— У вас очень увлекательная профессия, мисс Шэннон.
— Благодаря ей я познакомилась с массой интересных людей. Ни у кого в Соединенных Штатах нет таких связей среди жуликов и мошенников, как у меня. Все они присылают мне поздравительные открытки на Рождество.
— Ты, стало быть, опасная птичка, Билл. Как только тебя тетя Адела терпит у себя в доме?
— Ей приходится меня терпеть, потому что я ваяю ей мемуары практически задарма. А она не может устоять перед халявой. Кстати, что это за выражение — опасная птичка? Никакого уважения к старшим. Между прочим, я послала Фиппса поболтать с кухаркой, чтобы он малость отвлекся от тягостных дум. Адела его только что выперла.
— Выперла Фиппса? За что?
— Длинная история, расскажу как-нибудь в другой раз. Напомни мне потом. Скажи лучше, как тебе игралось?
— Продулась с позором. Лорд Тофем меня сделал.
— Да, он уж тут распускал хвост.
— Значит, ты его видела? Где он?
— Думаю, все еще треплется по телефону. Пошел позвонить через океан своему дружку за Аделин счет, какому-то не то Бинго, не то Стинго в Лондон. Кстати, о телефонах: Адела сказала, что вчера сюда звонил твой приятель. Она желает обсудить с тобой этот вопрос.
— Какой приятель?
— У тебя что их — дюжина? Джо Дэвенпорт. Адела выслушала от него адресованное тебе предложение выйти замуж, и можешь себе представить, что теперь у нее в голове. Она надеется выдать тебя за этого обаятельного недоумка, обломка английской аристократии.
— В самом деле? Вот зачем она меня сюда пригласила!
— Так она мне и сказала.
— Конечно, это большая честь — стать женой чемпиона по гольфу. Но, с другой стороны…
— Вот именно. С другой стороны. Имей в виду, что, если ты выйдешь за Тофема, народишь полдюжины таких же недоумков с оксфордским произношением.
— Мисс Шэннон, как можно!
— Это так, к слову. Вошел Фиппс.
— Кухарка просила передать, что ее никогда не превращали в омара, мадам.
— Отнесемся к этому факту как истинные мужчины, Фиппс. Стиснем зубы, ладно?
— Да, мадам. Не могли бы вы мне сказать, где сейчас находится миссис Корк, мадам?
— Полагаю, у себя в комнате. Ты знаешь, где это. Она ведь собиралась на сеанс массажа, помнишь?
— Ах, правильно, мадам.
— Хочешь пойти к ней?
— Да, мадам.
— Я бы на твоем месте воздержалась.
— Что делать, мадам!
— А зачем она тебе понадобилась?
— Я хотел сообщить миссис Корк, что прибыл мистер Дэвенпорт.
Кей издала крик:
— Что?
— Да, мисс. Он в гараже, ставит машину. Его чемоданы уже в холле.
— Чемоданы?
— Да, мисс. Насколько я понял, этот джентльмен провел вечер с мистером Смидли, и он пригласил его погостить у нас несколько недель. Благодарю вас, мисс.
Фиппс отвесил полупоклон и удалился.
ГЛАВА VI
Билл первой нарушила молчание, воцарившееся после его ухода.
— Ну и дела, — сказала она.
Кей не реагировала. У нее перехватило дыхание. Известие, которое принес Фиппс, заставило ее почувствовать себя героиней одного из немых фильмов, в которых блистала ее тетушка Адела, повествовавших о преследовании добродетельных девушек коварными соблазнителями. Она знала, что Джо — упорный молодой человек, но никак не подозревала, что его упорство достигает таких немыслимых масштабов. Никто из самых развязных завсегдатаев злачных мест или самых бородатых и отчаянных латиноамериканцев не решился бы явиться с чемоданами в дом миссис Альберт Корк по приглашению ее нищего родственника.
— Ну и дела, — повторила Билл. — Какая бездна гостеприимства открылась в этом Смидли! Как у южанина какого-нибудь.
— Он, должно быть, чокнулся, — сказала Кей. — С какой стати он приглашает сюда гостей! Это же не его дом.
— Адела не замедлит ему на это указать.
Внимание Кей переключилось на другой аспект проблемы.
— А что имел в виду Фиппс, говоря, что дядя Смидли провел вечер с Джо? Он же никогда никуда не выезжает. Он сам мне говорил.
— Вчера как раз выехал.
— Вот почему он не присутствовал на обеде. А я думала, у него голова болит.
— Очень вероятно, что болит.
Кей разволновалась. Она очень нежно относилась к дяде Смидли, и теперь ее чувствительное сердце трепетало от мысли о последствиях его скоропалительного знакомства.
— Думаете, тетя Адела задаст ему перцу?
— Если хочешь поспорить, ставь пять против десяти. Но оставим пока Смидли в покое, — сказала Билл. — Давай лучше обратимся к торжественной встрече, которая будет иметь место через минуту-другую. Значит, твой молодой человек прогостит у нас несколько недель? Ничего себе!..
Кей зарделась. Возможно, оттого, что Билл, чья киношная выучка приучила ее к тому, что романтические эпизоды требуют музыкального сопровождения, замурлыкала «Свадебный вальс» Мендельсона, вкладывая в мелодию изрядную долю чувства.
— Не называй его моим молодым человеком. Что же касается продолжительности визита, то он, скорее всего, ограничится несколькими минутами.
— Думаешь, Адела его выгонит?
— А ты сомневаешься?
— Ну, если я употреблю все свое красноречие… Мы, ветераны «Суперба-Лльюэлин», должны проявлять солидарность.
На пороге возник Фиппс.
— Мистер Дэвенпорт! — провозгласил он, и вошел Джо, осветив комнату — как показалось Билл — солнечным светом. Несмотря на легкую головную боль, неизбежную наутро после вечера, проведенного в обществе Смидли Корка, заядлого кутилы, вырвавшегося на свободу после пятилетнего воздержания, Джо пребывал в самом радужном настроении. Он поклонился Билл и Кей, в особенности последней, с изяществом, не уступающим манерам лорда Тофема.
— Общий привет, — сказал он и несомненно добавил бы, что это самый безумный и самый веселый день радостного нового года, если бы дал себе труд подумать. — Привет, Билл.
— Привет, Джо.
— Будь я проклят, если передо мною не моя подружка Кей. Привет, Кей.
— Доброе утро.
— Ну, вот и я. А где хозяйка?
— У нее сеанс массажа. Если бы я знала, что ты заявишься в гости, Джо, я бы пирог испекла. Мы чуть в обморок не попадали, когда Фиппс нам объявил, что ты решил сделать сюрприз моей сестре Аделе.
— Неприятный сюрприз, — добавила Кей.
Джо сник. Так-то вы меня встречаете, говорил его печально-укоризненный взгляд. В это счастливейшее из утр он надеялся увидеть радостно улыбающиеся ему лица. А вместо этого его окатили ушатом холодной воды — кому понравится, когда вот так открыто заявляют, что ты гость нежеланный.
— У меня разыгралось воображение, — смиренно сказал он, — или я на самом деле встречаю прохладный прием? Я, к вашему сведению, не прокаженный.
— Да все равно что прокаженный, — отрезала Кей.
— Не хочешь же ты сказать, что миссис Корк мне не обрадуется?
— Если отделаешься легкими телесными повреждениями — считай, что тебе повезло. Я, между прочим, тебя предупреждала. Помнишь, за обедом?
Билл решила вмешаться. На ее взгляд, беседа принимала излишне резкий тон.
— Что за чушь, — сказала она. — Ты сможешь найти настоящее южнокалифорнийское гостеприимство. Погоди только, пока я сделаю Аделе соответствующее внушение.
— Неужели тетя Адела поддается внушению?
— С моей стороны — да. Я сыграю на ее чувствах как по нотам. Не волнуйся, Джо. Гарантирую тебе любовь и ласку. Так ты, говорят, вчера подружился с нашим Смидли?
— Да.
— Какое странное стечение обстоятельств.
— Ничего странного. Я как раз проезжал мимо ваших ворот в такси, а он выходил на улицу, и мы побратались.
— А что ты делал в такси возле наших ворот?
— Да так, осматривал окрестности. Я подвез его в центр. Когда выяснилось, что и он на мели, и я, было вполне естественным объединить силы. Для грунтовки мы закусили в ресторане Майка Романоффа.
— А потом?
— Потом заглянули в «Могамбо». Там он начал потихоньку отвязываться.
— Могу себе представить.
— Потом мы отправились к Чиро.
— Где он продолжил отвязываться, надо полагать.
— И успешно продолжил.
— Тогда-то он и пригласил тебя сюда погостить?
— Да.
Билл понимающе кивнула.
— Картина вырисовывается со всей ясностью. Сперва он взгромоздился на стол, стянул пиджак и пригласил желающих сразиться с ним подходить по двое.
— По трое.
— Потом он помягчел сердцем. Слез со стола, надел пиджак, всплакнул и стал всех подряд приглашать в его дом на холме. «А уж ты, друг, обязательно должен приехать», — сказал он тебе.
— Ты прямо будто вместе с нами сидела.
— Увы, нет. Что же было дальше?
— Я вдруг его потерял. Только что он был тут, и глядь — нет его. Прямо как в цирке. Знаешь, есть такой трюк — «индийская веревка»?
— Нет, но мне понятно, что ты имеешь в виду.
— Словом, сгинул, как не было. Куда делся — ума не приложу.
— Скорее всего в одно из многочисленных заведений на бульваре Вентура. Я знаю его маршруты в таких ситуациях. Очевидцы информировали. Он любит пошататься и поглазеть на свеженькие личики. А на бульваре Вентура личики всегда свеженькие и приятные. Причем в такие моменты ему для полноты самовыражения хочется быть одному. И тут уж, Кей, нам его с целой сворой ищеек не отыскать и домой не завлечь.
— Но стоило бы попробовать.
— Постель его не смята.
— Он что, не ложился?
— Адела говорит — нет. Она зашла к нему в спальню после завтрака. Его не было всю ночь.
— Что же он себя так не жалеет! И на это у Билл был ответ.
— Он болван. Я наблюдаю за Смидли Корком всю его жизнь, с детских лет до взрослого состояния. В детстве он был маленьким болванчиком. Теперь он большой болванище. А вот скажи. — обратилась Билл к Джо, после того как Кей выбежала из комнаты, — показывал ли Смидли свой коронный номер, Беатрис Лилли?
— Нет, не припоминаю.
— Как правило, он всегда с ним выступает в таких случаях. Как говорят очевидцы. Сначала он изображает Беатрис Лилли, потом — на бис — «Гунгу Дин»[10]покойного Редьярда Киплинга. Потрясающее, должно быть, зрелище. А как ты скоротал томительные часы ожидания встречи?
Лицо Джо, помрачневшее после той характеристики миссис Корк, которую ему пришлось выслушать, снова прояснилось. Он встрепенулся.
— Билл, — сказал Джо, — меня распирает радость. Помнишь тех молодцов, которые принесли благие вести из Ахена в Гент?[11]Так вот, они не нюхали такого счастья, которое я сейчас испытываю. Потому что мои вести — истинно благие. Они даже тебя, моя дорогая Вильгельмина, выведут из спячки. Ты спрашиваешь, как я провел томительные часы ожидания? Так вот, когда я понял, что партнер созрел, я приступил к делу.
У Билл поднялись брови.
— Какие могут быть дела со Смидли?
— Я торговал ему наш проект агентства по представлению авторских интересов. Переговоры шли непросто, потому что он никак не мог сосредоточиться. Я объясняю суть дела с кристальной ясностью, а он откидывается на спинку стула и смотрит на меня стеклянными глазами, как рыба на сковородке. Я спрашиваю: «Ну, что вы на это скажете?» — а он вскакивает и орет какие-то допотопные университетские кричалки. Приходится начинать все снова-здорово. Так что процесс доводки клиента до кондиции был крайне затруднен. Но я не сдавался, гнул свое и теперь, дорогой партнер, с чувством удовлетворения могу доложить тебе, что дело сделано. Улучив момент, когда на него нашло временное просветление, я взял быка за рога, и вот результат: он ссужает нам двадцать тысяч долларов, необходимых, чтобы вскарабкаться на первую ступеньку лестницы, ведущей к процветанию. Господи, Билл, — озадаченно воскликнул Джо: — где же аплодисменты? Ты что — не слышала, что я сказал? Папаша Корк определенно обещал нам двадцать тысяч баксов, необходимых для приобретения агентства.
Лицо Билл приняло печальный и жалостливый вид, гримасу матери, вынужденной уведомить обожаемое дитя, что его шансы на получение конфетки близки к нулю.
— Одна загвоздка, — сказала она.
— Какая еще загвоздка?
— Проблема в том, что у Смидли нет ни цента.
— Как?
— Ни цента.
Джо остолбенел. Он не мог уразуметь этих слов.
— Ты сама говорила, что он миллионер.
— Никогда я этого не говорила.
— Как же! Вчера в отеле. Ты сказала, что твоя сестра вышла замуж за миллионера.
Печаль на лице Билл стала еще безысходней.
— Смидли — не муж Аделы, мой дорогой заблудший друг. Мужа Аделы больше нет с нами. Он там, — Алела воздела палец к небесам. — Смидли— всего-навсего брат покойного, не имеющий, как я уже сказала, ни гроша за душой. Это не преувеличение, ибо я не сомневаюсь, что после вчерашнего загула у него ни цента не осталось от той сотни, которую я ему одолжила.
Джо был уязвлен в самую душу.
— Иначе говоря, он вчера дурил мне башку?
— Он не нарочно.
— По чистой случайности, да?
Билл вздохнула. Она чувствовала себя словно мать, которая, вдобавок к необходимости уведомить дитя о том, что оно не получит конфетки, еще и принуждена заехать ему кистенем по макушке.
— Дело обстоит так, Джо. После возлияний Смидли посещают приступы мании величия. Ему чудится, будто вернулись прежние деньки, когда у него и впрямь водились немалые деньжата. Пока он не просадил все на мюзиклы, которые не выдерживали более одного представления, на театральные ангажементы, на спектакли, которые никто не посещал, на чехословацкий балет и сезоны «Гранд-Опера» по английски. Было время, когда Смидли считался одной из самых примечательных фигур на Бродвее. Ни у кого не было столько неудачных проектов, сколько у него. Как только возникала очередная бредовая идея, безусловно обреченная на провал, незамедлительно обращались к Смидли. Это не могло длиться долго. Пять лет назад последние его несколько тысяч ухнули в дурацкую французскую комедию, которая шла с пятницы по воскресенье, и с тех пор у него не осталось ни пенни. Он живет на три четвертака в день, которые ему из милости выдает моя сестра Адела.
Она сделала паузу, и Джо, вцепившийся пальцами в подлокотники, ослабил хватку.
— Понятно, — проговорил он.
— Боюсь, я нанесла тебе удар.
— Да, пожалуй. Пойду выйду в сад, проветрю мозги.
— Мне следовало бы тебя подготовить.
— Какая разница, — тупо ответил Джо.
Он с поникшей головой вышел на террасу, и Адела, как раз в этот момент появившаяся на пороге из холла, проводила его удивленным взглядом.
— Это кто такой? — спросила она.
— А? — рассеянно отозвалась Билл. Ее мысли были заняты Джо, пережившим крушение своих надежд.
— Что это за странный молодой человек, который только что вышел?
Билл собрала силы для битвы.
— Молодой человек, о котором ты спрашиваешь, — ответила она, — нисколько не странный. Он абсолютно нормальный, уравновешенный молодой человек из породы тех, кто превратил Америку в процветающую страну. Это Джо Дэвенпорт. Если помнишь, мы как раз о нем недавно говорили.
Адела взвилась.
— Дэвенпорт! Тот самый! Что он тут делает? Кто его пригласил?
— Не я во всяком случае. Смидли.
Прекрасные глаза Аделы чуть не вылезли из орбит. Сейчас она была похожа на Луизу де Керуай в ее самые грозные минуты. Если бы кому-нибудь из бывших коллег эпохи немого кино случилось проходить мимо и увидеть ее лицо, бедняга вскарабкался бы на ближайшую пальму, и сманить его оттуда нельзя было бы ни за какие коврижки. Именно так она выглядела в те давние дни, когда входила в комнату режиссера со словами: «Мне надо сказать вам несколько слов, мистер такой-то».
— Я не ослышалась? Смидли? Смидли! Приглашает гостей в мой дом?
— Нет, не ослышалась. Получилось так, что они вчера познакомились и погуляли вместе, после чего Смидли зазвал его сюда на недельку-другую. Джо тебе понравится. Чудный парень.
— Ха-ха!
Билл посуровела.
— Теперь послушай меня, Адела, — сказала она. — Я предвидела, что ты, может, будешь не вполне довольна, и разработала свой план.
— А я разработала свой. Я прикажу Фиппсу вышвырнуть этого субъекта вон.
— Нет, не прикажешь. Ты окажешь ему гостеприимство по всем правилам. Примешь как родного. Именно как родного. Адела, мы с тобой вместе росли!
— Я постаралась с тех пор выстроить жизнь по-своему.
— Когда мы были детьми, — непреклонно продолжила Билл холодным тоном, — я время от времени запускала тебе за воротник червей, чтобы ты не зарывалась. Если ты будешь упрямиться и не примешь Джо как следует, я возобновлю эту практику.
— Сейчас не время шутить.
— Это правда, и тебе будет совсем не смешно, когда ты, показывая после обеда мистеру Глутцу твой сад, почувствуешь, как я запускаю тебе за ворот горсть червяков.
Адела задохнулась от ярости. Сорок лет знакомства с сестрой Вильгельминой давали ей неприятное основание считать, что эти слова — не шутка. Кое перед чем Вильгельмина могла остановиться, но диапазон таких шагов был крайне ограничен.
— Ты на это способна?
— Разумеется, способна. И заметь, я имею в виду не одного жалкого червячка, а целую горсть. Крупных, жирных, скользких червей, Адела. Липких, склизлых, ползающих. Холодных, грязных…
Адела капитулировала.
— Можешь не утруждать себя подробностями, — сдавленно выговорила она.
— Значит, ты все поняла?
— Я готова проявить лояльность по отношению к твоему дружку.
— Хорошо. Эй, Джо! — позвала Билл, подходя к стеклянной двери. — Зайди на минутку! Начинай репетировать свою лучезарную улыбку, Адела. Мне не терпится посмотреть, как она раскроит твою физиономию от уха до уха. И когда ты обратишься к гостю, пусть твой голос зазвучит как у горлицы, кликающей своего любезного. Джо, позволь мне представить тебе хозяйку дома. Моя сестра, миссис Корк.
Джо все еще стоял с понурой головой. Общение с природой, представленной апельсиновыми и лимонными деревьями, пальмами и ящерицами, мало помогло ему превозмочь отчаяние, мертвой хваткой державшее его за горло. Он как в тумане увидел перед собой нечто женского рода, крупных размеров и рассеянно поклонился в этом направлении.
— Здравствуйте, — произнес он.
— Здравствуйте, — с видимым усилием ответствовала Адела:
— Я только что сообщила сестре, что ты собираешься у нее погостить, — сказала Билл. — Она без ума от радости. Правда, Адела?
Повисла недолгая пауза.
— Да, — сказала Адела.
— Она говорит — да. Так что пользуйся гостеприимством без всякого стеснения. Насколько я могу судить, тебя будут принимать как родного.
— Прекрасно.
— Да, я надеюсь, тебе понравится. Родным тут живется замечательно. А, лорд Тофем! — воскликнула Билл, увидев входящего джентльмена. — Идите сюда, пожмите руку Джо Дэвенпорту.
— Привет, — сказал лорд Тофем, выполняя пожелание Билл.
— Привет, — ответил Джо.
— Приветик.
— Да, — кивнул Джо.
Опять воцарилось недолгое молчание.
— Может, вы покажете мистеру Дэвенпорту его комнату, лорд Тофем? — сказала Адела, с трудом выговаривая слова. — Ту, что рядом с вашей.
— С удовольствием, — ответил лорд Тофем, потому что задание было ему вполне по силам. Он жестом предложил Джо следовать за ним. Через открытую дверь было слышно, как он начал описывать Джо свои утренние успехи на поле для гольфа.
Билл вздохнула с чувством выполненного долга.
— Ну, Адела, — сказала она, — тебя можно поздравить. Ты была великолепна. Нотка теплоты плюс аристократическая сдержанность. Просто царица Савская, приветствующая царя Соломона. Но что это с тобой? Тебя осенила какая-то идея?
На лицо Аделы набежало облачко задумчивости.
— Понять не могу, — ответила она, — что мне каждый раз мешало, когда у меня за время твоего визита возникало желание скинуть тебе с лестницы на голову что-нибудь потяжелее?
— Это самые грустные речи, которые мне когда-либо приходилось слышать или читать. А, Кей! Как успехи?
В комнату вошла озабоченная Кей.
— Нигде не могу его найти. Добрый день, тетя Адела. Я искала дядю Смидли.
Из ноздрей Аделы вырвался шумный свист, напоминающий паровозный гудок.
— Я сама его ищу, — мрачно сказала она. — Хочу спросить, что это ему вздумалось приглашать своих мерзких дружков в мой дом.
Билл изобразила удивление.
— Ну вот, а мне показалось, что Джо тебе понравился. Ты была с ним так ласкова. Может, нам Фиппс поможет, — добавила она, увидев дворецкого, вносящего в комнату поднос с коктейлями. — Фиппс, ты не видел мистера Смидли?
— Со вчерашнего вечера — нет, мадам.
— И вы не знаете, где он? — спросила Кей.
— Знаю, мисс, — живо ответил дворецкий. — Он в тюрьме.
ГЛАВА VII
Присутствующие не сразу нашли в себе силы прокомментировать услышанное. Слова будто застряли у них в гортани, и им пришлось довольствоваться языком взглядов, который не всегда способен выразить все оттенки чувств. Первой заговорила Кей:
— В тюрьме?
— Да, мисс. Мистер Смидли находится в руках закона. Он позвонил мне по телефону нынче утром.
Душераздирающий крик вырвался из уст Аделы. Подсчитывая из недели в неделю расходы по дому и наблюдая, как за каждой едой ее родственничек берет себе по две порции каждого блюда, она порой мечтала — кто из нас не мечтает? — о том, как было бы хорошо, если бы в один прекрасный день он обратился в бесплотный дух, бренные останки которого упокоились бы в семейном склепе; но чтобы дело дошло до тюрьмы — это уж слишком. Тюремное заключение — плохая реклама не только для самого узника, но и для его близких. Перед ее глазами предстала газетная страница с шапкой: РОДСТВЕННИК АДЕЛЫШЭННОН В ТЮРЬМЕ и фотография самой Аделы Шэннон. Эта картина вызвала у нее очень неприятное ощущение, словно она проглотила тучу насекомых.
— Боже! — простонала она.
— Он предложил мне предпринять необходимые меры по соответствующим каналам, — продолжил Фиппс, — но я не смог отставить свои обязанности по дому.
— Надеюсь, ты не успел об этом кому-нибудь сболтнуть? — осведомилась Билл.
— Нет, мадам. Мистер Смидли попросил меня соблюдать конфиденциальность.
Адела судорожно сжимала и разжимала пальцы, будто смыкая их на шее деверя. У нее мелькнула мысль, что она допустила ошибку, не придушив Смидли вовремя. Вот уж действительно — крепка задним умом.
— Подробности знаешь? — спросила Билл.
— Да, мадам. Мистер Смидли меня проинформировал. Факты таковы. Во время вчерашнего визита в ночной клуб на бульваре Вентура он пырнул конферансье вилкой для устриц. Последний, видимо — застигнутый врасплох, справился с ситуацией и вызвал полицию, которая и доставила мистера Смидли в участок. Надеюсь, это не попадет в газеты, мадам.
— Я тоже надеюсь, Фиппс. Мое воображние отказывает, когда я пытаюсь представить, какой скандал раздует из этого дела Луэлла Парсонс.
— Да, мадам. Здесь воображение бессильно.
— Фиппс, — сдавленно вымолвила Адела, — вы свободны.
— Слушаюсь, мадам.
В отсутствие дворецкого Адела смогла дать полную волю переполнявшим ее чувствам. Она охарактеризовала деверя в словах, которые разили не хуже топора в руках отъявленного душегуба. Она нарисовала законченный портрет отсутствующего, и могла бы бесконечно добавлять к нему все новые и новые штрихи, если бы не задохнулась от ярости. Слушая ее, Билл прониклась невольным уважением к женщине, которую всегда недолюбливала. Конечно, подумала она, у Аде-лы тьма недостатков, но в красноречии ей не откажешь.
— Не напрягайся так, — ласково сказала она.
— Не напрягаться? Ха! На секунду он вырвался из-под моего надзора — и смотри, что натворил! Его только могила исправит.
В дверях вновь появился Фиппс.
— Я подумал, что вам, может, будет интересно узнать, мадам, — сказал он хриплым голосом, — что мистер Смидли только что вернулся. Он как раз входил через парадное, когда я шел через холл.
— Так он не в тюрьме? — спросила Кей.
— Очевидно, нет, мисс.
— Как он выглядит?
— Довольно смирно, мисс.
В глазах Аделы сверкнули молнии. Она вся пылала негодованием. Если бы кто ненароком сейчас дотронулся до нее, ему грозил бы ожог. Впрочем, никому и в голову не пришло бы в этот момент ее коснуться.
— Где он?
— Прошел к себе, мадам, побриться.
— И, наверное, принять душ, — заметила Билл.
— Он уже принял душ, мадам. Его помыли за казенный счет.
— Фиппс, — сказала Адела, — вы свободны.
— Слушаюсь, мадам.
— Ты бы поднялась наверх, Кей, и приглядела за ним, — посоветовала Билл. — У него наверняка сейчас рука неверна.
Кей как завороженная смотрела на Аделу, которая невидящим взглядом уставилась в пустоту. Ноздри ее угрожающе раздувались.
— Билл, сделай что-нибудь. Она сама себя не помнит.
— Ничего, — ответила Билл. — Когда ее обуревают чувства, Адела напоминает жрецов бога Ваала, которые пыряют себя ножами. Не беспокойся. Я о ней позабочусь.
— За тобой — как за каменной стеной, Билл.
— Да уж! Я — старая, верная.
— Бог тебе в помощь.
Кей заторопилась наверх, а Билл обернулась к Аделе, которая принялась скрежетать зубами.
— А теперь, Адела, — сухо скомандовала она, — утихомирься. Выпустила пар, и будет.
— Заткнись!
— Только об этом и мечтаю. Меня уже тошнит от тебя.
— Кому сказано!
Билл, закаленная в сестринских баталиях, уходящих корнями в седую древность, возвысила голос. Настал один из тех моментов, в которые она благодарила Провидение, даровавшее ей крепкие голосовые связки. С такой ситуацией справиться могла только женщина, не страдающая от слабости легких.
— Повторяю, меня от тебя тошнит. Того и гляди, кишки выпустишь из бедняги Смидли. Ты просто исчадие ада. Обожаешь тиранить ближних. Я всегда подозревала, что ты сама укокошила старину Корка.
Адела поспешила отвести от себя это обвинение.
— Мой муж попал под колеса туристского автобуса. Билл кивнула. В этой реплике безусловно была доля правды.
— Этот факт имел место, — согласилась она, — но его спровоцировало то, что бедняга был женат на тебе. Впрочем, обсуждать это бессмысленно, — смягчилась Билл. — Прости, если я была чересчур резка.
— Ты всегда резка чересчур.
— На этот раз больше, чем обычно. Дело в том, что я люблю Смидли. Я люблю его еще с тех пор, когда он был пятнадцатилетним прыщавым отроком. Я любила его в лучшие его годы, когда он швырял деньги на бродвейских дурочек. И я люблю его сейчас. Видно, в этом проявляется моя умственная неполноценность. Может, мне надо к психоаналитику наведаться. Как бы то ни было, факт остается фактом. Потому прошу тебя сбавить обороты и обращаться с ним помягче.
Адела взметнула брови.
— Уж я ли не мягко с ним обходилась! Пять лет он сидел у меня на шее. Это было очень нелегкое бремя.
— Выбирай выражения! Бремя!
— Ты обещала не грубить.
— Да, конечно. Но как прикажешь реагировать, когда ты держишь меня за идиотку, прикидываясь бедной овечкой, вынужденной откармливать ненасытного волчару? Бремя! Да ты бы без труда могла содержать целую дюжину таких как Смидли. Эл Корк оставил тебе столько денег, что черт на печь не вскинет, не говоря уж о том, что он завещал тебе не оставлять Смидли. И все то, что ты на него тратила, сторицей возмещалось — ты тешила свои садистские наклонности, держа его под каблуком. Ну что, я опять нагрубила?
— Да уж!
— Этого я и хотела. Ну ладно, хватит. Но не забывай, что милосердие несовместимо с понятием бремени. Меня учили, что оно — благословенная влага, орошающая сухую землю.
— Что за чушь!
— Не богохульствуй.
— Я…
Слова замерли на устах Аделы. Она превратилась в пантеру, завидевшую свою жертву. В комнату, сопровождаемый Кей, входил Смидли.
— А! — воскликнула она.
Смидли, всегда живой и подтянутый, выглядел изможденным и помятым, как римский император, слишком засидевшийся над фалернским. При всем старании полицейские, препроводившие его из ночного клуба в кутузку, не могли не испортить ему вид. Костюм, приобретенный в Палм Бич, выглядел так, будто его утюжили автобусом. Но для человека с криминальным прошлым, одетого наподобие профессионального бродяги, Смидли вошел в гостиную довольно бодро и без всяких следов робости на лице. Подбородок его — оба его подбородка — были подняты вверх, подбитый глаз глядел победно, будто Смидли черпал кураж и решимость из какого-то одному ему ведомого источника.
Адела напряглась.
— Итак, Смидли? — вопросила она.
— Что — итак?
— Отвечай на вопрос, — сказала Билл.
Смидли моргнул. Ему нелегко было сосредоточиться на предмете.
— А, привет, Билл!
— Привет, старый дружище.
— Я тебя не заметил. Я что-то с утра не прогляделся. Плывет перед глазами. А ты вроде пожелтела.
— Это тебе мерещится. У меня отличный цвет лица.
Адела, усевшаяся за письменный стол, повелительно постукивала по нему костяшками пальцев. Сейчас ей бы больше приличествовал судейский молоток, но, как и Фиппсу, обходившемуся в своей предыдущей профессии без подручных инструментов, для выражения чувств ей вполне довольно было и своих костяшек.
— Не время обсуждать внешность Вильгельмины, — постановила она. — Я жду объяснений.
Билл подняла брови.
— Ты полагаешь, что нужно объяснять, с какой стати он пырнул вилкой конферансье? Что ж тут необыкновенного! Дело житейское. Мне было бы интересно узнать, почему ты не в тюрьме, Смидли. Фиппс дал нам понять, что тебя заточили в узилище с сырыми стенами, кишащее крысами. Что же случилось? Дочь тюремщика передала тебе напильник в пироге?