— Теперь это ТВОЯ проблема, сестренка, а нам нужно выдерживать расписание.
И мы полетели!
~ 13 ~
Первое впечатление у меня было, что меня чем-то сильно придавило совсем как моего папочку сеткой с бананами. Невозможно было ни повернуться, ни даже закричать, ничего нельзя было сделать — нас ведь за этим сюда и посадили. Снаружи через окно было видно только голубое небо. Ракета летела.
Потом мы немного притормозили и стало легче. Майор Фрич сказала, что мы может расстегнуть наши ремни, и заняться своими делами, что там нам полагалось. Она сказала, что мы летим со скоростью примерно 15000 миль в час. Я поглядел в окно, и точно — Земля превратилась в маленький шарик позади, прямо как на фотографиях из космоса. А рядом сидела большая злобная обезьяна и нехорошо смотрела на нас с майором Фрич. Майор Фрич сказала, что наверно, она хочет есть, и приказал мне разыскать бананы и дать обезьяне, пока она не слишком разозлилась.
Для обезьяны был заготовлен специальный мешок с бананами, сушеными фруктами и прочей снедью. Я начал искать там, чего бы ей дать, а майор Фрич связалась по радио с Хьюстонским КП.
— Послушайте, нужно что-то сделать с этой обезьяной. Это не Сью — это самец, и ему здесь не нравится. Он может что-нибудь натворить.
Через какое-то время — пока ее слова долетели дотуда и назад — какой-то парень нам отвечает:
— Ничего! Все обезьяны одинаковы, какая вам разница!
— Нет, есть разница! — отвечает майор Фрич. — Если бы вас засунуть в эту конуру с этим зверем, вы бы по-другому запели!
Через минуту-другую радио снова захрипело, и чей-то голос объявил:
— Вот что, приказываю вам хранить это в тайне, потому что иначе нас поднимут на смех во всем мире. Для всех непосвященных эта обезьяна остается Сью — независимо от того, что у нее там между ног.
|
Майор Фрич поглядела на меня и покачала головой:
— Есть, сэр! Но я не собираюсь отстегивать эту сволочь, пока я в кабине — вы меня поняли?
И с командного пункта последовал краткий ответ:
— Понял.
В общем, когда немного привыкнешь к космосу, там даже весело, силы тяжести нет, поэтому можно летать по всему кораблю, и вид за окном замечательный — луна и солнце, земля и звезды. Я подумал — где-то там Дженни Керран, что-то она поделывает?
И мы начали вращаться вокруг земли — час за часом, день за днем. Нужно сказать, что постепенно это как-то меняет взгляд на вещи. Я подумал, вот сейчас я здесь, а когда вернусь — ЕСЛИ я когда-нибудь вернусь — что мне делать? Начать ловить креветок? Снова разыскать Дженни? Играть с «Треснувшими яйцами»? Помочь маме выбраться из богадельни? Очень странное ощущение!
Время от времени майор Фрич дремала, но когда не дремала, то шипела. Она шипела на обезьяну, на этих ослов на командном пункте, на то, что ей негде покрасится, на меня, когда я ел не вовремя. Между прочим, есть все равно было нечего, кроме батончиков «Марс». В общем, не хотелось бы мне жаловаться, но все-таки они могли бы послать женщину поприятнее, или хотя бы не такую стервозную.
Но должен вот что вам еще сказать: это обезьяна тоже оказалась не подарком.
Вот я дал ей банан — хорошо? Она берет банан и начинает его чистить, потом вдруг отшвыривает банан и он начинает летать по кабине, и мне приходится его ловить, и снова давать обезьяне. Она его давит и начинает размазывать по всем окрестным местам, а мне приходится все это мыть. В общем, требует постоянного внимания. Как только вы оставляете ее одну, она устраивает скандал и начинает клацать своими огромными зубами. Просто начинает выводить вас из себя.
|
Наконец, я достал свою гармонику и начал наигрывать что-то, кажется, «Домик на границе». И тут обезьяна слегка приутихла. Тогда я стал играть разные мелодии типа «Желтая роза Техаса» и «Я мечтаю о светловолосой Дженни». Обезьяна улеглась на своем сиденье и стала тихой, как ребенок. Я совсем позабыл, что у них в кабине всюду установлены камеры, и они на контрольном пункте за всем следят. И вот на следующее утро они показывают нам по телевизору заголовки газет: «Идиот исполняет космическую музыку, чтобы успокоить обезьяну». Впрочем, против этого я ничего не имею.
В общем, дела пошли на лад, но тут я заметил, что этот Сью как-то странно поглядывает на майора Фрич. Каждый раз, когда она оказывается поблизости, Сью делает такое движение, словно хочет ее схватить. Она начинает шипеть: «держись от меня подальше, тварь, убери свои лапы!» Но у Сью явно что-то есть на уме, это я сразу понял.
И вскоре стало ясно, что именно. Только я как-то зашел за маленькую ширму, чтобы пописать, вдруг послышался шум. Высовываю голову из-за ширмы, и вижу — Сью заполучил таки майора Фрич и засунул ей руку под скафандр. Она отбивается, что есть сил, и колотит обезьяну по голове микрофоном.
Тут-то я все понял! Ведь мы уже два дня в полете, а бедняга Сью так и прикован к сиденью и не может даже отлить! Я-то знаю, каково это. Наверняка, он готов взорваться! Тогда я отцепил майора Фрич от обезьяны, а Сью отцепил от кресла, и повел за загородку. Майор Фрич побежала на нос и там начала рыдать, повторяя все время «грязное животное!»
|
Я нашел для Сью пустую бутылку, чтобы он мог пописать, но когда он кончил, то запустил этой бутылкой в панель, где мигали разноцветные огоньки и бутылка разлетелась на куски, а моча начала летать по всей кабине. Черт с ним, подумал я, и повел Сью назад к креслу, чтобы пристегнуть, и тут вижу, что большой шарик мочи летит прямо на майора Фрич и вот-вот ударит ее по затылку. Я отпустил Сью, чтобы поймать этот шарик специальной сеткой, которую они нам дали, чтобы ловить летающие предметы, но только я собирался его поймать, как майор Фрич повернулась, и шар разбился прямо о ее физиономию.
Тут она начала орать, а Сью подобрался к панели управления и начал вырывать оттуда всякие провода. Майор Фрич закричала:
— Останови его! Останови! — но не успел я что-либо сделать, как посыпались искры и полетел всякий хлам, а Сью начал прыгать от пола до потолка, срывая все на своем пути. По радио раздался голос:
— Какого черта, что у вас там творится!?
Но было уже слишком поздно.
Ракета задрожала, и нас всех начало швырять туда-сюда. Невозможно было за что-либо ухватиться. Потом снова раздался голос с Земли:
— Наблюдается небольшая дестабилизация орбиты корабля. Форрест, вы можете ввести в бортовой компьютер с пульта вручную программу Д-6?
Ни хрена себе шуточки! Меня мотает по все кабине, и еще нужно отловить эту сумасшедшую обезьяну! Майор Фрич орет так громко, что я почти ничего не слышу, но смысл ее слов такой, что нас просто разнесет на клочки и мы сгорим в атмосфере. Тут я посмотрел в окно и понял, что шутки плохи — Земля очень быстро приближалась к нам.
Все-таки мне удалось добраться до бортового компьютера и, держась одной рукой за панель, другой рукой ввести программу Д6. Это была программа аварийного приземления в районе Индийского океана. И в самом деле, мы ведь попали в аварию!
Майор Фрич и обезьяна все еще пытались аз что-то уцепиться, но потом слышу, майор Фрич что-то кричит. Я прислушался, оказалось, она кричит:
— Что ты там делаешь?
Я ей объяснил, а она снова кричит:
— Идиот, мы ведь давно пролетели на Индийским океаном! Подожди, пока мы не пролетим дальше до Тихого океана!
Можете мне поверить, когда вы летите на ракете, обернуться на полмира раз плюнуть. Майор Фрич снова овладела микрофонам и стала кричать людям на КП, что мы то ли шмякнемся, то ли брякнемся в южную часть Тихого океана, и чтобы они пришли нам на выручку как можно скорее. Я увидел, что старушка Земля надвигается на нас все быстрее, и стал еще быстрее нажимать на кнопки. Мы перелетели через что-то, что майор Фрич назвала Южной Америкой, и устремились дальше к Австралии.
Тут в кабине стало жарко, и снаружи послышалось какое-то шипение. Земля стала совсем близко. Майор Фрич кричит мне:
— Включить выпуск парашютов!
Но меня словно приковало к сиденью, а ее пришпилило к потолку, похоже, дело принимало плохой оборот, потому что мы неслись на скорости десять тысяч миль в час прямо к океан. Если мы на такой скорости врежемся в старушку Землю, от нас даже пятна не останется.
Но тут вдруг послышалось нечто вроде «бам!» и падение замедлилось. Я огляделся, и ба! будь я проклят, если это не старина Сью нажал рукоятку выпуска парашюта, и тем самым всех нас спас! Я решил про себя, что теперь обязательно буду кормить его бананами до отвала, когда все это кончится.
В общем, начали мы болтаться под парашютом, и я уже решил, что мы уже врежемся в землю — а это никуда не годится, потому что наша ракета приспособлена для посадки на воду, и ее должны потом подобрать наши корабли.
Майор Фрич докладывает по радио:
— Мы собираемся приземлиться где-то в океане, в районе к северу от Австралии, пока не уверена, где именно.
Через пару секунд ей отвечают:
— Если ты не уверена, дура, неужели не можешь выглянуть в окно и посмотреть?!
Тут майор Фрич кладет передатчик, выглядывает в окно и говорит:
— Боже! Похоже на Борнео или что-то в этом роде! — но только она собралась передать это на КП, как оказалось, что радио больше не работает.
Теперь мы и в самом деле были очень близко от земли. Под нами виднелись только джунгли и горы, и только небольшой клочок воды — какое-то озеро. Оставалось только надеяться, что мы в него угодим. Мы все — майор Фрич, Сью и я — прижались носами к стеклу и смотрели вниз, и вдруг майор Фрич как закричит:
— Боже! Это вовсе не Борнео! Это Новая Гвинея, и там, внизу — это же сооружения и поклонники культа карго!
Мы с Сью пригляделись, и увидели, что на берегу озера толпится примерно с тысячу аборигенов, и все протягивают к нам руки. Одеты они были в маленькие травяные юбочки, волосы растрепаны, а у некоторых виднелись щиты и копья.
— Черт побери, — говорю я, — что это такое вы сказали?
— Культ карго, — повторила майор Фрич. — Во время второй мировой войны мы сбрасывали им на парашютах шоколад и прочую еду, чтобы эти лесные зверюшки оставались на нашей стороне, и они этого не забыли. Они решили, что это делал Бог или кто-то вроде него, и с тех пор, они все ждут, когда же мы вернемся и спустимся на Землю. Они даже построили что-то вроде посадочных полос — видишь, там внизу? Они соорудили что-то вроде аэродрома, отмеченного этими черными пятнами.
— Мне кажется, это больше похоже на какие-то котлы для еды, — сказал я.
— Да, похоже, нечто в этом роде, — каким-то странным тоном говорит майор Фрич.
— Разве не в этих местах водятся людоеды? — спрашиваю я.
— Я думаю, нам это скоро предстоит выяснить, — задумчиво отвечает она.
Наша ракета медленно опускается в озеро, и как только мы плюхнулись на воду, аборигены начали колотить в барабаны, и что-то кричать. Мы-то, конечно, ничего не могли расслышать, потому что были в кабине, но воображение у нас работало на полную катушку.
~ 14 ~
Впрочем, приземлились мы вполне прилично. Плюхнулись, и снова выскочили на поверхность. Вот мы и снова на Земле! Наконец, волнение утихло, и мы все выглянули в окно.
Примерно в пяти метрах, на берегу, собралось все племя. Они глазели на нас и, Боже! ну и рожи там были! Страшнее я еще не видал. Им явно хотелось рассмотреть нас поближе. Майор Фрич сказала, что наверно, им не понравилось, что мы ничего не сбросили им из ракеты. А пока, сказала она, нужно сесть и спокойно подумать, что делать дальше — раз уж нам удалось сесть целыми и невредимыми. То есть, в смысле, не делать резких движений, чтобы не возбуждать ярости этих громил. Но тут семь или восемь самых здоровенных парней прыгнули в воду и начали подталкивать нашу капсулу к берегу.
Майор Фрич все еще сидела и размышляла, а в дверь уже громко постучали. Мы все переглянулись, а майор Фрич сказала:
— Никому не двигаться!
— Но может быть, если мы не откроем, они еще сильнее разозлятся? — предположил я.
— Спокойно, — сказала она, — может быть, они решат, что тут никого нет и уйдут прочь.
Мы стали ждать, но через некоторое время стук повторился.
— Это невежливо — не открывать, когда стучат, — сказал я.
— Заткнись, болван! — зашипела майор Фрич. — Неужели не видишь, насколько они опасны?
И тут вдруг старина Сью встает и сам открывает дверь. Снаружи оказался самый здоровенный парень, которого я видел с тех пор, как мы играли с этими небраскинскими кукурузниками в финале кубка Оранжевой лиги.
Нос у него был проткнут костью, на нем была травяная юбочка и в руке копье. Прическа напоминала битловый парик Тома Бедлама в той пьесе Шекспира, что мы представляли в Гарварде.
Увидев глядящего на него из двери Сью, парень заметно струхнул. По правде говоря, от удивления он просто свалился в обморок. Когда эти парни снаружи увидели, что их товарищ свалился в обморок, они мигом помчались назад, в заросли, наверно, чтобы посмотреть, что будет дальше.
— Спокойно! — приказала майор Фрич. — Не двигаться! — Но старина Сью схватил какую-то бутылку, выскочил наружу и вылил жидкость на лицо бедного парня, чтобы привести его в чувство. И тут парень вдруг задергался, закашлялся и захрипел, замотал головой — он и в самом деле пришел в себя, потому что та бутылка, которую схватил Сью, оказалась бутылкой, которую я использовал для туалета. Тут парень снова признал Сью, и тут же закрыл лицо руками, и начал кланяться Сью, словно какой-нибудь араб.
И тут из зарослей появились остальные аборигены, с глазами, большими, как тарелки, они шли медленно, готовые в любую минуту удрать или бросить копья. Парень, кланявшийся Сью, заметил их, и что-то крикнул на своем языке. Те положили копья на землю и окружили ракету.
— Мне кажется, — теперь они настроены вполне мирно, — сказала майор Фрич, — мне кажется, нам лучше выйти и назваться. Через несколько минут прибудут люди из НАСА и подберут нас. — Как потом выяснилось, это была самая большая лажа, которую мне пришлось слышать в жизни.
В общем, когда мы вышли с майором Фрич из капсулы, аборигены просто разинули рты и застонали. Тот парень, что стоял перед Сью, сначала тоже удивился, а потом поднялся, и говорит:
— Привет! Я хороший парень. Кто такие вы? — и протягивает нам руку.
Я пожал ему руку, а майор Фрич попыталась объяснить ему, кто мы такие. Она сказала, что мы «участники мультиорбитального тренировочного межпланетного эксперимента НАСА».
Этот парень стоял перед нами, разинув рот, и тут я говорю:
— Мы американцы!
У него прямо глаза загорелись, и он говорит:
— Класс! Американцы! Вот это потрясно!
— Ты говоришь по-английски? — спросила майор Фрич.
— А как же, — отвечает он, — я жил в Америке. Во время войны. Отдел стратегических операций направил меня изучать английский, чтобы потом организовывать партизанскую войну моего народа против японцев. И тут вдруг загорелись глаза у Сью.
Я удивился, что этот старый туземец так хорошо говорит по-английски, и где — в какой-то дыре!
— А где ты учился? — спрашиваю я.
— В Йейле, где еще, кореш, — отвечает он. — Булабула, понимаешь? — когда он сказал «булабула», все эти Самбы принялись повторять это слово, и снова забили барабаны, пока этот парень не приказал, чтобы они затихли.
— Меня зовут Сэм, — сказал он. — Так меня в Йейле звали. Мое настоящее имя вам все равно не произнести. Так что можно обойтись без него. Не хотите ли чаю?
Мы с майором Фрич переглянулись. Так как она, похоже, потеряла дар речи, то я сказал:
— Было бы неплохо.
Но тут майор Фрич снова обрела дар речи и как-то тонко заверещала:
— А нет ли у вас телефона, чтобы мы могли позвонить?
Большой Сэм как-то скривился, махнул рукой, барабаны снова застучали, и под их эскортом мы направились в джунгли под нескончаемое скандирование «булабула».
В джунглях у них оказалась деревушка с хижинами из травы, в точности, как показывают по телевизору. Самая большая хижина принадлежала Большому Сэму. Перед ней стояло здоровенное кресло, словно трон, и четверо или пятеро женщин — сверху на них ничего не было надето — выполняли все его приказы. Первым делом он приказал им приготовить нам чаю, а потом указал нам с майором Фрич на два больших камня неподалеку. На них мы должны были сидеть. Сью, который всю дорогу шел с нами, держась за мою руку, он указал на землю.
— Ну и обезьяна у вас, — сказал Сэм. — Где вы такую достали?
— Она работает на НАСА, — сказала майор Фрич. Эта ситуация явно ей не нравилась.
— Что вы сказать? — спросил Сэм. — Ей платить?
— Мне кажется, она предпочитает бананы, — сказал я. Большой Сэм что-то сказал, и одна из женщин принесла Сью банан.
— Очень жаль, — сказал Большой Сэм, — я не спросил, как вас звать.
— Майор Дженет Фрич, Военно Воздушные Силы США. Личный номер 04534573. Это все, что я могу вам пока сообщить.
— Эх, милая вы моя женщина, — сказал Большой Сэм, — вы тут не пленники. Мы ведь просто бедные отсталые туземцы. Говорят, со времен каменного века мы не сильно продвинулись. Мы вам не причинить вреда.
— Все равно я ничего не могу сказать до тех пор, пока не получу возможность позвонить по телефону, — сказала майор Фрич.
— Хорошо, — говорит Большой Сэм. — Ну, а вы, молодой человек?
— Меня зовут Форрест, — отвечаю я.
— Вот как, — говорит он. — Не по фамилии ли вашего знаменитого генерала времен Гражданкой войны Натана Бедфорда Форреста?
— Ага, — отвечаю я.
— Очень, очень интересно! А вы, Форрест, где учились?
Хотел было ему объяснить, что я немного учился в Университете Алабамы, но потом решил действовать наверняка и сказал, что посещал Гарвард. Это ведь было не так далеко от истины.
— А, Гарвард! — улыбнулся Большой Сэм. — Да, знаю, где это. Хорошие там были парни — пусть им и не удалось поступить в Йейл. — И вдруг расхохотался:
— А вы и в самом деле похожи на гарвардца. — Но мне почему-то показалось, что худшее ждет нас впереди.
Потом Большой Сэм приказал паре туземных женщин показать нам, где мы будем жить. Оказалось, что в травяной хижине, с грязным полом и низким входом, чем-то напоминавшей шалаш короля Лира. Около двери на страже встали два больших парня с копьями.
Всю ночь аборигены били в барабаны и пели «булабула», и через вход хижины было видно, что они соорудили большой костер и поставили на него огромный котел. Мы с майором Фрич так и не поняли смысла этих действий, но мне показалось, что старина Сью догадывается, потому что он забился в угол хижины с довольно кислым видом.
Время близилось к десяти, а они таки и не принесли нам поесть. Майор Фрич сказала, что может, я пойду и узнаю у Большого Сэма, дадут ли нам поужинать. Только я начал вылезать из хижины, как эти парни на страже скрестили копья, и тем намекнули, что мне лучше залезть обратно. И тут меня осенило, почему нас не позвали на ужин — ведь мы-то как раз и должны были стать ужином! Дело принимало дурной оборот.
Потом барабаны смолкли и звуки «булабула» тоже. Послышалось какое-то рычание, в ответ другое рычание, похожее на голос Большого Сэма. Так продолжалось некоторое время, и атмосфера явно накалялась. Когда звук достиг максимума, послышался какой-то «БАМ!», словно кто-то ударил кого-то по голове чем-то вроде доски. Барабаны ненадолго смолкли, а потом снова забили, и снова началось скандирование «булабула».
На другое утро в отверстии хижины показался Большой Сэм и сказал:
— Привет! Хорошо ли спалось?
— Черта с два! — отвечала майор Фрич. — Неужели вы думаете, что мы могли спать, когда вокруг происходит какой-то ужас?
У Большого Сэма скривилась физиономия, и он сказал:
— Извините, мне очень жаль. Но, видите ли, после того, как ваш экипаж упал с неба, мой народ ожидает какого-то подарка. С 1945 года мы ожидаем вашего возвращения и новых подарков для нашего народа. Когда они увидели, что никаких подарков нет, то естественно, решили, что вы-то и являетесь подарком, и собирались уже сварить вас и съесть — мне с трудом удалось их переубедить.
— Не мели чушь, болван, — сказала майор Фрич.
— Напротив, — возразил Большой Сэм, — видите ли, мой народ нельзя назвать, так сказать, ЦИВИЛИЗОВАННЫМ, по крайней мере, если говорить об общепринятых стандартах цивилизованности, и поэтому питает определенное пристрастие к человеческой плоти. Особенно плоти белых людей.
— То есть, вы хотите сказать, что вы — людоеды?! — сказала майор Фрич.
— Примерно в таком аспекте, — пожал плечами Большой Сэм.
— Это просто отвратительно! — сказала майор Фрич. -
Послушайте, вы должны проследить за тем, чтобы нам не было причинено никакого вреда, и чтобы мы благополучно вернулись в цивилизованный мир. С минуты на минуту может прибыть спасательная команда НАСА. Я требую, чтобы вы обращались с нами в соответствии с принципами, общепринятыми для союзников!
— Увы, — ответил Большой Сэм, — именно это они и задумали прошлой ночью.
— Итак, я требую! — сказала майор Фрич, — требую, чтобы нас немедленно освободили и позволили добраться до ближайшего города, где есть телефон!
— Я опасаюсь, — ответил Большой Сэм, — что это просто невозможно. Даже если бы мы освободили вас, то пигмеи схватили бы вас, отойди вы в джунгли всего лишь на сотню метров.
— Пигмеи? — удивилась майор Фрич.
— Мы уже на протяжении многих поколений воюем с пигмеями. Вероятно, кто-то когда-то украл свинью или что-то в этом роде — никто уже не помнит, когда это случилось и кто виноват, теперь все это осталось лишь в предании. Главное, что мы окружены кольцом пигмеев, и так было с незапамятных времен.
— Ладно, — сказала майор Фрич, — я предпочитаю лучше иметь дело с пигмеями, чем с бандой гнусных людоедов. Ведь пигмеи — не людоеды?
— Нет, мадам, — ответил Большой Сэм. — Они охотники за головами.
— Это просто ужасно! — кисло откликнулась майор Фрич.
— И вот прошлой ночью, — сказала Большой Сэм, — мне удалось избавить вас от котла, но я не уверен, что мне надолго удастся удержать моих людей. Они хотят извлечь определенную пользу от вашего пребывания здесь.
— Что? — спросила майор Фрич. — Что вы такое хотите сказать?
— Ну, я имею в виду вашу обезьяну. Мне кажется, они хотели бы съесть хотя бы ее.
— Но эта обезьяна — собственность правительства Соединенных Штатов!
— И тем не менее, — сказал Большой Сэм, — мне кажется, что вы могли бы совершить некий жест доброй воли.
Старина Сью сморщился и грустно закивал головой, выглядывая из двери.
— И кроме того, — продолжал Большой Сэм, — я полагаю, что, пока вы здесь, вы могли бы кое-что сделать для нас.
— Что мы могли бы сделать? — подозрительно вскинулась майор Фрич.
— Ну, — ответил Большой Сэм, — я имею в виду сельскохозяйственные работы. Сельское хозяйство. Знаете, я уже много лет думаю над тем, как бы улучшить бедственное положение моего народа. И не столь давно мне в голову пришла одна идея — если бы мы сумели полностью использовать преимущества нашей плодородной земли, применить на ней самые совершенные методы обработки почвы, то мы смогли бы выбраться из этого положения и занять свое место на мировом рынке. Короче, реформировать отсталую и застойную экономику и превратиться в процветающую и цивилизованную нацию.
— Что же вы хотите возделывать? — поинтересовалась майор Фрич.
— Хлопок, — милая вы моя женщина, хлопок! Короля полей! Благодаря этой культуре вам самим удалось создать империю.
— И вы полагает, что мы будем выращивать для вас хлопок?! — пискнула майор Фрич.
— Могу дать вашу голову на отсечение, сестренка! — ответил Большой Сэм.
~ 15 ~
В общем, мы стали возделывать хлопок. Акр за акром. Во все стороны. Немного есть таких вещей, в которых я уверен абсолютно, и одна из них — если нам удастся унести отсюда ноги, то я никогда не стану разводить хлопок.
После того первого дня в джунглях случилось еще кое-что. Во-первых, нам с майором Фрич удалось таки убедить Большого Сэма не скармливать старину Сью своему племени. Мы ему сказали, что от старины Сью будет больше пользы на хлопковом поле, чем в котле. Поэтому старина Сью каждый день выходил с нами на поле сеять хлопок, с соломенной шляпой на голове и мешком с семенами за спиной.
Кроме того, примерно через месяц, Большой Сэм неожиданно пришел к нам в хижину и говорит:
— Послушайте, Форрест, старина, вы случаем не играете в шахматы?
— Нет, — говорю я.
— Ну, Форрест, вы же учились в Гарварде, так что вам стоит научиться? — говорит он.
Я согласно кивнул, и вот так-то я и выучился играть в шахматы.
Каждый вечер после работы Большой Сэм доставал свои шахматы и мы играли у костра до глубокой ночи. Он показал мне как чем ходить, и пару дней учил меня стратегии. Но потом перестал меня учить, потому что я пару раз его обыграл.
Потом партии стали длиннее. Иногда они шли несколько дней, потому что Большой Сэм никак не мог решить, как же ему ходить. Он сидел и смотрел на фигуры, решая, что ему с ними делать, но я все равно у него выигрывал. Иногда он так злился, что бил себя по ноге палкой, или бился головой о камень или что еще.
— Вы слишком хорошо играете для гарвардца, — говорил он. Или спрашивал:
— Форрест, ну почему вы пошли именно так? — Я ничего не мог ему ответить, только плечами пожимал, и от этого он просто приходил в ярость.
Как-то раз он сказал:
— Знаете, Форрест, а я действительно рад, что вы оказались здесь, и я спас вас от котла. Теперь мне есть с кем поиграть в шахматы. Теперь я мечтаю только об одном — выиграть у вас хотя бы одну партию.
И тут он стал облизывать свои палочки для еды, так что даже мне было ясно, что стоит ему хоть раз выиграть, от сожрет меня за милую душу, в тот же день. Так что он постоянно заставлял меня держать ухо востро, ясно вам теперь?
А тем временем с майором Фрич творились странные дела.
Как-то раз, когда мы шли с поля, из рощи выскочил огромный черный парень и манит ее пальцем. Мы с Сью остановились, а майор Фрич подошла к роще и спрашивает:
— Кто здесь?
И тут большой черный парень протянул руку, схватил майора Фрич и утащил в лес. Мы со Сью переглянулись и побежали за ней. Сью бежал впереди, и только я собирался забежать поглубже, как он меня остановил, начал качать головой и махать мне рукой, иди мол, назад. Мы отошли чуть-чуть назад и стали ждать. Изнутри кустов доносились всякие звуки, и они начали трястись. Тут-то я начал понимать, что происходит, потому что судя по издаваемым майором Фрич звукам, вреда ей не причинили. Так что мы со Сью пошли себе в деревню.
Примерно через час приходит майор Фрич и тот самый черный парень, улыбается, так что рот до ушей. Она его ведет за руку. Приводит его в хижину и говорит мне:
— Форрест, познакомься с Грурком. — И вводит его в хижину.
— Привет! — говорю я. Я вспомнил, что видал раньше этого парня в деревне. Грурк ухмыльнулся и кивнул мне, а я ему в ответ. Сью просто почесал себе яйца.
— Грурк предложил мне переехать к нему, — сказала она, — и я решила согласиться, ведь нам втроем тут тесновато, правда?
Я снова кивнул.
— Форрест. Я убедительно прошу тебя никому об этом не рассказывать, — сказала майор Фрич.
Интересно, кому бы я мог об этом рассказать, вот что мне интересно. Но тогда я просто кивнул головой, и майор Фрич собрала свои манатки и отбыла вместе с Грурком на его местожительство. Вот как оно было.
Так шли дни, месяцы и наконец, годы. Мы со Сью и майором Фрич работали на хлопковых полях, и я уже начинал чувствовать себя дядей Томом или как его там звали? По вечерам, после очередного шахматного разгрома Большого Сэма, я уходил к себе в хижину и мы еще немного сидели, вечеряли с Сью. При помощи жестов, гримас и рычания мы нашли, наконец, общий язык, и я узнал историю его жизни, столь же грустную, как и моей.
Однажды, когда Сью был еще маленькой обезьянкой, они с родителями прогуливались в джунглях, и вдруг какие-то парни накинули на родителей сеть и утащили. Сью сначала жил с дядей и тетей, но потом они его вышибли за то, что он якобы слишком много ел и ему пришлось выживать в одиночку.
В общем, жилось ему неплохо, он скакал с дерева на дерево и ел бананы, но потом решил посмотреть, а что же делается в большом мире? И так он доскакал по деревьям до какой-то деревни, и тут его одолела жажда. Он подошел к ручью и стал пить, а тут вдруг подъезжает какой-то парень на каноэ. Сью каноэ никогда не видал, поэтому так и сидел, глядя на лодку. Парень к нему подошел, но вместо того, чтобы прокатить на каноэ, как думал Сью, трахнул его веслом по голове, положил в каноэ и потом продал другому парню, а уже тот привез его на выставку в Париж.
Там был еще один орангутанг, самка, по имени Дорис. Это была самая красивая в мире обезьяна, так что не удивительно, что скоро они полюбили друг друга. Этот парень, что устраивал выставки, возил их по всему миру, и главной приманкой для зрителей было зрелище, как Сью и Дорис трахаются в клетке — в этом, собственно, и заключался смысл этой выставки. Это несколько раздражало Сью, но другой возможности заняться любовью просто не было.
Но вот как-то в Японии пришел другой парень и купил Дорис. Так что ее не стало. Сью так и не узнал, куда ее увезли, и остался один.
Поэтому у него изменился характер — он начал рычать и огрызаться, а когда его выставляли в клетке, он брал свое дерьмо и швырял его через прутья в зрителей, заплативших приличные деньги за то, чтобы посмотреть, как ведут себя орангутанги.