– Да приидет Царствие твое; да будет воля Твоя и на земле…
Сонливость, сползание к скорби как рукой сняло.
– Во веки веков. Аминь.
У Томаса в памяти всплыли другие слова о том, что иногда Господь считает нужным карать за грех чудесами. Карать? Стигматами?
Стигматы – символ набожности, проявление святого поклонения распятому телу Христа.
«Да приидет царствие Твое…»
Сейчас многие католики уже не обращали внимания на это, но клариссинка, конечно же, должна знать.
«Во веки веков».
Особенно поскольку самым знаменитым из всех стигматиков был…
– Святой Франциск,[21]– прошептал вслух Томас. Тут до него дошло, что сестра Роберта уже не стоит на коленях рядом с ним. Она оказалась у него за спиной.
Глава 43
Чума пришла в движение, не завершив молитву. Найт казался ей рассеянным, уставшим, на грани слез, на что она и рассчитывала с самого начала. Бесшумно поднявшись с земли, Чума достала из кармана на груди маленький «вальтер», одним небрежным, умелым движением навела пистолет на затылок Томаса и сдвинула большим пальцем рычажок предохранителя.
Только два выстрела, затем неглубокая могила, вырытая в пепле и пемзе на дальнем склоне вулкана, где почти не бывает туристов. Возможно, пройдут годы, прежде чем труп будет обнаружен.
«Католики не произносят эти две последние строчки как часть мессы. В богослужении они звучат как ответ паствы священнику», – подумал Томас.
«И не введи нас во искушение, – мысленно услышал он голос священника, перепрыгивая через край кратера, и позади прозвучали выстрелы. – Но избавь нас от лукавого…»
Чума выругалась, увидев, как пули прошли над головой нырнувшего в кратер Найта.
Черт побери, что произошло?
Найт просто прыгнул в жерло, словно догадавшись о том, что она собирается разбрызгать его мозги по всей этой чертовой горе.
Чума бросилась вперед, проклиная неуклюжие, звенящие сандалии. Подняв пистолет, она приблизилась к краю, смотря в прорезь прицела. Томасу негде там спрятаться. Конечно, это будет неудобно. Придется вытаскивать труп туда, где можно будет его зарыть, но она все равно прикончит ублюдка, заставит заплатить за лишние хлопоты.
Упав в кратер, Томас покатился, стараясь остановиться, чтобы хоть как‑нибудь оглядеться по сторонам. Здесь было темно, но не настолько, чтобы убийца потеряла его из виду. Найт попытался вцепиться в многообещающий выступ, промахнулся и пролетел еще десять футов. На какую‑то долю секунды он увидел лжемонахиню, с сосредоточенным лицом стоявшую на краю кратера, в развевающейся рясе, освещенную последними лучами угасающего солнца. Из дула поднятого пистолета вырвалась вспышка.
Отголосок выстрела донесся через мгновение, и в нескольких дюймах от головы Томаса пуля выбила фонтанчик вулканического пепла.
Тут он налетел на край скалы, торчащей из сыпучей стенки жерла, подобно выброшенному на берег киту, больно ударился, ухватился за нее, останавливая падение, и только тогда поморщился от боли в пальцах. Камень был горячий.
Чума в спешке сделала два выстрела и промахнулась. Она заставила себя спокойно вдохнуть и прицелиться, но тут беспорядочное падение Найта завершилось остановкой, поскольку он вцепился в торчащую из пепла каменную глыбу. Пуля, выпущенная с учетом движения цели, пролетела мимо и отскочила рикошетом от камня в футе ниже Найта. В то же мгновение он нырнул за скалу, скрываясь из вида.
Ярость Чумы вспыхнула с новой силой. Проверив обойму в пистолете, она начала осторожно спускаться в жерло.
Нижнюю часть скалы покрывали трещины. В сгущающихся сумерках видно было плохо, но Томас разглядел щель, изрыгающую тонкие струйки горячего пара. Почувствовав себя в безопасности, он сразу же оторвал руки от камня, подставляя их воздуху. Волдырей не будет. Если не считать небольшого покраснения, ничего серьезного не произошло. Подобрав осколок камня, Томас приготовился и стал ждать Роберту.
Где‑то с минуту стояла полная тишина, но двигаться по такой поверхности, не пуская вниз по склону ручейки крошечных камешков, было невозможно, и Томас услышал убийцу, когда та спустилась в жерло на один или два шага.
«Как бы ты поступил на ее месте?»
Чума остановилась, широко расставив босые ноги. Неудобные, шумные сандалии она оставила на гребне кратера. Сжимая пистолет обеими руками, женщина медленно повела им из стороны в сторону, глядя вдоль ствола, как ее и учили. Найт мог укрываться за камнем или выбираться из‑за него с любой стороны. Лучше всего будет зайти сверху. Поставив ногу на камень, Чума наступила на него.
Потребовалась секунда, чтобы обжигающая боль в ступне дошла до ее сознания, затем Чума вскрикнула, отскочила назад, а Найт уже был тут как тут, поджидая ее. Он набросился на нее, сбивая с ног, она выстрелила, но промахнулась.
«Только не вырони пистолет».
Томас ударил убийцу всем весом своего тела, отбивая пистолет в сторону, но она не выпустила оружие, даже налетев спиной на камень. Не прошло и секунды, как ствол опять метнулся в сторону Найта. Тогда он навалился на женщину, прижимая ее руки к земле, пытаясь заставить выронить пистолет, зажатый в правой руке.
Но женщина оказалась сильной. Томас настолько привык к ее монашескому облачению, что никак не мог поверить в то, кто она такая на самом деле. Однако давление на запястье быстро заставило его расстаться со всеми мыслями о сестре Роберте. Пистолет начал разворачиваться к его грудной клетке.
«Она тебя убьет. Прямо сейчас».
Стараясь левой ладонью удержать руку убийцы, сжимающую пистолет, Томас высвободил правую, вцепился ей в лицо и резко вывернул голову. Если бы она этого ожидала, у него, наверное, не хватило бы силы, но он застал ее врасплох, сумел повернуть ей голову и продержать ее так какое‑то мгновение.
Фальшивая монахиня лежала как раз рядом с дымящейся щелью. Вулканический пар ударил ей в лицо, она вскрикнула, вздрогнула от боли и разжала руку. Пистолет выпал. Томас тотчас же его подхватил.
Обернувшись, он увидел, что убийца надвигается на него. Левая сторона ее лица побагровела от ожога, глаза горели яростью, ненавистью и чем‑то еще, весьма самодовольным и презрительным.
«Она уверена, что ты не выстрелишь».
Томас поколебался мгновение, затем, в тот самый момент, когда Чума уже собиралась наброситься на него, быстро перехватил пистолет и что есть силы ударил ее рукояткой в висок.
Она потеряла сознание и тяжело рухнула на него. Томас какое‑то мгновение лежал на спине и смотрел в небо, чувствуя, как вокруг опускается прохладное спокойствие вечера.
Глава 44
Томас оставил лжемонахиню там, где та упала. Скорее всего, она пробудет без сознания еще какое‑то время, а когда придет в себя, то поймет, что оказалась лишенной транспорта. Забрав ее пистолет и сотовый телефон, Томас вернулся к стоянке, перелез через запертые ворота и сел во взятую напрокат машину.
То обстоятельство, что Роберта собиралась его убить, отняло у Найта все то, на что, как ему казалось, он мог положиться. Теперь Томас знал наверняка только три вещи. Во‑первых, могущественные люди были готовы пойти на убийство, чтобы помешать расследованию обстоятельств смерти Эда. Во‑вторых, ему нужно было вытащить из старого монсеньора все, что только удастся. В‑третьих, он должен как можно быстрее и незаметнее убраться из Италии. Томас понятия не имел, куда ему отправиться и как он туда попадет, но у него не было никаких сомнений в том, что Роберта – или как там ее настоящее имя – работает не в одиночку. Он был уверен, что если проведет в «Экзекьютиве» еще одну ночь, то она станет для него последней.
Томас доехал до вокзала Эрколано, оставил машину и, удержавшись от желания быстро пропустить кружку пива в ближайшем баре, сел на поезд. В дороге он проверил сотовый телефон Роберты на входящие и исходящие звонки, но все списки были вычищены.
От вокзала Гарибальди Томас доехал до гостиницы на такси.
– Братишка, тебя ищут фараоны, – широко улыбаясь, заметил Брэд.
Он скучал в баре гостиницы, нянча стакан апельсинового сока, и вцепился в Томаса еще до того, как тот взял ключ от номера.
– В какую историю ты вляпался?
Томас внутренне насторожился.
Роберта?
Нет, определенно, для этого еще слишком рано. К тому же она не обратится в полицию. Значит, это связано с Сато.
Слабо улыбнувшись, Найт посмотрел в невозмутимые серые глаза консьержа.
– Следователь хотел, чтобы вы связались с ним, как только вернетесь, – сказал тот. – А если вы не позвоните сами, он попросил, чтобы это сделал я.
Это было произнесено как вопрос, и Томасу пришлось думать быстро.
– Как насчет того, что я схожу в соседнюю обитель поговорить со священником, затем вернусь назад и после этого у нас с вами состоится разговор? Хорошо? – осторожно поинтересовался он.
Консьерж долго смотрел на него и наконец сказал:
– Только поторопитесь.
Было уже девять часов вечера.
Отец Джованни открыл дверь обители, тотчас же покачал головой и заявил:
– Падре Пьетро здесь нет. Он у себя в церкви. Санта‑Мария – дель‑Кармине.
– У вас есть его телефон?
– Да, – ответил отец Джованни, доставая из кармана визитную карточку обители. – Второй номер в списке.
– Отлично, – сказал Томас, собираясь уходить.
– Он не станет с вами разговаривать, – предупредил его отец Джованни.
– У него нет выбора, – заметил Найт, даже не обернувшись. – Как и у меня.
Быстрым шагом направляясь прочь от гостиницы, он достал телефон Роберты и набрал номер, оглядывая темную, но оживленную улицу в поисках такси.
Отец Пьетро ответил после третьего звонка, быстро пробормотав название церкви.
– Это Томас Найт. Брат Эдуардо. Не отключайтесь.
Томас понятия не имел, насколько хорошо отец Пьетро владеет английским. Он подождал.
Какое‑то время ответом ему было молчание, потом голос, показавшийся каким‑то далеким, произнес:
– Да.
– Я направляюсь к вам, – решительно заявил Томас. – Прямо сейчас. Только что меня пытались убить.
Он не знал, насколько хорошо его понимает пожилой священник, и по большому счету ему было все равно.
– Хорошо, – отозвался отец Пьетро.
Томас застыл на месте. Ни криков? Ни угроз?
Затем голос священника зазвучал снова, медленно, раздельно:
– Танака мертв?
– Танака? – недоуменно повторил Томас.
– Японец, – объяснил отец Пьетро.
– Он сказал, что его зовут Сато.
– Он мертв?
– Да.
Снова длинная пауза, затем то, что могло быть вздохом.
– Хорошо.
– Что хорошо? – спросил Томас.
– Я вам покажу бумаги Эдуардо.
– Вы их не сожгли?
– Нет.
Прилив восторга был приправлен злостью.
– Но вы сознательно изобразили, будто спалили их, чтобы я больше к вам не приставал. Где они? Бумаги нужны мне сейчас.
– Я буду служить мессу.
– Мессу?
– Да, – сказал священник. – Вы придете?
– Я должен быть на мессе? – недоверчиво переспросил Томас.
– Да. Приходите. Молитесь за меня.
– Нет, – раздраженно отмахнулся от приглашения Найт.
У него не было никакого желания браться за протянутую оливковую ветвь мира, особенно после того, как фальшивая Роберта использовала на Везувии этот же самый обман.
– Всего полчаса, – продолжал отец Пьетро.
Священник собирался служить укороченную литургию или же пронестись по ней галопом. Но в церкви никого не будет, как и пения. Это сократит службу. Отец Пьетро приглашал его не на плановую мессу. Они окажутся вдвоем.
«Можно и сходить. Посидишь на последнем ряду, послушаешь, как бывало прежде».
Нет.
– Вы начинайте, – сказал Томас. – Я буду у вас к тому времени, как вы закончите.
– Хорошо, – согласился священник, отказываясь от дальнейшей борьбы.
В телефоне послышались короткие гудки.
Томас проехал на такси мимо музея и углубился в лабиринт улиц, становящийся все более хаотическим. Здесь, как и повсюду в городе, церкви примыкали к соседним зданиям. Колоколен со шпилями не было, поэтому храмы можно было узнать только по красивым дверям и надписям над ними, неизменно выпачканным сажей. Томас уставился в окно, высматривая церковь Санта‑Мария‑дель‑Кармине. Улицы становились все уже и беднее, хотя сами здания, несомненно, когда‑то давно принадлежали зажиточным горожанам. Транспортный поток стал более плотным, теперь в нем доминировали микролитражки и мопеды, нередко перегруженные множеством детей, смеющихся и перекрикивающихся между собой.
Брусчатые мостовые Саниты были запружены пешеходами, на всех перекрестках бурлили импровизированные рынки, где продавались мидии, крабы и всевозможная рыба. Дважды водитель останавливался и высовывался в окно, спрашивая дорогу. Молодая женщина в розовой футболке и модных солнцезащитных очках молча указала в конец улицы и шагнула в поток сигналящих машин так, словно не видела их или, что вероятнее, они не заслуживали ее внимания. Машины расступились перед ней, подобно Красному морю, женщина свернула в переулок и нырнула под развешанное для сушки белье, похожее на триумфальную арку.
Томас заплатил водителю десять евро, и тот уехал, судя по всему, радуясь возможности вернуться в более знакомые места. Томас не мог его в этом винить. Сам он не чувствовал себя таким чужаком с тех самых пор, как приехал в Италию. Быть может, и в течение многих лет до этого.
С тех пор, как покинул Японию.
Туристов здесь не водилось. Томас оказался в самом сердце общины, где он сам был диковинкой. Пока что ему еще не приходилось сталкиваться со знаменитой неаполитанской уличной преступностью, однако здесь Найт чувствовал себя так, словно у него на шее висела табличка. Томас ощущал на себе откровенные, любопытные, веселые взгляды людей, проходя там, где они работали, отдыхали и жили, и ему постоянно хотелось извиняться за свое вторжение. Достаточно будет того, что отец Пьетро выставит его за дверь, и тогда, возможно, он уже не обойдется одними только извинениями, если захочет выбраться отсюда целым и невредимым.
Темнота была полной, уличное освещение отсутствовало.
Замечательно.
Томас нащупал в кармане куртки тяжесть пистолета.
– Привет, американ! – окликнул его голый по пояс мальчишка на велосипеде.
Ему было лет восемь. Его приятели взорвались дружным хохотом, повторяя приветствие.
Кто‑то крикнул:
– Кока‑кола!
Ребятня снова рассмеялась, после чего скрылась в ночи.
Церковь Санта‑Мария‑дель‑Кармине оказалась бледно‑желтой, отделанной серым камнем, ухоженной, но старой и в то же время не представляющей собой историческую ценность. У Томаса по спине пробежали ледяные мурашки, когда он прочитал, что улица называется виа Фонтанелла‑алла‑Санита. Подойдя к двери, он схватил кольцо и повернул его. Дверь бесшумно распахнулась.
Глава 45
Внутри царил прохладный полумрак. Пустое пространство нефа было освещено лишь огоньками нескольких поминальных свечей, горевших перед статуей Богородицы, и сиянием бронзового алтаря. Ровные ряды деревянных скамей были пусты. Ни звука, никаких признаков присутствия кого бы то ни было.
Томас осторожно прошел вперед, стесняясь гулкого стука своих шагов. Он ощущал знакомую смесь благоговейного восхищения и беспокойства, которую неизменно вызывало у него нахождение в церкви, но на этот раз это чувство было усилено ожиданием предстоящей встречи. Томас мог только гадать, что скажет ему этот загадочный священник. Сделав глубокий вдох, он ощутил аромат ладана и воска свечей, а затем направился по боковому проходу к алтарю. Там Найт остановился у ограждения, подавив желание опуститься на колени, после чего прошел в дверь.
Коридор вел в крохотную ризницу, где также никого не было.
– Есть тут кто‑нибудь? – окликнул Томас. – Монсеньор Пьетро!
Тишина.
У видев в углу узкую лестницу, Томас поднялся в жилые покои священника, состоящие из одной маленькой комнаты с плитой и умывальником. Туалет находился в конце коридора, ведущего в ризницу. В спальне не было верхнего света, а настольная лампа оказалась такой слабой, что помещение тонуло в тусклом медно‑оранжевом сиянии.
Томас обвел взглядом скудную обстановку.
«Отец Маккензи, штопающий ночью носки, когда рядом никого нет…»
Его взгляд упал на книгу. «Гимн Вселенной» Пьера Тейяра де Шардена. Знакомое название, текст на английском. Одна из книг Эда.
Раскрыв ее наугад, Томас увидел абзац, отмеченный вертикальной чертой, проведенной карандашом, и стал читать.
«Да будут благословенны твердая материя, голая земля, упрямый камень: вы, которые уступают только силе, вы, кто заставляет нас трудиться, чтобы мы могли есть.
Да будут благословенны опасная материя, бурное море, неукротимая страсть: вы, которые, если мы вас не обуздаем, сожрете нас.
Да будут благословенны высшая материя, непреодолимая поступь эволюции, новорожденная реальность: вы, которые, постоянно разбивая наши умственные представления, заставляете нас идти вперед и вперед в поисках истины».
Раскрыв фронтиспис, Томас прочитал вслух имя автора: француз‑иезуит начала XX века.
«Странно и очень тревожно, – подумал он. – Эта убежденность, странный, упорный мистицизм, особенно на службе такому конкретному предмету. Материя? Какая ветвь католицизма воспевает ее?»
Томас задумался, вслушиваясь в тишину, мысленно возвращаясь к тому, что сказал отец Пьетро. Судя по всему, он был знаком с Сато, хотя и называл его Танакой. Смерть японца, по‑видимому, все изменила. Почему?
Крик, разорвавший тишину, долгий, протяжный вой, скользнувший вверх по ступеням откуда‑то издалека, заставил Томаса вскочить на ноги и увлек его к лестнице волной ужаса и отчаяния.
Глава 46
Томас спустился вниз, лишенный надежды, повинуясь лишь безумной потребности узнать правду. С гулко стучащим сердцем он, спотыкаясь, сбежал по лестнице в ризницу, в темный коридор и ворвался в церковь.
Она оказалась пустой. Двери по‑прежнему были закрыты. Скамьи оставались пустыми. Поднявшись к алтарю, Томас обернулся и окинул взглядом неф. Ничего.
Тут он услышал позади слабое постукивание, похожее на шум дождя.
Томас медленно развернулся, чувствуя, как дрожь застывает, твердеет, превращаясь в булыжник в груди. На каменном полу за алтарем блестела лужица неправильной формы, и даже в полумраке был виден жуткий темно‑багровый цвет жидкости. Сделав над собой усилие, Томас поднял взгляд.
У задней стены апсиды возвышался алтарь с позолоченной молельней, шесть высоких свечей, над всем этим располагалась икона Мадонны с младенцем в рамке с треугольным фронтоном. Под куполом на массивной цепи висел монсеньор Пьетро.
«Нет! Только не это! Не сейчас!»
Черная разорванная сутана, блестевшая от крови, мешала определить, что со священником, но, судя по всему, цепь, несущая тяжесть его тела, была обмотана вокруг груди, сдавливая ребра.
Какое‑то мгновение Томас не мог пошевелиться, вдруг услышал едва различимый звук и поднял взгляд. Священник открыл глаза. Он был еще жив.
Оцепенение спало. Найт лихорадочно оглянулся вокруг. Взобраться на высокий алтарь нельзя. Нужно будет подняться под купол.
«Черт побери, где же лестница?»
Сбежав вниз, Томас влетел в ризницу. Там была дверь, а за ней – каменные ступени. Томас широкими прыжками взбежал по лестнице и вырвался в пустоту купола настолько стремительно, что едва не перелетел через ограждение.
Трап был узким, отделенным одиноким железным прутом, огибающим внутренность купола на уровне пояса. Остановившись, Томас осторожно приблизился к тому месту, где к хлипкому ограждению была примотана цепь длиной двадцать или тридцать футов, спутанная беспорядочным узлом. Потребуется целая вечность, чтобы распутать звенья, на которых был подвешен монсеньор Пьетро, поэтому Найту не оставалось ничего другого, кроме как вытащить пожилого священника наверх. Томас схватился за металл, местами липкий от крови, и начал тянуть.
Отец Пьетро был грузным мужчиной. Томас напрягался изо всех сил и никак не мог сдвинуть его. Он попробовал закинуть цепь через плечо, но своды купола не давали свободы движения. Чем сильнее он тянул, тем больше ему казалось, что груз перетащит его через ограждение. Найт остановился, чтобы передохнуть. Висящий внизу священник застонал. Томас понял, что долго он не продержится.
Найт уперся ногами в железное основание ограждения, откинулся назад так далеко, как только смог, и потянул цепь, используя лишь руки и грудь. Он перебирал ладонями, вытягивая цепь по шесть дюймов, запрокинув голову, стиснув зубы, расправив лопатки. По всему его торсу текли струйки пота. Томас тянул одной рукой до тех пор, пока кулак не доходил до плеча, после чего повторял то же самое другой. Каждое последующее усилие давалось ему тяжелее, чем предыдущее, мышцы и сухожилия напрягались так, что казалось, вот‑вот лопнут. Цепь пару раз проскальзывала назад на одно или два звена, так что Томасу приходилось просто держать ее и ждать, когда к нему вернутся силы. Наконец, издав крик целеустремленной ярости, он подтащил священника к краю ограждения.
Найт подхватил отца Пьетро под руки и стал затаскивать, перекатывать его через перила. При этом пистолет выскользнул у него из кармана, упал на трап, перелетел через ограждение и свалился вниз, гулко ударившись о пол церкви.
«Он уже мертв», – подумал Томас, стараясь отдышаться.
Священник какое‑то время действительно не издавал ни звука, не шевелился, и его забрызганное кровью лицо оставалось застывшим, как земля.
Затем глаза страдальца задрожали и приоткрылись, губы раздвинулись.
– Томас, – медленно произнес он, с трудом выговаривая слова. – Извини…
– Все в порядке, – пробормотал Найт, сдерживая ужас, уставившись в лицо пожилому священнику, чтобы не видеть остальное его тело. – Все в порядке.
– Mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa.. – прошептал отец Пьетро.
«Я виноват, я виноват, я ужасно виноват…»
– Что вы сделали?
– Танака.
– Тот японец? Что с ним?
– Провел его внутрь.
– Куда?
Отец Пьетро снова закрыл глаза, выжимая слезы, но Томас не мог сказать, вызваны они болью или воспоминанием. Священник умирал. У него оставалось всего несколько секунд.
– Бумаги Эда?.. – выдохнул Найт, через силу задавая этот вопрос.
Он чувствовал себя бессердечным мерзавцем, но понимал, что это последний шанс.
Священник мягко улыбнулся. Он уже угасал, ускользал прочь.
– Il capitano, – прошептал он.
– Что? – ахнул Томас. Глаза священника закрылись, – Capitano? Что это значит? Пьетро? Пьетро!
Тут глаза старика снова открылись, словно рыба развернулась против течения, используя последние остатки сил, и рука стиснула запястье Томаса с неожиданной силой. Рот приоткрылся, но из него не вырвалось ни звука, хотя мышцы гортани напряглись.
– Что? – не сдавался Томас, умоляя, упрашивая. – Объясните!
Рука отца Пьетро стиснула запястье Найта еще сильнее, привлекая его к себе, и монсеньор, напрягая последние силы, прошептал ему на ухо настойчивые, жуткие слова:
– Il monstro. Чудовище. Оно еще здесь.
С этими словами он умер.
Тишина, наступившая вслед за его последним вздохом, была нарушена свистящим, шипящим рыком. Томас обернулся и увидел ту же тварь, что и в Пестуме, сидящую на самом верху лестницы, меньше чем в десяти ярдах от него.
Глава 47
Это был человек. Но и только. Обнаженный по пояс, бледный, худой, с большими кривыми руками, широкими плечами и сморщенным детским лицом с маленькими блеклыми глазками. Когда он оскалился, Томас разглядел, что зубы у него обточены до острых конусов. Лишенное растительности тело было забрызгано кровью. Он источал злобу, в одной руке сжимал длинное изогнутое лезвие, легкое и отточенное до хирургической остроты, но широкое и кривое, как серп.
Томас сразу же понял, каким смертоносным может быть это оружие. Другой двери и лестницы не было – только та, на которой сидел на корточках этот уродец. Не раздумывая ни секунды, Найт схватил обеими руками свободный конец цепи, перебросил ее через железное ограждение и сиганул в пустоту под куполом.
Распрямившись, цепь дернулась и скользнула у него в руках. Томас ослабил хватку и спустился до самого конца. Он оказался на полу святилища еще до того, как убийца отца Пьетро подскочил к ограждению.
Найт ожидал, что его будущий противник спустится по лестнице, поэтому было что‑то вдвойне пугающее в том, как уродец, подобно лягушке, запрыгнул на цепь и скользнул вниз, в точности повторяя все его движения. Мгновенно опомнившись, Томас бросился к двери ризницы.
Он дернул ее в тот самый момент, когда его противник закончил спуск. Заперта!.. Томас бегом вернулся в церковь, к главному входу, который должен был вывести его на улицу, к людям, но эта дверь также оказалась заперта. Ругаясь, Томас подергал ручку, а когда обернулся, увидел, что человек с мордой летучей мыши вместо лица медленно движется по левому проходу, низко пригнувшись, словно на четвереньках. Оставалась еще только одна дверь, которая могла вести к свободе.
Томас пробежал по правому проходу, ища взглядом упавший пистолет, но его нигде не было видно. Найт добрался до двери.
«Пусть она будет не заперта. Господи, сделай так, чтобы она оказалась не заперта».
Дверь оказалась открытой. За ней был коридор, такой же, как тот, что напротив, ведущий к ризнице, и Томас побежал по нему. Облегчение сменилось паникой, когда он увидел, что коридор заканчивается другой дверью. Если она заперта, он окажется в ловушке…
Томас подергал за ручку. Язычок щелкнул, но дверь не шелохнулась. Найт тянул и толкал, слыша позади свистящее рычание убийцы, и только потом увидел в замке черный ключ. Дрожащей рукой Томас повернул его и надавил на дверь. Слишком рано. Почувствовав, что замок заело, он отнял плечо от двери и повернул ключ до конца. Убийца был уже совсем близко.
Запор щелкнул. С широко раскрытыми глазами и бешено колотящимся сердцем Найт толкнул дверь и бросился вперед. Захлопнув дверь за собой, он запоздало сообразил, что нужно было вытащить ключ и попробовать запереть ее с другой стороны.
Ощутив лицом прохладный ночной воздух, Томас на какое‑то мгновение подумал, что он на свободе, затем разглядел бетонные стены высотой десять футов, поднимающиеся по обе стороны от дорожки, которая вела к каменной стене, расположенной всего в нескольких ярдах впереди. Ночное небо над головой было наполовину скрыто ветвями деревьев, простиравшимися над открытым сверху тоннелем. Но дверь за спиной у Томаса начала открываться, рычание внезапно сделалось громче.
Шатаясь, Найт побежал вперед, безумно озираясь по сторонам в поисках выхода из этого тупика. Ничего. По крайней мере, так ему казалось, пока он не посмотрел вниз.
В камне зияло отверстие, сделанное человеком, круглое, как жерло колодца, а внутри была длинная деревянная лестница, уходящая в глубь земли. На крючке над дырой висел черный резиновый фонарик.
Оглянувшись, Томас увидел, что дверь открылась, и начал спускаться.
Пять, десять, двадцать, тридцать футов вниз, в сгущающийся мрак. Затем вверху появилось бледное круглое лицо убийцы с маленькими твердыми глазками и жуткими зубами. Томас спрыгнул до самого конца и дернул лестницу, убирая ее прочь, как это сделал мальчик из сказки, срубивший бобовый стебель, прежде чем великан последовал за ним.
Лестница свалилась с громким стуком, который отразился гулкими отголосками со всех сторон, раскатился по каменным пещерам и проходам. Теперь убийца ею не воспользуется, но, быть может, он спустится по цепи или даже просто спрыгнет вниз. Томас еще не был в безопасности, но даже если бы он убедился в своем спасении, ему стало бы ненамного лучше, потому что Найт понял, куда попал. Тут не могло быть никаких сомнений.
Он угодил в Фонтанеллу.
«Господи, смилостивься надо мной», – подумал Томас.
Глава 48
Он не хотел ничего видеть, но не мог двигаться в темноте без света, особенно когда где‑то рядом рыскало чудовище. Томас включил фонарик, давший луч мягкого желтоватого света. Направив его вверх, он увидел лишь каменные стены колодца и зеленые листья в вышине, на фоне ночного неба. Ни сморщенного уродливого лица, ни жилистого тела, спускающегося к Найту…
Томас обвел лучом вокруг, ожидая увидеть тесный сырой тоннель, подобный тому, который был проделан археологами в Геркулануме, но пещера оказалась просторной, огромной, на грани воздушности, квадратной, с ровно обтесанными стенами. Потолок находился в добрых двадцати или тридцати футах над головой, стены сходились кверху, и можно было представить внешние пирамидальные очертания. Томас сделал глубокий вдох. Никаких дурных запахов, воздух не сырой, ничуть не затхлый. Ничего похожего на клаустрофобию склепа. Пока что.
«Все не так уж и плохо», – подумал Томас, трогаясь в путь.