Холлин
«Я хочу соус отдельно, но только если в нем есть лук. Если его там нет, то можно добавить в пасту, но только с сыром пармезан. Оставьте гарнир, если соус не идет отдельно. Если нет, то без гарнира. И я хочу, чтобы мой чесночный хлеб был хрустящим, но не подгоревшим, в противном случае он мне не нужен. Понятно?».
Терпение. Что такое терпение? Оно закончилось на моменте я «хочу» соус отдельно. Что за хрень. Я научилась профессиональным словам при заказе, работая в этой сфере. Я хочу и мне нужно? Да, ты можешь пойти на хер. «Я бы хотел» и «пожалуйста» — именно это будет держать мой палец подальше от вашей пищи.
Сегодняшний вечер был пыткой. Невежливый посетитель один за другим. Требование от добавления лимона в воду до увеличения количества салфеток. Подсказка: перестаньте есть спагетти, как свиньи, и вам не придется вытирать лицо каждые две секунды.
Худшая просьба ночи — из пяти соломинок сделать одну большую. Я не против, будь это просьба от ребенка. Но это был мужчина тридцати лет, в рубашке с эмблемой «Звездного пути» и клингонскими ушами. Напоследок он дал мне совет. Хотел ущипнуть меня за зад, не оставил чаевых, зато написал записку, в которой говорилось, как я должна «вести быт для своего мужа».
Да, вы правильно прочитали. Он так и сказал. Ну, даже если бы Эрик был еще жив, такого бы не произошло. Он сам мог все сделать по дому. Долбаный шовинист!
Да, вечерок был прекрасным.
— Сэл, у меня заказ, который я даже не понимаю. Удачи в расшифровке, — говорю я, имея в виду запись про «отдельный соус».
— Сделай проще — передай то, что ты записала.
Я быстро отдаю оставшуюся часть, отрываю из блокнота непонятный заказ и протягиваю ему. Взглянув на часы, вижу, что до конца моей смены остается пять минут. Сейчас я более чем счастлива, отдать свои столы кому-нибудь другому, чтобы не слушать советов.
— Карла, — одна из официанток всегда рада дополнительным сменам, потому что у нее двое детей. — Хочешь обслужить мои столики, чтобы я могла уйти?
— Правда?
— Да. Чаевые твои. Мне просто нужно убраться отсюда.
— Это было бы здорово. Спасибо.
Я быстро информирую ее обо всех заказах, снимаю фартук, и проверяю время, убедившись, что не ухожу раньше положенного. Хочу, чтобы мне заплатили за полный час.
Я забираю сумку из своего разваливающегося шкафчика и выхожу через черный вход в сторону парковки. По пути к машине проверяю телефон и удивляюсь отсутствию сообщений.
Странно, хотя я получала кучу сообщений и звонков, которын оставались не отвеченными, от Джейса за последние несколько дней. Хотя и не могу винить его. Я не разговаривала с ним с тех пор, как сбежала из его квартиры после нашего поцелуя. Думаю, и так все понятно. Мне нечего ему сказать.
Это неправда. Есть много чего, но я не хочу озвучивать это вслух.
Копаясь в сумочке, я ищу ключи от своей машины. Я обнаружила свой кошелек, пачку Lifesavers[67] и несколько тампонов.
— Уф, где эти чертовы ключи? — ругаюсь я.
— Это ищешь? — от испуга я подрыгиваю, минимум на пять футов. Ну, мне так кажется.
— А! — я хватаюсь за сердце, тяжело дыша, когда поворачиваюсь и вижу Джейса, который стоит у моей машины и держит ключи. Нервничая, хватаюсь другой рукой за капот машины. — О чем, черт возьми, ты думаешь, пугая меня так? Я могла бы двинуть тебе сумкой.
Он тихо хихикает, и я вижу его лицо, когда он выходит на свет.
— Я бы этого не допустил.
— Я быстрая. Ты не смог бы заблокировать эту атаку.
Он смотрит на меня сверху вниз.
— Я бы все равно рискнул. Ответь, Холлин, почему твои ключи на земле рядом с твоей машиной?
Вспомнив, что у него мои ключи, я тянусь к ним, но он отодвигается в ожидании ответа.
— Блин, я не знаю. Видимо, я промахнулась, когда бросала их в сумку.
— Ага. Ты всегда оставляешь дверь открытой?
— Если кто-то захочет влезть в мою машину, это их проблема. Они не найдут ничего, кроме салфеток, нескольких пар солнечных очков за десять долларов, старой жвачки и компакт-диска «Glee»[68], который слишком часто прослушивается.
— Старая жевательная резинка весомый повод, чтобы угнать машину, — он кивает. — Ладно, еще один вопрос. Почему ты сейчас разговариваешь со мной, но не отвечаешь на звонки и сообщения?
Ну ладно.
И что я скажу? Я не получила их? Это было бы откровенной ложью, так как он может видеть оповещения о том, что я их прочитала. Сказать, что я слишком робкая для ответа? Это, наверное, самая худшая ложь. Правду? Что я едва могу смотреть на него после поцелуя, потому что это напоминание, что я изменила своему мужу. Хотя я и чувствую себя виноватой, все, что я хочу сделать сейчас — это поцеловать его снова.
Что с психологом? Он должен был провести сегодняшний день с ним.
— Ну…
— Да ладно, — отвечаю, не в состоянии смотреть на него. — Я уверена, ты и так знаешь причину.
— Давай сделаем вид, что я понятия не имею, — возражает он. — Я хочу услышать это из твоих уст. Скажи мне, почему ты мне не отвечаешь?
— Джейс.
— Холлин, — он не отступает.
— Почему ты вообще здесь? Разве тебе не нужно быть в Аризоне?
— Да. Но мне удалось вырваться на ночь. Я улетаю завтра. Как уже говорил, мой график гибкий в моем нынешнем положении.
— Так почему ты здесь?
— Разве это не очевидно? — он делает еще один шаг ближе. — Я хочу знать, что происходит с тобой.
— Ничего не происходит, — я переступаю с ноги на ногу, избегая зрительного контакта с прекрасным американским парнем.
— Чушь, — говорит он и вздыхает.
Он подходит ближе, опираясь на мою машину. Его руки в карманах облегающих джинсов, и я замечаю, как его предплечья в мурашках под рубашкой с длинными рукавами. Разве он не в курсе, что в Колорадо еще зима? Где его куртка?
— Холлин, ты нужна мне, — признается он, выдергивая меня из мыслей и возвращая к нему.
— Что?
— Ты нужна мне, Холлин. Ты единственная, с кем я могу говорить обо всем. Я нашел в тебе поддержку, и когда я больше всего в тебе нуждаюсь, ты закрываешься. Это нечестно. Я думал, что важен для тебя.
— Джейс, — я вздыхаю, мое сердце колотится. Он нуждается во мне. Когда в последний раз кто-то действительно нуждался во мне? Когда Эрик был жив. И так я возвращаюсь к тошнотворному чувству, которое никак не проходит. Поэтому я говорю правду: — Я чувствую себя виноватой рядом с тобой.
— Виноватой? — он приподнимает брови, смущенный моим ответом. — Почему?
— Потому что.
Ага, отличный ответ. Я просто мастер по части бесед.
— Не потрудишься объяснить?
— Нет, — я скрещиваю руки на груди и продолжаю смотреть вниз.
— Холлин, просто скажи это, — сурово говорит он. Указательным и средним пальцем он приподнимает мой подбородок, заставляя посмотреть на него. — Мы честны друг с другом. Скажи, что происходит.
Вздохнув, я сажусь на капот моей машины, положив рядом сумку. Джейс подходит, вклиниваясь своим телом между моих ног, заполняя пространство. От этой близости, я глубоко вздыхаю, прежде чем ответить.
— Мы поцеловались.
— Да, я помню, — он ухмыляется, облегчая напряжение в плечах.
— Это плохо.
Его бровь с недоверием поднимается.
— Это было плохо? Прошу заметить, это было чертовски здорово. Настолько хорошо, что единственная причина, из-за которой я не пошел за тобой, так как решил, что тебе нужно пространство. В противном случае я, наверное, всю ночь бы трахал твой рот языком, — его голос низкий, соблазнительный и сексуальный, и я чувствую, как начинаю дрожать от его слов.
— Мило, — говорю неловко, заставляя его смеяться.
— Мило? Давай, Холлин, ты меня убиваешь. Дай парню потешить свое эго.
Я хихикаю от болезненного взгляда на его лице.
— Я не это имела в виду. Поцелуй был потрясающим, но это заставляет меня нервничать. Ты первый человек, которого я поцеловала с тех пор, как умер Эрик. Независимо от того, как я пытаюсь посмотреть на это, это похоже на обман.
От моего признания его взгляд смягчается. Он подходит ближе и приседает, чтобы наши глаза были на одном уровне, и опускает руки на мои бедра, согревая меня.
— Холлин, ты не обманываешь Эрика. Я могу понять это — целовать человека, когда твое сердце все еще с другим, но это не обман. Это дает возможность двигаться дальше. Отпустить, чтобы жить дальше.
— Но я к этому не готова, — я повышаю голос.
Когда Джейс проводит руками по моим бедрам и сжимает их, мне кажется странным, что я чувствую себя комфортно. Он должен быть для меня чужим, но я чувствую связь с ним.
— Ты никогда не будешь до конца готова, Холлин. Тебе просто нужно закрыть глаза и прыгнуть. Доверяй себе и окружающим тебя людям.
Чувствуя подступившие слезы, мое сердце разрывается от мысли отпустить Эрика. Как можно отпустить то, что едва началось? Как я могу отпустить то, что дало мне жизнь? Это была любовь или это был Эрик? Я оплакиваю потерю того, с кем провела так мало времени. Как и Джейс. Осознание реальности бьет по мне. Мы действительно переживаем одно и то же и, несмотря на его недавнюю неудачу, у него, видимо, намного больше сил, чем у меня. Могу ли я двигаться вперед? Он нуждается во мне, но я так мало ему отдаю. На самом деле все, что я сделала — это слушала. Слушала. Я говорила об Эрике — чаще в четырех стенах моей квартиры. Удастся ли нам двигаться вперед вместе? Он это предлагает? Если я продолжу с ним дружить, будет ли это значить, что я неверна Эрику? Или это нормально — найти друга в период горя? Я бы солгала, сказав, что испытываю к нему только дружеские чувства. Да и какая женщина могла бы иначе? Я тоже полагалась на него, и в некотором смысле было бы эгоистично отрицать, какую силу он находит во мне. И я не та девушка. Могу я быть для него большим? Могу ли я…
— Ты прыгнешь? — спрашиваю его. — Если я прыгну, ты сделаешь то же самое?
Отступив, он встает и хватается за затылок, размышляя над моим вопросом. Взглянув на меня, он спрашивает
— Ты прыгнешь?
— Если только с тобой. Я не могу это сделать одна.
— Это невыгодная сделка, — улыбка проходит через его красивые черты. — Это будет нелегко.
— Я и не ожидаю этого, просто не заставляй меня делать это в одиночку, Джейс.
— А ты перестанешь избегать меня?
— Да, — застенчиво улыбаюсь я.
— И с этого момента мы честны друг с другом?
— Да.
— Не прятаться, не скрывать.
— Согласна.
— Хорошо, — он идет вперед и берет мою руку. Поставив меня на ноги, он подходит ближе, другой рукой схватив мое бедро. Вина все еще гложет меня, и мой живот переворачивается с каждым прикосновением Джейса. — Поскольку мы честны, я должен кое-что сказать. Как только я впервые увидел тебя, я знал, что мы связаны на более глубоком уровне.
— Как ты это узнал? — спрашиваю я, задыхаясь.
— Потому что, — поглаживая мою кожу. — Я увидел тот же взгляд в твоих глазах.
Наклонившись, он приближает свои губы к моим. Я замираю, у меня перехватывает дыхание, а мои колени подкашиваются. Я протягиваю руку, останавливая его.
— Я не могу.
Подняв голову, он спрашивает:
— Не можешь или не хочешь?
Черт, я хочу. Я хочу слишком сильно. Если бы я не испытывала настолько противоречивые чувства, то уже обняла Джейса. Я никогда не была девушкой, которая спала с любым, кто проявляет интерес, но Джейс прав. С того момента, как мы встретились, появилась связь. Сочувствие. Кроме того, в нем есть все, о чем мечтает женщина. Сильный, страстный, заботливый, милый и сексуальный. Его короткие, темно-светлые волосы, глубокие голубые глаза и мощное спортивное тело притягивает как магнит.
Сглотнув, я киваю.
— Я хочу, Джейс. Очень хочу.
Он упирается в мой лоб, закрыв глаза.
— Я хочу раствориться в тебе, Холлин. В твоих прикосновениях, в твоем теле, в твоей душе. Я хочу забыться с тобой, и снова испытать радость, — он вздыхает и открывает глаза. — Но я могу подождать, пока ты будешь готова. Потому что ты стоишь этого ожидания.
— Ты едва знаешь меня.
Его большой палец касается моих губ.
— Ты права. Я едва знаю тебя, но то, что я знаю, мне нравится. Ты сильнее любой женщины, которую я знал. Ты верная, и в глубине души ты хочешь научиться жить снова. Ты так отчаянно хочешь перевернуть страницу для новой главы. Я вижу это в твоих глазах. Твои амбиции сексуальны, твое мужество опьяняет и, черт, твое сердце… оно так прекрасно, — подняв подбородок, он целует меня в лоб. — Я могу подождать, Холлин. Я хочу подождать.
Эти слова.
Это все что мне нужно.
И я прыгаю.
Дейзи
— Ты знала, что свитера надо складывать, а не вешать? — спрашиваю лежащую на моей кровати Аманду, которая подняла ноги и подпирает голову локтями.
— Где ты такое слышала? Свои я вешаю и все в порядке.
— Щелк, щелк, — я в шутку щелкаю пальцем. — Стейси Лондон[69] говорила, что так они растягиваются. Лучше сложить их на полках или в ящиках.
Склонив голову набок, Аманда спрашивает:
— Так, когда ты начала слушать Стейси Лондон?
— Кабельное меня заинтересовало, — говорю с улыбкой. — Я многому научилась при просмотре.
— Боюсь спрашивать, чему еще ты научилась.
Я отмахиваюсь от нее.
— О, ничего особенного. Не надо опошлять, — складывая еще один свитер, я спрашиваю: — Ты знала, что там есть каналы про тренировки? Люди в спандексе на пляже, поднимающие тяжести. Это довольно увлекательно. Я иногда присоединяюсь к ним, используя банки с супом.
Поднявшись, Аманда спрашивает:
— Итак, пока Мэтт и я на работе, ты вместе с людьми в спандексе на пляже, в нашей гостиной, одетая в свои стеганые жилеты, поднимаешь банки с супом?
— Да? Это странно?
— Немного, — она смеется.
— Не волнуйся. Я больше не ношу стеганые жилеты.
— О, хорошо, потому что это было странно.
Бип-бип.
Покачав головой, я проверяю телефон.
Картер: Я у твоего дома. Тащи свой зад сюда и оденься потеплее.
— Чего? — я спрашиваю вслух и быстро иду к окну и отодвигаю жалюзи, выглядывая. Конечно, там Картер сидит на мотоцикле, осматриваясь вокруг.
— Что происходит? — спрашивает Аманда
— Картер здесь. Он хочет, чтобы я вышла.
— На мотоцикле?
Опуская жалюзи, я быстро нахожу черные ботильоны в шкафу и надеваю их к моим обтягивающим черным джинсам. Перед тем как выйти на улицу, я беру свою кожаную куртку. Единственный цвет в моей одежде, кроме черного — это белая рубашка, заправленная в джинсы.
— Это не первая моя поездка.
— Дейзи, — Аманда шутливо ругает. — Ты должна рассказать мне об этом.
— Ну, я говорю сейчас, — по пути, я закидываю сумку на плечо и спускаюсь по лестнице.
— Когда тебя ждать?
Я надеваю перчатки, когда вижу самодовольное лицо Аманды, которая держится за перила лестницы.
— Без понятия.
— Напишешь мне?
— Конечно. Увидимся.
Я чувствую волнение, когда открываю дверь, и вижу Картера, который уставился в телефон. Его глаза темнеют, когда он замечает меня. Что он со мной делает… от одного взгляда, в моем животе порхают тысячи бабочек.
Не отрывая взгляда, он опускает подножку своего мотоцикла и перебрасывает одну ногу, слезая с байка. Его черные джинсы сидят низко на талии, серая футболка обтягивает его сильную грудь, а его черная кожаная куртка только усиливает его темные черты, что выглядит зловеще, но сексуально.
Да, он чертовски сексуален.
Плохой мальчик с сердцем плюшевого медведя. Это он. Уверена, если бы я сказала ему об этом, он бы высмеял меня, а потом сделал что-нибудь плохое, чтобы запятнать этот образ.
Поднявшись, он трет челюсть, оценивая меня, когда мы встречаемся посреди тротуара возле дома моей сестры. Я жду, когда он что-нибудь скажет, но вместо этого он делает глубокий вдох и снова смотрит на меня с ног до головы, отчего по телу бегут мурашки.
— Ты в этом не замерзнешь?
Я киваю, потому что сейчас мое тело чувствует, что вот-вот сгорит от пылающего внутри жара.
— Уверена?
— Да, — хочу, чтобы он перестал так на меня смотреть.
— Хорошо, — он берет меня за руку, и я таю, пока он ведет меня к байку. — Готова научиться чему-нибудь новому?
Научиться новому? Что? Мои мысли путаются. Будь я мультиком, моя голова вращалась, и я бы выплевывала слово «ой» каждые две секунды.
— Ну, так что? — спрашивает, сжимая мою руку.
Я мысленно отчитываю себя и выдаю:
— Что? — отличный ответ, знаю.
Улыбаясь, он заправляет за ухо прядь моих волос.
— Ты готова узнать что-нибудь новое? Наш следующий вызов.
Наш следующий вызов… он так хорошо пахнет.
Сосредоточься, Дейзи.
— О, да. Я готова. Что будем делать?
— Увидишь, — он тянется назад и достает из-под сиденья шлем… на передней части которого наклейка с изображением ромашки[70]. — Вот, надень это.
Наклейка с ромашкой. Для меня. О, я могла бы наброситься на него, пока он не видит.
— На нем ромашка.
— И? — он пожимает плечами, словно в этом нет ничего особенного.
— Это наклейка с ромашкой.
Вздыхая, он смотрит на шлем и спрашивает:
— Ты собираешься говорить об этом? Если так, то я просто уберу эту чертову штуку.
— Нет, — я отодвигаю шлем от него, не давая возможности сделать это. — Лучше ее оставить.
— Тогда просто надень его и прекрати делать из этого что-то важное.
Не дай Бог, он позволит показать свою добрую сторону.
Я делаю, как мне говорят и надеваю шлем, убедившись, что закрепила его правильно. Нет смысла носить шлем, если сделать это неправильно. Когда я заканчиваю, Картер проверяет шлем, заставляя меня погрузиться в это сумасшествие.
Он поворачивается, чтобы сесть на байк, но я останавливаю его.
— Эй.
Он смотрит через плечо.
— Да?
Набравшись смелости, я обнимаю его за талию, опираясь шлемом в грудь. Застыв на мгновение, он осторожно обнимает меня в ответ, как будто подобное для него в новинку.
— Спасибо Картер. Этот шлем прекрасен.
Отодвигаясь, он надевает шлем и говорит:
— Да, будет прекрасно, если когда-нибудь мой друг Фитси наденет его.
Он садится на байк, поднимает подножку и кивает, чтобы я села позади. Все еще не зная как правильно, я не тороплюсь, чтобы избежать нашего падения и не опрокинуть эту тяжелую штуку на нас. Сев, я обнимаю за талию Картера и чувствую, что его мышцы живота напряжены от моих рук.
— Готова? — спрашивает он, с все еще поднятым козырьком шлема.
— Готова, — я крепче прижимаюсь.
Он опускает свой козырек, заводит двигатель, и через мгновение мы выезжаем на шоссе.
Из-за ветра я чувствую его одеколон. Как в тумане, где только я и он.
Этот мужчина заставляет меня чувствовать себя умиротворенной, словно я заново родилась. Интересно, он чувствует себя так же рядом со мной? Он так же взволнован от моего присутствия?
Вряд ли он увлечен мной. Эта мысль просачивается в мой разум, но я отбрасываю ее, заставляя себя думать позитивно. Он бы не приехал за мной, если считал меня скучной. Я попытаюсь дать шанс этой дружбе, просто пока не знаю, что из этого выйдет.
Картер
Сосредоточься на долбаной дороге. Перестань думать о руках Дейзи, обернутых вокруг талии, ее пальцах на животе и голове, прижатой к моей спине. И ее чертовых обтягивающих джинсах.
Сосредоточься, чтобы не попасть в аварию.
Черт, эти джинсы. Ее невинный взгляд вызвал у меня волнение. Она практически прыгала от радости из-за глупой наклейки.
Почему я купил эту наклейку? Потому что увидел ее в одном из тех маленьких автоматов с конфетами, в продуктовом магазине.
Господи.
Почему я вообще это делаю?
Да кого я обманываю? Я знаю причину. Я не могу выкинуть ее из головы. Я пытался, бл*дь, я старался. Но каждый раз, в попытках забыть о ней, каким-то образом, она находила свой путь назад в мой разум, с этой заразительной улыбкой и ее жаждой жизни.
Вот почему я поехал к ней, с новым шлемом с этой чертовой наклейкой. И с планом в поисках чего-то нового, чему можно научиться.
И черт возьми, сейчас я не жалею об этом решении. После того как я несколько дней представлял ее в своей голове, увидеть ее лично было как глоток свежего воздуха. Она вдохнула в меня жизнь своей великолепной улыбкой.
Как такое возможно? Эта женщина, которая ничего не знает, кроме как быть позитивной, может оказать на меня такое влияние? Может, это именно то, что мне нужно — немного положительного. Хотя карты, которые я получил в жизни — полное дерьмо.
По неизвестной причине я хочу быть рядом с ней. Она — единственная светлая часть в моей жизни. Это вряд ли будет постоянно — это не может быть постоянно — но я собираюсь быть эгоистичным ублюдком, и находиться с ней как можно дольше, потому что в такие моменты я не ненавижу себя так сильно.
Надеюсь, ей понравится моя идея.
Она крепко обнимает меня, и мы мчимся по E-470 со скоростью восемьдесят пять миль в час по заснеженному пейзажу Колорадо. Мы направляемся на север по трассе к Денверскому международному аэропорту.
Мы проезжаем жилые комплексы, торговые центры и равнины, на которых виднеется высушенная трава из-под легкого снега. Когда едете на восток Колорадо, кажется, будто находитесь в Канзасе, потому что местность очень похожа на ферму. Это правда. Если бы я не жил в городе, то выбрал западную сторону, недалеко от гор, где мог восхищаться их размерами и просторами.
Но не сейчас.
Я съезжаю на двадцать четвертую прямо по шоссе, на Восточную пятьдесят шестую авеню в сторону ферм. У меня не занимает времени, чтобы добраться в сторону пустынной местности.
Как только мы подъезжаем, я останавливаю байк и поворачиваюсь к Дейзи.
— Пересядь передо мной.
— Что? — спрашивает она в замешательстве.
Не вдаваясь в объяснения, я просто хватаю ее ноги и разворачиваю, чтобы она сидела на небольшой части сиденья между мной и рулем. Она вздыхает, глядя на меня.
— Боже мой, — ее ноги оказываются на моих, и я не против такой интимной позиции.
Ублюдок. Какого хрена. Она невинна. Убери эти мысли.
Нужна небольшая передышка. По какой-то причине меня бросает в жар, когда я рядом с ней. Я чувствую, как мои волосы на голове вспотели, когда снимаю шлем и бросаю его на землю в нескольких футах от байка. Она снимает свой, и осторожно наклоняется, чтобы положить его рядом с нами.
— Думаешь, сможешь справиться с байком?
Ее глаза расширяются, наблюдая за мной, чтобы понять, говорю ли я правду.
— Ты имеешь в виду, вести твой байк?
— Да. Нужно научиться чему-то новому. Почему бы не научиться водить мотоцикл?
Эта идея пришла ко мне, пока я думал о том, как сексуальная Дейзи будет выглядеть на моем байке. Мне захотелось воплотить мечту в реальность. Захотелось. Как я и сказал, ублюдок.
Она сглатывает, пока ее пальцы играют с нижней частью моей куртки.
— Когда нам сказали узнать что-то новое, я подумала о чем-то вроде как научиться вязать новый узел.
Это меня не удивляет.
— Это слишком безопасно, Снежинка. Нужно что-то бо́льшее. Вязание для тебя привычно. Выйди за пределы своей оболочки, как и пыталась.
— Управляя мотоциклом? — она спрашивает, ее голос повышается с легкой истерикой. — Это кажется немного экстремальным, не думаешь?
— Нисколько, — я улыбаюсь и беру ее лицо. Ее кожа такая мягкая. — Я буду рядом, направляя тебя.
— Но у меня нет разрешения на вождение. Я не хочу получить штраф.
— Ты не получишь штраф. Здесь никого нет. Так ты собираешься схватить жизнь за яйца и сделать что-то неожиданное, узнать что-то новое?
— Ну, на самом деле, я никогда ничего не хватала за яйца. Даже человека, — ее лицо становится ярко-красным. — Не то чтобы хотела схватить их или еще что, я просто не делала этого раньше, — она наклоняется и говорит: — Я слышала, когда трогаешь яички мужчины, то надо быть нежными, потому что они чувствительны. Это правда?
Моя рука падает с ее лица, и, откинув голову назад, я начинаю смеяться от ее серьезного тона. Она действительно спрашивает меня о яичках прямо сейчас?
— Что смешного? — спрашивает, пихая меня в живот. — Это обычный вопрос.
— Не знаю, — я смеюсь еще больше. — Тебе нравится, когда тебе сжимают сиськи?
Если я думал, что она может покраснеть еще больше, то был неправ. Она опускает глаза и качает головой.
— Я никогда не делала ничего подобного, — поглядывая на меня сквозь длинные темные ресницы, она говорит. — Я девственница.
Меня это не удивляет. Я мог бы догадаться с учетом того, насколько она была защищена. Но она даже не экспериментировала?
С любопытством, я немного толкаю ее.
— Позволь спросить. Ты когда-нибудь целовалась?
Пятясь назад, она качает головой. Нет.
Никогда не целовалась? Эта красивая, полная жизни женщина никогда не целовалась? Эти сладкие губы на ее великолепном лице. Как это вообще возможно?
И почему я чувствую необходимость это исправить?
Потому я не мог не думать о ее губах последние несколько дней. Я хочу знать, какие они на вкус, насколько мягкие, как они будут чувствоваться напротив моих. Приведет ли это к чему-нибудь? Возможно ли это?
Пугающая сторона меня верит, что это может быть правдой, поэтому убираю эти мысли подальше. Я не могу это сделать. Не сейчас, не с Дейзи.
Я смотрю на нее.
— Тебя никогда не целовали, Дейзи?
Она качает головой, не в состоянии смотреть на меня, поэтому я исправляю это. Подняв ее подбородок, заставляя смотреть в глаза. Я приближаюсь, глядя в ее голубые глаза. Проходят долгие мучительные секунды, воздух сгущается. Происходящее опьяняет меня. Только один раз попробовать. Это все, что я хочу.
— Никогда не целовалась, да? Мы просто должны исправить это сейчас?
Взявшись рукой за ее шею, я тянусь вперед, чувствуя, как она дрожит. Я в миллиметрах от ее рта, наши губы едва соприкасаются.
— Скажи, чтобы я остановился, Дейзи. Скажи, что ты этого не хочешь.
Плотно прижавшись к моей куртке, она слегка качает головой.
— Никакая часть меня не хочет говорить «нет», Картер. Я хочу этого. Очень сильно.
— Не так сильно, как я, — бормочу перед тем, как сократить расстояние между нами, соединяя наши губы.
Сначала я даю возможность Дейзи привыкнуть к ощущению, что наши губы прижаты друг к другу. Как только чувствую, что ей удобно, провожу рукой по ее спине и притягиваю ближе. Нужно чувствовать ее на более глубоком уровне, не только на губах, но и с ее телом.
Когда я прижимаюсь ближе, она тихо стонет, ее губы раскрываются, и я проскальзываю языком внутрь, вызывая еще один стон. Это самый сексуальный звук.
Мои мысли затуманены от того, что она никогда не целовалась. Она осторожно проводит руками под курткой, пока ее язык едва касается моего. Ее губы двигаются вместе с моими, будто создавая ритмичный танец нашими ртами.
Чертовски сексуально. Она слегка гладит мои губы, посылая озноб по моей спине. Это не просто поцелуй, не такой, какие у меня были прежде. Горячий, влажный, исследующий, испуганный и взволнованный. И все это с маленькой замкнутой Дейзи.
Это одновременно прекрасно и ужасающе.
В последний раз, прижимаясь к ее губам, я отодвигаюсь. Наблюдая, с гордостью как мудак, когда ее глаза открываются, и вижу похоть, пока она переводит дыхание.
— Никогда не целовалась? Теперь это не так, Снежинка.
Она глубоко вздыхает, касаясь губ рукой. Не волнуйся, Снежинка, они все еще на месте и выглядят так же сексуально, как и всегда. Взглянув на меня с трепетом, она говорит:
— Наверное, нет, — и с самой красивой улыбкой, она добавляет: — Спасибо, Картер.
Вот черт. Я так по уши погряз во всем, что касается этой девушки.
Джейс
Были моменты, когда я нервничал. Когда забил победный гол, подписал контракт в высшую лигу или принимал участие в моей первой крупной игре среди поклонников. Мне пришлось выполнять свою работу.
Но в данный момент я не знаю, как скрыть свою нервозность.
Сидя в арендованном автомобиле, я смотрю на жилой комплекс и делаю глубокий вдох, проигрывая разговор в моей голове. Я обсудил это по телефону со своими адвокатами, которые не считали это хорошей идеей. И с Холлин, которая подсказывала, как смягчить разговор.
Видимо, я схожу с ума. А как иначе?
Господи.
Я смотрю на свои сообщения, останавливаясь над именем Холлин.
Холлин: Просто сохраняй спокойствие. Независимо от того, что она скажет, пытаясь
вывести из себя.
Сохраняй спокойствие, держи себя в руках, не угрожай, говори по существу. Я делаю это ради Джун и Алекс. Я делаю это ради Хоуп.
Закрыв машину, я иду по тротуару к захудалому жилому комплексу, в котором живет Ребекка. Она переехала с того времени, как я был с ней. Видимо, с ней что-то случилось, потому что она не привыкла жить в таком убожестве.
Я прохожу вдоль дверей и поднимаюсь на террасу. Это похоже на переделанный старый мотель, с маленькими квартирами, как из фильма ужасов. Какого черта она здесь живет?
Взглянув на листок с записанным адресом, я замечаю номер квартиры — 2F. Цифры на двери едва заметны, но присмотревшись, я чувствую напряжение. Мое сердце начинает сильно биться, а ладони потеют.
Понимая, что мне нужно просто с этим покончить, я два раза стучу в дверь и жду, пока она ответит. Переминаясь с одной ноги на другую, пытаюсь держать себя в руках, так что у меня нет времени думать о том, что я делаю.
А что я на самом деле делаю? Некоторые люди могут сказать, что я договариваюсь, а не выпрашиваю. Если придется, я встану на колени.
Звук открывающихся замков заполняет ночную тишину, и из едва раскрытой двери появляется голова Ребекки. Когда она видит меня, ее глаза на мгновение расширяются, и озадаченно спрашивает:
— Джейс, что ты тут делаешь?
— Можем поговорить?
Она оглядывается назад в свою квартиру.
— Сейчас не лучшее время. Пусть твои адвокаты свяжутся со мной.
Я останавливаю ее, положив руку на дверь, когда она пытается закрыть ее.
— Я не уйду, пока мы не поговорим, — говорю я твердо.
— Ну, похоже, у тебя будет долгая ночь, потому что сейчас не самое подходящее время, — говорит она сквозь зубы.
— Это хорошее время для меня, так что-либо открывай, либо выходи на улицу. Я не очень терпеливый человек, когда дело доходит до тебя. Поэтому перестань трахать мой мозг, Ребекка.
Слишком сложно сохранять спокойствие.
Она оглядывается на свою квартиру и шепчет:
— Джейс, сейчас не получится.
Пытаясь заглянуть в ее квартиру, я спрашиваю:
— Что, черт возьми, ты там такого скрываешь?
— Ничего. Иди домой. Пусть твои адвокаты позвонят мне.
— Я не…
— Бекка, давай проверим печенье. Думаю, они готовы, хотя я не уверен, — говорит глубокий голос, из-за чего Ребекка закрывает глаза.
Я знаю этот голос.
— Ребекка?
— Нет, — она качает головой и пытается снова закрыть дверь. — Просто уходи, Джейс.
Ни за что. Я больше не буду это терпеть. Я открываю дверь и вхожу в квартиру. Итан, мой товарищ по команде и мой лучший друг выходит в гостиную, надевая фартук, гребаный фартук, держа поднос с печеньем. Что за херня.
— Джейс, — он смотрит на Ребекку, которая опустила глаза, а затем снова на меня.
— Какого хрена ты тут делаешь? — спрашиваю, приближаясь к нему.
— Джейс, остановись, — Ребекка встает передо мной и кладет руку на мою грудь.
Ярость, гнев, злость проходит через мои вены. Не потому, что Ребекка с другим мужчиной. Мне на это похрен. Мой лучший друг, человек, которого я считаю братом. Человек, который знает о попытке Ребекки вернуть Хоуп. Тот, кто был со мной, пока я плакал, черт возьми, над возможной потерей Алекс и Джун. Этот человек стоит передо мной в гостиной Ребекки. И, судя по всему, это не первый его визит. Ублюдок.
— Итан! — теперь я кричу. — Какого хрена ты тут делаешь?
Он ставит поднос на квадратный стол и бросает кухонные рукавицы.
— Слушай, я собирался рассказать тебе об этом.
— Рассказать что? — я бросаюсь к нему, но Ребекка снова останавливает меня. — Что ты, нахер, собирался сказать мне?
Должен отдать ему должное, он не отступает, а делает шаг вперед, готовый к разговору. Он спокоен. Спокойствие. Бл*дь. Я — полная противоположность. Воплощение ярости, с желанием пробить чью-нибудь голову. Предпочтительно его.
— Мы встречаемся, — спокойно говорит он. Господи, на нем гребаный фартук поверх поло, а волосы в беспорядке. Долбаный придурок. Кто этот человек, и что он сделал с моим лучшим другом?
— Вы встречаетесь. Как долго? — спрашиваю с трудом.
— Месяц, — отвечает Ребекка.
Я хватаюсь за волосы.
— Ты был с ней месяц и ничего мне не сказал? Особенно, когда она вернулась ко мне и попросила Хоуп? — я хожу по комнате, пытаясь понять происходящее.
Как мой лучший друг мог так поступить? Как он мог сидеть со мной на диване и наблюдать мои мучения, спорить по поводу моей ситуации и даже советовать, при этом трахаясь с матерью моего ребенка. Да, это нарушение кодекса братанов. Какую херню он заливал своей слабой попыткой поддержать меня?
Джейс, это огромная жертва из всех, которую может совершить человек. Ты должен дать себе время исцелиться. Мудак.
Я не понимаю. Я нихера не понимаю.
— Это все хрень, — я кричу, хватаясь за один из стульев в столовой и бросаю его к стене, не переживая о последствиях.
— Мужик, давай сядем и поговорим.
Моя ярость переключается на Итана. Держа дистанцию, я указываю на него:
— Пошел ты на хер со своим разговором. Ты мертв для меня.
Поворачиваясь к Ребекке, я говорю:
— Откажись от просьбы вернуть Хоуп. Потому что, если ты этого не сделаешь, клянусь своей гребаной жизнью, я сделаю остаток твоих дней кошмаром. Можешь процитировать меня.
Молча, я выхожу из ее полуразрушенной квартиры, проходя мимо старых дверей, и спускаюсь по металлическим ступеням в сторону парковки. Черта с два, моя дочь не будет жить в этой дыре. Порывшись в кармане, достаю телефон. Мне нужна она.
— Джейс.
— Холлин, — выдыхаю я. — Собери вещи и отправляйся в аэропорт. Там будет билет для тебя.
— Что? Джейс, я не могу…
— Я прошу. Ты нужна мне. Не могу объяснить по телефону. Ты чертовски сильно нужна мне.
— Ладно, — она отвечает без колебаний. — Я собираюсь.
Дейзи
— Тормози! Дейзи, тормози.
Картер кричит мне в ухо, когда я пытаюсь справиться с ручным тормозом, дергая его назад. Перед остановкой, я понимаю, что забыла нажать на задние тормоза, из-за чего мотоцикл начинает подниматься, и Картер падает мне на спину.
— Боже мой, — я отлетаю на переднюю часть байка, и моя голова в шлеме ударяется по элементам управления и спидометру, а мощное тело Картера толкает меня еще дальше.
Из-за моей спины Картер наклоняется вперед и глушит байк. С его превосходной силой он возвращает его в состояние равновесия. Я чувствую волнение. Я просто ездила на мотоцикле. Ух ты! С Картером, сидящим прямо позади меня.
— Все, — одно слово, из-за которого я начинаю нервничать.
Буду честной, я не лучший водитель и пытаюсь понять, как управлять мотоциклом. Блин, Картер мог бы получить несколько сердечных приступов из-за меня. Держу пари, что это моя последняя поездка на мотоцикле, учитывая, что я чуть не влетела в забор.
Немного разочарованная, я слезаю с байка, снимаю шлем, и верчусь на месте, пока Картер пытается отдышаться. Он поднимает козырек, и вижу его глаза, выражающие гнев? Или беспокойство? Он нажимает на подножку, слезает с байка и подходит ко мне.
Самое сексуальное действие — клянусь, я не просто говорю это — он снимает шлем и бросает его на землю. Он делает то же самое с моим шлемом, а затем хватает меня за щеки, глядя в глаза.
— Ты в порядке? — он не злится. Он беспокоится… обо мне?
— Да. Но я думаю, ты должен спросить это у своего байка. Он пострадал от ударов больше, чем я.
Он смотрит на байк и снова на меня.
— Его можно заменить, в отличие от тебя. Уверена, что с тобой все в порядке? Ты действительно ударилась об руль.
— Я в порядке.
Не веря моим словам, он продолжает меня осматривать. Его пальцы пробегают по моим щекам, оглядывая меня с ног до головы. Когда он, кажется, доволен, он глубоко вздыхает.
— Черт, Снежинка. Ты не умеешь кататься на байке.
— Эй, это мой первый раз. Спорим, ты не был мистером Джимми Мотоциклом, когда только начинал.
— Джимми Мотоцикл? — я вижу веселье в его взгляде.
— Ага, ну ты знаешь.
— Я на самом д