Огюст Конт, как известно, делил, в значительной мере следуя Сен-Симону, умственную жизнь человечества (а вместе с нею и всю жизнь) на три периода: "теологический", "метафизический" и "научный". Его грубейшая ошибка состояла, прежде всего, в том, что умственную жизнь он брал за исходный факт, т. е. в своем историческом построении имел лошадиную дозу антиисторического рационализма. Конечно, не теология порождала феодализм, а феодализм порождал теологию. Не феодализм был продуктом теологической формы мышления, а теологическая форма мышления была продуктом феодализма. Старая рационалистическая формула "просветителей", что всегда и всюду "мнения правят миром", была взята и теоретической концепцией "положительной науки" Огюста Конта. Период науки вне теологии и метафизики во времена Конта вообще еще не наступал. Правда, уже учитель его, Сен-Симон, в "L'Industrie" писал: "Au reste, on ne creé pas un principe; on l'apercoitet on le montre" ("В конце концов, принцип не создают; его замечают и показывают"). Но Сен-Симон проповедовал "новое христианство" с духовной и светской иерархией, да и сам "положительный" Огюст Конт выдумал новую "положительную" религию и считал себя ее всемирным первосвященником. Его стадии предполагали, далее, непрерывный прогресс общества, трактуемого на манер животного организма, И т. д. Однако, было и рациональное зерно в контовской триаде, ибо движение от феодальной теологии к метафизическим абстракциям эпохи капитализма и к назревающиму периоду "иррелигиозности будущего", когда в социализме наука окончательно вытеснит и теологию и все виды супранатуралистических мировоззрений вообще, есть действительное движение в его основной тенденции.
Осознание этих мыслительных форм, как идеологических извращений действительности, исторический процесс высвобождения от их мертвящих оков, логической предпосылкой чего является философская самокритика, а материально-общественной – классовая борьба пролетариата и переход к социализму (как ранее переход от теологического мировоззрения к абстрактной метафизике был выражением перехода от "Средневековья" к "Новому времени", т.е. от феодализма к буржуазному миропорядку), этот исторический процесс есть процесс сбрасыванья форм общественного субъективизма, их смены и их преодоления: в конце концов "научная картина мира" и философское ее обобщение перестают быть и антропоморфными и социоморфными.
Выше мы подробно разбирали вопрос о телеологии необходимости. Мы видели, что какое-угодно развитие человеческой активности и ее побед над стихиями природы отнюдь не дает основания впадать в чистый волюнтаризм и индетерминизм. Цели человеческие определяются необходимостью; в достижениях своих человек опирается на законы природы, и любой, самый сложный и замысловатый, технологический процесс выражает природную необходимость во всей определенности конкретных связей и взаимоотношений. Но и общие условия человеческой исторически-общественной деятельности определяются фазой развития земли: это есть рамки, в которых движется человеческая жизнедеятельность вообще. Энгельс,вместе с Фурье считал неизбежной и нисходящую кривую человечества, и его гибель, вместе с гибелью жизни на земле, как планете. Другими словами, человеческую историю нельзя оторвать напрочь от истории земли, как плацдарм locus standi и питательного источника общества. Мы не решаемся, однако, заходить так далеко в выводах, ибо нет достаточных данных ни для утверждения о неизбежном "старении" "человеческого рода" (это есть лишь суждение по аналогии), ни для утверждения о невозможности межпланетных сообщений, ни для исключения новых методов приспособления к необычайно-медленным изменениям в обще-планетарных условиях существования. Здесь пока можно лишь сказать: qui vivra, verra. ((Фр., «поживём – увидим» – прим. СРС))
В процессе овладевания объектом со стороны субъекта, объект все более и более раскрывается в бесконечном разнообразии своем, количественном и качественном, экстенсивном и интенсивном. Практически исторический человек, современный человек, переделывает огромные массы вещества, а познавательно уносится в бесконечно-огромные звездные пространства и в бесконечно-малые (и тоже огромные, тоже бесконечные) сферы микрокосмоса. Необычайное многообразие объективных свойств, качеств, отношений, взаимозависимостей, связей для человека все время растет, ибо практика и теоретическое познание вскрывают все новые и новые их богатства, которые неисчерпаемы: здесь продолжается историческое превращение действительного, независимого от человека мира, природы, как таковой, в объект овладевания, переходот "равнодушного" бытия мира к соподчинению его растущему могуществу субъекта, который координирует со своими целями и соподчиняет им великие теллурические процессы.
Этот процесс овладевания есть совершенно реальный исторический факт: мы переделываем вещество природы, мы все больше и больше познаем его свойства, мы во все большем масштабе можем предсказывать течение объективных процессов. Это и значит овладевать вдвуединой форме практики и теоретического познания. Никакого другого значения эти слова и понятия не имеют и иметь не могут. Идеалистические философемы и агностицизм покоятся на предположении идеальных сущностей, недоступных ни практике, ни теории. Но эти "сущности" – все эти "идеи", "Духи", "мировые души", "души монад", "Логосы" и т.д. суть не что иное, как созданные человеком иллюзорные величины, в качестве непознаваемых мыслительно вдвинутые в поры или за пределы реального мира. Но именно потому, что они суть идеологические фантазмы, они и не могут быть постигнуты, как элементы действительного мира. Они могут быть постигнуты наоборот, как фантазмы, как идеологические извращения, и только так. Но с них этого вполне достаточно. Постигнуть фантазму, как часть действительного мира, есть поэтому задача неразрешимая. Это – ложная проблема, над которой, вопреки идеалистической философии, не стоит возиться: эта возня есть схоластическая возня, возня в духе известных средневековых упражнений, которые кажутся нам теперь просто варварски-комичными. Конструировать бога, как невидимого, а потом стараться его увидеть – безнадежное дело. Но видеть материальный базис возникновения этой идеи, понять генезис,за извращением увидеть другое,– это возможно и необходимо. Так мы, в противоположность ограниченности рационалистов-метафизиков, в религиозных формах видим не просто и не только голый обман и голую нарочитую выдумку жрецов, но глубоко укоренившуюся форму мышления, где действительные закономерности природы грубо извращаются по типу "способа производства", т.е. социоморфически. Понять это – значит научно овладеть идеологическими фантазмами. Практически уничтожить их материальный базис – значит подорвать и уничтожить их воспроизводство, превратить их в момент исторического прошлого, не имеющего ни настоящего, ни будущего.
Могущество человеческой практики и человеческого познания в его высшей форме, соответсвующей социалистическому субъекту овладения, наполняя людей творческим пафосом, предохраняет их в то же время от необоснованной гордыни. Когда, например, Гегель говорит, что земля – "срединная", "наилучшая из планет" и т. д., то этот своеобразный геоцентризм есть, в конце концов, познавательная провинция,захолустье, ограниченность. Иногда под покровом критики "дурной бесконечности" у того же Гегеля сквозит жажда покоя, конечного, того "круглого как шар", неизменно статического, абсолютного, единого и постоянного бытия, о котором говорили старинные греческие мыслители, бессильное, окостеневшее, догматическое знание-незнание, покоившееся на "откровении", рассматривало землю, как центр мироздания. Наоборот, могучая практика и могучая теория знает и то, что земля – один из бесконечного числа миров, что также обстоит и со всей солнечной системой, что, с другой стороны, каждый атом состоит из бесконечного числа миров, т. е. каждое бесконечное – конечно, и каждое конечное – бесконечно, и что все тонет в бесконечно-бесконечном Универсуме. У некоторых кружится голова от этих просторов, и им хочется почесать спину о маленький забор: они не могут вынести такой мировой диалектики конечного и бесконечного. Ну, и пускай их! Счастливо чесаться, господа!
А мы будем идти по пути бесконечного познания, по пути бесконечного овладевания бесконечным миром, не нуждаясь ни в каких заборах с надписью "Дальше дороги нет и вход воспрещается!".
Глава XXIX. ОБ ОБЩЕСТВЕ, КАК ОБЪЕКТЕ И СУБЪЕКТЕ ОВЛАДЕВАНИЯ
Вопрос об обществе приобретает особое значение, ибо тут есть некое специфическое взаимоотношение: общество может быть и объектом и субъектом одновременно;оно может быть объектом в целом и субъектом только в части, и при этом одновременно в нескольких частях с особыми мыслительными классовыми ориентациями исключительно прочного и глубокого порядка, гораздо более прочного, чем разные варианты в области теоретического естествознания; общество в целом ряде общественно-экономических формаций не может овладеть собой практически – и это, так сказать, его имманентное, принципиальное свойство и т.д.
Всего лучше это показать на различных исторических типах общества, тем более, что эту проблему мы по частям и в другой связи уже ставили. Здесь нужно поставить и разрешить ее в целом.
Возьмем капиталистическое общество. Это конкретный, исторически возникший его тип. специфическая общественно-экономическая формация, особый "способ производства", с особым "способом представления". Оно стало объектомзнания почти с начала своего возникновения (ср., например, политическую экономию, начиная с Петти).Но что за субъект емупротивостоял? Это были идеологи господствующего класса. Все общество здесь не субъект: оно анархично, раздроблено, стихийно, "слепо", "иррационально"; оно, как мы уже видели, не есть целеполагающее. телеологическое единство, ибо оно не есть организованное общество, в нем нет целокупной и всеобщей воли, есть лишь ее фикция, создаваемая в интересах господствующей буржуазии. Рациональное начало – государство есть всеобщая организация господствующего класса с ограниченными функциями: она не определяет и не организует жизни "гражданского общества" в его основной, экономической функции, и течение хозяйственного процесса, где есть телеология в единичном предприятии,т. е. в отдельной клеточке в целом, стихийно и подчиняется стихийной закономерности. Общество поэтому не может быть объектом практического овладения. Становление общества объектом успешного овладения предполагает его организованность,делающую возможным план,а это означает преодоление анархии капитализма, т. е. и самого капитализма, как определенной общественной структуры Следовательно, попытки овладеть обществом, как целым означают выход за пределы капитализма; а это означает социалистическую революцию пролетариата.
Познать капиталистическое общество мало-мальски адекватно, это значит познать его в его противоречиях и в его движении, следовательно, и в его переходе к небытию, к другой общественной форме, т. е. исторически,диалектически. Но так как здесь в обществе, в силу его структуры, налицо принципиальное раздвоение мощных интересов, то господствующий класс и его идеологи принципиально не в состоянии этого сделать. Лишь в начальный период развития А. Смит, в еще большей степени Рикардо, если говорить о политической экономии, сформулировали реальные отношения в их противоречивости (например, соотношение зарплаты и прибыли у Рикардо),но с концом так называемой "классической политической экономии" эта последняя опустилась, превратившись в вульгарную апологию ("историческая школа", "гармонисты", школа "предельной полезности", "математическая" школа, "социально-органическая" школа и теперешняя органическая дребедень фашистских идеологов, а также полное разложение науки, отрицание самой возможности теоретического познания и превращения его в статистику "Konjunkturforschung". ((Konjunkturforschung – (нем. изучение конъюктуры))) Но тот же процесс мы видим и в социологии,и в истории: какой-нибудь Огюст Конт или Спенсер куда выше современных Шпаннов! ((Отмар Шпанн (1878‒1950), австрийский философ, социолог, экономист, представитель «младоконсерватизма»; придавал особое значение государству, проповедовал кастово-социальное устройство общества, иерархичность – прим. СРС)) Историки времен реставрации, французы, или такие величины, как Моммзен, Нибур и другие куда крупнее современных надутых апологетов фашистского национализма или мелких ультра-специализированных кропателей без горизонта. Попытки обобщений и синтеза типа шпенглеровского "Заката Европы" ((Шпенглер О. "Закат Европы" (Bd. 1-2. 1918-22, рус. Пер. 1923. Т1).)) – близки к скептическому отрицанию науки, как это знает каждый, кто знакомился с филигранной софистикой шпенглеровских построений. Еще хуже дело обстоит, когда речь идет только о капитализме: достаточно указать на живой пример эволюции Вернера Зомбарта, докатившегося от сочувствия марксизма до мистической чепухи совершенно низкопробного свойства Мы не можем здесь множить примеров. И этого достаточно. Буржуазия, как субъект познания капиталистического общества, оказалась бессильной. Ее общественная наука выродилась в апологию ее практики,а эта практика, которая выражала анархическое функционирование капитализма, никогда не могла овладеть общественной стихией и преодолеть свойственное капитализму "неразумие" общественного процесса; такой задачи эта практика, впрочем, себе даже и не ставила, и только теперь,на базе упадка, всеобщего кризиса капитализма, распада и развала, она делает отчаянные попытки прыгнуть выше своих ушей и на ретроградном пути понижения производительных сил решить проблему квадратуры круга: сюда относятся утопии феодализированного "планового капитализма" в их многочисленных и скучных вариантах. В капиталистическом обществе общественно-исторический процесс противостоит его агентам, как внешняя, слепая, принудительная сила, как "естественный закон", не поддающийся овладеванию.
Совсем иное мы видим в социалистическом обществе, исторически возникшем через социалистическую революцию и благодаря диктатуре пролетариата, из общества капиталистического. Здесь общество и субъект и объект одновременно. Оно – телеологическое единство. Его необходимость проявляется непосредственно в его телеологии, через организованную волю масс, материализуясь в плане и реализуясь в выполнении этого плана. Здесь оно познает самого себя. Здесь нет "самотека", т. е. слепой и стихийной закономерности развития. Здесь общество практически владеет собою точно также, как оно владеет собою и теоретически. Здесь нет разорванности и сепаратного существования, какпротивоположностей практической и теоретической сторон овладевания. Здесь есть и реально овладение, и полное единство этих противоположностей, существующих лишь в "снятом виде".
Выросшая в пределах капитализма теория пролетариата, связанная с его преобразующей, направленной на "целое", практикой ("revolutionäre Praxis" ((Revolutionäre Praxis – (нем. Практика революции))) Маркса, "umwalzende Praxis" ((Umwalzende Praxis – (нем. Практика переворота).)) Ф.Энгельса), уже доказала свою силу, ибо осуществились все важнейшие прогнозы великой теории, а практика революционного преобразования, т. е. практика борющегося и победоносного коммунизма доказала еще раз действительность этой теории, приведя к овладению обществом в его целом.
Мы не можем здесь ставить целый ряд интереснейших вопросов истории, например, о древних теократиях типа Египта; о государстве Перу, о котором Маркс (во II томе "Капитала") писал, как о бестоварном организованном хозяйстве, о парагвайском государстве иезуитов, о проблемах военно-капиталистического хозяйства и т. д. Все это выходит за пределы поставленной нами задачи, хотя и тесно с нею связано. Здесь достаточно доказательства того, что в товарном хозяйстве (и в наиболее развитой его форме, капиталистическом хозяйстве) общество не есть субъект, быть им не может, не может овладеть собою ни теоретически, ни практически. Поэтому оно становится действительным объектом познания (где познание адекватно реальности) у своих противников, апрактически общество становится объектом овладевания только в своей организованной, т.е. в данном случае социалистической, форме.
Таким образом, мы имеем следующее. Поскольку речь идет об обществе, как об объекте:
a) общество вообще возникает до того, как оно в какой бы то ни было форме становится объектом познания и сознательного овладевания вообще;
b) как объект, оно возникает исторически;
c) оно меняет в историческом процессе развития свою конкретно-историческую форму, переходя из одной в другую, меняя "способы производства";
d) каждое из этих конкретно-исторических обществ развивает богатство своих особенных, специфических, только ему свойственных, свойств, черт, качеств, "законов движения".
Поскольку речь идет о субъекте, мы имеем следующее:
a) субъект является исторически;
b) он исторически различен и в том отношении, что в некоторых обществах он лишь частичен, а общество в целом не может быть субъектом;
c) в социалистическом обществе и все общество становится субъектом по отношению к самому себе;
d) капиталистический субъект (буржуазный идеолог) не может быть в строгом смысле субъектом овладения;
e) социалистическое общество есть исторически возникший субъект-объект в полном смысле этого слова.
Наконец, поскольку речь идет о взаимоотношениях между объектом и субъектом, то мы видим, что:
а) эти отношения историчны;
b) что они в товарно-капиталистическом обществе крайне неразвиты, и что здесь по существу нет и не может быть процесса овладевания;
c) что в социалистическом обществе, наоборот, при полном совпадении и тождестве объекта, который в то же время есть и субъект, и субъекта, который в то же время есть еще и объект, налицо и полное овладение, т. е. и целесообразная в общественном масштабе практика, организованная во всех своих частях, сознательное самодвижение общества, и его самосознание и самопознание, как момент его целостной жизнедеятельности;
d) что акт рождения общества, как субъекта, есть результат теоретически направляемой революционной практики пролетариата, победы социалистической революции пролетариата, который, будучи "особенным" (классом), состоящим из "единичного" (индивидуумов), овладевает "всеобщим" (обществом) и превращается во "всеобщее" (социалистический народ). Учение о субъекте революции разработано Лениным.
С точки зрения мыслительных форм, переход к социализму означает ликвидацию фетишистских форм общественного сознания. На этом пункте стоит остановится особо.
Маркс вскрыл впервые и специфические особенности капиталистического общества, и законы его движения, и специфические формы мышления его агентов, общественную историческую специфичность его мыслительных категорий. Мы говорим об учении Маркса о товарном фетишизме. ((Фетишизм – (фр. fetichisme, от fetiche – идол, талисман). Здесь – характерный для товарно-капиталистического общества процесс наделения продуктов труда сверхъестественными свойствами (самовозраствание стоимости и пр.), обусловленный овеществлением социальных отношений и персонификацией вещей.)
В капиталистическом обществе каждое предприятие, и труд на каждом предприятии, и товаропроизводители – формально независимы друг от друга; они "свободно" работают на рынок. Они связаны друг с другом через акты обмена, через метаморфозы товара и денег, через движение вещей. Труд здесь представляется не системой общественного труда, а сепаратными его комплексами. Факт общественного сотрудничества скрыт формальной независимостью предприятий. Общественные отношения людей кажутся общественными свойствами вещей – товаров. Этот товарный фетишизм проявляется во всем мышлении буржуазии и ее идеологов. В области политической экономии, где общество рассматривается, как объект, все категории буржуазной науки насквозь фетишистичны. Капитал, например, здесь не общественно-историческое отношение между людьми, проявляющееся и фиксированное в вещи, а вещь в ее натуральной форме; то же и деньги и т.д. Поэтому в буржуазной политической экономии капитал родит прибыль, земля ренту, деньги родят деньги; все они обладают чудесным, мистическим свойством. Отсюда теории "производительности капитала" в их многочисленных вариантах. Здесь нет ни капли исторического и общественного подхода к предмету: здесь все действительные отношения представляются в фетишистско-извращенном виде.
Но то же происходит и в других областях. Идеологические сферы (например, различные области науки, искусства, а также область права, морали и прочее) в силу разделения труда и анархии общества, точно также покрыты фетишистским туманом.
Энгельс писал Ф. Мерингу (письмо от 14 июля 1893 г.): "Идеология есть процесс, который производится, правда, так называемым мыслителем сознательно, но с ложным сознанием. Настоящие движущие силы, которые приводят его в движение, остаются ему неизвестными... Таким образом, он воображает себе ложные или кажущиеся движущие силы. Так как это есть мыслительный процесс, то он выводит его содержание и его форму из чистого мышления, или из своего собственного, или же из мышления своих предшественников. Он работает исключительно с мыслительным материалом, который он некритически принимает как продукт мышления и не исследует далее, вплоть до более отдаленного, от мышления независимого, процесса..." ((Бухарин цитирует по памяти. Правильно. "Идеология – это процесс, который совершает так называемый мыслитель, хотя и с сознанием, но с сознанием ложным. Истинные движущие силы, которые побуждают его к деятельности, остаются ему неизвестными... Он создает себе, следовательно, представления о ложных или кажущихся побудительных силах. Так как речь идет о мыслительном процессе, то он и выводит как содержание, так и форму его из чистого мышления – или из своего собственного, или из мышления своих предшественников. Он имеет дело исключительно с материалом мыслительным; без дальнейших околичностей он считает, что этот материал порожден мышлением, и вообще не занимается исследованием никакого другого, более отдаленного и от мышления независимого источника". (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения.-М. 1966.Т.39.С.83).)) И в другом месте, в "Людвиге Фейербахе", Энгельс говорил об "оперировании, работе над мыслями, как независимыми, самостоятельно развивающимися, подчиненными только своим собственным законам сущностями". ((Цитата в указанном произведении не найдена.))
Другими словами, звенья цепи разделенного общественного труда представляются самостоятельными; их продукты, мысли, объективно связанные со всей системой практики и являющиеся моментом в жизни общества, в его воспроизводстве, в его жизнедеятельном круговороте, выскакивают (в сознании) из этой связи, превращаются в самостоятельные сущности; будучи отвлечениями от непосредственного соприкосновения с материей, будучи через столько-то и столько-то ступеней связанными с материальной практикой, они, в силу внешне сепаратного существования различных специализированных отраслей, выступают, как сепаратные сущности. Как деньги родят деньги, как капитал родит прибыль, земля родит ренту вне труда (в сознании фетишистов), так вне практики, вне материи появляются чистые категории, чистые формы, априорные формы, и само знание представляется "чистым знанием", т.е. знанием в себе, а не моментом овладевания миром. Рациональное обоснование этой фетишистской аберрации ((Аберрация – (лат. aberratio < aberrare отклоняться, заблуждаться).)) заключается в своеобразной специфически-исторической структуре капиталистического общества. Еще ярче этот фетишизм проявляется в категориях морали,где нормы общественного поведения приобретают характер метафизических сверхчувственных категорий, висящих дамокловым мечом над головой людей, хотя они и считаются чем-то "внутренним". Но этой темы мы коснемся особо в другой связи.
Таким образом, и в данной области, т. е. в сфере общества, мы видим всю необходимость исторического подхода к проблеме объект-субъект. И в природе, и в обществе нет и не должно быть места пустым абстракциям, оперирование над которыми вырождается в бесплодную схоластику и "пьяную спекуляцию". Только полнокровная материалистическая диалектика может обеспечить действительно плодоносящую работу философской мысли нашего времени.