Перед нами снова заповедь блаженства, которая существует в двух версиях. У Луки она проще и, вероятно, древнее: «Блаженны алчущие ныне; ибо насытитесь» (Лк 6, 21), а противопоставлено ей: «Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете» (Лк 6,25). Прямой смысл ее столь очевиден, что не нуждается в толкованиях. Она естественно входит в провозглашенный Христом «переворот», обобщенный в стихе из Матфея: «Будут последние первыми, а первые последними» (Мф. 20,16).
Правилом поведения такая заповедь быть не может; чтобы добиться этого блаженства, ничего не надо и нельзя сделать. Если мы перестанем есть, мы ничего не добьемся, и, кроме того, нарушим другую мысль Нового Завета — столь же простое и очень «либеральное» поучение Апостола Павла о еде («Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест» — см. Рим 14,3). Нарушим мы и подражание Христу, Который и ел, и пил, так что Его даже обозвали человеком, который «любит есть и пить вино» (см. Мф. 11,19).
Правда, заповедь существует и в иной версии, быть может — восходящей к словам Самого Спасителя. У Матфея мы читаем: «Блаженны алчущие и жаждущие правды; ибо они насытятся».
Однако отложим ненадолго ее моральное толкование и остановимся подробнее на евангельской значимости того голода, о котором говорится у Луки. Мы видели на примере предыдущей заповеди («плачущих»), что дело искупления не требует от нас, чтобы мы изничтожили наши чувства. Точно также не требует оно, чтобы мы подавили наши физические потребности. И то, и другое надо не уничтожить, а выправить. Надо обуздывать не потому, что они слишком велики, а потому, что они неверны. Один из подобных случаев описывает Льюис в «Переландре»: «Когда он (Рэнсом) уронил пустую тыкву и собирался взять вторую, ему пришло в голову, что он не хочет ни пить, ни есть. Ему просто хотелось испытать еще раз наслаждение, столь сильное, почти духовное... Но почему-то он ощущал, что лучше этого не делать. Он думал об этом, и вспоминал, как часто там, на Земле, стремился к удовольствию по велению разума, а не по велению голода или жажды». Как видим, такое стремление с голодом не связано. Это — мечтание, а не голод, и диктует его мозг, а не желудок. Несомненно, мозгу здесь делать нечего. Голод должен принадлежать не воображению, а желудку.
|
|
Другая ошибка — наша страсть к запасливости. Христос велит нам молиться о хлебе насущном (то есть — о хлебе на каждый день), и это вполне реалистично. Однако многие предпочитают запасать пищу впрок, что ведет к немалой опасности. Конечно, нет ничего дурного в том, чтобы приобрести больше еды, чем съешь за день; например, монахам-доминиканцам это разрешали, ибо если они шли просить каждый день, им оставалось мало времени на занятия и проповедь. Опасность — не в самом факте, а в том, что он может выйти из-под нашей власти и стать кумиром.
Если же речь идет о должном отношении к еде, полезно вспомнить притчу из житий отцов-пустынников. Один монах никак не мог решить, оставаться ли ему в пустыне. Он пошел к авве Пафнутию за советом. Старец сказал: «Читай одну молитву утром, одну — днем, одну — вечером, и ешь, когда голоден, пей, когда жаждешь, а если хочешь спать — спи. Тогда ты можешь остаться в пустыне». Молодой инок еще сомневался и пошел к авве Иоанну. Тот сказал: «Не читай молитв. Только сиди в келье, ешь, пей и спи». Монах, однако, пошел к авве Арсению, который сказал ему: «Держись того, что сказали тебе отцы. Мне нечего прибавить».
|
|
Для духовной жизни необходимо реалистически видеть, что такое человек, не прикрывая этого благочестием. Молодой монах должен научиться правильному ответу на главные человеческие нужды — голод, жажду, усталость — ибо только на этой основе, основе истины, может стоять молитва. Если он попытается эти нужды обойти, его духовная жизнь будет чистой фантазией.
Одна из добрых сторон такого возвращения к истине — в том, что мы ощутим, как мы зависимы. Когда мы слишком благополучны (в любом смысле слова), нам может показаться, что многое, если не всё, зависит от нас, а это — большой соблазн для падшего человека. На самом деле мы зависим буквально от всего; и вера наша не станет реалистичной, пока мы этого не признаем. Конечно, в первую очередь мы зависим от Бога; но мало того, мы зависим от тварного мира, такими Бог нас создал. Можно освободиться от некоторых, не очень нужных связей, но очень опасно думать, что ты свободен от связей нерасторжимых, без которых человека просто нет.
Когда мы выправим наши главные физические чувства, мы научимся ценить, скажем, еду. Выправление это не надо понимать по-ханжески. Божий мир — странное место, потребностей у нас много, и, не научившись ценить главное, мы вообще ничего не сможем оценить. В конце концов, блаженство алчущих не обещает им «минимального рациона» — они не едва удовлетворят голод, но насытятся. А это, по-видимому, значит, что они получат много хороших вещей. Св. Фома Аквинат учит, что ни одно истинное желание не сотворено всуе. Однако такое насыщение вряд ли возможно в нынешнем, мире этом. Всех — даже должных — желаний ему не удовлетворить. Что ж, пытаться изменить его так, чтобы он удовлетворил их? Эта дорога перекрыта блаженством кротких. Принять, как стоики, его ущербность и хотеть лишь того, что у нас есть? И эта дорога перекрыта блаженством плачущих. Мы должны сохранять стремление к лучшему миру, но не печься и не суетиться о том, что еще недостижимо.
|
|
Тут мы и подходим к той версии блаженства, которую предлагает евангелист Матфей, «блаженны алчущие и жаждущие правды». Несомненно, что правда эта — правда Царства, о котором говорит Спаситель в следующей главе: «Ищите прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам» (Мф 6,33). Стремление к Божиему Царству не удовлетворишь ни телевизором, ни привязанностью, ни «религиозной жизнью». Что бы мы ни ставили взамен его, мы обнаружим раньше или позже, что, как блудный сын, питались желудями; и нам придется вспомнить об истинном нашем доме и об Отчей любви.
Пленительные мирские блага, к которым мы так стремимся, недостаточно весомы и постоянны, чтобы дать нам блаженство. Это не значит, что надо отказаться от них; нет, надо придать им весомость и постоянство, поставив во главу угла не их, но главную нашу цель — полноту Царства Божия. Тогда они найдут свое настоящее место.
Мистики, создавшие «Облако неведения»[5] рассуждают о том, что смущало многих людей на их духовном пути: сколько можно есть и сколько — говорить? На этот вопрос, по их мнению, нет ответа. Спрашивать надо иначе: сколько нужно созерцать Бога в той сияющей тьме, о которой идет у них речь? Ответ — прост: сколько можешь; прочее приложится. Всё остальное встанет на свое место, и тогда ответом на вопросы, сколько спать, сколько пить, есть, говорить, будет: «Бери, что можешь взять!».
Обуздывать желания надо постольку, поскольку они мешают стремиться к Богу. Но это — «временная мера». Идеал для нас — не укрощение желаний, а удовлетворение их, если они подчинены исканию Божиего Царства. Мы часто говорим о борьбе со всякими желаниями, словно желать можно только греха. Говоря строго, желать греха невозможно. Тяга к тому или иному греху — искаженная тяга к истинной ценности. Иногда кажется, что мы были бы счастливей, если бы перестали «стараться» и «предались наслаждениям». Это — чистая мнимость. Грех утоления не знает. Более того, тяга к доброму гораздо основательнее и даже сильнее. Этой тяге мы и должны следовать — именно тяге, а не ощущению, что мы добра достигли. Многие из нас к часу смерти только начнут выздоравливать, но суть не в том, суть — в направлении. Лучше выздороветь хоть когда-нибудь, чем убивать себя, не замечая болезни.
Блаженны те, кто начал жаждать и алкать правды; хотя страдать они будут, ибо в земной жизни ничто меньшее не насытит их. Сейчас мы должны учиться правильным желаниям. Бессмысленно просить у Бога каплю воды. Он может нам дать только все, и не меньше. Бессмысленно и говорить, что этого нам много. Да, много, но мы для этого созданы. Мы сами слишком велики для себя.
Утешения, которые Бог посылает нам, готовят нас к этому полному благу. Картезианец Гугон II учит, что утешения и богооставленность чередуются в нашей жизни, чтобы мы не забыли, где наш истинный дом, и не приняли путешествия за возвращение домой.
Св. Василий Великий полагает, что и духовные и естественные радости дают нам предощущение рая. Именно так их надо принимать, за это ценить, не забывая, что получим мы неизмеримо больше. Св. Фома Аквинат говорит, что нельзя славить Бога, презирая сотворенное Им. Нам приходится обуздывать глупые стремления, которые помешали бы тяге к Царству; но главное — обрести высшую способность: говорить желанию «да», а не «нет».
Наш удивительный удел в этом мире — сохранять желания живыми, чтобы, в конце концов, мы могли «насытиться». Скаредность не приучит нас к раю. Пустота, образованная в нас нищетой и кротостью, помогает нам научиться зависимости от Бога, а только тогда можно узнать истинное алканье и жажду правды, и начать свой путь к блаженству. Научит она и ждать, ибо нетерпение и жадность мешают обрести что бы то ни было — не потому, что разрушают предмет наших желаний, а потому, что препятствуют радости. Попытка обеспечить владение Богом обеспечит нам только иллюзию. Падший человек стремится к владению, и, пока мы не отучимся от этого, нам будет больно.
Блаженны те, кто согласился ждать и алкать, отказавшись от мнимого обладания. Поистине только таких и можно насытить. Их стремление к Богу, их любовь выходит за пределы земной жизни; но даже земная их жизнь блаженна и полна, хотя им ведомо блаженство плачущих.