– Чем могу помочь, сынок? – произнес я максимально участливо.
– Ал Джири?
– Угу.
– Фабио велел мне привести тебя. Сказал, ему нужны твои руки.
Прошла уже пара лет с той поры, как Фабио последний раз звал меня, но я сразу понял, что ему нужно.
– Подожди несколько минут, надо переодеться, – сказал я, впуская пацана в квартиру.
Пока одевался, я спросил мальчишку, куда мы двинем, но он отказался говорить, заявил, что сам покажет дорогу. Он вскочил на свою доску, дождался, когда я оседлаю велик, затем, отталкиваясь одной ногой, покатил по пустынной улице, двигаясь все быстрее. Мне пришлось постараться, чтобы успеть за ним, особенно когда он резко сворачивал и исчезал в темных переулках: требовалось тормозить и соображать, куда он подевался.
На улице было влажно и тепло, и вскоре я начал жалеть, что не остался в шортах, но вернуться домой не мог, так что терпел и потел.
Мой гид провел меня вглубь восточной части города, которую держали черные и куда завсегдатаи «Кул кэтс клаба» никогда не рискнули бы заглянуть. Это настоящее сердце тьмы – знакомая мне территория. Я здесь вырос, но не бывал тут с той поры, как женился на Эллен и уехал.
Мальчишка‑мулат остановился у шестиэтажного жилого дома, в жалких квартирах которого обитали сквоттеры или люди, существующие на грани нищеты.
– Он в четыре‑бэ. – Мальчишка шмыгнул носом.
– Спасибо, – сказал я, двинув к лестнице.
– Эй! Фабио сказал, вы дадите чаевые.
Я подозрительно посмотрел на пацана: вряд ли он прокатился на другой конец города и обратно, не получив аванса. Но мне всегда были симпатичны уличные пройдохи, ведь когда‑то я сам был таким. Я кинул ему свернутую в шарик банкноту. Мальчишка поймал ее на лету, снова вскочил на свою доску и исчез. Ему даже не пришло в голову поблагодарить меня.
Я поднялся по скрипучим ступеням на четвертый этаж. Фабио сидел у раскрытой двери квартиры. Он терпеливо ждал, посасывая пиво. Фабио был старейшим сутенером в городе, и, если верить слухам, ему стукнуло сто три года. Когда‑то он был крупной шишкой – задолго до Кардинала, – но в последнее время зарабатывал жалкие гроши с помощью стайки состарившихся ночных бабочек. Он называл их пенсионер‑борделем.
– Утро доброе, Алджирия! – Фабио протянул руку, приветствуя меня.
Я осторожно пожал его морщинистую руку, покрытую старческими пятнами. В моей юности он по‑доброму относился ко мне. Я выполнял его поручения, что обеспечивало мне карманные деньги. И он же присматривал за мной, когда умерла мама.
– Как руки? – спросил он, оглядывая мои ладони.
– Давненько ими не пользуюсь, – вздохнул я. – Последний раз – когда ты меня звал. Выпивка об этом позаботилась.
– Но теперь ты в завязке, верно?
– Вроде того.
Фабио погладил ровные ладони:
– Думаешь, ты еще способен на магию?
– Попытаюсь, – ответил я, – но обещать не могу.
– С меня и этого хватит.
Встав, Фабио прошел в открытую дверь. Крупная черная женщина сидела на полу в крошечной, но тщательно прибранной гостиной, играя с мальчиком лет шести или семи. Она подняла на меня глаза и улыбнулась.
– Алджирия, это Флоренс, – проговорил Фабио. – Фло, это Ал Джири, парень, о котором я тебе рассказывал.
– Очень рада с вами познакомиться, мистер Джири.
Голос у Флоренс оказался на редкость теплым.
– Я тоже, мэм, – кивнул я. Затем обратился к Фабио: – Она или пацан?
– Мальчик, – ответил тот. – Отец сидит, пятнадцать лет дали, убил мужика в драке. Слишком часто пользовался ремнем, когда бывал дома. Может, и что‑нибудь похуже, но мы в этом не уверены. Фло пыталась объяснить парнишке, что ему нечего бояться, сволочь‑папашу закрыли, он не вернется… но это не помогает. Он смышленый малый, но места себе не находит. Почти не спит, быстро устает, ввязывается в драки. Ей пришлось забрать его из школы.
– Его надо показать психиатру, – заметил я.
– Оглядись. – Фабио обвел руками комнату. – Похоже на «Скайлайт»? Фло одна из моих девочек, но она почти не работает, все возится с этим ребенком. Не может она себе позволить гребаного психиатра.
– Ты поэтому ей помогаешь? Потому что она не зарабатывает для тебя деньги?
Он ухмыльнулся:
– Ты знаешь меня насквозь, Ал. Но это не меняет сути дела – мальчишке нужна помощь, так что или ты, или ничего.
Фабио знал: Ал Джири парень жалостливый. Он не первый раз дергал за мои сердечные струны и манипулировал мною, но возненавидеть его за это мне так и не удалось.
– Попробую, – вздохнул я, снимая куртку. – Но если мальчишка будет сопротивляться или если с первого раза не получится, я не стану на него давить.
– Получится, – уверенно произнес Фабио и кивком велел Флоренс встать.
– Как зовут вашего сына? – обратился я к женщине.
– Дрейк. – Она нервничала. – Вы ведь не сделаете ему больно, верно?
Я улыбнулся:
– Нет. Разве Фабио не объяснил, что я делаю?
– Да, да, объяснил.
– Тут нет никакого риска. Это срабатывает или нет. В худшем случае все останется так, как сейчас. У вас есть колода карт?
Флоренс передала мне карты. Она держала их в руке с момента моего появления, и они были теплыми от ее ладони.
Я опустился на колени и дождался, пока мальчик взглянет на меня. Когда он это сделал, я улыбнулся:
– Привет, Дрейк. Меня зовут Ал. Я друг твоей мамы.
Мальчик подозрительно меня изучал.
– Ты меня заберешь? – У него оказался тонкий, слабый голосок.
– Почему ты так решил?
– Мой папа сказал, что если я буду плохим, то придет дядя и заберет меня.
– Но ты, конечно, был хорошим, правда?
– Меня выгнали из школы, – произнес Дрейк со стыдом и гордостью одновременно.
– Это ничего. Меня выгоняли из четырех школ, когда я был маленьким. (Это чистая правда.) Ведь всегда приятно отдохнуть от учебы.
– А за что тебя выгоняли? – поинтересовался Дрейк.
– Не могу сказать. Не при даме. – Я подмигнул Флоренс. – Хочешь, покажу карточный фокус?
Мальчик оживился:
– Хороший?
– Самый лучший.
– Мой друг Спайк показывает фокусы. Он научил меня нескольким.
– Готов поспорить, что он никогда не показывал такого, как этот. – Я начал медленно тасовать карты. – Не отводи глаз от карт. – Я тасовал карты примерно минуту, затем положил на пол четыре карты. – Выбери одну, но мне не называй. – Дрейк быстро просмотрел карты. – Выбрал? – Мальчик кивнул. Я собрал карты с пола, вложил их в колоду и снова начал тасовать. – Следи за колодой. Не отводи глаз даже на секунду. Если отведешь, фокус не получится.
Я стал тасовать карты быстрее, одновременно тихим голосом напоминая мальчику, что он должен следить за колодой. Потом перевернул колоду, так что теперь мальчик мог видеть лицевую сторону карт, и еще ускорил движения, напоминая Дрейку, чтобы он следил за цветом, запоминал цифры, сосредоточивался.
Спустя две минуты я положил на пол еще четыре карты.
– Есть среди них та, которую ты выбрал?
Мальчик смотрел молча, как будто сомневался, затем медленно покачал головой. Я поднял карты и снова принялся тасовать. Теперь мне уже не требовалось говорить Дрейку, чтобы он следил за картами: он неотрывно смотрел на колоду.
Минуты через три‑четыре я отложил карты в сторону и помахал ладонью перед широко раскрытыми глазами Дрейка. Никакой реакции. Я с улыбкой посмотрел на Фабио и Флоренс:
– Получается. Подготовьте подушку, скоро закончу.
Я прижал указательные и средние пальцы к вискам Дрейка и начал осторожно массировать. Скрестил ноги и сел напротив мальчика, наклонился так, чтобы его и моя голова оказались на одном уровне.
– Посмотри мне в глаза, Дрейк, – прошептал я. – Смотри прямо в мои зрачки. Видишь в них карты? Цвета? – Он кивнул. – Сконцентрируйся на них и мысленно сосчитай до пятидесяти. Ты умеешь считать до пятидесяти? – Мальчик отрицательно покачал головой. – Тогда сосчитай до десяти пять раз. Сможешь? – Кивок. – Молодец. Когда закончишь, закрой глаза и спи. Но продолжай слушать, что я говорю, понял?
Я продолжал массировать виски мальчика и смотрел ему прямо в глаза. Я старался не моргать. Говорил, пока он считал, описывая масти: кроваво‑красные черви, темные как ночь пики, яркие бубны, простенькие трефы. Когда Дрейк закрыл глаза, я глубоко вздохнул, позволил своим векам опуститься и прижался лбом к его лбу.
– Дыши медленно, – сказал я. – Вдохни, задержи дыхание на пять секунд, затем выдохни и продолжай дышать.
Я начал сам дышать таким образом, и через минуту наши легкие стали работать в унисон, как будто соединенные вместе. Мои пальцы продолжали массировать виски мальчика в одном и том же темпе, не медленнее и не быстрее.
– Теперь я хочу, чтобы ты подумал о своих ночных кошмарах, Дрейк. Кого ты в них видишь? – Я почувствовал, что мальчик нахмурился и голова его слегка качнулась. – Ничего, ты можешь мне сказать. Никто не сможет обидеть тебя, пока я здесь. Кто приходит к тебе во сне?
– Папа, – тихо сказал он.
– Подумай о своем папе. Сосредоточься на нем и на том, как он выглядит в твоих снах, что он делает. Получается, Дрейк?
– Да. – Мальчик испытывал страх, но доверял мне.
– Теперь я помогу тебе прогнать эти кошмарные сны. Ты чувствуешь мою голову у твоей головы? – Кивок. – Представь себе, что между ними появился туннель, связывающий нас. Он широкий, такой широкий, как настоящий туннель. Ты его видишь, Дрейк?
– Черный, – прошептал мальчик.
– Да. Только не надо бояться. Это всего лишь туннель. Там и красный цвет есть, если присмотреться. Ты видишь красный цвет?
Пауза. Затем возбужденный возглас:
– Да! Красный, как на картах.
– Вот именно. Потому что это всего лишь туннель из карт. Ты ведь его не боишься?
– Нет. – На этот раз уверенный ответ.
– Отлично. Теперь собери свои кошмары – все картинки с изображением твоего отца – и выброси их в туннель. Это просто. Они проскользнут, как мороженое через рожок в очень жаркий день. Выбрасываешь?
– Да.
– Выбрасывай постепенно, пока все они не покинут твою голову, все картинки до единой. Пусть они все выйдут из туннеля с другой стороны, с моей.
– Это плохие сны. Я не хочу передавать их тебе.
– Все нормально, – сказал я, тронутый словами мальчика. – Они мне навредить не смогут. Я знаю, как от них избавиться.
Последовало долгое молчание. Я чувствовал, как старается Дрейк, как напрягаются от усилий его слабые мышцы. Я представил, как его плохие мысли вливаются в мою голову, и мысленно отправил их на периферию своего мозга, где они не могли причинить вреда.
Наконец Дрейк ослаб и начал клониться в сторону. Удержав его голову пальцами, я сказал:
– Не двигайся, Дрейк. Еще рано. Мы не закончили.
– Я устал, – простонал он.
– Я тоже. Но осталось совсем чуть‑чуть.
Когда мальчик выпрямился, я снова потер его виски.
– Все кошмары исчезли? – спросил я.
– Да, – прошептал он.
– Здорово. Теперь я хочу, чтобы ты закрыл туннель. Дерни несколько карт, и весь туннель рассыплется. Ты тянешь карты, Дрейк?
– Да.
– Карты падают?
– Нет, они… Да! Теперь они все падают!
– И туннеля больше нет?
– Почти. Он исчезает… уже исчез.
Я глубоко вздохнул и отстранился от мальчика. Однако пальцы мои остались на его висках, и глаза я не открывал.
– Когда уберу руки, ты должен лечь и отдохнуть. Ты сегодня очень хорошо поработал. Не борись со сном, когда он придет, тебе больше нечего бояться. Кошмары исчезли, ты от них избавился, они никогда не вернутся.
– Ты уверен? – проговорил Дрейк.
– Да. Ты протолкнул их в туннель, затем его разрушил. Кошмарам не удастся вернуться. Понял?
Пауза, затем ответ:
– Не вернутся.
– Исчезли навсегда.
Мальчик кивнул.
– Сосчитай до десяти, Дрейк, и, когда дойдешь до конца, я тебя отпущу, и ты сможешь заснуть. Тебе хочется спать?
– Ага. – Он зевнул.
– Начинай считать.
Досчитав до десяти, мальчик повалился набок. Я удержал его за плечи, затем открыл глаза и кивнул на подушку. Фабио положил подушку на пол, и я пристроил на нее голову мальчика, сложил его руки и выпрямил ноги.
– Ну вот, – сказал я устало и уселся на пол. – Теперь он должен быть в порядке. Возможно, он немного растеряется, когда проснется. Пару дней обращайтесь с ним осторожно, пусть ест побольше, не выпускайте его на улицу. Если после этого все будет хорошо, разрешите ему поиграть на улице, а потом пусть идет в школу; договоритесь, чтобы его снова взяли.
– А кошмары вернутся? – спросила Флоренс, стоя над спящим мальчиком с выражением неуверенной надежды на лице.
– Сомневаюсь. Если вернутся, пошлите за мной, я попробую еще раз. Но полагаю, что с ним все будет в порядке. – Я сказал Фабио, что сделаю только одну попытку, но до того, как вошел в контакт с мальчиком. Всегда трудно оставаться суровым, когда в чем‑либо принимаешь личное участие.
– Хочешь что‑нибудь съесть или выпить, Алджирия? – спросил Фабио.
– Стакан воды и свежий воздух.
– Будет подано.
Кашлянув, Флоренс смущенно посмотрела на меня:
– Мне нечем заплатить вам, но через пару месяцев…
Я поднял руку:
– Пришли мне открытку на следующее Рождество, напиши, как у Дрейка дела, и мы в расчете.
– Спасибо вам, мистер Джири, – со слезами в голосе произнесла Флоренс и крепко сжала мою руку.
– Спасибо вам за доверие, мэм, – ответил я.
Фабио протянул мне воду. Я жадно осушил стакан, и Фабио проводил меня вниз, на улицу, набираться сил.
* * *
Я начал облегчать физические страдания людей, когда был еще мальчишкой, под руководством Фабио. Он первым заметил, что я оказываю успокаивающее воздействие на людей. Он наблюдал, как я бродил по округе, заводил тесные знакомства с бродячими котами и собаками. Я садился на корточки рядом с ними, не обращая внимания на рычание и вставшую торчком шерсть, тихо говорил с ними, протягивал им пальцы. Уже через пару минут они плюхались на спину, предлагая мне почесать им живот, позволяли мне трепать их за уши и кормить чем придется.
Сначала Фабио испытал мои способности на разных людях, страдавших мигренью. Он понял, что, разговаривая с ними и касаясь их, я могу в некоторой степени уменьшить их боль и облегчить существование. За ними последовали его озабоченные друзья, старики и старухи, которые бормотали что‑то себе под нос, терзаемые видениями прошлого. Я брал их за руки и разговаривал с ними, и, когда они уходили, им вроде бы становилось легче. Одна милая старушка призналась, что впервые за двадцать лет спокойно проспала всю ночь после того, как я ее навестил.
Фабио помогал мне развить мои способности, обучая меня разным техникам на примере других целителей. Мы испробовали много методов, пока не остановились на картах, которые подошли мне больше всего. Фабио рассчитывал добиться успеха, продвигая меня медленно, без рекламы, дабы не привлекать внимания других, более крутых целителей. Затем он намеревался привлечь богатых клиентов и заставить их выкладывать большие деньги.
Но ничего не получилось. Мать гордилась моими способностями, но считала, что наживаться на даре исцеления аморально. Она застопорила все попытки Фабио превратить меня в дойную корову, навалилась на него всей своей материнской мощью, поймав на попытке использовать меня за ее спиной, и прекратила всяческие контакты между нами на многие месяцы.
Фабио пытался уговорить меня поехать с ним в путешествие по городам после смерти моей матери, но она уходила так долго, в таких страшных мучениях, что пару лет мне не хотелось иметь никаких дел с больными людьми. Я повернулся спиной к моим способностям, к больным, к Фабио. Он остался моим другом – возможно, потому, что я ему нравился, а может быть, Фабио надеялся, что я передумаю. Но к тому времени, как снова вернулся к нормальной жизни, я уже вступил в гвардию. Перспектива заниматься целительством меня больше не прельщала.
Фабио смирился и только иногда просил меня об одолжении. Никто, кроме Фабио и тех, кому я помог, не знал о моих способностях. Я никогда себя не рекламировал. Не хотел, чтобы у моего порога собирались толпы любителей чудес.
Я понятия не имел, откуда у меня эта сила. В Бога я не верил. Я не изучал это явление, не стремился к целительству и не дорожил своим даром. Просто родился с этим талантом. Может, дело в городе – как писала «Таймс», его улицы устланы сверхъестественным. Возможно, одно из местных чудес воплотилось во мне.
В последние годы я подзабыл о своих способностях. Алкоголь здорово перепутал все в моей голове. Вряд ли я мог помочь другим в то время, когда сам остро нуждался в помощи. А когда протрезвел, навалились накопившиеся проблемы: развод, работа, устройство новой жизни – и боязнь сорваться.
Я думал обо всем этом, сидя рядом с Фабио на раме сгоревшей машины в конце квартала. Я снова размышлял над тем, как это делаю. Пришли и другие давние вопросы. Может ли это принести вред? Что это по характеру: нечто духовное, физическое или психологическое? Действительно ли я помог Дрейку или просто на время загнал демонов вглубь?
Вздохнув, Фабио похлопал меня по спине:
– Ты своего умения не потерял, Алджирия. Все прошло гладко. Значительно быстрее, чем в последний раз, когда я тебя вызывал.
Я поежился, вспомнив тот последний раз и долгие часы, что провел с его последней «клиенткой», другой уличной принцессой, которая всю свою жизнь периодически попадала в дурдом. Тогда я еще пил. Я ей вроде бы помог, но спустя пять месяцев она прыгнула в реку и не вынырнула.
– Думаешь о Кэсси? – спросил Фабио. И, не дожидаясь ответа, прибавил: – Ты не виноват. Она была сильно не в себе. Если кто и виноват, то это я. Не надо было заставлять тебя заниматься ею в том состоянии, в каком ты находился.
– Думаешь, сегодня я смог бы ее спасти?
Фабио пожал плечами:
– Кто знает? Дрейк еще мал, и боль не успела засесть в нем слишком глубоко. У страдальца постарше все по‑другому, да и причину не так легко определить. Ты пытался. А больше никто из нас не может этого сделать.
Я поднял голову, позволяя солнцу согревать лицо.
– Приятно на душе? – поинтересовался Фабио.
– Угу.
– Тебе следует заниматься этим почаще.
Я улыбнулся:
– Арендовать палатку? Проповедовать Библию? Пойти в мир и врачевать массы? Заработать целое состояние?
– Я совсем не об этом говорю. У тебя талант от Бога, что бы ты по этому поводу ни думал. Грех не пользоваться им и работать на Кардинала, пачкая кровью свои руки – ты ведь можешь с их помощью лечить! Это неправильно.
– Я не могу заниматься целительством целыми днями, Фабио. Приятно изредка приезжать сюда, делать доброе дело и уезжать, чувствуя себя так, словно обчистил банк в Монте‑Карло. Но гвардия – моя жизнь. Мое место во Дворце.
– Место целителя только рядом с теми, кто в нем нуждается, никак иначе, – гневно произнес Фабио. – Ты должен помогать людям жить, а не убивать их.
– Я не убиваю просто так – только по приказу, – заметил я тихим голосом.
– Без разницы. У тебя призвание. Я сам не благонравный миссионер – в свое время тоже убивал, да, это так, и снова это сделаю, если придется. Но ты… – Он нахмурился. – Зря сотрясаю воздух?
Я вздохнул:
– Уж такой я выбрал путь.
– Ладно, закругляюсь. – Повернувшись ко мне лицом, Фабио улыбнулся: – А как жизнь вообще? Уже оправился от шока? Ты ведь обнаружил свою бабу в Холодильнике?
– Откуда ты узнал? – изумился я.
– Собираю по крохам.
Фабио не хвастал. Он был ближе к сердцебиению города, чем любой из моих знакомых. И раз уж он об этом заговорил, я решил задать несколько вопросов. Никогда не угадаешь, что можно вызнать у такого старого сплетника, как Фабио.
– Как думаешь, кто ее убил?
– Не имею представления. Ходят слухи, что это сделал какой‑то сумасшедший, даже не из нашего города. Просто клиент, которого она где‑то подцепила.
– Клиент? Она была?..
– А ты не знал?
Ошарашенный, я медленно покачал головой.
– Она не занималась этим регулярно, – продолжал Фабио. – И старалась не афишировать. Но бывали случаи, когда она обслуживала мужика в переулке или везла к себе домой или в клевый отель, а клиент потом распускал язык, хвастался, как часто делают молодые.
– Ник была уличной проституткой?
– Любительницей… А могло произойти иначе: она осмеяла кого‑то, над кем не следует насмехаться, или неправильно обошлась с сутенером. Но об этом быстро стало бы известно. Я поставил бы на случайного клиента.
То, что Ник была проституткой, меняло все. Я искал дружков… а требовалось прочесывать улицы в поисках клиентов.
– Ты знаешь кого‑нибудь из ее клиентов? – спросил я.
– Парочку, но они оба чисты – я проверял. Что касается остальных – понятия не имею. Никогда не слышал, чтобы она пошла с одним и тем же типом дважды. Можешь поспрашивать, но сомневаюсь, что обнаружишь что‑нибудь. Лучше всего тебе поболтать с сучкой по имени Присцилла Пардью. Она вместе…
Фабио замолчал, заметив, как вытянулось мое лицо.
– Знаешь ее?
– Вчера вечером встречался с ней в ресторане.
– С чего бы это?
– Я очень мало знал о Ник. Мне хотелось восполнить картину. Теперь, когда ее нет, мне это показалось важным.
– Ясно. – Если Фабио и догадался, что я врал, то держал свои подозрения при себе. – Эта Пардью порядочная дрянь, не находишь?
– Мне она показалась довольно милой, – поторопился я защитить Присциллу. Затем вспомнил про «Ку клукс клаб». – Хотя есть к чему придраться.
– И искать не надо, – хмыкнул Фабио. – У нее кругом колючки, как у дикобраза.
– Она ничего мне не сказала насчет того, что Ник была проституткой. Присцилла тоже шлюха?
Фабио пожал плечами:
– Она спит с кем попало, как шлюха, но не думаю, что делает это за деньги. Странная сучка. Несколько лет назад одевалась во все черное, а на юбке дыра на месте менжи. Чтоб все видели. Постоянно ходила задрав нос, как те высокомерные коты в мультфильмах про Пепе ле Пью[3].
– Думаешь, она как‑то причастна к убийству?
– Меня бы это не удивило. Но, насколько мне известно, она не впутывалась ни во что, кроме старомодного распутства.
Мы еще немного поболтали о двух девушках – старый сутенер ничего интересного больше не сказал, – потом о жизни вообще. Фабио спросил, как мне живется под Кардиналом. Поскольку он, скорее всего, не знал о моем новом задании, я сказал, что все в полном порядке. Потом принялся расспрашивать Фабио про своих старых друзей, но заметил, сколько времени, и сказал, что мне пора бежать.
Фабио попросил меня не исчезать надолго, почаще появляться. Я пообещал, но мы оба знали, что это пустые слова. Я попросил его держать меня в курсе того, как себя будет чувствовать Дрейк, и сообщить, если ночные кошмары возобновятся. Мы попрощались, обменявшись рукопожатиями и сказав друг другу несколько добрых слов, затем я отправился во Дворец на встречу с Кардиналом.
Когда я вошел, он сидел у окна, забавляясь марионеткой. Выглядел задумчивым. Увидев мое отражение в оконном стекле, повернулся и оживился.
– Ал! – воскликнул он. – Если ты уже расколол дело об убийстве, я порадуюсь…
– Боюсь, что нет, – печально улыбнулся я. – Я кое‑что выяснил, но пришел по другому поводу. Возникла проблема…
Я рассказал о своих встречах с Ником, Зиглером и Присциллой, описал спутника Ник со слов нескольких человек и сказал, что, по моему мнению, это Паукар Вами. Кардинал слушал молча, без всякого выражения на лице.
– Ты неплохо поработал, – заключил он, когда я закончил, и отложил куклу в сторону.
– Я подумал, что, прежде чем продолжать, должен рассказать все вам.
– Ты правильно поступил. – Кардинал принялся грызть ногти на правой руке. – Расскажи мне, что еще ты о ней выяснил.
Я описал три последних дня как можно подробнее. Поведал о тайной сексуальной жизни Ник и о ее связи с Присциллой Пардью, о Зиглере, его символе солнца и вранье по поводу Присциллы, которую он якобы не знал. Кардинал не перебивал, позволяя мне излагать все по‑своему.
– Ты полагаешь, что Ник Хорняк могла быть принесена в жертву богу Солнца? – спросил он, когда я закончил.
– Скорее всего, нет. Она познакомила Вами с Зиглером. Если Вами ее убил, он мог вырезать символ солнца на ее спине, чтобы в убийстве заподозрили медиума.
– Ты считаешь, что Зиглер невиновен?
– Он знает больше, чем говорит, но я не думаю, что он убийца.
– Ты считаешь, что убийство совершил Паукар Вами?
– Да.
– А если нет?
Я пожал плечами:
– Клиент, которому просто хотелось позабавиться.
Медленно кивнув, Кардинал заметил:
– Это не Вами.
– Да? – Ничего больше сказать я не рискнул.
– Ты забываешь, как была убита девушка, все эти небрежные порезы. Эксперты утверждают, что это работа новичка.
– Это могло быть сделано намеренно, – предположил я. – Вами не хотел, чтобы его связали с этой смертью. Вот и решил увести следствие в сторону.
Кардинал улыбнулся:
– Ты не знаешь ничего о Паукаре Вами. Он убивал, принимая разные обличья, но никогда не выдавал себя за дилетанта. Он гордится своей работой и никого не боится. Он никогда не станет портить красоту убийства.
– Вы находите, что убийство красиво? – спросил я, стараясь говорить нейтральным тоном.
– Для меня это неважно. Но для Вами убийство – это форма искусства. Он жизнь посвятил изучению форм убийства. Кроме убийства, его ничего не интересует. Такое убийство, какое произошло в «Скайлайте», абсолютно не в его характере.
Я переступил с ноги на ногу – Кардинал не предложил мне сесть – и откашлялся:
– Сэр, вы правы, когда утверждаете, что я ничего не знаю о Паукаре Вами. Но он убийца. Еще я знаю, что он или человек, один в один похожий на него по описанию, сопровождал Ник в дни, предшествующие ее смерти. При отсутствии других подозреваемых, я полагаю, было бы глупо…
– Ты называешь меня глупцом? – спросил Кардинал. Он не казался оскорбленным, всего лишь заинтересованным.
– Нет, сэр, – поспешил я дать задний ход, – разумеется, нет. Но мне думается, нам следует это выяснить. Если Вами нет в городе, то мы можем вычеркнуть его из нашего списка. Но если он здесь и Ник видели именно с ним…
Помолчав некоторое время, Кардинал тихим голосом проговорил:
– Паукар Вами здесь. Пару дней назад он отправил на тот свет Джонни Грейса.
Я вдохнул побольше воздуха, намереваясь выкрикнуть: «Вот! Видите!» Но сдержался и позволил Кардиналу самому делать выводы. После длинной паузы он заговорил:
– Если Вами убийца Ник Хорняк – а я все еще в этом сильно сомневаюсь, – мы должны соблюдать сверхосторожность. Он не из тех, с кем легко справиться. Мне бы хотелось узнать, зачем он убил эту девушку и почему выбрал «Скайлайт», но давить я не стану. Достаточно будет знать, он это или нет.
Как можно тщательнее подбирая слова, я спросил:
– Вам нужен я, чтобы спросить его? Полагаю, у вас были дела с Паукаром Вами в прошлом. Вы могли бы с ним связаться?..
Лицо Кардинала потемнело.
– Ты пытаешься учить меня, как проводить расследование? – рявкнул он.
– Нет, сэр, я только…
– Никаких «только»! – заорал Кардинал. – Если захочу позвонить Вами, я ему позвоню. Мне не нужен лакей вроде тебя, чтобы рассказывать мне…
Он резко остановился. Я дрожал всем телом, решив, что у меня нет будущего. После нескольких секунд напряженного молчания Кардинал хитро усмехнулся:
– Кончай трястись. Я не собираюсь тебя есть.
– Не могли бы вы дать мне в этом расписку, сэр?
Он усмехнулся шире:
– Ты мне нравишься, Ал. Мы с тобой поладим, если ты не будешь указывать мне, что делать. Я всегда плохо воспринимал приказания, даже в форме вежливого предположения. Я мог бы связаться с Паукаром Вами и сам задать ему соответствующий вопрос. Но не буду. Это было бы надувательством.
– Надувательством кого, сэр, если вы не возражаете против моего вопроса?
– Тебя и меня, Ал. Я пообещал дать тебе шанс заработать себе имя. Не стоит лишать тебя этой возможности, когда ты так хорошо начал.
– Я бы не возражал, – поспешно произнес я.
Кардинал хрипло рассмеялся:
– Я бы и себя надул, лишив прекрасного шоу. Именно драмы такого характера обновляют мою веру в жизнь. Обычные развлечения мне претят. Алкоголь, наркотики, книги, игра, женщины меня не волнуют. Ты знаешь, что заставляет меня двигаться, Ал? Выворачивание людей наизнанку. Я от этого расцветаю.
– Некоторые называют это садизмом.
Потенциально опасный ответ, но Кардинал только фыркнул:
– Садистам нравится наблюдать, как люди страдают или хотя бы отчаянно сопротивляются, перед тем как погибнуть. Идея противостояния между тобой и Паукаром Вами меня завораживает. Если он станет угрожать отнять у тебя жизнь, как ты поступишь – смело выступишь против него или сбежишь?
– Несомненно, сбегу, – ответил я без раздумий.
– Сомневаюсь. – Кардинал улыбнулся. – Именно поэтому я тебя и выбрал. Не из‑за того, что знал о возможной причастности Паукара Вами к преступлению в «Скайлайте», – я чувствовал, что ситуация такого рода может развиваться и окажется слишком обременительной для обычного человека. Но для такого, как ты, обладающего решительностью и способностями… Ты можешь попытаться преодолеть все препятствия.