Он внезапно остановился, швырнул пинцет в нее и вышел из комнаты.
Она была поражена. Пошла за ним в гостиную.
– Что с тобой такое?
– Со мной? – заорал он в ответ. – Наверное, с тобой.
– Я же не брею свои ноги перед тобой. Хотя убей меня, но есть вещи, которые надо делать наедине.
– Боже праведный! Что это за нравоучения такие!
– Я верю в то, чтобы говорить правду.
– Да? В таком случае чего ты не признаешься, что занималась этим с Расселом Хейсом?
– О Дэниэль! Сколько раз мне нужно повторять тебе? Я не занималась. Ты знаешь, что не занималась.
– Конечно, конечно.
И они стали орать друг на друга. Первый их спор, и такой смехотворный, что когда она, наконец, оторались вдоволь, они стали хохотать, а потом они ласкались и срывали друг с друга одежду. И вот они погрузились в любовь.
– У нас с тобой есть нечто особое, – тихо шептал Дэниэль, когда они лежали в объятиях друг друга, влажные и разгоряченные.
– Да, страсть к полу! – захихикала Клео. – Почему бы нам в постели не попробовать для разнообразия.
– Давай поженимся, – спокойно предложил Дэниэль. – Мы можем сделать это на следующей неделе на Багамах. Обещаю тебе, что медовый месяц проведем в кровати.
Клео была более, чем удивлена. Она не думала пока о замужестве с Дэниэлем. Она вообще не думала о замужестве с кем‑либо. Буч временами заговаривал об этом, но это было словно бы в шутку, – предложением, которое она никогда не воспринимала всерьез.
То, как она избавлялась от Майка, уже само по себе было гигантской преградой на пути к новому замужеству. Кому нужен этот лист бумаги, если потом начинаются ложь и обман? Кому нужно «принадлежать» друг другу юридически – когда отношения, не оформленные законным браком оказываются куда более честными?
Если бы они с Бучем поженились, то сейчас оказались бы в жуткой тяжбе. Кому что принадлежит. Как поделить деньги. А так она просто собралась и ушла. И Буч не чувствовал себя вправе мчаться за ней.
Она никогда не забудет лица Майка, когда он гонялся за ней по Лондону.
– Ты моя, сука! – говорило его лицо. – Давай‑ка возвращайся в это замужество, там твое место.
О нет. Ей вовсе не хочется идти вновь тем же путем. Ни с кем. Даже с Дэниэлем.
И все же – через два месяца ей будет тридцать. И ей хотелось ребенка. И она вовсе не возражала бы, чтобы это был ребенок от Дэниэля. Собственно говоря…
– Мне не кажется, что мы все должны портить женитьбой, – промурлыкала она, теснее прижимаясь к нему и водя пальцами по его волосатой груди. – Мы уже столько раз проходили это, что пора и понять. Мы любим друг друга. Не думаю, что нам нужен кусок бумаги для доказательства этого.
Руки ее соскользнули вниз, туда, где, как она знала, он уже наготове.
– Но мне хотелось бы ребенка от тебя – нашего ребенка. Дэниэль? Можно?
Ответа его дожидаться она не стала. Она взобралась на него и направила его к себе внутрь.
Следующим утром она выбросила все свои запасы противозачаточных таблеток. Ночью накануне, в разгаре страстей, Дэниэль так и ничего ей не ответил, но она была уверена, что поступила правильно. Ребенок – это куда более тесная личная связь между людьми, чем справка о бракосочетании.
Доктор Ричард Уэст вовсе не напоминал пожилого человека, просто выглядящего и без претензий, которого годом раньше она повстречала в офисе Рассела. Он значительно переменился. Не было уже коротких волос песочного цвета. Не было тяжелого тела. Не было одежды, вышедшей из моды. Единственное, наверно, что еще оставалось на месте, были губы как у Микка Джеггера. Его лицу, сейчас очень загорелому, они подходили больше, чем прежде, и глазам, упрятанным в затемненные очки. Густая борода скрывала его подбородок, а волосы – с блондинистыми теперь вкраплениями – отросли густыми и длинными. На нем были белые теннисные шорты и майка, дабы лучше видны были его длинные загорелые ноги и мускулистые руки.
– Привет тебе, – сказал он, – рад тебя снова видеть. Иди‑ка сюда и прими витаминных таблеток.
Не было уже у него прежней очаровательной робости. Калифорния и вся эта поездка – поездка успеха – затребовали себе еще одну жертву.
– Я едва узнаю тебя, – призналась Клео, сидя с ним за завтраком, который состоял из черносливов, йогурта, тертых пшеничных зерен и чая из роз, – ты похудел, наверное, фунтов на двадцать.
– Тело мое теперь в норме, как и моя голова, – проговорил Ричард, – я сбросил тридцать фунтов ненужного веса и сорок два года всякой ерунды выбросил из головы. Я другой человек теперь. Впервые за всю жизнь осознающий свои истинные нужды.
Клео прихлебывала розовый чай: он был вовсе неплох на вкус.
– Ты все еще встречаешься с Джинни Сэндлер? – поинтересовалась она.
Ричард нахмурился.
– Джинни не была женщиной, которая знала, что ей нужно в жизни. Секс для нее был все. Она никогда не думала о том, что такое ее ум, только о своих гениталиях.
– Но ты ведь пишешь о сексе…
– Больше не пишу. Новая моя книга называется «Путешествие внутри мозга». Скажи мне, Клео, ты принимала когда‑нибудь наркотики?
Двумя часами позже Клео вывалилась из его дома, нагруженная его нравоучениями. Скучен. Но интервью вышло замечательным, и она хотела поскорее сесть писать его. Какую прекрасную штуковину она могла выкинуть с ним – очень иронический материал.
Ей хотелось, чтобы Буч не был следующим на очереди, поскольку мозг ее уже зажегся идеями. Но интервью она записала на пленку, и все это могло потом лечь в материал. Рассел был прав. Он прекрасно понимал ее. Он понимал, что если она чем‑то заведется, ее уже не остановить. Она чувствовала себя в возбуждении, пока ехала в сторону пляжа. Наконец‑то жизнь ее встает на место. Дэни‑эль. Работа. Ребенок. Она снова чувствовала, что живет, что она больше не отупленный пляжный скиталец.
Буч смотрел на нее прищуренными голубыми глазами, и на лице у него было выражение обиженного ребенка.
– Ты подвела меня, – сетовал он, – смылась, даже не сказав короткого «прощай».
Странно, когда они жили вместе, она никогда не замечала в голосе его сетований. А вот теперь они были, были слышны ясно и четко.
– Я много сделал для тебя, – продолжал Буч, – я очень хорошо о тебе заботился. Забрал тебя от того кретина, за кем ты была замужем. Дал тебе дом и массу роскошной любви. Боже, Клео, взгляни в зеркало. Ты никогда не выглядела лучше. И ты можешь МЕНЯ за это поблагодарить – я дал тебе расслабиться – превратил тебя в подлинно красивую женщину.
Клео вздохнула.
– Буч, – прервала она его, – давай не будем забывать, что ты ХОТЕЛ, чтобы я жила с тобой. Я не была нищенкой, которую ты решил пожалеть благотворительности ради. Ты приехал в Рим и попросил меня перебраться к тебе. Никаких обещаний ни с той, ни с другой стороны. Уйма смеха. Помнишь?
– А черт, Клео. Что бы тебе вернуться? У нас же прекрасно получалось вместе. Винни будет работать, и некому будет тебе досаждать. Что ты скажешь на это? Может, еще раз попытаться?
Клео покачала головой.
– Дело было не в Винни. Она все это просто ускорила – я сама уже созрела для того, чтобы уехать. Давай говорить начистоту, Буч: мы дали друг другу все, что могли дать, и я сожалею, но для меня этого было недостаточно.
Буч скорчил физиономию.
– Впервые в моей жизни женщина бросает меня. Клео слегка дотронулась до его руки.
– Всегда что‑то случается впервые. Ты ЗНАЕШЬ, что у нас никогда ничего не получилось бы вместе постоянно. Разве мы не можем быть просто хорошими друзьями?
На его лице появилась ухмылка.
– А время от времени и любовниками? Она ухмыльнулась в ответ.
– Не думаю. Я скорее думаю об отношениях брата и сестры. Разве не было бы чудесно, если б у тебя была одна женщина, которую ты не считал бы своим долгом трахнуть?
– Эй, это может и не такая уж плохая мысль.
– Расскажи мне о всех своих проблемах.
– Ладно, можно начинать? Клео показала на свой диктофон.
– Знаешь что, дай мне сначала интервью, а потом час поговорим о твоих проблемах. Договорились?
– Ты всегда была классной бабой. Вот что должен сказать тебе: когда ты бросаешь мужика, делаешь ты это с классом.
Буч любил говорить о себе. Без сомнения, это было его любимым занятием. На интервью он поднаторел, но с Клео он был более естественным и спокойным. Шесть месяцев прожив с ним, она знала почти все о его взглядах – начиная от Папы римского и кончая Картером. Ей же нужно было от него несколько высказываний провокационного толка.
Где‑то в середине интервью он полез к ней так, как делал это и в прежние времена.
– Давай трахнемся, – предложил он, – в память о прошлом.
– Давай не будем. Я работаю.
– А я отменяю интервью.
– Отмени лучше свою эрекцию. Мы ведь теперь просто добрые друзья. Помнишь об этом?
– Если нет, ты, я знаю, мне напомнишь. Эй, что там насчет сплетен о тебе с Дэниэлем?
Она выключила диктофон.
– Где ты это услышал? Буч засмеялся.
– В этом городе не держат секретов. Я слышал, ты перебралась к нему.
– И что?
– Не тушуйся со мной, мадам. Я просто и подумать не мог, что он твоего типа… я хочу сказать…
– Ты хочешь сказать, что после такого здорового похотливого жеребца, как ты, какого черта я засмотрелась на мужика вроде Дэниэля Онела?
– Ну, что‑то вроде этого.
Она улыбнулась. Особой улыбкой.
– Вот это – секрет, который ты не узнаешь.
– Да, – Буч скорчил гримасу. – Итак, он хороший актер – но не на этом же идеальные отношения строятся. У тебя и у меня – у нас было что‑то другое. Что‑то очень томное и устойчивое. Я…
Винни помешала им. Она появилась на терраске и разместилась как раз между ними. На ней были обрезанные джинсы, которые обтягивали ее тело, словно вторая кожа, и коротенькая маечка, едва скрывавшая ее подростковые груди.
– Ты собираешься делать со мной интервью или нет? – потребовала она. – У меня свиданка. Я даю тебе пятнадцать минут, а потом мне надо бежать.
– Она уже звезда, – гордо проговорил Буч. Хлопнул ее по попке. – Следи на тем, как ты разговариваешь с этой леди.
Винни одарила его испепеляющим взглядом.
– Он рассказал тебе о новой девице, которая здесь сейчас живет? Ну, и размер! Самые здоровые сиськи, которые я когда‑либо видела, а ей только девятнадцать. Ты после нее кажешься старушенцией.
– Заткнись, – прервал Буч. – Тебя надо выпороть. Винни посмотрела на него вызывающе.
– Ну‑ка попробуй, папенька. Буч поднялся.
– Сама с ней занимайся, – сказал он Клео. – Попытайся из нее что‑нибудь умное выпытать. Она не так разумна, как делает вид. Она всего‑навсего славненькая… непонятая девчушка.
Винни закатила глаза кверху.
– Ну и хреновина!
Буч подмигнул Клео и пошел в дом.
– Увидимся позже.
Винни плюхнулась в его кресло.
– Он не сказал этого тебе? – допытывалась она.
– Не сказал чего? – спросила Клео, вставляя в диктофон новую кассету.
– О своей новой бабе.
– Мне нравится твой словарный запас.
– Она изумительна.
– Хорошо.
– Ты не обалдела от этого?
– А почему я должна? Винни пожала плечами.
– Не знаю. Ты разве не любишь его? Клео рассмеялась.
– Винни! Где ты только научилась таким сентиментальным словам как любовь?
Винни разозлилась.
– Не строй из меня дуру.
Впервые Клео почувствовала некое сострадание к этой возмутительной женщине‑подростку. У девчонки‑то есть, оказывается чувства.
– Я не строю из тебя дуру. Расслабься, Винни. Давай поговорим. Давай посмотрим, может, мы разговоримся по‑настоящему.
Двумя часами позже Винни все еще говорила. Казалось, что раньше ее просто никто никогда не слушал. Мамочка была хорошенькой, богатой и избалованной, бегала за мужиками и предавалась групповому сексу. Папенька был большой кинозвездой, который гладил ее по головке и считал, что она прелестная как чертенок, но, ради Бога, не говори никому, что ты моя дочь.
Винни была классическим примером той ситуации, когда слишком много случается слишком рано. Теперь ей самой предстояло стать кинозвездой, и у Клео не было сомнений, что дитя выстроит для себя очень успешную жизнь из целлулоидных фантазий.
– Конечно, я буду звездой, – сказала Винни. – У меня есть внешность. Есть талант. Татум и Джоди могут пойти и подавиться. Я буду самой большой звездой.
– Да, согласилась Клео, – я думаю, ты будешь.
– Эй, – лицо Винни, обычно мрачное, засияло. – А ты не так плоха, знаешь, да? Та бабенка, которую он к себе поселил, она роскошна, но она чистый ноль. Она продержится всего минут пять. Не хочешь вернуться?
Медленно Клео покачала головой. Если чему она и научилась в жизни, это не возвращаться.
Она подалась вперед и слегка прикоснулась к руке Винни.
– Жаль, я не попыталась узнать тебя, когда была здесь. Ты совсем не так плоха, как заставляешь всех думать.
Винни даже покраснела.
– О да, я плохая, – ответила она с вызовом. – На что угодно поспорить могу.
Когда Дэниэль вернулся из студии, Клео как раз сидела и писала свой материал о Буче и Винни.
Она оторвалась от машинки и послала ему воздушный поцелуй.
– Я выдохся, – объявил он. – Если бы Дайана Бисон могла играть, для всех нас это было бы куда как легче.
Он сел в кожаное кресло и стал снимать туфли.
– Есть чай?
– Миссис Кей на кухне, – ответила Клео рассеянно.
– Этот сукин сын Марк Хьюз понятия никакого не имеет, что должен делать режиссер, – жаловался Дэниэль. – По сути, я сам руковожу этим чертовым фильмом.
– Дорогуша, – мягко сказала Клео, – ты не будешь возражать, если мы поговорим попозже? Я должна кончить это, а то я мысль потеряю.
– А чем ты занята? – спросил Даниэль, вставая, подходя к ней и заглядывая ей через плечо.
Инстинктивно Клео прикрыла то, что писала. Она ненавидела, когда кто‑нибудь читал то, что еще не было закончено.
– Прошу извинить, – с сарказмом сказал Дэниэль, – я и понятия не имел, что мисс Рекс Рид нужно полное уединение. Дайте мне знать, пожалуйста, когда вы кончите с этим. Я даже в мыслях не буду вам более мешать.
И он выскочил из комнаты.
– Дэниэль, – прокричала Клео ему вслед. – Дэниэль? Вернись, не дури…
Она слышала, как хлопнула дверь в кухню и как он заговорил с кухаркой. Он просто придрался. Он просто должен понять, что у нее тоже есть работа. В конце концов, когда он читает сценарий, вокруг должна стоять тишина. Об этом он ясно сказал с самого начала. А когда по телевизору показывают один из старых его фильмов, дышать позволительно только во время рекламной паузы.
Она подумала, не пойти ли за ним на кухню и помириться. Но потом она уже никогда не доберется до машинки, а ведь ей осталось всего час или около того, чтобы дописать статью. А работать снова было так здорово!
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
Все было не так ужасно, как ожидала Маффин. Она съехала из дома, который они арендовали – упаковала два своих чемодана и съехала. Перебралась прямо к Кармен, Кили т собакам‑монстрам. Прямо в заглавную роль в фильме «Девушка с золотым влагалищем».
По словам Кармен, Маффин подходила на эту роль как никто другой из тех, кого она видела.
– А уже она‑то навидалась, – сказал Кили. – Ведь пробы велись шесть месяцев.
Маффин долго обо всем это думала, все учла, как могла Она была одна в Голливуде. Джон бросил ее. Денег у нее не было. Какие еще были варианты?
Кармен предложила ей место, где можно жить. Главную роль в фильме Деньги. Дружбу.
Конечно, это был порнофильм. Но если за небольшие деньги она и так же все показала на фотографиях, почему теперь не показать все это в кино за деньги большие?
Она приняла решение, и через день после проб переехала в особняк в Малибу.
Ей дали комнату, обеспечили доступ ко всему, что было в доме, и вручили сценарий для ознакомления.
Когда она его прочитала, она чуть не передумала. Сюжет ей был знаком. Девушка встречает парня. Теряет парня. Заполучает парня в конце концов. В промежутке девушка отправляется в Голливуд за славой, и все к ней пристают – начиная от каскадера и кончая датским догом.
Суть же сюжета в том, что девушка все время хранит свою милую невинность, через какие бы тернии ей не приходилось карабкаться.
И еще суть сюжета была в том, что все эти тернии снимать будут в деталях. Во всех деталях. Очень крупным планом.
– Ни о чем не беспокойся, – уверял ее Кили. – Я все устрою так, что тебе и думать не придется, что ты делаешь. Более того, тебе это даже понравится.
Он сдержал свое слово и в первый же день съемок выдал ей кучу таблеток, проглотив которые, она почувствовала себя невероятно хорошо.
Кармен соорудила студию прямо рядом с домом, и почти весь фильм должен был сниматься именно там. Она собрала небольшую группу профессионалов, и у Маффин сразу же завязались с ними хорошие отношения. В первые два дня съемок ей даже вообще не пришлось снимать одежду, ровным счетом ничего, а когда пришлось, она чувствовала себя среди друзей.
Кармен подбадривала и поддерживала ее. Всегда ее нахваливала, делала так, чтобы Маффин хотелось сыграть еще лучше.
– Мне нравится твой акцент, – говорила она. – Чуть побольше чувства, когда в этой сцене ты говоришь «нет». Вот так, душечка – именно этого мне и хотелось бы от тебя. Умница!
Маффин как‑то естественно вошла в роль. И когда пришло время заняться тем, чем она раньше занималась только вдали от посторонних глаз, – покажется это странным или нет, но ей понравилось. Она возбудилась. Это ее волновало.
– Ты красива. – Не уставала говорить ей Кармен, – маленький золотистый щеночек. Ты хоть представляешь, сколько парней немедленно влюбятся в тебя по‑сумасшедшему.
Об ЭТОМ Маффин даже и не думала.
Разоблачаясь перед столь многими мужчинами… и все они похотливы… и все они хотят ее… ее… ЕЕ.
Она захихикала при мысли об этом.
Где‑то посреди съемок Кармен вызвала ее вечером к себе в спальню. Лежала она на большой кровати, задумчиво потягивая сигаретку с марихуаной.
– Мы с Кили подумали, что тебе надо бы немножко развлечься. Ты так много работаешь, что тебе, нам показалось, надо бы расслабиться.
Маффин поежилась. Она ждала, что они станут к ней приставать, и все же, когда это случилось, она была удивлена.
– Иди сюда, – лениво сказала Кармен. – Если ты, конечно, хочешь. Никто здесь не станет заставлять тебя делать что‑либо, если ты не захочешь сама.
Маффин хотела. Очень хотела.
Из туалета вышел Кили. Он был прав, когда, хвастаясь, говорил, что Кармен держит его не из‑за размера его носа.
Маффин взглянула на него и быстренько отвернулась. Кармен улыбнулась, очень понимающей была улыбка. – Сказать мне Кили, чтобы он ушел? – мягко поинтересовалась она. Маффин кивнула.
Дайана Бисон была сука. Джон убедился в этом бесповоротно. Что еще хуже – она была сукой умной. Ему не удавалось переговорить ее, провести ее или заставить ее делать то, что она не хотела.
Он перебрался к ней, и она ждала от него, что он будет служить и улыбаться.
– Отправляйся на супермаркет, Джон.
– Заправь машину.
– Поди купи мне журналы по кино.
– Сделай мне ванну.
– Прогуляй собаку.
Вместо того, чтобы стать ее менеджером и взять под контроль ее дела, он превратился в главного мальчика на побегушках. И ЕМУ ЭТО НЕ НРАВИЛОСЬ. ЭТО НЕ ТО, О ЧЕМ ОН ДУМАЛ. А ко всему прочему, у него не было денег, и она скупердяйничала словно та баба в пословице.
Ему пришло на ум, что будет лучше, если он съедет. Но куда? Нет смысла уезжать, если не представится ничего лучшего. Судя по тому, как все выходило, было бы, наверное, лучше, если бы он остался с Маффин. Он даже призадумался – ненадолго, – как там дела у Маффин. В том, что он бросил ее, вина его была небольшой. С ней будет все в порядке. Все, что ей надо сделать, – это позвонить Джексону, и тот сразу примчится – его всегда тянуло на Маффин. А она и того лучше может отчудить.
– Джон! – голос Дайаны, звавшей его из спальни, звучал нетерпеливо. – Иди‑ка сюда и застегни мне молнию, дорогуша. И побыстрей, а то мы опоздаем, а ты знаешь, как не люблю я приезжать куда‑нибудь последней.
Еще одна скучная вечеринка. Теперь, когда фильм сделан, Дайана хочет выезжать каждый вечер. Она обожает вечеринки, то внимание, которым ее там окружают, предложения от местных жеребцов. А Джон плетется за ней, никому неизвестный идиот, дружок звезды. Такая роль ему не нравилась. Но пока ничего лучшего не подвернется, приходится мириться.
Маффин никогда не представляла себе, как сможет заниматься сексом с другой женщиной. Конечно, она знала обо всем этом. Если ты – модель в Лондоне, то парочку – другую вещей о жизни обязательно узнаешь. Некоторые из девушек были очень лесбиянистыми – поскольку пресытились похотливыми, хватающимися за все мужиками. Превозносить достоинства связей между женщинами было одной из основных тем их разговоров.
Маффин помнила, что как‑то в поездке в Испанию на съемки Эрика и Камика занялись друг другом прямо в той же комнате, где была и она!
– Давай присоединяйся, – призывала Эрика. Но Маффин знала, что если Джон об этом пронюхает, он прибьет ее. А кроме того, мысль эта не казалась ей привлекательной.
С Кармен все оказывается совсем по‑другому. Кармен с ее египетскими глазами и худым эротичным телом.
Кармен с ее низким обволакивающим голосом и с черными надушенными простынями.
Кармен волновала Маффин так же, как любой мужчина, которого она когда‑либо встречала. И то, что она делала с ней в постели, превосходило все, что какой‑либо мужчина когда‑нибудь делал с ней.
Маффин чувствовала себя более оберегаемой и любимой, чем когда‑либо в своей жизни.
Когда фильм был закончен, Кармен устроила большую вечеринку, чтобы отпраздновать. Сначала они отправились с Маффин по магазинам отметить событие, и они проехались по Беверли‑Хиллз, по Бульвару, побывали в нескольких малоизвестных салонах, – и везде в черном Мерседесе Кармен. Все относились к Кармен как к королеве, и она играла эту роль отменно.
И Килли ездил с ними, во всем угождая и ублажая Кармен в каждом ее желании.
Маффин наслаждалась каждой секундой поездки. Поскольку она была вместе с Кармен Раш, к ней тоже относились с уважением и подобострастием. Наконец‑то, она тоже была человеком. Это было здорово, и ей это нравилось.
– Ты только подожди, – чуть хрипло говорила Кармен. – Через несколько месяцев все они будут знать, кто ты такая. Они будут просить у тебя автограф. Ты только подожди, дорогуша, и ты поймешь, насколько я права.
Джон был удивлен, увидев Маффин на вечеринке у Кармен Раш. Она хорошо смотрелась, более красивая и энергичная, чем он когда‑либо видел ее за долгое время.
Он надеялся, что она его не заметит, не хотелось, чтобы вышла сцена. Дайане это не понравится. Если дело касалось ее личной жизни, она предпочитала, чтобы все было как можно тише. Так тихо, что в основной статье. которая была опубликована в журнале «Пипл» с ее фотографией на обложке, она даже не упомянула его. Чудесно. Он кто же – невидимый человек? В конце концов он ЖИВЕТ с ней.
– Уж не женушка ли твоя, я вижу, крутится вокруг Кармен? – спросила Дайана.
– Где? – спросил Джон очень неискренне. Дайана подняла брови в удивлении.
– Прямо там, куда ты смотришь, дорогой. Та бабенка с сиськами.
– О да, – согласился Джон, придав своему голосу некоторое удивление.
– Ты будешь с ней говорить?
– Зачем? Я с ней развожусь, не так ли? Дайана пожала плечами.
– Делай, что хочешь, для МОЕЙ жизни это все равно. Чертовски все равно. Почему она не ревнует как все нормальные люди? Он огляделся, ища Джексона. Лучше уж с ним помириться, чтобы договориться о снижении аренды за дом. Но он его не нашел. Ну ладно…
С независимым видом Дайана куда‑то удалилась. Как всегда. Джон резко повернулся и наткнулся на какую‑то бабу. Стакан, который она несла, весь вылился в глубокий вырез ее платья.
– О черт! – рявкнула она.
Джон сразу же узнал ее. То была Эприл Крауфорд, звезда увядшей славы, дама за пятьдесят, которая недавно и с большим шумом развелась со своим пятым мужем.
– Какого черта ты не смотришь, куда прешь? – выпалила Эприл.
– Извините, – быстро сказал Джон, натягивая себе н лицо мальчишеское выражение и на полную мощь пуская свой английский акцент. – Можно я принесу вам еще что‑нибудь выпить?
Эприл оглядела его – с ног до головы. Лицо ее расслабилось в улыбке.
– А почему бы и нет? Двойной скоч со льдом. Льду поменьше, а ты не выпьешь со мной?
– С удовольствием, – быстро ответил Джон. По меньшей мере фото на обложку он мог бы вытащить из этой ситуации. Эприл Крауфорд всегда попадала и всегда будет попадать на первые страницы газет. Он улыбнулся.
– Присядьте, а я тем временем принесу что‑нибудь выпить.
– Да, – ответила Эприл, подмигивая. – Почему бы и нет.
Маффин увидела Джона на вечеринке и даже не подумала подойти к нему и сказать, какой он, с ее точки зрения, мерзавец. В ее жизни он больше ничего не значил. Он был в прошлом, с ним было кончено, все.
Кили объяснил ей, что с их долгами будут разбираться именно с ним, с Джоном. Это будет ему уроком.
Пробыв часа полтора на вечеринке, Кармен заскучала. Она никогда не оставалась на тех вечеринках, что сама же и устраивала. Появиться ненадолго – вот и все, что было нужно.
Она взяла Маффин за руку и повела в свою знаменитую черную спальню. Они закрыли дверь на замок и расположились на огромной кровати, включили телевизор, который показывал все, что происходило в других комнатах. Различные сцены вечеринки полились на экран.
– Единственный способ на этих вечеринках бывать, – промурлыкала Кармен. – Налей нам бренди, передай кокаину. У нас с тобой будет своя вечеринка.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
Дэниэль страдал депрессией. На Багамах Клео впервые испытала его болезнь. Он провалялся в постели почти весь их отпуск, просто лежал и смотрел в никуда.
Поначалу Клео пыталась шутками вытащить его из этого состояния.
– Давай, вставай. Если ты не загоришь, все будут думать, что весь отпуск мы провели трахаясь.
Ответа не было. Дэниэль как в рот воды набрал.
Она попробовала сочувствие. На это он среагировала нормально. Он разрыдался и целый час его нельзя было остановить.
Она попробовала злость.
– Бога ради, вставай. Что это еще за ерунда?
В конце концов она просто оставила его наедине с самими собой. Как только она перестала его замечать, он встал.
– Со мной такое случается, – сказал он ей торжественно. – И ничего я с этим не могу поделать. Не могу функционировать.
– А когда ты работаешь? – сухо спросила Клео.
– Странно, но тогда этого не бывает.
– Хм… – настроена она была скептически.
Встав, Дэниэль как обычно, был само очарование – и они играли в гольф, купались, ныряли, отведывали великолепные яства на ужин под звездным небом, и играли в азартные игры.
Но добродушия его хватило всего на два дня, а потом возникла новая проблема. У него больше ничего не получалось. Два дня невероятных занятий любовью, и вдруг у него уже не встает.
– Не волнуйся, – успокаивала Клео. – Ничего особенного не случилось. Со всеми такое бывает время от времени.
– Ну, да, ты‑то знаешь поди, – Дэниэль был в бешенстве. – Сколько любовников было у тебя? Пятьдесят? Сотня? Две?
– Вместе с тобой – пять, – спокойно ответила Клео. – А как насчет тебя? Сколько принцесс, кинозвезд и других приблудных бабенок прошло через твои талантливые руки?
И в считанные мгновения они оказались в жуткой ссоре, швыряясь друг в друга оскорблениями. Казалось, они уже стали привыкать к своим спорам.
На следующий день добродушие вернулось к Дэниэлю. Эрекция тоже. Утром они долго занимались любовью, а потом сидели около бассейна. Все было прекрасно, пока Дэниэль не обвинил Клео в том, что она заигрывает со служкой бассейна – с парнем очень мускулистым и всего восемнадцатилетним. Клео, конечно, это отрицала. Но быстро возник еще один конфликт, и в разгар его Клео задумалась – на кой черт ей все это нужно? Этот мужик – сумасброд. Ревнив. Не в своей тарелке. Придирчив. После полудня она оставила его в гостинице одного и пошла гулять сама по себе. Когда она вернулась, он весь рассыпался в извинениях.
Они ужинали в ресторане гостиницы, и в разгар ужина подошла какая‑то грудастая блондинка и уселась прямо за их столик. Она была шведкой, сказала, что ее зовут Инг‑мар, она снисходительно улыбнулась Клео, и завела длинный и интимный разговор с Дэниэлем.
Внезапно Клео поняла, что происходит. Ей это напомнило о Майке. У Ингмар была такая же самонадеянная улыбка, как у Сюзан с ее огромными грудями. Ингмар совсем недавно трахнули, и со злостью Клео стала понимать, что трахнул ее Дэниэль, в тот же самый полдень.
– Ты сукин сын, – прошипела она, отталкивая свое кресло в сторону и поднимаясь из‑за стола. – Ты сволочь!
– В чем дело, дорогая? – невинно поинтересовался Дэниэль.
– Кончай со своим дерьмом! – она направилась обратно в номер. Дэниэль вскоре последовал за ней.