Облегчение, пришедшее после всех ужасов, воображаемых и только что пережитых, вызвало у него громкий смех.
«Надо только найти другой выход. Все не так уж и плохо. Могло быть гораздо хуже».
Но его опасения сбылись.
Луч фонарика упал на низкую стену высотой всего в пару футов, которая тянулась по обеим сторонам прохода. Это оказалась своеобразная полка. На ней были уложены предметы странной формы, белые и одинаковые, смутно знакомые даже на расстоянии, однако Томас почему‑то смог понять, что это такое, только когда подошел ближе.
Это были человеческие кости. Целые груды. Длинные бедренные, аккуратно уложенные, как дрова в поленнице. Затем ряд черепов, обращенных вверх. Потом тазовые. Снова черепа, поднимающиеся вдоль стены. В одной только этой части пещеры находились останки нескольких сотен человек. Они просто лежали, сложенные, будто кирпичи. Каждая кость когда‑то была частью живого человека.
Томасу уже приходилось видеть нечто подобное, но сейчас все было по‑другому. Начать с того, что костей оказалось просто очень много, их можно было потрогать.
Томас таращился на них, оглушенный, словно ему никогда прежде не приходилось сталкиваться со смертью, чувствуя, как по рукам и спине бегут мурашки.
Костей было просто слишком много…
Томас прошел вперед до пересечения с просторным сводчатым коридором, а проходы тянулись по сторонам, уходя в темноту, заполненные лишь костями. Характер расположения менялся, однако от этого к ним было только сложнее привыкнуть, что еще больше усугублялось редкими добавлениями других частей: двух лопаток, целой грудной клетки.
Местами некоторые черепа лежали в ящиках со стеклянной передней стенкой, один, два, иногда сразу три вместе. Многие были обозначены табличками, но Томас предположил, что это имена тех, кто их выбрал, а не самих умерших. Черепа, наблюдавшие за ним из теней пустыми глазницами, были абсолютно безликими. Найта не покидало чувство, будто он наткнулся на братскую могилу рядом с лагерем смерти. Все эти люди стали жертвами болезни, а не пали от рук убийц, но Томас ощущал их присутствие настолько остро, что волосы у него на затылке стояли дыбом, кровь стыла в жилах.
Подземелье было огромным. Томас свернул в проход пошире, стараясь не смотреть слишком пристально на аккуратно разложенные останки, и обнаружил перед собой три креста в человеческий рост, средний чуть выше остальных двух. Направив луч фонарика вниз, он увидел, что все три креста поднимаются из груд человеческих черепов.
«Голгофа, – поежившись, подумал Томас.. – То, что в Евангелии называется лобным местом».
Неудивительно, что отец Джованни ненавидел это подземелье, а церковь его закрыла. Оно было не просто зловещим. В нем присутствовало нечто еще более глубокое и тревожное. Аккуратный порядок костей говорил о каком‑то суеверном ритуале, о близких, даже обыденных отношениях с мертвыми, с самой идеей бренности бытия.
Томас вспомнил часовню в Риме, где в качестве оформления использовались кости монахов. Это было странно, и все же подобная набожная эстетика не имела ничего общего с силой этого места, с его порядком и простотой, гораздо более двусмысленными. Римская часовня представляла смерть как врата для верующего, неизбежные, через которые без труда пройдет любой христианин. Здесь же была смерть, выложенная в самом своем зловещем могуществе, пусть и позолоченном. Томас чувствовал себя Гамлетом на кладбище, наконец понявшим то, что все знают, но каким‑то образом ухитряются игнорировать.
Томас проверил телефон Роберты, но сигнала сети не было, впрочем, ничего другого не стоило и ожидать под толщей вулканического туфа. Он двинулся дальше, направив луч фонарика прямо перед собой, чтобы не видеть бесчисленные лица давно умерших людей.
«Ты хочешь сказать, чтобы они тебя не видели».
Это тоже.
Но затем Томас попал в новую пещеру. Здесь было воздвигнуто массивное сооружение наподобие фасада церкви, футов тридцать в высоту, разделенное на ниши, окружающие центральную статую Пресвятого сердца. Во всех нишах лежали останки, опять длинные бедренные кости, бдительные черепа, уложенные сотнями до самого потолка пещеры, так что на какое‑то мгновение Томаса захлестнуло это навязчивое присутствие мертвых, сгрудившихся в пятне света фонарика и бесчисленными рядами уходящих в темноту, царящую вокруг.
Нужно найти выход отсюда.
Томас долго стоял на месте, приготовился уже идти дальше, но тут повернулся и на какую‑то долю секунды увидел высоко во мраке слева от себя крохотные точечки света. Сделав несколько шагов в ту сторону, он поднял луч вверх, но это не помогло. Тогда Найт выключил фонарик, застыл на месте и тут же отпрянул при виде большой стеклянной панели, вмурованной в каменный пол, под которой в беспорядке валялись бурые скелеты, клочки истлевшей одежды, быть может, даже рассеченные полосы плоти. Он подумал, что именно в таком виде находили трупы, прежде чем они попадали в радушные объятия Фонтанеллы. Томас обошел вокруг стеклянной панели, глядя вверх, и вдруг снова увидел крошечные светящиеся точки, похожие на…
На звезды.
Он смотрел на ночное небо.
Томас ускорил шаг, светя фонариком, и вскоре обнаружил, что проход сужается по мере того, как сводчатый потолок становится безграничным. Стены уже не представляли собой голые скалы, в которых вырублены пещеры, а были сложены из каменных блоков футов пятнадцать высотой. Воспрянув духом, Томас побежал, уверенный в том, что впереди его ждет выход, но тут темнота изменилась, сгустилась. Он уткнулся в сплошную стену из дерева и металла, черную и внушительную, утыканную острыми зубцами.
В ней была дверь. Томас подергал, толкнул ее, погремел ручкой, но дверь не пошевелилась, не издала ни звука.
Томас отступил и осмотрелся. Стена, покрытая краской, оказалась гладкой, без выступов и рукояток, чтобы никто не мог проникнуть внутрь.
«С таким же успехом эта конструкция никому не позволит выйти отсюда».
Томас изучил стены прохода, но они выглядели такими же неприступными. Затем он вспомнил лестницу, по которой спустился. Если ему удастся отыскать дорогу назад…
Найт поежился. Дорога обратно означала блуждание по мрачному мавзолею, где его в последний раз видел убийца. К этому времени тварь – ему по‑прежнему было трудно думать о ней как о человеке – уже могла с помощью цепи, на которой повесила тело отца Пьетро, спуститься в подземный склеп. У бийца может ждать, затаившись в темноте, спрятавшись за грудой безглазых голов, оттачивая свое похожее на серп лезвие…
Но здесь Томас был в ловушке. Если убийца появится со стороны пещеры, застигнет его здесь, в тесноте главного входа, нахождение рядом с запертой дверью ничего не даст. Лучше вернуться в пещеру, к костям. Закрыв глаза, Найт стиснул зубы и сделал выдох. Ему не оставалось ничего другого, кроме как вернуться назад.
Он неохотно сделал три шага, остановился, чтобы обрести хоть какое‑то подобие решимости, и прошел обратно в просторную каменную пещеру. Обойдя вокруг стеклянного пола, Томас свернул в левый тоннель, направив луч фонарика вниз, чтобы не тревожить кости.
Но тут у него в памяти что‑то зашевелилось, и он остановился. На вопрос о том, что сталось с бумагами Эда после уловки с пеплом в камине, священник сказал: «Il capitano».
Предсмертные слова отца Пьетро маячили в сознании Томаса подобно призракам. В тот момент в них не было для него никакого смысла, но теперь он совершенно внезапно все понял.
«Где‑то здесь, среди тысяч других, лежит один определенный череп, единственная связь к древней легенде о капитане, покинувшем могилу, чтобы присутствовать на свадьбе молодой женщины, которая ухаживала за его останками».
Под этим черепом спрятаны бумаги брата.
«Хорошо, – подумал Томас, проводя лучом фонарика по лишенным плоти лицам. – Но под каким именно?»
Глава 49
Ускорив шаг, он старался вспомнить, что отец Джованни рассказывал про капитана. Сперва у него в памяти всплыли только общие черты рассказа, женщина, хотевшая выйти замуж, свадебная церемония, привлекательный незнакомец, оскорбивший молодого супруга.
Но что насчет черепа?
Томас вспомнил, что тот был отполирован до блеска так, что к нему не липла пыль.
Все это попахивало легендой, корни которой уходили в действительность. Где‑то в Фонтанелле есть сверкающий, начищенный череп, навеки связанный с древним преданием о капитане. Эта история известна всем, так что череп не погребен где‑то в куче, неотличимый от остальных. Он лежит обособленно, выделяясь из окружения. Отец Пьетро спрятал заметки Эда в безопасном месте, но так, чтобы их можно было найти.
Томас подошел к ближайшей невысокой стенке, на которой группами по восемь были разложены черепа, и стал искать среди них тот, который выглядит как‑то особенно.
На самом деле все черепа были разные, но только не в том смысле, в каком ему было нужно. Именно это и внушало тревогу. Найт полагал, что все черепа выглядят одинаково, однако дело обстояло не так, что отчасти объяснялось их расположением. Одни смотрели прямо перед собой, другие косились в сторону, третьи были откинуты назад, будто в порыве гомерического хохота. Различались черепа также и степенью разложения. Некоторые оставались почти целыми, с нетронутыми зубами, четко очерченными глазницами и чистой носовой полостью. Иные были сгнившие, разбитые, со следами насилия, которое, как Найту хотелось надеяться, произошло уже после смерти: проломленные крышки, треснувшие скулы, вмятые диафрагмы. У некоторых черепов был такой вид, словно крышку удалили хирургическим путем. Одни равномерно бледные, словно алебастр, другие серые, в пятнах, были бурые, обтянутые какой‑то волокнистой грязью, для которой у Томаса не было названия. Среди больших черепов встречались маленькие: детей, совсем младенцев.
Господи, что это за место?!
Томас уставился на самый маленький череп из всех тех, которые видел, прикованный к нему, стараясь подавить поднимающиеся внутри образы, воспоминания. Зажмурившись, он сделал над собой усилие и отвернулся…
Только не это. Только не сейчас.
Найт поймал себя на том, что гложущий страх, не покидавший его с того самого момента, как он попал в подземное кладбище, превратился в глубокую, непреодолимую тоску. Томас подумал, что, быть может, именно это и удерживало людей от посещений данного места, и пошел дальше, заставляя себя снова смотреть на останки, изучать их. Самым страшным были не готические ужасы с явлениями призраков и не глупые легенды, связанные с костями. Казалось, каждый череп пытался рассказать, кем он был при жизни, любое мертвое лицо в прошлом кто‑то любил, теперь уже безымянный и давно забытый. Черепов было так много, что их присутствие начинало давить на Томаса, словно голоса, затерявшиеся в толпе.
«Вдруг один из них принадлежит Эду?»
Эта мысль была нелепой. Томас отмахнулся от нее, однако ее отголоски застряли в глубинах подсознания.
«Ты даже не видел его тела».
Томас прогнал прочь жалость к самому себе, решительно двигаясь вперед и изучая лежащие вокруг кости.
Тут он увидел его.
В стеклянном ящике, помеченном датой 1948, лежал череп, более гладкий и светлый, чем остальные. Цвета слоновой кости, большой, он был без зубов, но в остальном хорошо сохранившийся. Кто‑то поставил перед ним поминальный светильник из красного стекла, свеча в котором уже давным‑давно догорела. Ящик обособленно стоял в углу. Отложив фонарик, Томас осторожно взял ящик и поставил на пол.
Под ним оказалась папка с бумагами.
Сунув ее под мышку, Томас поставил ящик с блестящим черепом на место.
– Спасибо, капитан, – произнес он вслух, затем, ощутив что‑то похожее на уважение, прикоснулся к крышке кончиками пальцев, словно завершая некий ритуал.
Однако не успел Томас сделать и двух шагов, как его остановило что‑то, обусловленное инстинктом, зрением и слухом. Обернувшись, он всмотрелся в длинный проход. Там было что‑то еще. Причем живое.
Застыв неподвижно, Томас услышал в глубине коридора какой‑то слабый шум крадущихся шагов. Закрыв глаза, он напряг слух и тотчас же уловил звук, услышать который ему хотелось меньше всего: хриплое, свистящее рычание, вырывающееся сквозь неестественно заостренные зубы. Убийца приближался.
Глава 50
На этот раз Томас не испугался, по крайней мере не так, как тогда, когда жуткая тварь неслышно поднялась по лестнице под самый купол, где он сидел с умирающим отцом Пьетро на руках, словно какая‑то дьявольская пародия на образ оплакивания Христа. Тогда Найт испытал настоящий ужас, на что все и было рассчитано. Именно страхом жил, питался упырь.
Но Томас уже полчаса бродил по залам мертвых. Хотя ему не хотелось быть выпотрошенным, как Сато, или подвешенным под потолок, как пожилой монсеньор, он больше не боялся зловещих театральных эффектов убийцы, и это в каком‑то смысле уже было маленькой победой. Если бы у него по‑прежнему был пистолет Роберты, он встретился бы лицом к лицу с уродцем, пристрелил бы его в случае необходимости. Увы, Томас оказался безоружен.
Выключив фонарик, он присел на корточки в темноте, думая, вслушиваясь, стараясь определить, откуда доносится сопение вурдалака, животные звуки, специально направленные на то, чтобы запугать жертву. В груди у Томаса вспыхнула злость, смешанная с презрением. Он внезапно поймал себя на том, что ему больше не хочется прятаться, осторожно попятился к стене, стараясь двигаться как можно бесшумнее, выставив левую руку с растопыренными пальцами. Медленно сместившись назад, Найт нащупал твердый край кости и отступил еще на один шаг, следя за тем, чтобы не сдвинуть черепа Сопение и свист приближались.
В конце прохода показался свет, дрожащий желтый огонек, отбрасывающий на стены причудливые тени. Томас сообразил, что упырь прихватил из церкви свечу, и эта мысль его обрадовала, придала твари какие‑то человеческие качества. Монстр не любил темноту.
Левой рукой Томас нащупал край стеклянного ящика. Скользнув пальцами по поверхности, он нашел простую защелку, вслепую отодвинул ее, поднял крышку и обеими руками достал из ящика сияющий череп капитана. Присев на корточки, он положил его себе на колени, затем взял стеклянный ящик, удерживая его на левой руке, словно официант поднос. Правая рука вернулась к черепу, взялась за него. Застыв среди разложенных останков, Томас стал ждать уродца со свечой, сохраняя странное спокойствие.
Показалась бледная, лысая голова убийцы. Свеча была поднята высоко вверх. Ее дрожащее пламя больше озаряло самого уродца, чем то, что было вокруг него. Внезапно упырь крутанул головой, и Томас снова увидел сморщенное лицо, похожее на морду летучей мыши, заостренные, обточенные зубы и кривой нож. Найт заметил лезвие, и его мышцы напряглись, как у спринтера, приподнявшегося на стартовых колодках.
Убийца сделал еще три шага по широкому проходу, и Томас увидел в его крохотных глазках голодную злобу. Ему захотелось вскочить на ноги и бежать куда глаза глядят, однако тлеющая упрямая ярость, полностью завладевшая им, подавила желание спасаться бегством. При огоньке свечи запавшие щеки упыря казались такими же глубокими, как и у черепов вокруг, сквозь бледную, забрызганную кровью кожу на обнаженной груди проступали ребра и ключицы. Он приближался: пять ярдов, три. Еще один шаг – и упырь увидит Томаса, затаившегося в темноте в конце прохода.
Тут лысый убийца застыл на месте, высоко подняв свечу, выставив нож. Он прислушался, и его лицо полностью изменилось. Расчетливая злоба спала, открывая человека, испытывающего настоящее смятение. При этой перемене упырь как‑то сжался, стал меньше ростом, каким‑то более человечным.
Томас тоже услышал эти звуки. Все началось со скрипа открывающейся двери, затем раздались приглушенные мужские голоса. Слов Томас разобрать не мог, однако их мелодичность была явно итальянской. Эти люди попали в пещеру через главную дверь.
«Черт побери, кто может прийти сюда ночью, ведя себя как хозяин?»
Полицейские? Неужели тело отца Пьетро уже обнаружили? Если так, то спасение в том, чтобы бежать к ним, и неважно, что он под подозрением.
Не раздумывая больше ни секунды, Найт вскочил на ноги, одним шагом приблизился к упырю и левой рукой ткнул ему в лицо черепом капитана. От неожиданности, возможно, даже от ужаса монстр отскочил, и тут Томас что есть силы другой рукой обрушил ему на голову стеклянный ящик, разбивая его вдребезги. Зашипев, упырь согнулся пополам, роняя серп и зажимая руками глаза, спасая их от текущей по лицу крови. Томас ударил его ногой, и тварь рухнула на землю, стеная от боли. Лезвие отлетело в темноту.
Найт включил фонарик, чтобы увидеть, куда оно упало. Во внезапно вспыхнувшем свете упырь перекатился назад, готовый обратиться в бегство. Томас помедлил, проклиная себя, но фактор внезапности уже не действовал, и теперь преследование могло окончиться его гибелью. Времени творить какое угодно правосудие не было, да он и не собирался этим заниматься. Сейчас главным для него было выбраться отсюда живым и невредимым.
Томас быстро направился ко входу, туда, откуда пришли полицейские, хотя те теперь молчали. Он завернул за угол, едва не ослеп от света их фонарей и сразу же понял, что это не полицейские. Даже совсем наоборот, если быть точным. Одежда, жесты – все было другим. Один из них держал пистолет. Томас понял, что наткнулся на местных мафиози, которые, как предостерегал его отец Джованни, время от времени устраивали встречи в Фонтанелле.
Глава 51
Рассмотрев имеющиеся у него варианты, Томас мгновенно выбрал напускную дерзость.
«Совсем по‑итальянски», – подумал он, снова зажимая под мышкой папку с бумагами Эда и трогаясь вперед.
В руках у него по‑прежнему был череп капитана. Ровным шагом Найт завернул за угол. На фоне двери виднелись силуэты пятерых мужчин в длинных плащах. Все направили фонарики на Томаса, у двоих были пистолеты. Найт не замедлил шага, не стал поднимать руки. Увидев серый прямоугольник двери, он пошел к ней, решительно, но без излишней спешки, словно все происходящее было совершенно нормальным.
Кто‑то обратился к нему по‑итальянски, а когда он не ответил, повторил вопрос громче, более настойчивым тоном. Еще один пистолет поднялся, целясь в Томаса. Кто‑то что‑то прошептал.
Найт шел вперед. Один мафиози шагнул к стене, другой отступил к противоположной. Они расступались перед Томасом. У них за спиной была дверь, распахнутая настежь.
– Buona sera.[22]– Найт вежливо кивнул, стараясь ни с кем не встретиться взглядом и не замедляя при этом шага.
Он сунул череп в руки ближайшему мафиози. Тот взял его, осознал, что это такое, и забормотал ругательства.
Одному богу известно, что ожидали встретить мафиози, спускаясь сюда, но только не это. Томас услышал яростное рычание упыря, доносящееся из пещеры, оставшейся позади. Мафиози тоже услышали эти звуки, и их внимание переключилось на темноту, царящую там, откуда пришел Найт. Еще один мужчина достал пистолет.
Томас прошел между ними. Все следили за чужаком, но никто не сказал ни слова. Томас направился дальше, шагнул в дверь, не оборачиваясь, и повернул направо, на улицу, проходящую позади церкви. Только теперь до него дошло то, что с вопиющей очевидностью видели в свете фонариков мафиози. Его рубашка и брюки были покрыты затвердевшей ржавчиной крови отца Пьетро.
Глава 52
Его самообладание было напускным. Томас рассудил, что именно такое поведение лучше всего поможет ему в общении с мафиози, однако на самом деле не испытывал ничего похожего на внешнюю выдержку. Едва оказавшись на улице, он почувствовал, как у него участился пульс, откликаясь на совокупность жутких событий прошедшего дня, впервые отложившихся в сознании. Рассудку удавалось задвинуть в дальний угол всю чудовищность обмана Роберты, покушения на его жизнь, смерти отца Пьетро, встречи в Фонтанелле, но сейчас все это нависло над ним, угрожая прорвать плотину. К тому же у него болело все тело от перенесенных нагрузок, борьбы и бега, но Томас сознавал, что сейчас ему нужно держаться как никогда.
Отыскав окно в доме священника, он выбил локтем стекло, постаравшись сделать это потише. Внутри он позволил себе провести не больше трех минут, только чтобы вымыться, протереть одежду и прихватить из гардероба отца Пьетро не по размеру тесные штаны и рубашку, то и другое серого цвета. От них пахло плесенью, как будто священник давно вырос из них и забытые вещи с тех пор висели в шкафу. Томас покинул дом через боковую дверь, ступая, как ему хотелось надеяться, непринужденной походкой.
У него мелькнула мысль позвонить в полицию, рассказать про отца Пьетро и упыря в Фонтанелле, но он понимал, что его подозревают в причастности к смерти Сато, который также был связан с монсеньором. Еще Томас понимал, что отныне за ним не просто следят, стараясь запугать. Теперь кто‑то желает его смерти. Скорее всего, тело отца Пьетро обнаружат только утром, когда в церковь заглянет какой‑нибудь благочестивый прихожанин, желающий зажечь поминальную свечку. Томас поморщился от этой мысли.
– Извините, – произнес он вслух, обращаясь как к убитому священнику, так и к тому человеку, который испытает ужас, найдя его тело.
Но если отца Пьетро не обнаружат до утра, то у Найта есть весь остаток ночи, чтобы залечь на дно. Он не осмеливался вернуться в гостиницу, но паспорт и бумажник были у него при себе. Роберта должна была уже прийти в себя. Возможно, она поймала попутную машину и едет в город, в очередной раз полагаясь на то, что монашеская ряса защитит и укроет ее.
Но как можно залечь на дно в незнакомом месте, если он владеет языком лишь настолько, чтобы заказать вино или пиццу? Томас рассудил, что у него в Италии остались всего два союзника. Это Дебора Миллер, которую он едва знает, а в ближайшие дни она уезжает из страны, и отец Джованни, дружба и доверие которого подвергнутся серьезному испытанию, когда станет известно о смерти отца Пьетро.
«Нужно уносить ноги из Неаполя».
Но куда?
Остановив такси, Томас изобразил, что стучит по клавиатуре компьютера.
– Интернет? – спросил водитель, глядя на часы, показывавшие десять вечера, – Si.[23]
Томас сел в машину.
Интернет‑кафе, куда его доставило такси, на самом деле оказалось лишь закутком в углу полупустого бара. Древний компьютер цвета слоновой кости, похоже, не был предназначен для работы всех тех программ, что были написаны за последние двадцать пять лет. Вместо мыши у него был встроенный шар размером с бильярдный, а клавиатуру окружали крупные зеленые подсвеченные клавиши. Больше всего компьютер напоминал вычислительную машину из научно‑фантастического фильма шестидесятых годов.
Поразительно, но он не просто работал, но действовал быстро, и уже скоро Томас вошел во Всемирную паутину.
Он удивился, обнаружив в своем почтовом ящике сообщение от Деборы. Оно было кратким: «Взгляни вот на это. Любопытно, да?» Дальше шла ссылка на заметку в «Нью‑Йорк таймс» двухдневной давности. Прочитав заголовок «Свидетельства раннего присутствия христиан потрясли Японию», Найт разинув рот уставился на фотографию под ним. На ней был изображен улыбающийся японец, держащий в руках серебряный крест, унизанный драгоценными камнями, середина которого была украшена изображением уже ставшей знакомой рыбы с плавниками, похожими на ноги. Томас долго таращился на снимок, затем прочитал: «Сегодня археологическое сообщество Японии поверг в смятение знаменитый исследователь Мицихиро Ватанабе, сообщивший об обнаружении на территории Японии христианского захоронения седьмого века. Если информация достоверна, то эта находка не только становится свидетельством раннего присутствия христианских проповедников в Восточной Азии, но и отодвигает первый достоверный случай появления европейца на Японских островах на несколько столетий назад. „От этого открытия захватывает дух, – говорит Роберт Левин из центра исследования Азии Стэнфордского университета. – Оно заставляет полностью пересмотреть японско‑европейские связи в Средние века“. Захоронение на территории префектуры Яманаси, находящейся вдали от морского побережья, выполнено в традиционном для культуры Кофун стиле, но рядом с останками, предположительно европейских путешественников, находится распятие, по предварительным оценкам, итальянской работы…»
Откинувшись назад, Томас шумно выдохнул. Не просто Япония – префектура Яманаси, то самое место, где встретились они с Куми.
Он снова перечитал статью. Ему было известно, что брат посетил Японию. Не это ли привело его туда? Вдруг речь шла о кресте из Геркуланума, который якобы попал в руки Эда?
«Ты знал, что все окончится именно этим».
Открыв несколько страниц авиаперевозчиков, Томас стал искать рейсы в Японию. Затем он написал Деборе, Джиму и, повинуясь внезапному порыву, сенатору Девлину.
Все три сообщения содержали один и тот же текст: «В опасности. Иду по следам Эда. Буду на связи».
Ему была нужна еще одна страховочная сетка. Посмотрев на три адреса электронной почты, куда должно было отправиться это сообщение, Томас выделил из них один и добавил свой полный распорядок к посланию, которое попадет к Джиму.
Глава 53
Срывающий Печати с огромным трудом сдерживал переполняющую его ярость.
– Как получилось так, что тебе неизвестно, где он? – раздраженно спросил он.
– Я наблюдал за гостиницей, – ответил Война. – Сначала им занималась Чума, а затем его подхватил Голод.
– Но он ускользнул от обоих, – сказал Срывающий Печати.
– Так точно, сэр. В его вещах был установлен маячок, – начал оправдываться Война. – Но он, похоже, бросил все в гостинице.
– Да, прямо сказать, не слишком профессиональная работа, – пробормотал Срывающий Печати. – Вы же имели дело всего‑навсего со школьным учителем!
– Да, сэр. Виноват, сэр.
Потерев лоб, Срывающий Печати зажмурился. Этим Найтом занимались трое, а ему все равно удалось преспокойно уйти.
– Ты полагаешь, он покинул Неаполь?
– Да, сэр.
– Есть основания считать, что он знает?
– Голод не смог точно установить, что Найту удалось узнать у старика священника, однако его присутствие в Фонтанелле позволяет предположить, что он там что‑то искал. Мы считаем возможным, что бумаги, уничтоженные священником, на самом деле были лишь уловкой, призванной сбить Найта со следа.
– Все это очень туманно, так? – сказал Срывающий Печати.
Война еще никогда не слышал в его голосе такого раздражения.
– Чума раскрыла себя. В каком состоянии Голод?
– Синяки и ссадины, ничего серьезного.
– Я имел в виду его психику.
Война замялся. Как выразить словами душевное состояние ненормального?
– Он в ярости, сэр, – наконец сказал Война. – Жаждет мести.
– Хорошо, – произнес Срывающий Печати. – Как только обнаружишь Найта, спускай Голод с поводка. Чуму тоже. Не сомневаюсь, она горит желанием показать, на что способна.
– Да, сэр, – подтвердил Война.
– Аты?
– Разумеется, сэр.
– Твоя команда готова?
Война замялся.
– Сэр, не слишком ли преждевременно привлекать их к делу?
– Мне так не кажется, – решительно заявил Срывающий Печати. – Просто проследи за тем, чтобы они были готовы.
– Слушаюсь, сэр.
– Так как же ты собираешься искать Найта?
– Конечно, можно продолжать наблюдение за теми местами, которые он посещал, – сказал Война. – Но если Найт покинул Неаполь, возможно, нам поможет итальянская полиция. Мы следим за радиопереговорами, дежурим на железнодорожном вокзале и в аэропорту.
– Все это слегка напоминает отчаянные меры, – заметил Срывающий Печати. – Если итальянская полиция доберется до Найта первой, для нас это будет очень плохо, понятно?
– Так точно, сэр, – сказал Война. – Однако, сэр, у нас есть еще одна надежда.
– Это еще какая?
– Найт забрал сотовый телефон Чумы.
– Он может что‑нибудь из него узнать?
– Нет, сэр, аппарат чист.
– Навигатор работает?
– Да, сэр. Однако Найт в настоящее время выключил телефон. Как только он его включит, мы возьмем этого типа.
– Уж постарайтесь, – сказал Срывающий Печати. – Мне не нужно объяснять тебе – уж тебе‑то! – всю важность скорейшего решения этой проблемы. Если бы мы заставили Найта умолкнуть раньше, то это могло бы привлечь ненужное внимание. Но решение предоставить ему возможность вынюхивать, что к чему, оказалось… ошибочным. Мне все равно, кто из вас и как это сделает, но Найта необходимо устранить немедленно. Это ясно?
– Ясно, сэр.
Теперь нужно было, чтобы Найт позвонил по сотовому кому угодно, и с ним будет покончено. Срывающий Печати усмехнулся. В этом была определенная… что? Ирония? Нет. Симметрия. Точно. Срывающий Печати помнил так отчетливо, словно это произошло только вчера, как сам вложил телефон этой же модели в руку отцу Эдварду Найту.
«Он тебе понадобится там, куда ты направляешься», – улыбаясь, сказал он священнику.
Это действительно оказалось так, в своем роде. Без телефона установить местонахождение священника с такой точностью не удалось бы. Теперь его брат…
«Сотовые телефоны!.. – Срывающий Печати задумчиво усмехнулся. – Что бы мы без них делали?»