Насилие, разрушающее жизнь и дающее жизнь 10 глава

Попытка уклониться от этого пусть не слишком драматичного, но необходимого шага, проявляется в подходе Оливера к одному из своих сновидений. В то утро он, придя, сказал три раза в трех разных пред­ложениях: «Тяжело». Слабым голосом он поведал сле­дующее:

Я был с братом в весельной лодке на Гудзоне, затем мы, точнее я, потеряли весла. Затем мы плыли по течению. Я сказал моему брату: "Почему бы тебе не опереться на мои

плечи". Он положил свои руки мне на плечи, и я начал тонуть. Я заорал, думая, что совсем утону, и он убрал руки. Мы выплыли на берег. Затем он хотел продолжать плава ние. Я сказал: "Нет, река загрязнена". Он вел себя так, словно это не имело значения, п поплыл вниз от моста Джорджа Вашингтона. Я спросил о грязи в реке, н он ска зал: "Нет, ее немного, только чуть-чуть у берега". Мой отец его ждал.

В изложенном Оливером сновидении, вода предс­тавляла материнскую фигуру и вагину, он боялся пол­люции*, он мог заразиться страшной болезнью, и он привлек к нашему обсуждению Бога и наказание. Я настойчиво спрашивал, где во сне знаки всех этих кос­мических, грандиозных вещей? Сновидение выгля­дело реалистической репрезентацией его проблем. Не­сомненно, он в самом деле плыл по течению, и он конечно должен был встретить некоторые реальные проблемы, но при чем здесь постоянные эзотеричес­кие отсылки? Имел ли он какие-то особые причины для той трагической позы, с которой он пришел в офис, жалуясь? В этом месте Оливер заметно рассла­бился. Он утверждал, что жизнь становится интерес­ной, если видеть вещи не такими, как они на самом деле есть: поверхностное становится «...столь гранди­озным, что я не в состоянии постичь это, блуждая наощупь. Это не проблемы — это космическое дей­ствие Бога».

Каким бы ни было эзотерическое значение снови­дения, смысл его представляется сугубо практическим. Оливер помещает в него своего брата, наиболее при­земленного члена семьи, который в итоге нашел под-

* В оригинале игра слов: pollution означает одновременно поллюцию и загрязнение. — Примеч. редактора.

ход к построению отношений с матерью. Почему не использовать путь, которым воспользовался брат? 'Гот факт, что сон содержит все это, подтверждает то, что Оливер сам учитывал эти идеи. Несомненно, пропц сохранить невинность, переводя обсуждение на кос мические, сверхъестественные уровни, но я уверен, что Оливера следовало с самого начала удерживать и рассмотрении конкретного и реального.

Тот факт, что человек способен себя сознавать че ловеком, резко увеличивает его потребность в самоут­верждении. Мы можем понимать, что утверждаем себя, или мы можем переживать недостаток самоут­верждения и испытывать стыд. В человеке природа н существование не идентичны. Для моего котенка, ко­торый возится в комнате, природа и существование идентичны — он станет котом, независимо от того, что он будет делать. На коте не лежит бремя самосоз­нания или знания о том, что он знает, и хотя он избе гает связанной с этим бременем вины, он также ли­шен и его славы. Природа и существование дуба также идентичны: желуди растут на дубе, если физи­ческие условия подходят для этого, и его не тяготят мысли об этом или знание этого.

Сознание есть промежуточная переменная между природой и существованием. Оно значительно увели чивает многомерность человеческого существования, оно также делает для него возможным чувство осоз­нания, ответственности, и дает свободу, пропорцио­нальную этой ответственности. Рефлексивная природа человеческого сознания служит причиной того, что изучение поведения животных дает лишь отдаленное представление о человеческой агрессии. Человек мо­жет быть бесконечно более жестоким и производить разрушения, получая от этого садистское удовольст

вне «привилегия», в которой отказано животным. Все это следует из того факта, что в человеке природа и существование не совпадают.

Поэтому человек становится личностью только по­стольку, поскольку он участвует в собственном разви­тии, бросает свою гирю на чашу весов в пользу той или иной тенденции, вне зависимости от того, сколь ограниченным может быть этот выбор. Личность ни­когда не развивается автоматически, человек становит­ся личностью только в той степени, в какой он может знать это, утверждать это, принимать это. Вот поче­му Ницше непрерывно провозглашает необходимость самоотдачи и следования призванию. И поэтому че­ловек бесконечно больше способен к обучению, неже­ли животные и остальная природа: в меньшей степе­ни руководствуясь инстинктами, он может посредством собственного сознания в определенной степени вли­ять на свою эволюцию. В этом заключен всеобщий позор и дикость бытия человеком, и в этом же лежит величие этого.

Отстаивание себя

Случай, взятый из жизни Мерседес, послужит иллюстрацией перехода от самоутверждения к следу­ющему уровню нашего спектра - отстаиванию себя.

Мерседес нужно было обменять на наличные чек в магазине, чтобы заплатить за бакалею.

Я пошла в офис менеджера, чтобы он заверил мне чек. Ему позвонила женщина, поэтому он закрыл дверь. Я по­стояла несколько минут у двери, затем постучалась. Он от крыл и сказал: "Сегодня у нас нет денег для выдачи... У меня нет времени, я сделаю это позже". Потом я ходила по магазину, набирая бакалею. Я видела, как к нему подошли

две белые леди, и он заверил их чеки. Я снова подошла к нему, но он сказал: "Нет, нет, я сейчас не могу", - и по слал меня к другому человеку, у которого, как выяснилось, не было полномочий заверять чеки.

Всю ночь я не могла уснуть. На следующий день я сно ва пошла туда и сказана ему: "Вы обидели меня вчера". Оп извинился, и без проблем заверил мой чек.

Когда я думал об этом происшествии после при ема, у меня было чувство, что в нем чего-то недоста вало. На следующем приеме я снова спросил ее о про исшедшем. Она повернулась ко мне, глядя смущенно, и продолжила с полуулыбкой:

Я не все рассказала Вам вчера. Первый раз, когда я пошла к нему, у меня были неаккуратные волосы и я выгля дела неряшливо. На следующий день я привела себя в пря док. Я подкрасила лицо. Моя грудь стала больше после того, как я родила, и я оставила пиджак частично незастегнутым Когда я пришла к нему, он сказал: "Могу ли я что-то для Вас сделать?" Я объяснила ему насчет вчерашнего, и что мне не нужны были деньги, а нужно было только заплатить за бакалею. Он сказал, что не обслужил меня, потому что тем двум леди были нужны наличные. Он положил мне руку на плечо и, назвав меня "дорогая", сказал, что он приносит извинения за то, что обидел меня.

Когда я рассмеялся, Мерседес сказала, что она не рассказала мне про это, потому что стыдилась проис шедшего.

Я полностью согласен с теми, кто сочтет, что Мер седее использовала свою сексуальность как средство для отстаивания своих нрав. Я не согласен, однако, с темп, кто сказал бы, что это всего лишь продолжение ее бо лее раннего паттерна проституции. Теперь это созна­тельно используемая стратегия, а не та, которую она принуждена была принять в прошлой ситуации. Мы обсуждаем здесь сам факт отстаивания своих прав.

Когда самоутверждение больше не работает — что Мерседес вынесла из этого происшествия, когда она лежала ночью без сна, — человек собирает все свои силы, чтобы бороться с тем, что ему противостоит.

Любопытным аспектом отстаивания своих прав является то, что люди часто ищут оппозицию, чтобы попрактиковаться в этом. Это, опять же, показывает, что отстаивание своих прав является не патологичес­ким, но конструктивным выражением силы быть. Каж­дый может наблюдать это сравнительно рано на детях -в период от двух до четырех лет. Они станут «испыты­вать пределы», обратите внимание, как далеко они за­ходят, чтобы вызвать противодействие родителей, пе­речат родителям для того, чтобы те перечили им, говорят им «нет», чтобы получить в ответ «нет».

Доктор Шарлотта Бюлер указала на то, что когда окружающие подводят моральный итог — например, притязание четырехлетнего плохо, ибо оно противо­речит требованиям матери, — ребенок может само­стоятельно решить вопрос о «хорошем» и «плохом» совершенно не так, как того ожидает от него мать. Так, Питер, четырех лет, был «...поглощен, разгова­ривая с собой вслух и спрашивая: "Он хороший маль­чик? Или он плохой мальчик?" После чего с ликова­нием было вынесено следующее упорное суждение: "Нет, плохой мальчик!"»²⁷.

В этом поиске оппонента ребенок часто будет отка­зываться делать что-то, что ему сказано, стоя посередине комнаты с улыбкой на лице так, словно он откуда-то знает, что все это не более чем игра. Внимательный ро­дитель принимает это поведение не в качестве повода Для того, чтобы усилить у ребенка чувство вины, и не в

²⁷ Buhler Ch. The Four Basic Tendencies as Existential Characteristics — в печати.

качестве предлога, чтобы уступить — что будет попрек ту означать, что ребенку придется приложить еще боль ше стараний для того, чтобы найти какое-то другое раз ногласие, которое даст ему добросовестную оппозицию Ведь на самом деле он хочет испытать свои «психологи ческие мускулы». Это нормальный и необходимый ас пект роста — воля и самоутверждение «практикуется» ребенком. Фольклор полон упоминаниями о ребенке, уходящем, чтобы «научиться разбивать и потрясать», как о том говорит немецкое детское стихотворение.

Если отсутствует актуальное столкновение или воз можность актуального столкновения, как это считает Пауль Тиллих, присущая индивиду сила бытия оста ется сокрытой. Сила быть становится явной в посто­янных битвах бытия против небытия, по словам Тил-лиха. Он рассматривает небытие как все аспекты, которые отрицают и разрушают бытие. Сюда включа­ются конформизм, разрушающий уникальность и ори гинальность, враждебность, иссушающая мужество, великодушие и способность понимать другого, дест-руктивность, и, в конечном счете, смерть как тако­вая. Мы обладаем бытием до тех пор, пока способны поглощать небытие в себе. «Жизненный процесс ис­полнен тем большей силы, чем больше небытия он спо собен включить, утверждая себя, но не подвергаясь при этом разрушению»²⁸. Цель не в том, чтобы не об ращать внимания на проявления небытия или подав­лять их, но чтобы прямо противостоять им, прини­мая их как необходимость, пытаясь поглотить их, с помощью всего, что уменьшает их разрушительную силу. Из этой борьбы возникает творчество.

²⁸ Tillich P. The Courage To Be. New Haven: Yale University Press, 1952. P. 4.

Бытие проявляется только в процессе актуализа­ции своей силы, иначе как мы вообще могли бы уз­нать о нем, не говоря уже о его вариациях? Сила актуализируется в тех ситуациях, в которых она пре­одолевает противостоящее ей.

Ницше видел этот аспект воли и дал нам способ его оценить: «Я оцениваю силу воли согласно тому, сколько сопротивления, боли и муки она выносит и знает, как обратить себе на пользу»²-'. «Каждый ма­лейший шаг на ноле свободного мышления и лично формируемой жизни всегда завоевывается ценой ду ховных и физических мучений <...>. Ничто не поку­пается за большую цену, чем частица человеческого разума и свободы, которые теперь служат основой для нашей гордости»⁵⁰. Он верил в то, что это с необхо димостью так — легкость и изобилие суть враги, они разъедают и подрывают развитие аутентичной лично­сти. Жизнь есть борьба личности против трудностей; мы слышим Ницше говорящим опять и снова: «Жизнь состоит в самоиреодолении». Он презирал дарвинис­тскую концепцию борьбы за существование, утверж­дая, напротив, что «все живые создания далеки от стремления сохранить свое существование, они борют ся за то, чтобы расширить себя, чтобы расти и чтобы произвести больше жизни». Делая это, они рискуют своим существованием. Он пишет в книге «Так гово­рил Заратустра»: «Этот секрет Жизнь сама доверила мне: "Смотри, сказала она, я — то, что должно всегда преодолевать себя. В самом деле, ты назы-

^ю Kaufman W. Nietzsche: Philosopher, Psychologist, Antichrist. Princeton: Princeton University Press, 1950. P. 183. ^MIbid. P. 214.

ваешь это волей к порождению или стремлением к концу, к чему-то высшему, дальнейшему, более раз нообразному: но все это одно"».

Вот почему сила, строго говоря, не может быть отдана другому, ибо тогда получающий остается дол жен дающему. Она должна быть в некотором смысле принята на себя, взята, утверждена. Ведь пока она не может быть применена против оппозиции, это m сила, и никогда не будет ощущаться получившим ее как реальная.

Глава 7 АГРЕССИЯ

Статья н Нью-Йорк Тайме:

Человек зашел в табачную лавку в 9:00 вече­ра. Лавкой владела и вела в ней дела пожилая чета, которая пережила концентрационный ла­герь в Германии, после чего бежала в эту стра­ну. Человек попросил денег, и пожилая чета от­ветила, что у них практически нет денег в лав­ке. Он хладнокровно выстрелил в них и вышел.

Пьет Мондриан в письме к Джеймсу Джонсону Сунни нз музея Соломона Р.Гуггенхайма:

Мой стиль рисования таков. Сперва я дол­жен аннигилировать форму, сведя ее к лини­ям, цвету и кругам. <...> Затем я должен раз­рушить цвет. <...> Затем я должен вырвать круги, чтобы оставить только плоскости и линии. <...> Мое искусство состоит из возмож­но чистейших линий и пропорций.

Искренне Ваш, Мондриан

Все мы согласны с тем, что первый пример, при­водимый выше, есть образец бессмысленной агрессии и насилия, и здесь нужно говорить о психопатоло­гии. Но если бы нас спросили в ином, чем здесь, кон­тексте, является ли второй пример также примером агрессии, многие люди посмотрели бы удивленно и ответили бы, что, конечно, нет. Но посмотрите на сло­ва «аннигилировать», «разрушить», «вырвать» — они, без сомнения, агрессивны. Казавшийся посторон­ним людям тихим, непритязательным человеком, Пьет

Мондриан был в своем искусстве охвачен сильной аг­рессией против традиционных форм. Великая власть присуща древним традициям, нашедшим отражение в нашем начальном образовании, школах живописи и галереях, и Мондриан совершал значительный по­ступок, разрушая и перестраивая их.

Верно, что первая статья описывает акт, совер­шенный против людей, а вторая - против безличных пластических форм. Но мы не можем определить аг­рессию как исключительно персональную. Так назы­ваемые безликие враги — такие как рак или тота­литаризм — отнюдь не бессильны. Должны ли мы делать критерием агрессии то, насколько большое вли­яние имеет агрессивная сила? Если так, то мы най­дем, что формы искусства, за и против которых сра­жался Мондриан, присутствуют в самом центре нашей психической жизни и воздействуют на людей на глу­бинном уровне на протяжении столетий.

Агрессия имеет намного больше аспектов, чем мы привыкли распознавать.

Смысл агрессии

По контрасту с самоутверждением, которое может быть просто удержанием позиции: «Здесь я стою, Вы можете пройти до этих пор, но не дальше», — агрес­сия есть движение, выпад в направлении человека или вещи, которая видится как противник. Ее цель — воз­действовать на власть в своих интересах или в инте­ресах того, кому субъект предан. Агрессия есть дей­ствие, которое вторгается на территорию другого, чтобы совершить переструктурирование власти. Этот четвертый уровень нашего спектра (см. Главу 1) име­ет место вследствие индивидуальной или групповой убежденности в том, что переустройство не может

произойти посредством самоутверждения или отстаи­вания своих прав.

Возможно, агрессор желает земли и ресурсов, как нации, которые аннексируют чужую территорию в войне. Или, возможно, агрессор интеллектуально за­интересован в изменении, как Мондриан в его новых формах искусства. Или, возможно, агрессия вырас­тает из ненависти или несправедливости, как у Фран­ца Фэнона в его призывах черных Африки к восста­нию, или имеет духовную цель как у аболиционистов. Какие бы ни были ее цель и мотив, и безотносительно к тому, оправдана она или нет в данный момент, аг­рессия сама по себе состоит в стремлении завладеть некоторой властью, престижем или статусом другого ради себя или идей, которым агрессор предан.

Агрессия проявляется в той точке спектра, где скры­тый конфликт также выходит наружу. Хотя конфликт может слегка проступать в самоутверждении и может быть даже несколько более заметен в отстаивании своих прав, на этих уровнях он, как правило, направлен внутрь. Примером этого является ночное бодрствова­ние и страдания Мерседес от неприятия ее менеджером магазина. Другой пример: внутри меня существует кон­фликт, когда я собираюсь духом, перед большой ауди­торией, чтобы ответить на ее вопросы, — конфликт тог да может быть невидим для окружающего мира. Но в случае агрессии не возникает вопроса относительно от крытости конфликта — происходит столкновение ин­тереса с интересом, и агрессивный акт есть стремление прийти к разрешению этого конфликта.

Ящик Пандоры, полный моральных недугов, откры­вается, если, как это принято в Америке, мы осуждаем агрессию как зло, сразу же, как только она поднимет голову. Для такого способа мышления status quo авто­матически выступает как благодетельный и богодан-

ный, будь то государственные подразделения, идущие на кровопролитие в Аттике, или полиция, подавляю­щая чикагский мятеж, ведь столь же автоматически бунт видится как зло. Таким образом мы склонны рас­ценивать некоторое действие как агрессивное и, следо­вательно, подлежащее осуждению, когда оно произво­дится теми, кто не имеет власти, и расценивать точно такое же действие как хорошее, когда оно совершается теми, кто имеет власть (или наоборот).

Причиной, по которой агрессия столь ужасает лю­дей, является то, что она влечет за собой возможность применения силы. Сила в агрессии может унести наши жизни в физическом, интеллектуальном или духовном смысле. Физическая сила достаточно хорошо понятна. Интеллектуальная сила может носить столь же неодоли­мый характер, к примеру, в размытом обосновании — в особенности argumentum ad hominem*. Или насилие может быть духовным, как при угрозе остракизма или отлучения от церкви. То, что последнее может быть великой угрозой, можно видеть на примере феномена, известного как «смерть вуду». Осужденный человек, которого «вычеркивают из жизни» в примитивном со­обществе, в наказание, скажем, за нарушение одного из табу, падает на землю, биение его пульса замедляет­ся, он задыхается, тяжело дышит и через несколько часов умирает³¹. Даже в продвинутых сообществах «вычеркивание кого-то из жизни» есть агрессивный акт, одновременно психологический и духовный, при­водящий к ощутимым последствиям.

* Argumentum ad hominem (лат.) — аргумент, аппелирую-щий к личным свойствам того, о ком идет речь или к кому обращено доказательство.

³¹ Cannon W.B. Voodoo death American Anthropologist.

XLIV/2 (April, 1942). P. 169-181.

To, что природа агрессии двулика, как Янус, мож­но увидеть из латинского корня этого слова, aggredi, который означает «идти вперед, приближаться». Во-первых, это означает «подходить к кому-то за сове­том или рекомендацией». Во-вторых, это означает «идти против», или «действовать с намерением при­чинить боль». Другими словами, агрессия в корне своем есть просто стечение обстоятельств, устремление к кому-то, завязывание контакта будь то ради дру­жеского утверждения себя и другого, или ради целей вражды, ибо душить другого в объятиях есть часть техники борцов. Противоположностью агрессии явля­ется не миролюбие или уважение, или дружба, а изо­ляция, состояние полного отсутствия контакта. Чтобы понять это состояние, не обязательно проводить ис­следования в психиатрической больнице — можно просто заглянуть в себя. Это состояние человека, ко­торый не может стерпеть никаких замечаний в адрес того, что он делает или думает, затем он не сможет принять никаких поправок и, наконец, никаких ком­ментариев. Он становится всецело изолированным от других людей.

Так часто случается в психотерапии, если пациент выражает некоторое отрицание: «Я чувствую, что вы нападаете на меня. Я не могу этого выносить...», или когда терапевт говорит: «То, что Вы говорите, раз­дражает меня, давайте посмотрим почему». Оба мо­гут вместе исследовать, какая чувствительная точка была задета. Когда эти аспекты агрессии проработа­ны, не только улучшается атмосфера, но оба начинают лучше и глубже понимать друг друга и, в целом — поскольку мы любим людей за их недостатки так же, как и за их достоинства, - отношения приобретают большую теплоту.

Конструктивная форма агрессии включает в себя: прорыв через барьеры, чтобы установить взаимоот­ношения; конфронтацию с другим без стремления причинить боль, но со стремлением проникнуть в его сознание; отражение сил, которые вредят чьей-либо целостности; актуализацию своей собственной лично­сти и своих собственных идей во враждебном окру­жении; преодоление барьеров для исцеления.

Любовь и вражда у людей нейропсихологически чрезвычайно сходны. Энтони Сторр указывает на то, что ссоры любовников часто завершаются половым ак-том'¹². Существует странное родство между бойцом и любовником: рыцарь, спасающий деву от дракона и любящий ее, суть части одной фабулы. В борьбе есть живая интимность, сближение, которое содержит в себе одновременно ненависть и любовь, интимность, сдер­живаемая ненавистью, но все же это -- интимность, и она может вылиться в привязанность или любовь.

Негативная сторона агрессии есть то, на что обыч­но указывают в нашем обществе, и поэтому для нее не нужно здесь развернутого определения. Она по сути состоит в контакте с другим с намерением ра­нить или причинить боль, лишить другого силы ради своей самозащиты или просто для того, чтобы уве­личить свою власть.

³² Storr Л. Human Aggression. N.Y.: Athcncum, 1968. P. 16. В моей книге «Смысл тревоги» {May R. The meaning of anxiety. N.Y.: Ronald, 1950. Руеск. перевод: Мэй Р. Смысл тревоги. М.: НФ Класс, 2001) я отметил сходство между эндокрин­ными секрециями, сопровождающими секс и борьбу. Альф­ред Кинзи в свою очередь заметил, что есть четырнадцать физиологических изменений, совпадающих при сексуальном возбуждении и агрессивном возбуждении {Kinsey Л.С. Sexual Behavior in the Human Female. Philadelphia: Saunders, 1953. P. 704.)

Почему позитивная сторона агрессии так часто вы­тесняется, а негативная сторона так подчеркивается? Одна очевидная причина состоит в том, что мы часто боимся агрессии, и считаем — хотя это иллюзия, -что сможем лучше контролировать ее, если сконцент­рируем все наше внимание на ее деструктивных ас­пектах, как будто только они и существуют. Иденти­фикация слова только с его негативным значением (как, например, fuck или дьявол) есть один из ста­рейших происков лукавого. Делая так, мы объявляем вне закона целую область, навешивая на нее ярлык «выходящего за рамки», так что всякий, кто говорит о «дьяволе», уже в его власти.

Другая причина того, что мы склонны подчерки­вать только негативную сторону агрессии, состоит в том, что она несет с собой тревогу и вину. Мы дума­ем, что сможем лучше избежать этой тревоги и вины, если мы назовем Прометея фантастической легендой и объявим себя спасенными от тревоги и вины «вто­рым Адамом» Христом. Когда это делается догма­тически, например, многими фундаменталистами, это действительно дает индивиду определенную степень контроля. Но такая система контроля шатка. Ее цен­ность значительно уступает тому вреду, который она наносит, кастрируя сознание и блокируя чувствитель­ность и понимание других.

Правда в том, что практически все, что мы дела­ем, есть смесь позитивной и негативной формы аг­рессии. Перед тем, как начать лекцию, я настраиваю себя: «Если кто-то собирается спать, мой голос и мыс­ли будут столь настойчивы, что я его разбужу» (что является позитивной агрессией). Иногда я, напротив, чувствую: «Если кто-то попытается перебить меня кри­тическими замечаниями, я заткну его, заставлю выг­лядеть глупо» (что является негативной агрессией).

2. Разнообразие агрессии

Слово агрессия обнаруживается в нашей повсед­невной речи в бесконечном разнообразии способов его употребления. Мы говорим об «агрессивном ведении дел в бизнесе», используя это слово как комплимент, и имея в виду дело, в котором приходится многим рисковать, чтобы получить значительно больше денег. На рынке акций обычно побеждает агрессивный бро­кер и агрессивный способ обращения с акциями. Фра­за «Мы следуем агрессивной политике» обычно при­ветствуется в мире бизнеса как показатель того, что эти ребята чувствуют себя уверенно и планируют за­нять какое-то место. Хорошо иметь агрессивного ад­воката, защищающего ваше дело, потому что он зна­ет, как обескуражить вашего противника в суде. В мире бизнеса позитивное использование агрессии широко принимается.

Чаще всего агрессия бывает непрямой, замаски рованной, принимающей форму тонкого подавления другого человека. Это проявляется в психотерапии под маской цивилизованного дружелюбного сотрудниче­ства. Пациент будет говорить, что он должен быть «честным», и будет затем давать волю потоку нарека­ний, охватывающих все, начиная от метода, которым работает терапевт, и кончая его семьей и офисом. Когда терапевт говорит нечто, что пациент не считает верным, последний не довольствуется одним отрица­нием, а должен сказать: «Нет, нет, нет, нет», — буд­то он удивлен, что кому-то могла прийти в голову та­кая глупость. Эти техники возвышения над другим применяются в повседневном общении между всеми людьми, в особенности между супругами. Они при­нимают форму бесконечной борьбы за превосходство

таким способом, который обычно скрыт от «жертвы», но очевиден любому стороннему наблюдателю. Этот непрямой вид агрессии почти всегда деструктивен, и я не могу найти в нем ничего хорошего.

Есть и другой вид агрессии - внутри себя, или, как это обычно переживается человеком, против себя. До сих пор я отдыхал, почти счастливый, даже несколько безмятежный. Но когда я сижу здесь, ду­мая об агрессии, я собираю мои разбросанные мыс­ли, открываю мое сознание для возможных озаре­ний, размышляю над темой. Я собираю бунтующие части меня, внутренне я ищу «битву», сознавая, что творческая сила и видение происходят из такой борь­бы. Я собираю демоническое в той степени, в какой оно может быть собрано. Если бы я описывал это мифологически, я сказал бы, что толпа гномов, эль­фов и троллей начинает браниться в моей душе и от­казывается выполнять мои приказания. Та свалка, которая образуется, пока не появятся некоторые яс­ные идеи и озарения, в действительности и есть моя собственная личность, отвергающая общепринятые идеи и способы видения ради того, чтобы по-новому охватить человеческую жизнь и проблемы. Это де­моническое в его полной силе.

Все искусство должно быть в некотором смысле агрессивно. Художники не обязательно люди, веду­щие войну как группа, они обычно ведут свои важ­нейшие сражения внутри себя и на холсте, пишущей машинке или другом средстве создания произведения искусства. Никто не может смотреть на картины Хан­са Хоффманна, с их яркими красками, которые на­талкиваются на края и делят их, свободно формируя собственные границы или смешиваясь с другими цве­тами, и не сознавать, что он видит в действии эту

крайне демоническую пластическую агрессию. Роберт Мазервелл и Франц Кляйн, стремящиеся изобразить движение и неуспокоенность нашего времени, раз брызгивают черную форму по холсту и оставляют ее висящей в воздухе с грубыми углами, так, будто ог­ромный объект был физически выдран прямо из это го холста. В этих картинах сила в конфликтующих формах, напряжена до точки разрыва. Но как можем мы сегодня творить в подлинном смысле без такого напряжения и, по сути, без такой агрессии? Страсть Нормана Мейлера -- бокс, а Эрнест Хемингуэй не только взбирался на ринг при любой возможности, но и описывал приготовление к написанию романа как приведение себя в форму перед боем. Оба эти писате­ля имели потребность утверждать свою силу, и из этой потребности вырастает, по крайней мере частично, их писательская способность.

Психология агрессии

Первоначально в своих трудах Фрейд игнориро­вал проблему агрессии. Ни этот термин, ни термин садизм не появляется в указателе к его работе «Толко вание сновидений», опубликованной в 1900. Агрес­сия впервые упоминается в 1905 как производное от фрейдовской теории либидо: она есть часть сексуаль ного развития индивида и принимает формы ораль ной агрессии, анальной агрессии и эдиповой агрес сии. Примерно тогда же Адлер, в то время член «внутреннего кружка» в Вене, начал подчеркивать агрессию как первичное побуждение человеческой лич­ности. С этим может быть отчасти связано фрейдовс кое сопротивление принятию данного концепта как независимого побуждения в человеческой жизни.

В любом случае вторая теория Фрейда, появляю­щаяся в середине второго десятилетия XX века это теория эго: «Эго ненавидит, питает отвращение и пре­следует с намерением разрушить все объекты, которые являются источниками 6оли»^:н. Первая мировая война подтолкнула Фрейда к более глубокому столкновению с деструктивностью: люди миллионами убивают своих ближних, целые нации совершают самоубийство. Из его размышлений в 1920 году появилась на свет стран­ная психофилософская теория инстинкта смерти (Фрейду было тогда шестьдесят четыре года), вызван­ная к жизни человеческой безграничной жестокостью по отношению к себе и другим. Хотя большинство пси­хоаналитиков находит эту теорию неприемлемой, она примечательна тем, что сталкивает нас с темой агрес­сии на самом базовом уровне. В этой теории подчерк­нут тот факт, что агрессия первично направлена про­тив себя — именно я в конечном счете должен умереть — и она должна быть обращена против других и вне­шних объектов, чтобы предотвратить это саморазру­шение. Инстинкт смерти — это метафора, содержащая отнюдь не всю истину, но это важная часть истины, которой нельзя пренебречь. Одно следствие из теории Фрейда состоит в том, что депрессия часто является «возвратом вытесненного», а именно непрямым выра­жением избегаемых агрессивных тенденций. Мы ви­дим это в утверждении Оливера: «Я впал в депрессию, чтобы избежать гнева в адрес сестры».