Йолина тележка ударилась в груду бочонков и встала, девушка поднялась и выстрелила из обоих стволов «шершня» в бесформенную дымящуюся массу, копошащуюся под обломками печи. Тварь вскинула голову, по которой стекали потоки чензира; котел, гремя, покатился по полу, выплескивая раскаленную смесь. Чудище слепо вломилось в остатки печи, топча рассыпавшиеся угли, ударилось в стену так, что гул пошел по всему цеху. Кусок стены исчез – тварь снесла его и устремилась в ночь, липкая жирная масса стекала с нее, шипела в раскаленных углях, источала смрадный дым…
Йоля обошла лужу дымящегося чензира, разглядела у стены Кирю.
– Ну что, дядька, живой?
Тот попытался ответить, но не смог выговорить ни слова, только зубы стучали.
– Живой, значит. Куда карабин‑то дел? А то у меня ничего больше не осталось.
– Т‑там уронил… – выдавил из себя Киря и проводил взглядом Йолю, которая пробиралась вдоль стены по обломкам разрушенной печи между лужами горячего чензира.
Она подобрала карабин, деловито вытерла ствол рукавом и направилась к пролому, оставленному чудищем.
– Стой! Куда? – К Кире мигом вернулся голос. – А как же я? Не ходи! Хоть до утра погоди!
С рассветом Йоля отправилась по черному следу разлившегося «чензира для бедных». Сперва шла вдоль широкой полосы вязкой грязи, потом сплошной слой сменился россыпью плоских круглых «блинов», в которых отпечатались когтистые лапы – страх пытался взлететь. В трех десятках шагов – новые следы в россыпи высыхающих черных лепешек. Тварь сумела убраться достаточно далеко, и Йоля уже стала размышлять, что гнало ее прочь. Страх боялся? Такой большой и сильный хищник… Он не должен тр у сить в схватке с маленькими и слабыми противниками.
Когда Йоля приблизилась на пол сотни шагов, тварь попыталась встать из топкой лужи, липкие жгуты засыхающего чензира потянулись за ней, истончаясь. Тварь снова рухнула. Йоля остановилась и подняла карабин. При свете восходящего солнца ночной страх не пугал до дрожи, но зверь выглядел жутко – концы распростертых крыльев разделяло не меньше сорока шагов; длинный хвост, слегка сплющенный с боков, гибкая шея. Все тело было покрыто панцирными пластинками. И голову, размером почти с Йолю, тоже защищала броня из плотно прилегающих костяных наростов. Глаза больше не светились, сейчас их прикрыла мутно‑белая пленка. Йоля старательно прицелилась и выстрелила в глаз. Ничего не произошло. Дымчато‑серая пластинка, закрывающая глазницу, оказалась достаточно прочной, чтобы отразить выпущенную с небольшого расстояния пулю. Тварь вскинула было башку, но подсыхающий чензир держал крепко.
Йоля, держась на порядочном расстоянии, обогнула широкую черную лужу с намертво прилипшей тварью и прикинула направление – страх знал, куда и зачем ему стремиться, она тоже хотела это выяснить. Идти пришлось порядочно, солнце уже подбиралось к зениту, когда впереди замаячили скалы. Гнездо твари находилось на невысоком уступе. Йоля вскарабкалась не без труда – страх устроился там, куда не добраться степным хищникам.
Прежде чем подойти к логову страха, Йоля долго сидела в тени, успокаивая дыхание, сбившееся, пока она взбиралась по крутому склону. Над головой то и дело раздавались сухой стук костей, шорох и скрипучие тихие голоса. Наконец она решила, что готова, и преодолела последний участок склона – уже довольно пологий. Гнездо на плоской вершине скалы было окружено массивными валунами, дно его устилал толстенный слой разломанных костей, перемешанных с пометом. Среди этого месива скалились человеческие черепа.
На гниющих обрывках мяса, клочьях пропитанной кровью ткани, обломках скорлупы и отбросах возились три детеныша. Каждый из маленьких страхов весил больше Йоли, но они были не опасны дня нее – медлительные, подслеповато моргающие, с крошечными вялыми крылышками. И панцирная чешуя на них пока еще не отвердела и не обрела прочность стальной брони.
Йоля молча стояла и наблюдала, как возятся в гнезде маленькие страхи, скрежещут костяной подстилкой, вырывают друг у друга наполовину обглоданную человеческую руку с уцелевшей кистью. Просто стояла и смотрела. Детеныши страха были жуткими – и трогательными, как любой малыш.
Один из них подполз к Йолиным ногам и неожиданно резко выбросил уродливую голову на длинной шее, пытаясь цапнуть ботинок. Йоля отдернула ногу и подняла карабин, целясь детенышу в голову.
Страх нужно убивать, пока он маленький, нельзя позволить ему вырасти и обрести власть.
Страх нужно убивать.
Лев Жаков
ДВОЙНАЯ СДЕЛКА
– Фонарь на башку прикрути, – велел Чак.
– Думатель на башку прикрути. – Инка постучала пальчиком по лбу. – Фонарь мне мешать будет.
– Я лучше знаю, мал а я, ты меня слушай! – возмутился Чак. – Сам сколько по таким норам ползал!
– Охолони, Чак, – сказал Георг, завязывая узел на животе девочки и проверяя его на крепость. – Фонарь большой, правда мешать будет.
– А как она увидит, есть ли там что дельное? Ты, железяка, свое дело делай, силу прикладывай, когда скажут, а думать и решать я буду!
Инка повесила помятый электрический фонарь на шею.
– Включу, когда надо будет, зачем батарею зазря тратить, – рассудительно сказала она. – Пошла уже. – И спустила ноги в узкую щель между камнями. Рыжие волосы перетягивала выцветшая косынка, брезентовый комбинезон сидел мешковато на маленькой фигурке. Штанины на лодыжках были перевязаны бечевкой, чтобы не задирались.
Киборг, карлик и девочка переговаривались у подножия невысокой каменистой гряды. Если верить старым картам, до Погибели ее не было, а стоял здесь какой‑то поселок. Между валунами виднелись кое‑где остатки кирпичной кладки, но б о льшую часть то ли уничтожило за годы ветром и дождем, то ли засыпало. Чак ставил на второе.
Утреннее солнце уже припекало, хотя гряда еще хранила ночную прохладу. Невысоко над головами, зацепленный крюком за кусок арматуры, висел термоплан. Нагревшийся под жаркими лучами автобус‑гондола поскрипывал, покачиваясь под разноцветным кулем.
Вокруг торчали валуны и скалы, между ними росла колючка, и это давало хоть какую‑то тень. А дальше расстилалась раскаленная Пустошь: желтые пески и черные камни куда ни кинь взгляд, кое‑где только разбавленные серыми кустами колючки. Сезон большого солнца еще не вошел в полную силу, но днем уже стоило спрятаться в укрытие и переждать зной.
Инка скользнула в щель. Послышался шорох, когда она стала протискиваться в уходящий под землю лаз, гибкая, как ящерка, и скрежет, когда фонарь зацепился за что‑то. Чак вслушивался какое‑то время, потом махнул ручкой и уселся на камнях. У его ног кольца веревки постепенно разматывались. Другой конец был обвязан вокруг пояса Георга, для страховки.
Долго Чак не высидел, принялся бегать кругами вокруг киборга, замирая каждый раз, как веревка останавливалась. Наконец она перестала разматываться, на камне остались всего две петли.
– Ну, чего? – не выдержал Чак. – Дура девка, знает же, что мы ждем!
– Успокойся, с ней все в порядке, – прогудел Георг, подбирая веревку.
– Как будто я об этой мелкоте беспокоюсь! – вскинулся карлик.
Веревка в руках киборга слабо вздрогнула раз и другой.
– Она на месте, – констатировал Георг.
– Сам вижу, балда железная! – отозвался Чак, потирая морщинистые ладошки. – Ну, есть на этот раз что‑нибудь или мы опять впустую работали?
Но время шло, а новых сигналов не поступало. Георг в наглухо застегнутой куртке стоял под палящим солнцем, Чак то отсиживался в тени присыпанных песком валунов, то бегал кругами, беспрестанно ругаясь.
Тоненький голос долетел откуда‑то сбоку. Сначала они не обратили внимания, но затем Чак поднял голову, прислушался.
– Что за писк? Слышишь?
– Оттуда идет, – покрутив головой, сказал Георг.
Чак уже бежал вдоль гряды. Он упал на колени возле камня, и песок посыпался в незаметное с расстояния даже вытянутой руки отверстие в почве. А если бы и увидел кто, решил бы, что это нора пыльного сурка.
Из норы донесся приглушенный возглас возмущения.
– Есть там что‑нибудь? – крикнул Чак и приник ухом к отверстию.
– Пусть выбирается уже, солнце высоко. – Георг подошел ближе.
– Да погоди! – отмахнулся карлик.
Но больше никаких звуков из‑под земли слышно не было. Чак бросился обратно к щели между камнями, за ним киборг, они принялись выбирать веревку. Скоро показалось измазанное желтой пылью довольное лицо Инки. Косынка ее сбилась, волосы растрепались, пальцы на руках были ободраны.
– Вот! – Она полезла в карман и предъявила подпрыгивавшему от нетерпения Чаку пистолет. Карлик схватил его с победным воплем.
– Ага, я знал, я знал! Я вам говорил! – Он выбежал из тени на солнце и покрутил оружие в руках. Смазка в кармане стерлась, на стволе и рукояти виднелась пара свежих вмятин. Чак любовно огладил пистолет.
– Еще что‑то есть? – спросил Георг, ставя девочку на ноги и отряхивая ее.
Инка серьезно посмотрела на киборга снизу вверх:
– Там целый клад, дядя Георг. Но как его вытащить? Этот лаз такой кривой… и узкий… даже если один автомат привязать и тащить, он все равно застрянет. Я такой не протащу. А там еще есть такие… большие, многострельные…
– Пулеметы?! – обернулся Чак. – Чего ж ты молчишь? Тащи их сюда! Сколько?
– Инка говорит, не пролезут, – сказал киборг, задумчиво сгибая и разгибая механическую ладонь.
– Заставим! – Чак ткнул девочку пальцем в грудь. – Ну? Говори уже, болтливая наша, зачем ты испытываешь мое терпение, детеныш человека?
Инка развязывала веревку на поясе.
– Много там, – ответила она неторопливо. Голосок ее журчал, словно ручеек. Маленькое личико было безмятежным, суетливость карлика не производила на нее никакого впечатления. Она оставалась спокойной, будто не от мира сего. – Если все это продать, можно нефтяную вышку купить, я думаю.
– Думает она! – фыркнул Чак, но глаза его загорелись. – Думать я буду, ты рассказывай!
– Да у тебя думатель давно отвалился. Я видела: ты как раз в иллюминатор высунулся, а он у тебя отпал, вниз улетел и разбился о землю. Так что ты теперь без думателя. У меня есть одна идея, как достать всё…
– Врешь! – окрысился Чак. – Разрази меня геморрой, у вас, баб, думалка вовсе отсутствует! Еще когда вас создавали, прикрутить забыли!
– Ну, раз забыли, тогда сам и думай, как нам всё достать, – пожала плечами девочка. – Помнишь, откуда я вам кричала? Это там. Комнату, где оружие лежит, плитой накрыло. Лаз узкий, извилистый, через него большое оружие не протащить. А там несколько пулеметов и автоматы. И еще огнеметов пять штук.
– Так это легко! Ты, детеныш, кончай разговоры бесполезные разговаривать и лезь на термоплан, заводи двигатель! Сейчас мы ту плиту быстренько поднимем! Георг, не стой рот разинув, крюк отцепляй! Двигайся, железяка!
Инка вскарабкалась по свисающей от дверей автобуса‑гондолы веревочной лестнице и скрылась в кабине. Двигатель чихнул, кашлянул и заработал. Георг взялся за якорный трос, а Чак рысью побежал к маленькому отверстию возле валуна и расчистил песок вокруг, ища, за что бы крюк зацепить.
Все получилось не так легко, как хотелось карлику. Вокруг отверстия действительно оказалась бетонная плита, о которой говорила Инка. Видимо, при падении плита немного треснула, бетон разрушался от ветра и дождей, так и образовалась дырка. Сначала Чак зацепил крюк за край отверстия, но когда заработала лебедка на термоплане, железное острие проскребло по крошащемуся бетону и повисло в воздухе, качаясь.
Затем Чак с помощью Георга расчистил б о льшую часть плиты в поисках торчащей арматуры. Образовалась площадка два на два шага. Удалось обнаружить железное ухо – изогнутый металлический прут. Но он был впаян в плиту, так что карлик долго ковырял бетон вокруг петли, чтобы можно было просунуть крюк. Наконец его усилия увенчались успехом. Георг с силой вдвинул крюк в проделанное Чаком отверстие, и железка засела прочно.
– Давай, тяни! – заорал Чак, махая от возбуждения обеими руками.
Заработала лебедка, наматывая трос, двигатель взревел.
– Ага, тяни, детеныш, работай, вытягивай, там наши денежки! – Карлик пританцовывал на месте, глядя на туго натянутый трос, который гудел от напряжения.
– Чак, – позвал Георг.
– Настоящий клад, мы разбогатеем – а уж я‑то как разбогатею! В первую очередь новую емкость для термоплана куплю. – Карлик начал загибать пальцы. – А то эта разноцветная ветошь в заплатках – посмешище всей Пустоши. Затем пушечку поставлю обязательно и пару пулеметов на бортах, чтобы от любых посягательств на мой «Каботажник» отбиться можно было…
– Чак! – повторил киборг громче.
– Чего тебе? – недовольно оглянулся карлик.
Георг механической рукой показывал на термоплан. Чак поднял голову.
«Каботажник», ревя двигателем, медленно опускался. Лебедка работала, кольца троса накручивались на катушку – но термоплан не взлетал, поднимая плиту, а наоборот. Гармошка двери сложилась, в проеме показалась по‑прежнему безмятежная Инка. Посмотрев вниз, она развела руками.
– Глуши мотор, мотор глуши! – взвился Чак. – Топливо зазря расходуешь!
Инка исчезла. Рокот стих, трос остановился, «Каботажник» повис над головами. Тишина разлилась над горячей равниной, воздух над песком плавился, искажая очертания гряды.
– Завалило ее. – Георг расстегнул верхнюю пуговицу на куртке и покрутил головой. – Мы небольшую часть только видим, значит.
– Думаешь, поймал? – откликнулся Чак. – Нет, моя думалка работает с реактивной скоростью, и идей в ней завсегда целая туча! Это Инка глупая, а я всегда что‑нибудь да изобрету. Эй, мал а я, динамит тащи, все, что в салоне лежит, все спускай! Сейчас мы эту плиту в песок распылим к мутафагам!
Георг покачал головой и поднял руку, останавливая высунувшуюся из‑за дверцы Инку.
– Нельзя так сделать, – сказал он. – Я, еще когда поднять пытались, подозревал, а теперь уверился. – Прихрамывая, он подошел к краю расчищенной площадки, постучал по скале. – Плита явно под нее уходит. Если заряд положить, взрыв не только плиту, но и часть горы разрушит. И погребет твое оружие под камнями общим весом как сотня «Каботажников».
– Мое оружие?! – взвился Чак. – Как будто я для себя стараюсь, железяка бездушная! Вместе же одно дело делаем! «Каботажнику» новую емкость купим, пушечку поставим…
Георг сдержанно улыбнулся:
– Ты не меня уговаривай, а скалу. У нее основание больно ненадежное. Если там внутри пустота… Даже маленького взрыва будет достаточно, чтобы скала рухнула в эту сторону и все завалила.
– Еще чего придумай, думатель! – предложила сверху Инка.
– А ты, детеныш, молчи! Термопланом себе управляй и в дела умных людей не лезь, – огрызнулся разом погрустневший Чак. – Когда думалка отрастет, тогда и будешь старшим советы давать. И лестницу спускай, главный будет в кабине кумекать. Когда я за руль держусь, сразу думатель с пол‑оборота заводится.
* * *
Карлик забрался в свое кресло, положил ручки на рулевое колесо и без оптимизма оглядел расстилавшуюся под «Каботажником» желтую равнину – песок и камни, редкие колючки. Слева тянулась скалистая гряда.
– А может… – бормотал Чак, озирая окрестности, как будто надеялся, что помощь придет оттуда. И тут же сам себя одергивал: – Нет, не сработает. Или?.. Нет, не получится. Эй! – вдруг заорал он так, что стоявшая рядом Инка подпрыгнула. – Что это вон там? Вон, видишь?!
– Чего орешь? – В кабину заглянул Георг.
– Чуть сердце через горло не выскочило, – с укоризной добавила Инка.
– Бинокль мне! – воскликнул Чак и сам схватил висящий перед ним на ремешке бинокль, жадно приник к окулярам. Георг с Инкой посмотрели в ту же сторону.
Там, дальше на юге, где скальная гряда рассыпалась на холмы и валуны, стоял обнесенный забором маленький поселок, состоящий преимущественно из палаток и навесов.
– Да это камнеломщики, – сказал Георг, ветошью протирая титановые ладони: он поднимал и закреплял якорь.
– А что у них там? Вон вроде рельсы торчит? Это то, о чем я думаю? – требовательно продолжал Чак.
– Подъемный кран, – кивнула Инка.
– Арендовать подъемный кран? – уставился на карлика Георг.
Чак потер руки и, поставив ноги на привязанные к педалям деревянные колодки, передвинул рычаг. Двигатель заурчал, «Каботажник» закачался. Карлик кинул быстрый взгляд в зеркало бокового обзора – на севере в облаке пыли появился небольшой отряд омеговцев.
Поселок стоял рядом с выработкой – фанерная хижина хозяина, десяток палаток и стоянка для двух грузовых самоходов и двух легких сендеров. Все это было обнесено высоким забором из всякого хлама: железных листов, кусков старой кладки, автомобильных остовов, камней, досок – что удалось собрать.
Раскаленный воздух полнился стуком. Изможденные, оборванные люди в большой каменной чаше у основания гряды махали кайлами, ломая гранит. Четверо самых крепких на вид, понукаемые надсмотрщиком с палкой, крутили огромные рукояти крана, по двое на каждую, поднимая на поверхность каменные блоки. По периметру выработки ходили парни в полотняных рубахах и штанах, вооруженные самострелами и обрезами.
Миха Кожистый, хозяин поселка, сидел в фанерной хибаре и обедал. Это был рослый мужчина, красное полноватое лицо заросло черной бородой, которую он иногда подравнивал ножом. Из‑под густых черных бровей выглядывали удивительно голубые глаза. Голова у него была абсолютно лысая. Миха хлебал горячую похлебку из котелка и то и дело прикладывался к фляге.
Стукнула, распахиваясь, дверь. В хибару, пригнувшись, вошел управляющий. Содрал с головы белый платок, вытер худое мокрое лицо.
– Еще один пал, хозяин, – коротко доложил он.
– Чего?! – Миха приподнялся, упираясь жирными руками в стол.
– А я что могу сделать? Жара, вот и мрут. Ты б им хоть воды выделил по глотку, глядишь и…
– Чего сказал‑то, Влад, подумал? Вода в сезон солнца дороже золота. – Миха торопливо вытер руки о тряпицу, на которой лежал хлеб, и поднялся. – Ладно, идем разбираться.
Кран представлял собой решетчатую ферму, приваренную на широкой колесной платформе под небольшим углом. Для устойчивости ее подпирали несколько железных брусьев. В нижней части фермы был вал с катушкой, на которую наматывалась толстая веревка. Другой конец веревки был перекинут через блок в верхней части фермы. К катушке с каждой стороны крепилась длинная деревянная рукоять, за которую могли взяться двое.
Сейчас кран бездействовал. Солнце стояло в зените, небо было белым от зноя, земля потрескалась и неприятно хрустела под ногами. Двое рабов с одной стороны крана и один с другой сидели на платформе, опустив головы, рядом стоял надсмотрщик. Четвертый раб лежал возле платформы на боку, откинув одну руку, – видимо, как упал, так и не трогали. Работа по погрузке вырубленных блоков приостановилась, но унылый стук кайлами по‑прежнему стоял над выработкой.
Миха подошел ближе, перешагнул через тело.
– Чего расселись?! – крикнул он, забираясь на платформу по приваренной возле кабины лесенке.
Кран был передвижной: в передней части платформы поставили кабину от самохода и двигатель. Ферма стояла под углом к тыльной части. Кран подгоняли задним ходом к выработке, и рабы крутили рукояти. Когда‑то к катушке подходил механический привод и кран работал от двигателя, однако Миха велел переделать, чтобы дорогое топливо не жечь.
– А ну вертите дальше, работа стоит! Пошли, пошли, скоты ленивые! – Он пнул ближайшего раба, и тот медленно поднялся. – Шевелитесь! – заорал Миха, разозленный этой медлительностью, вытащил маузер. Ствол уперся в голову раба. Двое других угрюмо смотрели на хозяина с противоположной стороны платформы, отделенные от него фермой.
– Воды… – прохрипел один из них.
– Чего тебе?! Подумал, чего сказал?! – взбеленился Миха. – Вот тебе, а не воды! – Он быстро навел пистолет на просившего воды раба и выстрелил ему в голову.
Раб рухнул на платформу.
– Работать! – Миха стволом наотмашь ударил ближайшего раба по щеке. Тот схватился за рукоять с одной стороны, его напарник – с другой. Надсмотрщик под сердитым взглядом хозяина огрел раба по плечам.
Миха спрыгнул с платформы, подступил к Владу, который стоял, заложив руки за спину, и бесстрастно наблюдал за расправой:
– Найди еще двоих посильнее и поставь на кран.
Влад едва качнул головой:
– На ломке совсем доходяги уже… Ладно, поищу.
– Работу не прекращать! Трупаки гонзам скормить.
И тут у ворот с другой стороны поселка послышалось тявканье гонз. Миха с Владом разом повернулись туда. Они услышали сквозь несмолкаемый перестук окрик часового.
– Не прекращать! – Миха сжал кулак и сунул его под нос управляющему. – Иди за рабами, я разберусь.
* * *
Неожиданных гостей хозяин принимал в своей хибаре. Он с удивлением разглядывал их: высокого широкоплечего мужчину в наглухо застегнутой куртке с высоким воротом и в перчатках, от которого несло машинным маслом, и кривоногого карлика в кожаных шортах. Те в свою очередь разглядывали Миху, и не было на их лицах ни страха, ни подобострастия. Наконец хозяину каменоломни надоело, и он буркнул, обращаясь к мужчине:
– Ну? Чего приперлись?
Неожиданно первым заговорил карлик.
– Ты главный тут, большак?
– Чего? Кто? – удивился Миха, отводя взгляд от высокого. – Ты мне?
– А разве от вас тут еще кто‑то есть? – Карлик завертел большой лысой головой и даже заглянул под стол.
– Я только, – продолжал удивляться Миха. – Я хозяин.
– Ну, то‑то я смотрю, больше никого, – хмыкнул карлик. – В общем, понятно мне про тебя все, хозяин. Большаки – это вы, крупняки, я вас так называю. Что, догадаться трудно?
– Ну, – кивнул Миха, начиная раздражаться. Он взял из‑за стола стул, поставил перед гостями и сел, закинув ногу на ногу. На нем были штаны из потертой кожи и кожаная жилетка на голом торсе. Было видно, что Миха неплохо питается и силой не обделен. – А дело‑то в чем? Ты сказал – дело есть. Валяй выкладывай, времени‑то у меня немного, за работой следить надо. А то так и мрут, скоты, так и мрут…
– Предложение у нас к тебе, – прогудел Георг.
– Сделку предлагаем заключить! – опять влез карлик. – Деловое то есть предложение, кумекаешь головой своей бородатой? Нам кран твой нужен, чтобы кое‑что поднять, а мы за это с тобой поделимся вещами, которые тебе не без пользы будут.
– Чего сказал‑то? – Миха почесал заросший подбородок.
– Ну ты быстро соображаешь! – деланно восхитился карлик. – На лету просто схватываешь, мыслитель.
– Подумал, чего сказал? – нахмурился Миха. – Кран взять хотите, я понял. Ну и чего? Мне с того какая выгода? Откуда вы вообще здесь взялись?
– Заплатим мы тебе, – сказал карлик. – Ты тут небось не очень много зарабатываешь, на дробилке своей?
– Не так много, чтобы кран чужакам под честное слово отдавать.
Дверь открылась, вошел Влад, встал у стенки, привалившись к ней плечом. Чак обернулся и окинул управляющего быстрым цепким взглядом. Георг даже не пошевелился, стоял, как пришел, заложив руки за спину.
– Да я же говорю: мы заплатим! От же скородумный ты у нас, хозяин! В накладке не останешься. Сколько ты хочешь за аренду своего драндулета? На день чтобы взять… нет, на два? Чтобы туда‑сюда успеть обернуться тоже. Себя не обидь, но и о людях подумай, грабительскую цену не назначай, я тебе не казначей Киевского Храма, а лицо частное, обычный доставщик.
Миха зевнул, привставая со стула. Он уже собирался подать Владу знак, чтоб выкинул обоих вон, но тут Георг добавил:
– Оружием платим.
Влад опустил сложенные на груди руки, у Михи блеснули глаза.
– Чего? – переспросил он.
Карлик замахал руками, но высокий продолжил:
– Мы нашли оружие, со времен Погибели лежит. Завалило его, надо раскопать. Часть клада вам за работу отдадим.
Чак схватился за голову. Миха с Владом подались вперед, жадно слушая.
– Ну и где место‑то?
– Так вы согласны?
Чак подпрыгнул, привлекая внимание:
– Погодьте, большаки, нам с напарником надо переговорить. Обсудить кое‑что… – И он выскочил за дверь. Следом, помедлив, вышел Георг.
Миха с Владом переглянулись.
Чак оттащил киборга от фанерной хибары на несколько шагов, в сторону пустых палаток, и зашипел:
– Ты зачем им про оружие сказал, железяка бездумная?! Их можно было просто нанять!
Георг достал из кармана ветошь и протер мокрый лоб – в хибаре было душно.
– Ты же сам собирался им сказать. И потом, они отказались считай, вон хозяин зевал уже. Похоже, ты с виду не очень платежеспособный.
– Я тебе!.. – Чак занес кулачок, но затем махнул рукой. – А, ладно, раз так обернулось, будем по первому плану действовать. Я уже все придумал. С севера небольшой отряд омеговцев движется. Они тоже наверняка захотят помочь нам с оружием. Ты приведешь камнетесов, вы поднимете оружие. Я омеговцев как раз приведу. Они передерутся, и клад только нам достанется!
Солнце перевалило за полдень, жара стояла почти нестерпимая, еще несколько дней – и в это время уже нельзя будет в Пустоши находиться, придется в укрытии пережидать самые горячие часы.
Георг покачал головой:
– Нехороший план, Чак. Недобрый.
– Вот железяка глупая! А ты чего хотел? Наоборот, хороший план, добрый! Они ж рабовладельцы. Палатки у них колючей проволокой обнесены, чтоб рабы не сбежали. Если их перебьют, это ж сколько людей разом освободится? Да нам еще спасибо скажут! К тому же они все равно с нами делиться не будут, ты лицо этого главного их видел? Глаза – как две руки, всё загребают. Так чт о, действуем?
Помедлив немного, Георг кивнул. Чак потер морщинистые ладошки:
– Значит, я сейчас к Инке, все ей обскажу и до омеговцев побегу. Ты этих подгоняй, чтобы раньше к месту подъехали, до темноты чтобы все успеть.
Дверь хибары открылась, выглянул Миха:
– Долго вы?
Георг направился к нему, а Чак побежал по каменистой тропке, ведущей к воротам.
– Согласны? – прогудел киборг, входя.
– По рукам, – сказал Миха. – А дружок твой короткий куда делся?
– Ушел подготовкой заниматься. Встретит нас в условленном месте.
Сделку скрепили рукопожатием, после которого Миха долго тряс рукой.
* * *
Омеговцы подходили с севера. Отряд состоял из грузового, обшитого броней грузовика на шести больших колесах и трех сендеров. Они явно спешили, машины шли на полном ходу, рыча двигателями и поднимая много пыли. Два сендера замыкали колонну, один ехал впереди и едва успел затормозить, когда наперерез ему выскочил карлик, всполошено размахивая руками.
– Стойте, стойте! – орал он тонким голосом. – Да стойте же! Дело есть!
Водила вывернул руль, машину занесло. Подняв тучу песка, сендер встал боком. Карлик отскочил и погрозил омеговцу кулачком. Следом встала вся колонна.
Из кабины грузовика выглянул молодой омеговец с волевым лицом.
– Что там?! – крикнул он.
Чак рысью побежал вдоль колонны, восклицая на ходу:
– Кто тут главный? Главный у вас кто?!
Волевой омеговец открыл дверцу и спрыгнул. В руке у него был пистолет, ствол уперся в голову подбежавшего карлика. Стрелок на багажнике первого сендера повернул в его сторону пулемет. Водитель и сидящий рядом второй воин поднялись и, выставив карабины, озирали окрестности.
– Ну‑ну, а чего только пять стволов на меня? – спросил Чак. – Вы пушки еще наведите. И вон те пулеметы тоже. Давайте, давайте, цельтесь! Я же страшный такой.
На омеговца ирония карлика не произвела впечатления.
– Ничего, на всякий случай пусть держат тебя под прицелом.
Лейтенант был гладко выбрит, одет в черную форму, на рукаве серебряный шеврон, шлема нет, кудрявые каштановые волосы рассыпались по плечам. Вблизи Чак разглядел, что омеговец не так молод, как показалось вначале: в углах глаз уже наметились морщины, правую бровь пересекал старый рубец.
– Говори, зачем остановил. Я лейтенант Шифу, командир отряда. Если окажется, что причина ничтожна, лично с тебя шкуру сдеру.
– Вы в Арзамас?
– Попутчиков не берем. Это всё? – Шифу взвел курок, тот громко щелкнул.
– Да ты чего, большак, обидчивый такой? Я сделку хочу предложить выгодную. Транспорт у меня и свой есть, вот еще удумал, подвозить меня не надо, спасибо!
– Нам некогда, нас уже ждут в Арзамасе, спасибо за щедрое предложение, – издевательски протянул Шифу, поворачиваясь и берясь за дверцу.
– Да стойте же! – закричал Чак. – Там куча оружия! Автоматы есть!
Лейтенант быстро обернулся, подходящий от второго сендера усатый дядька с сержантскими знаками различия замер на миг, затем ускорил шаг. Омеговцы на первой машине как по команде повернулись к самоходу, излучая заинтересованность.
– Что тут, лейтенант? О чем этот еретик…
Чак перебил усатого:
– Послушайте, мы нашли склад оружия, до Погибели произведенного. Новенькое, целехонькое, в смазке еще. Надо помочь достать.
Сержант покачал головой, пышные усы качнулись в такт: