Историческое рассмотрение вопроса приводит и выводу, что теоретическое мышления, как более или менее самостоятельная функция, выделилась из практики лишь на определенной ступени развития. Еще Аристотель замечал, что теоретическое мышление появилось тогда, когда были удовлетворены элементарные материальные нужды и освободилось время для "самостоятельного" мышления. Мышление сопутствовало и раньше трудовому акту (в своих зародышевых формах). Ибо сопутствовало и раньше трудовому акту (в своих зародышевых формах). Ибо субъект труда не есть механическая вещь. Правда, как замечает Гегель в "Философии Природы", "механическое овладевание внешним объектом есть начало" ((Ленин. ПСС. – М. 1977. Т. 29. С. 286.)); но и в процессе этого овладевания субъект овладевания есть живой и мыслящий (хотя бы и в зародышевой форме) субъект. Но лишь образование прибавочного продукта (и, соответственно, "досуга") выделяет мыслительные функции, как более или менее самостоятельное начало. Этот процесс (исторический процесс) блестяще выяснен в работах Маркса и Энгельса, лапидарно сформулирован в гениальных фрагментах "Немецкой Идеологии". Образование, на основе роста производительных сип, прибавочного труда; возникновение социально-классовой дифференциации на основе разделения труда с обособлением умственного труда; появление того, что Мерке называет "ideologische Stande" ("идеологические сословия"); направление мышления на определенные объекты под влиянием практических потребностей; возникновение на этой основе зародившихся форм науки – все эти процессы довольно ясны, и можно было бы привести бесчисленное множество фактов, доказывающих эти положения на истории любой науки; астрономии и ботаники, геометрии и механики, языкознания и теоретической физики и т. д. Это сознавалось и Гегелем, и постольку он иногда прямо подходил к историко-материалистическим постановкам вопроса. В "Лекциях по философии истории" он говорит: "Человек со своими потребностями относится к внешней природе практически" ((Гегель. Сочинения. – М.-Л. 1934. Т. II, С.487.)) и тут же дает определение орудия труда, которое по существу перешло в Марксов "Капитал".
Гегель рассматривает практику как звено силлогизма, вещь, на первый взгляд чудовищная. Но Ленин отмечает: "Это не только игра", ибо здесь подход к истине через практику. И, в другом месте, по поводу "заключения действования": "И это – правда! Конечно, не в том смысле, что фигура логики инобытием своем имеет практику человека (=абсолютный идеализм), а vice versa ((Vice versa – (лат. Наоборот).)) практика человека, миллиарды раз повторяясь, закрепляется сознании человека фигурами логики" ("Философские тетрадки").
У Гегеля мы находим весьма глубокие мысли в сфере трактуемой проблемы. Практика имеет дело с единичным, чувственно данным, непосредственно конкретным. Теория – с общим, всеобщим, не данным чувственно, мыслительным, абстрактным. Диалектическое познание (вспомним учение о втором конкретном) от абстрактного восходит к конкретному, объединяя анализ и синтез, теорию и практику, единичное и общее, и это общее схватывая в его связи с конкретными определениями.
Или – как замечательно сказано в "Философии Природы": "С постижением... наивнутреннейшей сущности природы, односторонности теоретического и практического отношения к ней снимается и вместе с тем удовлетворяются требования обоих отношений. Первое содержит всеобщность без определенности, второе – единичность без всеобщности. Постигающее в понятиях познания представляет собою средний член... Постигающее в понятиях познание есть таким образом единство теоретического и практического отношения к природе" ((Гегель.Сочинения. – М.-Л. 1934. Т. 11. С.18. Курсив Бухарина Н.И.)).Нетрудно видеть, насколько был прав Ленин,когда, "читал Гегеля", настаивал на моменте практики у него не как на искусственном, внешнем моменте, а как на моменте самого диалектического познания (единство теории и практики "именно в теории познания" – подчеркивал Ильич).
Разумеется, у Гегеля все это дано на идеалистической основе. Онтологически у него речь идет об абсолютной идее. Именно "абсолютная идея есть... тождество теоретической и практической идей, из которых каждая для себя односторонняя" ("Наука Логики" III гл.) ((Бухарин цитирует по памяти. Правильно: "Абсолютная идея... есть тождество теоретической и практической идеи, каждая из которых, взятая отдельно, еще одностороння..." (Гегель. Сочинения. Перевод Б.Г. Столпнера, просмотренный В. Брушлинским. Под ред. М.Б. Митина. – М. 1939 Т. VI. С.296).))
По этому поводу Маркс сжато отвечает Гегелю,вполне исчерпывая вопрос (Einleitung zu einer Kritik der politische ökonomie) ((Einleitung zu einer Kritik der politische Ökonomie – Введение к Критике политэкономии.)). "Гегель впал (geriet) в иллюзию, что реальное следует понимать, как результат восходящего к внутреннему единству, в себя углубляющегося и из себя развивающегося мышления, между тем как метод восхождения от абстрактного к конкретному есть лишь тот способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспроизводит его духовно (geistig) как конкретное. Однако это ни в коем случае не есть процесс возникновения самого конкретного". ((Бухарин цитирует по памяти. Правильно: "Гегель поэтому впал в иллюзию, понимая реальное как результат себя в себе синтезирующего, в себе углубляющегося и из самого себя развивающегося мышления..." Далее правильно. Ремарки Н. Бухарина. (См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. – М.: Полит. Лит. 1968. Т.46. Ч.1. С.37- 38).))
Практический корень мышления, трудовой его корень, отложился и в обозначениях методов познания: "анализ", т. е. буквально "развязывание", отображение материального процесса дробления, расчленения предмета; "синтез" – буквально "совместное полагание", "сборка частей". По сути дела вся трудовая практика в ее миллиардном повторении и в пространстве, во многих местах и многими людьми, и во времени – сводится к комбинированию материальных элементов природного мира, к их разложению на различные элементы и к составлению целого – физического или более сложного (не механического) химического порядка. Поэтому и движение логических категорий, и "фигуры логики" отражает и выражает этот процесс. Но и такие методологические понятия и мыслительные процессы, им соответствующие, как индукция и дедукция отражают движение от конкретно-практического к абстрактно теоретическому и от абстрактно-теоретического к конкретному практическому. Кругооборот Практика-Теория-Практика (П-Т-П1) получает точно так же свое отображение в мышлении и в мышлении о мышлении.
Миллиарды раз повторяющийся опыт, сравнение его многими людьми, непосредственное овладевание предметами внешнего мира многими и сличение этих частичных овладеваний, обобщение трудовой практики через ее обобществление и приводит к мышлению обобществленного человека, с соответствующими категориями.
Но при разделении труда и образовании классов, при превращении общественной собственности вчастную, при распадении целостного отношения к миру на отношения практические и теоретические, эти распавшиеся и обособившиеся противоположности застываютвпротивоположности образовавшихся социальных групп (в развитой форме – классов). В этой социально-классовой иерархии нижние ступени представляют физический труд, верхние – умственный. Таким образом движение от практики к теории, от конкретного ко всеобщему, от труда к мышлению имеет еще общественно-материальный коррелат вобщественно-исторической форме, как форме организации разделенного общественного труда во всей его совокупности и во всех его многосторонних определениях (от материального производства до самых "высших" областей идеологической активности).
Таким образом целостность раздвояется на параллельные и симметричные противоположности:
Практика – работники физического труда (низшие классы) – конкретное, единичное.
Теория – умственный труд (высшие классы, "ideologische Stande" ((Ideologische Stande – (нем. здесь - идеологическое сословие).))) – абстрактное, всеобщее.
В обособлении теории от практики, в образовании особых классовых функций (монополизация знаний на основе монополизации средств производства, командующие и идеологические функции князей, жрецов и т. д.), в выделении общественного мышления и сосредоточения его в наиболее "высоких", отдифференцировавшихся формах у определенных социальных групп, и заключается основа "ответа" абстрактного от конкретного, отрыва"всеобщего" от "единичного", гипостазирования понятий, превращения их в самодвижущиеся независимые сущности, т. е. основа важнейшего и коренного идеологического извращения, когда весь мир начинает плясать на голове.
Теперь мы видим, как в идеалистической форме, шиворот навыворот, Гегель в кажущихся чудовищно-дикими положению о практике, как члене силлогизма, выразил в перевернутом, идеалистическом, виде, действительные отношения. И Ленин, материалистически "читая" Гегеля, т. е. выискивая в его построениях рациональное зерно, освобождая его от идеалистической мистико-идеалистической шелухи, переводя его на язык материализма, сразу заметил, что здесь есть глубокая мысль.
Таким образом мы видим, что обычные категории обычных буржуазных философий оперируют по сути дела с фантазмами, пустыми абстракциями, социально-генетически обьяснимыми, но тем не менее пустыми. Процесса мышления нельзя понять в отрыве его от общественной предметной практики. Процесса мышления нельзя понять вне рассмотрения общественного бытия и общественного сознания. Процесса мышления нельзя, следовательно, понять из худосочных абстракций односторонне-взятой интеллектуальной функции, превращенной в верховное, философское "Я", которое иногда даже воображает, подобно сошедшему с ума пианино Дидро, что в нем разыгрываются все мелоди мира. Робинзонады, т. е. изолированные "Я", так же мало допустимы в качестве субъектов философии, как они недопустимы в области теоретической экономии. Марксизм изгоняет их и оттуда, и отсюда. А, следовательно, социология мышления является prolegomena ((Prolegomena – (гр. Пролегомены, предисловие, введение к изучению какого-либо вопроса, дающее предварительное о нем понятие).)) ко всякой действительной философии.
Глава XXIII. О СОЦИОЛОГИИ МЫШЛЕНИЯ: б) " О СПОСОБЕ ПРОИЗВОДСТВА" И "СПОСОБЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ"
Но здесь мы переходим в область рассмотрения другой проблемы, а именно известного социоморфизма общественного сознания, т. е. к проблеме "способа представления" (Vorstellungsweise), который, по Марксу,соответствует "способу производства" ("Produktionsweise).
Зависимость мышления от социальных позиций мыслящего, существование общественно-исторического "стиля мышления", "духа эпохи", "доминанты" и т. д. ощущались, как проблема, еще в тех же тропах Пиррона,но не были выражены ясно. У Фр. Бэкона в его учении об "idola" ((Idola – (лат. идолы).)) (idola tribus, idola theatre) ((ldola tribus — (лат. идолы племени). Заблуждения, обусловленные родовой ограниченностью человека (Ф.Бэкон) Idola theatri – (лат. идолы театра). Заблуждение, возникающее из-за слепого доверия авторитетам (Ф.Бэкон).)) эта проблема уже была поставлена в довольно яркой форме, как учение о предвзятом общественном мнении или заблуждении сквозь которое проходит всякое дальнейшее суждение. В новейшее время софистицированный марксизмом известный полукатолический философ Макс Шелер занимался специально проблемами социологии знания и в своей капитальной работе о социологически-определяемых формах знания и в своей капитальной работе о социологически-определяемых формах знания ("Wissensformen") выработал даже целую таблицу господствующих идейных ориентаций, специфических, с одной стороны, для – как он выражается – "Oberklasse" ((Oberklasse – (нем. "Высшие" классы общества).)) с другой – для "Unterklasse" ((Unterklasse – (нем. "Низшие" классы общества).)).
Маркс,как известно, выставил положение о том, что "способ производства" определяет собою "способ представления". Под способом производства Маркс (Капитал, т. II) понимает "тот особый характер и способ", каким соединяются "личные и вещественные" факторы производства.
Этот способ производства "различает отдельные экономические эпохи социальной структуры", отдельные "общественно-экономические формации". Под "способом представления" – ту идеологическую форму, в какую укладывается познавательный материал. ((См. К. Маркс Капитал. Критика политической экономии – М.: Полит. Лит. 1988. Т. II. С.41-42.))
Эта зависимость не высосана из пальца и не представляет собой продукта априорного соображения. Эта зависимость есть реальный факт, и какое бы общество мы ни брали, мы видим в нем некоторые генеральные формирующие идеи, которые являются идеологическим рефлексом совершенно определенною способа производства, идеями-доминантами господствующего класса, носителя данного способа производства, а нередко и класса-антагониста, мыслящего в тех же общих формах.
С выделением частной собственности, раздвоением обществ на классовые противоположности и поляризацией классов, с раздвоением труда на умственный и физический труд, командующий и подчиняющийся дуализм материи и духа стал всеобщей формой мышления, всеобщим "способом представления", с его более конкретными вариантами, соответствующими различным типам классовых обществ, различным "способам производства".
Человек раздвоен на две сущности: душу и тело, дух и плоть. "Наше все существо заключается в духе и теле; дух у нас вроде господина, в теле же мы имеем скорее раба" – читаем мы Саллюстия (De Calilinae coniuratione, I). ((Саллюстий. "Заговор Катилины". ("De coniuratione Catilinae") написана около 78-67 гг. до н.э.))
Душа – активное, командующее, целевое начало; тело – пассивное, инертное, страдательное начало. В период раннего родового строя, в эпоху первобытного анимизма, самая душа представлялась маленькой копией всего человека, в него вложенной, которая определяет его поведение. Потом она все более спиритуализировалась, превратилась в энтелехию, в невидимую и чувственно не воспринимаемую духовную субстанцию, противопоставленную материальному телу.
Мир точно так же раздвоен на два начала: мирового духа, бога, творца и зиждителя, или "первый толчок", или промысел, провидение, или все наполняющий собою неопределенный безличный дух. всеобщий принцип энтелехии, цель в себе, – во всяком случае активное, определяющее, командное начало; ему противостоит материя, нечто инертное, внешнее, пассивное, страдательное, повинующееся, грубое.
В этих формах вращалось по сути дела все мышление. Они могли быть – и были – более антропоморфными, личными,или менее антропоморфными, безличными, но они существовали, как тип социоморфизма, как отражение основной черты раздвоенного общества, вся реальная жизнь которого была пронизана этим глубочайшим раздвоением. После того, что мы уже говорили, этот факт не кажется странным; если практика целиком проходит в этих формах, если они являются формой общественной бытия, то естественно, что они являются и формой общественного сознания, как сознанного бытия. Общественная структура для мышления оказывается чем-то похожим (при всей условности аналогии!) на структуру органов чувств – для ощущения. Ощущение есть и в индивидуально-биологическом, в чисто биологическом индивиде. Мышление – только в обобществленном индивиде, в общественном человеке. Оно – "Abbreviatur", сокращенной слепок обобщение общественной практики, проходящей в полярностях (речь идет о классовых обществах – подчеркиваем это обстоятельство). Поэтому – в особенности с точки зрения господствующего класса и его "ideologische Stände" – человек раздвоен, мир раздвоен и даже понятие, как всеобщее, оказывается командующим принципом по отношению к единичному,вэтом гипостазировании общего и его обожествлении – идеализм всех видов, а в образовании понятия в зародышевой форме, как определял Ленин,уж дана возможность идеализма. Она становится действительностью потому, что "фабриканты идеологии" мыслят в адекватных своей социальной позиции формах.
Рабовладельческие великие деспотии древности – Египет, Вавилон, Ассирия – были громадинами, внутренняя структура которых характеризовалась неимоверным пафосом дистанции между командующей теократической верхушкой и рабским основанием социальной пирамиды. И в соответствующих космогониях,какидеологии, отражался в своих основных чертах этот общественный строй, порядок. Можно даже проследить по эволюции богов эволюцию социальной экономической структуры. Представление Аристотеля оКосмосе, на которое мы ссылались выше, разве не были слепком с государства Александра Македонского, с соответствующей "идеализацией" и "сублимацией категорий"?
Феодальные религии, начиная с западно-европейского феодализма и кончая, например, так называемым "кочевым феодализмом" монголов, разве не соответствовали полностью феодальной общественной структуре? Стоит, например, взять "Summa theoligiae" Фомы Аквината ((Фома Аквинский "Summa theologiae" – "Сумма теологии".)),с ее иерархией "форм", чтобы сразу увидеть, что это есть слепок с феодальной общественной организации. Почему в феодализме бог носил обычно черты личного бога? Потому что феодальные отношения были открытыми формами личных зависимостей. Почему с переходом к капитализму бог спиритуализировался? Потому, что выступила, как структурная особенность общества безличная власть денег, власть рынка, его " стихия ". (Разумеется, нигде и никогда не было "чистых" общественных типов, и поэтому в способах представления не было тоже абсолютной чистоты). Почему в настоящее время в странах фашизма совершается переход от категорических императивов, ниспосылаемых богом, как неопределенным "принципом", "субстанцией" и т. д. к иерархически построенному Космосу со ступенчато расположенными ценностями и с личным богом в главе, вплоть до Вотана, подкрепленного склоняемой во все падежах Судьбой? Потому что "феодализации" капиталистических производственных отношений соответствует "феодализация" "способа представления" на общем кризисном базисе. Почему философия буржуазии от метафизики неопределенных категорий переходит к теологической мистике? По той же причине. Нетрудно показать, что элементы каторжного "корпоративного" государственного капитализма и монополий, характерные для фашистского "общества", переориентировали всю идеологию господствующего класса: всю науку, философию, религию. Центральной идеей, идеей-доминантой стала идея иерархического целого, с иерархией ценностей, как чинов и "сословий" (т. е. классов), с порабощением низших, как неполноценных Мы уже достаточно убедились в этом на предыдущих страницах. Почему в СССР религия, как форма сознания, отмерла? Потому что уничтожена ее социальная база. Почему в СССР диалектический материализм становится мировоззрением всех, всеобщим мировоззрением? Потому что здесь угасает классовое общество. Потому чтотеория объединяется с практикой. Потому что заполняется пропасть между умственным и физическим трудом. Потому что уничтожается тысячелетний дуализм общественной жизни. Если бы не было этих основных факторов, то никакие декреты не достигли бы своей цели иникакие бы мероприятия не смогли истребить привычного "способа представления", ита же религия процветала бы еще долгое время.
Подчеркиваем особо еще раз: речь отнюдь не идет о том, что мировоззрение вцелом и наука набиты одними слепками с социальной жизни общества в узком смысле слова; речь не идет о том, что, например, теоремы геометрии суть отражения общественных групп, или что ботаника отражает в учении о вегетационном периоде классовую борьбу, или что номенклатура лекарств есть зашифрованная запись общественных ячеек. Такой взгляд и глуп, и туп, и ограничен. Речь идет о стилевых моментах мышления, о таких формах, в которых оно движется в своем общественном масштабе, о таком способе представлений, который отнюдь не уничтожает самих представлений, как способ производства отнюдь не ликвидирует производства. Многообразен и велик мир, как объект познания. Многообразны его отражения, отражения этих бесчисленных моментов мира в его многоразличных связях и опосредствованиях. Но весь этот гигантский материал стремится уложиться в некоторые общие мыслительные формы, в способы представления, "особые способы" координации этих различных моментов, при чем дуалистическая концепция (в ее различных вариантах) и вносит момент идеологического извращения действительных вещей, процессов и связей.
Неизвестен ни один факт (кроме СССР), когда бы господствующий класс в целом мыслил материалистически, т. е. и атеистически. Известны периоды, когда классы, стремящиеся к власти, на определенных этапах были настроены материалистически в лице своих довольно крупных фракций (энциклопедисты, например) – и это легко объяснимо. Известны многочисленные случаи, когда угнетенные классы свое мировоззрение формулировали в общих с угнетательским классам формах (ср., например, религиозную оболочку крестьянских войн и соответствующую идеологию всех фракций крестьян, ремесленников и даже подмастерьев). Известен случай, когда стремящийся к власти класс, складывает свою идеологию в формах противоположных и принципиально враждебных господствующему "способу представления": это пролетариат, пролетариат, как носитель нового способа производства,социалистического способа производства, принципиально враждебного отживающему свой век капитализму.
"Противоположность между властью поземельной собственности, покоящейся на личных отношениях господства и порабощения, безличной властью денег прекрасно выражена в двух французских пословицах: "Nulle terre sans seigneur. L'argern'tna pas de maître", ("Нет земли без сеньера". "У денег нет хозяина".) (К. Маркс, Капитал, I). Теперь, в современном капитализме, власть капитала вновь персонифицировалась в олигархических семействах и их политическом выражении. Отсюда – изменение мыслительных форм и переход от безличной (хотя и с "душком" скрытого антропоморфизма) причинности,которая гораздо вернее отражала один из типов действительной связи действительного мира к явной проповеди последовательной телеологии; которая эту связь объективного мира извращает коренным и принципиальным образом. Переход к диалектической необходимости, как доминанте общественного мышления предполагает диалектически необходимый скачок "в царство свободы", в котором живет пока лишь один Советский Союз.
Нетрудно показать, что такие ходовые на капиталистической ярмарке идеологические фетиши, как фетиши "чистой" науки, "чистого" искусства, "чистой" морали, "чистого" познания суть рефлексы отъединенных внешне изолироваемых функций, общественные связи которых, в силу разделения труда, исчезли из поля сознания. Соответствующие виды интеллектуального труда мыслятся не как части совокупного общественного труда, а как чистая деятельность "в себе". Соответственно и ее продукты становятся "вещью в себе". Чем длиннее объективная цепочка разделенных звеньев труда, чем дальше отбрасывает она данный вид его от непосредственной материальной практики; другими словами – что тоже – чем абстрактнее данная сфера деятельности, тем ярче выступает тенденция к ее "чистоте", и тогда категории этой деятельности превращаются в головах ее субъектов в замену реального мира: символ математики становится, как у Пифагора,сущностью мироздания; норма морали у кантианца превращается "категорический императив", приказ из потустороннего мира; "закон природы" из необходимой связи вещей и процессов в определенном их сочетании – в нечто скрытое в вещах или стоящее над нимииими управляющее, как некая особая сила. Словом, фетишизация категорий здесь налицо.
Из всего вышесказанного вытекает, что диалектически, т. е. всесторонне, понять само понятие можно только в связи с его материальными и общественно-материальными истоками, т. е. только с точки зрения диалектического материализма. То же нужно сказать и о научных или философских концепциях. Они должны быть поняты и в соотношении с внешним миром, как объектом познания и "логически", и "социально-генетически"; и с точки зрения внешнего мира, и с точки зрения их истинности, и с точки зрения преемственности и места в царстве идей, и с точки зрения их общественно-материального происхождения, и с точки зрения их функции в общественной жизни. Иначе будет сухое, одностороннее, метафизическое "понимание", т. е. неполное понимание или непонимание.
Здесь возникает один коварный вопрос, а именно: если познанию, как общественно обусловленному процессу в каждую эпоху свойствен социоморфизм, т. е. своего рода общественный субъективизм, то как возможно познание действительных отношений?
Однако, на этот вопрос, после всего вышесказанного нетрудно дать ответ.
Прежде всего, нужно сказать, что наличие своеобразных, фигурально выражаясь, структурных очков, не уничтожает ни на минуту самого предмета познания. Только крайняя ступень вырождения определенного способа производства, когда процесс познания превращается в процесс голого мифотворчества (в абсолютной форме этого, конечно, быть не может) приводит к исчезновению в сознании предмета познания. Обычно же налицо идеологическое извращение, корни которого сидят в двуединой и расколотой общественной структуре и в отрыве теории от практики. Однако, действительное историческое развитие, описывая огромный круг, вновь соединяет в социализме разобщенные классовыми обществами функции. Диалектическая триада идет параллельно триаде: общая собственность – частная собственность (разные виды) – общая собственность. Эта триада есть: единство теории и практики – разобщенность теории и практики – единство теории и практики. Но как в первой триаде возвращение к исходному пункту есть возвращение на новой, обогащенной гигантски и неимоверно, основе, так обстоит дело и во второй триаде. Единство теории и практики в исходном пункте было жалким, ибо теории почти не было, а практика была бедна, как сума нищего. Единство теории и практики социализма, где уничтожается водораздел между умственным и физическим трудом, вырастает на базе исполинского богатства производительных сил, техники, науки, личных квалификаций работников. Это – не возврат к не расчлененной стадной сплошности и варварству первобытного коммунизма. Это новый строй труда, отрицающий частную собственность исчезающих формаций, но опирающийся на все их завоевания и чрезвычайно быстро двигающий труд и познание вперед. Из этого и вытекает, что ему соответствует диалектико-материалистический метод познания, как "единство практической и теоретической идеи", выражаясь гегелевским языком. Но этот "способ представления" (таково его объективное свойство) как раз и ликвидирует идеологическое извращение, имевшее своим основанием разделение труда и распадение его на умственный и физический труд. Вместе с уничтожением дуализма в жизни, в бытии, уничтожается и дуализм в познании, т. е. тысячелетиями длившееся основное и глубокое идеологическое извращение. Ликвидация религии в сознании миллионов, это уже шаги великана по пути к полному освобождению познания и сознания от дуалистических его пут и оков. Таким образом и с этой точки зрения оправдывается положение Энгельса о предистории и истории человечества.