– Я не причем, Рома. Я вне цепочки.
– В день самоубийства Горошкина его законная супруга действовала по твоей подсказке. И вот чем все это закончилось!
– Чем? – тихо спросил уже сильно взбаламученный Ходжаев.
– Так ты не знаешь, что преданно любившая мужа Татьяна Горошкина, узнав о его смерти, в непереносимом горе тотчас последовала вслед за ним, приняв горсть снотворного и отворив все газовые конфорки?
– Ты выдумал все это, Рома, чтобы меня попугать посильнее?
– Дурачок, этим не пугают. Давай-ка выпьем еще.
Казарян налил Ленчику, налил себе, аккуратно ложечкой кинул в стаканы по три льдинки и только после этого всего позволил себе взглянуть на Ходжаева. Ленчик поплыл. Вроде все по-прежнему, – и поза, и выражение лица, но было ясно – плыл, расплываясь в нечто студенисто-дрожащее.
– Ты выпей, выпей, – подсказал, что надо делать в такой ситуации, Казарян. Проследив, как Ходжаев проделал это, добавил жалеючи:
– Они сочли целесообразным не сообщать тебе пока о ее смерти.
– Почему? – быстро спросил Ходжаев. Все-таки был стерженек в пареньке: он сумел собраться.
– Чтобы ты не беспокоился и не готовил себя к подобным неприятностям. Чтобы, когда обнаружится надобность, брать тебя доверчивым и тепленьким.
– Ты считаешь, что такая надобность обнаружится?
– Она уже обнаружилась, Ленчик. По моим сведениям и догадкам, они извещены о том, что третьи лица знают о твоей связи с покойной ныне Татьяной. Ты же сам знаешь, они любят делать дела один на один. Третьи лица им пока недоступны по многим причинам, и поэтому, чтобы занять привычную и выгодную позицию «один на один» они уберут тебя. Они не хотят, чтобы твоя осведомленность стала козырем в руках третьих лиц, чтобы ты удвоил количество их противников.
Мадонна совсем распустилась. Даже по голосу можно было понять, что она полуголяком исполняет нечто непристойное.
Ходжаев опять думал. Много ему сегодня думать приходилось. Наконец, решительно хлебнув из стакана, понял, что хотел Казарян:
– Ты хочешь, чтобы я дал тебе информацию...
– Не мне, – резко перебил Казарян. – Третьим лицам.
– Третьим лицам дал информацию, – монотонно продолжил Ходжаев, – о том, кому, от кого, куда и как. Короче, вам нужны связи и имена. Так?
– Наверное, так. – Согласился Казарян. – Но просто передача информации, к примеру, мне одному, никак не защитит тебя, Ленчик.
– Что ты можешь предложить?
– Завтра в десять утра ты под мой протокол и магнитофонную запись в присутствии двух свидетелей подробно и от самой печки поведешь рассказ о твоем сотрудничестве с ними...
– Твои свидетели – Смирнов и Спиридонов? – спросил Ходжаев.
– А ты неплохо информирован и с этой стороны. – Казарян встал. – Да или нет, Леня. Альтернатива, как говорят сегодняшние вожди.
– Как я понимаю, вы после моего рассказа известите их, чтобы они знали о козырях в ваших руках, – продолжая сидеть размышлял Ходжаев, – на первых порах они поостерегутся, но потом-то обязательно меня достанут.
– У них в ближайшее время не станет «потом», Ленчик, потому что их не будет вообще.
– Они будут всегда, – уверенно предрек Ходжаев и тоже встал. – Но ты прав, у меня нет другого выхода.
– Значит, завтра, в 10 утра. – Казарян глянул на свои наручные часы и уточнил: – Через двенадцать часов тридцать минут.
Стоял в ожидании Ходжаев, стоял в ожидании Арсенчик. В ожидании, когда оденется и выметется Казарян. А тот, зараза, не спешил. Стряхнул с плаща незаметные невооруженным глазом пушинки и пылинки, переложил из кармана пиджака в карман плаща сигареты и зажигалку, поморгал, вспоминая что еще ему необходимо сделать, вспомнил и сказал Ходжаеву, делая вид, что конфиденциально, но так, чтобы слышал Арсенчик:
– Да, чуть не забыл. Обязательно заведи себе личную охрану, Ленчик, обязательно!
– У меня Арсенчик.
Слегка повернув голову, Казарян посмотрел на Арсенчика и приказал:
– Подай-ка мой плащ.
Арсенчик продолжал стоять столбом. Ходжаев усмехнулся и ласково попросил его:
– Помоги, Арсенчик.
Арсенчик снял с вешалки плащ и развернул его так, чтобы Казаряну было удобно влезть в рукава. Нарочито медленно влезая в рукава, Казарян внезапно и резко лягнулся, норовя попасть Арсенчику по яйцам, но уже готовый к неприятным неожиданностям горячий кавказец отскочил от него и сунул руку подмышку. И все-таки опять опоздал: развернувшийся на каблуках Казарян уже держал в руке увесистую игрушку с семью зарядами. Игрушка смотрела Арсенчику в пупок. Подняв ее чуть повыше, Казарян распорядился:
– Одну ручку из-за пазухи быстро и обеими ручками к стене! – Арсенчик стоял как в детской игре «Замри»! – Сразу я тебя убивать не буду. Для начала сделаю дырку в легких... Ну!
По казаряновским вдруг опустошившимся глазам Арсенчик понял, что сейчас тот выстрелит, и, повернувшись, двумя руками оперся в стену. Оценив позу, Казарян дал уточняющее распоряжение:
– Выше, выше ручки и ножки пошире!
Арсенчик – деваться было некуда – выполнял, что потребовали. Казарян подошел к нему, уперся своей игрушкой в его поясницу, вытянул из-за пазухи новенький «ПМ», одним движением щелкнул обойму, помогая рукой с игрушкой, выбросил патрон из ствола и запустил пустой макаровский пистолет по длинному коридору.
Отходя от Арсенчика, отфутболил попавшую под ноги обойму.
– Завтра в десять! – напомнил он Ходжаеву, уже стоя в дверях, и, закрывая их, добавил: – Так заведи себе личную охрану, Ленчик, очень тебя прошу!
Из-за закрытой двери последним приветом донеслось арсенчиково:
– Я тебе все припомню, дорогой армянский гость!
Без семи десять, а точнее – в двадцать один пятьдесят четыре Сырцов довел секретаря до новой его конспиративной квартиры, убедился методом подслушивания и наблюдения с лестничной клетки шестого этажа на противоположной стороне улицы, что вождь твердо решил приступить к ночному отдыху, спустился вниз, нашел телефон-автомат и в двадцать два двенадцать доложил Смирнову:
– Улегся на ночь. У нас есть смысл поговорить.
– Ух, как ты кстати, Сырцов! – громыхающе обрадовался в телефонной трубке отставной полковник. – Ты не очень устал?
– Терпимо. На сегодня еще что-то имеется?
– Вместе со мной смотаться за город, неподалеку. В дороге и поговорим.
– Заметано. Буду у вас через пятнадцать минут.
Ровно в половине одиннадцатого Сырцов звонил в спиридоновскую бордовую дверь. Открыл полностью экипированный для поездки Смирнов.
– Я готов. – Оценив ситуацию, доложил Сырцов.
– Чаю выпьешь и кусок мяса слопаешь, тогда и поедем. – Наперед решил Смирнов и, стянув с Сырцова куртку, повел его на кухню к Варваре.
В двадцать два пятьдесят они уже катили в смирновской «Ниве» по бульварному кольцу. Баранку вертел Сырцов.
– По Ярославке и там за Калининградом к дачному поселку старых большевиков. – Дал маршрут Смирнов.
– Это в запретке, что ли? – спросил Сырцов и, поймав подтверждающий кивок Смирнова, со знанием дела уточнил маршрут. – Туда через Новые Мытищи не попадешь: направо одни кирпичи и рогатки. Крюк здоровый через Тарасовку надо делать.
– Надо так надо. – Согласился Смирнов.
Свернули на Трубной и по Цветному к Самотекам. Смирнов сидел истуканом, смотрел вперед, молчал, и Сырцов не выдержал:
– Чего же не спрашиваете-то?
– Ты без вопросов отчитаться должен. Ты на службе, Сырцов, – не поворачивая головы, напомнил Сырцову о зависимом его положении Смирнов.
– А вы, Александр Иванович, когда начальствовали, сильно, наверное, в отделе лютовали, – зловредно предположил Сырцов.
– Я не лютовал, я занудствовал. – Признался Смирнов.
– Так я рассказываю? – полувопросом предположил Сырцов и, не получив возражений, приступил: – Зацепил я его уже вчера. Осел у сестринского подъезда и ждал. С утра она по ближним магазинам бегала, а к часу дня в центр двинулась, к «Детскому миру». И в толкучку – еле ее не упустил. В толпе они с братцем и встретились. Я его не сразу и узнал. Он что – усы отпустил, Александр Иванович?
– Пять дней тому назад он вроде бы без усов был. Казарян обязательно отметил бы эту весьма пикантную подробность.
– Значит, фальшивые приклеил, конспиратор! – страшно обрадовался Сырцов.
– Вечно живые большевистские традиции! В минуту опасности Владимир Ильич сбривает усы, а Юрий Егорович в такой же ситуации их приклеивает. Ты пешком был?
– По другому не мог. Сестрица метрополитеном пользуется.
– А как ему не дал уйти? Он же, наверняка, был с автомобилем.
– Ну, тут целая история. Когда сестрица тайно – ужасно все это смешно, Александр Иванович...
– Смейся, смейся громче всех, милое создание! Для тебя веселый смех – для меня страдание! – осуждающе полунапел Смирнов.
– Ну, ей богу, смешно! – оправдался Сырцов и продолжил: – Передала она, значит, ему тайную бумажку, и они, как по команде, в разные стороны. Я, естественно, за ним и тут дотюкиваю, что он явно на автомобиле, который, наверное, стоит в единственно возможном здесь месте – на Неглинке. Я его отпускаю и начинаю ловить левака, для завлечения сотню вруке держа. Слава богу, быстро один клюнул. Подкатили мы к стоянке как раз: Юрий Егорович влезал в машину.
– В «Мерседес»? - опять перебил Смирнов.
– Нет. В трепаную такую «шестерку». Они тронулись, мы – за ними. Левак – неумеха, тупой, как валенок, но заработать очень хотел – старался. «Шестерка» не проверялась, слава богу!
– Да что же ты имя божье всуе поминаешь, как баба! – почему-то разозлился Смирнов. – Излагай под протокол, ты же мент!
Обиженный Сырцов замолчал, оправдывая свое молчание сложным поворотомс Трифоновской на проспект Мира. Хотя какая уж сложность: ныне Москва после десяти – пустыня. На Крестьянском мосту остывший Смирнов извинительно сказал:
– Что ты, как красна девица, обижаешься? Давай дальше.
– Я под протокол сейчас не могу, – покочевряжился Сырцов и опять всуе помянул имя божье: – Я как бог на душу положит... В общем, доставлен был наш Юрий Егорович в Лялин переулок. Там какая-то хитрая ветеранская контора. Юрий Егорович в ту контору направился, а «шестерка» уехала. Тут я рискнул: дал двести леваку в задаток, ключи от своей «семерки» и пообещал ему еще триста, если он ее сюда пригонит как можно быстрее. Пятьсот, Александр Иванович, впишите в непредвиденные расходы.
– Успел, следовательно, твой левак, – догадался Смирнов.
– Успел. У этих, видимо, какое-то совещание было, а совещались они по старой привычке долго. Вот и успел. Когда подпольщики расходились, я кое-кого помимо нашего клиента узнал, Александр Иванович.
– Всех отдельным списком, – распорядился Смирнов.
– Уже готово. Ну, а далее – дело техники: вернувшаяся «шестерка» возила его по городу, а я фиксировал связи.
– Что-нибудь перспективное имеется?
– Определить перспективность связи можно, когда ты в курсе дел, – на это разозлился Сырцов. – А вы используете меня в темную.
– Докладывай по очереди. – Смирнов никак не отреагировал на этот бунт.
– По очереди я изложил на бумажке, которую передам вам.
– Неужто за два дня ничего любопытного, тебя заинтересовавшего?
– Почему же! Две дамочки ничего себе из конторы покойного моего клиента и тихий магазинчик в Госпитальном переулке. Странный какой-то. Никого в нем нет, а в нем все есть.
– Не пускают в него?
– Ага! На стекле написано, что для ветеранов и по пропускам.
– Еще что?
– Посещение шикарной совместной фирмы на Таганке, на Большой Коммунистической...
– На свою улицу попал, – хихикнув, констатировал Смирнов.
– Ага. Но, главное, что из офиса они вместе вышли: Юрий Егорович и совместный пахан, глава фирмы...
– Почему решил, что глава?
– Два клерка провожали, и сел в лучшую иномарку с шофером... Я правильно решил? По тому, как оживленно они беседовали, по автомобилям рассаживаясь, я думаю, что глава двинулся с места в связи с визитом нашего Юрия Егоровича.
За разговорами они проскочили путепровод на Ярославской, Лосиный Остров, Лось, Перловскую и выскочили к Мытищам.
– Тут по прямой километра три-четыре, а нам еще колесить и колесить. – Прервав рассказ о похождениях партийца, с неудовольствием заметил Сырцов, плавно добавляя скорость.
– Постоянное место жительства у него где теперь? – спросил Смирнов.
– У бабы, – охотно поделился сведениями Сырцов. – Ядреная такая бабенка лет тридцати пяти, бойкая, веселая, ласковая к конспиратору. Администратор-распорядитель в валютном гастрономе.
– Ишь как народ любит наш вождь: и из кино у него дамочка, и из валютного гастронома... А со своим домом он связь держит?
– Сегодня дочка на «Мерседесе» к метро «Кировская» подкатила, он ей пакет вручил, по-моему, деньги.
Развернулись у Пушкино, свернули в Тарасовке и запрыгали на колдобинах одряхлевшей асфальтовой полосы. Неряшливые поля, загаженные перелески, перекопанный водовод... И вдруг рай земной: сосны до небес, тишина на гектарных участках, светящиеся и во тьме близкие купы берез и клена.
– Улица Куйбышева, 10, угол Орджоникидзе, – подсказал адрес Смирнов.
– Найдешь тут... – раздраженно откликнулся Сырцов, довел машину до первого перекрестка, осветил угол и прочитал: – Кирова.
– А за углом? – поинтересовался Смирнов. – Поверни направо.
– Куйбышева, – облегченно отметил Сырцов и, минуя дачные ворота, добавил: – Двадцать два.
– Давай в обратную сторону, – приказал Смирнов. – Железная дорога, слева, а нумерация в поселках всегда от станции.
Не дача, не коттедж, не вилла, не шале – средней величины замок за забором из стальных трехметровых пик, воткнутых в железобетонный фундамент, кованые ворота с проходной, у дубовых дверей проходной кнопка звонка. Смирнов нажал на кнопку. Звонка не было слышно, но через мгновение негромкий радиоголос спросил из малозаметной решетки в стене проходной:
– Кто вы?
– Смирнов, Александр Иванович Смирнов. Мы договаривались с Александром Петровичем.
– Въезжайте, – так же тихо разрешил голос, и кованные ворота беззвучно разъехались в стороны.
Александр Петрович встретил у лестницы парадного входа. Он стоял и ждал, когда Смирнов с Сырцовым выберутся из «Нивы» и подойдут. Рядом на всякий случай стояли, воинственно держа ноги на ширине плеч, двое молодцов в коже.
Успев на ходу оценить обстановку, подошел Смирнов, протянул руку для рукопожатия, ненавязчиво полюбопытствовал:
– Нас у крыльца встречаешь, а кого у ворот?
– У ворот пока никого не встречал...
– Но надеешься встретить, – докончил за него фразу Смирнов и познакомил: – Георгий Сырцов – Александр Петрович Воробьев.
Богатырей в коже Смирнов не заметил. Богатыри остались внизу, а трое поднялись по лестнице.
В каминной за карточным столом сидела еще одна троица.
– Александр Иванович Смирнов – мои друзья. – Мстя за богатырей, представил только одного Смирнова Александр Петрович. – Братцы, у меня с Александром Ивановичем разговор минут на пятнадцать, мы сейчас в кабинет. Вернемся – я всех конкретизирую.
– Конкретизирую, конкретизирую, – бормотал, удивляясь воробьевским лингвистическим изыскам, Смирнов, по винтовой лестнице следуя за хозяином (Сырцов – за ними). Вошли все трое в кабинет, и Смирнов, наконец, понял, что скребет в словечке «конкретизирую»: – Почти кастрирую. «Я вас всех кастрирую!» Александр Петрович, а что их всех, действительно, кастрировать?
– Не будем утруждать себя, – подыгрывая Смирнову, ответил хозяин, усаживаясь за ампирный, красного дерева, письменный стол. – Их образ жизни и время уже поработали за нас: они все импотенты.
– А ты, Петрович? – бестактно полюбопытствовал Смирнов, усаживаясь в опять же красного дерева короб полукресла.
– А я – нет, – без обиды откликнулся Александр Петрович. – Насколько я понимаю, исследование моих половых потенций – не главная цель вашего визита?
– Не главная, но одна из главных, – условно согласился с ним Смирнов и, как бы только-только заметив, что Сырцов стоит, подчеркнуто удивился: – А ты, Жора, почему стоишь? Садись, в ногах правды нет.
– Но нет ее и выше, – цитатно добавил Александр Петрович и поинтересовался, наблюдая, как садится на диван Сырцов: – Выходит, и вы, Александр Иванович, теперь при охране?
– Жора – не охрана. Жора – друг и соратник, – намеренно серьезно сказал Смирнов. – И у нас с ним к тебе дела.
Александр Петрович с ласковой улыбкой следил за тем, как Смирнов достал портсигар, достал зажигалку, извлек папиросу и закурил. Спросил:
– Надеюсь, вы писать меня не собираетесь?
– Не собираюсь, – Смирнов затянулся из беломорины ядовитым дымом, получил удовольствие и заговорил: – Говорят, ты своих ховринских к делу приспособил, детективное агентство открыл, и все бывшие рэкетиры – ныне добропорядочные сторожа правопорядка. Говорят, а?
– Говорят, – согласился Александр Петрович.
– А на самом деле?
– И на самом деле.
– Тогда у нас к тебе деловое предложение. Нам нужны человек пять, умеющих, я подчеркиваю, – умеющих – вести круглосуточную слежку.
– Это дорого, Александр Иванович.
– А ты расстарайся бесплатно, как в прошлый раз.
– В прошлый раз я был в деле. Нынче же, я думаю, вы меня в дело не возьмете. Так что бесплатно не получится.
– Ты бы в это дело и не вошел бы, – решил за него Смирнов. – Ну, раз не бесплатно – заплачу.
– Разбогатели?
– Нет. Просто на этот раз мою работу финансируют. Так как же?
– Пятеро... – Александр Петрович ненадолго замолк, скользя мысленным взором по шеренге своей старой гвардии. – Пятерых, пожалуй, найду. Впрочем, конкретно будете договариваться с главой агентства Николаем Сергеевым. – Не откладывая дело в долгий ящик. Воробьев из ближнего ящика (выдвинул из тумбы письменного стола) взял визитную карточку и протянул Смирнову: – По этому телефону вы можете беспокоить его круглосуточно. Я предупрежу.
– Коляша... – радуясь успехам старого знакомого, душевно приговаривал Смирнов. – Англичанин. Растут же люди!
– Он же и счет выпишет, – добавил Воробьев. – Чтобы все по закону.
– Оплатим, – беспечно согласился на все Смирнов. – И еще. По поводу сугубо приватной экипировки – моей и моих друзей. Возможности имеются?
Александр Петрович молчал, глядя в сторону Сырцова, в сторону. Но мимо. Тот понял взгляд и поднялся с дивана.
– Где мне пока побыть?
– Направо, через дверь, комната с телевизором, – направил его Александр Петрович и, дождавшись сырцовского ухода, укорил: – Что ж вы так?
– А как? – искренно удивился Смирнов.
– О таких вещах я позволяю себе говорить только один на один и то с надежным клиентом. Что надо?
– В запас троечку пистолетов.
– Всю вашу команду я вооружил в прошлый раз, – перебил Воробьев. – Я всегда опасаюсь расширения круга осведомленных и вооруженных.
– Вооруженные будут, а осведомленных – нет, – твердо пообещал Смирнов и продолжил список: – Таких же как в прошлый раз, я подчеркиваю – таких же, десяток переговорников, десяток закрытых фонарей помощнее, наручников пяток, направленная дистанционная подслушка, ну, и мне вездеход пошустрее и догонялам две машинки побыстрее. Автомобили, естественно, в прокат.
– Большие деньги, Александр Иванович, – опять напомнил Воробьев.
– Не смущает, Александр Петрович, – успокоил его Смирнов, воткнул в малахитовую пепельницу чинарик беломорины так, чтобы тот торчал вертикально, полюбовался на сие абстракционистское произведение и спросил: – Когда будет исполнен заказ?
– На подслушке будет работать мой человек. Конфиденциальность – стопроцентная гарантия. В вашем распоряжении с завтрашнего утра. Автомобили с оформленными доверенностями – завтра к середине дня. Скажите только на кого. Все остальное сегодня, сейчас будет отгружено в задок вашей «Нивы». – Воробьев для порядка опять перечислил заказанное: – Три пистолета, десять переговорников, десять спецфонарей, пять наручников. Ничего не забыл?
– Ничего, – подтвердил Смирнов.
– Тогда я пойду отдать необходимые распоряжения и вашего Сырцова пришлю.
Александр Петрович вышел, а Сырцов вошел, упрямо устроился в тот же самый угол на диване и сказал так, между прочим:
– Один из картежников контактировал с Юрием Егоровичем.
– Подробнее, Жора.
– Да я вам уже докладывал их встречу. Совместный поход с Коммунистической, помните? В иномарке и с холуями?
– Где он здесь сидит?
– Спиной к камину, греется, сволочь!
– А, может, и не сволочь. А, может, честный законопослушный гражданин.
– Честные в «мерседесах» не ездят!
– Пора, пора, Жора, по каплям выдавливать из себя совка... Он тяжелый такой, брыластый, с залысинами? В бежевом костюме?
– Он, скотина!
– Жора, я же сказал...
– Да по роже, по роже видно, что скотина!
– Не ори, – морщась, посоветовал Смирнов и согласительно добавил: – Возможно, ты и прав, не личико, а, как выражались наши клиенты в старину, братское чувырло.
– Это у кого? – входя, быстро спросил Воробьев.
– С вами поосторожней надо, – недобро сказал Смирнов. – У дверей стояли, подслушивали?
– Подходя, в коридоре услышал, – тоже неласково поправил Воробьев.
–...Ну, а братское чувырло – знакомец наш с Огарева...
– С Октябрьской теперь, Александр Иванович, – уточнил Сырцов.
Не садясь, Воробьев внимательно по очереди оглядел бывших ментов, удовлетворился увиденным и монотонно информировал:
– Слухач со спецмашиной для получения задания будет у вас в восемь утра, Коляша ждет вас с половины девятого до девяти на старом месте, инструментарий в багажнике вашей «Нивы»...
– Ключи от машины-то у меня... – в некотором недоумении произнес
Сырцов.
– Ребят обижаете, дорогой Георгий! – почему-то обрадовался Александр Петрович и предложил: – С делами покончили и теперь к гостям...
Трое, сомкнув поредевшие на одного человека ряды, упрямо продолжали играть в покер. Воробьев представил их по одиночке:
– Малявко Сергей Ефремович. Бизюк Лев Михайлович. Прахов Василий Федорович. Каждый из троих вставал и, не выпуская из левой руки умело закрытые карты, правой жал протянутые руки Смирнова и Сырцова.
Без шеи, тяжелый брыластый и с залысинами – Прахов Василий Федорович. Василий Федорович, Василий Федорович... Потеплело, совсем тепло, горячо! Записочка в кармане Курдюмовской куртки: «Позвонить Вас. Фед.». Не этому ли? Звенело уже: этому, этому, этому!
Смирнов зевнул от нервности и, чтобы не смотреть на Василия Федоровича Прахова, стал смотреть на Александра Петровича Воробьева. Тот воспринял этот взгляд как намек и скомандовал:
– Карты в сторону! Александр Иванович торопится!
Видимо, услышав воробьевскую команду, два кожаных богатыря распахнули двери, вкатили в гостиную два сервировочных столика и стремительно расставили на длиннющем египетском комоде все необходимое для обильного а ля фуршета.
Освобожденные сервировочные столики, слегка позванивая колесиками,
уехали откуда приехали, и Воробьев возгласил:
– С устатку, для удовольствия, на посошок – прошу.
Хряпнули. Четверо с устатку и для удовольствия, пятый – на посошок, а шестой не пил – ему еще баранку крутить. Закусили быстро и хряпнули по второй. Выпив, Смирнов виновато глянул на непьющего Сырцова и, наливая себе третью, последнюю, оповестил всех:
– Ну, нам пора.
Пользуясь благовидным предлогом – спешным отъездом столь милых людей, четверо также налили себе по третьей. Все пятеро подняли рюмки до уровня глаз, молча покивали друг другу и, как и следовало ожидать, выпили до дна.
Александр Петрович Воробьев провожал их. Втроем вышли на крыльцо. Смирнов глубоко вдохнул в себя целебный загородный воздух, оглядел окрестности и предложил Сырцову:
– Ты иди мотор разогревай, Жора, а я через пару минут к машине подойду.
Сырцов ушел. Глядя в его кожаную спину, Смирнов спросил:
– Опасаться знаешь кого, Саша?
– Знаю, – уверенно заявил Воробьев. – Душегубов.
– Ну, тогда как знаешь, – поняв, что Воробьев не откроется, решил не продолжать разговор Смирнов. – Завтра я, как штык, в восемь тридцать у Коляши. Что же, спасибо тебе, Александр, и до свидания...
Молчали до кардиологического санатория «Подлипки». Прибавив скорости после разворота, Сырцов спросил:
– Василий Федорович с двух концов зацеплен? Так?
– Так, Жора, так. – Смирнов сделал сладострастные потягушеньки, напряженными мышцам бедра ощутил присутствие в кармане брюк портсигара и, вытащив его, пристроил беломорину в угол рта. – Лет через десять хорошим сыскарем станешь. Глаз есть!
– Я и сейчас неплох, – обиженно возразил Сырцов.
– Сейчас ты неплох, а через десять лет будешь хорош.
Не хотел открываться Смирнов, твердо решив задействовать Сырцова на локале. Дело, понятно, хозяйское, а, его, Сырцовское, дело безусловно телячье. Сырцов обиделся до Остоженки.
У Спиридоновского дома из «Нивы» перелез в «семерку» и уже в отвинченное автомобильное оконце потребовал от Смирнова инструкций:
– Что у меня завтра?
– Отдохни как следует – опять же вот сюда. – Смирнов пальцем указал место, где завтра, а точнее – сегодня утром должна находиться «семерка» с водителем. – Оговорим твое задание на свежую голову.
Сырцов, позабыв попрощаться, рванул с места, а Смирнов, войдя в подъезд, гулко застучал палкой по плиточному полу. Он открывал вторые двери, когда за его спиной робко поздоровались:
– Здравствуйте, Александр Иванович!
Смирнов недолго постоял, не оборачиваясь, – ждал, когда испуг и бледность уйдут с лица, потом повернул голову. В углу подъезда существовала плохо просматриваемая человеческая фигура.
– Здорово, коль не шутишь, – медленно произнес Смирнов.
Фигура выдвинулась на противный свет вестибюльных неоновых палок и, старательно показав себя, назвалась просительно:
– Я – Демидов из МУРа. Не помните, Александр Иванович?
– Помнить-то помню. – Смирнов переложил палку из правой руки в левую. – Помню, что ты меня года два тому назад «Живым воплощением» обозвал. Помню, помню. Только ты зачем меня так пугаешь?
– Я не пугаю, я не хотел пугать. Я просто спрятался, чтобы Жора меня не увидел. Мне необходимо с вами один на один поговорить, Александр Иванович.
– Говори, – предложил Смирнов.
– Стоя неловко как-то. Пойдемте во двор, если можно. На скамейку сядем.
– Сядем на скамейку. Сядем на скамью... – бормотал про себя Смирнов, без словесного согласия направившись во двор. – Все со временем сядем...
Демидов, напугав, стряхнул с него дневные заботы, и он увидел ночь, московскую ночь. И переулок круто бежавший к Остоженке и на небо. И небо без звезд, тьмой павшее на разнокалиберные переулочные дома. И желтоглазые дома – одноглазые, трехглазые, пятиглазые – смотревшие этими глазами на него, родного...
Демидов молча сидел рядом, не шевелясь, беззвучно дыша, – проникся Смирновским настроением. Заметив, наконец, что Смирнов пошевелился, откашлялся и просительно спросил:
– Можно начинать, Александр Иванович?
– Если хочешь, начинай...
– Странные вещи происходят у нас в конторе и рядом, – решительно начал Демидов, но Смирнов задумчиво перебил:
– А можно так говорить: «вещи происходят»?
– А как же иначе? – удивился Демидов и продолжил: – Очень странные. И крепко связанные с КГБ.
– Ты зачем мне служебные секреты раскрываешь? – лениво поинтересовался Смирнов.
– Мне с кем-нибудь поделиться надо своими сомнениями и подозрениями. С кем же, как не с вами?
– С живым воплощением то есть, – допер, наконец, Смирнов.
– С человеком, которого я уважаю, – твердо поправил Демидов.
– Ну, я думаю, что ты уважаешь не одного меня.
– Те люди не из нашей конторы. А из нашей конторы уважаю только вас.
– Тем более, что я уже не в вашей конторе. Говори.
Хоть так неудобно на гнутом для расслабки реечном парковом диване, Демидов сидел будто аршин проглотил, с прямой спиной, с прямой шеей, с ориентированным на прямоту спины и шеи затылком – торчком. Сделал губы трубочкой, звучно втянул в себя воздух и приступил к повествованию. Точно по газете читал:
– В последнее время говорят о самоубийстве предпринимателя Горошкина, который в недавнем прошлом был видным партийным функционером. Наша бригада, в составе которой находился и я, приступила к дознанию по факту самоубийства. Была проведена первоначальная работа, давшая весьма любопытный результат: многие нестыковки в версии о самоубийстве. Однако, в связи с тем, что во время обыска на квартире Горошкина была обнаружена весьма солидная сумма в валюте, группа КГБ, которая по своей инициативе появилась на месте предполагаемого самоубийства сразу же вслед за нами, эта группа потребовала передать дело Горошкина ей, что нашим начальством и было сделано. Последнее, что успел сделать по этому делу я, это запросить вдову, которая была, естественно, в горе, но лишать себя жизни в связи с гибелью мужа не собиралась. Но, оказывается, собиралась. Милиция успела всего лишь зафиксировать самоубийство вдовы, как вся наша бригада была окончательно отстранена. Я, Александр Иванович, пришел к выводу, что обе версии – версия о самоубийстве Горошкина и версия о самоубийстве вдовы, основаны на примитивных внешних фактах и не выдерживают серьезной критики. Я уверен, что это убийство, замаскированное под самоубийство.