- Такая, черт побери, красивая, - шептал он, лаская кожу. - Il vostro corpo risponde perfettamente al mio tocco. (Твое тело идеально отвечает на мои прикосновения). – Я застонала, и наши губы встретились в мягком поцелуе. – Разве тебе не хорошо, tesoro?
Я кивнула, вздыхая. Он радостно улыбнулся, глядя мне в глаза. Его рука начала спускаться вниз по моему животу и мои глаза расширились, когда его пальцы скользнули под резинку шорт. Он задержал руку там, приподнимая бровь.
– Скажи мне, если я должен остановиться, и я остановлюсь, - сказал он абсолютно серьезным голосом. – Я не хочу заставлять тебя идти дальше. Но обещаю, если ты позволишь моей руке продолжить, я не зайду слишком далеко. Я обещаю, что ничего не буду засовывать внутрь тебя. Я знаю, что ты еще не готова. Я сосредоточусь только на наружной стороне.
Я кивнула, снова расслабляясь. Я верила его словам. Он улыбнулся и наклонился, прижимая свои губы к моим. Его рука пошла дальше, проскальзывая в мои шортики. Он мягко пробежался по краю трусиков, просто дразня меня. Углубляя поцелуй, он склонил голову и его язык встретился с моим. Выбрав момент, он погрузил руку дальше, поглаживая меня через белье между бедер, прямо по центру. Я застонала, и он простонал в ответ.
- Arrapatissimo (Возбуждающе) – пробормотал он, его голос стал грубым. – Господи, ты такая влажная.
Я чувствовала себя стесненно с минуту, но перед тем, как я успела что-то подумать, он сильнее прижал руку и, я судорожно вздохнула, откидывая голову назад. Его губы переместились на мою шею, и он начал облизывать и целовать кожу над ключицами.
– Раздвинь ножки шире, детка, - прошептал он.
Я колебалась, но сделала, как он просил. Он одним движением протянул руку дальше, раскрывая меня шире для него, чтобы улучшить доступ. Потом его рука вернулась на место к той точке, и я снова судорожно вздохнула, когда он начал потирать ее. Его рот спустился к моей груди, и он начал облизывать соски, пока рука выводила круги там, внизу, нажимая все сильнее. Все мое тело трепетало, разряды электричества пробегали по венам. Ноги начали дрожать, дыхание стало хаотичным. У меня из горла вырывались мягкие всхлипы и стоны и, я выгнула спину, когда он ускорил движения. Схватившись за простыни, я плотно сжала веки. Ощущения были такими острыми, настолько сильными, что я не могла выдержать. Было хорошо, очень хорошо, намного лучше, чем я воображала. Все тело будто было в огне, вспышки бегали по нервам. Кожа горела, все тело горело. Я забеспокоилась об этом на миг, ощутив вспышку смущения, но не успела я даже дернуться, как он быстро убрал руку и скользнул под трусики. Я судорожно вздохнула и закричала, когда его пальцы дотронулись до меня без всякой ткани в виде преграды и Эдвард начал стонать.
|
|
- Stupore (Удивительно) – глухо пробормотал Эдвард, касаясь моей кожи.
Он проследил языком область вокруг соска, прежде чем сомкнуть губы вокруг него и пососать. Я захныкала и откинулась на кровать, руки запутались в волосах Эдварда. Он снова застонал и начал сильнее посасывать сосок, его рука в моих трусиках задвигалась быстрее и сильнее.
– Просто чувствуй это, детка. E tutto per voi. Lo voglio venire per me. (Все для тебя. Я хочу, чтобы ты кончила для меня).
Я издала стон, когда итальянский сорвался с его губ. Он тяжело дышал, почти так же тяжело, как я. Его дыхание ощущалось на влажных следах, которые Эдвард оставил на коже, мурашки побежали по спине. Его рука отчаянно выводила круги в трусиках и ощущения нарастали. Я чувствовала, как напряжение становится сильнее. Я начала хныкать и стонать, не в силах сдерживаться. У тела было, словно свое сознание и оно выгибалось, бедра двигались. Эдвард простонал и, оторвавшись от груди, потянулся губами к моим. Он прижался ртом ко мне и сразу воспользовался языком, целуя меня глубоко и страстно. Я начала задыхаться, удовольствие росло и волнами накрывало меня. Мои глаза распахнулись, когда я ощутила, что меня будто парализовало, все вокруг как бы замерло. Эдвард ощутил, как я напряглась, и оторвался от моих губ, глядя мне в глаза. Уголки его губ подрагивали.
|
|
– Вот оно, la mia bella ragazza, - прошептал он.
Он нажал сильнее, и я резко выдохнула, пока он продолжал потирать пальцами точку еще несколько раз. Будто из ниоткуда, все закипело и ноги начали подрагивать, все тело дрожало. Я издала крик, почти вопль, когда внутри меня произошел взрыв, самое сильное чувство, которое я знала за свою жизнь, он прошло сквозь ноги, потом по животу, настолько мощно, что спина выгнулась, и я забыла дышать. Было так хорошо, что почти больно. Эдвард еще раз крепко прижался ко мне губами, заглушая мои звуки. Я обняла его, прижимая ближе, пока он продолжал двигать рукой и ощущения сотрясали меня. Это было похоже на мышечные сокращения, будто тело реагировало и работало без моей помощи. Я всхлипывала и плакала, пока он целовал меня и крепко держал. Через миг чувство ослабло, мышцы расслабились. Мои крики затихли, и Эдвард смягчил поцелуй, убирая свои пальцы от той точки. Но он полностью не вынул руку, напротив, он начал исследовать нижнюю часть моей женственности, мягко сжимая там волосы.
|
|
Он оставил мои губы в покое и спустился нежными поцелуями к шее. Через минуту и вынул руку и аккуратно поглаживал мне живот, потом грудь, сжимая соски пальцами. Он двигался медленно, прикосновения деликатные. Я просто лежала и тяжело дышала.
Через несколько мгновений, Эдвард отстранился, сел и начал просто смотреть на меня. Он заглянул мне в глаза, выражение его глаз напряглось. Я не отводила взгляд, стараясь успокоить дыхание. Он не сказал ни слова, просто смотрел. Все мое тело погрузилось в негу, я едва могла двигаться, каждый дюйм был расслаблен и измотан. Это было так странно, я пыталась охватить это, все эти чувства, которые только что испытала. Я никогда не сомневалась, услышав от него, что от касаний может быть хорошо, но такого я не ожидала. Одно дело слышать, другое пережить.
- О чем ты думаешь? – спросила я через минуту, не в силах больше выдерживать эту тишину, она нервировала меня. Я не знала, что делала, может, что-то было неправильно, может я не сделала чего-то, что должна была. Он уставился на меня и через миг уголок его рта приподнялся, и он улыбнулся своей потрясающей кривоватой улыбкой, одна она заставила мое сердце подпрыгнуть. Я улыбнулась в ответ, не способная сдерживаться. Он тихо засмеялся и склонился ко мне, нежно целуя меня. Крепко обняв, он развернул нас. Я фыркнула, когда оказалась лежащей на нем сверху.
- О, моя Белла, - сказал он странно счастливым голосом. – Я думаю, что будь у меня возможность всю свою жизнь смотреть на тебя такую, я был бы самым счастливым в мире. Это было прекрасно, черт побери.
Мои глаза распахнулись от шока, а он крепче сжал меня, покачивая в своих объятиях. Через минуту он ослабил хватку и уложил нас удобнее, укрывая одеялом.
Мы лежали тихо, его рука поглаживала мне спину, наши обнаженные груди соприкасались, ощущение его кожи было невероятным. Я просто лежала, наслаждаясь ощущениями, тело все еще трепетало, а от Эдварда исходил жар.
- Ты в порядке? – тихо спросил он нерешительным голосом. Я нахмурилась и подняла глаза на него. Он сосредоточенно смотрел на меня.
- А не должна быть? – с недоумением спросила я. Он вздохнул и слегка пожал плечами, все еще поглаживая рукой мне спину. Потом он поднял вторую руку и нежно провел по моим губам указательным пальцем.
- Ты тихая, - ответил он. Я улыбнулась.
- Со мной все хорошо, - сказал я, не желая, чтобы он думал, что что-то не так. – Даже замечательно. Спасибо тебе... за это…, - пробормотала я, краснея.
Он засмеялся, его лицо светилось.
– Пожалуйста, но я уверяю тебе, что благодарить не надо. Я повторю это дерьмо в любое время, когда пожелаешь, я получил от этого удовольствие. Значит, это было… хм, - начал он, приподнимая бровь и усмехаясь. – Тебе понравилось?
Я кивнула, краснея еще больше. Эдвард засмеялся про себя и погладил мою пылающую щеку.
– Должен сказать, я удивлен, что у тебя краснее все тело, - сказал он, его рука спустилась ниже. Он пробежал пальцами по шее, потом по груди, разглядывая ее. Я тихо застонала, когда он коснулся сосков, они моментально затвердели. Глянув вниз, я увидела, что моя грудь действительно порозовела. Подняв взгляд, я увидела, что Эдвард еще рассматривал ее, его пальцы выводили круги вокруг сосков. Я нервничала быть возле него оголенной, когда он так изучал меня. Я начала отодвигаться и он тут же словил мой взгляд.
- Не стесняйся, amore mio, - нежно сказал он. В это же время он поднял обе руки и обхватил грудь, массируя ее. – У тебя удивительно тело.
Я глухо застонала, глаза закрылись. Я накрыла своими руками его.
- Я люблю тебя, Эдвард Каллен, - тихо сказала я. Он убрал руки от груди. Открыв глаза, я увидела, что он сидит и смотрит на меня. Он обнял меня и снова притянул к себе, откидываясь назад на кровать. Я уткнулась лицом ему в шею. Поцеловав его в ямке у шеи, я ощутила, как он содрогнулся. Я поняла, что впервые поцеловала его где-то кроме губ и моментально почувствовала себя плохо. Он целовал меня всюду, ласкал все тело, а я ничего для него не сделала. Я не знала, как обращаться с ним, как доставить ему удовольствие. Он поглаживал мне спину и чмокнул в макушку.
- Я тоже люблю тебя, Изабелла Мари Свон. Sempre, - сказал он. Я подняла на него глаза, наши взгляды встретились. Потом я снова уткнулась ему в шею, вздыхая. Он удивительно пах, таким теплом.
- Sempre, - пробормотала я в ответ, закрывая глаза. Я знала, что это правда. Я буду любить Эдварда вечно, пока хожу по этой земле. Он был моим "всегда".
Глава 32 - Счастье [u12]
"Любовь есть то состояние, в котором счастье другого человека
важнее, чем твое собственное"
Роберт А. Хайнлайн
Эдвард Каллен
Я открыл глаза и застонал, так как отлежал свою гребаную руку, и, казалось, что миллионы иголок одновременно втыкались в нее с каким-то садистским усердием. Я осмотрелся и увидел, что рука оказалась в ловушке под телом Изабеллы, из-за того, что какой-то момент она перевернулась на спину, и положила голову мне на плечо. Я стал вытаскивать из-под нее руку, и она, тихо пробормотав во сне, перекатилась с меня. Я вздохнул с облегчением и сел, покрутил плечом и встряхнул рукой, пытаясь восстановить кровообращение в ней.
В комнате было ужасно жарко, потому, что мой отец по каким-то дьявольским причинам поддерживал в доме высокую температуру; я сбросил с себя одеяло и перекинул ногу через край кровати. Я все еще был одет в свои джинсы, даже не удосужившись переодеться перед сном, и теперь дико вспотел и чувствовал себя некомфортно. Я встал, потянулся и, в очередной раз, тряхнув рукой, подошел к шкафу. Открыл средний ящик и вытащил брюки фланелевой пижамы. Я подошел и бросил их на край кровати, затем, расстегнув пуговицу и молнию на штанах, приспустил их и стащил. Быстро надел фланелевые брюки, и тихо присел на край кровати, глядя на Изабеллу.
Сейчас она уже уютно устроилась на подушке, крепко обнимая ее. Одеяло опустилось до талии, открывая ее обнаженную спину. Я позволил своим глазам на мгновение задержать на ней взгляд и увидел несколько бугорков ее позвоночника, и даже смог разглядеть маленькую частичку ее правой груди. Она была так чертовски красива, и меня беспокоило, что она не замечала этого. Я видел выражение тревоги на ее лице, ее нервозность и застенчивость, когда она позволила своему телу откликнуться на мои ласки. Я не был гребаным тупицей, и понимал, что это для нее значило. Она никогда не делала этого дерьма, и я знал, что был первым, кто когда-либо вот так видел ее грудь. И блядь, она была удивительной. Столь совершенные пропорции – чуть больше, чем сложенная пригоршней ладошка, ровно настолько, чтобы обхватить ее, сжать и нежно поглаживать. Я ощущал себя каким-то гребаным неопытным ребенком, ласкающим свою первую пару грудей, но я действительно никогда раньше не уделял им так уж много внимания. Я был из тех парней, которые входили, получали свое, и сваливали, и лишь изредка я стискивал или щипал их; но было что-то такое в ее груди, что привлекало меня. Она была высокой, а ареолы на груди были красновато-розовыми, почти такого же цвета, как и ее румянец. И соски ее были невероятными и так явно реагировали на мое прикосновение, затвердевая под моей рукой.
Остальное ее тело, которое предстало передо мной, было таким же удивительным, я не лгал, когда говорил ей это. Я любил ее охеренный живот, который был мягким, но плоским, и было что-то дьявольское в ее пупке, что приводило меня в восторг. И кожа ее была настолько гладкой и мягкой, и вкус ее тела был восхитительным с легким солоноватым привкусом. Я не раскрыл нижнюю часть ее тела, так как пытался создать ей наибольший комфорт, не желая полностью ее обнажать. Мне не хотелось излишне быстро завести ее слишком далеко, и увидеть ее, черт возьми, совершенно голой. Честно говоря, я боялся, что если бы уже снял с нее нижнее белье, то не смог бы справиться с собой, так как мне пришлось бы бороться с гребаным влечением заполучить все и сразу. Я знал, что она не готова к этому, поэтому я решил сыграть в более безопасную игру и запустил руку под ее трусики. И блядь, она была абсолютно влажной, так очевидно возбужденной и готовой. Ее лобковые волосы были удивительно мягкими и вьющимися, не торчали в разные стороны, но все, же выглядели естественно. Черт побери, я не мог врать – в прошлом я всегда предпочитал чисто выбритые киски, но что-то такое было в ощущении волос Беллы, что задевало меня. Я не смог удержаться и потрогал их, и тут же почувствовал дикое желание потереться о них щекой, мечтая зарыться своим носом в ее клитор, чтобы ощутить запах ее возбуждения, и ввести свой язык, чтобы вкусить ее влажность, и именно поэтому я, блядь, и оставил на ней нижнее белье, потому что это подтолкнуло бы ее слишком далеко. И все же пахла она сладко, и я мог чувствовать запах ее влечения ко мне.
И Господи, если она сама была не слишком восприимчива, то ее тело идеально отвечало на мои прикосновения. Она на самом деле, черт возьми, становилось все более страстной, и это давало мне веру в то, что я еще увижу ее порозовевшей от смущения с головы до пят. Она изогнулась, съежилась и стала сжимать бедрами мою руку, восхитив меня своей смелостью. И она издавала эротические гортанные звуки, стонала и тихо вздыхала. Эти звуки сразу же нашли отклик в моем члене, и он вырвался из-под контроля, стал таким, твою мать, твердым, и из него потекла проклятая сперма, но я старался не обращать внимания на это, потому что все это дерьмо было не ради меня. Речь шла о моей девушке, о том, чтобы сделать ей приятное. И я никак не мог остановиться, целуя и облизывая ее, и прикасаясь к ней, просто желая попробовать на вкус каждый дюйм доступных мне участков ее кожи, до которых я мог достать своим ртом.
Однако ничто и никогда не сравнится с тем, что это я подвел ее к первому оргазму. Это было ошеломляюще – то, как ее тело напряглось, а потом затряслось, и как она резко подалось вперед. Она выгнула спину и задержалась так на несколько секунд, будучи в этот момент почти полностью парализованной, прежде чем издала гортанный стон. Он был громким, громче, чем я, черт возьми, когда-либо ожидал услышать из ее уст, и я немедленно прижал свои губы к ее, пытаясь заглушить звук, потому что всего на один этаж ниже нас находились гребаные люди. Я знал, что с моей стороны было чертовски глупо вытворять это дерьмо в доме моего отца и разбудить его, но я, б…ь, просто не думал об этом в то время, все, что меня тогда волновало – это доставить ей удовольствие. И я не ожидал, что она закричит, но она закричала. И этот звук чертовски потряс меня, заставив поежиться, ведь я помог ей пережить оргазм, и нежно поглаживал ее некоторое время, почти пребывая в проклятом ступоре из-за этого.
В моей жизни было много секса, больше, чем когда-либо я смог бы сесть и подсчитать, и за эти годы я испытал множество сраных оргазмов. И никогда я не был с девушкой, которая не кончала бы со мной – в этом я был дьявольски хорош. Но ничто – и я действительно имею в виду гребаное ничто – и никогда не было столь, же эротичным и доставляющим столько удовольствия, как смотреть за тем, как Изабелла достигает наивысшей точки и взрывается в самой ее кульминации. За тем, как ее лицо искажается от мучительного наслаждения и за тем, как офигенно красиво было ее содрогающееся тело. Она и пальцем не задела мой член, но я морально чувствовал, что только что пережил единственный в своей жизни половой акт, в котором я был лишь наблюдателем.
Однако в физическом плане это была совсем другие ощущения. Физически я пребывал в гребаной агонии. Я не привык быть тем, кто не кончает.
И это все еще было совершенно ошеломительным, почти нереальным. Я сидел, наблюдая за движениями ее обнаженной спины, когда она глубоко вздохнула во сне, все еще пытаясь смириться с тем, что я чересчур быстро перешел к делу. Я не мог даже толком сказать, чем это было вызвано; казалось, что это пришло из ниоткуда, и мы оба просто поняли, что пора двигаться вперед.
И то, как она почти таяла, когда я говорил с ней по-итальянски, было невероятно. По ее телу пробегали мурашки, когда я щекотал ей кожу, говоря сексуальные словечки на иностранном языке. Она не могла понять, что я говорю, но казалось, что ее тело понимает, отзываясь на них должным образом. Я, мать вашу, вообще перестану говорить по-английском и стану придерживаться итальянского, если она постоянно будет реагировать, таким образом, в чем я был чертовски уверен.
Я спокойно смотрел на нее в темноте, мой член еще некоторое время пульсировал, и требовал найти освобождение для себя в скором времени. Изабелла начала бормотать во сне, очевидно, видела какой-то сон, а я улыбнулся, когда услышал свое имя, скатившееся с ее губ. Она снова говорила это дерьмо каждую ночь, и время, когда она говорила обо мне во сне, все также было моим самым любимым за весь гребаный день. Я до сих пор не спросил ее, что она видела во сне, что заставляло ее говорить обо мне, но это лишь потому, что какая-то маленькая частица меня не хотела знать. Я боялся, что это окажется чем-то дьявольски тривиальным и испортит мне - то искреннее воодушевление, которое я испытывал при этом, желая, чтобы на самом деле она, черт возьми, фантазировала обо мне.
Я взглянул на будильник, стоящий на столе и увидел, что уже чуть более двух часов ночи. Я все еще был крайне утомлен, но ведь проснулся я от всё тех, же непродолжительных вспышек уже ставших привычными кошмаров, и поэтому не хотел прямо сейчас снова закрывать глаза из страха, что они вернутся. Я не хотел, чтобы эта проклятая ночь была испорчена какими-то кошмарами, я был на гребаном седьмом небе и не хотел сегодня иметь дело с этими демонами. Через минуту я встал и тихо подошел к двери, случайно наткнулся на что-то на этом треклятом полу и упал. Дааа, моя гребаная комната давно не прибиралась, и нам просто необходимо в ближайшее время сделать что-то с этим дерьмом. Может быть, я, блядь, даже приберусь в ней завтра и позволю ей помочь, если она захочет, но я не смогу просто сидеть, сложа руки, и смотреть своей ленивой задницей, как она сделает это за меня. Проклятье, это просто-напросто было неправильно.
Я матерился, так как мой большой палец начал пульсировать от удара обо что-то, и, подойдя к двери спальни, открыл ее. Я вышел в коридор, тихонько прикрыл дверь, и направился по ступенькам вниз. Оказавшись в холле, я подпрыгнул, когда поднял глаза и увидел человека, стоящего в дверях на кухню, и схватился за грудь, потому что был, застигнут врасплох и мое сердце заколотилось. Я, мать твою, не ожидал, что в этот час кто-то еще на ногах, и еще меньше планировал нарваться на своего проклятого отца.
- Иисус, мать твою, Христос, папа! - зло сказал я. - Ты напугал меня! - Мой отец вздохнул и покачал головой, глядя на меня с легким раздражением.
- Следи за своим языком, - сказал он многозначительно.
Он ненавидел, когда я говорил то, что он называл "кощунством", потому что, по всей видимости, убивать было, черт побери, нормально, а вот упоминать всуе имя Господне было сраным грехом, который он ну никак не мог стерпеть.
- И, может быть, если бы ты поработал над своей наблюдательностью, люди не смогли бы застать тебя врасплох, - быстро добавил он. Я закатил глаза.
- Да ладно, - пробормотал я. И направился на кухню, а он отодвинулся, чтобы пропустить меня. Я подошел и, открыв шкафчик, вынул стакан. Открыв холодильник, я схватил кувшин с апельсиновым соком, достал его и налил в стакан. Поставив кувшин обратно в холодильник, я повернулся и увидел, что отец стоит в дверях и смотрит на меня с любопытством. Я закрыл дверцу холодильника и наклонился на барную стойку, отпивая из стакана.
- Бессонница? - Спросил он через минуту, поднимая брови. Я пожал плечами и отпил еще.
- Наверное, можно и так сказать, - ответил я. Он кивнул.
- Снова кошмары? - Спросил он нерешительным голосом. Я вздохнул.
- Если ты спрашиваешь меня, вижу ли я их до сих пор, то да, - сказал я, немного раздраженный тем, что он вслух сказал об этом дерьме, тогда как я не был в настроении сейчас это обсуждать. По выражению его лица я мог с уверенностью сказать, что он искренне переживал, а потому я постарался сохранять спокойствие, не желая рявкать на него, когда он всего лишь пытается, мать твою, вести себя по-отечески или что-то в этом роде.
- Ты же знаешь, что мы можем снова посадить тебя на Тразодон, если хочешь, - предложил он. Я медленно покачал головой и выпил еще немного сока.
- И снова, блядь, сделать из меня психа? Нет, спасибо, я пас, - пробормотал я.
Последний раз, когда я принимал это дерьмо, оно избавило меня от кошмаров, но я начал вести себя как гребаный Джокер из Бэтмена, постоянно ржал, как маньяк, безо всякой причины, и был безрассудным до того, что был почти на грани чертова самоубийства. Он также торкал меня и в сексуальном плане, усилив мою потребность трахаться, и я стремился делать это постоянно, заводясь от любой гребаной вещи, но неважно, что я делал, я просто не мог кончить. Это дерьмо было пыткой, я не получал от него никакой помощи. Он кивнул, что понимает, а я вздохнул.
- Ну, так, а ты почему встал? - спросил я, прежде чем он мог сказать еще хоть слово о моих кошмарах, потому, что не хотел больше говорить о своих бредовых проблемах.
Он покачал головой.
- Я должен подготовиться к поездке в Чикаго, - сказал он, и нотки раздражения вновь зазвучали в его голосе. Мои глаза слегка расширились от удивления.
- Сейчас? - спросил я в недоумении. Он кивнул. - Я не знал, что тебе нужно быть в Чикаго в эти выходные.
Он пожал плечами.
- Также как и я, до тех пор, пока не позвонил твой крестный, примерно двадцать минут назад. Я должен был лететь в следующие выходные, чтобы мы могли принять к нам нескольких человек, но, видимо, возникла проблема с русскими, поэтому перенесли на эти выходные, чтобы переговорить с некоторыми из них.
Мой лоб сморщился от удивления.
- У тебя проблемы с русскими?
Он кивнул.
- Они весьма жестокие подонки. Они работают по принципу "каждый сам за себя", и совершенно никому не доверяют. Это позорище, что они претендуют на то, чтобы называть себя организованной преступностью, так как нет абсолютно никакой организации ни в чем из того, что они делают. Они не имеют иерархии власти и постоянно борются друг против друга. За бабки они сделают все и они реально не имеют уважения ни к кому, с чем, как ты знаешь, Организация не может смириться, и позволить этому и дальше происходить на наших улицах. Они действительно не лучше, чем обычные уличные отморозки.
С минуту я просто смотрел, немного удивленный, поскольку я достаточно давно не слышал, чтобы у них были серьезные проблемы с конкурирующими группировками. Люди имеют обыкновение не переходить дорогу Компании по очевидным причинам, так как у нее довольно длинные руки, и они не размениваются на пустяки, так что злить их было довольно глупо.
- Ну, желаю, удачи и какого-нибудь дерьма, - сказал я, не зная, что блядь еще сказать на все это. Он засмеялся над моим тухлым ответом и покачал головой.
- Да, спасибо. Надеюсь, что вернусь в воскресенье вечером, - сказал он.
Я кивнул, подтверждая, что услышал его, и он на секунду задумался. Посмотрел на меня с любопытством, и открыл, было, рот, будто собирался что-то сказать, но тут, же его захлопнул. Потом вздохнул и покачал головой.
- Хороших тебе выходных, сынок, - пробормотал он, поворачиваясь и торопливо выходя из кухни, прежде чем я мог хоть что-то сказать.
Я остался там на некоторое время, и, нахмурив лоб, таращился на то место, где он только что стоял, недоумевая, что за херней мы только что обменялись. Через секунду я вздохнул, озадаченный, но мой отец всегда приводил меня в замешательство, так что это не было чем-то очень уж новым. Я снова поднес стакан к губам, жадно допил остатки сока и поставил стакан в раковину. Выйдя из кухни, я отправился наверх. Поднявшись на второй этаж, увидел, что дверь в спальню моего отца открыта и в ней включен свет. Я слышал оттуда его голос, он был ворчливым и звучал раздраженно, но слов я не смог разобрать. Я направился на третий этаж и тихо открыл дверь в спальню, быстро проскользнув внутрь. Закрыв дверь, я постоял минуту, уставившись на кровать. Изабелла лежала на спине, и ее обнаженная грудь оказалась абсолютно неприкрытой, так как одеяло полностью сползло с нее. Продолжая стоять и смотреть на нее, я начал чувствовать себя эдаким чертовым любителем подсматривать в окна, но я был заворожен этим зрелищем. Ее соски торчали, и были усеяны мурашками, танцующими на ее теле, а я вдруг понял, что невольно облизываю губы, желая сосать их, языком рисовать окружности вокруг них. Мой член дернулся на этот мысленный образ, так как кровь прилила к этому месту, и в моих брюках образовалась выпуклость. Я застонал про себя и покачал головой, зная, черт побери, что раз уж он начал пульсировать, значит, я никак не смогу просто забраться обратно в кровать и заснуть. Мой член вопил на меня, раздражаясь из-за гребаного отсутствия внимания, которое он привык получать, так как он был эгоистичной сволочью и не любил, когда им пренебрегали.
Я прошел в ванную, скользнул внутрь и тихо прикрыл дверь. Замок громко щелкнул в дьявольски тихой комнате, и я замер, испытав страх, что это дерьмо разбудит Изабеллу. Я прислушался и, не услышав звуков из спальни, слегка расслабился, мысленно ругая себя за то, что был таким гребаным трусом. Я оглядел ванную, размышляя. Я подумывал о принятии душа, но беспокоился, что шум льющейся воды разбудит Изабеллу, и она будет гадать, какого черта мне понадобилось мыться в 2 часа ночи. Где-то через минуту я выругался, и просто прислонился к двери, полагая, что это вполне подходящее место, так как мне, блядь, хотелось сделать это по-быстрому.
Я оперся на дверь всем телом и, опустив руку, приспустил штаны и боксеры. Мой член немедленно высвободился, стоя прямо в воздухе, твердый как ад. Я обернул вокруг него свою правую руку, сжав его у самого основания и, застонал от этого ощущения. Он набух и пульсировал до такой степени, что адски болел. Было видно, как он трепыхается в моей руке, нуждающийся в том, что его потерли и освободили. Я провел рукой по члену, потрогав ладонью набухшую головку, и зашипел, поскольку она была чертовски чувствительной. Сперма текла из нее, как никогда прежде, и я подставил руку, чтобы собирать ее в ладонь. Я побежал рукой вниз по стволу, слегка смазав его своим уже вытекшим семенем, и несколько раз провел рукой по всей длине своего члена. Через некоторое время я убрал руку и поднес ее ко рту, прочистил горло и сплюнул в ладонь. Было отвратительно чувствовать этот гребаный плевок на своей руке, но вся имеющаяся у меня смазка находилась в спальне и не было, ни одного способа, благодаря которому я мог зайти туда и забрать ее, не ощущая себя даже еще хуже, чем сейчас. Моя девочка мирно спала в нескольких шагах от меня, а я дрочил как все эти сраные извращенцы.
Я снова опустил свою руку и плотно обернул ею свой член, несколько раз погладив его, чтобы распространить смазку. Я прислонился спиной к двери, и стал водить рукой вверх и вниз по всей длине ствола моего члена, выкручивая руку, когда добирался до его вершины, чтобы помассировать головку. Я тихо стонал и продолжал поглаживать его, увеличивая темп и сжимая сильнее через каждую секунду. Мое дыхание участилось, частота биения сердца возрастала, пока я массировал свою разбухшую плоть рукой, крепко зажатой в кулаке. Он бился в моих руках, и я чувствовал неистовый прилив крови под кожей. Я водил рукой вперед и назад, тихо постанывая от удовольствия, начавшего пробегать по моим жилам. Я закрыл глаза и представил свою девушку, изобразив ее лежащей на моей скомканной простыни, ее мягкие каштановые волосы разбросаны по всей подушке. Я думал о том, как ее тело извивалось от моего прикосновения, о том, как вибрировали ее ноги, когда я прижимал пальцы к ее клитору, как она практически отступила от своих моральных принципов и оттаяла ради меня. Как она покачивала бедрами, крайне возбужденная, ее тело чертовски отчаянно жаждало, чтобы я доставил ей удовольствие, она хотела очень многого. Я думал о том, как она закричала, когда была готова, как она выгнула спину, и все ее тело окрасилось в такой офигительный великолепный розовый цвет. Как ее лицо исказилось от наслаждения, какой чертовски влажной была она из-за меня. Как сладостно она пахла, как нектар, и как какой-то проклятый запретный плод, который я отчаянно жаждал вкусить. Я был чертовски голоден, а она была наилучшей из деликатесов, и я в ней нуждался. Я, блядь, жаждал ее, как я никогда не жаждал ничего раньше.