В "Феноменологии Духа" он, например, утверждает, что антропоморфирование бога в т. н."народной религии" вытекает из глубокой и "истинной" потребности иметь живого бога, без которого невозможна имманентность бога миру. Представление же "Просвещения" о "Высшем Существе", робеспьерианекое "être suprême", плоско и пусто: здесь бог напоминает испарения газа.
Так антагонистический способ производства вызывает соответствующий "способ представления", в котором мысль движется в социоморфных категориях господства-подчинения. Эти формы оказываются настолько прочными, что никакая "образованность" идеологов т. н. "высшие" функции (господства, управления, идеологического господства, умственного труда и т. д.) превращают в субстанцию исторического и космического процесса. В истории мышления известны примеры, как даже специализированные отрасли умственного труда находят свое выражение в том, что бог считается то Мастером, то "Перводвигателем" (primo motore), то архитектором, то полководцем, то геометром, то математиком вообще. У Гегеля этот бог есть прежде всего философ, ибо теоретическое мышление есть самое совершенное занятие. Божественная философия, которая есть самосознание и самопознание бога, рассматривает его, следовательно, как теоретика...
С теологией связана ближайшим образом телеология,где Разум, бог, полагает и реализует свои цели, где при этом обнаруживается "хитрость разума" (Феменология Духа):
"Разум настолько же хитер,как и могущественен. Хитрость вообще состоит в посредствующей деятельности, которая заставляет объекты действовать друг на друга сообразно их природе и уничтожать друг друга в этом процессе, не вмешиваясь в него, и в то же время осуществляет только свою цель. В этом смысле можно сказать, что божественное провидение относится к миру и его прогрессу, как абсолютная хитрость. Бог заставляет людей жить своими частными страстями и интересами, но из этой жизни возникает осуществление его намерений, совершенно иных, чем цели, интересовавшие лиц, которыми он пользовался при этом". ((В указанном сочинении цитата не обнаружена. Она здесь: Гегель. Энциклопедия философских наук. М., 1929, С. 318-319 – прим. СРС))
Во всеобщем масштабе речь идет о самопознании духа в философии.
В природе,как мы видели, тоже господствует цель.
В свое время, когда Гегель путешествовал по Альпам и очутился среди пустынного горного пейзажа, он записывал:
"Я сомневаюсь, отважится ли здесь самый верующий теолог приписать самой природе вообще в этих горах цель, направленную к пользе человека... Среди этих необитаемых пустынь, образованные люди придумали бы скорее все другие теории и науки, но едва ли ту часть физикотеологии, которая показывает высокомерию человека, как природа устроила все для его наслаждения и довольства... Это высокомерие вместе с тем характеризует наш век, так как оно находит себе удовлетворение скорее в мысли, что все сделано для человека посторонним существом, чем в сознании, что собственно сам человек и есть тот, кто поставил природе все эти цели" (цит. по Куно Фишеру). ((Фишер К. История Новой философии. Пер. с нем. юбилейного изд. – С.-П. 1902. Т. 8. С. 24.))
Но Гегель жил не "среди этих необитаемых пустынь". Ив "Философии природы", вопреки отрицанию "внешней теологии", т. е. грубой ее формы, вся органическая природа рассматривается, как предназначенная теологически для человека. Мы видели, что все насмешки над этой теологией не спасают от нее и самого Гегеля. Однако, и имманентная теология есть тоже теология, а цель, ведь, и здесь связана с особым субъектом ("формы" Аристотеля, Энтелехия, душа, дух, Мировой Дух).
В истории точно также раскрываются божественные цели.
Таким образом, вся система насквозь теологична и телеологична. Идеализм, теология и телеология никак не совместимы с современной наукой, как мы это подробно доказывали в предшествующих главах.
Исторический процесс изображается в конце "Феноменологии Духа" с точки зрения раскрытия цели:
" Цель,абсолютное знание, или дух, знающий себя, как дух, идет путь воспоминаний о духах, как они существуют в нем самом и производят организацию своего царства. Их сохранение со стороны их свободного, являющегося в форме случайности бытия есть история,а со стороны их выраженной в понятиях организации – наука о знании в его явлении;обе эти стороны, выраженные в понятиях истории, составляют воспоминания и Голгофу Абсолютного Духа, действительность, истину и достоверность его трона, без которого он был бы безжизненным и одиноким; только из чаши этого царства духов пенится ему бесконечность". ((Бухарин цитирует по памяти. Правильно: "Цель, абсолютное знание, или дух, знающий себя в качестве духа, должен пройти путь воспоминания о духах, как они существуют в нем самом и как они осуществляют организацию своего царства. Сохранение их (в памяти), если рассматривать со стороны их свободного наличного бытия, являющегося в форме случайности, есть история, со стороны же их организации, постигнутой в понятии, – наука о являющемся знании; обе стороны вместе – история, постигнутая в понятии, и составляют воспоминания абсолютного духа и его Голгофу, действительность, истину и достоверность его престола, без которого он был бы безжизненным и одиноким; лишь пенится для него бесконечность из чаши этого царства духов". (Гегель. Сочинения. – М. 1959. T. IV. C. 434).))
Но, как мы видели, Абсолютный Дух познает себя и, следовательно, реализует свою цель, в системе гегелевской философии, которая и есть абсолютная истина. И здесь движение прекращается. Энгельс,в вышеприведенной цитате, прекрасно вскрыл это общее противоречие между застывшей системой, где развитие замкнулось, и диалектическим методом, который гонит все дальше и дальше.
Если в области истории движение "застревает" на частной собственности, прусском государстве и христианской религии, то не лучше обстоит дело в природе:в природе вообще нет развития, а есть лишь отражение движения идеи в рядоположности видов; нет никакого происхождения одного из другого: виды постоянны; из боязни материализма уничтожается диалектика прерывного и непрерывного, причем с одной стороны, отрицается атомистическая теория, с другой – обожествляемый свет объявляется абсолютной непрерывностью и т. д.
Бесконечность называется "дурною бесконечностью" и ей предпочитается "истинная", замкнутая бесконечность окружности. Боязнь впадения в "бесконечный прогресс" и в "дурную бесконечность" есть лишь обратная сторона поисков Абсолюта, который' по существу стоит в противоречии с принципом диалектического движения.
Мы уже говорили о том, что гегелевская система, будучи идеалистическим извращением действительных соотношений, в кривом своем зеркале отображает исторический процесс. Однако, это изображение извращено не только фронтально, то есть не только потому, что в нем перевернуто соотношение между мышлением и бытием, духом и материей. С идеалистической концепцией связано и "образумливание" действительного исторического прогресса. Вся "Феноменология", да и вся Гегелева система в целом, построена на последовательной смене ступеней единого целого. Между тем такого целостного всемирно-исторического процесса вовсе и не было, как не было и прямого восхождения с одной ступеньки на другую. Такое представление о"всемирной истории", свойственное оптимистическому периоду в развитии буржуазной идеологии, так же неверно, как и представление о постоянной деградации, где "золотой век" стоит позади, или теория вечного кругового движения. По сути дела все эти точки зрения односторонни, и Маркс вполне правильно указывал, что в действительности, то есть в исторической действительности, наблюдаются и движение вперед, и эпохи упадка, и застойные периоды, и движение по кругу, и по спирали и т. д. Понятно, что "образумливание" и "логификация" всего исторического процесса, как и всего мирового процесса, неизбежно ведет за собой соответствующую стилизацию действительности, и при том такую стилизацию, которая является производным новым извращением действительных соотношений.
Изображая действительные связи, движения и процессы шиворот навыворот, Гегель все же изображает эти связи и эти процессы. "Пьяная спекуляция" представляет собою отрыв от действительности. Но это не значит, что Гегелева философия выдумана "только из головы". Последнее вообще невозможно Логические абстракции Гегеля, преемственно связанные со всем предыдущим развитием философии и опирающиеся на это развитие, суть абстракции от действительности, на такие абстракции, в которых известные сторонники действительности стали "чрезмерными" (Дицген) и превратились в паразитарные категории, в то же время тощие, как фараоновы коровы. Показав теоретически всю возможность конкретных абстракций, Гегель в то же время был чрезвычайно далек от живой конкретности, хотя постоянно говорил о ней.
В "Записках одного молодого человека" А. И. Герцена мы находим такое замечание:
"...Не увлекаясь авторитетами, мы должны будем сознаться, что жизнь германских поэтов и мыслителей чрезвычайно одностороння; я не знаю ни одной германской биографии, которая не была бы пропитана филистерством. В них, при всей космополитической всеобщности, недостает целого элемента человечности, именно практической жизни; и хоть они много пишут, особенно теперь, о конкретной жизни,но уже само то, что они пишут о ней, а не живут ею, доказывает их абстрактность". ((Герцен А. И. Собрание сочинений в 30-ти томах, – М., 1954. Т. 1. Курсив Бухарина.))
Этот последний афоризм не лишен ни остроумия, ни меткости правильной характеристики.
Итак, взятая в целом система Гегеля:
оптимистична,ибо она выражает собой настроения прогрессивной и уверенной еще в себе буржуазии, которая видит громадные перспективы развития;
идеалистична, ибо это есть идеология командующего класса, монополиста умственного труда, "просвещенного" класса, разуму которого противостоит инертная "масса";
универсальна во времени, ибо буржуазия чувствует себя наследницей всей культуры, а свой новый общественный миропорядок рассматривает, как воплощение разума, конечное звено развития, по отношению к которому вся всемирная история была лишь подготовительными ступенями;
универсальна в пространстве, ибо ее "всеобщность" есть отражение и выражение мирового роста капиталистических производственных отношений, образование "мирового рынка", действительного формирования капиталистического человечества;
националистична, ибо она выражает не только факт образования мирового рынка и всемирного господства капитализма, но и момент сложения национального государства и антиципации экспансии под псевдонимом особой всемирной значительности Германии;
революционна по методу, ибо воплощает борьбу против феодализма и восхождение буржуазии, при чем весь прошлый исторический процесс берется в его диалектической, противоречивой динамике, где одна за другой разрушаются старые формы бытия и возникают новые, чтобы, в свою очередь, исчезнуть;
консервативна в системе, как таковой, ибо отображает победу буржуазного общества, которое представляется, как конечный этап исторического развития, где Абсолютный Дух познает самого себя, раскрывая свое содержание в гегелевской философии, как абсолютной истине.
Таким образом, здесь обнаруживается правильность одного из замечательных афоризмов Гегеля, по которому философия есть современная эпоха схваченная в мыслях.
Совершенно естественно, однако, что, и эта эпоха оказалась такой же конечной, как и другие. Противоречия капитализма, антагонизм классов и интересов были действительной материальной пружиной исторического развития Германии, что нашло свое выражение в распадении гегелевской школы. Но так как в истории наблюдается и преемственность в области идеологического развития, то эти противоречия нашли свое выражение в росте противоречий самой системы. В то время, как "правая" гегельянцев стала развивать ее консервативную сторону, и из гегелевского положения о разумности всего действительного сделала всестороннюю апологию ((Апология – (гр. apologia защита кого-либо, чего-либо), заступничество; восхваление.)) исторического свинства вполне в духе т. н. "истерической школы", "левая" подняла бунт, используя революционную сторону гегельянства, и, в первую голову, всю сокрушительность и всю ниспровергающую силу диалектического метода. Так, пройдя через стадию фейербаховского сенсуализма, антропологизма ((Антропологизм – (гр. anthropos человек + логия), представление о человеке как о высшем продукте природы, биологизация человека; непонимание его социально-исторической сущности; ненаучное объяснение явлений общественной жизни свойствами и потребностями отдельных людей как биологических существ, а не на основании исторических законов развития общества.)) и гуманизма, возник диалектический материализм Маркса-Энгельса;при этом в новую идеологию, выражавшую стремления и чаяния угнетенного класса, пролетариата, вошли многоразличные моменты предыдущего развития, помимо немецкой философии: Маркс был основательнейшим знатоком материалистической философии, от греков (его первая работа была, как известно, посвящена Эпикуру и Демокриту)и до современных материалистических доктрин; великие английские материалисты – Бэкон, Гоббс, Локк – были ему знакомы также близко, как и французские энциклопедисты,а равно и Спиноза. Историзм получил здесь совершенно новую форму, и гений Маркс создал новые отправные точки развития философии, создав учение об общественно-историческом человеке, активно преобразующем внешний мир. Небесные категории были спущены на Землю. Философия поставлена с головы на ноги. Плотины, созданные Гегелем историческому развитию, прорваны. Абстракции на деле, а не на словах, стали конкретными, и были до конца поняты, как абстракции от действительности, вне их лежащей, как отображения действительности, а не как немощные самодвижущиеся сущности. Маркс разогнал весь великий маскарад самых высокопоставленных фигур буржуазной идеологии, навсегда поселив страх и трепет во всех салонах Абсолютного Духа, где его многочисленные маски танцуют свои мертвящие менуэты. В дальнейшем эпоху вырождения буржуазной философии, марксизм продолжал развиваться на основе всей совокупности современного знания. Энгельс с его "диалектикой природы" и Ленин с его философскими работами внесли много нового, продолжая Марксову традицию и обогащая философию марксизма, в известном смысле слова являющегося великим наследником Гегелевой философии.
Глава XXXIV. О ДИАЛЕКТИКЕ ГЕГЕЛЯ И ДИАЛЕКТИКЕ МАРКСА
После краткого обзора Гегелевой системы в ее целом, уместно остановиться специально на диалектике. Диалектика, это не только метод мышления, но, в первую очередь, совокупность общих законов бытия (природы, истории, мышления). Диалектика, таким образом, есть и онтология.
Что касается ее специфического отличия, то оно заключается в противоречивости движения, в столкновении противоположных моментов и в их объединении. Раздвоение единого и единство противоположностей – coincidentia oppositorum – составляет суть диалектики, которая, поскольку мы говорим о диалектике, как науке, ведет свое начало еще от древнегреческой философии (особенно Гераклит, Аристотель и т. д.; на пороге нового времени Д. Бруно; в новое время Кант, Шеллинг).В наиболее развитой форме диалектика дана, однако, именно у Гегеля и систематически изложена, прежде всего, в большой "Логике" (Wissenshaft der Logik). Терминология,перед которой не нужно смущаться, связана у Гегеля,разумеется, с идеалистическим характером его философии.
Общие контуры "Логики": обнаружение противоречия состоит в том, что отрицается то определение мысли, которое только что утверждалось, или, как говорит Гегель, "полагалось". Разрешение противоречия есть единство противоположностей, т. е. вторичное отрицание, которое есть утверждение (тезис – антитезис – синтезис, т. н. "триада"). К утверждению приходят, следовательно, через два отрицания. Конечный результат делается исходным пунктом нового движения. Таким образом, мышление переходит от элементарных понятий – к сложным, от непосредственного – к опосредованному, от абстрактного – к конкретному. Этот ряд и есть развитие. Ступени понятий стоят друг к другу в таком же отношении, как в "Феноменологии" ступени сознания: каждая в зародыше содержит последующую; в каждой последующей заключается предыдущая "в снятом виде"; таким образом, говоря языком Гегеля,высшая ступень есть "истина" низшей и составляет предмет ее хотения, стремления (мистика идей!). Все так называемые "чистые понятия" суть понятия и мышления, и бытия, т. е. логика и онтология совпадают.
Смена ступеней есть развитие. Всякое развитие есть саморазвитие. "Логика" и дает картину развития идеи развития. Ее деление тоже трехчленно: она отвечает на вопросы: 1) что, 2) вследствие чего, 3) для чего в самой общей, наиболее абстрактной "чистой" форме. Что в наиболее абстрактной форме есть чистое, т. е. совершенно неопределенное бытие (и этому соответствует учение о бытии); вследствие чего – это есть основание,субстанция, сущность (и этому соответствует учение о сущности; для чего – есть цель, самоосуществляющаяся идея,она же субъект, или самость (и этому соответствует учение о понятии).
Таковы самые общие контуры гегелевской диалектики. Нетрудно видеть уже здесь принципиальные ее пороки.
1. Идеализм. Основу составляет движение понятий. Развитие от абстрактного к конкретному представляется не как "духовное воспроизводство конкретного" (geistige Reproduktion" Маркса),а как чудесное возникновение самого конкретного.
2. Мистика. Одна ступень переходит в другую, причем низшая фаза имеет "стремление", "хотение", превратиться в высшую. Эти и аналогичные категории действуют в "Логике" и тогда, когда дело идет о развитии вообще, о процессе изменения мира во всех его формах, начиная с неорганической природы.
3. Телеология. Целью всего развития, его имманентной движущей пружиной, является сама идея, самость, субъект. Тут и идеализм, и мистика даны одновременно.
4. Истиной является не правильность отражения бытия в человеческом сознании, а высшая фаза по отношению к низшей.
5. Односторонность движения, связанная с идеалистической телеологией. Дано лишь прогрессивное движение, тогда как процесс изменения может быть и регрессивным (последнее, однако, исключается понятием божественной цели). Диалектическая противоположность движения от низших форм к высшим и от высших форм к низшим не схвачена, а, следовательно, не схвачено и их единство. Идеализм вступает здесь в прямой конфликт с диалектикой.
Гете в свое время писал: "Вот уже скоро двадцать лет, как все немцы пробавляются трансцендентными умозрениями. Когда они это однажды обнаружат, они покажутся себе большими чудаками" (Гете,Соч.. т. Х). ((Гете. Сочинения. Под общ. Ред. А. В. Луначарского и М. Н. Розанова. Вступ. статья A. B. Луначарского. – М.: Худлит. 1937. Т. Х. 4. III-IV. C. 715.)) Дело, однако, как мы знаем, вовсе не в чудачестве, а в мощных социальных дотерминантах, обусловивших соответствующие философские построения. Понадобилось формирование идеологии нового класса, чтобы сорвать "чудаческую" маску и вышелушить "рациональное зерно" из "мистической оболочки" (Маркс).
Маркс уничтожил вышеотмеченные пороки Гегелевой диалектики и на свой, материалистический, лад развил эту диалектику. С этой точки зрения ее основа, раздвоение единого и объединение противоположностей,есть один из самых общих законов всего бытия и мышления. Это есть реальность, объективный закон универсального движения в его качественно различных формах. При этом речь идет не только – отнюдь не только – о механическом движении: сюда относятся ипротивоположно направленные механические силы, и положительное и отрицательное электричество, и магнитная полярность, и отражаемые математикой положительные иотрицательные величины вообще, и биологическое раздвоение на мужской и женский пол, и социальное раздвоение общества на классы, и двуединство материи и духа и т. д. и т. п.
Материальное раздвоение и соответствующее движение отражаются в теории. Реальные законы диалектического движения природы, общества, мышления отражаются в мышлении о природе, об обществе и о самом мышлении. Поэтому диалектика очищается от всякой теологии, телеологии, мистики и связанных с этим нелепых односторонностей и односторонних нелепостей.
Гегель начинает свою "Логику" с рассмотрения бытия и ничто. Бытие это "чистая неопределенность и пустота". Оно есть и ничто. В этом соотношении в зародыше дремлют все дальнейшие категории. Абстрактное бытие – пусто и поэтому ничто; однако оно и отлично от ничто, ибо указывает, что мышление есть, ничто же – голая отрицательность. Бытие – тезис. Его отрицание – ничто. Их единство – становление,в котором бытие и ничто обретаются "в снятом виде". Переход ничто в свою противоположность, бытие, есть возникновение. Переход бытия в ничто, как свою противоположность, есть исчезновение. Но возникновение само по себе есть также и исчезновение: исчезновение одного есть возникновение другого. Результат становления есть бытие определенное,т. е. не пустое и бессодержательное, а бытие с определенными свойствами: это суть наличное бытие,Dasein (Ленин переводит "существование"). Определенность наличного бытия есть качество. Здесь вся картина осложняется, и движение снова переходит на высшую ступень. Наличие определенности предполагает другое, от которого данная определенность отличается и тем самым отграничивается. Она, следовательно, заключает в себе момент небытия, т. е. отрицания этого другого, т. е. имеется два момента, бытия и небытия (omnis determinatio est negatio, всякое определение есть отрицание – говорил Спиноза).Эта противоречивость есть предпосылка всякого развития. Но, с другой стороны, нечто и иное,другое, взаимосвязаны: наличное бытие предполагает свое другое; нечто не может быть для себя,и то же относится ко всякому нечто: каждое из них есть иное иного, другое другого; всякое нечто ограничено другим и наоборот. Быть ограниченным, значит быть конечным. Таким образом, качественно определенное бытие, наличное бытие, нечто, и отличается от другого, и соотносится с ним (бытие в себе, и бытие для другого),переходит в него. Оно есть иное и в то же время не иное. Единство инобытия и неинобытия,т. е. единство на более высокой ступени развития, когда речь идет о бытии, включающем определенность, качество, есть становление иным,или изменение. Нечто всегда находится в процессе изменения, а не переходит к изменению. "Нечто становится иным, но иное само есть нечто, следовательно, оно опять в свою очередь, становится иным и т. д. до бесконечности "." Эта бесконечность есть дурная,или отрицательная,бесконечность, так как она есть ни что иное, как отрицание конечного, которое, однако, таким образом возникает опять, и, следовательно, вовсе не снято..." ("Наука логики" ((Бухарин цитирует по памяти. Правильно: "Эта дурная бесконечность есть в себе то же самое, что продолжающееся во веки веков долженствование; она хотя и есть отрицание конечного, не может, однако, истинно освободиться от него; это конечное снова выступает в ней же самой как ее другое, потому что это бесконечное имеет бытие лишь как находящееся в соотношении с другими для него конечными". (Гегель. Сочинения. – М. Пер. Б. Г. Столпнера. Под ред. М. Б. Митина. 1939. T. V. C.142).))). Progressus in infinitum, бесконечный прогресс, здесь есть неразрешенное противоречие, тутналицо дуализм конечного и бесконечного, где две стороны распадаются, образуя непримиримые противоположности; бесконечное протиполагается конечному и в нем, в конечном, имеет свою границу, то есть само становится ограниченным. Истинно бесконечное имеет конечное не вне себя, а в себе. Здесь законченное,совершенное, наличное бытие, или для себя бытие. Понятие конечного, не имеющего конца, т. е. неразрешимого противоречия, иллюстрируется прямой линией, где конечный отрезок АХ может продолжится в обе стороны; понятие "истинной бесконечности" – окружностью круга, где налицо завершенность и законченность. Истинная бесконечность есть снятие конечности, подобно тому, как истинная вечность есть снятие временности. Конечное или реальное, снимается в бесконечности и полагается идеально. "Истина конечного есть скорее его идеальность". "Эта идеальность конечного есть основное положение философии,и поэтому всякая истинная философия есть идеализм. Все дело в том, чтобы не принимать за бесконечное то, что в своем определении само тотчас же становится частным и конечным. Поэтому здесь нужно обратить более серьезное внимание на это различие. От него зависит основное понятие философии, понятие истинной бесконечности".
Итак, понятие наличного бытия (Dasein) закончено. Иное включено в него и замкнуто. Здесь уже нет перехода в другое. Изменение снято. Качество снято. Законченное наличное бытие есть для себя бытие, неизменное, пребывающее, вечно остающееся одним и тем же бытие., единое и в то же время много единых. Так качество переходит в количество. Остановимся пока на вышеизложенном. Прежде всего, о чем идет речь с самого начала? О т. н. определениях мысли, о "чистых понятиях", у Аристотеля они были предикатами всего мыслимого. У Канта они считались формами всякого суждения. Эти категории у Гегеля выступают в их самостоятельномсамодвижении. Они у него – не предикаты бытия, т. е. реального и, прежде всего,материального, бытия, т. е. действительного мира, который рассматривается с разных сторон. Наоборот, они выступают у него с самого начала, как самостоятельные понятия, из которыхразвивается все остальное. Абстрактнейшее понятие бытия берется исходным пунктом. Бытие берется не как основной предикат мира (мир существует), а, наоборот, богатство мира и весь мир выводится из пустого бытия, которое есть ничто. Но есть всегда что-то. Бытия нельзя отодрать от того, что бытийствует. "Мистика идеи" (Ленин)заключается здесь в том, что предикат превращается в субъекта и гипостазируется. Тоже нужно сказать и о ничто. Однако вопреки Гегелю,из ничто никогда не может получиться нечто,и старая пословица: ex nihilo nihil fit ((Ex nihilo nil (nihil) fit – (лат. Ничто не происходит из ничего).)) остается совершенно правильной. С точки зрения "мистики идей" из голой отрицательности ничто и пустого бытия получается движение мира. Но этот логический трюк не может быть принят, как составной момент материалистической диалектики. Значит ли это, что в гегелевском анализе бытия ничто и становление все чепуха и только "мистика идей"? Отнюдь нет. Если брать процесс изменения так, что рассматривать его только с точки зрения "нового", безотносительно к "старому", то новое, как новое, возникло впервые: его раньше не было вовсе, как такового. Как таковое,оно не существовало, т. е. было ничто. Однако это совершенно пустая абстракция, хотя она и уясняет одну сторону дела, возведенную неправомерно в исходный пункт. Корень ошибки лежит в превращении предиката бытия в субъект и извращенном соотношении между ними. Таким образом, здесь можно усмотреть истину, если брать проблему, как абстрактную сторону изменения предметности, а не беспредметное движение понятия. Реально возникновение и есть изменение. Это не две ступени, а одно и то же. Их можно разделять лишь в мыслительной абстракции, но если продукт этого искусственного разделения возводить в самостоятельные сущности, отрывая их при этом от предметного мира, то неизбежно получается "мистика идей".