
Кот, который свихнулся на бананах
Посвящается Эрлу Беттингеру,
Мужу, который…
ВЫРАЖАЮ БЛАГОДАРНОСТЬ
Эрлу, моей законной половине, – засупружескую любовь, поддержку и помощь, оказукаемую сотней разных способов.
Моему секретарю и помошнику Ширли Бредли – за высокий профессионализм и преданность работе.
Моему редактору Натали Розенштайн – За веру в «Кота, который…» с самого начала работы над проектом.
Моему литературному агенту Бланш К. Грегори и её фирме за многолетнее и неизменно приятное сотрудничество.
Всем реально существующим Коко и Юм‑Юм – за вдохновение, которым они дарили меня на протяжении целых пятидесяти лет.
УДК 82/89
ББК 84(7Сое) Б 87
LILIAN JACKSON BRAUN
The Cat Who Talked Turkey
The Cat Who Went Bananas
ПРОЛОГ
– Ни пуха ни пера, Фрэн, милая!
– Ни пуха ни пера, Олден!
– Ни пуха ни пера, Дерек! Успеха, старик!
В Пикаксе (городке в четырёхстах милях к северу от чего бы то ни было) давали премьеру, и актеры перед выходом на сцену обменивались традиционными пожеланиями. Театральный клуб подготовил спектакль по комедии Оскара Уайльда «Как важно быть серьёзным», иронизирующей над высшим светом.
Фрэн Броуди, дизайнер по интерьеру, играла Гвендолен. В главной мужской роли выступал Олден Уэйд, человек в городе новый. Ларри Ланспик, владелец универмага, оказался превосходным дворецким. А леди Брэкнелл, даму невероятно высокомерную, изображал Дерек Каттлбринк. Не то чтобы мужчина в женском платье был явлением из ряда вон выходящим, но выбор пал на Дерека, метрдотеля высококлассного ресторана, потому что он был шести футов восьми дюймов росту. Режиссёром выступала Кэрол Ланспик. За рецензию в газете отвечал Джим Квиллер.
|
|
ОДИН
Джим Квиллер вёл колонку в местной газете «Всякая всячина», а кроме того занимался ещё много чем. В прошлом репортер‑криминалист, печатавшийся в газетах по всему континенту, он, получив в наследство огромное состояние Клингеншоенов, перебрался на север. Свалившееся на него богатство он употребил на создание благотворительного фонда, заявив, что, когда у него слишком много денег, ему становится не по себе. Фонд К., как его назвали, содействовал улучшению работы учебных и медицинских учреждений и вообще повышению качества жизни в Мускаунти и позволял Квиллеру свободно общаться с людьми, выслушивать их истории и обеспечивать уход и питание двум сиамским котам.
Они жили втроём в перестроенном яблочном амбаре на окраине Пикакса. Как‑то сентябрьским утром Квиллер готовил своим питомцам завтрак, художественно раскладывая по двум мискам филе лосося и посыпая его тёртым рокфором (сиамцы, скажем прямо, были несколько избалованы). Они возлежали на барной стойке, свернувшись в два одинаковых меховых кома, и надзирали за приготовлением кушанья.
Это были Коко и Юм‑Юм, хорошо известные читателям колонки «Из‑под пера Квилла». Мальчик – гибкий, мускулистый котяра с чувством собственного достоинства. Девочка – миниатюрная кошечка с вкрадчивыми манерами и цепкими коготками.
У обоих шёрстка была бежевой с отчётливо проступавшими коричневыми подпалинами, глаза – голубые, как и присуще их породе. Оба имели обыкновение высказываться по любому поводу. Коко выражал своё мнение яростным «Йау!», Юм‑Юм – сопрановым «Ня‑ау!»
|
|
Как раз когда Квиллер ставил миски под кухонный стол, внимание Коко внезапно переключилось на нишу в противоположной стене, где висел телефон. Через секунду аппарат зазвонил.
Прежде чем успел прозвучать второй звонок, Квиллер уже говорил в трубку своё любезное: «С добрым утром».
– Какая у тебя быстрая реакция, Квилл! Вот это да! – отозвался хорошо поставленный голос Кэрол Ланспик.
– А у меня тут датчик установлен. Предупреждает заранее, что телефон вот‑вот зазвонит. И даже отсеивает звонки: на какие стоит отвечать, а на какие нет. Чему обязан, Кэрол?
– Да вот хочу спросить, не напишешь ли несколько слов для программки к нашей новой постановке?
– Само собой. Кстати, у меня тоже возникла одна мысль, которую я хотел бы с тобой обсудить. Ты будешь сегодня с утра в магазине?
– С утра и до вечера! Как насчёт чашечки кофе и сдобной булочки? Скажем, в десять?
– Сегодня, увы, нет, – вздохнул он. – Я только что начал оздоровительный курс, и Диана предписала мне сесть на диету.
Ланспики были четвёртым поколением старожилов, обосновавшихся в Мускаунти ещё во времена первых поселенцев. Бабка Ларри Ланспика держала в округе лавку, где чем только не торговали: и керосином, и мануфактурой, и грошовыми леденцами. Отец Ларри открыл универсальный магазин на Мейн‑стрит. Сам Ларри, обнаружив в себе актерский дар, отправился в Нью‑Йорк, где даже имел кое‑какой успех, но потом женился на актрисе, вернулся вместе с нею в Пикакс, чтобы продолжать семейное дело, и основал Театральный клуб. Дочь Ларри стала врачом, тем самым доктором, который прописал Квиллеру диету – побольше брокколи, поменьше кофе и один банан в день.
|
|
Оторвавшись от своих питомцев, Квиллер направился в город – в универмаг Ланспиков. От амбара туда вела грунтовая дорога, пересекавшая густой лесной массив и упиравшаяся в парк, где брала своё начало Мейн‑стрит. По краям парка располагались две церкви, здание окружного суда, публичная библиотека и огромное каменное строение – в прошлом особняк Клингеншоенов. Теперь его использовали для театральных представлений и как главный штаб Театрального клуба. На север от него тянулся ряд каменных, построенных ещё в прошлом веке жилых домов, где теперь размещались строительные магазины и москательные лавки, офисы, а также заново отстроенная гостиница, принадлежащая клану Макинтош.
Девизом универмага Ланспиков, основанного без малого сто лет назад, служили слова: «Идеи – новомодные, обслуживание – старомодное».
Квиллер проследовал между стеклянными витринами, заполненными бижутерией, шарфами, сумочками, косметикой и блузками, в заднюю часть магазина, где находились служебные помещения. Он шёл, раскланиваясь с продавцам некоторые радостно его приветствовали:
– О, мистер Квиллер!
– Где ваш Коко, мистер К.?
Такой завидной популярностью он был обязан не только своей колонке, благотворительной деятельности и сиамским кошкам, но и великолепным усам цвета соли с перцем. В свои «за пятьдесят» он отличался отменным телосложением, хорошим ростом – шесть футов два дюйма, приятными манерами и проникновенным голосом. Но самым главным в его облике были именно усы. Колонку «Из‑под пера Квилла» всегда украшала его фотография, сделанная в самом выгодном ракурсе.
Ланспики честно трудились у себя в офисе.
Если не считать поставленного голоса, ни в муже, ни в жене не было ничего актерского. Ничего, поражавшего глаз. А вот поди ж ты! – на сцене они умели изображать самых разных людей, как настоящие профи. В данный момент оба выглядели обыкновенными владельцами магазина в небольшом городке.
– Присаживайся, Квилл, – пригласил Ларри. – Полагаю, с пьесой ты давно знаком.
– Её читают ещё в колледже. Мы потом весь семестр разговаривали в стиле леди Брэкнелл. Тонкая штучка! Позвольте полюбопытствовать, с чего это вы решили поставить её в нашей, прошу прощения, дыре.
– В точку! – усмехнулся Ларри. – Это ты у неё спроси. Жены иногда врываются туда, куда мужья боятся ступить.
Кэрол одарила мужа иронической улыбкой и принялась объяснять:
– Раз в год наш клуб непременно ставит классическую пьесу, а мы с Ларри оба считаем Уайльда одним из самых остроумных драматургов. Два года назад локмастерская труппа сыграла «Как важно быть серьёзным» в Академии искусств. Высший класс! А тут Олден Уэйд, исполнитель роли Джека Уординга, переехал к нам в Пикакс и вступил в наш Театральный клуб. Олден невероятно талантлив и хорош собой!
– И что же подвигло его переехать в Мускаунти?
– Трагическая гибель жены, – печально сказала Кэрол. – Ему необходимо было сменить обстановку. Ну а мы от этого только выиграли. И судя по тому, что он продал там свою единственную собственность – конный завод, кажется, – похоже, он намерен задержаться в Пикаксе надолго.
– Этот парень так классно играет утонченного аристократа Джека Уординга, что заражает всю остальную труппу.
– А когда у нас возникла проблема с исполнителем роли Алджернона, – продолжала Кэрол, – никто не подходил на эту роль, Олден посоветовал пригласить Ронни Диксона, который играл Алджернона в Локмастере, и Ронни согласился нас выручить, хотя дорога туда и обратно – шестьдесят миль. И это на каждую репетицию! А он ни одной не пропустил.
– Чего не могу сказать о нашей братии, – вздохнул Ларри. – Теперь у нас на очереди следующий вопрос – наш зритель. Актёры с серьёзными лицами будут говорить возмутительные вещи. Как прореагирует публика? Я знаю десяток‑другой тех, кто назовет это безобразием – и покинет зал.
– Большинство жителей Мускаунти ценит хорошую шутку, – добавила Кэрол, – но дойдёт ли она до них? Так вот, Квилл. не мог бы ты рассказать об Уайльде в программке?
– Само собой. И потому я здесь! Наша публика, как я мог заметить, кроме исполнителей, ничем не интересуется. Им куда интереснее болтать с соседом по ряду. И ничего из того, что нужно знать, чтобы получить удовольствие от пьесы, они так и не прочтут, пока не придут домой. Так вот какая мысль пришла мне в голову: во вторник, точнее – в этот вторник, я посвящу свою колонку разбору стиля Оскара Уайльда.
– Я обеими руками «за»! – вскричала Кэрол. – Твою колонку читает весь Мускаунти, и у тебя есть дар говорить о сложных вещах простым языком.
– Верно! – подтвердил Ларри. – Наши люди не лишены чувства юмора; всё дело в том, чтобы настроить их на нужную волну. Дай Квиллу распечатку пьесы, Кэрол.
На этом совещание закончилось, и Кэрол пошла проводить Квиллера до дверей, а Ларри погрузился в свою канцелярию.
– Что, Полли очень переживает из‑за перехода на новую работу? – спросила Кэрол.
– Ей жаль оставлять библиотеку, которой она отдала двадцать с лишним лет, но и перспектива управлять книжным магазином весьма заманчива. Кстати, ты не могла бы предложить что‑нибудь, чтобы сделать ей подарок? Только бижутерии у Полли предостаточно.
– Мы ждём партию элегантных кашемировых платьев, включая несколько цвета перванш. Как раз тот оттенок, который любит Полли.
Попадая на Мейн‑стрит, Квиллер домой не спешил. Всякий раз ему что‑то требовалось – то купить зубную щетку в аптеке, то познакомиться с новой коллекцией галстуков в бутике «Всё для мужчин» На этот раз любопытство толкнуло его в сторону Ореховой улицы – бросить взгляд на новый книжный магазин, который открывали на средства Клингеншоеновского фонда.
Ещё раньше на той же улице Фонд К. приобрёл пустырь, который давно уже был бельмом на глазу у добропорядочных жителей Пикакса. Очистив его от зарослей бурьяна и от развалин брошенных построек, там разбили парк и возвели жилой комплекс с однокомнатными квартирами, которые сдавались студентам, подрабатывающим в магазинах и офисах. Назвали этот квартал Уинстон‑парк. С появлением книжного магазина весь район вокруг – в основном коммерческий – обретал новое, посвежевшее лицо.
Вторничную колонку Квиллер написал в своём излюбленном стиле.
Приготовьтесь, друзья! Премьера обещает массу сюрпризов. Комедия «Как важно быть серьёзным» считается шедевром Оскара Уайльда, драматурга и острослова девятнадцатого века.
«Как важно быть серьёзным» – комедия нравов, пародия на лондонское высшее общество. По мнению режиссёра постановки, Кэрол Ланспик, пьесы Уайльда требуют особенного, утончённого стиля исполнения, и уж конечно, не реалистического. Самомнению, с которым преподносят себя герои пьесы, соответствуют их высокопарные изречения. Например:
«Похоже, одного из родителей ещё можно рассматривать как несчастье, но потерять обоих – это похоже на небрежность».
Фабула – более чем странная, вернее – сплошной дурдом. Молодой человек, ещё не женатый, придумывает себе беспутного братца по имени Эрнест, а другой – больного дядюшку по фамилии Бенбери. Зачем? А вот это вы узнаете, когда посмотрите пьесу.
Важное место в этой истории занимает сумка – нет, не дамская сумочка, а дорожная кладь, саквояж, достаточно вместительный, чтобы положить в него… что? Терпение, терпение. Всему своё время! Сами увидите.
Кроме того, там фигурируют сандвичи с огурцом. Молодой человек приглашает гостей на файв‑о‑клок – ну да, на чай, который англичане пьют между обедом и ужином, – а в качестве угощения собирается подать сандвичи с огурцом. Так вот, они такие вкусные, что он ещё до приезда гостей съедает их все до единого.
Я спросил Милдред Райкер, редактора кулинарного отдела, что такого особенного в сандвиче с огурцом. Вот её ответ: «Для приготовления классических сандвичей с огурцом возьмите хлеб, нарежьте его ломтиками, каждый ломтик намажьте с одной стороны маслом, распределив его равномерным слоем, затем положите сверху тонкий (не толще бумажного листа!) кружочек огурца и накройте сверху другим смазанным маслом ломтиком хлеба. Сандвичи с огурцом – объедение! Сами просятся в рот! Просто не удержаться!»
Многие парадоксы Оскара Уайльда и сегодня в ходу, например: «Тридцать пять – возраст расцвета. В лондонском обществе не счесть женщин самого высокого происхождения, которые остаются тридцатипятилетними по многу лет».
Каждый вечер в одиннадцать Квиллер завершал день телефонным разговором с Полли Дункан, главной женщиной в его жизни. На этот раз её голос звучал устало.
– Опять работала с утра и до ночи! – попенял ей Квиллер.
– Так ведь столько дел надо переделать, – вздохнула она. – Утро трачу на библиотеку, а потом часов семь‑восемь уходит на книжный магазин.
– Отдыхать тоже надо. Сделай паузу – и сходим на премьеру. Уайльд тебе понравится.
– Я бы с радостью! Только премьера играется как раз в тот вечер, когда библиотечный совет устраивает для меня прощальный ужин!
– Н‑да, банкет – дело серьёзное. Ничего, мы посмотрим спектакль в другой раз. Его будут играть три субботы подряд. Правда, на премьере мне будет тебя недоставать. И все станут о тебе спрашивать.
Потом поговорили о разных малозначащих мелочах, какими обмениваются близкие люди, которые уже долгие годы знают друг друга.
– Непременно выпей на ночь чашку какао, – посоветовал он под конец. – Я могу тебе завтра в чем‑нибудь помочь?
– Да, – мгновенно откликнулась она. – Будь добр, привези Данди!
ДВА
Данди был котом ярко‑рыжего цвета, названным в честь шотландского города, который славился изготовлением апельсинового джема. Ещё котенком его подарили книжному магазину в качестве талисмана. Предполагалось, что дружелюбный, общительный библиокот будет привлекать покупателей и повышать продажи. Его роскошная шерстка переливалась кремовыми и абрикосовыми полосами, а глаза были изумрудно‑зелёными.
Ему выделили местечко в углу «служебки», экипировав спальной корзиной, подносиком для еды, миской с водой и «удобствами», как называла их Полли.
Квиллеру она объяснила: «Пусть понемногу обживается в новой для него обстановке, пока его окружают наши доброжелательные продавцы и ещё не нагрянули толпы покупателей».
Котёнка вырастила жена Кипа Мак‑Дайармида, главного редактора «Локмастерского вестника» и Квиллерова доброго приятеля. Они частенько встречались за ланчем в локмастерском ресторане «Конь‑огонь».
И на этот раз – в день эвакуации Данди, как позднее назвал это событие Квиллер в своём дневнике, – они договорились о свидании за ланчем.
По пути в Локмастер Квиллер предался воспоминаниям. Он вспомнил Уинстона – серого, цвета пыли кота с пушистым хвостом, главного борца с пылью в насквозь пропыленной букинистической лавке покойного Эддингтона Смита. Пикаксцы посещали её, чтобы поприветствовать Уинстона, а заодно за пару долларов покупали какую‑нибудь подержанную книжицу. Большая часть Квиллеровой библиотеки – если не все её богатства! – приобретались в лавке Эдди Смита, пока пожар не уничтожил её дотла. Уинстон спасся и нашёл убежище на заросшем бурьяном пустыре, который теперь превратили в парк, носящий его имя. Полное имя кота было Уинстон Черчилль, но мало кто знал, что назвали его так в честь американского романиста, а британский премьер‑министр тут вовсе ни при чём.
Не успели они усесться за столиком, как Кип выдал Квиллеру в своей обычной шутливой манере:
– Так‑так, ребятушки, молодцы из захолустья. Опять принялись за свои прежние штучки‑дрючки – охоту за нашими лучшими людьми? Мало того что сманили наших врачей, потом метеоролога, так теперь тащите к себе Олдена Уэйда!
Квиллер тоже за словом в карман не лез:
– Мы не виноваты, если у нас, в Пикаксе, живётся лучше.
– Вот как! – сыронизировал Кип. – Но если серьезно, с Олденом приключилась печальная история. Помнишь, в прошлом году от случайного выстрела погибла женщина? Это была жена Олдена! Дело так до сих пор и не закрыли. Олдена тогда окружили сочувствующие – скорбные голоса и лица. Потом неизвестно куда делся их сын, так что Олден продал свой дом и отправился на поиски нового места.
– Не могу его за это винить, – сказал Квиллер. – Я с ним ещё не пересекался, но слышал, что он вступил в Театральный клуб. Что ж, это поможет ему отвлечься от скорбных мыслей.
Подошла официантка, чтобы принять заказ, и поставила на середину столика вазу с единственным цветком – бутоном жёлтой розы.
– Это вам от хозяйки, – сказала она. – Бутону четыре дня.
– Передайте мисс Инглхарт: мы благодарим за честь, – торжественно произнес Кип.
Они сделали заказы, и Квиллер спросил:
– Позволь поинтересоваться, что символизирует этот жёлтый цветок?
– Как? Ты не знаешь? Вы в Мусканути совсем одичали! Такие дремучие, что я и не предполагал. Наблюдать за цветением розы – всеобщее наше увлечение. Раз в неделю каждый житель Локмастера покупает розу на длинном стебле, бутон, а потом день за днем наблюдает за тем, как он распускается.
– Ну и ну! Вы в Локмастере совсем уже того – даже больше, чем я предполагал, – вынес свой вердикт Квиллер. – Кто это придумал? Союз флористов? И какая тут преследуется цель? Что, созерцатели обмениваются впечатлениями в интернете? А самому усидчивому вручается приз?
– Обо всём этом Мойра знает лучше, чем я. Пойдешь забирать Данди – задашь ей свои вопросы.
Тут принесли сандвичи. Коронным блюдом в ресторане мисс Инглхарт было говяжье жаркое под французским соусом, и на некоторое время за столиком воцарилась тишина. Наконец Квилл прервал молчание.
– Как дела у твоей дочки в журколледже, Кип?
– Превосходно! Кэти там очень нравится! Ей сам бог велел быть журналистом. У неё это в генах. Нынче осенью её и Уэсли – это её дружок – должны были зачислить в университет штата. Только он куда‑то делся. Дрянь дело! Они оба писали для школьной газеты и подрабатывали в «Вестнике». Он славный паренек. Высшие баллы, никаких вредных привычек. Я видел в нём будущего зятя. Полагал, что передам им обоим «Вестник», когда отойду от дел. Мой «Вестник», конечно, не «Вашингтон пост», но вполне уважаемая периферийная газета. Единственное, чего ей недостает, так это «Пера Квилла» Если бы ты согласился дублировать колонку у нас мы печатали бы её на первой полосе.
– В «Вестнике» она не сработает, – ответил Квиллер. – Мои колонки почти всегда строятся на местном материале и представляют интерес только для Мускаунти.
– Ну и что? – возразил редактор «Локмастерского вестника»: – Лиха беда начало! Между двумя нашими округами наладился бы здоровый контакт – и это вместо обоюдной заносчивости и подкусываний, которые нас разделяют. Выгода для обеих сторон. Ты подумай об этом, подумай! Заказать тебе десерт?
Мак‑Дайармиды жили (примерно с 1940 года) в благоустроенном элитном квартале, застроенном двухэтажными виллами в колониальном стиле, с гаражами в уютных задних двориках. В Мускаунти ничего похожего не водилось. По дороге к Мак‑Дайармидам Квиллеру вспомнилось замечание Полли: «Приготовься к встрече с новой Мойрой: она очень изменилась с тех пор, как отравила дочь в колледж и начала разводить кошек. С ролью жены и матери покончено».
Когда он прибыл, Мойра распахнула дверь и прокричала:
– Входи! Входи! Данди уже готов к отъезду вместе со всеми своими причиндалами. Он внизу, в кошатнике, прощается с сородичами. Посиди в гостиной, Квилл. Я сейчас подымусь с ним наверх, и ты сможешь познакомиться с ним до того, как отправишься в обратный путь.
Ещё некоторое время до Квиллера доносился её фальцет, горячо убеждавший в чём‑то котовое сообщество.
Наконец она появилась в сопровождении красивого апельсинового кота‑первогодка. Его отличала юношеская поджарость, зеленющие‑презеленющие глаза и заносчивая походка. Он сразу направился к стулу Квиллера: его явно заинтересовали знаменитые усы.
– Он ещё никогда не видел усов; твои – первые, – сказала Мойра. – А вообще у него чудесный, общительный, бесстрашный нрав. Это твой дядя Квилл, – обратилась она к коту. – Он отвезёт тебя в книжный магазин, где ты будешь работать библиокотом на полной ставке.
– Передать что‑нибудь Полли? – спросил Квиллер.
– Нет. Мы с ней держим регулярную связь по телефону. Я знаю, она очень нервничает. Мы тоже! Данди поедет в собственном контейнере и возьмёт туда с собой свою любимую цап‑царапку – палочку для оттачивания когтей. Она завернута в зелёный коврик. Полли приготовила ему спальную корзинку. Ну а мы посылаем его личную подушечку.
Тут Данди вспрыгнул Квиллеру на колени и одарил его своей тряпичной куколкой, напрочь изжеванной и насквозь промокшей.
– Ну не душка ли? – умилилась Мойра. – Ведь он дает тебе Ребекку любимую свою забаву! Полли просила, чтобы мы отправили все его игрушки. У него есть старая зубная щетка, которую он нежно любит. Стиснет челюстями и шествует важно с этой ношей поперек пасти… Ну да что мы всё о нём. Поговорим о чем‑нибудь другом, а Данди предоставим самому себе.
– О'кей, – согласился Квиллер. – Кстати, скажи мне, что у вас за новое поветрие – следить за тем, как распускается розовый бутон. Кип меня разыграл?
– Вовсе нет! Тебе непременно надо написать об этом в твоей колонке. Наблюдение за розой – простой домашний способ успокаивать нервы в наше неспокойное время террористов и киллеров.
– И ты тоже этим занимаешься?
– Обязательно. И Кип. Он считает, что созерцание распускающегося цветка помогает ему в решении многих проблем – прочищает мозги.
«Гм‑м‑м», – задумался Квиллер. – Экий мошенник, ни слова не сказал, что сам тоже наблюдает за цветением розы!» И как бы между прочим спросил Мойру:
– А Олден Уэйд… он тоже предаётся созерцанию? Как ты думаешь?
– Бедняга! Вот кому бы это, я уверена, помогло. В довершение ко всем бедам, когда его пасынок приехал на похороны, между ними – в доме, где лежала покойная! – произошла отвратительная сцена, и паренёк удрал, хлопнув дверью. С тех пор от него ни слуху ни духу. Кэти говорит, он с отчимом и раньше не ладил. Уэсли идеализировал своего родного отца и очень противился тому, чтобы его мамочка так быстро снова вышла замуж.
– Значит, – сказал Квиллер, – Олден женился на женщине старше себя.
– Да, но ей никто не давал её лет. Она занималась конным спортом и была в превосходной форме… Всё это, конечно, сугубо между нами.
– Конечно.
На обратном пути в Пикакс вместе с вполне довольным жизнью котом Квиллер свернул с шоссе и позвонил Полли в библиотеку. Ему сказали, что она ушла пораньше: в книжном магазине что‑то стряслось.
Квиллер позвонил в магазин.
– Я забрал его! – доложил он. – Мы уже в Мускаунти, только что пересекли границу. Прибудем через двадцать восемь минут.
– Данди нервничает? – с беспокойством спросила Полли.
– Не больше, чем я. Кайфует у себя в контейнере, за всю дорогу даже голоса ни разу не подал. Не мяукнул! Не заурчал!
– Он будет превосходным библиокотом. Мойра упаковала что‑нибудь из его вещей?
– Да. Подушку… и «цап‑царапку» – и его личную зубную щётку. Ну, до скорого. Встречайте. Расстилай ковровую дорожку.
Новый книжный магазин был построен на месте сгоревшей лавки Эддингтона Смита, где тот продавал подержанные книги, занимался переплётным делом (в подсобке) и вёл беседы с Уинстоном Черчиллем, отдававшим предпочтение сардинам. Странный это был участок – длинный, узкий, вклинившийся между Книжной аллеей и Ореховой улицей, – промашка со стороны отцов‑основателей, совершённая ими по причине и вследствие (если верить молве) приверженности рыбачьему пуншу.
Новое здание книжного магазина поневоле пришлось делать длинным и узким: задним фасадом оно выходило на Книжную аллею, имело автомобильные стоянки с обоих торцов и смотрело на парк, раскинувшийся по другую сторону Ореховой улицы. Снаружи дом отштукатурили, чтобы он не нарушал архитектурного ансамбля Пикакса, а для крыши выбрали красную черепицу, и прямо на серой штукатурке укрепили большие буквы:
СУНДУК ПИРАТА
Входная дверь, с витринами по бокам, находилась в самом центре здания. Вдоль стен тянулись стеллажи с книгами, а прямо против входа на полэтажа вниз спускалась широкая лестница, над которой висел настоящий пиратский сундук из морёного векового дуба, окованный железом. Он был захоронен на этом участке полтора столетия назад.
Когда Квиллер с кошачьим контейнером в руках вошёл в магазин, его персонал, облачённый в зелёные халаты, распаковывал книги и расставлял их по полкам, но при виде Квиллера все сгрудились в середине торгового зала, радостно приветствуя гостей:
– Вот он! Прибыл! Прибыл Данди!.. Ах, он душка! Ну не чудо ли!
– Не напугайте его! – остановила их Полли. – Отнеси Данди в служебку, и пусть он выйдет и погуляет, если захочет.
Полчаса спустя Данди был представлен обществу официально. Он ознакомился с обстановкой, перекусил, опробовал «удобства», а затем появился в торговом зале, крепко держа зубную щётку в зубах.
Поздно вечером, прежде чем Квиллер успел набрать номер Полли, она позвонила сама.
– Я сегодня лягу спать пораньше и отключу телефон. Не хочу, чтобы ты беспокоился.
Однажды она уже измотала себя так, что попала в больницу.
– А я действительно беспокоюсь, и очень. Тебе надо заканчивать с библиотекой. Тебя там ни за что не отпустят, если ты не уйдешь сама. И ещё. Выспись как следует.
– Обязательно, дорогой. Спасибо тебе!
ТРИ
– К нам едет ваш дядя Джордж, – объявил Квиллер сиамцам, расчёсывая их шелковистую шёрстку. – Извольте вести себя как следует. По всем правилам хорошего тона. Не лезьте в разговор с дурацкими вопросами.
Чем больше говоришь с кошками, тем они сообразительнее. Неважно, что говоришь; тут погоду делает тон – серьёзный, значительный.
«Дядя Джордж» было шутливым прозвищем молодого юриста Джорджа Бартера. Он приехал из Центра и стал компаньоном в престижной юридической фирме «Хасселрич», чтобы вести дела Квиллера по фонду Клингеншоенов. Представляя нового юриста, диктор местного радио оговорился: «Джордж Бриз… ох, извините, Джордж Бартер». Вот так, в который раз, радио поскользнулось на пустячке! А всё дело в том, что Джордж Бриз был местным шалопаем, человеком сомнительной репутации, патентованным чудилой без царя в голове. Ему приписывали такое мудрое высказывание: «На фиг мне учиться читать и писать, когда я за свои кровные и чтеца, и писца нанять могу».
После пресловутой дикторской оговорки весельчаки из кофеен потешались целую неделю, а юрист заказал новые визитные карточки, где он значился как «Дж. Аллен Бартер».
С тех пор в Мускаунти все звали его Алленом, хотя для Налогового управления и Управления социального страхования он оставался Джорджем, и не кем иным.
Деловые разговоры с Квиллером он вёл в яблочном амбаре. Барт, как называл его Квиллер, утверждал, что визит в амбар для него всё равно что глоток доброго вина – стимулирует.
Этот яблочный амбар, построенный не меньше века назад, представлял собой восьмиугольное здание в сорок футов высотой. Его фундамент из бутового камня и стены, обшитые деревом, были покрыты густым слоем патины и резко контрастировали с медовым оттенком деревянных балок внутри.
В то утро встреча началась с доклада Барта о состоянии финансовых и юридических дел Фонда К. – процедуры для Квиллера скучной и утомительной, хотя своё отношение к ней он тщательно скрывал.
Затем настала его очередь докладывать. «Сундук пирата» приобретает вид книжного магазина. На следующей неделе он будет готов к открытию, Библиокот доставлен и ведёт себя в нём как хозяин. Полли нашла себе помощницу – дипломированную специалистку по книготорговле. И от желающих поработать в магазине отбоя нет: многие почтут за счастье связать свою жизнь с «Сундуком пирата».