Разве не здорово остаться всего с одним чемоданом, в котором все, что тебе нужно. И ты сможешь тогда просто мотаться по всему свету. Отправляться, куда только пожелаешь. Делать интервью с теми, кто покажется интересным. У нее достаточно денег. Она будет продавать свои статьи с интервью. Возможно, Рассел будет приобретать их для «Имиджа», а если не он, то есть масса других журналов. После того, как она сделала интервью с сенатором, на нее посыпались предложения. Идея такая казалась ей чрезвычайно привлекательной.
В ресторане Шеп очень шумно приветствовал официантов и прямо‑таки упивался тем, что все его узнавали.
Оба они заказали спагетти и белого вина, и Шеп, наконец, признался:
– Я же трахнул твою подружку. Клео кивнула.
– Она очень хорошенькая. Она сама и предложила, а я американец запальчивый и потому не отказался. Мы отправились ко мне в гостиницу и занялись любовью, вот и все. Человек ведь я женатый и не могу себе позволить увлечься.
– Конечно, нет, – саркастически ответила Клео.
– Ну, вот, а потом она стала донимать меня телефонными звонками, я пытался аккуратненько от нее отделаться, но не тут‑то было, и на следующий день она врывается ко мне в тот самый момент, когда я разговариваю по телефону с женой, и черт побери, – мне пришлось повозиться с ней. Она намеревалась схватить трубку и все моей жене рассказать. Пришлось разговор прервать, а пока мы дрались, она заработала синяк под глазом. Вышло это случайно, но она, черт побери, просто взбесилась.
Шеп на секунду замолк и отхлебнул вина.
– Как бы то ни было, – продолжал он, – она взбеленилась и стала срывать с меня одежду, а я уже знал, что с ней лучше не связываться, и потому ничего с ней делать не стал. Это ее еще разозлило, и она стала орать о кольце с бриллиантом и обвинила меня в том, что я его украл. А я даже не видел в глаза этого чертового кольца. Наконец мне удалось ее успокоить, и единственное, как я смог это сделать, – это заняться с ней любовью. Я не хотел, но другого выхода не было. Мне ПРИШЛОСЬ это сделать. Мне вовсе ни к чему такие паблисити. У меня имидж семьянина.
– Раньше о семье надо думать, – заметила Клео.
– Теперь я и сам это знаю. Я допустил промах.
– Да, твоя ошибка, что ты улегся в постель с той, кому нужно было больше, чем трахнуться.
– Обойдусь без нравоучений, – отрезал Шеп, – я извлек урок. В конце‑концов я ее вышвырнул и попросил портье, чтобы ее со мной больше не соединяли и ко мне не пускали.
Он порылся у себя в карманах и достал телеграмму.
– Я получил ее сегодня утром, – он протянул телеграмму Клео и та неспешно стала читать:
– Позвони до шести, иначе я обращусь в полицию, к твоей жене и в газеты. Доминик.
– Моя жена в постели, в следующем месяце должен родиться ребенок, – бормотал Шеп. – У нее и так было два выкидыша, поэтому сейчас ей прописан постельный режим. И ей никак нельзя волноваться. Если это дойдет до нее… и он с несчастным видом умолк.
Клео грустно покачала головой.
– Почему ты раньше не подумал о своей жене?
– Я не собирался делать ничего такого, что причинило бы ей боль.
Это скажет и Майк.
– Ты должна помочь мне, Клео.
– Да. Думаю, что должна. Только я помогаю не ТЕБЕ – я помогаю твоей жене. Меня тошнит от ТЕБЯ.
Шеп отвел глаза в сторону.
– Я не обещаю, что смогу что‑то сделать, – добавила Клео. – Доминик какая‑то странная в последнее время, но я отправлюсь к ней и поговорю. Ты можешь дать мне свою машину с шофером?
Шеп взбодрился.
– Конечно, конечно. Все, что хочешь.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
– Я думаю, – сказал Джон, когда они вернулись домой из Трампа, – что у нас все получится, Мафф.
– Что, что? – зевнув спросила Маффин.
– Получится с Джексоном. С американцами. Для тебя выстелют красную ковровую дорожку, когда мы там окажемся.
– О.
– Это все, что ты можешь сказать – о? Ты плясать должна от радости. Это именно те связи, которые я и искал. Иди сюда, малышка, я хочу ощутить твои связи!
Она наклонилась поиграть со Скраффом, а Джон подошел сзади и хотел влезть в нее.
– Хватит, – сердито сказала Маффин.
Джон рассмеялся и начал стягивать с нее трусики в горошек.
Маффин быстро выпрямилась.
– Я же сказала: «Хватит!»
– Ты все еще сердишься на меня за статью? Но ведь не Я писал ее.
– Я ни на что не сержусь, я просто устала.
– После того, как всю ночь трахалась, – отрезал Джон.
– Я не трахалась. Я была у подруги.
– Ладно, кончай ты с этой пластинкой, – Джон был на удивление взбудоражен. Все очень чудненько вставало на свои места. Его развод. Календарь Шуманна. Джексон.
– Давай поснимаемся, – предложил он.
– Что поснимаем?
– Нас с тобой, личные снимки, для хохмы.
– Не хочется.
– Ну, давай, тебе понравится.
– Нет.
– А где те снимки, которые мы делали в последний раз Полароидом?
– Я их выбросила.
– Что ты сделала?
– Я порвала их на мелкие кусочки и выбросила.
– Зачем?
– Потому что они были противными.
– Противными! – вспылили Джон. – Они были хорошей хохмой. К тому же, мы сделали их, только чтобы самим смотреть.
– Мне вовсе не нужны крупные планы твоего здорового седлака!
– А ведь были нужны, когда снимала.
– То было раньше.
– Давай еще снимем.
– Нет.
– Почему нет?
– Я тебе уже сказала, что не хочу.
Джон передернул плечами.
– Что сказала тебе Лори о Джексоне?
– Ничего.
– Значит – ничего. Ты провела с Лори в женском сортире двадцать минут.
– Эрика рассказывала мне о Мике Джеймсе.
– А что насчет него?
– Он трахался с ней на полу в гримерной, пока все мы были в зале.
Джон осклабился.
– Старушка Эрика, всегда в форме.
Маффин принялась раздеваться. Осталась в свитере и трусиках.
Джон сидел на кровати.
– Иди‑ка сюда ко мне на коленки, – приказал он.
– Зачем?
– Я хочу всадить тебе разок.
– Не хочется, – ответила Маффин упрямо. Стала стягивать свитер через голову. Джон рванул к ней, накрыл голову свитером и свободной рукой ласкал ей груди. Маффин заверещала от злости. Джон рассмеялся и поволок ее на кровать.
– Я не могу дышать.
– Ты моя пленница, девчушка, – объявил Джон, стягивая с нее трусики.
– Ты вонючая свинья, – зашипела Маффин.
– Так оно и есть, – согласился Джон, расстегивая ширинку на джинсах и высвобождая свой член.
– Пусти меня, – требовала Маффин.
– Не пущу, пока не поимею тебя, баба.
Он вошел в нее, а она отчаянно вырывалась.
– Десять ударов хлыста, – смеялся Джон. – Или может, двадцать?
Ответа не было. Маффин любила поиграться. Собственно говоря, зачинщицей, как правило, выступала она.
– Каково, когда тебя насилуют? – пошутил Джон. Маффин хранила молчание, но он чувствовал, что она близка к оргазму, и заработал энергичнее.
– Ты и вправду свинья, – уже потом пожаловалась Маффин.
– Что случилось с тобой? Ты же любила это.
– Я не хотела сейчас.
– Да, не хотела, но получила, и тебе понравилось.
– Никому не говори об этом.
– Кому я должен сказать? Королеве?
– Я хочу спать.
– Я тебе не мешаю, – Джон покачал головой. Временами Маффин бывает такой симпампушкой.
Джексон, Лори и Малыш Марти в гостиницу ехали вместе. Когда добрались, Джексон сказал Марти:
– У меня для тебя сюрприз.
– Спасибо, а какой?
– Отправляйся к себе в номер и жди. Когда я постучу три раза, впусти меня.
Джексон зашелся в смехе и заговорщески подмигнул Лори.
– Помяни мое слово, малыш, это будет нечто такое, от чего ты просто опупеешь. Поверь на слово старому дяденьке Джексону.
– Я люблю сюрпризы. – заметил Марти. – Когда я был маленьким, папа однажды сделал мне сюрприз – подарил пианино. Это было, конечно, до того, как он умер.
Джексон пьяно рассмеялся.
– А сейчас не пианино будет, но скажу тебе, что у этого сюрприза тоже есть ножки – да, да, малыш. Ножки! Тебе нравится шоколадное мороженое, сынок?
– Ты же знаешь, что нравится, Джексон. Только я не должен его есть из‑за прыщей.
Джексон согнулся от смеха.
– От этого блюда все прыщи твои сойдут. Он обнял Лори.
– Так, девонька? Я прав?
– Конечно, ты прав, – захихикала Лори.
Марти отправился к себе в номер, стянул атласный костюм и надел халат. Он думал, что сюрприз Джексона будет связан с едой. Он бы все сейчас отдал за мороженое – с бананами и взбитыми сливками или же шоколадное. Интересно, Маффин нравятся такие вещи? Он надеялся, что ей нравятся, потому что когда они поженятся, вместо обычной еды они ударят по мороженому. И никто их не остановит. Джексон уже не сможет, когда они поженятся, ходить и говорить, что он должен делать.
В дверь трижды и очень отчетливо постучали, и Марти пошел открывать.
В коридоре стояла Лори, совершенно голая, если не считать того, что на груди у нее написано было красной губной помадой «Подарок от Джексона».
– Боже! – воскликнул Марта чуть надломившимся и испуганным голосом.
– Нет, это всего‑навсего малышка Лори, – и она захихикала и проскочила в номер. – Иди сюда, сладкий мой, и я научу тебя, как быть звездой.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Клео никогда не бывала в доме в Хэмстеде, где жила Доминик, но шофер Шепа знал, как туда ехать, и потому добирались они недолго.
Это был хорошенький дом с короткой подъездной аллеей и с аккуратными цветниками. У подъезда стояли две машины, у входной двери – пустая детская коляска.
– Пожалуйста, подождите меня, – попросила Клео шофера. – Я ненадолго.
Она еще не решила что сказать Доминик. Может, она объяснит насчет жены Шепа, или, может, убедит Доминик, какое никчемное это существо – Шеп. Если Доминик вновь примется ее оскорблять, она это просто проигнорирует. Дружили они уже давно, а Доминик и в самом деле приходится сейчас очень трудно. Погруженная в собственные мысли, она позвонила в дверь.
Дверь открыл Дайан. Ей и в голову не пришло, что он может быть дома. Он был расстроен. У него был заплаканный вид. Он уставился на Клео, словно не признал ее.
– Я Клео. Клео Джеймс, подруга Доминик. Мы познакомились на днях, вспоминаете?
– Да, – наконец, ответил он, – вспоминаю. Испытывая неловкость, Клео стояла в дверях, ожидая, когда он пригласит ее в дом, но он даже не пошевелился, даже жестом не пригласил, а просто стоял с какой‑то полной отрешенностью.
– Я могу войти? – спросила Клео.
– Откуда я знаю? – сам задал вопрос Дайан. – Она сказала тебе?
Он внезапно стал всхлипывать, закрыв лицо руками.
– Простите меня, – заикаясь, проговорила Клео, – я не знаю, что происходит. Что‑нибудь случилось? Доминик дома?
В этот момент появился Исаак. Он выглядел потерянным и озабоченным. Он взял своего друга за руку и заботливо повел его в дом. Клео же он жестом попросил помолчать, и она ждала, внезапно пораженная жутким чувством чего‑то страшного, пока Исаак отводил Дайана.
Он вернулся через минуту.
– Дайан просто в шоке, – объяснил он. – Мы все в шоке.
– Что произошло? – спросила Клео с тревогой.
– Извини меня, я думал, ты знала. Я подумал, что поэтому ты и приехала.
– Что знала?
– Доминик покончила с собой сегодня утром.
– О Боже! Неужели это правда…
У Клео стали подгибаться колени, и кровь застучала в висках.
Исаак поддержал ее и провел в дом.
– Присядь, – сказал он мягко. – Я дам тебе бренди. Она села в кресло в холле и головой уткнулась в колени. Это было невероятно. Такие люди, как Доминик, с собой не кончают.
Исаак принес бренди, и она одним глотком выпила его.
– Почему? – спросила она. Исаак пожал плечами.
– Никто не знает. Она была в депрессии, она такое и раньше пыталась делать.
– Но она была так молода, – вздохнула Клео, – и у нее было все.
– Да, все, – согласился Исаак.
– Как она это сделала?
– Лучше я не буду тебе говорить. Это не… приятно.
– Кто нашел ее?
– Дайан. Он позвонил мне, и я приехал в то же время, когда появилась полиция. У него здесь никого нет, ты же знаешь. Вся его семья в Израиле. Я не знаю, что он будет делать.
– А где ребенок?
– Нянька забрала его.
– Она оставила какую‑нибудь записку? Как‑то объяснила?
Исаак покачал головой.
– Ничего. Она принимала успокоительные таблетки, снотворное. И всякая мелочь могла довести ее до жуткого состояния.
– Если б я знала. Не уверена, что очень доброжелательно к ней относилась. Если б я знала, что она больна…
– А я, ты думаешь, как себя чувствую? – прервал ее Исаак. – Я бы мог помочь ей больше, чем кто‑либо еще, а вместо этого, я только все усложнил. Мы же были любовниками, ты знаешь.
– Да, я знала. Она сказала мне.
– Несколько дней назад я сказал ей, что мы должны расстаться. Я любил ее, но Дайан – мой лучший и самый дорогой друг, и я больше не мог так. Она была в бешенстве, не слушала никаких оправданий.
Клео кивнула:
– Я знаю.
– Она рассказала мне об американце. По‑моему, она думала, что я стану ревновать. И я ревновал. В последний раз, когда я говорил с ней, она собиралась ехать с ним в Штаты. Собиралась?
– Он женат. Еще один отказ для нее. Наверное, все это вместе и набралось.
– Я тоже так думаю. Боже, мне кажется, я должен что‑то сделать. Но что?
– Я не знаю. И я так же себя чувствую. Но я не знала, что она в депрессии, я думала, что она просто переменилась.
Клео встала.
– Надо мне пойти и повидать Дайана?
– Я думаю, будет лучше, если он побудет один.
– Я хотела бы прийти на похороны. Могу я что‑нибудь сделать?
– Я передам Дайану.
Словно в тумане, Клео вернулась к машине. Ей хотелось рыдать. Ей хотелось расплакаться так, как Дайан. Но она не могла, слез не было. Просто пустота и тупое чувство невероятности.
Вернувшись в гостиницу, она позвонила Шепу.
– С твоими проблемами покончено, – сказала она ему.
– Чудесно! – воскликнул он. – Я знал, что ты сможешь. Что было? Что она сказала?
– Она не сказала ничего. Она покончила с собой сегодня утром.
И Клео тихо положила трубку. Да, мерзавец, она покончила с собой, и ты ей немало в этом помог. Я надеюсь, ты подавишься на следующей же женщине, которую затащишь к себе для послеполуденной палки.
Стелла стала отменна в своем черном платье от Ив Сан‑Лорана, ее короткие пепельные волосы были уложены Риччи Бэрнсом.
– Вы смотритесь как сестры, – с энтузиазмом заметил Никай, здороваясь с Клео. – Никто не поверит, что Стелла – твоя мать.
– Не будь смешным, дорогуша, – отчитала его Стелла. – Все знают, что я старая карга.
Она продела свою узкую руку под руку Майка и, кокетничая, пролепетала:
– А как поживает второй самый привлекательный мужчина из тех, которых я знаю?
– А кто первый? Я убью его, – изобразил гнев Майк.
– Конечно же, мой муж, – засмеялась Стелла. – Клео, дорогая, Майк выглядит абсолютно роскошно, что ты с ним делала?
Мамочка, он перетрахал множество блондинок, хотелось сказать Клео, – и это всегда его красит.
Вместо этого, она слегка улыбнулась и выразила восхищение новым кольцом – с рубином и бриллиантами, – которое надела мать.
– Подарок от Никая, – созналась Стелла. – Он балует меня, не правда ли, дорогой?
Никай радостно согласился.
– Если не я тебя буду баловать, этим займется кто‑нибудь другой.
Какой ошибкой было приходить сюда, подумала Клео. Какая скучная, эгоистичная у нее мать. Все, что ей надо было в этой жизни, это подарки, комплименты и некоторая мера обожания. Хер с ней, и хер с Никаем, и с Майком тоже.
– Ты выглядишь уставшей, дорогуша, – заметила Стелла.
– Я и устала. День был отвратительный. Ты помнишь мою подругу Доминик?
– Ту чудную девушку с изумительными рыжими волосами?
– Да, ту самую. Она сегодня покончила с собой.
– О, дорогая, как ужасно. Майк, дорогой, ты не нальешь мне немножечко мартини, это все там, в графине на столе.
И это все, изумилась Клео. О, дорогуша, как ужасно. И это единственное, что Стелла может сказать о Доминик? Она же знала ее, помнила. Даже Майк, когда ему она сказала об этом, был более участлив, а ведь он даже не знал Доминик.
– Мне кажется, – сказала Стелла, – что после ужина нам нужно будет разгуляться и отправиться в Аннабель, поесть их роскошного шоколадного мороженого.
– Невероятно! – пробормотала Клео.
– Что, дорогуша? – спросила Стелла.
– Ничего. Тебе не понять.
– А как насчет партии в кости, Майк? – спросил Никай. – Ты ведь играешь, да?
– Давай, – Майк бросил взгляд на Клео: не возражает ли она.
– Пожалуйста.
После поездки в Хэмстед, весь день был как в тумане. Она позвонила Шепу. Проверила, как напечатала ей машинистка статью о Дэниэле Онеле. Сделала пару деловых звонков. Потом отправилась на улицу и бродила по Гайд‑парку.
Она совсем забыла об ужине у Стеллы и о том, что договорилась встретиться с Майком. Когда он объявился у нее в гостинице, оставалось только одно: взять его с собой к Стелле. В конце концов он все еще ее муж, а поскольку Стелла ничего не знала об их проблемах, странного в этом ничего не было бы.
И вот они пришли, и она почувствовала себя в ловушке. Ее единственные родственники, и ей совершенно без разницы, увидит ли она их когда‑нибудь еще. Почему ты должна кого‑то любить только потому, что это твоя мать?
С того времени, как она стала себя помнить, Стелла всегда пыталась внушить ей, что она дурнушка, неполноценна и глупа. Как молода твоя мамочка! – в восхищении и зависти восклицали друзья по школе. Как она красива!
Так, черт побери, и должно было быть. Все свое время, свободное от сна, Стелла проводила у массажисток, в парикмахерских, в салонах красоты или за городом – в клубах здоровья.
Пока матери других детей ходили с ними по зоопаркам, либо же катались на лодках по пруду в Риджент‑парке, мать Клео зарабатывала себе зимний загар на Ямайке.
– Не приводи друзей домой, – любила жаловаться Стелла, – они такие шумные, я не могу отдохнуть нормально.
Кое‑как Клео просидела за ужином. Надо признать, она была рада, что и Майк был там. Он на всю катушку пустил в ход свое очарование и тем самым спас вечер. Стелла любила его. Весь вечер он говорил ей, как она молода, желанна и роскошна.
Когда вновь заговорили о том, чтобы отправиться в Аннабель, Клео отказалась.
– Вечер был чудесный – солгала она. – Но я так устала, что просто не выдержу.
– Тебе бы следовало принимать пшеничные отруби и мед, – выговорила ей Стелла. – Это даст тебе много энергии и просто чудеса сотворит с твоей кожей.
Она уставилась на Клео.
– Ты уже приближаешься к такому возрасту, дорогуша, когда надо бы ухаживать за кожей.
Как любила говорить Джинни – раз в день по полному рту спермы, и никаких докторов не нужно, – и к чертям собачьим все эти кремы для лица.
– Спокойной ночи, Стелла, – Клео поцеловала мать в щеку.
– Спокойной ночи, дорогуша, и напиши мне, когда вернешься к себе.
– Ты же никогда не отвечаешь.
– У меня просто не бывает времени, дорогуша. И все равно – напиши мне, мне хотелось бы этого.
В машине Майк спросил:
– К тебе в гостиницу или ко мне?
– Я не думаю, что ты поймешь, если я скажу, что не готова сидеть и болтать сегодня вечером.
– Я не думаю, что пойму.
– Ладно, – Клео безнадежно пожала плечами. – В твою гостиницу.
Майк сказал шоферу, куда ехать, и они ехали молча, оба погруженные в свои собственные мысли.
К Майку возвращалась его уверенность. В том, что ехали к нему, был хороший признак. Как только он приведет ее к себе в номер, как только они разговорятся, как только снимут одежду…
Он, безусловно, не мог больше без нее. Ощущения длинной ночи, накануне проведенной в квартире Эрики, уже начали исчезать. Эрика, как оказалось, была с большими выкрутасами. Со слишком большими – для богатых и разнообразных вкусов Майка.
Он выбрался от нее рано утром, пока она еще спала.
По‑прежнему молча они поднимались на лифте, пока Клео не сказала:
– Это не очень хорошая идея, Майк, все опять кончится криками.
– Ты не права, – покачал он головой, – мы разберемся, нам же всегда удавалось это прежде.
– Мы всегда разбирались, когда дело касалось нас двоих.
– Все, что я прошу, – это возможности объяснить. Он открыл дверь номера и провел Клео внутрь. На софе сидела, читая журнал, Эрика, закутавшись в банное полотенце.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Маффин делала вид, что спит, пока Джон не ушел. Вонючий мерзавец, заставил ее вчера трахнуться с ним. Она не хотела этого, он ее вынудил. Он почти что ее изнасиловал.
Они договорились встретиться с Малышом Марти в его гостинице в семь.
– К тому времени все утихомирится, – поучал е Марти, – я весь день буду на записи, и скажу Джексону, что устал, чтобы делать еще что‑нибудь вечером.
Маффин собрала некоторые из своих вещей. Она намеревалась убраться из этой квартиры задолго до того, как дома опять объявится Джон. Она собиралась купить себе свадебный наряд. Белое очень подойдет, что‑нибудь такое кружевное и девственное.
Когда она подкрасилась, разнарядилась, запаковалась и была готова, она нацарапала записку Джону.
– Ушла к подруге. Позвоню завтра.
Такая записка устроит его. Стыдно вообще‑то было, что она не могла пригласить его на свадьбу, но и речи быть не могло.
Телефон зазвонил как раз тогда, когда она уходила. Это была Лори.
– Приходи на ленч, – потребовала она. – У меня есть ошеломительные новости.
– Какие? – спросила Маффин.
– Слишком хорошие, чтобы говорить о них по телефону, – похвасталась Лори. – Ты не поверишь! Я хочу тебя видеть в этот момент. В два часа в «Карусели» – идет?
Ленч с девицами – будет чудесно. Но и искушений много. Ей не терпелось рассказать кому‑нибудь о себе и Малыше Марти Перле, но рассказывать об этом девицам, значит навлекать на себя неприятности. Им нельзя верить. Они сразу же побегут все рассказать Джону, и тогда Джон попытается помешать ей, и все станет очень скучным. Кому она может сказать?
Своей матери. Она может сказать матери. Она может взять с нее клятву молчания. Переполненная возбуждением, Маффин взяла такси и поехала в Уимблдон.
– Два визита за два дня, – отметила мамаша. – Но ведь это даже не мой день рождения.
– Я знаю, мамочка. Ты слышала когда‑нибудь о Малыше Марти Перле?
Мать отерла свои измочаленные руки о полотенце.
– Загляни‑ка в комнату двойняшек. Там везде на стенах – Малыш Марти Перл.
– Правда? Чудесно. Мамочка, не падай в обморок, но я собираюсь выйти за него замуж.
– И Джоси тоже, но я сказала ей, чтобы она подождала, пока ей не будет шестнадцать.
– Мамочка, я серьезно говорю. Я собираюсь выйти за него замуж, и мы тайно поженимся завтра утром. Мы познакомились на съемках, он – чудо, и мы влюбились друг в друга.
Мать Маффин тяжело опустилась на стул.
– А как же с Джоном? – спросила она, наконец. – Ты же обручена с ним.
– Он не возражает, – легко солгала Маффин. – Он вполне все понимает. И в любом случае, он никогда не собирался жениться.
– … все это так неожиданно. А почему завтра? Ты не влипла?
Маффин захихикала.
– Да нет, мамочка. Не будь глупышкой.
– Я всегда надеялась, что у тебя будет белая свадьба, цветы, а Джоси и Пенни будут подружками невесты. Славный прием, все наши родственники. Тетушка Анни, дядя Дик…
– Мамочка! Это все, что ты мне хочешь сказать?
– Я в шоке, дорогуша. Почти раздосадована. Я думала, что будет чудная свадьба, в церкви.
– О, мамочка.
– Я не могу по‑другому относиться к этому, дорогая. Я не могу скрывать моих настроений. Твой отец тоже расстроится. Мы оба так гордимся тобой, и было бы так…
– Хорошо, мамочка, – прервала Маффин, – нет смысла продолжать. Может, ты изменишь свое мнение, когда придешь к нам с Марти домой – в наш дом – в Голливуде.
– У него есть дом в Голливуде?
– Я думаю. Даже если и нет, то у нас будет дом. Большой дом с бассейном. И у нас будет две машины и множество хорошеньких собачек. И мне не придется больше раздеваться перед камерами. Ты только представь себе это!
– В «Сан» сегодня прекрасная твоя фотография появилась. Такие чудесные у тебя там волосы. Хочешь посмотреть?
Маффин так и не попала на ленч в Карусель. Ее очень расстроило то, что мать отнеслась к ней без энтузиазма, и уйдя от нее, она отправилась икать себе по магазинам свадебный наряд. Она нашла то, что хотела: длинное, до щиколоток белое платье, многоярусное и в рюшечках из коленкора. Свободного покроя с волнующим вырезом и шалью в тон.
– Вы не Маффин? – спросила продавщица.
– Да, – согласилась Маффин.
– А я думала, что вы все свои обновки получаете бесплатно, такие знаменитости, как вы.
Настроение у Маффин улучшилось. Приятно чувствовать себя знаменитостью.
– Ну? – поинтересовался Джексон, шутливо ткнув его в бок. Каков подарочек?
– Спасибо, Джексон, – потупясь, ответил Марти.
– Я же говорил тебе, что позабочусь обо всем, – подмигнул он. – Сначала я ее сам проверил. Отменная штучка. Немного негритянской пищи взбодрит тебя. Хочешь, чтобы она и сегодня вечером пришла?
– Нет, – поспешно отрезал Марти, – мне бы хотелось сегодня выспаться. И завтра хотел бы встать попозже. Мне кажется, я все еще не пришел в себя после перелета, чувствую себя не в своей тарелке.
– Не привык к этому, а? – Джексон рассмеялся. – Не привык, чтобы перед сном тебе давали горячих пышек.
– Наверное, нет.
– Я понимаю. Твою первую встречу я назначу тогда завтра на двенадцать. Мы будем на фабрике, где выпускают твои пластинки, а потом – в студию к фотографу, и еще запись на телевидении для детской передачи. Ничего изматывающего.
– Тогда увидимся утром, – сказал Марти. Он посмотрел на часы, было шесть тридцать.
– Как хочешь, малыш. Кстати, концерт был хорош.
– А вот Майк, кажется, так не думает.
– У Майка свои проблемы. Поверь мне, было здорово. Все идет так, как мы задумали.
Надеюсь, подумал Марти. Надеюсь, Маффин придет. Надеюсь, мы сумеем все сделать завтра так, чтобы об этом заранее никто не узнал.
– Спокойной ночи, малыш, – сказал Джексон.
– Спокойной ночи, Джексон, – сказал Марти. Когда я стану женатым человеком, я бы хотел, чтобы ты не звал меня больше малышом. Я буду пить, ругаться и трахаться со всеми подряд – как то и делают все женатые мужики, которых я знаю.
– Ты уверен, что тебе сейчас ничего не нужно? – спросил Джексон.
– Ничего, – ответил Марти.
– Тогда увидимся утром.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Вид Эрики, спокойно сидящей у него в гостиничном номере, был слишком большим потрясением для Майка. Клео тут же направилась к выходу.
– Как‑нибудь в другой раз, – бросила она ему, когда он пытался пойти за ней. – Через годик, другой.
Он пытался что‑то доказывать, но бесполезно, поэтому отстал от нее и вернулся в номер, где все еще сидела Эрика.
– Какого хера ты здесь делаешь, – взорвался он. – Вставай! Выматывайся! Пошла на хер!
Эрика положила журнал и пожала плечами.
– Я подумала, ты будешь доволен. Я подумала, что сделаю тебе сюрприз.
– Сюрприз ты сделала. Это точно. И ты все к чертям испортила мне с моей женой. Одевайся и выматывайся.
– А если я не хочу?
– А если я скажу, что я тебя заставлю?
– Заставь.
– Не выпендривайся. Ты разве не видишь, когда ты не нужна? Давай, убирайся, и по‑быстрому.
– Вчера вечером ты меня хотел.
– И я трахнулся с тобой. А больше не хочу, и поэтому давай одевайся и вон.
Злость его была как заезженная пластинка. Что бы ни случалось, все было не так. С тех пор, как Клео застала его с Сюзан, все шло шиворот‑навыворот. И вот теперь – это. Клео этого никогда не простит. Это была последняя капля.
Эрика встала, распахнула полотенце, в которое была укутана. Оно упало на пол. Медленно подняла руки и стала массировать себе соски, пока они не набухли.
Майк наблюдал.
– Хочешь присоединиться ко мне? – выдохнула Эрика.
– Нет, – отрезал Майк, но не смотреть он не мог. Руки ее поползли вниз к животу, лаская тело. Затем она раздвинула ноги.
– Ну, давай, – взвыла она.
Майк стоял, не шелохнувшись.
Она опустилась на колени на пол и еще больше раздвинула ноги. Она застонала, и движения ее становились все быстрее.
– Ну, пожалуйста, – умоляла она его. Он не шевелился.
Она уже почти пришла в оргазм, и Майк уже терпеть больше не мог. К чертям все это. Он расстегнул ширинку и подошел к ней. Грубо воткнул себя ей в рот, и она тут же зашлась в оргазме.
Он схватил ее за волосы, и начал быстрые движения телом вперед‑назад. Три‑четыре толчка и он тоже кончил. Он крепко держал ее за волосы так, что она чуть не подавилась.