– Не думаю, что вам стоит рассчитывать на Пьера в том, что касается развлечений, – сказала Анжелика, выпрямляясь и поворачиваясь к нему. – Он скучнее старого козла.
При виде ее глаза Пьера расширились от изумления, которое быстро сменилось весельем.
– Старый козел?
Мисс Мак‑Дугал явно удивилась.
– Что вы говорите, мисс Мак‑Кензи?!
– Да и через несколько недель он уедет. – Невидимая сила подталкивала Анжелику к грубости, таким образом она хотела отвлечь Пьера от мисс Мак‑Дугал. – К тому же, если он займется той работой, которую обещал успеть сделать, то едва ли найдет время для светских визитов. Я права, мистер Дюран?
Пьер кивнул.
– Но для приятного общества я всегда отыщу время, мисс Мак‑Кензи. Уж вам‑то стоило бы знать, что тяжкий труд без веселья никогда меня не привлекал.
– Вы знакомы? – Мисс Мак‑Дугал приподняла тонкие брови.
– Мы друзья детства, – объяснил Пьер. – И в те годы были практически неразлучны.
– Ах, понятно, – сказала мисс Мак‑Дугал. – Что ж, тогда вам будет приятно узнать, что этим летом, в числе прочих благотворительных моих занятий, я решила сосредоточить мое внимание на помощи Анжелике.
Комната, со всей ее роскошной мебелью, тонкими скатертями и книжными шкафами со множеством толстых томов, словно сжалась вокруг Анжелики. Она почувствовала, как от стыда жаркий румянец поднимается из‑под высокого воротничка на щеки.
– Не знал, что Анжелике в чем‑то требуется помощь, – ответил Пьер.
– Но, мистер Дюран, вы только взгляните на нее. Ей нужно исправить почти все, но к концу лета я надеюсь превратить ее в леди.
Анжелике хотелось выбежать из дома, из форта, помчаться к озеру, где холодный ветер хоть немного остудит горячую кожу. Она не смела поднять глаза на Пьера и вновь увидеть в них жалость. Боялась, что просто не вынесет этого.
|
|
Несколько секунд Пьер молчал. Из коридора доносились громкие голоса, лейтенант Стили приветствовал нового гостя, и все это казалось Анжелике оглушительным. А когда она наконец осмелилась взглянуть на Пьера, то с удивлением вместо жалости обнаружила на его лице улыбку.
– Не думаю, что Анжелику стоит исправлять, – сказал он. – Ей недостает разве что нескольких советов от истинного мастера рыбалки.
Благодарность затопила Анжелику, и она ответила на его улыбку.
Мисс Мак‑Дугал продела руку под локоть Пьера и захлопала ресницами, глядя на него.
– Похоже, я крайне своевременно прибыла на этот остров. Не только для того, чтобы облагородить мисс Мак‑Кензи, но и для того, чтобы преподать вам несколько важных уроков. – И она потянула его в сторону двери.
Пьер не сопротивлялся. Вместо этого он накрыл ее пальцы ладонью, галантно поддерживая и укрепляя контакт.
– Вам повезло, я очень внимательный ученик.
Он сверкнул в сторону мисс Мак‑Дугал улыбкой, и сердце Анжелики сжалось от острой тоски. Что же ей сделать, чтобы Пьер вот так улыбался ей? Как заслужить улыбку, предназначавшуюся красивой женщине, а не старой подруге по детским играм?
– Доброго дня, мисс Мак‑Кензи, – бросила мисс Мак‑Дугал через плечо. – Я жду вас завтра с визитом ровно в половине четвертого.
Анжелика кивнула. Если дочь командующего фортом научит ее женственности, в этом ведь не будет ничего плохого?
Но она тут же отбросила подобные мысли.
|
|
Не нужны ей особые улыбки Пьера. Ей не нужно быть красивой, как мама. Ее вполне устраивает нынешнее состояние.
Глава 9
Пьер вложил сложенные бумаги в протянутую руку Рыжего Лиса и оглянулся, всматриваясь в густой лес на обрыве. Но кроме них тут был лишь ветер, качавший над головами тяжелые ветки елей, которые мягко шелестели длинными иглами.
– Оставь записку Бакстеру на острове Буа‑Блан, – тихо сказал Пьер. – Он позаботится о том, чтобы все попало в нужные руки.
Благодаря полковнику и Лавинии Пьер раздобыл немалое количество информации о планах англичан, почти не потратив на это времени. И теперь нужно было переправить эту информацию американцам. Как бы ему ни хотелось самому отправиться с посланием, он знал, что безопаснее доверить пакет Рыжему Лису. Никто не заподозрит индейца в переправке сообщений американцам.
А если Пьера поймают покидающим остров вскоре после прибытия, это наверняка вызовет подозрения, достаточные, возможно, даже для тюрьмы.
Пока ни полковник, ни Лавиния ничего не знали. Полковник до сих пор верил, что Пьер шпионит за американцами и верен ему. Пьер быстро восстановил дружеские отношения, которые оборвались прошлым летом, после знакомства в Монреале, хотя в этот раз ему с трудом удавалось изображать прежний энтузиазм.
И он не понимал почему. Прошлым летом флирт с Лавинией давался легко и непринужденно. И Пьер считал эту часть своей шпионской деятельности едва ли не самой приятной.
Возможно, причиной нынешних сложностей была наблюдавшая за ним Анжелика. Что она могла о нем подумать? Пьер жалел, что не может признаться: он не испытывает ни малейшего желания сближаться с Лавинией, но вынужден, поскольку это нужно для дела.
|
|
Он не хотел, чтобы Анжелика считала его ловеласом. Потому что он им не был. Больше не был.
Рыжий Лис сунул записку в кожаную сумку на боку и коротко кивнул.
Медвежий жир, которым индеец покрывал руки, грудь и лицо, блестел даже в лесной тени.
– И если кто‑то из агентов Северо‑Западной компании попытается что‑то вытворить, я даю тебе разрешение нашпиговать этого гада стрелами.
– Не беспокойся. У меня глаза ястреба. Твои люди и твои меха со мной в безопасности.
Пьер глубоко вздохнул, пытаясь усмирить бешено колотящееся сердце. Не совершает ли он ошибку, оставаясь на острове? Он верил, что Рыжий Лис поможет благополучно доставить меха в Монреаль, но что угодно могло пойти не так.
– Через две луны я встречу тебя в Монреале, – сказал Пьер, надеясь, что ему не составит труда найти еще одну группу, через три недели направляющуюся на восток, и не придется путешествовать в одиночестве.
– Мой брат должен остаться здесь, пока я не вернусь в конце лета с провизией.
Пьер покачал головой. Он решил остаться на три недели, может быть, на четыре, но не дольше, чем потребуется для засевания полей. А потом он наймет кого‑то помогать матушке до конца лета, кого‑то, кто сможет убрать урожай и поможет ей подготовиться к зиме.
– Ты должен поступить правильно. – Взгляд темных глаз Рыжего Лиса был суров, отчего тот казался куда старше и мудрее своих восемнадцати лет.
– В том‑то и беда. Я больше не знаю, как правильно. – Когда дело касалось матушки и его шпионских дел, Пьер терялся и не знал, что делать. Раньше ему было просто все равно, он занимался своими делами, особо ни о чем не задумываясь.
Господь снова взялся за его исправление?
Пьер поглядел в небо через переплетение ветвей.
Ну почему всякий раз, когда Господь начинал лепить из него лучшего человека, становилось так больно?
– Ты останешься со своей матерью, – сказал Рыжий Лис. – Ей сын нужен больше, чем ее сыну нужны меха.
– Я останусь, пока не найду помощника.
Рыжий Лис стукнул себя по груди. Он был одет лишь в набедренную повязку, лосины из оленьей кожи и мокасины.
– Ты мой брат. – Он ткнул пальцем в грудь Пьера над сердцем. – Вот здесь ты мой брат.
С тех пор как прошлой весной он выпрыгнул из каноэ, чтобы спасти тонущего в стремнине Рыжего Лиса, Пьер обрел в его лице верную тень. Никто другой не осмелился сражаться с ревущим потоком. Все остальные – даже соплеменники Рыжего Лиса – оставили его умирать. Все знали, что попытка спасения обернется двумя смертями вместо одной.
Но Пьер не мог стоять и смотреть, как Рыжий Лис тонет. Он был не из тех, кто вначале думает, а потом действует. К тому же все годы плаванья в родном озере Пьер посчитал достаточной подготовкой. И, конечно же, он всегда знал, что его хранят молитвы матушки.
К счастью, ему удалось вытащить Рыжего Лиса из разлившейся реки. И теперь индеец считал его своим братом, был готов сделать для него что угодно и отправиться куда понадобится.
Пьер чувствовал, что молодой храбрец не успокоится, пока однажды не получит шанс спасти уже его жизнь в благодарность за свою, и мог лишь надеяться, что подобного случая не представится.
– Мой брат должен остаться, – повторил Рыжий Лис. – Трудиться как следует и держаться подальше от беды.
– Да ну тебя! – Пьер улыбнулся. – Держаться подальше от беды? Звучит слишком скучно.
– Ты должен почтить Великий Дух. И тогда он вернет меня со множеством орлиных перьев.
– Ты храбрый человек. – Вся веселость Пьера быстро испарилась при мысли о том, что бригада отплывет без него. – Я буду молить своего Бога, чтобы он тебя сберег.
С тех пор как Мичилимакинак оказался отрезан войной от торговых путей, большинство вояжеров и торговцев вынужденно отправлялись дальше на восток, чтобы продать меха и купить все необходимое для следующего сезона охоты.
Он мог лишь молиться о том, чтобы агенты Северо‑Западной компании оказались слишком заняты и не обращали внимания на его маленькую бригаду. Если бы Рыжий Лис не пожелал пройти остаток расстояния, приглядывая за его людьми и гарантируя их безопасность, Пьеру пришлось бы нарушить обещание, которое он поспешно дал Анжелике: остаться на несколько недель и помочь матушке. Он не знал, что заставило его выпалить те слова, но пообещал остаться, прежде чем понял, что говорит. А теперь он застрял на острове, отправляя Рыжего Лиса с шифровкой американцам сопровождать его людей и меха.
Ему оставалось лишь беспомощно наблюдать, как Рыжий Лис исчезает в лесу так же бесшумно, как появился на месте их тайной встречи. Изо всех сил борясь с унынием, Пьер бездумно брел по лесу, пока стук топоров вдалеке, в центре острова, не привлек его внимание.
Он знал, что должен возвращаться к плугу. Работа на покинутом поле была тяжелой даже для его тренированных мышц. Чтобы уехать через три недели, придется каждый день трудиться не покладая рук.
Но он не мог не взглянуть на новый форт, который решили построить на самой высокой точке острова. Капитан Баллок, предыдущий командир форта, начал строить его несколько недель назад. Однако теперь, после приезда полковника Мак‑Дугала, стройка пошла полным ходом, все силы были направлены на ее завершение.
Нападение американцев было неизбежно, и Пьер знал, что полковник не позволит им захватить остров при помощи той же тактики, которую англичане использовали два года назад. Английские солдаты любили хвастаться тем, как ранним утром, под покровом темноты, высадились на северный берег острова и волокли две свои шестифунтовые пушки по подлеску и пологим холмам, пока не добрались до холма в центре острова, на полмили возвышающегося над фортом Мичилимакинак.
Изначально форт строился для защиты острова с юга. Но англичане обнаружили слабое место с северной стороны и воспользовались этим.
На форт было направлено две пушки, а штурмовали его более шестисот человек, которым помогали несколько сотен индейских воинов. Американцы были вынуждены поднять белый флаг. Все знали, что любое сопротивление повлечет за собой индейскую резню.
К счастью, англичане позволили американским группам без потерь отступить в Детройт. Американским гражданам, жившим на острове, дали один месяц на то, чтобы уехать или принести клятву верности британцам, подписав документ.
И Жан уехал.
Пьер снова помотал головой, как делал всякий раз, вспоминая, что Жан бросил матушку. О чем его брат только думал? Почему не нанял кого‑то для работы? Он ведь не рассчитывал, что матушка и Анжелика должны в одиночку справиться со всеми проблемами?
Ты останешься со своей матерью. Ей сын нужен больше, чем ее сыну нужны меха.
Слова Рыжего Лиса эхом отзывались в его мозгу. Пьеру очень хотелось не слышать предупреждения в этих словах, не чувствовать вины. Что, если у него не получится найти помощника? Пьер не мог остаться. Ведь не мог же?
Но заранее зная, что оставит матушку одну, он не имел права осуждать Жана.
Пьер остановился у основания холма и взглянул вверх, на склон, где уже обретало форму кирпичное здание и окружающий его высокий частокол.
Форт Джордж. Так его называли англичане в честь своего короля. И так он назвал это укрепление в своем письме. Пьер предупреждал американцев о новом форте и советовал атаковать как можно быстрее, пока стройка еще не завершена и не прибыли индейские силы. Оставалось лишь молиться, чтобы письмо дошло до американцев вовремя.
Пьер наблюдал, как несколько работников пробираются вверх по склону, сгибаясь под тяжестью камней. Полковник Мак‑Дугал вчера дал приказ: каждый островитянин, включая гражданских, должен отработать три дня на постройке нового форта.
Пьер слышал поднявшийся ропот, но полковник предупредил, что любой, отказавшийся от сотрудничества, проведет те же три дня в Черной Дыре.
Пьер заверил полковника, что следующие три недели будет трудиться в вечернюю смену и работать не покладая рук.
И все же этот приказ вызывал у Пьера больше, чем просто недовольство. У него не было свободного времени, и он совершенно не хотел помогать англичанам в усилении их позиций.
Пока что он надеялся, что американцы сумеют отбить остров. Это определенно облегчит ему жизнь, поскольку Жан сможет вернуться на ферму, а сам он вновь будет свободен.
Пьер вздохнул и развернулся, чтобы уйти, но тут нос к носу столкнулся с очередной группой островитян, тащивших наверх тяжелые камни, из которых возводился не пробиваемый никакими ядрами склад нового форта. Его внимание привлекла женская фигурка, показавшаяся знакомой.
– Анжелика?
Она не остановилась.
Пьер зашагал следом. Эта слишком длинная, мрачно‑серая юбка и бесформенная кофта могли принадлежать лишь одной женщине на острове.
– Анжелика, подожди. – Он спешно догнал ее.
Она тяжело дышала, сгибаясь под весом огромного камня, который несла в руках. На ее запыленном лице были видны полоски от стекавшего пота. Руки покраснели и пестрели царапинами.
Пьер ощутил, как поднимается изнутри злость. Он потянулся к камню и попытался отнять его, но Анжелика отпрянула.
– Что ты делаешь? Отдай камень.
Девушка в ответ лишь подняла на него усталый взгляд.
– Давай я понесу его вместо тебя.
Она помедлила еще мгновение, затем остановилась и выпустила камень.
Пьер подхватил его – для него этот вес был незначительным. Он мог бы нести несколько таких булыжников.
– Почему ты носишь камни?
Анжелика вытерла лоб рукавом и только потом ответила:
– Эбенезер отписал на меня три своих дня работы на стройке нового форта.
– Ленивый старый паразит, – пробормотал Пьер. То, что Эбенезер отвертелся от работы, отправив вместо себя Анжелику, его не удивило. Старик был известным прохвостом.
– А твои три дня работы начнутся, когда ты закончишь с этими?
Анжелика кивнула, глядя вверх, на склон холма перед ними.
Пьеру внезапно захотелось подхватить ее на руки и унести куда‑нибудь в безопасное место, где она сможет отдохнуть.
– Эбенезеру повезло, что он не здесь, иначе я преподал бы ему пару уроков собственными кулаками.
– Зато меня выпустили с чердака.
– Так ты поэтому вчера утром не пришла порыбачить?
– Он меня не отпустил.
От нового приступа злости у Пьера свело все мышцы.
– Анжелика, ты должна уйти от него. Почему ты до сих пор там живешь?
Она резко обернулась к нему, и тонкие черты ее лица исказились от ярости.
– А куда мне идти, Пьер? Где я смогу от него спрятаться? Пусть даже мне будет где жить, чем я смогу зарабатывать на эту жизнь?
Пьер прекрасно знал ту единственную работу, которой могли заняться бездомные юные девушки. И ему была ненавистна мысль о том, что Анжелику может постигнуть такая участь.
– Ты могла бы жить с матушкой. – Матушке отчаянно требовалась сиделка и компаньон. И если человека, способного помочь на ферме, Пьер еще мог отыскать, то зимой она все равно оказывалась одна в своем доме. Если бы Анжелика могла остаться с ней, он покинул бы остров со спокойным сердцем.
– На этом острове нет места, где я оказалась бы в безопасности. Если я буду возражать Эбенезеру, он выдаст меня замуж за первого торговца, который предложит ему неплохие деньги, – именно так он поступил с Терезой.
– Ты не его собственность.
– Моя мать сделала его моим опекуном. Он может делать все, что захочет, и никто не станет ему возражать. – Бессильная печаль в ее голосе буквально кричала о кошмаре, который она пережила с потерей сестры.
– Я стану возражать.
Она слабо улыбнулась:
– Это очень мило, Пьер, но, когда мне понадобится помощь, тебя здесь не будет. Ты ведь уедешь.
Он ощутил себя совершенно беспомощным. Эбенезер мог делать с Анжеликой что угодно, а Пьера не будет – и не было – рядом, чтобы ее защитить. Единственным, что могло защитить Анжелику, была ее свадьба с Жаном. И как бы Пьер ни фыркал по этому поводу, он уже начал понимать, почему Анжелика согласилась стать женой Жана. Тем больше было причин бороться на стороне американцев и помочь им победить в грядущей битве за остров. Если Жан сможет вернуться домой и жениться на Анжелике, она окажется в безопасности.
– Пусть я и не смогу защитить тебя от Эбенезера, когда уеду, – сказал он, – но сейчас я могу тебя защитить.
Она в ответ вопросительно изогнула бровь.
– Будь здесь, – сказал он, подхватывая ее за руку и отводя в тень ближайшего дуба. – Я хочу, чтобы ты отдохнула, пока я схожу к дежурному офицеру и поговорю с ним.
– Не думаю, что мне стоит отдыхать.
Он мягко надавил на плечо Анжелики, вынуждая ее сесть.
– Пообещай, что подождешь меня. – Он обрадовался, когда ее плечи обмякли и Анжелика опустилась на траву и посмотрела на него снизу вверх, тепло и доверчиво.
– Обещаешь, что подождешь, пока я вернусь? – повторил он.
– Обещаю. – Она улыбнулась, отчего ее лицо засияло.
Анжелика была совершенно бесхитростной и искренне милой, она не знала тех обольстительных уловок и игр, которыми окружали его такие женщины, как Лавиния Мак‑Дугал.
Рядом с Анжеликой он мог вздохнуть свободно, мог быть самим собой, потому что она знала его таким, какой он есть, со всеми недостатками… Кроме шпионства. Но этого ей безопаснее было не знать.
Пьер не стал подниматься на самую вершину холма. Он лишь переговорил с дежурным офицером и тут же вернулся к Анжелике, которая сидела там, где он ее оставил.
Он протянул ей руку:
– Пойдем.
Анжелика настороженно вложила свою ладонь в его пальцы.
– Пьер, но я же не могу просто уйти.
– Еще как можешь.
– А работа?..
– Я заплатил за твой часовой перерыв. – Он помог ей подняться на ноги.
– Заплатил? – Она помотала головой, пытаясь вывернуться из его пальцев. – Нет, Пьер. Я не могу позволить тебе это делать. К тому же разве это не взятка?
Но он переплел свои пальцы с ее и потянул Анжелику вперед.
– Это не взятка. Это всего лишь мой способ добиваться своего. Разве ты не знала, что я теперь богатый человек?
– Ты? Богатый? – Она тихо засмеялась. – Хотела бы я посмотреть, как ты сумеешь удержать эти деньги в руках. Пьер, которого я помню, всегда раздавал и тратил все до последнего пенни.
– Ну а теперь я раздал свои пенни, чтобы тебе не пришлось больше носить тяжелые камни.
Она потянула его за руку:
– Ты уверен, что я могу оставить работу?
– Oui, machérie, я уверен. Англичанам я нравлюсь, и они не станут возражать, если я буду время от времени забирать тебя отдохнуть.
Когда она наконец поравнялась с ним, напряжение этого утра оставило его. Возможно, отдых ему требовался ничуть не меньше, чем ей. Со времени своего возвращения на остров, узнав, в каком положении оказалась матушка, Пьер постоянно был напряжен.
И хотя бы на час он хотел быть свободным – свободным от вины и волнений, от постоянной работы на ферме. Хотел наслаждаться красотой острова, ощущать макушкой тепло солнца, слушать пение птиц. И он не мог представить себе никого, кто лучше Анжелики мог бы разделить с ним эту свободу.
Они отправились к известняковым обрывам на восточной стороне острова, к аркам из камней, где часто играли в детстве. Взобрались на центральный камень и уселись рядом, свесив с него ноги.
Крутой обрыв под ногами его не пугал, потому что сюда Пьер взбирался, сколько себя помнил. И он радовался, что Анжелика была именно такой девушкой, которая никогда не боялась вместе с ним ввязываться в опасные приключения.
Пьер глубоко вдохнул чистейший воздух – одновременно с Анжеликой, и оба улыбнулись при виде пляжа далеко под ногами и бесконечной синевы озера.
– Кое‑что никогда не меняется, – сказал он. – Я всегда буду любить этот остров.
Он вгляделся в линию горизонта, представляя себе бесконечные приключения и радости, которые ждали его на жизненном пути. И сердце забилось быстрее от предвкушения тех мест, куда он отправится, тех чудес, которые он увидит этой осенью, когда вместе с бригадой вернется в дикую чащу, чтобы оказаться посреди прекрасных земель, нетронутых лесов, прозрачных озер и чистых рек, из которых можно было пить без опаски. Он любил неизвестность и неожиданности, подстерегавшие за каждым поворотом. Он страстно желал открыть для себя новые места, новых людей. Он любил даже изнурительную греблю, тянувшуюся день за днем, любил переносить каноэ между реками.
– Я дышу приключениями, Анжелика, – сказал он наконец. – Как бы я ни любил остров, я не знаю, как мне справиться с собой и жить здесь годы напролет.
Она вздохнула.
Ему так хотелось сказать ей, что он останется. Но Пьер знал, что эти слова будут ложью. Возможно, когда‑нибудь он будет готов успокоиться и заняться чем‑то помимо торговли мехом. Но пока что он не мог даже представить себе такого момента.
Ветер с озера был все еще холодным, как зимой. Но лучи полуденного солнца согревали. Пьер посмотрел на Анжелику, и ему захотелось стянуть с нее капор, чтобы волосы могли свободно спадать на плечи.
– Лавиния Мак‑Дугал твердо решила сделать из тебя леди, а?
Анжелика скривилась:
– Ничего у нее не получится. Я не леди и никогда ею не стану.
– Хорошо. Потому что ты нравишься мне такой, какая ты есть.
Она понурила голову и провела ладонью по юбке, накрыв большое пятно.
– Но кое‑чему мне стоит у нее поучиться.
– Я с ума сойду, если ты станешь слишком уж леди, чтобы сидеть тут со мной или рыбачить и купаться. С тобой тогда будет невероятно скучно.
– Настолько леди я ни за что не стану.
– Обещаешь?
– Обещаю. К тому же мисс Мак‑Дугал может и не суметь заниматься моими уроками. Вчера лейтенант Стили пришел с запиской, где говорилось, что уроки откладываются, поскольку мисс Мак‑Дугал нездоровится.
– Я тоже об этом слышал.
– Лихорадка и озноб?
– Нет. Всего лишь простуда, которую она подхватила по дороге сюда. – Пьер провел ладонью по мелким камушкам, которые дождем посыпались с края арки. – Ей стоило остаться в Монреале.
Он чувствовал внимательный взгляд Анжелики, но упрямо смотрел только на известняковые утесы. Леди вроде Лавинии было не место на острове Мичилимакинак. Точно так же, как женщинам было не место в лесной глуши с торговцами пушниной.
– Звучит так, словно тебе небезразлична мисс Мак‑Дугал, – в ее голосе почувствовалась досада.
Пьер улыбнулся:
– Звучит так, словно ты ревнуешь.
– Ни капельки.
– Признайся. Ты ревнуешь.
– Я просто не могу представить тебя с подобной женщиной.
– Так же, как я не могу представить тебя рядом с Жаном. – Он не знал, почему вдруг выпалил это. Почему его так беспокоит, что Анжелика выйдет за Жана?
Она недоуменно заморгала, и вдруг в ее глазах мелькнуло нечто искреннее, глубинное. Отчасти это было восхищение, с которым Анжелика всегда на него смотрела, но отчасти – нечто большее. Нечто настолько глубокое, что у Пьера забилось сердце.
Он знал, что не должен оспаривать ее решение и выбор Жана. Брат будет для нее лучшей парой, чем большинство других мужчин. Жан будет относиться к ней с нежностью и заботой. Пьер должен был радоваться и поощрять ее выбор… а вместо этого непроизвольно всякий раз заставлял ее сомневаться.
– Прости. – Он вновь уставился на горизонт, желая, чтобы на нем появились американские корабли и положили конец этой войне, которая тянулась уже слишком долго. – Мне пора прекратить тебя поддразнивать. Жан будет тебе хорошей парой.
– Ты так думаешь?
– Конечно, он не будет мной. – Пьер попытался говорить шутливым тоном. – Но тоже сойдет.
– Никто не сможет быть тобой, – прошептала она. И в ее тоне звучала такая тоска, что Пьер не мог не повернуться к ней лицом.
Анжелика смотрела на него с таким чистым сияющим обожанием, что сердце Пьера забилось быстрее.
Он не мог остановить себя: потянулся к завязкам ее капора и развязал их. А затем сдвинул ткань, высвобождая ее прекрасные волосы, и огненные кудряшки окутали ее лицо и плечи. Пьер позволил себе запустить пальцы в шелковое великолепие.
Где‑то на грани сознания звенело тихое предупреждение, но мягкое золото ее волос, с которым не могли сравниться лучшие его меха, было неотразимо. Пьер набрал горсть этого золота и поднес к щеке. Мягкие кудри защекотали кожу. И оказалось так легко поднести эти длинные пряди к губам, подхватить губами, прикусить кудряшки, позволить им щекотать лицо.
Внезапно Пьера захватило желание привлечь девушку в объятия, прижать к себе, зарыться лицом в ее волосы. И когда он встретился с ней взглядом, сила тоски в ее глазах вызвала целую бурю жарких волн в его груди.
Она прерывисто выдохнула, шевельнулись чудесные полные губы.
Каков может быть поцелуй с ней?
За прошедшие несколько лет он украл немало женских поцелуев во время летнего отдыха, в особенности в те годы, когда бунтовал против правил, которым его учила матушка.
Будет так легко обнять сейчас Анжелику и поцеловать ее.
Он мог очаровать ее, заставить ответить.
Он делал подобное раньше с другими женщинами. Она вообще не захочет ему сопротивляться. В этом он был уверен.
Пальцы сами сжались на ее волосах.
А Жан ее целовал?
Пьер помотал головой, прогоняя видение, в котором Жан привлекал к себе Анжелику и накрывал губами ее губы. Он не мог себе этого представить – и не хотел даже думать о подобном.
Он медленно высвободил пальцы из ее кудрей. Господи помилуй, он не мог целовать Анжелику – ни сейчас, ни когда‑либо. Что с ним не так? Как ему в голову пришла подобная мысль?
Она не заслуживала того, чтобы столь ненадежный мужчина, как он, играл с ее чувствами. Ей не нужен был тот, кто будет ее использовать или пользоваться своими преимуществами. Нет. Пьер нужен ей для защиты от ему подобных. Анжелика достойна большего, чем нескольких поцелуев украдкой.
Он сжал зубы и выпутал пальцы из ее волос. Все мышцы сопротивлялись попытке отстраниться.
Она мягко вздохнула. Радовалась, что избежала неловкого момента?
Пьер неуверенно хохотнул и сказал:
– Не мог сопротивляться желанию увидеть твои прекрасные волосы.
Крики чаек, круживших над водой далеко под ними, звенели в воздухе, и это спасало от немедленного ответа.
Не успел он опомниться, как Анжелика потянулась к его шляпе и сдернула ее с головы.
– Полагаю, будет честно, раз уж ты решил снять с меня капор, ответить тем же.
– Даю тебе полное мое разрешение.
Она держала его шляпу над обрывом. Это была одна из шляп, которые делала матушка, идеальный головной убор для работы на солнцепеке. Солома была прохладнее фетра, поля – шире, а тень от них защищала лицо.
– Если хочешь вернуть свою шляпу, – сказала она с улыбкой, – придется дать мне разрешение коснуться твоих волос.
Он обрадовался тому, что она не приняла его всерьез и так легко простила подобную грубую прямоту. Пьер тряхнул головой, позволяя прядям рассыпаться в беспорядке.
– Если хочешь потрогать этот ужас, не стесняйся.
Анжелика игриво потянула за прядку, упавшую ему на лоб, а потом пальцами зачесала назад непослушные завитки.
Мягкое прикосновение было совершенно невинным, но Пьеру вдруг захотелось закрыть глаза, запрокинуть голову и наслаждаться как можно дольше.
– У твоих волос тот же непокорный характер. – Она попыталась пригладить его кудри ладонью.
Пьер застыл, не шевелясь, и надеялся, что она не поймет, какой эффект на него оказывает. Прикосновения Анжелики снова напомнили ему, что он уже не мальчик и она не маленькая девочка.
У него были вполне мужские желания. И никогда раньше он и предположить не мог, что ему придется сдерживаться рядом с Анжеликой.
Но она выросла прелестной женщиной. Вызывающей желание. И теперь ему куда труднее будет не наделать рядом с ней глупостей.
Пьер поднялся и протянул ей руку:
– Давай спустимся к воде и остудим ноги, прежде чем возвращаться.
Она с готовностью приняла его руку.
У него оставалось три недели на острове. Не такой долгий срок. Если уж он решил уехать, то должен дорожить Анжеликой как другом – так было всегда – и никак иначе.