ТЕХНОЛОГИЯ И ПСИХОЛОГИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Деятельность социальных индивидов может быть рассмотрена в своем технологическом аспекте, т.е. как социально нормированный процесс превращения исходного материала в продукт. Социальный индивид обучается технологии, вовлекается в деятельность и становится объектом социальной оценки – как удовлетворяющий или неудовлетворяющий технологическим требованиям.

Такие человеческие свойства, как, например, точность в выполнении обещанного, кооперативность, терпимость к чужому мнению, оказываются технологически необходимыми для открыто-социальных, открыто-коллективных деятельностей и не предусматриваются технологией деятельностей, происходящих "с глазу на глаз с окружающим предметным миром – перед гончарным кругом или за письменным столом" [75, 82].

Речь идет, конечно же, не только о профессиональных, производственных деятельностях. Проводя свой досуг, становясь пассажиром, отдыхающим, зрителем, человек также подчиняется технологической необходимости и оказывается в сфере продиктованной технологией системы оценок. От зрителя требуется понимание происходящего на сцене или на экране; если зритель смеется, когда другие плачут, и плачет там, где другие смеются, – он оценивается как плохой, некомпетентный зритель.

Технология деятельностей составляет базу для оценок индивидами друг друга и для их самооценок; технология выделяет системы подлежащих оценке свойств.

В социологии для пояснения описываемых явлений используется язык ролевой теории [58]. Существуют объективно детерминированные развитием общественных отношений и производительных сил места, или позиции, к которым предъявляются определенные требования, или ожидания. Ожидания, различающиеся по степени обязательности, формализованности, отчетливости, составляют роль. Поведение человека, занимающего определенную позицию, расценивается как ролевое и подлежит оценке с точки зрения соответствия ожиданиям. Роль и есть не что иное, как структурная единица технологической системы общества. Относительно роли, как и относительно технологии, индивиды взаимозаменяемы. С технологической, ролевой точки зрения безразлично, какой именно индивид оказывается студентом, рабочим, спортсменом или ученым какой бы индивид не занимал соответствующую позицию, к нему будут предъявляться одни и те же требования. Можно сказать, что все равны перед технологией, как все равны перед законом. Закон, право – это тоже технология, регулирующая взаимоотношения людей в процессе их совместной деятельности.

Взаимозаменяемость индивидов в рамках технологии обеспечивает тождественность систем оценок других людей и самооценок.

Психологический анализ вскрывает существенно иную реальность деятельности.

Технологически индивид – необходимое условие трансформации материала в продукт, психологически – сама технология оказывается лишь способом удовлетворения его, индивида, потребности, продукт оказывается его, индивида, целью или мотивом, т.е. тем, к чему он стремится, а материал – условием самого процесса.

"Деятельность, – пишет А.Н.Леонтьев, – входит в предмет психологии, но не особой своей "частью" или "элементом", а своей особой функцией. Это функция полагания субъекта в предметной действительности и ее преобразования в форму субъективности" [75, 92].

В этой цитате как раз и указывается основное условие трансформации технологии деятельности в ее психологию.

Всяким конкретный индивид застает, конечно же, готовую технологическую систему общества, однако присвоить ее он может лишь одним способом: найдя в ней форму удовлетворения его жизненных потребностей. Соответственно оценки и самооценки будут для индивида тем значимее, чем в большей степени он превратился из элемента технологии в субъекта, деятельностно удовлетворяющего свои потребности. В этой трансформации меняется и самосознание индивида: субъективно оно перестает быть формой регистрации своего соответствия технологическому процессу. Поскольку ожидаемый продукт превращается в мотив или цель, постольку соответствие технологии превращается в самосоответствие. Вопрос: соответствую ли я технологическим требованиям превращается в вопрос: соответствую ли я (мои способности, качества) самому себе (моим мотивам, целям).

Субъект превращается в условие реализации или актуализации самого себя.

Важно отметить, что сами выделяемые для оценки параметры остаются прежними – это параметры, заданные технологией деятельности.

ЛИЧНОСТНЫЙ СМЫСЛ И СМЫСЛ "Я"

Согласно разработанной А.Н.Леонтьевым концепции, личностный смысл одновременно входит в два движения, в две системы связей. Своим происхождением личностный смысл обязан процессам, происходящим вне сознания субъекта, он возникает в его реальной жизнедеятельности, отражая отношение целей и обстоятельств совершения действий к мотивам деятельности. Однако в структуре сознания личностный смысл вступает в новые связи – в связи с другими составляющими сознания – и выражает себя в значениях и эмоциональных, чувственных переживаниях (чувственной ткани).

"Я", рассматриваемое действующим субъектом как условие самореализации, также приобретает личностный смысл.

Сказанное можно пояснить схемой, на которой личностный смысл занимает место вершины одновременно в двух треугольниках (рис. 1). Нижний треугольник отражает то обстоятельство, что действующий субъект осмысляет себя самого как условие достижения его собственных целей и мотивов. В этом случае смысл входит в движение реальной деятельности субъекта. Верхний треугольник очерчивает связи смысла "Я" с другими составляющими сознания, т.е. ограничивает связи, возникающие внутри сознания.

Рис 1. Схема строения смысла "Я"

Общий смысл схемы таков: смысл "Я" порождается как отношение к мотиву или цели релевантных их достижению качеств субъекта и оформляется в самосознании в значениях (когнитивный аспект) и эмоциональных переживаниях (эмоциональный аспект). Смысл "Я", таким образом, и является единицей самосознания. Как единица самосознания, смысл "Я" содержит когнитивную, эмоциональную и отношенческую компоненты, он связан с активностью субъекта, происходящей вне сознания, т.е. его социальной деятельностью.

Можно пойти дальше и выделить два принципиально отличных типа отношений, в которых могут оказаться особенности субъекта с его собственной целью или мотивом.

Особенности субъекта могут служить условием, благоприятствующим ему в достижении его же собственной цели или мотива.

Особенности субъекта могут служить условием, препятствующим ему в достижении его цели или мотива.

В первом случае "Я" приобретает позитивный, а во втором – негативный личностный смысл. Переходя в сознание, личностный смысл выражается в значениях, т.е. когнитивно, например, в констатациях черт (умелый, ловкий, неловкий, терпеливый и т.д.) и в переживаниях – чувстве недовольства собой или гордости за достигнутый успех.

Необходимо подчеркнуть еще несколько важных моментов.

Объективно "Я" приобретает позитивный смысл или негативный смысл только в отношении тех качеств, которые "технологически" необходимы для достижения цели или мотива, субъективно, конечно, с мотивом могут быть соотнесены и иные, прямо не предусмотренные деятельностью качества. Процесс соотнесения "Я" с мотивом и осмысления "Я" опосредован не только "самоупотреблениями", но и оценками других людей, сравнением с другими, существующими стандартами. Более того, технологическая природа оцениваемых свойств, параметров субъекта предполагает, что и себя человек оценивает так, как это бы сделал другой человек, с позиции другого.

На индивидном уровне смысл "Я" частично тождествен самооценке и выполняет, прежде всего, функцию, адаптивную в отношении к деятельности субъекта. "Я хорош" сигнализирует субъекту, что с достижением мотива все обстоит благополучно (объективно это означает, что индивид соответствует технологии), "Я плох" означает, что субъект становится негативным условием достижения собственной мотивации. Самооценка будет совпадать с оценкой субъекта другими людьми в той мере, в какой мотив или цель субъекта совпадают с технологическими (т.е. социально, в общественном сознании и в практике) предусмотренным продуктом и способом деятельности. Так, технология школьного обучения предусматривает в качестве своего конечного продукта выпускника, обладающего знаниями и навыками, делающими его способным к самостоятельной работе, к жизни в качестве полноправного гражданина. Задача учителя сделать эту технологическую цель мотивом самого ученика (привить любовь и стремление к знаниям, к труду, к общественной активности). Пока эта технологическая цель не присвоена учеником в форме мотива, негативные оценки учителя (типа "стыдно быть троечником") имеют совершенно разный смысл для учителя и ученика. Учитель пытается соотнести в сознании ученика его неуспех с мотивом "быть примерным в учении", но такого мотива нет; поэтому негативная оценка осмысляется лишь в контексте мотива быть приятным учителю (авторитету) или родителям или не вызвать насмешки сверстников. Формула оценки: "Ты плох, потому что не стараешься быть (не являешься) примерным учеником". Формула самооценки: "Я плох, потому что не способен вызвать симпатии и уважение учителя (родителей, сверстников)". Поведение, результирующее из самооценочной формулы, может быть совсем иным, чем предполагалось оценкой. (Школьник может "заболеть", чтобы вызвать сочувствие родителей, или дерзить, чтобы оправдать плохое отношение учителя, или совершать рискованные поступки, чтобы вызвать уважение сверстников.)

КОНФЛИКТНЫЙ ЛИЧНОСТНЫЙ СМЫСЛ
ЕДИНИЦА САМОСОЗНАНИЯ ЛИЧНОСТИ

Человек, стремящийся лишь к одному какому-то мотиву, не более чем абстракция. Реально человек в любой период своей жизни реализует некоторую совокупность жизненных отношений. С по-взрослением человека число его связей с миром расширяется. При этом "чем более расширяются связи субъекта с миром, тем более они перекрещиваются между собой. Его действия, реализующие одну его деятельность, одно отношение, объективно оказываются реализующими и какое-то другое его отношение" [75, 211]. Одни и те же по своему содержанию обстоятельства, действия, их последствия, вовлекаемые в разные жизненные отношения, т.е. в разные деятельности, могут иметь различный личностный смысл: позитивный смысл в отношении к одному мотиву и иной, негативный смысл в отношении к другому.

Этот противоречивый смысл можно назвать конфликтным смыслом действия. Он будет позитивным для личности в той мере, в которой отражает связь действия с достижением одного мотива, и негативным в той мере, в которой отражает удаление от другого мотива. Так, длительная командировка может служить реализации профессиональных планов и, следовательно, обладать позитивным смыслом в рамках профессиональной деятельности, но если командировка одновременно требует разлуки с близкими, то она приобретает в отношении к потребности в общении с ними и иной, горький смысл разлуки.

Действие, объективно связанное с двумя мотивами так, что служит шагом в направлении к одному из них и одновременно шагом в направлении от другого, и в силу этого обладающее конфликтным смыслом, будем называть поступком.

Отметим, что смысл, вкладываемый в этот термин, близок традиционному его употреблению в литературе и обыденной речи. Так, мы говорим: героический поступок – при этом имеется в виду, что человек совершил что-то, одновременно преодолевая страх, инстинкт самосохранения, общественное давление и т.п. Бесчестный поступок – это тоже преодоление собственных нравственных запретов и общественного осуждения.

Смысл "Я" возникает в результате соотнесения собственных свойств с мотивом деятельности. Расширяются связи человека с миром, расширяется его мотивационная сфера – возникает множественность смыслов "Я". Если представить себе эту совокупность смыслов "Я" вне факта реального пересечения деятельностей субъекта, то будет ли в сознании "наведен порядок", т.е. будут ли собственные свойства и их смыслы объединены в целостную и непротиворечивую картину ("Я-образ"), или подогнаны под взятый "напрокат" эталон, или они будут слабо структурированы, разобщены – все это будет представлять собой лишь формальные и несущественные для деятельности субъекта характеристики. Если бы деятельности никогда не пересекались, т.е. не существовало бы действий с конфликтным смыслом и каждая деятельность проходила бы в своем собственном измерении, то оказалось бы справедливым утверждение Джемса о том, что человек имеет столько социальных личностей, "сколько имеется различных групп людей, мнением которых он дорожит" [34, 147]. В известных пределах так и происходит: пока две человеческие деятельности не столкнулись в жизни человека, он может иметь непротиворечивый образ, состоящий из потенциально противоречивых свойств. Например, человек может считать себя принципиальным и нелицеприятным и одновременно преданным другом, или добрым и мягким человеком и строгим преподавателем – в обоих случаях речь идет о совмещении позитивных смыслов "Я", выделенных разными деятельностями. Повторим, сами по себе эти смыслы "Я" и соответствующие им свойства нейтральны друг к другу. Такими же нейтральными могут оказаться даже и логически более противоречивые черты: я осторожен и я смел, я честен и я хитер, я беспомощен и я умел. Эта нейтральность в сознании как раз и достигается разнесением свойств и их смысловых характеристик по различным ситуациям, обстоятельствам, т.е. по различным деятельностям ("Я осторожен в выборе знакомств, но смел в туристических походах", "Я беспомощен в рукоделии, но умел в общении с людьми").

Но деятельности пересекаются в "жизненном пространстве" индивида. Поступок – это и есть перекресток, пересечение двух деятельностей. Конфликтный смысл поступка переживается уже до его свершения либо как сознательная дилемма, либо и чаще – как субъективная трудность, нежелание, т.е. в форме эмоциональной сигнализации об этой конфликтности. Однако, пока поступок не свершен – смыслы "Я" не находятся в противоречии. Конфликтный смысл "Я" возникает после свершения поступка.

Рассмотрим воображаемую ситуацию.

Пусть человек считает себя преданным товарищем. Его опыт общения с друзьями дает ему основание для такого мнения о себе – он открыт, готов помочь, откровенен, бескорыстен. Пусть тот же человек, участвуя в общественной жизни, стремится к установлению принципиальных, требовательных, справедливых отношений в коллективе. Он высоко оценивает себя и как друга, и как общественного деятеля. Его смысл "Я" позитивен в обеих сферах: Я хорош как друг (предан) и я хорош как общественник (принципиален и справедлив). Но вот (и это один из излюбленных сюжетов литературы и кинематографа) возникает ситуация, в которой наш герой должен выступить против интересов друга, если конечно он хочет быть последовательным в проведении своей общественной линии. Что он ни сделает: пойдет ли против интересов друга или против общественных интересов, он должен совершить поступок. Поступок-это всегда выбор, а выбор – всегда труден. Пока поступок не совершен, пока он только в возможности, два мотива и два смысла "Я" продолжают непротиворечиво сосуществовать в сознании: я люблю своего друга и я хороший друг, но я люблю также свое общественное дело и я справедливый человек.

Но вот поступок совершен, выбор сделан. Вне зависимости от того, в чью пользу произошел этот выбор, смысл "Я" оказывается объективно противоречивым. "Я – человек, который стремится к дружбе, и я – хороший друг. Но я предпочел другие интересы интересам друга – я плохой друг". Или: "Я – человек, который стремится к справедливости и принципиальности, я – справедливый человек. Но я совершил непринципиальный поступок – я несправедливый человек".

Возникшее противоречие – противоречие смыслов. "Я", т.е. противоречие самосознания. Но его происхождение не в противоречивости сознания, не в его сбое, но в реальной жизненной ситуации и в реальном человеческом поступке.

Итак, множественность деятельностей приводит к множественности смыслов "Я", пересечение деятельностей – к поступкам, поступки – к конфликтным смыслам "Я", конфликтный смысл "Я" запускает дальнейшую работу самосознания. Эта работа и проявляется в особенностях когнитивного и эмоционального содержания конфликтного смысла. Можно сказать, что конфликтный смысл как отношение к себе, определенное участием в собственном поступке, запускает самопознание и эмоциональное переживание по поводу себя.

Какие же конкретные процессы самосознания могут запускаться конфликтным смыслом "Я" и к каким результатам могут приводить эти процессы. Другими словами, какие возможны личностные решения задачи на конфликтный смысл?

Введем два "измерения". Первое – обозначим его как "сознание поступка" – касается субъективного признания того факта, что поступок состоялся. Напомним, что поступок существует лишь там, где объективно одно и то же действие служит двум мотивам, но так, что "приближает" субъекта к одному из них и "отдаляет" от другого. Очень трудно игнорировать факт действия, т.е. реального совершения чего-то, но вполне возможно игнорирование поступка. Так, в частности, можно "не увидеть" одну из двух (или более) деятельностей, в которую поступок включен, т.е. воспринять его как обычное действие. В рамках этого "измерения" будем рассматривать лишь две крайние возможности: факт совершения поступка признается и факт совершения поступка не признается.

Второе "измерение" относится к направлению работы самосознания "за" или "против" того реального выбора, который заключен в самом поступке. Это измерение обозначим как "личностный выбор". Внутри него будем рассматривать три возможные ситуации. Личность и в своей осмысляющей работе "голосует" против уже реально, в поступке сделанного выбора и за отвергнутый мотив.² Личность в своем самосознании поддерживает уже сделанный выбор и выступает против отвергнутого мотива. Личность отказывается от решения в самосознании той дилеммы, которая уже решена ею в поступке.

² Для большей логической ясности мы в качестве альтернативы мотиву рассматриваем другой мотив. По в реальной деятельности мотивы могут опосредоваться, трансформироваться и выступать в виде чувства (любовь, например), идеала, нравственного принципа. Так что в общем случае речь идет о любых двух мотивационных образованиях, различно смыслообразующих применительно к одному и тому же действию.

На табл. 2 представлена классификация вариантов осмысления своего "Я" как следствие совершения поступка.

Таблица 2. Виды осмысления своего "Я" как следствие совершения поступка

Раскаяние. Относится к ситуациям, когда человек признает факт совершения поступка, т.е. признает уже свершенный, реальный выбор, но раскаивается в нем. Так, в нашей воображаемой ситуации выбора между интересами друга (мотивом дружбы) и интересами принципиального подхода к делу выбор мог быть сделан в пользу интересов дела (или в пользу интересов друга – для нашей логики это не имеет значения). Но эмоции, чувства подсказывают человеку, что выбор он сделал не верный, пошел против самого себя. На самом деле друг и дружба для него важнее интересов дела (или наоборот). Ход процесса самосознания можно представить себе следующим образом: "Я считал, что дружба важна для меня (значимый для меня мотив). Я считал себя хорошим другом. Но я сделал выбор не в пользу друга. Значит, я плохой друг. Я раскаиваюсь в своем выборе – друг и дружба важнее для меня того, что я выбрал. Я постараюсь будущими поступками заслужить право считать себя хорошим другом". Отвергнутый в поступке собственный мотив (ценность, идеал) вновь возвращается самосознанием в "Я"; при этом личность признает свершившийся поступок, переживает его конфликтный смысл и готова нести ответственность, Ф.М.Достоевский в "Преступлении и наказании", пожалуй, наиболее психологически точно и детально описал и логику поступка, и логику раскаяния. Пока Раскольников еще не совершил убийство, смерть старухи-ростовщицы выступала лишь как действие, как шаг на пути к своему идеалу личности; другой возможный смысл поступка, как разрушающего нравственные основы взаимоотношений людей, преуменьшается, поскольку Раскольниковым для себя вообще отрицается мотивирующая роль нравственных и моральных норм обычных людей. Лишь постепенно и уже после совершения поступка происходит его осознание именно как поступка, как выбора, а затем и признание этого выбора ложным, неадекватным себе самому, для которого нравственные заповеди, как оказалось, не пустой звук, а вслед за этим и раскаяние. Эта же тема: поступок, осознание конфликтного смысла, несогласие с заключенным в нем выборе, возврат в сознании к отвергнутому и раскаяние, влекущее за собой новые поступки с выбором в пользу ранее отвергнутого, раскрыты Л.Н.Толстым в "Воскресении" в истории нравственного развития Нехлюдова.

Возможно, что живучесть христианской религиозной практики, по крайней мере отчасти, объясняется тем, что она опирается на и проповедует как раз анализируемый вид самосознания. Человек может согрешить – хотя и лучше избегать греха, однако важнее осознать свой грех (признать поступок), раскаяться и искупить вину "праведными" поступками.

Ужесточение. Относится к ситуациям, в которых человек признает факт совершения поступка и сознательно узаконивает выбор. Так, в нашей ситуации с дружбой и делом такой человек мог бы сказать себе: "Я думал, что я хороший друг и дружба для меня ценность. Я сделал выбор не в пользу дружбы и не в пользу друга. Значит, я плохой друг и есть для меня вещи, поважнее, чем дружба". Человек признает лежащую за поступком неравноценность мотивов и очищает, ужесточает внутреннюю иерархию своих мотивов. Можно сказать, что и сам человек с точки зрения его "мотивационного скелета" становится более жестким, "одновершинным".

Подобная трансформация самосознания – также одна из излюбленных тем мировой литературы. Цезарь, перешедший через Рубикон и осознавший себя как Цезаря после этого поступка – наиболее емкий символ подобной трансформации. Образ отца Сергия из одноименной повести Л.Н.Толстого – другой яркий пример личности, сознающей поступок и принимающий заключенный в нем выбор.

Смятение. Относится к ситуациям, при которых признание факта поступка сопровождается внутренними колебаниями, неуверенностью в правильности сделанного выбора, возвратом отвергнутого и вновь утверждением своей правоты. Это ситуация человека, для которого любой выбор оказывается недостаточно внутренне мотивированным, любой отказ – неоправданным.

Весь левый столбец таблицы, т.е. все три вышеуказанные ситуации характеризуют мотивационный вариант решения проблемы конфликтного смысла "Я". Взвесив свои мотивы на весах поступка, человек либо отвергает результат и активно стремится к отвергнутому мотиву, либо принимает его и укрепляет сознанием сделанный выбор, либо не может решить задачу на иерархизацию мотивов, хотя и пытается это сделать. На две первые ситуации указывал А.Н.Леонтьев:

"Но вот наступает минута, когда человек как бы оглядывается и мысленно перебирает прожитый день, в эту-то минуту, когда в памяти всплывает определенное событие, его настроение приобретает предметную отнесенность: возникает аффективный сигнал, указывающий, что именно это событие и оставило у него эмоциональный осадок. Может статься, например, что это его негативная реакция на чей-то успех в достижении общей цели, единственно ради которой, как ему думалось, он действовал, и вот оказывается, что это не вполне так и что едва ли не главным для него мотивом было достижение успеха для себя. Он стоит перед "задачей на личностный смысл", но она не решается сама собой, потому что теперь она стала задачей на соотношение мотивов, которые характеризуют его как личность.

Нужна особая внутренняя работа, чтобы решить такую задачу и, может быть, отторгнуть от себя то, что обнажилось". [75, 206].

В целом, однако, к несчастью психологии, все три мотивационных варианта решения проблемы личностного смысла "Я", отличающиеся осознанностью поступка и его внутренних следствий и характеризующие действительно зрелую, здоровую человеческую личность, не оказались в фокусе эмпирических психологических исследований: они и по сей день составляют почти исключительно предмет литературы и искусства. Собственно научный анализ оказался сосредоточенным вокруг проблем, возникающих в связи с пониманием видов самосознания, составляющих правый столбец нашей таблицы. Речь идет о тех решениях проблемы конфликтного смысла "Я", которые достигаются путем изменения действительности лишь в сознании субъекта. Поясним сказанное: мотивационный вариант решения предполагает сознание поступка и заключенного в нем выбора, последующее принятие или отвержение этого выбора в форме принятия или отвержения стоящего за ним мотива, следование санкционированному сознанием выбору. Это последнее предполагает реальную деятельность, новые поступки, утверждение своих мотивов, своего "Я" в делах.

Другой вариант решения предполагает, что осознание реального выбора, заключенного в уже свершенном поступке, избегается. Но поскольку полностью отрицать поступок нельзя, решение достигается за счет изменения содержания сознания, причем такого, которое позволило бы избежать конфликтного смысла "Я". Результатом такого варианта самосознания является не утверждающая себя в поступках деятельность в реальном мире, но особые внутренние действия, происходящие в эмоциональной и когнитивной сфере и направленные на сохранение непротиворечивого "Я-образа".

Проблемы, связанные с анализом этих особых внутренних действий личности, разрабатывались в психологии с двух, достаточно различных позиций. Речь идет о разработке представлений о защитных механизмах, осуществленной в психоанализе или с близких психоанализу позиций, и о разработке проблем когнитивного диссонанса в когнитивистской психологии.

Представление о психологической защите и защитных механизмах было намечено уже в работах З.Фрейда [134, 135]. Первоначально "механизмы защиты выступали как средство разрешения конфликта между сознанием и бессознательным, как способ "канализирования" энергии либидо в социально приемлемые формы деятельности" [115, 28]. В поздней версии психоанализа "психологическая защита рассматривается как основная функция "Эго", отвечающая целям интеграции и адаптации" [115,291. Однако и в этой поздней версии учения З.Фрейда необходимость защиты возникает вследствие недопустимости выхода инстинктивных (сексуальных и агрессивных) влечений в сознание и в реальную деятельность.

Позднее представления о защитных механизмах были развиты, прежде всего, в работах А.Фрейд [169] и других представителей психоанализа, подробна описана феноменология психической защиты [230]. В этих работах в общих чертах верно схвачена суть проблемы: самосознание человека вырабатывает особые приемы и способы переработки чувств, мыслей из-за (по причине) конфликта в движущих силах поведения и для интеграции "Я", обеспечивающей регуляцию, направленность этого поведения.

Известные и подробно раскрытые в марксистской литературе [54, 70] методологические ошибки психоанализа не позволили, однако, его представителям сделать эту постановку проблемы по настоящему эвристичной. Во-первых, в качестве движущих сил человеческого поведения рассматриваются не мотивы (в нашей терминологии), а неопредмеченные потребности. которые, в свою очередь, связаны с инстинктивным влечением. Последние же в своей не сублимированной форме всегда антагонистичны к требованиям социальной действительности, а раз так, то сознающему себя субъекту не оставляется право выбора мотива (вместе с этим и выбора жизненного пути) – влечения, идущие из Оно, должны быть вытеснены, подменены, изолированы, рационализированы – короче говоря, побеждены или хотя бы отогнаны. Другими словами, в рамках классического психоанализа принципиально невозможно описать процесс сознательного взвешивания мотивационных детерминант. Во-вторых, сведение движущих сил поведения к инстинктоидным влечениям снимает проблему поступка, так как влечение пытается прорваться, в сознание и до действия, и помимо действия – в сне, в мечтах, в иных превращенных формах. В результате нет никакой разницы между самосознанием личности, совершившей реальный поступок и вступившей тем самым в отношения с людьми, и самосознанием личности, бездействующей, но тем не менее раздираемой внутренними противоречиями.

В то же время психоаналитики обогатили психологическую фактологию тщательными и тонкими описаниями тех изощренных способов, которые использует сознающий себя субъект для избежания внутренней противоречивости.

Психологи когнитивистской ориентации подошли к проблеме анализа работы сознания и самосознания иначе. Если для психоанализа первичен мотивационный конфликт, конфликт движущих сил, пусть и неадекватно понятых, то для представителей когнитивной психологии, прежде всего работающих в русле теории когнитивного диссонанса Л.Фестингера [167], первичной является когнитивная несогласованность самих содержаний сознания.

Теория когнитивного диссонанса, ее основные понятия, методология и экспериментальные приемы и конкретные экспериментальные результаты, полученные в ее русле, недавно подробно проанализированы в отечественной литературе [8; 132].

Главная идея теории когнитивного диссонанса Л.Фестингера состоит в том, что наличие в сознании двух психологически противоречивых знаний (установок, мнений) когнитивный диссонанс побуждает человека к поиску их согласованности (консонанса) или иного варианта ослабления несогласованности. Соответственно эмпирически изучались условия, в которых диссонанс наступает, а также способы и формы ослабления диссонанса. В соответствии с общей когнитивистской ориентацией под условиями возникновения диссонанса понимались не варианты "диссонансов" человеческих деятельностей и их мотивов, которые отражаются в сознании, а условия диссонирования, противоречия самих отражений – когнитивных элементов в терминологии Л.Фестингера и его последователей.

В исследовании этого направления был сделан тем не менее принципиальный шаг, позволяющий оценить значение полученных данных: анализ противоречий, возникающих в сознании, оказался связанным с поступком. Этот принципиальный шаг оказался сделанным не столько благодаря теории, сколько благодаря удивительно удачно разработанной экспериментальной схеме.

Инвариант этой схемы включает в себя следующие этапы [132, 28].

Вначале у группы субъектов измеряются мнения или установки по тому или иному вопросу. Затем испытуемых побуждают совершить поступок, противоречащий высказанному ими мнению или установке и т.д. Часть испытуемых соглашается совершить поступок, другая – не согласившаяся часть не участвует в дальнейшем эксперименте, и сам факт отказа содержательно не интерпретируется. В заключение эксперимента у тех, кто совершает поступок, вновь измеряют установки.

Отметим, что обязательным условием эксперимента по изучению когнитивного диссонанса являются "создание у испытуемого чувства свободного выбора и последующий выбор испытуемого" [132, 29]. Согласно нашему определению, выбор – это одно из основных условий, превращающих действие в поступок. Другое условие – соотнесенность действия одновременно с двумя мотивами так, чтобы свершение его приближало к одному мотиву и удаляло от другого. Наконец, имеет значение важность самих мотивов.

Анализ конкретных экспериментов, тщательнейшим образом проделанный в монографии В.П.Трусова, показывает, что во многих экспериментах выполнялись эти условия. Так, разновидности экспериментальных процедур предполагали, что экспериментатор добивался от испытуемого согласия солгать, нанести болезненный удар током или словесно оскорбить другого испытуемого ("жертву" – на самом деле подставного помощника экспериментатора), сталкивали испытуемого с непредвиденными негативными последствиями поступка. В качестве исходных установок, которые должны были оказаться в диссонансе либо с фактом поступка, либо с его следствиями, брались также достаточно важные, связанные с общественно-политическими взглядами, моральными и нравственными принципами. Единственно, что вызывает изумление и что не получает объяснения в контексте когнитивистской интерпретации результатов, это кажущаяся слабость мотива, побуждающего испытуемых к выполнению всех этих заданий.

Фактически таким мотивом было послушание, желание выполнить взятые на себя перед экспериментатором обязательства. "Почтение к науке, – комментирует И.С.Кон эксперимент С.Милгрэма, в котором испытуемые по просьбе экспериментатора с помощью электрического тока "обучали" других (подставных), – поглощенность технической стороной опыта (надо добиться, чтобы "ученик" выучил материал), наконец, частные обязательства приглушили их моральное чувство и самосознание" [57, 101].

Итак, в экспериментах по схеме когнитивного диссонанса испытуемые оказывались в ситуации совершения поступка с конфликтным смыслом. Совершая требуемые от них экспериментатором действия, они руководствовались мотивом "услужить" экспериментатору, нежеланием оказаться в роли наивных провинциалов, не понимающих правила научного поиска. Но действие оказывалось поступком и вступало в противоречие с их собственными установками и мнениями, т.е. трансформированными формами доэкспериментальных мотивов. Как уже говорилось, тех испытуемых, которые отказались оскорблять, лгать, наносить болезненные удары током, не рассматривали, т.е. не рассматривали тех, кто предвидел, почувствовал ситуацию выбора и сделал его отказался от участия в опыте. Среди тех, кто остался, по-видимому, были и такие, кто в своем самосознании пошел по пути признания поступка и уже совершенного выбора, а затем по пути отказа от него (раскаяние) или, наоборот, по пути признания и усиления выявившихся в экспериментальной ситуации черт (ужесточения) – таких, наверняка, было мало, или, наконец, оказались перед дилеммой "каким же быть". Но и эти испытуемые также не подлежали анализу: у тех, кто осознал моральный выбор, заключенный в поступках, диссонанс между тем, какими они себя воспринимали до и после опыта, должен был существовать. Авторов экспериментов, однако, интересовали испытуемые лишь в той мере, в какой они демонстрировали борьбу с диссонансом в сознании (и его уменьшение), т.е. то, в какой мере они демонстрировали различные варианты психической защиты.

Эти способы уменьшения диссонанса содержательно-феноменологически близки к традиционно описанным механизмам психической защиты. Так, в ситуации, при которой испытуемых убеждали солгать об интересности на самом деле бессмысленно-скучного задания (причем испытуемые думали, что лгут будущему испытуемому), они впоследствии преувеличивали интересность задания (рационализация). Как следствие собственной агрессии преуменьшались п