(10) Он выступил ночью; Марцелл настиг его на широкой открытой равнине и не дал поставить лагерь, нападая со всех сторон и мешая работам. Войска в полном составе были брошены в бой; сражение шло почти до ночи и кончилось ничем. Быстро, еще до ночи, укрепили лагеря, поставив их недалеко один от другого. (11) На другой день Марцелл на рассвете вывел войско; Ганнибал от сражения не отказался; в длинной речи уговаривал он солдат сломить гордого врага: пусть вспомнят наконец Тразименское озеро и Канны; (12) он ведь наседает на них, не дает спокойно пройти, расположиться лагерем, отдохнуть, оглянуться; каждый день, только взошло солнце, и римляне уже тут. (13) Если после одного сражения враг уйдет, обливаясь кровью, он станет воевать с меньшим пылом.
Разгоряченные этими уговорами, наскучив дерзостью врагов, не дававших и дня передышки, карфагеняне рьяно кинулись в бой. (14) Сражались уже больше двух часов: у римлян правое крыло и отборный отряд[2711]дрогнули. Марцелл вывел на передовую линию восемнадцатый легион. (15) Но тут одни в страхе начали отступать, другие сменить их не торопились; смятение уже стало общим; и вот – страх сильнее стыда – солдаты бегут. (16) В сражении и во время бегства пало до двух тысяч семисот граждан и союзников, четыре римских центуриона и два военных трибуна: Марк Лициний и Марк Гельвий. (17) Четыре знамени были потеряны крылом, с которого началось бегство, и два – легионом, сменившим отступавших союзников.
13. (1) Марцелл по возвращении в лагерь обратился к солдатам со словами, такими суровыми и горькими, что гнев их начальника показался им страшнее вчерашнего злосчастного сражения, которое они вели целый день. (2) «Благодарю богов, – сказал Марцелл, – что враг не захватил лагерь, когда вы, перетрусив, кинулись за его укрепления: вы, конечно, бросили бы его с перепугу – так же, как проиграли сражение. (3) Почему вашими душами овладел такой ужас, почему вы забыли, кто вы и кто ваш противник? Не его ли прошлым летом вы побеждали, преследовали и доводили до крайности? (4) Последнее время вы гнали его день и ночь, утомляли мелкими стычками; вчера не позволили ни уйти, ни стать лагерем. (5) Не буду говорить о том, чем вы можете гордиться, а скажу вам о том, чего вы должны стыдиться, в чем каяться: вчера вы сражались на равных и с тем прекратили бой. (6) Что нового случилось сегодня, днем или ночью? Ваших войск убыло или вражеских прибыло? Я, кажется, говорю не с моим войском и не с римскими солдатами: тела да оружие только и остались от вас. (7) Был бы у вас тот же дух, разве увидел бы враг ваши спины, разве отнял бы знамена у какого‑нибудь манипула или когорты[2712]? До сих пор он хвалился, что вырезает римские легионы; сегодня он впервые обратил их в бегство – этой честью украсили его вы».
|
|
(8) Поднялся крик; пусть полководец простит им этот день, пусть испытает, как ему угодно, дух своих солдат. «Испытаю, солдаты, и завтра поведу вас в бой; победителей я прощу скорее, чем побежденных». (9) Бросившим свои знамена он распорядился выдать ячменя;[2713]центурионов манипулов, бросивших знамена, заставил стоять в стороне, с мечами наголо и без поясов; всему войску, пехоте и всадникам, приказал завтра быть наготове.
(10) Марцелл распустил собравшихся; солдаты согласились, что корил он их справедливо; в этот день в римском войске, кроме военачальника, не было человека, который не хотел бы вернуть его расположения – смертью или блестящей победой. Назавтра все было, как и приказано, в полном порядке. (11) Марцелл похвалил солдат, объявил, что на передовую линию он выведет тех, кто, бросив знамена, первыми обратились в бегство. (12) «Бейтесь до конца все и каждый, одержите победу: пусть о сегодняшней победе в Риме узнают раньше, чем о вчерашнем бегстве». (13) Затем он приказал подкрепиться пищей, чтобы не ослабеть, если сражение затянется. Сделано и сказано было все, что воодушевляет солдат; они идут в бой.
|
|
14. (1) Ганнибал, извещенный об этом, воскликнул: «Ну и противник! Он не может перенести ни удачи, ни неудачи! Победив, он свирепствует над побежденными; потерпев поражение, он снова бросается в бой». (2) Ганнибал велел играть сигнал и вывел свое войско. Сражались с обеих сторон яростнее, чем накануне: пунийцы старались сохранить вчерашнюю славу, римляне – смыть свой позор. (3) Левое крыло римлян и когорты, бросившие свои знамена, сражались на передовой линии; восемнадцатый легион стоял на правом крыле; (4) флангами командовали легаты Луций Корнелий Лентул и Гай Клавдий Нерон; Марцелл держал середину строя, ободряя солдат и словами, и своим присутствием. (5) У Ганнибала на передовой стояли испанцы – главная сила его войска. (6) Сражение шло уже долго, но никто не имел перевеса, и Ганнибал приказал вывести вперед слонов: не напугают ли они противника и не приведут ли его в замешательство. (7) Сначала слоны действительно смешали ряды римлян: одних потоптали, другие в страхе разбежались, обнажив линию обороны. (8) Это пошло бы и дальше, если бы военный трибун Гай Децим Флав, схватив знамя первого манипула гастатов, не приказал всем идти за ним; приведши их туда, где столпились животные и беспорядок был наибольшим, он приказал забросать слонов дротиками. (9) Все дротики попали в цель – и не мудрено: кидали с близкого расстояния в таких громадин, да еще сгрудившихся вместе. Не все слоны, правда, были ранены, но те, в чьих спинах засели дротики, кинувшись бежать, увлекли за собою и невредимых – животные эти с норовом. (10) Тут уже не один только манипул, но каждый, кто только мог попасть в бегущих слонов, стал кидать в них дротики. Огромные животные кинулись на своих и убили их больше, чем врагов: животное, охваченное страхом, не слушается сидящего на нем вожака. (11) На карфагенян, уже смятых пробежавшими слонами, наступала римская пехота; краткий бой – и враг бежит врассыпную. (12) Марцелл вдогонку послал конницу; гонимых страхом преследовали, пока наконец не загнали в лагерь. (13) Ко всему еще в самых воротах лагеря рухнули два слона; и солдатам пришлось лезть в лагерь через ров и вал; тут‑то и началось избиение: убито было около восьми тысяч человек и пять слонов. (14) И римлянам эта победа недешево стоила, тысячу семьсот легионеров (из двух легионов), больше тысячи трехсот союзников потеряли убитыми; раненых – и граждан, и союзников – было очень много. (15) Ганнибал в следующую ночь ушел; Марцеллу хотелось его преследовать, но большое число раненых удержало на месте.
|
|
15. (1) Разведчики, посланные вслед за неприятелем, донесли на следующий день, что Ганнибал двинулся в область бруттийцев[2714].
(2) Почти в те же самые дни выдав Ганнибаловы гарнизоны, стоявшие по их городам, консулу Квинту Фульвию сдались и гирпины, и луканцы, и жители Вольцей[2715]; консул принял их милостиво и только пожурил за старую ошибку. (3) Это и бруттийцам внушило надежду на такую же милость; от них к консулу пришли двое братьев, знатнейших в своем племени, Вибий и Пакций, и просили принять их на тех же условиях, на каких сдались луканцы[2716].
(4) Консул Квинт Фабий взял приступом город Мандурию[2717]области салентийцев: захвачено было до трех тысяч человек и много разной добычи. Оттуда он направился к Таренту и расположился лагерем у самого входа в гавань[2718]. (5) Часть кораблей, с которыми Левин сопровождал груз продовольствия, имела на борту стенобитные машины и все потребное для осады; другая часть – метательные машины, камни и всякое другое оружие – так оборудованы были и грузовые суда, не только гребные[2719]. (6) Из моряков – одни должны были подкатывать к стенам машины и приставлять лестницы, другие издали – с кораблей – поражать защитников стен. (7) Эти корабли были снаряжены так, чтобы осадить город со стороны открытого моря. А море было свободно – Филипп собирался напасть на этолийцев, и потому карфагенский флот был отправлен к Коркире. (8) В Бруттии отряд, осаждавший Кавлонию, узнав о приближении Ганнибала, отошел на возвышенность, на которой можно было удержаться только в первой сумятице атак.
(9) Осаждавшему Тарент Фабию помог в его важном деле случай, по существу не стоящий упоминания. Ганнибал оставил в Таренте отряд бруттийцев; начальник этого отряда смертельно влюбился в женщину, брат которой служил в войске консула Фабия. (10) Из письма сестры брат узнал о ее новой связи с чужестранцем – богатым и очень уважаемым земляками человеком – и возымел надежду с помощью сестры повлиять на ее любовника. О своих надеждах он доложил консулу. (11) Консул не счел это бреднями и велел воину пробраться под видом перебежчика в Тарент; при посредстве сестры подружился он с командиром, исподволь разузнал, как тот настроен, и, убедившись в его легкомыслии, уговорил – не без помощи женских ласк – предать римлянам участок стены, охраняемый его отрядом. (12) Сговорившись, как действовать и когда начинать, воин прокрался между караульными постами и, выбравшись из города, доложил консулу о том, что им сделано и что надо сделать.
(13) Фабий в первую стражу[2720]подал знак бывшим в крепости и охранявшим гавань, а сам, обогнув гавань, незаметно устроил засаду с восточной стороны города. (14) Затем трубы зазвучали одновременно и с крепости, и от гавани, и с кораблей, приплывших со стороны открытого моря. Крик и тревога поднялись, как и было задумано там, где никакой опасности не было. (15) Своим солдатам консул велел стоять молча. Тарентинцами с этой стороны командовал Демократ, тот, что прежде был начальником флота[2721]. Видя, что вокруг все спокойно, а в городе такой шум и такие крики, словно враги уже там, (16) он, испугавшись, как бы, покуда он медлит, консул не пошел бы на приступ, сам повел свой отряд к крепости, откуда доносился ужасающий шум. (17) Фабий, рассчитав по времени и догадываясь по молчанию (оттуда, где недавно кричали и призывали к оружию, не слышно было ни звука), что охрана выведена, приказал приставить лестницы к стенам там, где, по сообщению солдата, стояла когорта бруттийцев, которых он склонил к измене. (18) Как только захватили стену – бруттийцы помогали солдатам, – стали перелезать в город; затем взломали соседние ворота и в них вошел большой отряд римлян. (19) С громким криком перед самым рассветом они прошли на форум, не встретив ни одного вооруженного, но все, кто сражался около крепости и гавани, сбежавшись, набросились на них.
16. (1) Сражение у входа на форум было скорее горячим, чем упорным: ни храбростью, ни вооружением, ни воинским искусством, ни силой и бодростью не равны были римлянам тарентинцы. (2) Только бросили они свои дротики – до рукопашной еще и не дошло, – как разошлись знакомыми улицами по домам своим и своих друзей. (3) Двое из их командиров, Никон и Демократ, пали, мужественно сражаясь; Филемена[2722], когда‑то подавшего совет предаться Ганнибалу, вынес из боя конь, (4) вскоре коня обнаружили без всадника блуждающим по городу; тело нигде не нашли; все решили, что Филемен бросился с коня в открытый колодец. (5) Карфалон, начальник пунийского гарнизона, когда он, безоружный, шел к консулу напомнить об узах гостеприимства, связывавших их отцов, был убит встречным солдатом. (6) Убивали повсюду, не разбирая вооруженных и безоружных, карфагенян и тарентинцев. Там и сям перебили много бруттийцев – по ошибке ли, по застарелой ли к ним ненависти или чтобы прекратить разговоры, будто Тарент взят не войной, но изменой. (7) Кончив убивать, разбежались по городу грабить. Взято было, как рассказывают, тридцать тысяч рабов, множество серебряных изделий и монет, восемьдесят три тысячи[2723]фунтов золота; статуи и картины, почти равные тем, что украшали Сиракузы. (8) Фабий тут оказался великодушнее Марцелла;[2724]отвечая писцу на вопрос, что делать с огромными статуями (то были боги, представленные в виде сражающихся, каждый в своем обличье), он велел оставить тарентинцам их разгневанных богов. (9) Стену, отделявшую город от крепости, разрушили и место расчистили.
Пока все это происходило в Таренте, осаждавшие Кавлонию[2725]сдались Ганнибалу. (10) Услышав об осаде Тарента, он быстро дневными и ночными переходами повел туда войско, торопясь подать помощь, как вдруг услышал, что город взят. «И у римлян,– сказал он,– есть свой Ганнибал: хитростью мы взяли Тарент и такою же хитростью его у нас отобрали». (11) Он не повернул обратно, боясь, что это покажется бегством, и разбил лагерь там, где остановился, милях в пяти от города. Через несколько дней он ушел в Метапонт. (12) Оттуда он послал двух метапонтийцев в Тарент к Фабию с письмом от правителей города: пусть консул пообещает не наказывать их за старое, если они выдадут ему Метапонт и пунийский гарнизон. (13) Фабий всему поверил, назначил день, когда он придет в Метапонт, и написал правителям города письмо, которое и было передано Ганнибалу. (14) А тот, радуясь удачному обману – вот ведь и сам Фабий попался в ловушку, – устроил под Метапонтом засаду. (15) Но Фабий, прежде чем выйти из Тарента, обратился к птицегаданиям; птицы и в первый, и во второй раз не одобрили его решения;[2726]и при жертвоприношении, когда он спрашивал совет у богов, гаруспик сказал: надо остерегаться вражеских козней, а также засады. (16) Фабий не пришел в назначенный день, и метапонтийцы опять послали к нему с просьбой не медлить; гонцов вдруг схватили; боясь строгого допроса, они рассказали о засаде.
17. (1) Сципион провел зиму в Испании, завязывая дружбу с варварами – одаривал, возвращал заложников и пленных. (2) В начале лета, когда в Италии происходили описанные события, пришел к нему славный испанский вождь Эдескон[2727]. Его жена и дети находились у римлян, но и помимо этого его влекла та же, как будто случайная перемена в настроениях, которая отвратила всю Испанию от пунийцев и склонила их к римской власти. (3) Потому же Индибилис и Мандоний, бесспорно первейшие люди во всей Испании, вместе с отрядом своих земляков оставили Газдрубала; они поднялись на вершины, нависшие над его лагерем, и оттуда по гребням гор, не навлекая на себя никакой опасности, пришли к римлянам. (4) Газдрубал видел, что вражеское войско все время пополняется и усиливается, а его армия тает и будет таять, если он не отважится сейчас же сразиться с врагом. (5) Сципион желал этого сражения еще больше: его окрылял прежний успех и он хотел сразиться с Газдрубалом, пока другие войска еще не подошли. (6) И все же – на случай, если бы пришлось сражаться с несколькими полководцами, Сципион увеличил свои силы таким способом: во флоте, он видел, не было никакой нужды – у берегов Испании не было пунийских судов, – он велел своим пристать у Тарракона и присоединил моряков к сухопутному войску. (7) Оружия хватало: много было захвачено в Карфагене, а по взятии города его делали многочисленные мастера, которых держали взаперти по их мастерским.
(8) В начале весны Сципион с войском покинул Тарракон (Лелий уже вернулся из Рима, а без него он не хотел предпринимать ничего важного) и двинулся на врага. (9) Он шел по замиренной стране, и, когда вступал в чью‑нибудь область, его встречали и сопровождали союзники. Индибилис и Мандоний вышли навстречу со своими войсками; (10) от имени обоих заговорил Индибилис, не глупо и опрометчиво, как варвар, но с благородной важностью: переход к римлянам он скорей извинял необходимостью, чем хвалился, будто они только и выжидали первого удобного случая; (11) он знает, что слово «перебежчик» отвратительно старым союзникам и подозрительно новым, он понимает это обычное чувство, если вызвано оно понятной тем и другим причиной для ненависти, а не пустым словом. (12) Он вспомнил о заслугах, оказанных карфагенским военачальникам; об их скупости и высокомерии, об обидах, нанесенных ему и его землякам. (13) Поэтому до сих пор они только телом принадлежали пунийцам; душой они давно уже там, где – они верят – чтут людское право и божеский закон. К богам с молитвой прибегают те, кто уже не может выносить людского насилия и обид; (14) а он просит Сципиона не считать их переход ни изменой, ни заслугой: с нынешнего дня он узнает на опыте, каковы они, и оценит их помощь.
(15) Римлянин ответил: он так и поступит; он не будет считать перебежчиками тех, кто не счел нужным блюсти союз, не скрепленный ничем святым. (16) Индибилису и Мандонию привели их жен и детей; от радости оба заплакали. (17) Этот день они провели у Сципиона; на следующий, поклявшись в верности заключенному союзу, они были посланы за своими войсками. Потом они состояли при римском лагере, покуда римляне с их помощью не настигли врагов.
18. (1) Ближайшее из карфагенских войск – Газдрубалово – стояло под городом Бекула[2728]; перед лагерем были конные посты. (2) На них и напали легковооруженные и передовые – с ходу, не разбив даже лагеря, и высказали такое презрение к врагу, что настроение обоих войск обнаружилось сразу. (3) Всадников, ошалевших от страха, загнали в их лагерь, куда едва не вошли со знаменами римляне. (4) Раздразнивши себя и врагов, они в тот же день поставили лагерь. (5) Ночью Газдрубал отвел свое войско на холм, вершина которого была ровной и гладкой; сзади протекала река, а спереди и вокруг край холма окаймлялся отвесным обрывом. (6) Пониже находилась другая ровная площадка, но взобраться туда было не легче. (7) На эту нижнюю площадку Газдрубал на другой день, видя врагов перед своим лагерем, спустил нумидийских всадников, легковооруженных балеарцев и африканцев. (8) Сципион, объехав ряды солдат под знаменами, указал на врагов, стоявших на виду: они заняли холм, уже не надеясь на успех в бою на равнине; они полагаются не на мужество, не на оружие, а на неприступность самого места, но стены Нового Карфагена, на которые взошел римский солдат, были выше; (9) ни холмы, ни крепость, ни даже море – не препятствие римскому оружию. На высотах закреплялись враги, им же придется в случае бегства скакать по крутым склонам. (10) Но он, Сципион, закроет врагам и этот путь к бегству. Сципион взял две когорты: одну поставил у входа в долину, по которой протекала река, а другую там, где дорога, петляя по холму, спускалась из города к полям. (11) Сам он повел воинов (тех самых, что накануне прогнали неприятельские караулы) к нижнему выступу холма, где стояли легковооруженные карфагеняне. Шли сначала по неровной, каменистой дороге – только дорога их и задерживала, – потом, когда подошли ближе, в римлян полетели дротики, камни и прочее. (12) Они в ответ стали бросать камни, которыми усеяна была дорога, – почти все они годились для этого дела. Камни кидали не только солдаты, но и замешавшаяся между ними обозная прислуга. (13) Хотя подъем был труден и воины под градом дротиков и камней едва шли, на площадку они взошли первыми – сказалось врожденное упорство и привычка брать стены. (14) Как только они заняли небольшое, но ровное место, где можно было твердо стоять на ногах, они прогнали противника, который был подвижен и хорош в стычках, но уклонялся от настоящего боя, поражал неприятеля с безопасного расстояния, но не выдерживал рукопашной. Римляне перебили многих, а остальных отогнали к войску, стоявшему наверху.
(15) Сципион приказал победителям подниматься и нападать на середину вражеского строя; остальное войско он разделил между собой и Лелием, велел ему обойти холм справа и найти более легкий подъем, а сам быстро обошел холм слева и напал на врага с фланга. (16) Неприятельский строй дрогнул: карфагеняне хотели развернуть фланги навстречу раздающимся отовсюду крикам. (17) При этом замешательстве поднялся на площадку и Лелий; карфагеняне стали отступать, испугавшись нападения с тыла; первые ряды разорвались в середине строя, открывая путь римлянам. (18) Если бы карфагеняне, занимая столь опасное место, стояли твердо, а впереди строя выставили слонов, римляне никогда бы не взобрались наверх. (19) Кругом убийство; Сципион бросил свой левый фланг на вражеский правый, оказавшийся неприкрытым. (20) Бежать было некуда; на дорогах и справа, и слева стояли римские караулы; ворота лагеря после бегства военачальника и прочих командиров заперли; взволновались слоны – испуганные, они страшнее врагов. Перебито было около восьми тысяч человек.
19. (1) Газдрубал до сражения забрал из лагеря казну, отправил слонов вперед, а сам, подбирая на пути встречных беглецов, перешел реку Таг и направился к Пиренеям. (2) Сципион, овладев неприятельским лагерем, предоставил всю добычу, кроме свободных людей, солдатам. Пленных оказалось десять тысяч пехотинцев и две тысячи всадников. Всех испанцев он отпустил домой без выкупа, африканцев велел квестору продать. (3) Толпа испанцев – и сдавшихся ранее, и взятых накануне – окружила Сципиона и дружно провозгласила его царем. (4) Сципион приказал глашатаю водворить тишину и сказал, что для него звание императора, данное ему солдатами, самое почетное; а царское звание, столь уважаемое у других народов, в Риме ненавистно[2729]. (5) Пусть про себя думают, что у него душа царственная – если они считают это признаком душевного величия, – но не произносят вслух этого слова. (6) Даже варвары почувствовали душевное величие человека, презиравшего титул, перед которым немеют зачарованные люди. (7) Испанским царькам и старейшинам розданы были подарки; Индибилису Сципион велел выбрать из множества захваченных лошадей триста, каких он захочет.
(8) Когда квестор по приказу военачальника распродавал африканцев, один из них – юноша редкой красоты – сказал ему, что он царского рода; квестор отправил его к Сципиону.
(9) Тот стал расспрашивать юношу, кто он, откуда и почему, еще мальчик, оказался на войне. Юноша рассказал, что он нумидиец, земляки зовут его Массивой; после смерти отца он остался сиротой и был воспитан Галой, дедом с материнской стороны, нумидийским царем; в Испанию прибыл вместе с дядею Масиниссой, приведшим недавно конницу в помощь карфагенянам. (10) Масинисса запрещал ему вмешиваться в бой – молод еще, – но в день сражения он, тайком от дяди, взял оружие, сел на коня и вышел в строй; лошадь споткнулась, он полетел кувырком и оказался в плену. (11) Сципион приказал стеречь нумидийца и продолжал заниматься своими делами; вернувшись к себе, он позвал юношу и спросил, хочет ли тот вернуться к Масиниссе. (12) Тот, плача от радости, сказал, что очень хочет; Сципион подарил мальчику золотое кольцо, тунику с широкой каймой, испанский плащ с золотой застежкой, лошадь в полной сбруе и отпустил его, приказав своим всадникам сопровождать его до того места, до какого он захочет.
20. (1) Потом стали совещаться, как вести войну дальше; некоторые советовали сразу же идти и преследовать Газдрубала. (2) Сципион считал, что тут есть некоторая опасность: как бы не объединились с этим Газдрубалом Магон и другой Газдрубал[2730]. Сципион оставил только отряд в Пиренеях и провел остаток лета, заключая союзы с испанскими племенами. (3) Через несколько дней после сражения при Бекуле, когда Сципион, возвращаясь в Тарракон, вышел из Кастулонского леса[2731], Газдрубал, сын Гисгона, и Магон явились из Дальней Испании[2732]к Газдрубалу – с помощью они опоздали – сражение было проиграно, но пришли как раз вовремя, чтобы обдумать, как быть дальше. (4) Они сравнивали настроение испанцев в провинциях каждого из них. Один из Газдрубалов, сын Гисгона, считал, что карфагенянам остались верны только племена на океанском побережье и близ Гадеса, куда не дошел еще слух о римлянах. (5) Другой Газдрубал и Магон были согласны в том, что Сципион своими благодеяниями покорил и отдельных людей, и целые племена; отпадениям не будет конца, пока всех испанских солдат не отправят на край Испании или не уведут в Галлию. (6) Поэтому Газдрубалу следовало бы идти в Италию, даже если бы карфагенский сенат тому и противился, – ведь там идет решающая война, от исхода которой зависит все – и кстати: он уведет испанцев подальше от Испании и Сципионовой славы. (7) Войско Газдрубала по вине перебежчиков и после неудачного сражения уменьшилось – надо пополнить его солдатами‑испанцами. Магон пусть передаст войско Газдрубалу, сыну Гисгона, а сам с большими деньгами переправляется на Балеары и набирает наемников. (8) Газдрубал, сын Гисгона, пусть уходит в глубь Лузитании[2733]и в сражения с римлянами не вступает; Масиниссе надо пополнить число всадников до трех тысяч – дать лучших во всей коннице: пусть разъезжает по Ближней Испании, помогает союзникам, грабит вражеские города и поля. Приняв эти решения, военачальники разъехались осуществлять их. Вот что происходило к этому году [209 г.] в Испании[2734].
(9) В Риме слава Сципиона росла с каждым днем. Взятие Тарента, правда, скорее хитростью, чем оружием, прославило Фабия; о Фульвии начали забывать. (10) О Марцелле пошли плохие толки: он, мало того что проиграл первое сражение, еще и увел в разгар лета своих солдат отдыхать в Венузию, а Ганнибал в это время разгуливает по Италии. (11) Марцеллу врагом был народный трибун Гай Публиций Бибул; после первого неудачного сражения он неустанно перед народом чернил Клавдия, сумел разжечь ненависть к нему и добивался, чтобы у него отняли командование. (12) Близкие Клавдия настояли на том, чтобы он получил возможность, оставив в Венузии легата, явиться в Рим, обелить себя и не допустить, чтобы его лишили командования в его отсутствие. (13) Случилось так, что к тому же времени, когда Марцеллу предстояло оправдываться, в Рим для ведения выборов прибыл консул Квинт Фульвий.
21. (1) При огромном стечении плебеев и всех сословий во Фламиниевом цирке[2735]обсуждался вопрос о командовании Марцелла. (2) Народный трибун обвинял не только Марцелла, но и всю знать: они хитрят, медлят, а Ганнибал живет в Италии, как в своей провинции, десятый год – дольше, чем в Карфагене[2736]. (3) Вот во что обошлось римскому народу продление командования Марцеллу, войско его дважды разбито и отдыхает, раскинув летний лагерь в домах Венузии. (4) Марцелл, лишь напомнив все им сделанное, показал, как бессмысленна речь трибуна; о лишении командования не только не было и речи, но на следующий день все центурии дружно избрали Марцелла консулом; (5) в сотоварищи ему был дан Тит Квинкций Криспин, бывший тогда претором. На следующий день выбраны были преторы: Лициний Красс Богач, верховный понтифик; Публий Лициний Вар, Секст Юлий Цезарь и Квинт Клавдий Фламин.
(6) В самый день выборов Рим был взволнован отпадением Этрурии. Гай Кальпурний, получивший, как пропретор, эту провинцию, писал, что зачинщиками отпадения были арретинцы. (7) Тотчас же был отправлен туда Марцелл: пусть ознакомится с положением дела; если оно стоит того, то воюет не в Апулии, а в Этрурии. Этруски, испугавшись, утихли.
(8) От тарентинцев пришли послы просить мира с сохранением свободы и их законов. Сенат предложил им прийти, когда консул Фабий прибудет в Рим.
(9) В том же году были устроены игры – и Римские, и Плебейские – по одному дню. Курульными эдилами были Луций Корнелий Кавдин и Сервий Сульпиций Гальба; плебейскими – Гай Сервилий и Квинт Цецилий Метелл. (10) О Сервилии говорили, что он не имел права быть ни народным трибуном раньше, ни эдилом теперь, так как его отец, который был в свое время триумвиром для распределения земли и уже десять лет считался убитым бойями под Мутиной, как выяснилось, жив и во власти врагов[2737].
22. (1) В одиннадцатый год войны с Карфагеном [208 г.] консулами стали Марк Марцелл в пятый раз (считая и консульство, которое он не отправлял, так как был избран огрешно[2738]) и Тит Квинкций Криспин. (2) Провинцией тому и другому назначена была Италия; войска двух прошлогодних консулов и третье, которое стояло в Венузии, где им командовал Марцелл, распределялись так: пусть консулы выберут себе по войску, какое захотят, а третье будет передано тому, кто получит Тарент и Саллентинскую область[2739]. (3) Остальные назначения были такие: Публий Лициний Вар – городской претор; Публий Лициний Красс, верховный понтифик, – претор по делам чужеземцев и выполняет поручения сената. Секст Юлий Цезарь получил Сицилию; Квинт Клавдий Фламин – Тарент. (4) На год продлили командование Квинту Фульвию Флакку; он получил один легион и провинцию Капую, которая раньше была у претора Тита Квинкция; продлили полномочия Гаю Гостилию Тубулу (он должен был как пропретор сменить Гая Гальпурния в Этрурии и принять два его легиона) (5) и Луцию Ветурию Филону (за ним как пропретором оставалась провинция Галлия и те же самые два легиона, которыми он командовал, будучи претором). (6) Такое же решение о продлении власти предложено было сенатом и принято народом о Гае Аврункулее; он находился в Сардинии с двумя легионами; для защиты провинции ему добавили пятьдесят кораблей, присланных из Испании Сципионом. (7) Публию Сципиону и Марку Силану вручены еще на год их провинции и войска в Испании; из восьмидесяти кораблей Сципиона[2740], которые он взял с собой из Италии или отобрал у карфагенян, пятьдесят велено было переправить в Сардинию, (8) поскольку ходили слухи, что в этом году в Новом Карфагене готовят большой флот и рассчитывают с помощью двухсот кораблей высадиться на всех берегах Италии, Сицилии и Сардинии. (9) В Сицилии все устроили так: Секст Цезарь получил войско, сражавшееся под Каннами; Марку Валерию Левину – ему тоже продлили командование на год – к семидесяти кораблям, бывшим в Сицилии, добавили тридцать, стоявших в прошлом году под Тарентом; с этим флотом из ста кораблей он может, если сочтет нужным, пограбить африканское побережье. (10) И Публию Сульпицию продлили командование на год; ему оставили тот же флот и ту же провинцию – Македонию и Грецию. Два городских легиона, стоявшие в Риме, остались там же. (11) Консулам позволено было набрать солдат, сколько нужно. В этом году римское государство защищал двадцать один легион. (12) Публию Лицинию Вару поручено было починить тридцать старых военных кораблей, стоявших в Остии, посадить моряков и на них, и на двадцать новых и с этим флотом охранять ближайшее к Риму побережье;[2741](13) Гаю Кальпурнию велено не выводить из Арретия войско, пока не прибудет преемник; Тубулу – бдительно следить, чтобы не было новых заговоров.
23. (1) Преторы отправились в свои провинции; консулов задерживала забота о богах: сообщали о знамениях, замолить которые было нелегко. (2) Из Кампании сообщали, что в Капуе молния попала в храмы Фортуны и Марса и в несколько гробниц; в Кумах – суеверие в мелочах видит волю богов – мыши изгрызли золото в храме Юпитера; в Казине огромный рой пчел сел на форуме; (3) в Остии молния попала в стену и городские ворота; в Цере коршун влетел в храм Юпитера; в Вольсиниях озеро окрасилось кровью. (4) Назначено было однодневное молебствие, несколько дней приносили в жертву крупных животных, но богов не умилостивили; зловещие предвестия обратились на консулов[2742], государство не пострадало.