Содержание
1 Тиква
2 Сорен
3 Встреча
4 Погребение
5 Слова д-ра Карлссона
6 Путешествие
7 Иерусалим
8 Моё место
9 Первое задание
10 Маханех Йехуда
11 Капитуляция
12 Осада
13 Сторож на стене
Эпилог: драма в трёх действиях
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Вступление
Это история трёх лет жизни удивительной женщины, которая также является моей женой. Это годы, которые перенесли её из жизни материального комфорта и профессиональной карьеры в жизнь, полную опасности, бедности и расставания со всем и всеми, кто был ей дорог. Будучи преподавателем высшего класса, она, одна и без гроша в кармане, уехала из своей родной Дании, полной чистоты и законности, в примитивную местность с жестокими нравами. Этой местностью был Иерусалим; в то время, когда начались открытые столкновения между Евреями и арабами, которые продолжаются и по сей день.
Там Лидия перенесла голод и жажду, опасности уличных боёв и осад. И там же она нашла то, что ищут все из нас, но так мало находят: радость, мир, полную безопасность невзирая на внешние обстоятельства нашей жизни.
Духовные поиски Лидии опередили её собственное поколение, и она стала пионером харизматического движения, которое с тех пор считается самым положительным и обнадёживающим явлением наших дней. В виду всё возрастающего давления и напряжения, с которыми сталкиваемся все мы, её жизнеописание указывает путь к ответам, которые выдержат испытание двадцатым веком.
Это подтвердилось и в моём случае. Мы встретились с Лидией и поженились в Иерусалиме в конце второй мировой войны Закончив Итон-колледж и Кембриджский университет, я стал преподавателем Королевского колледжа в Кембридже, чем и занимался шесть лет. Но когда я поднялся по ступеням серого каменного дома и познакомился с голубоглазой женщиной, которую несколько Еврейских и арабских детей называли мамой, в моей жизни начался совершенно новый этап образования.
В том доме я познакомился со Святым Духом, не как одной из Личностей богословского учения, называемого Троицей, но как настоящей, потенциальной повседневной реальностью,.Я был свидетелем того, как Лидия расставляла на столе тарелки, когда не было еды, зная, что когда мы сядем за стол, Бог даст пищу. Я видел,
как она запрещала лихорадке и болезням в детях, и как болезни отступали.
И более всего, я видел, как Дух питал её, вёл её, поддерживал её, целый день, каждый день, благодаря страницам Библии. Раньше я изучал Писания на языке оригинала, анализировал исторические компоненты, размышлял над истолкованием. Лидия же слышала всё это сердцем «Я читаю Евангелие от Иоанна»-сказала она однажды, «как любовное письмо.»
За тридцать лет брака, я научился от Лидии,что такая молитва, которая исходит из таких интимных отношений с Библией, это не субъективное явление, но сила в мире самая могущественная сила. Однажды наша дочь Джоанна сказала своему сыну Джонатану, что Лидия о чём-то молилась. «Ну, если об этом молится бабушка, то всё в порядке»-прокомментировал Джонатан
Для меня самым удивительным во всём этом является то, что на протяжении первых тридцати пяти лет своей жизни Лидия, по своему собственному мнению и мнению всех других людей, совсем не была похожа на человека, с которым это может случиться. Интеллектуалка, немного сноб, зажиточная молодая женщина, которая интересовалась новыми вещами, танцами и всеми удовольствиями культурного мира, в котором она родилась, она читала Библию только тогда, когда это требовалось по программе в педагогическом колледже.
Тот путь, по которому этот агностик двадцатого века обнаружила реальность Бога, полон руководящих указаний для всех нас, полон практической помощи для всех тех, кто занимается такими поисками сегодня, и я с самого начала побуждал Лидию записать её историю.
Но Лидия всегда была слишком занята жизнью, чтобы описывать её. Постепенно я понял, что если эту историю и предстоит кому-то рассказывать, то это придётся сделать мне К тому времени я близко ознакомился со всеми местами и почти со всеми людьми, которые фигурируют в этих событиях; поэтому я смог воссоздать и сцену, действия и персонажи по первоисточнику.
Это рассказ о Лидии Я старался, насколько это возможно человеку, войти в её мысли и переживания, передать события её собственными словами так, как она переживала их тогда-не стараясь нанести глянец на борения и слабости, но позволяя реальной женщине говорить за себя.
Однако, в этой книге есть ещё один герой в некотором смысле
настоящий главный герой город Иерусалим В этих главах Лидия изображает Иерусалим таким, каким она увидела его в первое десятилетие после четырёх веков турецкого владычества, городом, который очень отличался от того, что знакомо сейчас туристам. Затем в эпилоге в конце книги начинаю говорить я, пытаясь приподнять завесу будущего и рисуя то, что ожидает Иерусалими всех нас. Потому что ключ к мировой истории лежит только в этом городе.
То, о чём я пишу, может случиться и в 70-х, и в 80-х и в 90-х годах. Писание не говорит, когда; оно только у веряет нас, что всё произойдёт именно так, как это предсказано в пророчестве. Мы молимся, чтобы благодаря этой книге Лидия и я смогли поделиться с вами мыслями о грядущей судьбе этого города, и той любви, которую он внушает всем, кто серьёзно воспринимает побуждение Божие «молиться о мире Иерусалима.»
ДЕРЕК ПРИНС
Примечание автора
При описании жизни Лидии упоминаются разные виды валют датские кроны, фунты Великобритании, палестинские фунты, доллары США. В большинстве случаев, для удобства читателя, суммы в других валютах выражены в соответствующем эквиваленте в долларах США на то время.
Все цитаты приведены по Синодальному переводу Библии на русском языке.
Во избежание обид или недоразумений имена некоторых персонажей изменены.
Тиква
На вечернем небосклоне угасли последние отблески заходящего солнца, и опустевшие улицы Иерусалима заполнила тьма. Тишину нарушал только звук от соприкосновения моих туфель с мостовой. По моим щекам бил влажный резкий ветер. Я инстинктивно крепче сжала тот свёрток, который несла в руках.
Наконец, вздохнув с облегчением, я свернула на каменную лестницу, которая вела к двери подвального этажа. Прижимая свёрток левой рукой, правой я нащупала в кармане своего пальто тяжёлый железный ключ и вытащила его. Ключ издал скрежещущий звук, который эхом разнёсся по пустынному двору. Поспешно войдя внутрь, я снова вставила ключ с другой стороны, и тот же самый скрипящий звук подтвердил, что дверь надёжно заперта.
Я наощупь добралась до кровати у противоположной стены и положила на неё свой свёрток. Возле кровати стояла деревянная тумбочка. Пошарив рукой по её поверхности, я нашла коробку со спичками и зажгла одну из них. Крошечное пламя осветило керосиновую лампу, которая стояла на тумбочке. Я чиркнула ещё одной спичкой и зажгла лампу.
Стало видно простую комнату с полом из каменных плит. Стены тоже были каменные. На них ничего не было, за исключением цветного календаря, висевшего над кроватью. Кроме кровати и тумбочки, было только три других предмета мебели стол и стул возле стены и плетёный сундук под окном. На окнах была тяжелая металлическая решетка немое свидетельство того страха, который Назначение в Иерусалим побуждал всех жителей превращать свои дома в крепости.
Я снова подошла к свёртку на кровати. Внутри грубой шали чёрного цвета лежала маленькая девочка, крошечное тело которой было частично закрыто грязной ситцевой рубашонкой. Кожа на её лице, похожая на нежный жёлтый пергамент, была сильно натянута на скулах и обжигала мои скулы огнём. Чёрные волосы, мокрые от пота, прилипли к вискам. Из глубоких впадин на меня взглянули два чёрных глаза и тут же закрылись.
Я расправила ещё одну складку шали и достала бутылочку, в которой было немного тепловатого молока. Вдруг из шали выпала скомканная бумажка и плавно упала на пол Я осторожно вставила бутылку в рот ребёнка и стала ждать реакции. Поначалу казалось, что ей было тяжело предпринять физическое усилие и начать пить, но через некоторое время она начала медленно сосать из соски.
Я подобрала бумажку с пола и расправила её. На ней было три строчки со словами, тщательно написанными заглавными буквами:
ТИКВА КОХЕН - РОДИЛАСЬ В ИЕРУСАЛИМЕ - 4-ОГО ДЕКАБРЯ 1927 ГОДА.
Я автоматически посмотрела на висящий над кроватью календарь. Была пятница, 28 декабря 1928 года. Верилось с трудом ребёнку был уже один год! Если бы мне пришлось судить только по её размерам и весу, я бы сказала, что ей наполовину меньше.
Девочка продолжала сосать, а я осмотрела комнату. Мне нужно было защитить её от влажного воздуха и холодных камней. Что я могла использовать? Мой взгляд упал на плетёный сундук у окна. Это подойдёт! Но мне нужно было чем-то выстелить его. Я быстро пооткрывала ящики тумбочки и вытащила всё своё нижнее бельё и другую мягкую одежду, которая была у меня. Я выстелила внутренность сундука этой одеждой, стараясь сделать это как можно мягче и уютнее. Крышку я откинула и прислонила к оконной решётке.
К этому времени ребёнок перестал сосать и, видимо, заснул. Я осторожно сняла с неё ситцевую рубашечку Затем я сняла с себя синий шерстяной свитер, который был на мне, и завернула его два или три раза вокруг её тела Когда я укладывала её в сундук, она немного похныкала, но скоро снова умолкла. Дышала она быстро и поверхностно, и периодически вздрагивала от лихорадки.
Где я могла найти помощь? Я представила себе тёмные и пустые улицы Иерусалима, преследуемые страхом и подозрением. Все двери были заперты, все окна закрыты. Не было телефона, чтобы вызвать скорую помощь или врача. Я была отрезана от мира в той пустой комнате с умирающим ребёнком на руках.
Мой взгляд упал на Книгу, лежавшую у лампы на тумбочке. Библия. Было ли в ней что-нибудь, подходящее для моей ситуации? Она была открыта на послании Иакова. Я начала читать, и меня заинтересовали два стиха, подчёркнутые зелёным карандашом:
Болен ли кто из вас? пусть призовёт пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазавши его елеем во имя Господне - И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь.... Иакова 5:14, 15
«Помазавши его елеем... » Я медленно повторила эти слова самой себе. Елей (растительное масло) у меня был. Конечно, я не была «пресвитером.» Но я была одна, без всякой другой помощи. Лучше уж было сделать то, что я могла сделать, чем не делать ничего!
Я открыла кладовую, где держала продукты, извлекла бутылку и подержала её на свету. Содержимое тускло мерцало, отсвечивая не то зелёным, не то золотистым цветом. Это было чистое оливковое масло с холмов Иудеи-тоже самое масло, которое на протяжении многих веков использовалось для святого помазания царей и пророков в Израиле.
Держа бутыль с маслом в левой руке, я склонилась на каменном полу возле плетёного сундука. Дыхание ребёнка становилось всё более затруднённым Воздух вокруг нас стал каким-то странно влажным. Я вздрогнула от холода. Передо мной, лицом к лицу, было невидимое присутствие Смерти.
Пытаясь укрепить свою веру, я повторила вслух только что прочитанные слова из Библии: «Молитва веры исцелит болящего... восставит его Господь...!» Слегка дрожащей рукой я вылила несколько капель масла на пальцы правой руки и поднесла их ко лбу ребёнка.
«Во имя Твоё, Господь Иисус!» прошептала я. «Она Твоя младшая сестричка из Твоего собственного народа. Во имя Твоё, Господи, я прошу, чтобы Ты исцелил её!»
Через несколько мгновений я открыла глаза. Неужели это было моё воображение, или же лихорадочная дрожь стала менее интенсивной? Я положила руку на щеку ребёнка. Горячо!
Я закрыла глаза и снова стала молиться: «Господи, сюда меня привёл Ты. Ты сказал мне уехать из моей страны и приехать в Иерусалим. Господи, пусть эти люди знают, что в Твоём имени есть сила, и что Ты таки слышишь молитвы и отвечаешь на них....»
Время остановилось. Стоя на коленях перед сундуком, я то молилась, то смотрела на ребёнка, а не изменилось ли её состояние к лучшему. Казалось, что иногда её дыхание становилось легче, но её кожа всё ещё горела лихорадкой. Время от времени я замечала, как её чёрные глаза, посаженные неестественно глубоко вглазницах, печально смотрели на меня.
В конце концов мои колени закоченели от холодного пола. Я встала и прошлась по комнате Через пару часов, я решила, что проку от моего хождения больше нет. Даже если я не смогу заснуть, разумнее было бы защитить себя от сырости в комнате, забравшись в постель.
Прежде, чем погасить лампу, я поднесла её к ребёнку, чтобы посмотреть, а есть ли какие-то изменения. По крайней мере, на некоторое время её судороги прекратились. Как долго это крошечное создание выдержит? Наконец, я потушила лампу, забралась в постель и обмоталась одеялом по самую шею.
Лёжа там в темноте, я начала мысленно представлять себе те странные события, которые привели меня в Иерусалим. По памяти я могла представить себе карту Дании, которая висела на стене в классной комнате, где вплоть до последних шести месяцев я преподавала географию. Подобно острию стрелы, мыс Ютландии выдавался на север по направлению к Скейгерраку. С подветренной стороны Ютландии, на восток, приютились два острова Фин и Съелланд, разделённые узкой полоской воды, называемой «Стор Баэльт.»
На восточном берегу Стор Баэльта и на юго-восточном углу Съеланда, находился город Корсор. Мой ум быстро восстановил все подробности. Как это было непохоже на Иерусалим! Улицы были чистыми и ярко освещёнными. На обеих сторонах стояли ряды аккуратных кирпичных домов с крышей из красной черепицы и белыми карнизами. Я снова услышала пронзительные голоса детей, певших песню, которую все датские дети учат в школе.
В Дании я родился, И там мой дом....
Сорен
Это было двумя годами раньше. Косые лучи северного солнца отражались в оранжевой глубине окон классных комнат. Я пожелала спокойной ночи уборщице, которой надо было закрыть железные ворота школьного двора, села на свой велосипед и поехала по знакомой дороге, вьющейся к центру Корсора.
Пять или шесть минут быстрой езды на велосипеде и я попала в западную часть города, всего лишь в нескольких сотнях метров от.берега Стор Баэльта. Я припарковала свой велосипед во дворе большого здания из красного кирпича и по лестнице поднялась в мою квартиру на втором этаже. Дверь была открытая моя служанка вальборг стояла в дверном проёме, вытирая руки о передник в красно-белую клетку «Добро пожаловать домой!»-сказала она,помогая мне внять пальто на меховой подкладке.
В гостиной я с удовольствием окинула взглядом стол, готовый к ужину. Хрустальная люстра мягко освещала блестевшее серебро и накрахмаленную узорчатую скатерть Яна минуту зашла в спальню, а Вальборг зажгла, свечи и поставила для меня тарелку с горячим супом. Пока я смаковала суп, Вальборг стояла возле своего стула. Проведя весь день сама в квартире, она была готова для общения.
«Вот и закончилась последняя неделя занятий в этом году»-сказала она, «а завтра танцевальный вечер для учителей.»
Я ответила: «Это напомнило мне вот о чём: завтра тебе не нужно
Назначение в Иерусалим
готовить для меня ужин. Г-н Вульф пригласил меня в ресторан перед танцами.»
Вальборг явно заинтересовалась таким поворотом событий. Она симпатизировала Сорену Вульфу да и я тоже. Но....
«На рождество я поеду домой в Брондерслев»-сказала я, чтобы переменить тему разговора. «Пока меня не будет, ты можешь здесь ничего не делать.»
В конце еды я зажгла тонкую манильскую сигарку, которую Вальборг предусмотрительно положила возле моей кофейной чашки. Затем я взяла чашку и пошла с ней в гостиную. Продолжая попыхивать своей сигарой, я устроилась в глубоком кресле, которое стояло в углу, и медленно осмотрела комнату. У противоположной стены стояло хорошо отполированное пианино изорехового дерева, на котором блекло отражались жёлтые и бронзовые тени Уилтоновского ковра. Обои на стене позади пианино были с оттенками оливкового цвета, и, напоминая ковёр, хорошо сочетались с парчовыми занавесями. С левой стороны от меня стоял высокий книжный шкаф, на полках которого чередовались книги и фигурки из Дрезденского фарфора и вазы с блюдами из немецкого хрусталя.
Минуту или две я сознательно наслаждалась комфортом и элегантностью обстановки. Я спросила себя, как часто делала это и раньше: «Разве есть кто-то более удачливый в жизни, чем я?» В возрасте тридцати шести летя уже достигли той цели, которую я поставила перед собой как учитель. У меня уже были дипломы по таким стандартным предметам, как история, география, датский и английский языки. К тому же я стала одним из первых учителей в стране, который закончил аспирантский курс по домоводству, с упором на последних открытиях в области питания. В результате этого, меня назначили директором по домоводству в одной из новейших и самых оборудованных школ в Дании. Педагогические власти использовали моё отделение как пример для введения подобных отделений в других школах по всей стране.
За последние десятьлет я преподавала в разных городах Дании, но больше всего меня устраивал Корсор, из-за своего прекрасного расположения на Стор Баэльте, а также по причине близости к Копенгагену. У меня была хорошая зарплата, и к тому же я два года назад получила приличное наследство после смерти отца.
Сверх всего этого здесь был Сорен Вульф учитель, который
пригласил меня на следующий день в ресторан. Мы с Сореном были близкими друзьями в педагогическом колледже, разделяя многочисленные общие интересы танцы, катание на коньках, ^Моцарта, Киркегаарда. После окончания, мы не видели друг друга почти десятьлет, преподавая в разных школах. Теперь же, как бы по "мановению судьбы, мы снова оказались вместе в Корсоре. За последний семестр я заметила, что отношение Сорена ко мне стало Серьёзнее. Я знала почти наверняка, что завтра вечером он сделает мне предложение. Почему же меня пугал этот вопрос?
По своей природе, по образованию, по профессии, Сорен прежде всего был преподавателем. Вся его жизнь была сосредоточена вокруг его работы. Брак для него означал женитьбу для своей профессии. Так как и я была преподавателем, сочетание было идеальным. Конечно, если бы я хотела выйти замуж и иметь детей, то мне нельзя было ждать больше!
Но... во всём этом была какая-то бесповоротность, которая пугала меня. Откуда у меня была эта внутренняя сдержанность? Чего нам ещё не хватало для полноты? Этот вопрос постоянно вертелся у меня в Голове, но мне так и не удалось найти на него ответ. Да я и не знала, где искать этот ответ.
В шесть часов на следующий день я нанесла последние штрихи на свою причёску и немного задержалась перед зеркалом. Мои длинные светлые волосы были заплетены в четыре косы и уложены именно так, как это нравилось Сорену. Синее шёлковое платье, которое Вальборг погладила для меня, подчеркнуло синеву моих глаз. Синий цвет был любимым у Сорена, и у меня тоже. У нас было так много общего....
Мои мечтания были прерваны громким стуком. Быстро накинув на себя белую меховую шляпу, я открыла дверь. Прекрасно подогнанный фрак подчёркивал атлетическую фигуру Сорена, а безукоризненно уложенные каштановые волосы приятно пахли.
«Внизу ждёт такси»-сказал он, взяв меня за руки.
В ресторане Сорен повёл меня к столику для двоих в дальнем углу. «Я с нетерпением ожидал этого вечера две недели»-сказал он. «Помнишь ли ты, что прошло ровно двенадцать лет с тех пор, как мы танцевали вместе?»
Подошёл официант, чтобы взять заказ, и наш разговор перешёл на события только что закончившегося семестра. Сорен был жизнерадостен и любезен, как всегда, но я уловила напряжённую Назначение в Иерусалим
нотку в его голосе. Наконец, официант убрал, оставив перед нами
только кофе и брэнди.
Сорен сделал небольшой глоток кофе, затем посмотрел мне прямо в глаза «Лидиях-сказал он, «сегодня я пригласил тебя на обед по особому случаю и я думаю, что ты догадываешься, что это за причина.» Он замолчал, и его зелёные глаза вопросительно смотрели на меня. «Лидия, ты выйдешь за меня замуж?»
Я почувствовала, как мои щёки залил румянец, а сердце начало стучать так громко, что мне показалось, все в зале слышат это. Я ожидала этого момента, и тем не менее, ответа у меня не было. Я открыла рот, думая, что же сказать.
«Благодарю тебя,»-услышала я свой собственный голос. «Это самый лучший из комплиментов, сказанных в мой адрес. Но....»
«Но что?»
«Сорен, сейчас я не свободна для этого.»
«Есть кто-то другой?»
«Нет, не в этом дело.:Я не знаю другого человека, которого я уважала бы больше тебя.» Я пыталась объяснить, но не находила слов.
Наклонившись через стол, Сорен снова начал говорить. Его слова накатывались друг на друга. Он нарисовал картину нашего совместного будущего, те события и виды деятельности, которые мы могли бы делать вместе, так что наши карьеры сольются и будут дополнять друг друга Наконец, он замолчал, ожидая моего ответа.
«Я знаю, что для тебя значит педагогическая карьера, Сорен,»-начала я, «и по этой причине я очень польщена тем, что ты желаешь разделить своё будущее со мной. Но я боюсь, что всё может получиться совсем не так, как ты описываешь »
«Почему нет, Лидия?»
«Видишь ли, Сорен, я совсем не уверена в будущем, так, как ты. Прежде, чем посвятить себя так, как ты этого просишь, я должна уладить ещё один вопрос.»
«Что же это такое?»
«Я знаю, что это может прозвучать глупо...» Я тщетно искала слова. «Но я, не переставая, спрашиваю себя: может быть, жизнь это больше, чем просто карьера и квартира, хорошая мебель, и пенсия в самом конце? Не знаю. Но когда мой отец умер два года назад, я не могла удержаться от вопроса: неужели это всё? или же есть ещё что то?»
«Имеешь ли ты в виду нечто религиозное?»
«Может быть, хотя мне не нравится слово религия.»
Бедный Сорен! Я видела, что он потрясён точно также, как и я. Он сделал несколько быстрых глотков кофе
«Прости меня за такой глупый ответ»-сказала я. «Я похожа на человека, который пытается объяснить, как добраться туда, где он сам не был.»
Мы оба замолчали на некоторое время, пока я пыталась придумать, как бы разрядить напряжённость. Наконец, я протянула свою руку через стол и взяла его за руку. «Не возражаешь ли, если мы сейчас потанцуем, а я попытаюсь объяснить всё позже.»
Когда танцы закончились, Сорен провёл меня до квартиры, и я пригласила его на последнюю чашку кофе. Он первый вернулся к теме нашего разговора в ресторане.
«Лидия, если ты хочешь, чтобы я ходил вместе с тобой в церковь»-сказал он, «я это сделаю.»
«Нет, Сорен»-ответила я, «я бы не стала просить тебя об этом. Я была примерной лютеранкой всю свою жизнь, но не нашла ответов на свои вопросы. Всякий раз я выходила из церкви более растерянной и подавленной, чем когда я входила в неё, поэтому я и отказалась от этого.»
«Ну, тогда»-сказал Сорен, «почему бы тебе не посетить Евангельскую Миссию возле порта? Я уверен, что наша дорогая библиотекарша, мисс Сондерби, будет очень рада взять тебя с собой.»
Сразу же я представила себе Кристину Сондерби такой, какой я часто видела её по дороге в Миссию. Бесформенная чёрная шляпа нависала над полоской седых волос и толстыми очками в роговой оправе. Из бокового кармана её объёмной сумки из чёрной кожи выдавались Библия и песенник оба чёрного цвета. От шляпы до высоко зашнурованнах ботинок преобладающим цветом был чёрный. «Спасение», представляемое Кристиной Сондерби, было наверняка очень меланхолическим занятием его преимущества, каковыми они ни были, принадлежали к будущей жизни. Нет, я искала не этого!
Несколько минут спустя Сорен собрался уходить. У двери он на мгновение обнял меня, затем развернулся и спустился по лестнице без слов.
После того, как он ушёл, я постаралась больше не думать о том, что произошло между нами, но слабый запах его помады для волос Назначение в Иерусалим
служил напоминанием, как он был реален и тёпл, когда держал меня в своих объятиях! В сравнении с этим, мои поиски «чего-то»
неизвестного, что могло бы сделать мою жизнь более полной, казались неопределёнными и туманными.
В десять часов утра на следующий день я сидела в вагоне первого класса на поезде, отправлявшемся на север в город Брондерслев, где я родилась, и где всё ещё жила моя мать Я не спала прошлую ночь, и моя голова раскалывалась. Путешествие заняло шесть часов, что было достаточно для размышлений даже предостаточно. Я всё время возвращалась к своему разговору с
Сореном накануне. Я всё ещё не понимала своё собственное поведение.
Голос изнутри упрекал меня: «Ты упустила свой шанс на счастье!
Ты бы могла иметь мужа и дом, и безопасность. А теперь ты всё это упустила!»
Я перевела свой взгляд на окно, пытаясь сосредоточиться на пейзаже за окном, но голос продолжал: «А что у тебя есть вместо
брака? Ничего! Ты просто станешь типичной старой девой, как мисс Сондерби.ь
Снова и снова я раздумывала над своим разговором с Сореном. По мере того, как я вспоминая всё, что сказала ему, упрекающий голос внутри меня спросил: «Почему ты так сказала? Ты же не имеешь этого в виду. Ты даже не знала, что говорила.»
Спустя некоторое время ритмический стук колёс подхватил
этот припев: «Почему ты это сказала? Почему ты это сказала? Почему ты это сказала?»
Я зажгла сигару и сделала несколько быстрых затяжек, но это не принесло облегчения, в котором я нуждалась Я встала и начала
ходить по коридору поезда. Но колёса непрестанно преследовали меня: Почему ты это сказала?
Очень большим усилием воли мне удалось переключится с Сорена на семейную встречу, которая ожидала меня в Брондерслеве. Мой отец был преуспевающим архитектором и сыграл важную роль в городском строительстве. После его смерти два года назад, мама переехала в более просторное здание, известное как «замок», которое мой отец построил в центре города, всего лишь в нескольких стах метров от железнодорожного вокзала. Там мама занимала квартиру с четырьмя спальнями на втором этаже.
Собираться дома на рождество было нашей семейной традицией. Сорен Моя старшая сестра Кезия должна была приехать со своим мужем Кнудом и четырьмя детьми с острова Фин. Моя вторая сестра Ингрид была замужем за офицером в датской армии, и у них было большое поместье в восьмидесяти километрах от Брондеслева. Детей у них не было. Я была самой младшей в семье и до сих пор незамужем.
Приехав в Брондерслев. я сразу же заметила на платформе высокую стройную фигуру с накрахмаленной белой наколкой на волосах. Это была мамина служанка Анна. «Добро пожаловать домой, мисс Лидия сказала она, забирая у меня мой чемодан. «Ваша мама считала часы, оставшиеся до вашего приезда.» Делая большие шаги, Анна направилась через главную площадь в «замок.»
Мама ждала меня в прихожей. «Добро пожаловать домой, моя девочка!»-сказала она, обнимая меня. Для неё я всегда была маленькой девочкой хотя мне было уже за тридцать.
С тех пор, как умер отец, мама всегда носила вдовью одежду чёрного цвета, но её длинное шёлковое платье, облегчённое белым шёлковым воротничком и манжетами, не было лишено элегантности. Её светлые волосы приобрели пепельный оттенок, что прибавляло ей достоинства.
Мама и я обедали вдвоём Ей всегда было интересно услышать о моей работе в школе, и она гордилась всяким повышением, которое я получала. Скоро прибыли и мои сестры со своими семьями. Как всегда, первым делом они спрашивали: «Сделал ли тебе кто-то предложение?» Но я почему-то промолчала о Сорене.
Следующий день был сочельником временем главных Рождественских событий. После обеда мы пошли на короткое служение в церкви. Мама была «доброй лютеранкой», и два раза в год она посещала церковь накануне Рождества и на Пасху
По дороге в церковь мама начала рассказывать о новом пасторе. «Он такой чудесный человек»-сказала она «Все его любят »
«Ты имеешь в виду, что он читает хорошие короткие проповеди!»
«Ну, да, это правда. Мне никогда не нравились длинные проповеди Кроме того, он играет в вист. Он приходит навестить меня каждый вторник, и мы играем партию в карты »
В тот день пастор оправдал свою репутацию. Служение началось в 3 часа дня, а без четверти четыре мы снова оказались на улице. С чувством исполненного долга, мы вернулись домой. Там нас ожидала действительно серьёзная часть Рождественских праздников,ёлка, подарки, изобилие вкусной еды и напитков.
В шесть часов мы все уселись за длинный обеденный стол в столовой. Воспоминания моего раннего детства переплетались с этими Рождественскими традициями. На минуту я вспомнила отца. как он сидел во главе стола, в жилетке с тяжёлой золотой цепью, на которой отражалось сияние Рождественских огней. Теперь его место за столом занимал старший зять, Кнуд.
Каждая часть наших празднеств проходила по строго установленному порядку. Когда все усаживались за стол, Анна, в синем форменном платье, которое она сберегала для особых событий, открывала двойные двери, которые вели в гостиную. Там в центре на полу стояла Рождественская ёлка. Зажжённые свечи на каждой ветке освещали кучу роскошных подарков, сложенных у подножия ёлки. На ветках были развешены маленькие бумажные корзинки, в которых были конфеты, шоколадки и марципаны. У детей захватывало дух от удивления, когда они осматривали каждую деталь сцены.