мы пошли в пивную, и Дэн начал хлестать вермут, потому что краски у них не было, к тому, сказал он, у вермута «букет» получше.
Тут было еще много парней, они играли в дартс, пили и упражнялись в армреслинге. Один парень был, наверно, самым могучим, потому что время от времени к нему подходили другие парни и пытались победить его, но не могли. К тому же они ставили на победителя деньги, от пяти до десяти долларов.
Через какоето время Дэн мне шепчет:
— Форрест, как ты думаешь, ты мог бы одолеть эту гориллу?
Я говорю, что не знаю, а Дэн говорит:
— Ладно, вот пять баксов, я на тебя ставлю.
Ну тогда я подхожу к парню и говорю:
— Не будете ли вы против, если я попробую потягаться с вами на руках?
Он так ухмыльнулся, посмотрел на меня и говорит:
— Пока у тебя есть деньги, валяй.
Ну, я уселся напротив, и мы схватили друг друга за руки. Кто-то крикнул: «Пошел!» и мы начали бороться. Этот парень шипел и завывал, словно мартовский кот, только через десять секунд я положил его руку на стол, и тем победил. Остальные парни собрались вокруг нашего стола и начали стонать и охать, и я услышал, как радостно вопит Дэн.
Зато тот другой парень был не оченьто рад, он заплатил мне пять баксов и вышел из-за стола.
— У меня просто соскользнул локоть, — сказал он, — но в следующий раз, когда ты тут окажешься, я еще с тобой потягаюсь, парень, усек? — Я кивнул и вернулся за столик, где сидел Дэн, отдал ему деньги.
— Форрест, — говорит он, — кажется, мы нашли отличный путь заработать на кусок хлеба. — Я попросил у него четвертак, чтобы купить себе гренок в баре, а он дает мне доллар, и говорит:
— Ни в чем себе не отказывай, Форрест. Теперьто мы сумеем заработать на жизнь!
После работы в пивную пришла Дженни и отвезла нас к себе. Она жила в маленькой квартирке, недалеко от завода, и у нее там было очень славно всюду расставлены чучела животных, а на двери спальни висели вязки бус. Мы сходили в магазин, купили куриных ножек, и Дженни приготовила нам с Дэном ужин, и я рассказала ей все, что случилось с тех пор, как я ее видел в последний раз на демонстрации.
|
|
Ее же в основном интересовала майор Фрич, но когда я рассказал, что та удрала с людоедом, Дженни как-то расслабилась. У нее, впрочем, жизнь в эти годы тоже была не сахар.
Покинув «Разбитые яйца», Дженни с одной девчонкой из той компании поехала в Чикаго. Они все время ходили на демонстрации, и ее постоянно сажали, так что ей в конце концов надоело выступать в судах, и кроме того, ее волновало, что у нее получается не очень-то приятная история судимостей.
К тому же она жила в доме с еще пятнадцатью типами, которые были ей не по душе. Они ничего не носили дома и никогда не спускали воду в сортире. Тогда она с одним парнем решила найти себе отдельную квартиру, но это тоже не помогло.
— Знаешь, Форрест, — сказала она, — я даже пыталась его полюбить, только ничего не вышло, потому что я все время думала о тебе.
Она написала своей маме, чтобы та написала моей маме, и они постарались узнать, где же я. Но ее мама ответила, что наш дом сгорел, и что моя мама в богадельне. Правда, к тому времени, как она это написала, моя мама уже сбежала с протестантом.
В общем, у Дженни кончились деньги, и она услышала, что в Индианаполисе нужны рабочие на фабрику, вот она и уехала сюда. Тут она увидела по телевизору, что меня запускают в космос, только у нее уже не было времени доехать до Хьюстона. Так что она «с ужасом» следила за новостями о катастрофе корабля, и просто с ума сходила. После этого она просто работала в «переработке».
|
|
Я обнял ее, и мы так долго сидели вместе. Дэн откатился в ванную, сказал, что хочет пописать. Дженни спросила, сумеет ли он сам справиться, и не нужна ли ему помощь? Я ответил, что видел раньше, как он это делает, и что нет проблем.
Тогда она покачала головой и сказала:
— Вот что наделала эта вьетнамская война!
Но теперь с этим уже ничего не поделаешь. Вообщето это печальная картина, когда взрослый безногий мужчина должен писать в ботинок, а потом переливать это все в унитаз.
* * *
Так мы все втроем начали жить в Дженниной квартирке. Дженни положила Дэну матрасик в гостиной, и поставила в ванне кувшин, чтобы ему не пользоваться ботинком. Утром она уходила на завод, а мы оставались дома и болтали, а потом тащились в пивную напротив завода и ждали выхода Дженни.
Всю первую неделю туда приходил тот парень, которого я победил в первый раз, и все хотел отобрать назад свои пять баксов. Так он пробовал, пока не проиграл примерно двадцать пять баксов, и после этого уже больше не появлялся. Но все равно какие-то парни все время пытались меня победить, и через некоторое время стали приходить парни отовсюду, со всего города, и даже из окрестных городков тоже. Мы с Дэном делали примерно 150–200 баксов в неделю, совсем неплохо, доложу я вам. А хозяин пивной сказал, что он устроит чемпионат и пригласит телевидение и все такое прочее. Но еще до этого случилась одна вещь, снова полностью изменившая мою жизнь.
|
|
Приходит как-то в пивную парень в белом костюме и гавайской рубашке, с толстой золотой цепью на шее. Пока я разбирался с несколькими парнями за столом он стоял и смотрел, а потом подходит и присаживается за наш столик.
— Меня звать Майк, — говорит он, — я о вас слышал.
Дэн спросил его, что же он слышал, а Майк отвечает:
— Что этот вот парень — сильнейший борец в мире.
— Ну и что? — спрашивает Дэн.
А парень отвечает:
— Мне кажется, я знаю, как сделать, чтобы вы зарабатывали настоящие деньги, а не эту мелочь.
— И как же? — спрашивает Дэн.
— Борьбой, — говорит Майк, — только не этой мышиной возней, а настоящим реслингом. На глазах сотен и тысяч денежных людей.
— Борьбой с кем? — спрашивает Дэн.
— Неважно, — отвечает Майк. — Есть куча профессиональных борцов Чудо-в-Маске, Чудовищный увалень, Славный Славик, Грязный МакСвин, масса народа. Лучшие парни делают от ста до двухсот тысяч долларов в год. Мы попробуем потихоньку ввести вашего парня. Нужно показать ему кое-какие приемы. Я уверен, через некоторое время он станет чемпионом и заработает кучу денег.
— Что ты об этом думаешь, Форрест? — спросил меня Дэн.
— Не знаю, — говорю я, — я-то подумываю вернуться домой и заняться креветками.
— Креветками! — говорит Майк. — Парень, в реслинге ты сможешь заработать денег раз в пятьдесят больше, чем на креветках. Тебе не придется заниматься этим всю жизнь — пару лет, и тебе можно будет отваливать, а в банке у тебя будет приличный счет, будет кое-какая заначка.
— Наверно, надо спросить Дженни? — говорю я.
— Слушайте, — говорит Майк, — я приехал сюда затем, чтобы сделать вам предложение, какое люди получают только раз в жизни. Если не хотите его принять, так и скажите, и я отвалю.
— Нет, погоди, — говорит Дэн. Потом поворачивается ко мне и говорит:
— Слушай, Форрест, этот парень дело говорит. Тебе же нужен начальный капитал для того, чтобы начать разводить креветок?
— Вот что я тебе скажу, — говорит мне Майк, — ты можешь даже взять с собой этого парня, он будет твоим секундантом. Как только решишь отвалить, твое право. Ну, что скажешь?
Я пораскинул мозгами. Выглядит, конечно, неплохо, но ведь тут всегда скрывается какая-то ловушка. И всетаки я разинул свою пасть и произнес роковые слова:
— Согласен!
Вот так я стал профессиональным реслером. У Майка была контора в спортивном зале в центре Индианаполиса, и с тех пор каждый день мы с Дэном садились на автобус и ехали туда, чтобы учиться реслингу.
Оказалось, это полная ерунда — никого при этом не увечат, хотя со стороны должно выглядеть страшно.
Они меня научили разным вещам, вроде полунельсонов, бостонского захвата, вертушке и прочему. А Дэна они научили как орать на судью, чтобы вызвать как можно больше ажиотажа.
Дженни реслинг не слишком нравился, потому что она считала, что там людей увечат, а когда я сказал, что это ерунда, и все в порядке, она спросила:
— Ну а в чем же тогда смысл?
Это был хороший вопрос, но я не мог на него ответить, для меня было главное — заработать побольше денег.
Однажды они стали учить меня штуке под названием «брюхомобпол», это когда я должен прыгнуть на парня, а он в последнюю минуту уворачивается. Но почему-то у меня не получалось, все время я умудрялся плюхнуться на этого парня, прежде, чем он успевал увернуться. Наконец, Майк поднялся на ринг и говорит мне:
— Господи, Форрест, ты что — идиот, или что? Ты ведь так покалечить кого-нибудь можешь, дубина ты стоеросовая!
— Да, я — идиот, — отвечаю я.
— Что ты хочешь этим сказать? — удивился Майк, и тогда Дэн помахал ему рукой, чтобы тот подошел, пошептал ему что-то с минуту на ухо, и Майк говорит:
— Боже! Ты что, шутишь? — но Дэн отрицательно покачал головой. Майк снова посмотрел на меня, пожал плечами, и сказал:
— Ну, тогда все ясно!
А примерно через час он снова выбегает из своего кабинета и подбегает к рингу.
— Я нашел! — кричит.
— Что нашел? — спрашивает Дэн.
— Кличку! Нам ведь нужно дать Форресту кличку для соревнований. И вот я только что догадался, какая лучше всего подойдет.
— Ну и что же это такое? — говорит Дэн.
— Дурачок! — говорит Майк. — Мы оденем его в памперсы, а сверху дурацкий колпак. Публике это понравится!
Дэн задумался.
— Не знаю, — сказал он, наконец, — не нравится мне это. Такое впечатление, что ты хочешь выставить его на всеобщее посмешище.
— Но это же только для публики, — отвечает Майк. — Тут обязательно нужен какой-то прикол. У всех чемпионов есть такие дурные клички. А что может быть красивей «Дурачка»!
— Может быть, назвать его Космонавтом? — говорит Дэн. — Это как-то больше соответствует моменту. Он может надеть пластиковый шлем с антеннами.
— Космонавт уже есть, — говорит Майк.
— Все равно мне это не нравится, — говорит Дэн. Потом посмотрел на меня и спросил:
— Ну, а ты что думаешь об этом, Форрест?
— А мне один хрен, — отвечаю я.
Вот так оно и шло. Через пару месяцев такой тренировки я уже мог выступать в чемпионате по реслингу. Накануне Майк принес в спортивный зал коробку с моими памперсами и большим черным дурацким колпаком. Он сказал, что завтра в полдень приедет в зал, чтобы отвезти нас на первый матч, в Манси.
Вечером, когда вернулась Дженни, я пошел в ванную, надел колпак и памперсы, и вышел в гостиную. Дэн сидел на своей тележке и смотрел телевизор, а Дженни читала книжку. Только я вошел в комнату, оба сразу посмотрели на меня.
— Форрест, что это такое? — спросила Дженни.
— Это у него такой спортивный костюм, — говорит Дэн.
— Вид у тебя просто дурацкий, — говорит она.
— Нужно легче к этому относится, — говорит Дэн. — Скажем, что он просто участвует в представлении или маскараде.
— И все равно, вид у него дурацкий, — говорит Дженни. — Просто не верится, что ты позволил ему согласиться выступать на публике в таком идиотском наряде!
— Это все ради денег, — говорит Дэн. — Вот там есть один парень, например, по кличке «Растение», так у него раковина сделана в виде листов турнепса, а на голове шлем в виде арбуза с дырками для глаз. Другой парень, по кличке «Фея», ходит в крылышками за спиной и волшебной палочкой в руке. А весит он примерно 150 кило. Ну, ты еще это увидишь.
— Меня вовсе не интересует, как там одеваются остальные, — сказала Дженни, — мне просто не нравится этот наряд. Форрест, немедленно переоденься!
Я вернулся в ванную, и снял этот костюм. Может быть, подумал я, Дженни права — но ведь и зарабатывать тоже как-то нужно? К тому же, этот костюм вовсе не такой прикольный, как тот, в котором выступает мой завтрашний соперник по кличке «Какашка» — тот вообще одет в трико, размалеванное под какашку. Интересно, воняет от него так же, или нет?
~ 19 ~
В Манси дело было вот какое — Какашка должен был меня сделать.
Майк сказал мне об этом по дороге. В общем, у него было какое-то «преимущество» передо мной, так что он должен был обязательно победить, а я, так как это был мой первый выход на ринг, должен был проиграть. Майк сказал, что я должен знать об этом с самого начала и не слишком расстраиваться.
— Это смешно, — говорила Дженни, — чтобы человек назвался «Какашкой»!
— Так оно, наверно, и есть на деле, — сказал Дэн, стараясь ее немного отвлечь от грустных мыслей.
— Запомни, Форрест, — продолжал Майк, — это все показуха. Не расходись, Все должны остаться целы и невредимы. Какашка должен победить.
Ну, когда мы прибыли в Манси, там уже собралась большая толпа, чтобы поглазеть на реслинг. Одна схватка уже шла — Растение боролся с парнем, называвшим себя Животное.
Этот Животное был волосатым, как обезьяна, и на лице у него была черная маска. Первым делом этот тип сорвал с Растения его шлем в виде арбуза, и зашвырнул этот шлем на трибуны. Потом он схватил Растение за шею и трахнул его головой о стойку ринга. Потом он укусил его за руку. Мне стало даже немного жаль старину Растение — только тот сам был парень не промах. Например, он сорвал несколько листьев со своей раковины и начал втирать их в глаза Животному.
Тот заревел и начал метаться по рингу, протирая глаза, а Растение подкрался сзади и пнул его ногой по заднице. Потом он бросил Животное на канаты ринга, и обмотал его ими так, что тот не мог пошевельнуться, и начал колотить. Толпа просто визжала, орала «Растение!» и кидалась в них бумажными стаканчиками и тарелками. Растение приветственно поднял палец вверх. Мне даже стало занятно, чем же все это кончится, но Майк сказал, что нам пора идти в раздевалку и одевать костюм, чтобы бороться с Какашкой.
Только я надел свои памперсы и колпак, как кто-то постучал в дверь и спрашивает:
— Дурачок здесь?
— Здесь, — ответил Дэн.
— Твой выход, давай! — говорит этот парень, и мы двинулись наверх.
Какашка уже ждал нас на ринге. Пока я шел по проходу, а Дэн катился за мной, он бегал по рингу кругами и корчил всякие гримасы, и черт меня побери, если в этом костюме он не был в самом деле похож на какашку! Ладно, забрался я на ринг, судья сводит нас вместе и говорит:
— Ладно, парни, я хочу видеть честную борьбу — без выкалывания глаз, ударов ниже пояса, царапанья и кусания, и прочего дерьма.
— Ага, — отвечаю я, а Какашка просто ест меня взглядом.
Ударил колокол, и мы стали кружить друг вокруг друга, наконец, он попытался достать меня ногой, но промахнулся, а я схватил его и бросил на канаты. И тут я понял, что он смазал себя какой-то слизью, из-за которой его было трудно удержать. Только я хочу схватить его за талию, как он вывернулся, как угорь, хочу схватить за руку, и тут он выворачивается, и только ухмыляется, глядя на меня.
Потом он разбегается, и явно метит мне головой в живот. Ну, я немного отошел, а он пролетел через канаты и шлепнулся в первом ряду. Все стали вопить и орать на него, но ничего, он снова выбрался на ринг, захватив с собой складной стул. С этим стулом он принялся гоняться за мной по рингу, а так как у меня не было ничего, чтобы защититься от стула, то я стал от него убегать. Но этот Какашка таки треснул меня стулом по спине, и должен вам сказать, это было довольно больно.
Тогда я попытался отобрать у него этот стул, но он треснул им меня по башке, а потом загнал в угол. Бежать было уже некуда. Тут он треснул меня по скуле, а когда я прикрыл ее, треснул по другой.
Дэн пристроился рядом с канатами и орал судье, чтобы тот забрал у Какашки стул, но бестолку. Какашка трахнул меня по голове стулом раза тричетыре, и я упал. Он вскочил на меня и принялся таскать за волосы, и бить головой об пол, а потом схватил за руку и принялся ломать мне пальцы. Я посмотрел на Дэна и спросил:
— Какого дьявола?!
А Дэн попытался пролезть через канаты, но Майк ухватил его за воротник и не дал пролезть. И тут внезапно ударил гонг, и я снова оказался в своем углу.
— Послушай, — говорю я Майку, — эта скотина пыталась меня убить, он бил меня стулом по голове. Мне придется с ним чтонибудь сделать.
— Тебе придется просто ПРОИГРАТЬ, — говорит мне Майк. — Он не собирается тебя калечить — просто работает на публику.
— Не оченьто это ПРИЯТНО, — говорю я.
— Просто продержись еще несколько минут, пусть он тебя положит на обе лопатки. Главное, ты помни, что за это поражение ты получишь пятьсот баксов — за поражение, а не за победу.
— Но если он снова трахнет меня этим стулом, то я не знаю, что сделаю, — говорю я ему. Я посмотрел в публику и заметил там Дженни. Она явно была огорчена. Я начал думать, что это и в самом деле было не самое лучшее решение.
Ладно, раздался гонг и я пошел на ринг. На этот раз Какашка попытался ухватить меня за волосы, но я увернулся и швырнул его на канаты, а потом ухватил за талию и поднял над собой, но он выскользнул из рук и шлепнулся на пол, и начал стонать и потирать задницу. Тут его секундант подскочил и дал ему какую-то штуку, напоминающую фомку с резиновым наконечником, и он принялся лупить меня по голове этой штукой. Ну, я выхватил ее у него и переломил о колено, а потом принялся гоняться за ним. Тут я увидел как Майк яростно мотает головой, и позволил Какашке сделать мне захват руки и завернуть ее за спину.
Этот сукин сын чуть не сломал мне руку! Потом повалил меня на пол и принялся лупить по голове локтем. Я видел, что Майк улыбается и одобрительно кивает головой. Потом Какашка начал бить меня по ребрам и по животу, а потом снова схватил кресло и начал бить меня по голове, загнал у угол и тут я ничего уже не мог ему сделать.
Я просто улегся там, а он уселся мне на голову, и судья досчитал до трех, и все кончилось. Какашка поднялся, посмотрел на меня и плюнул мне в лицо. Это было так противно, и я не знал, что теперь делать, поэтому просто заплакал.
Какашка торжествующе отплясывал на ринге, а Дэн подкатился ко мне и принялся вытирать мне лицо полотенцем, а потом появилась Дженни, и начала меня обнимать и тоже заплакала, а толпа бесновалась и швыряла на ринг всякое барахло
— Хватит, давай убираться отсюда, — сказал Дэн, и я поднялся на ноги. Какашка показал мне язык и корчил гримасы.
— Правильно тебя назвали, — сказала ему Дженни, когда мы уходили с ринга. — Ты и в самом деле настоящее дерьмо!
Впрочем, она могла сказать то же самое и обо мне. Никогда в жизни я еще не переживал подобного унижения!
По дороге в Индианаполис мы все трое угрюмо молчали.
— Форрест, ты сегодня был в ударе, — сказал, наконец, Майк, — особенно, когда заплакал в конце. Публика это просто обожает!
— Это было всерьез, — заметил Дэн.
— Да ладно, — откликнулся Майк. — Все равно кто-то должен был проиграть. И вот что я тебе скажу — в следующий раз Форрест обязательно выиграет. Ну, что ты на это скажешь?
— Следующего раза не будет, — сказала Дженни.
— Но ведь он сегодня неплохо заработал? — спросил Майк.
— Пятьсот долларов за то, что его смешали с дерьмом — ничего хорошего, — сказала Дженни.
— Но это же был его дебют! Вот что, в следующий раз цена будет уже шестьсот долларов.
— А как насчет тысячи двухсот? — спросил Дэн.
— Девятьсот, — ответил Майк.
— А почему бы ему не выходить в плавках? — спросила Дженни.
— Потому, что публике это нравится, — ответил Майк. — Это наиболее привлекательная часть его образа.
— Ну, а ты как бы себя чувствовал, если бы тебе пришлось надеть что-то подобное? — спрашивает его тогда Дэн.
— Ну, я же не идиот, — ответил Майк.
— Заткни свою пасть! — говорит Дэн.
В общем, Майк сдержал свое слово. Во второй раз я боролся с парнем по имени «Овод». У него был костюм с таким хоботом, как у мужи, и маска с огромными очками. Я швырнул его на ринг и уселся ему на голову, и заработал свои девятьсот баксов. А в публике кто-то заверещал: «Ура Дурачку! Ура Дурачку!» В общем, все прошло не так уж плохо.
В третий раз я боролся с Феей, и мне даже разрешили трахнуть его по башке его же волшебной палочкой. Ну и после этого было еще много парней, так что мы с Дэном смогли отложить пять тысяч долларов на то, чтобы начать разводить креветок. Но вот что я вам должен сказать: публика меня полюбила. Женщины писали мне письма, а в магазинах начали продавать дурацкие колпаки, как у меня. Выхожу я иногда на ринг, а в публике сидят с сотню человек в таких же колпаках, как у меня, и подбадривают меня. От этого становилось гораздо приятнее на душе, понимаете?
С Дженни у нас тоже сложились очень хорошие отношения, за исключением вопроса о моем участии в реслинге. Каждый вечер, когда она возвращалась с работы, мы готовили ужин, и сидели вместе с Дэном в гостиной, обсуждая наш бизнес по разведению креветок. Мы решили поехать в родные места Баббы и арендовать часть болота на берегу Мексиканского залива, купить сетку, и небольшую лодку, чтобы кормить с нее креветок, пока они растут, ну и другие вещи. Дэн сказал, что нам нужно будет пристроиться где-то жить, ну и покупать еду и прочее, пока дело не начнет давать прибыль. Он сказал, что пяти тысяч долларов на первый год хватит — а потом мы сможем жить на доходы от креветок.
Проблема заключалась в Дженни. Она сказала, что раз мы уже заработали пять тысяч, почему бы нам не упаковаться и не ехать туда? В общем, это было разумно, только, по правде говоря, я еще не был готов уезжать отсюда.
Понимаете, с тех пор, как мы играли с этими небраскинскими кукурузниками в финале Оранжевой лиги, у меня не было ощущения, что я делаю что-то важное. Ну разве что, когда я играл в пинг-понг в Китае, да и то только пару недель. А теперь каждую субботу я слышал, как люди хвалят меня. Именно МЕНЯ — идиот я или кто там еще.
Слышали бы вы, как они вопили, когда я сделал большого Жернова, который вышел на ринг, оклеив тело стодолларовыми бумажками. А потом был «Удивительный Эл» из Амарилло, и я сделал его при помощи бостонского захвата, и получил звание чемпиона Западных штатов. А потом, я боролся Гигантом Джуно, он весил почти двести килограмм, и на нем была леопардовая шкура, а в руке — картонная дубинка.
Но вот однажды вечером приходит Дженни с работы и говорит мне:
— Форрест, нам нужно поговорить.
Мы пошли на улицу, пристроились у небольшого ручья, и она мне говорит:
— Форрест, мне кажется, ты слишком увлекся этим реслингом.
— Что ты имеешь в виду? — удивился я, хотя чувствовал, к чему она ведет.
— Ты знаешь, что мы заработали уже почти десять тысяч долларов, это почти вдвое больше, чем нужно для разведения креветок, по подсчетам Дэна. И я хочу тебя спросить — неужели тебе нравится каждую субботу выходить на ринг и строить из себя дурака?
— Но я вовсе не строю из себя дурака! — возразил я. — Просто я должен радовать моих болельщиков. Ведь я теперь очень популярен! Нельзя же вот так все бросить и уехать.
— Это все чушь, — говорит Дженни. — Кого ты называешь «болельщиками» и что такое эта твоя «популярность»? Те, кто готовы платить за это отвратительное зрелище — просто дебилы. Подумать только, взрослые мужчины выходят на сцену в раковинах и делают вид, что калечат друг друга! Стоит только подумать, как они себя при этом называют — «Растение»! «Какашка»! — и в конце концов, ты, «Дурачок»!
— Ну и что ту плохого? — спросил я.
— Как ты думаешь, что я должна переживать, когда я знаю, что мой парень, которого я люблю, прославился в качестве «Дурачка» и каждую субботу выставляет себя на потеху — даже по телевизору!
— Но ведь за это неплохо платят, — говорю я.
— Черт с ними, с деньгами, — говорит Дженни. — мне не нужны эти долбанные деньги!
— Неужели есть такие люди, которым не нужны лишние деньги? — недоуменно спросил я.
— Только не такой ценой, — говорит Дженни. — Я хочу сказать, что пора нам найти себе место, где мы могли бы жить спокойно, а ты мог бы найти хорошую работу — ну, например, этот креветочный бизнес. Мы купили бы маленький домик, с садом и собакой, и даже, может быть, завели бы детей. Лично мне хватило той славы, которую я получила в «Треснувших яйцах», и ничего хорошего из этого, кстати, не вышло. Я не стала счастливой. Мне уже почти тридцать пять лет, и мне уже хочется спокойной жизни….
— Ладно, — говорю я, — мне кажется, что все-таки МНЕ принадлежит последнее слово — продолжать мне что-то делать, или не продолжать. Я же не собираюсь заниматься этим всю жизнь — просто сейчас оказалось самое подходящее время.
— Ладно, а я тоже не собираюсь болтаться тут и ждать, пока тебе надоест, — сказал Дженни. Только я тогда не поверил, что она это всерьез.
~ 20 ~
После этого я провел еще пару матчей, и само собой, оба выиграл. И вот звонит как Майк мне и Дэну из своего офиса, и говорит:
— Парни, на этой неделе нужно будет встретиться с Профессором.
— Кто это еще такой? — спрашивает Дэн.
— Он из Калифорнии, — говорит Майк, — там считается очень крутым. Тоже метит на звание Чемпиона Запада.
— Я готов, — говорю я.
— Но вот какое дело, парни, — говорит Майк. — На этот раз ты, Форрест, должен будешь поддаться.
— Поддаться? — говорю я.
— Поддаться, — отвечает Майк. — Понимаешь, ты уже давно выигрываешь, месяц за месяцем. Неужели неясно, что пора бы и проиграть, чтобы поддержать немного популярность?
— С чего это?
— Очень просто. Публика любит несчастненьких. А когда побеждаешь после поражения, ты смотришься гораздо лучше.
— Мне это дело не нравится, — говорю я.
— Сколько ты платишь? — говорит Дэн.
— Два куска.
— Мне это не нравится, — говорю я.
— Два куска — это куча денег, — говорит Дэн.
— И всетаки мне это не нравится, — говорю я.
Но мне пришлось согласиться.
В последнее время Дженни вела себя как-то странно. Но я решил, что все дело в нервах. А потом она приходит домой и говорит:
— Форрест, я на пределе. Пожалуйста, не ходи туда и не борись.
— Но я должен, — говорю я. — К тому же, все равно мне придется поддаться.
— Поддаться? — спрашивает она. Я объяснил ей идею Майка, а она отвечает:
— Какая гадость, Форрест, это просто ужасно!
— Это мой мир, — отвечаю я ей — вроде это соответствовало моменту.
Ладно, через день-другой приходит Дэн домой и отзывает меня для разговора.
— Форрест, мне кажется, я нашел решение всех наших проблем.
Что же он такое нашел, спрашиваю я его.
— Мне кажется, — говорит Дэн, — пора нам сматывать удочки и кончать с этим делом. Я знаю, что Дженни это все не по вкусу, и если мы уж решили начать разводить креветок, то пора этим заняться. Кроме того, я придумал, как нам сделать кучу денег на этом.
— То есть? — спросил я.
— Я тут в городе потолковал с одним парнем… букмекером. Он говорит, что прошел слух, что ты собираешься поддаться Профессору.
— Ну и? — говорю я.
— А что, если ты победишь?
— Как это?
— Начистишь ему физию.
— Тогда будут проблемы с Майком, — говорю я.
— И хрен с ним, — говорит Дэн. — Слушай, дело тут вот какое. Предположим, мы поставим наши десять тысяч на победу? Один к двум? Ты чистишь ему физию и мы получаем двадцать кусков.
— Но у меня будут проблемы, — говорю я.
— Мы получим двадцать кусков и свалим из города, — говорит Дэн. — Представляешь, что мы сможем сделать с двадцатью кусками? Мы не только купим этот креветочный бизнес, но и самим еще останется. Мне тоже кажется, что пора завязывать с этим реслингом.
Вот, думаю я, а Дэн ведь всетаки мой секундант, и думает как Дженни. Двадцать кусков — это действительно совсем неплохо.
— Ну, что ты думаешь? — говорит Дэн.
— Ладно, — говорю я, — идет!
Настал день драки с Профессором. Майк подъехал к нашему дому, и засигналил, поторапливая нас. Я спросил Дженни, готова ли она.
— Я не пойду, — отвечает она, — по телевизору посмотрю.
— Но ты должна поехать, — говорю я, и прошу Дэна объяснить ей, зачем это нужно именно сегодня.
Дэн объяснил ей, каков наш план, и что кто-то должен отвезти нас в Индианаполис после того, как я сделаю этого Профессора.
— Мы же не в состоянии вести машину, — говорит он, — а нам нужно будет убраться оттуда как можно скорее, вернуться сюда, забрать двадцать кусков у букмекера, и слинять из города.
— Нет, я не желаю иметь ничего общего с вашими делами, — говорит Дженни.
— Но ведь двадцать кусков! — говорю я.
— К тому же это просто нечестно, по отношению к Майку — отвечает она.
— Ну, уж что касается нечестности, то он только этим и существует, — говорит Дэн. — Он заранее планирует, кому поддаться, кого победить.
— Я не иду, — сказала Дженни, а Майк снова сигналит, и тогда Дэн говорит:
— Ладно, мы пошли. Мы заедем за тобой, когда все кончится, так или иначе.
— Вам, ребята, должно быть стыдно, — говорит нам Дженни.
— Ну, когда речь идет о двадцати штуках, нечего строить из себя чистюлю, — бросил Дэн.
В общем, мы отъехали.
По дороге в Форт Уэйн я большей частью молчал, потому что меня немного напрягало то, как мы собирались поступить со стариной Майком. Всетаки он хорошо ко мне относился, хотя с другой стороны, как объяснил мне Дэн, Майк неплохо на мне наварился, так что получится у каждого своя игра.
Когда мы приехали, первый матч уже начался — Фея делал отбивную котлету из Гиганта Джуно. Потом должна была состояться командная встреча между женщинами. Мы прошли в раздевалку, и я переоделся в памперсы и колпак. Дэн попросил кого-то позвонить в такси, чтобы прислали машину, и чтобы эта машина стояла у входа с включенным мотором, так что мы смогли бы стазу сбежать.