ЕСЛИ КАПИТАН фон Намцен и удивился, увидев Грея и его камердинера, то ничем этого не выдал.
– Майор Грей! Как я рад видеть вас снова! Прошу, выпьете немного вина… с бисквитами?
Просияв, ганноверский великан пожал Джону руку и отправил Тома на кухню. Предложив угощение, он усадил Грея в гостиной, прежде чем тот смог вежливо отказаться или объяснить цель своего визита. Как только ему удалось сделать это, капитан тут же согласился помочь.
– Ну, разумеется, конечно! Позвольте мне взглянуть на этот список.
Он взял бумагу у Грея и поднес ее к окну для изучения. Время близилось к шести вечера, но поскольку вот-вот наступит день летнего солнцестояния[60], вечерний свет струился потоками внутрь, окружая фон Намцена ореолом, как у святых в средневековой живописи.
«Он и похож на одного из немецких святых », – немного рассеянно подумал Грей, любуясь безупречными аскетичными чертами лица немца, его широким лбом и большими спокойными глазами. Рот не выглядел чувственным, но морщинки вокруг губ выдавали чувство юмора.
– Да, мне знакомы эти имена. Вы хотите, чтобы я рассказал вам... но, что?
– Все, что можете, – на Грея навалилась усталость, но он встал и подошел к капитану, заглянув в список. – Об этих людях мне известно лишь вот что: они покупали одно конкретное вино. Невозможно сказать точно, как это может быть связано, но, похоже, данное вино имеет некоторое отношение... к одному конфиденциальному делу. Боюсь, ничего больше сказать не могу, – и пожал плечами, как бы извиняясь.
Фон Намцен резко взглянул на Грея, но потом кивнул и вернул свое внимание к списку в руках.
– Вино, говорите? Странно.
– Что именно?
Капитан постучал безупречным длинным пальцем по бумаге.
– Имя... Хунгербах. Это фамилия одной старинной благородной семьи – цу Эгх унд Хунгербах. Видите ли, вообще-то, они не немцы, они австрийцы.
– Австрийцы? – Грей почувствовал, как сильнее забилось сердце, и наклонился вперед, словно желая удостовериться в имени на бумаге. – Вы уверены?
Фон Намцена это позабавило.
– Конечно. Поместье близ Граца весьма знаменито своими винами; именно поэтому я и считаю странным, что вы показываете мне это имя и говорите, что речь идет о вине. Лучшее из вин региона Санкт-Георгиен, оно очень прославлено. Так же называется и замок – Санкт-Георгиен. Они делают очень хорошее красное вино… цвета свежей крови.
Грей почувствовал странный шум в ушах, как будто кровь внезапно отлила от головы, и положил руку на стол для равновесия.
– Не хотите ли вы сказать, что… – проговорил он, чувствуя легкое онемение на губах, – вино называется «Шильхер»?
– Да, точно. Однако как вы узнали?
Грей слегка махнул рукой, показывая, что это не имеет значения. В комнате, как оказалось, летало много мушек, хотя он не замечал их прежде: танцующими черными пятнышками они роились в свете окна.
– Эта… семья Хунгербах… а здесь, в Лондоне, кто-нибудь из них живет?
– Да. Глава семьи – барон Джозеф цу Эгх унд Хунгербах и его наследник – дальний родственник по имени Рейнхардт Майрхофер… У него довольно большой дом на Мекленберг-сквер. Я бывал там, иногда… Хотя, конечно, в связи с нынешним положением… – фон Намцен приподнял одно плечо, признавая деликатность нынешней тонкой дипломатической ситуации.
– А этот... Рейнхардт. Он… невысокого роста? С темными, длинными... кудрявыми... в-волосами…
Мошкары внезапно стало намного больше, а из-за света они превратились в почти единую массу огней, мерцающих перед глазами Грея.
– Откуда вы это… майор! С вами все в порядке? – отбросив бумагу, фон Намцен схватил Грея за руку и быстро подвел к дивану. – Садитесь, пожалуйста. Я прикажу принести воды и бренди. Вильгельм, mach schnell [61]! – слуга ненадолго показался в дверном проеме, затем сразу же исчез, увидев настоятельный жест хозяина.
– Я вполне… вполне хорошо себя чувствую, – возразил Грей. – Действительно, нет... ни... малейшей... н-нужды…
Но ганноверец, нажав большой твердой рукой в центр груди Грея, уже уложил его плашмя на диван. Быстро наклонившись, он схватился за сапоги Грея и поднял его ноги, все время бормоча по-немецки различные непонятные слова.
– Я… действительно, сэр, вы должны…
И все же Джон ощущал, как перед его глазами поднимается и кружится серый туман, затрудняя порядок мыслей. Как странно… во рту ощущался привкус железа... смешавшийся с запахом свиной крови, и Грей почувствовал, как стиснуло горло.
– Милорд, милорд! – сквозь туман послышался пронзительный голос паникующего Тома Бёрда. – Что вы сделали с ним, чертов гунн?
Вокруг неразборчиво звучали серьезные голоса, но слова ускользали, прежде чем Джон успевал уловить их смысл. Пронзивший нутро спазм вывернул Грея с такой жестокой силой, что колени поднялись к груди в безуспешной попытке сдержать его.
– Ох, Боже, – где-то рядом прозвучал слегка испуганный голос фон Намцена. – Ну, это был не такой уж и хороший диван, правда? Ты, мальчик… там, через две двери, живет доктор, беги и быстренько его приведи сюда, ja [62]?
ПОСЛЕ ЭТОГО все превратилось в настоящий кошмар, да еще и с большим количеством шума. Сквозь перламутровый туман в него всматривались чудовищные лица, произнося такие слова как «рвота» и «яичные белки», которые проносились мимо его ушей, словно мельтешащие рыбешки. Во рту и горле ощущалось ужасное жжение, чередовавшееся периодическими приступами боли внизу живота, настолько сильными, что Джон то и дело на несколько минут терял сознание. Потом он приходил в себя, но только для того, чтобы извергнуть поток серной желчи, поднимавшейся с ужасной силой – так, что одному только его горлу было не в силах справиться с ее выходом, и она жгучей рвотой вырывалась из ноздрей.
Приступы сменились обильным слюноотделением. Грей сначала обрадовался, потому что это ослабило рвотные спазмы, а потом пришел в ужас, думая, что может захлебнуться. В какой-то момент Джон смутно понял, что лежит на краю дивана, свесив голову и пуская слюни, словно бешеная собака, пока кто-то не потянул его вверх и снова не попытался влить что-то ему в горло. Жидкость оказалась прохладной и клейкой, и от ее прикосновения к нёбу внутренности Грея снова восстали. Наконец, густой маковый аромат, словно повязка, распространился по истерзанной слизистой его носа, Джон слабо втянул жидкость из ложки в рот и с облегчением погрузился в простреливаемую огнем темноту.
Спустя какое-то немыслимое время лорд Джон очнулся от сумбурных опийных видений и увидел, что одна из чудовищных рож из его сна все-таки существует. Бледная, с выпуклыми желтыми глазами и губами цвета сырой печени, она нависала над ним. Липкая рука сжала его пах.
– Не страдаете ли вы от хронического венерического заболевания, милорд? – спросила рожа. Большой палец фамильярно ткнул его в мошонку.
– Нет, я не болен, – ответил Грей, и, сев прямо, беспокойно зажал подол рубашки между ног. Кровь отлила от головы, и, опасно покачнувшись, Джон ухватился за край маленького столика у кровати, чтобы сохранить вертикальное положение. И только тогда заметил, что в дополнение к липким рукам, ужасная рожа обладала непомерно большим париком и высохшим телом, одетым в старый порыжевший камзол, бывший когда-то черного цвета. От него сильно пахло лекарствами.
– Меня отравили. Что вы за гнусный шарлатан, если не можете отличить расстройство кишечника от сифилиса, ради Бога? – вопросил Грей.
– Отравили? – доктор выглядел слегка смущенно. – Хотите сказать, что не принимали лекарства сознательно?
– Какого лекарства?
– Ну как же, сульфид ртути, что же еще? Он используется для лечения сифилиса. В результате промывания желудка… Что вы делаете, сэр? Вы не должны напрягаться, сэр, на самом деле не должны!
Грей свесил ноги с кровати и попытался встать, испытав еще одну волну головокружения. Доктор схватил его за руку, как для того, чтобы не дать ему свалиться на пол, так и для предотвращения побега.
– Теперь, сэр, просто лежите... Да, да, именно так, будьте уверены. Вы чудом спаслись, сэр, и теперь не должны подвергать свое здоровье поспешному…
– Фон Намцен! – Грей сопротивлялся рукам, толкавшим его обратно на постель, и закричал, призывая на помощь, ощущая, будто по его горлу провели большой деревянной теркой. – Фон Намцен, ради Бога, где вы?
– Я здесь, майор.
Большая рука крепко сжала его плечо с другой стороны, и, повернувшись, Джон увидел красивое нахмуренное лицо ганноверца, смотрящее на него сверху вниз.
– Говорите, что вас отравили? Кто сделал это?
– Человек по имени Тревельян. Я должен идти. Не найдете мою одежду?
– Но, милорд…
– Но, майор, вы были…
Дрожащей рукой Грей крепко схватил фон Намцена за запястье и собрал все силы, какие только имелись.
– Я должен пойти и немедленно, – прохрипел он. – Это вопрос долга.
Лицо ганноверца сразу изменилось, он кивнул и поднялся.
– Если так, в таком случае я иду с вами.
Заявление о намерениях полностью истощило скудный запас сил Грея, но, к счастью, фон Намцен взялся руководить – отпустил доктора, приказал приготовить свой экипаж, вызвал Тома Бёрда и сразу же отправил его за мундиром Грея, который, слава Богу, уже почистили. Том помог Джону одеться.
– Я очень рад, что вы живы, милорд, но хочу сказать, вы ужасно обращаетесь со своей одеждой, – заявил Бёрд укоризненно. – И ведь это ваш лучший мундир! Или был таковым, – добавил он, критически рассматривая еле видимое пятнышко на передней части жилета перед тем, как поднять его, чтобы Грей просунул в него руки.
Совсем обессиленный, Грей молчал, пока они не загрохотали по мостовой в экипаже фон Намцена. Ганноверец также надел свой парадный мундир и захватил украшенный перьями шлем, положив его на сиденье рядом с собой. А еще он взял большую фарфоровую миску с яйцами и аккуратно поставил ее себе на колени.
– Зачем?.. – Грей кивнул на яйца, чувствуя себя слишком слабым, чтобы более четко сформулировать вопрос.
– Доктор сказал, что вам необходимо пить яичные белки, часто и в большом количестве, – деловито пояснил фон Намцен. – Это противоядие от сульфида ртути. И в течение двух дней вы не должны пить ни воду, ни вино – только молоко. Вот.
С восхитительной ловкостью, учитывая тряску кареты, он взял яйцо из миски, разбил его о край и, выплеснув белок в маленький оловянный стаканчик, передал его Грею, а сам осторожно проглотил оставшийся желток и выбросил половинки яичной скорлупы в окно.
Оловянная посуда приятно холодила ладонь, но Грей с выраженным отсутствием энтузиазма рассматривал яичный белок внутри стаканчика. Том Бёрд зыркнул на него с противоположного сиденья.
– Глотайте, – приказал он с угрозой, – милорд.
Грей зыркнул в ответ, но неохотно подчинился. Было слегка неприятно, но он с облегчением обнаружил, что тошнота, похоже, прошла совсем.
– Сколько я… – спросил он, глядя в окно. Все случилось поздно вечером в четверг, а сейчас была середина утра… Но какого утра?
– Сегодня пятница, – ответил фон Намцен.
Услышав это, Грей немного расслабился. Он потерял счет времени и с облегчением обнаружил, что его пытка не длилась вечность, как ему показалось. У Тревельяна было время сбежать, но, возможно, не так много, чтобы исчезнуть навсегда.
Фон Намцен тактично кашлянул.
– Возможно, мне не следует спрашивать… Вы должны простить меня, если так… но если мы вскоре собираемся встретиться с герром Тревельяном, я думаю, может быть, мне не мешало бы понимать, почему он пытался вас убить?
– Не знаю, действительно ли он хотел убить меня, – ответил Грей, принимая следующий стаканчик яичного белка с едва заметной гримасой отвращения. – Возможно, он лишь хотел вывести меня из строя на какое-то время, чтобы дать себе возможность сбежать.
Фон Намцен кивнул, и между его густыми бровями появилась легкая морщинка.
– Будем надеяться, что так, – произнес он. – Но тогда он принял прискорбно неудачное решение. Если вы думаете, что он хочет сбежать, найдем ли мы его дома?
– Возможно, нет.
Грей закрыл глаза, пытаясь соображать. А думать было трудно: тошнота прошла, но головокружение периодически возвращалось. Джону казалось, что его мозг – это яйцо: хрупкое и жидкое, словно летящее с высоты.
– Нельзя сделать омлет, не разбив яиц, – пробормотал он.
– О? – вежливо произнес фон Намцен. – Именно так, майор.
Если Тревельян собирался убить его, то он вполне мог все еще находиться в своем доме, потому что, раз Грей мертв, то Тревельян располагал кучей времени, чтобы следовать своим первоначальным планам – какими бы они ни были. В противном случае, если он не был уверен, что сульфид ртути возымеет смертельный эффект, он, скорее всего, сбежал сразу. Тогда…
Грей открыл глаза и выпрямился.
– Прикажите кучеру ехать на Мекленберг-сквер, – потребовал он. – Пожалуйста.
Фон Намцен не стал оспаривать изменения плана, а высунул голову из окна и крикнул кучеру по-немецки. Тяжелая карета покачнулась, и, замедлив ход, повернула.
Шесть яиц спустя они остановились перед домом Рейнхардта Майрхофера.
Фон Намцен с легкостью выпрыгнул из кареты, надел свой шлем и, подобно храброму Ахиллу, зашагал к двери дома, покачивая перьями. Грей взял свою шляпу – жалкую и невзрачную на фоне шлема – и пошел, крепко держась за руку Тома Бёрда, так как его колени подкашивались.
К тому времени, когда Грей достиг порога, дверь уже открыли, а фон Намцен выливал на дворецкого поток немецких угроз. Познаний немецкого языка Грею хватало не более чем для ведения светской беседы в гостиной, но он уловил, что фон Намцен требует у дворецкого вызвать Рейнхардта Майрхофера сию же минуту, если не раньше.
Дворецкий, мужчина среднего возраста, квадратного телосложения и с печатью упрямства на лбу, решительно противостоял этому грубому натиску, настаивая, что хозяина нет дома, но, по-видимому, человек понятия не имел об истинном характере сил, направленных против него.
– Я – Стефан, ландграф фон Эрдберг, – объявил фон Намцен надменно, выпрямляясь в полный рост, который, по оценкам Грея, составлял, включая перья, около семи футов[63]. – И я войду.
И немедленно оказался внутри, пригнув шею ровно настолько, чтобы предотвратить уничтожение своего шлема. Дворецкий отступил, бормоча и возбужденно жестикулируя. Проходя мимо, Грей холодно кивнул мужчине; ему удалось не уронить достоинство армии Его Величества, пройдя весь длинный коридор самостоятельно. Добравшись до примыкающей к кухне столовой, он направился к первому же подобию стула и успел сесть прежде, чем подкосились ноги.
Фон Намцен обстреливал минометными снарядами позиции дворецкого, которые, казалось, быстро разрушались, но все еще оборонялись. «Нет, – говорил дворецкий, теперь почти заламывая руки, – нет, хозяина нет дома, и хозяйки тоже нет, увы...»
Следовавший за Греем Том Бёрд оглядывал комнату, с каким-то благоговейным трепетом глядя на малахитовые столики с золочеными ножками, белыми дамастскими[64] портьерами и гигантскими картинами в позолоченных рамах, которые висели на каждой стене.
Грей сильно вспотел от усилий при ходьбе, и от слабости его голова снова начала кружиться. Однако он взял в железный кулак свою силу воли и сел прямо.
– Том, – тихо позвал он, чтобы не привлекать внимание приведенного в боевую готовность дворецкого, – пойдите и обыщите дом. Потом скажете мне, что… или кого… нашли.
Бёрд подозрительно посмотрел на него, очевидно считая это попыткой хитрым способом избавиться от него, чтобы Грей смог втихаря умереть… Но лорд Джон остался сидеть неподвижно и прямо, крепко сжав челюсти, и секунду спустя юноша кивнул и потихоньку выскользнул, незамеченный разъяренным дворецким.
Грей глубоко вздохнул и закрыл глаза, крепко держась за колени, пока головокружение не прошло. Казалось, это продолжалось совсем недолго: всего несколько секунд, и он снова открыл глаза.
Тем временем, фон Намцен, похоже, победил дворецкого и теперь зычным голосом требовал, чтобы немедленно явились все домочадцы. Бросив взгляд через плечо на Грея, он на мгновение прервал свою тираду.
– О… и принесите мне, пожалуйста, белки трех яиц в чашке.
– Bitte [65]? – тихо переспросил дворецкий.
– Яйца. Вы глухой? – резко произнес фон Намцен. – Только белки. Schnell [66]!
Уязвленный публичной заботой о своем ослабленном состоянии, Грей заставил себя подняться на ноги и встал рядом с ганноверцем, который снял свой шлем и выглядел вполне довольным собой и полным разгромом дворецкого.
– Вам лучше, майор? – спросил он, изящно вытирая льняным носовым платком пот у линии роста волос.
– Гораздо, благодарю вас. Я так понимаю, Рейнхардт Майрхофер и его жена отсутствуют?
Из услышанного следовало, что Рейнхардт почти наверняка отсутствовал. Но жена…
– Так говорит дворецкий. Но если Майрхофер дома, тогда он – трус, – удовлетворенно ответил фон Намцен, убирая носовой платок. – Я выдерну его из укрытия, как репу, и тогда… А вы что сделаете? – спросил он.
– Вероятно, ничего, – ответил Грей. – Я думаю, он мертв. Этот джентльмен, случайно не он? – Джон кивнул на маленький портрет в украшенной жемчугом рамке на столе у окна.
– Да, это – Майрхофер и его жена Мария. Они – кузены, – добавил он, хотя мог бы и не говорить, поскольку близкое сходство двух лиц на портрете и так бросалось в глаза.
Несмотря на то, что оба имели тонкие черты, длинные шеи и круглые подбородки, Рейнхардт обладал более внушительным носом и аристократической мрачностью во взгляде. «А вот Мария очень миловидна », – подумал Грей. Разумеется, на портрете она была в парике, но имела тот же самый теплый оттенок кожи и карие глаза, как и у ее мужа, и также, вероятно, была темноволосой.
– Рейнхардт мертв? – полюбопытствовал фон Намцен, разглядывая портрет. – Как он умер?
– Застрелен, – коротко ответил Грей. – Вполне возможно, тем же самым джентльменом, который отравил меня.
– Какой весьма трудолюбивый парень.
Внимание фон Намцена отвлекла вошедшая в гостиную бледная и нервничающая горничная, которая сжимала в руке небольшую миску с запрошенными яичными белками. Она перевела взгляд с одного мужчины на другого, затем робко протянула чашку фон Намцену.
– Danke [67], – поблагодарил тот и вручил посудину Грею, а затем сразу же принялся допрашивать девицу, нависая над ней таким образом, что та прижалась к ближайшей стене, запуганная до потери речи и способная в ответ только утвердительно или отрицательно кивать головой.
Не в силах понять все подробности этого одностороннего разговора, Грей отвернулся, с отвращением разглядывая содержимое миски. Звук шагов в коридоре и встревоженные голоса указывали на то, что дворецкий действительно, как и приказали, собирал всю челядь. Спрятав миску позади алебастровой вазы на столе, лорд Джон вышел в коридор и увидел небольшую группку столпившихся домашних слуг, взволнованно болтающих по-немецки.
Заметив Грея, они резко замолчали и стали смотреть на него со смесью любопытства и подозрения, а некоторые даже с настоящим испугом. «Но почему? – задался он вопросом, – неужели из-за мундира? »
– Guten Tag [68] – поздоровался он, приятно улыбнувшись. – Есть среди вас англичане?
Слуги переглядывались между собой, бросая быстрые взгляды на двух молоденьких горничных. Грей ободряюще улыбнулся и отозвал их в сторонку. Девушки смотрели на него широко раскрытыми глазами, словно пара молодых ланей, столкнувшихся с охотником, но, увидев фон Намцена, появившегося из столовой позади него, быстро решили, что лорд Джон – наименьшее из зол, и проследовали за ним назад в комнату, оставив фон Намцена разбираться со слугами в коридоре.
Краснея и сильно заикаясь, девушки сказали, что их зовут Энни и Тэб. Проживают в Чипсайде, лучшие подружки, и служат у герра Майрхофера последние три месяца.
– Полагаю, герра Майрхофера и в самом деле сегодня нет дома, – произнес Грей, все еще улыбаясь. – Когда он ушел?
Девушки в замешательстве переглянулись.
– Вчера? – предположил Грей. – Этим утром?
– О, нет, сэр, – ответила Энни. Она казалась более храброй из них двоих, хотя не могла заставить себя поднять глаза на лорда Джона больше, чем на долю секунды. – Господин о-отсутствует со вторника.
А люди Магрудера обнаружили труп в среду утром.
– Так, понятно. Вы не знаете, куда он отправился?
Разумеется, они не знали. Однако после долгих переговариваний и споров, сообщили, что герр Майрхофер часто отлучался в короткие поездки, уезжая из дома на несколько дней два или три раза в месяц.
– Вот как, – сказал Грей. – А чем же занимался герр Майрхофер, скажите на милость?
Удивленные взгляды в ответ, сопровождаемые пожиманием плеч. Понятно, что у герра Майрхофера деньги водились, но откуда – это девушек вовсе не касалось. Грей почувствовал нарастающий металлический привкус на языке и сглотнул, пытаясь сбить его.
– Хорошо… Когда в этот раз он покинул дом, он ушел утром? Или позже?
Девушки нахмурились и шепотом посовещались друг с другом, прежде чем вынести решение, что, ну… на самом деле, ни одна из них не видела, как герр Рейнхардт покинул дом, и, нет, они не слышали звука подъехавшей кареты, но…
– Должно быть, он ушел рано, Энни, – сказала Тэб, достаточно увлеченная спором, в ходе которого утратила свою робость. – Потому что днем его в спальне не было, так ведь? Герр Рейнхардт любит немного вздремнуть после полудня, – пояснила она, обращаясь к Грею. – Я прихожу убирать постель сразу же после обеда; в тот день я тоже поднялась после чаепития… но кровать стояла заправленной. Значит, он, должно быть, ушел утром, не так ли?
Этот утомительный допрос продолжался еще некоторое время, и Грею удалось выявить лишь несколько полезных сведений, но большинство из них оказались отрицательными по своей сути.
Нет, им неизвестно, есть ли у хозяйки зеленое бархатное платье, хотя, конечно, она, могла заказать сшить его, и ее личная горничная должна знать об этом. Нет, хозяйки, действительно дома сегодня нет, или, по крайней мере, они так думают. Нет, они не знают наверняка, когда она покинула дом… Но, да, она находилась здесь вчера ночью тоже, да. Была ли она дома в прошедший вторник? Они полагают, что да, была, но не могут вспомнить наверняка.
– Джентльмен по имени Джозеф Тревельян когда-нибудь посещал этот дом? – спросил Грей.
Девицы, взглянув друг на друга, пожали плечами и посмотрели на него в недоумении: откуда ж им знать? Они работают на верхних этажах и редко видят каких-либо посетителей в доме, кроме тех, что остаются на ночь.
– Ваша хозяйка… говорите, она провела ночь дома. Когда вы видели ее в последний раз?
Девушки одновременно нахмурили брови. Энни поглядела на Тэб, а Тэб в недоумении на Энни. Обе пожали плечами.
– Что ж... Не могу сказать точно, милорд, – сказала Энни, – хозяйка чувствовала себя плохо. Она весь день провела в своей комнате, к ней наверх все время приносили подносы. Я регулярно прихожу менять белье, уж будьте уверены, но она находилась, либо в своем будуаре, либо в уборной. Думаю, я не видела ее с тех пор… ну, наверное, с тех пор... С понедельника? – Энни подняла брови на Тэб, та пожала плечами.
– Плохо, – повторил Грей. – Она больна?
– Да, сэр, – ответила Тэб, набравшись храбрости, чтобы сообщить имевшуюся информацию. – Доктор приходил, и все такое.
Грей продолжил расспросы, но безрезультатно. Ни одна из горничных, похоже, доктора не видела и ничего не слышала о недуге хозяйки: но что-то такое им сказала кухарка... или это была Ильза, служанка хозяйки?
Бросив это направление, Грей вдохновился упоминаниями о сплетнях, чтобы узнать больше о хозяине дома.
– Вы, конечно, не знаете из личного опыта, – произнес он, меняя улыбку на вежливое извинение, – но, возможно, камердинер герра Майрхофера мог что-нибудь сказать... Мне интересно, есть ли у вашего хозяина какие-нибудь особенные отметины или странности? На теле, я имею в виду.
Лица обеих девушек стали совершенно белыми, затем залились румянцем – да так быстро, что за несколько секунд превратились в пару томатов, созревших до предела. Горничные обменялись быстрыми взглядами, и Энни издала пронзительный писк, который напомнил сдавленный смешок.
В данный момент лорд Джон едва ли нуждался в дальнейших подтверждениях, но девушки, задыхаясь от смеха и прикрывая рты ладошками, в конечном счете, признались, что, ну… в общем, да, камердинер, герр Вальдемар, объяснил горничной Хильде, зачем хозяину требовалось так много мыла для бритья...
Грей отпустил девиц, которые, хихикая, ушли, и на минутку присел в парчовое кресло у стола, где, положив голову на сложенные руки, стал ждать, когда его сердце перестанет так сильно стучать.
По крайней мере, личность трупа он установил. И, отчасти, связь между Рейнхардтом Майрхофером, борделем на Мичем-стрит… и Джозефом Тревельяном. Но Грей напомнил себе, что эта связь опиралась только на слова шлюхи и на его собственное опознание зеленого бархатного платья.
А что, если Несси ошиблась, и человек, который выходил из борделя в зеленом платье, – не Тревельян? «Но это был он, – напомнил себе Грей. – Ричард Касуэлл подтвердил это ». А теперь мертвым оказался богатый австриец. Несомненно, он был одет в то самое зеленое платье, что носила Магда – мадам с Мичем-стрит… которое, в свою очередь, по-видимому, являлось тем же самым, что надевал Тревельян. А еще, Майрхофер – австриец, и к тому же уезжал из дома в частые таинственные поездки.
Грей не сомневался, что обнаружил неизвестную акулу мистера Боулса. И если Рейнхардт Майрхофер действительно шпион... Тогда загадка смерти Тима О'Коннелла, скорее всего, находится в черной сфере политических интриг и предательства, а не в кроваво-красном царстве похоти и мести.
«Но Скэнлоны исчезли, – напомнил себе Джон. – И ради Бога, какую роль сыграл во всем этом Джозеф Тревельян? »
Его сердце замерло снова; Грей сглотнул металлический привкус во рту и, подняв голову, посмотрел на то, что уже видел, но подсознательно не обращал внимания прежде – на большую картину, висевшую над столом. С эротическим сюжетом, но посредственную в исполнении… с инициалами «РМ » в углу, в виде хитро переплетенных в букет цветов.
Вытирая вспотевшие ладони о полы своего мундира, лорд Джон поднялся, и быстро огляделся в комнате. На стене висели еще два аналогичных полотна, бесспорно, той же самой руки, что и картины, украшавшие будуар Магды. Все подписаны «РМ ».
Это дополнительное доказательство связи с Майрхофером, если таковое и требовалось. Грей вновь подумал о Тревельяне. Он располагал только словом Касуэлла о том, что любовницей Тревельяна была женщина… В ином случае, он бы совершенно не сомневался, что свидания корнуэльца проходили с Майрхофером – неважно, для каких целей.
– День, когда ты поверил слову Дики Касуэлла, глупый идиот... – пробормотал он, поднимаясь с кресла. На пути к двери, он увидел миску с загустевшими яичными белками и, не думая ни секунды, быстро сунул ее в ящик стола.
Для дальнейших расспросов фон Намцен собрал остальную часть слуг в библиотеке. Услышав, как вошел Грей, он повернулся поприветствовать его.
– Они оба ушли, несомненно. Он – несколько дней назад, она – ночью… но в котором часу – никто не видел. Или так говорят слуги, – тут он обернулся, уперев пристальный взгляд на дворецкого, отчего тот вздрогнул.
– Спросите их о докторе, пожалуйста, – попросил Грей, переводя взгляд с одного лица на другое.
– Доктор? Вам опять плохо? – фон Намцен щелкнул пальцами и указал на толстую женщину в переднике, скорее всего, кухарку. – Вы… еще яиц!
– Нет, нет! Я в порядке, благодарю вас. Горничные сказали, что мистрис Майрхофер приболела на этой неделе, и что приезжал доктор. Я хочу знать, видел ли его кто-нибудь из них.
– Да?
Фон Намцен заинтересовался этим и сразу же принялся засыпать слуг вопросами. Грей незаметно прислонился к книжной полке, изображая глубокую заинтересованность, пока не прошел очередной приступ головокружения.
– Дворецкий и горничная видели врача, – сообщил фон Намцен, повернувшись, чтобы перевести полученные результаты Грею. – Он приезжал несколько раз, посещая фрау Майрхофер.
Грей сглотнул. Возможно, ему следовало выпить последнюю порцию яичных белков: по вкусу они не были и вполовину настолько отвратительны, как сильная горечь меди во рту.
– Доктор называл свое имя? – спросил он.
Дворецкий вспомнил, что тот не представлялся и был одет не как доктор, но казался уверенным в своих действиях.
– Одет не как доктор? Что он имеет в виду? – спросил Грей, выпрямляясь.
Фон Намцен задал новые вопросы, на большинство которых дворецкий лишь беспомощно пожимал плечами. По существу, ответ состоял в том, что доктор был одет не в черное, а, скорее, в простой синий камзол и домотканые штаны. Дворецкий сдвинул брови, пытаясь вспомнить другие детали.
– Отсутствовал запах крови! – сообщил он фон Намцену. – От него пахло... растениями? Так, может, правильно?
Грей быстро закрыл глаза и увидел пучки сушеных трав, свисающие с потемневших стропил, и ароматные золотые пылинки, слетающие с листьев от шагов на верхнем этаже.
– Доктор – ирландец? – спросил лорд Джон, открыв глаза.
Теперь даже фон Намцен выглядел слегка озадаченным.
– Как они поймут разницу между ирландцем и англичанином? – спросил он. – Они же говорят на одном и том же языке.
Грей сделал глубокий вдох, но вместо того, чтобы попытаться объяснить очевидное, изменил тактику и дал краткое описание Финбара Скэнлона. Выслушав перевод, дворецкий и горничная немедленно закивали, подтверждая, что узнали его.
– Это важно? – спросил фон Намцен, наблюдая за лицом Грея.
– Очень, – Грей сжал ладони в кулаки, пытаясь соображать. – Очень важно узнать, где сейчас фрау Майрхофер. Этот «доктор», скорее всего, шпион на службе у Майрхофера, и я подозреваю, леди кое-чем владеет, что Его Величество сильно предпочел бы вернуть.
Джон оглядел шеренгу слуг. Те принялись перешептываться между собой, бросая на обоих офицеров взгляды, в которых смешались испуг, раздражение и недоумение.
– Вы уверены, что они не знают, где находится леди?
Задумавшись, фон Намцен сощурил глаза, но прежде чем он смог ответить, Грей почувствовал легкое волнение среди слуг: несколько из них смотрели на дверь позади него.
Грей повернулся и увидел стоящего там Тома Бёрда: веснушки потемнели на его круглом лице, и он явно дрожал от волнения. В руках Том держал пару поношенных ботинок.
– Милорд! – воскликнул он, протягивая их. – Посмотрите! Они – Джека!
ГРЕЙ СХВАТИЛ БАШМАКИ, они оказались большими и сильно изношенными, кожа на носках истерлась и потрескалась. И, конечно же, на подошве выжжены инициалы «ДжБ ». Один из каблуков оторван и держался на подошве башмака на одном гвозде. Кожаные и с круглыми запятниками, как и говорил Том.
– Кто такой Джек? – спросил фон Намцен, с явным недоумением переводя взгляд с Тома Бёрда на башмак.
– Брат мистера Бёрда, – пояснил Грей, все еще вертя ботинки в руках. – Мы некоторое время разыскивали его. Пожалуйста, вы не могли бы расспросить слуг о местонахождении человека, которому принадлежат эти башмаки?
Грей подумал, что фон Намцен во многих отношениях оказался замечательным напарником: он не стал задавать больше никаких вопросов, а просто кивнул и вернулся к разборкам, указывая на обувь и задавая вопросы резко, но по-деловому, ожидая быстрых ответов.
И таков был его командный дух, что он получил их. Домашняя прислуга, первоначально встревоженная, а затем деморализованная, теперь подпала под влияние фон Намцена и, казалось, вполне принимала его как временного хозяина и дома, и ситуации.
– Обувь принадлежит молодому человеку, англичанину, – сообщил он Грею после краткой беседы с дворецким и кухаркой. – Друг фрау Майрхофер привел его в дом больше недели назад: фрау сказала герру Буркхардту… – фон Намцен кивком головы указал на дворецкого, который в ответ поклонился, – …что к молодому человеку нужно относиться, как к слуге дома, накормить и разместить. Она не объяснила, для чего он здесь, сказала только, что это временно.
Дворецкий в этот момент что-то вставил и фон Намцен кивнул, махнув рукой, чтобы пресечь дальнейшие высказывания.
– Герр Буркхардт говорит, что молодому человеку не дали никаких определенных обязанностей, но он помогал горничным. Парень не покидал дом и не уходил далеко от комнат фрау Майрхофер, настаивая на том, чтобы спать в чуланчике в конце зала около ее спальни. У герра Буркхардта создалось ощущение, что молодой человек охраняет фрау Майрхофер – но от кого, он не знает.
Том Бёрд слушал все это с видимым нетерпением и больше не смог сдерживать себя.
– К черту то, что он здесь делал… Куда Джек пропал? – потребовал он ответа.
У Грея также имелся свой неотложный вопрос.
– Друг фрау Майрхофер… Им известно его имя? Они могут описать его?
Со строгим вниманием к более высокому положению, фон Намцен сначала получил ответ на вопрос Грея.
– Джентльмен представился как мистер Джозефс. Однако дворецкий говорит, что считает имя не настоящим: джентльмен колебался, когда спросили, как его зовут. Он был очень... – фон Намцен запнулся сам, нащупывая перевод. – Fein herausgeputzt. Очень... нарядный.
– Хорошо одетый, – поправил его Грей. В комнате оказалось очень жарко, и пот потек вниз по ложбинке его спины.
Фон Намцен кивнул.
– В темно-зеленом шелковом камзоле с позолоченными пуговицами. И в хорошем парике.
– Тревельян, – произнес Грей с чувством неизбежности, которое в равных долях состояло из облегчения и тревоги. Он глубоко вздохнул; его сердце снова учащенно забилось. – А Джек Бёрд?
Фон Намцен пожал плечами.
– Ушел. Они предполагают, он ушел с фрау Майрхофер, поскольку никто не видел его с прошлой ночи.
– Почему он оставил свои башмаки? Спросите их!
Том Бёрд так расстроился, что забыл добавить «сэр», но фон Намцен, видя страдания юноши, любезно не обратил на это внимания.
– Он обменял эту обувь на поношенную пару, принадлежащую тому лакею, – ганноверец кивнул на высокого молодого человека, который, сдвинув брови, внимательно следил за разговором, пытаясь понять его суть. – Он не сказал, зачем ему это… возможно, из-за поврежденной пятки; другая пара была также очень истрепана, но пригодна к ношению.
– Почему этот парень согласился на обмен? – спросил Грей, кивая на лакея. Кивок оказался ошибкой: головокружение внезапно выкарабкалось из своего укрытия и медленно завращалось внутри черепа, словно падающий столб с мишенью для броска копья.
Ганноверец спросил, камердинер ответил.
– Потому что она кожаная и с металлическими пряжками, – сообщил фон Намцен. – Обувь, которую он поменял, была простыми башмаками на деревянной подошве с каблуками.
В этот момент колени Грея подкосились от напряжения, и он опустился в кресло, закрыв глаза основаниями ладоней. Он дышал неглубоко, его мысли вращались медленными кругами, как шары Оррери его отца. В памяти вспыхнул свет, и он услышал, как Гарри Кворри говорит: «Матросы все носят деревянные каблуки: кожа скользит на палубе». А затем всплыли другие его слова: «Тревельян? Отец баронет, брат в парламенте, состояние на корнуэльском олове, по уши в Ост-Индской компании?»
– О, Боже, – произнес Грей и опустил руки. – Они уплыли.
ГЛАВА 16