Утром приехал ты, помнишь? Чуть не добил меня шутками про старика, брак с которым папа вряд ли одобрит! Конечно, ты и представить не мог, что происходит. А потом явилась Ее святейшество тетушка Никтея и потребовала, чтобы я все ей рассказала. Предупредила, что «все это» ей порядком надоело и может плохо закончиться – в первую очередь для Неофрона. Приперла меня к стенке. Она умеет, если ей сильно надо.
Я натянула одеяло до подбородка и, обливаясь слезами, все рассказала. Что у меня к нему страшная Инсанья, а он ни в какую… Давно нужно было выложить все это кому‑то, было бы не так тяжело. Ники была в шоке. Убеждала меня прекратить весь этот детский сад и позволить Неофрону просто делать его работу.
– Ты можешь разрушить его жизнь, une fleur rebelle[43]! Ты не задумывалась об этом? Что, по‑твоему, лезет в головы десульторам, когда он привозит тебя домой в истерике после каждого прыжка? Что будет с его репутацией, когда все узнают, что он приударил за наследницей Уайдбека, которая годится ему в дочери? Даже если ты нравишься ему, он никогда не поступится своей честью.
– Его репутация ему дороже меня?
– Однозначно.
– А ты на чьей стороне? Если я откажусь возвращаться домой, что ты на это скажешь? Что если я больше никогда не сделаю ни единого звонка? Мне не нужен этот мир без него! Что тогда? Его репутация по‑прежнему будет иметь значение, если я бесследно исчезну?
– Прекрати играть по‑черному. Прекрати блефовать и давить на него. Так нельзя. Пора повзрослеть, Дио. Если ты хочешь добиться его – запасись терпением и веди себя как человек, а не как… танк! Он не выносит таких методов.
– Ники, я не могу позволить себе ждать! – начала орать в ответ я. – Я боюсь, что он попросту не вернется домой после очередной перестрелки где‑нибудь в горячей точке! Я так боюсь, что с ним может что‑то случиться, о боже… Я хочу, чтобы он прекратил работу в спецназе. Если он плохо кончит, то я не знаю, что со мной будет, и это не блеф, клянусь…
Я не дождалась от тетки никаких ободряющих слов, но ее руки крепко обнимали меня, пока я рыдала над могилой своей мечты.
* * *
После разговора с Никтеей мне хотелось лечь и умереть. Но солдат Гордость все еще служил мне! И солдат Упрямство тоже пока не собирался ложиться в могилу. И пока Рошель не скажет «Я согласна!» и не швырнет в толпу свадебный букет – солдат Надежда будет нести дозор и стрелять из окопов!
Мое новое египетское тело нуждалось в полном обследовании, и я попросила отправить меня из Швейцарии. Например, в Чехию или того лучше – в Австралию. Лишь бы подальше от Неофрона, его мамской опеки и его дурацкой свадьбы. Никтея рассказала мне про небольшой реабилитационный центр в Дании, и я сразу согласилась. Но угадай, кого тетка послала сопровождать меня. Господина Гранитную Скалу, кого же еще. Мы сидели друг напротив друга в самолете Уайдбека, и за все путешествие я не сказала ему ни слова. Он доставил меня в клинику и остался в холле, пока кто‑нибудь из врачей не придет и не примет меня под свое крылышко.
В приемной было тихо, как в склепе. За окном щебетали птицы. На столе лежала стопка глянцевых журналов для посетителей, и на обложке самого верхнего красовалась очередная знаменитость в свадебном платье. Неофрон сидел напротив и не сводил с меня глаз. Впервые я задалась вопросом, сколько же папочка ему платит. Наверно, много, если он с таким ангельским терпением выносит меня… Я оторвала обложку с верхнего журнала, разорвала ее в клочья, набрала побольше воздуха в легкие и начала своей последний крестовый поход:
– Мне тут стало ясно кое‑что. Дело не в твоей железной выдержке, или принципах, или способности противостоять своим чувствам, нет. Любви невозможно противостоять, Нео. Поэтому если это тебе так легко удается, то… Да ты просто ничего не чувствуешь ко мне, вот и все! А значит, мне не за что бороться. Я признаю поражение и больше не буду мотать тебе нервы. Надеюсь, ты доволен и твоя репутация стоила того. Прощай.
Неофрон сидел напротив и даже не моргнул. Скала, покрытая льдом. Я поднялась со стула и протянула ему руку:
– Прощай, я буду в порядке. Приеду к тебе на свадьбу, если пригласишь, и первая припечатаю поцелуй к щеке твоей Рошель. В конце концов она не враг мне.
Мой голос дрогнул, но я быстро справилась с мятежником.
– Окончу учебу, в промежутке между прыжками выйду замуж за какого‑нибудь десультора, которого не буду любить и который никогда не полюбит меня, но вряд ли кому‑то будет до этого дело. Буду стоять у алтаря и клясться в верности другому. Отец вбухает в торжество целое состояние, репортеры слетятся со всей Европы. А ты будешь сидеть на скамье в церкви, смотреть на меня и знать, кому я должна принадлежать на самом деле. И я тоже буду это знать, но позволю другому держать меня за руку. Будет больно. Очень. И тебе, и мне.
– Дио…
– А потом я забеременею, и ребенок будет похож на другого мужчину, хотя мы оба знаем, на кого он мог быть похож. Но думать об этом впредь будет бессмысленно и мучительно. Alea iacta est [44].
– Замолчи…
– Нет, лучше сказать это вслух. Слова обретают новый смысл, если произнести их вслух. Ты будешь вытаскивать меня из каждого прыжка, везти домой и вручать мужу. И будешь знать, что единственный человек, с которым я хочу остаться рядом, проводить дни и ночи, – это ты. Но пути обратно не будет.
– Диомедея, бога ради!
– Но зато у тебя будет твоя репутация, в которой ты будешь находить утешение в трудный час! Репутация болвана, который так и не понял, что потерял!
И в эту секунду в нем что‑то переломилось. Я почувствовала это. Впервые со времен начала этой битвы мне показалось, что победа может быть на моей стороне. Неофрон рванул ко мне так быстро, что я вздрогнула, схватил за запястья и едва слышно спросил:
– Что ты со мной делаешь?
Он стоял так близко, что я чувствовала исходящее от него электрическое поле.
– Хочешь сделку? – задыхаясь от волнения, спросила я. – Не сходя с этого самого места, поклянись, что ты ничего не чувствуешь ко мне, и тогда я оставлю тебя в покое, заново подпишу договор с Уайдбеком и больше никогда не доставлю тебе хлопот. Никогда.
В холл вошли посторонние, ко мне подскочила какая‑то медсестра.
– Госпожа Фальконе‑Санторо? Мы так рады вам! Пройдемте со мной?
– Еще никогда отделаться от меня не было так легко, Неофрон! Всего три слова: «Ты мне безразлична», – и я больше никогда не подойду к тебе! Клянусь!
Медсестра покраснела и отошла в сторону, осознав, что стала свидетелем очень личной сцены.
– Я не могу этого сказать, и ты знаешь это.
Я сглотнула комок в горле. Как мило, особенно накануне свадьбы.
– Еще ни одна женщина не добивалась мужчины так отчаянно, как пыталась добиться я, – подытожила я, глотая слезы. Мне хотелось, чтобы он знал это.
– И еще ни один мужчина не противостоял большему соблазну, чем я, Диомедея.
Я не могла это больше слушать. Повернулась к медсестре и сделала ей знак, что готова следовать за ней. И та увела меня из приемной.
* * *
Никтея. Я никогда не найду достаточно слов, чтобы выразить ей свою благодарность. Оказалось, что дом отца Неофрона стоит чуть ли не на соседней улице, и именно туда Нео обычно приезжает после самых тяжелых заданий. Черпает здесь энергию. Никтея фактически отправила меня к нему в гости.
Нео приехал ко мне в клинику на следующий день с коробкой шоколада и с детским учебником по арабскому. Сказать, что со мной было, когда я открыла коробку и увидела шоколадки в форме сердец? Нет, танцевать смогла потом, сначала рыдала на его груди и не могла остановиться… А потом мы гуляли по саду и целовались, как сумасшедшие. У этой истории не могло быть никакого другого конца, и я знала этого с самого начала. Этот мужчина был создан для меня и ни для кого больше.
Только ближе к ночи мои расплавленные от счастья мозги встали на место, и я вспомнила о Рошель. Святые угодники, он расстался с ней в тот же день, когда я приехала в его дом в Парадизо и заявила, что он ворует ее время на поиски своей судьбы. Знала бы я, что мое красноречие так действенно, я бы все эти месяцы общалась с Неофроном в куда более интенсивном режиме!
Нео обратил на меня внимание несколько лет назад на одной из вечеринок Уайдбека. Говорит, что я танцевала с кем‑то из десульторов в платье, которое явно было мне мало. Он не мог отвести глаз, словно увидел меня впервые. (Боже, благослови тот день, когда я единственный раз в своей жизни прогадала с размером!) Конечно, он даже думать об мне не стал. Юная, как едва оперившийся воробей, дочка босса, которая, ко всему прочему, никогда не поймет, каково это – любить.
Теперь дело за малым – рассказать родителям. Неофрон хочет, чтобы первым обо всем узнал отец, так что, парни, держите языки за зубами. И пальцы держите тоже. Надеюсь, Ники прикроет нас со спины, если папе вздумается достать пушку. А папа… Я очень надеюсь, что если он и вытащит оружие из кармана, то только для того, чтобы на радостях пальнуть в небо. По крайней мере солдат Надежда в добром здравии и гордо несет свое знамя.
Вкус безумия
Я не мог отвести от нее глаз: от моей сестры, сияющей ярче утреннего солнца. Так вот что поставило ее на ноги в реабилитации. Шоколад, поцелуи, пьянящие молекулы Инсаньи. Уверен, никакие лекарства с психотерапией не смогли бы добиться даже приблизительного эффекта. Отец будет просто сумасшедшим, если не благословит этот союз, если не увидит эти огромные крылья, растущие из спины его дочери и накрывшие половину бренной земли. Да это же круче, чем выдать Диомедею за ее ангела‑хранителя! Последние только и делают, что ловят ворон, а Неофрон всегда будет начеку. И днем, и ночью, и в затмение. Всегда.
– Что дальше, sor? – обалдело спрашивает Альцедо.
– Обвенчаемся, как только я вернусь в свое тело. И даст бог, после этого меня не выбросит очень‑очень долго, – Диомедея заливается румянцем и опускает глаза.
– Святая Дева! Я стану дядюшкой! – орет Альчи во все горло. – Я только что представил себе ее! Эту… эту… малюсенькую копию Неофрона. С такими же суровыми глазенками! И с золотыми кудряшками!
– Альцедо, зачем ж так тихо? – закатывает глаза Дио. – Еще громче! Пусть об этом узнает вся Швейцария.
Я слушаю их вполуха, потрясенный этой лавиной новой информации, закатавшей меня в ледяной замес. Все это время я словно полз на четвереньках по темному туннелю, и вот когда у меня почти не осталось ни сил, ни кислорода – что‑то проломило стены этой ловушки и в тоннель хлынул свежий воздух и солнечный свет.
Сестра поводила рукой перед моим носом.
– Ты где? Спускайся на землю. Теперь ты вернешься к ней?
– Да, – потрясенно кивнул я.
В моей голове больше нет отчаяния и пустоты. Теперь во мне растет и зреет в деталях потрясающий план.
– Помочь собрать чемодан, Ромео?
– Сначала мне нужно с кое‑чем покончить…
– С чем же? – лукаво улыбается Диомедея, прихлебывая капучино из фарфоровой чашки.
– С этим телом.
Чашка с размаху приземляется на стол, пена льется через край, Диомедея хватается за столешницу.
– Я слышала то, что слышала? Поясни.
– Я не могу довериться случаю. Я должен убедиться на сто процентов, что судьба не будет глумиться надо мной и это чувство останется со мной. Лика заслуживает всего этого сумасшествия. Безумия самого отборного сорта! И если эта Инсанья стала частью меня, как ты предполагаешь, то я хочу прийти к ней в своем теле. Хочу вылезти из этого… акваланга и любить ее… своими руками. Любить, не сходя с ума и не раздумывая, что будет после окончания прыжка! Даст небо, все будет именно так. Но если я очнусь в своем теле, не испытывая к ней ровным счетом ничего то это тоже будет результатом! Как ни крути, одни плюсы. Я должен избавиться от этого тела, и тогда все станет ясно, как божий день.
– Резонные аргументы, Кристиан Габриэль, за исключением одного небольшого просчета.
Диомедея села на стул, не зная, куда деть дрожащие руки.
– Ты потеряешь три года в теле, от которого она без ума. А три года – это очень много. Тысяча ночей вместе, Крис.
– Я не хочу, чтобы она любила это тело, черт возьми. Я хочу прийти к ней на своих двоих и…
– Успеешь, герой. Но сначала дай ей время привыкнуть, что ли, ко всей этой мистике! Она любит эту оболочку. И только ее. И как бы ты ни хотел, чтобы она любила именно тебя, – боюсь, она захлопнет дверь перед твоим носом, как только ты явишься к ней в своем теле. Да, твой родной… акваланг чертовски хорош, но эта девица его знать не знает!
– Разве рано или поздно не придется узнать?
– Ну‑ну. И еще: что если ты уйдешь в новый прыжок раньше, чем сможешь восстановить свое собственное тело? Что тогда? Будет обидно, если ты уничтожишь это тело, а новое будет таким, что перепугает ее насмерть. Не всякая сможет полюбить безногого старика, как бы тот ни старался. Сам понимаешь.
Это не приходило мне в голову. Диомедея набрала воздуха в легкие и выплеснула на меня новую порцию своего красноречия:
– Поговори с ней, Крис! Не решай за вас двоих, даже если твое решение кажется тебе единственно правильным. Уничтожив это тело, ты можешь лишиться возможности завоевать ее!
– Если уж ему приспичит завоевывать ее, то он как‑нибудь сделает это в новом теле, – пожал плечами Альцедо, болтая в воздухе ногой в розовом тапке.
Дио натянуто рассмеялась.
– И какова вероятность, что в следующий раз его забросит в подходящее тело? В тело, которое она сможет полюбить? Ее не в чем будет упрекнуть, если она не придет в восторг от тела старика или тяжелобольного! Она всего лишь человек. Который не в состоянии воспринимать и оценивать душу отдельно от тела, даже если очень захочет! Она попросту была лишена возможности научиться этому!
– О, если она готова любить Криса только в теле смазливого юнца, – это ее проблемы, – усмехнулся Альцедо.
– Альчи, лучше бы тебе помолчать. Крис, придержи свою ревность: она полюбит и твое тело тоже. Потом.
– Допустим, что так, – нервно рассмеялся я, запуская пальцы в волосы. – Но что если потом мое тело преподнесет мне… неприятный сюрприз, Дио? Я принимаю твои аргументы, но они вторичны.
Сначала я должен убедиться, что Инсанья вросла в меня намертво, переплелась с моими нервами и больше не оставит меня. И я не отправлюсь к этой девушке, пока не выясню это наверняка. Я знал ту, которая пыталась любить за двоих. Лика ею не будет.
Круг замкнулся. Мы пришли к тому, с чего начали, и теперь устало озирались по сторонам. Диомедея тяжело вздохнула и наградила меня суровым, упрямым взглядом.
– Значит, это окончательно решение?
– Да.
– Когда ты собираешься это сделать?
– Как только Никтея даст разрешение на прогулку по облакам.
Диомедея быстро поднялась со стула и вышла из комнаты.
– Я поддерживаю твое решение, – подмигнул мне Альцедо. – Не такая уж плохая затея убедиться, что у человека есть парашют, прежде чем уносить его за шкирку в небо.
– Ценю, fra.
Десять минут спустя сестра снова влетела в гостиную с небольшим чемоданом в руках и курткой через плечо.
– Прости, Крис, я больше не могу здесь оставаться и не буду частью этого… темного заговора. Эланоидес вчера предложила пожить у нее, и я, пожалуй, приму это приглашение. Увидимся. Даст бог, скоро.
– Клянусь, она что‑то задумала, Крис, – хихикнул Альцедо, как только Диомедея прикрыла за собой дверь. – Я знаю это выражение лица! Наверняка уже на полпути к Ники с мольбой запретить тебе прыгать. Или летит к предкам с требованиям принять санкции.
– Черт, надо было приковать ее к батарее, – рассмеялся я.
– Я пас. Не хочу чтобы Неофрон потом замесил меня в тесто.
Смеемся, как ненормальные. Я допиваю свой кофе и чувствую себя так, словно парю в метре над землей. Теперь я разрешу им расти – своим крыльям. Пусть прут из‑под кожи, выстреливают до потолка. Еще совсем чуть‑чуть, и Лика Вернер получит право собственности на мою душу, мое тело, мою Вселенную.
* * *
Я прошел мимо охраны, воспользовался служебным лифтом и влетел в приемную как ошпаренный. Холеная секретарша в строгом костюме завидела меня издалека и тут же сверкнула улыбкой.
– Синьор Фальконе, доброе утро.
– Salve! Никтея уже есть? – задыхаясь, спросил я.
– Да, – кивнула та. – Сейчас доложу ей. Кофе хотите?
– Я сам доложу ей, если ты не против, – я рванул к двери кабинета Ники и без стука влетел внутрь.
Щедрое утреннее солнце заливало обитель генерального директора Уайдбека. В воздухе витал аромат хорошего кофе и дорогих сигарет. Никтея, облаченная в безупречный деловой костюм, стояла у распахнутого окна и курила, неловко зажав сигарету в искусственных пальцах. Колеблющийся воздух тут же подхватывал тонкую синюю нить дыма и вытягивал ее наружу. Ники вздрогнула от звука распахнувшейся двери, дернула рукой и – сигарета в ее пальцах сломалась пополам.
– Еще раз так сделаешь, и больше не видать тебе моих новогодних подарков, – сказала она, глядя на опадающий на ее туфли пепел.
– Ну нет, лишай меня чего угодно, только не подарков! – улыбнулся я, целуя ее в щеку.
– Доброе утро, bambino, – растаяла она.
– Но вообще‑то ты прямо сейчас можешь сделать мне очень большой подарок, Ники.
– Я заинтригована. Этому самодостаточному, независимому упрямцу династии Фальконе в кои‑то веки что‑то понадобилось! Говори же! Разрешение на уничтожение тела Бутео? Вокруг только и разговоров, что о вашей драке…
– Разрешение на освобождение от моего тела, Ники. Я хочу закончить этот прыжок досрочно.
* * *
Ее лицо выражало ровно столько эмоций, сколько выражало бы, попроси я у нее зажигалку или шариковую ручку.
– Неожиданно, – Ники медленно опустилась в кресло. – Причины?
– Я бы хотел оставить это при себе. Единственное, что я могу сказать: я больше не хочу оставаться в этом теле.
Ее бровь шевельнулась, но тут же вернулась в свое обычное положение. Тетка помолчала, переложила с места на место канцелярские принадлежности, потом медленно встала и задвинула стул.
– Твое тело абсолютно здорово, Крис. По крайней мере такое заключение мне прислали из реабилитации. Неужели все‑таки обнаружились какие‑то проблемы?
– Никаких проблем, но я хочу закончить этот прыжок.
Никтея откинула голову и задумчиво посмотрела в потолок.
– Те три года тянулись так медленно, словно все тридцать, Крис. Твоя мать не жила – существовала. Анджело тоже места себе не находил. Затяжной кошмар наяву, когда ты хочешь проснуться, да не можешь…
– Ты о чем?
– О твоем первом прыжке! О том времени, когда ты так и не сделал звонок, а мы не могли найти тебя. Понимаешь, к чему я клоню? Мне нужно знать, в чем причина твоего отказа от этого физически полноценного, здорового тела, и только тогда я смогу решить, оправдан риск нового прыжка или нет. Поэтому я жду подробностей.
Я опустил глаза и уставился на ее ноутбук, пытаясь собрать в кучу нужные слова и выстроить их в ясном порядке. Объяснить ей – десультору, – что я болен Инсаньей и собираюсь прыгнуть в этот омут с головой? Примерно так же легко, как сплясать на натянутом канате.
– Есть еще кое‑что, Крис, – добавила Никтея. – Откровенно говоря, сейчас не самое подходящее время для смены тела. У Уайдбека снова назревают проблемы. Полиция обнаружила в Альпах тело одного из десульторов, что на днях завершил прыжок. И как‑то так вышло, что последним местом, где видели парня, оказался ресторан твоей матери. Сегодня утром туда нагрянула полиция и перетрясла всех и вся. Неофрон страх как хотел накормить их всех силентиумом, но, сам понимаешь, если у этих детективов отшибет память, то придут другие, не менее прыткие. Сейчас нужно избегать любого необдуманного шага и любого… мертвого тела. Давай подождем хотя бы несколько месяцев, пока все уляжется.
Мне словно дали под дых. Несколько месяцев до возвращения в родное тело. Потом еще несколько месяцев на восстановление. Матерь божья… Я не смогу вернуться к Лике в ближайшие полгода…
– Ники, сделай мне одолжение, – взмолился я. – Да хоть перетрите меня на мясорубке в подвале клиники Уайдбека и спустите в унитаз! Мне нужно вернуться в свое тело!
– Крис, ну что ты такое несешь?! – поморщилась Никтея.
– Прошу тебя, избавь меня от этого тела, я согласен на что угодно!
– Ты даже не можешь сказать мне, что с тобой, но требуешь услуги, которая поставит под удар благополучие всего Уайдбека?!
Никтея схватилась за голову и снова рухнула в кресло. Я закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Полгода. А что случится с чувствами Лики через полгода? Это же целая вечность. Что если за это время кто‑то другой протянет руку и возьмет то, что должно принадлежать мне?
– Ники… – снова начал я, решив, что буду пытаться, пока мне не отрежут язык. Я перевел глаза на тетку и вскочил на ноги.
Никтея вот‑вот собиралась свалиться со стула, беспорядочно двигала руками по столу, выкатив глаза и тяжело дыша. Ее лицо обезобразила судорога. Эпилептический припадок, не иначе. Я стащил ее на пол, свернул в рулон свою куртку и подложил ей под голову.
– Никтея! Противосудорожные? Хоть что‑то здесь есть?
Ее трясло так, будто к ней подсоединили электроды, но она пыталась что‑то сказать мне, указывая глазами на шкаф из темного дерева на противоположной стене кабинета. Я рванул к шкафу, распахнул дверцу и опешил: все его полки были завалены медицинскими препаратами: бутылки, пачки таблеток, снотворные, транквилизаторы, спазмолитики, антиконвульсанты…
– Ники? Что тебе колют в таких случаях?! – я обернулся к ней и понял, что Никтея мне больше не советчик: ее глаза закатились, а челюсти крепко сомкнулись.
Роняя на пол лекарства, я вытащил из шкафа пластиковый бокс со шприцами, нашел среди них шприц с антиконвульсантом и ввел все пять кубиков в подключичный катетер, который открылся моим глазам сразу же, как только я расстегнул ее воротник.
* * *
После инъекции ее судороги сразу пошли на спад. Я сидел и держал ее голову, пока они окончательно не затихли. Утреннее солнце гуляло в светлых волосах, крыло выглядывало из‑за воротника, дыхание – такое слабое, что не всякий сможет уловить. Но вот ее веки шевельнулись, обнажая покрасневшие затуманенные глаза.
– У тебя был приступ, – объяснил я. – Не вставай пока. Эпилепсия?
– Да.
– Рядом с тобой постоянно кто‑то должен быть.
– У меня есть врач, который постоянно сопровождает меня, – хрипло ответила Никтея. – Но сегодня я впервые за последние полгода дала ему отгул…
– Ники, это был очень сильный приступ. Если бы я не зашел к тебе, то привет, гипоксия и отек мозга. Как часто случаются приступы?
– Каждую неделю.
Я едва поверил ушам. Такие мучения? Каждую неделю?!
– Не проще ли поменять тело? – спросил я прямо, изучая ее лицо, тронутое зеленоватой бледностью.
– Не проще, Крис. Когда дело доходит до смены тела, то простых решений просто не существует в природе.
– Разве весь тот риск, о котором ты говорила, не покрывается с лихвой возможностью жить в здоровом, полноценном теле?
– Посмотри на себя, милый, кажется, ты пришел ко мне избавиться от своего «здорового, полноценного» тела, с которым, видимо, все‑таки что‑то не так. Во всем этом есть некая ирония, не находишь? Кто даст мне гарантию, что следующее тело будет лучше, чем это, а не наоборот?
– Иногда лучше рискнуть, – упрямо сказал я.
– Странно слышать это из уст человека, который три года своей жизни провел в теле‑ловушке. Нет ничего хуже неоправданного риска, все рано или поздно убеждаются в этом.
Я помог ей подняться.
– Так что за причины вынуждают тебя прикончить тело, дорогой? – Ники стояла напротив, бледная, изможденная, едва держащаяся на ногах.
Теперь я был уверен на сто процентов, что она не поймет. Это тело доставляло ей столько страданий, но она не бросала его, демонстрируя невероятную силу воли, мудрость и выдержку. И тут я – пытающийся уничтожить себя в угоду какой‑то там… Инсанье. Она не поймет, теперь у меня не было никаких сомнений.
– Я не уверен, что ты посчитаешь эти причины достаточными, Никтея.
– Тогда мой ответ – нет. Я не даю разрешения.
* * *
– К черту разрешения. Составишь мне компанию? – буркнул я в трубку, выискивая свою машину на парковке.
– Как это к черту разрешения? – пискнул Альцедо.
– Мы просто попрыгаем с парашютами. И мой просто не раскроется. Бывают же всякие случайные… случайности.
– Ах, случайные случайности! Конечно! Как раз после разговора с Никтеей, где ты умолял ее о досрочном завершении. Ты ее за дурочку держишь?
– Плевать.
– Демонстрировать полное пренебрежение к законам Уайдбека? Как раз в эти тяжелые времена? Когда полиция караулит десульторов на каждом углу? О господи! Даже не знаю, смогу ли я стать соучастником этого вероломного преступления, Крис. Разве что…
– Ну?
– Флакон винтажных «Мицуко» от «Герлен» и я вся твоя, – ржет Альчи.
– Ты очень плохо кончишь, Изабелла. Очень‑очень плохо, – рассмеялся в трубку я.
Мы распрощались, я забрался в машину, откинулся на спинку кресла и, не раздумывая, сделал еще один звонок.
– Привет. Ты нужна мне завтра… Да, Альпы… Попрыгать с парашютом, угу. Любое время, выбери сама. До скорого, Урсула.
– До скорого, синьор, – отозвался один из лучших пилотов Уайдбека.
Квартира после ухода Дио казалась особенно пустой и тихой. Никто не скачет по кухне с ножом, не тычет меня носом в тарелку с кукурузными хлопьями, не рассказывает неимоверные истории, не пытается наставить меня на путь истинный. Любимая soror… Мое решение точно расстроит ее, но однажды она все поймет. Она поймет, что я не из тех, кто надеется на авось. Я больше не из тех, кто играет в русскую рулетку. В моей следующей авантюре под названием «похищение сердца Лики Вернер» больше не будет просчетов.
Я двинул на кухню, сварил себе еще кофе и вдруг осознал, что просто умираю от голода. Последние молекулы силентиума медленно покидали мой организм, унося с собой сонливость и отвращение к пище. Больше нет нужды его принимать. Холодильник стараниями сестры был забит отличной едой. Я сунул в духовку лазанью, и тут до меня дошло, что я могу съесть в три раза больше, чем обычно! О, теперь я знал, чем займусь в ближайшие двадцать четыре часа!
* * *
Как только я разделался с очередной порцией еды, в дверь позвонили. Я открыл ее и… Черное кашемировое пальто, малахитовые глаза, крыло птицы, выглядывающее из‑за воротника. Госпожа генеральный директор собственной персоной. Я так и замер на месте со стаканом вермута в одной руке и пультом от телека в другой.
– Почему ты не сказал сразу, что дело в любви? – спросила Никтея прямо с порога, ткнув пальцем мне в солнечное сплетение.
– Э‑э‑э… Что? – закашлялся я.
– Перевожу на ваш молодежный язык: почему ты не сказал, что дело в Инсанье, когда пришел ко мне за разрешением завершить прыжок?
Я тяжко вздохнул, жестом пригласил ее войти и помог снять пальто.
– Как ты узнала?
– Отвечать вопросом на вопрос – невежливо, – ответила та.
Я снова почувствовал себя чумазым подростком, которому тетя Ники только что навешала людей за недостаточное усердие.
– А вести прослушку моих разговоров?!
– Твой телефон больше не прослушивается!
– Тогда кто принес на хвосте? Альцедо?
– Он хотел как лучше.
– Или еще одни духи?
– Нет. Лосьон для тела.
Я расхохотался, да так, что чуть не охрип. Ники навернула круг по ковру и плюхнулась в кресло.
– Почему ты не сказал сразу, Крис?
– Ты там чуть не умерла у меня на руках. Человек, с таким мужеством переносящий эпилепсию, вряд ли принял бы всерьез проблемы… вроде моей.
– Значит, это правда? Ты влюбился в женщину?
– Ну уж точно не в мужчину.
– О, Пречистая дева! За что мне все это?! – воскликнула Никтея, вскидывая руки и с мольбой глядя в потолок. – Если в следующий раз начнешь мучиться от любви, то, умоляю, скажи мне сразу. Тело с Инсаньей лучше уничтожать как можно быстрее.
Я пару раз моргнул и покрепче сжал стакан.
– С этого места поподробней.
– С радостью, Крис. Люди с Инсаньей, как вы называете это чувство, – перестают быть вменяемыми существами. Взять хотя бы…
– Диомедею. Я в курсе.
– О, ты в курсе?! Значит, легко поймешь меня! Неофрон собирается уволиться с должности, потому что невеста требует от него прекратить гулять под пулями. А перед этим моя драгоценная племянница чуть не наградила Нео репутацией чудовища, который жарит детей на сковородке. Мне придется искать ему замену, а это не так просто. До Нео теперь вообще не достучаться – ходит как под дозой, парит в облаках, никакой собранности. Слава богу, что хотя бы вы с Кором прекратили свои игры и эксперименты… О нет, Инсанья – это всегда проблемы!