- Газ, у тебя ничего не болит? – спросил я, на что мой друг отрицательно махал головой, как и на другие мои вопросы.
Сейчас я не смог добиться его внимания своими тщетными силами и понял, что должен поговорить с ним на привале вечером.
Но с привалом дела были плохи. Когда мы спустились с горы, то оказались в болоте, которого сперва не заметили. Деревьев становилось всё меньше и меньше, и луна освещала болотные кочки своим голубым светом. Звуки ночи здесь были другими, и вместо маленьких и шумных птиц здесь чаще слышался филин да бульканье выпи. Воды было по щиколотку и только кочки мешали идти прежним темпом. Мы продолжали уверенно двигаться в сторону маленькой горы, на которой планировали заночевать.
Но воды становилось всё больше и больше, и теперь мы наоборот старались идти по кочкам, чтобы не провалиться. В конце концов, когда воды стало выше колена, то мы поняли, что пройти напрямик не получится, и начали искать места для ночлега. Газ уже оживился и скакал по кочкам с энтузиазмом, как будто вышел из гипноза своих дум и размышлений. Он побежал правее, а я продолжал двигаться прямо, всё глубже и глубже утопая в болоте. Но вдруг кочки кончились и внезапно передо мной раскинулось небольшое озерцо, которое питало болото. Прямо на противоположном берегу шла вверх та самая гора, на которую мы хотели взобраться. Но, к сожалению, обойти озерцо не получалось – было слишком глубоко.
Меня окликнул Газ. Я пошёл на его голос и, о счастье, он стоял на островке, сухом, просторном и прочном. Здесь и заночуем.
- Отлично! – искренне обрадовался я и скинул с себя неподъёмный рюкзак.
Пока я разложил еду, мой друг развёл костерок. Он получился довольно большим, и я с радостью решил просушиться. Но ещё счастливее оказались комары, которые прилетели к нам на огонёк. Как назло мне пришлось сидеть без кофты и меня всего покусали. Наконец я оделся и мы начали трапезничать.
- Ну, как оно? – на удивление, первым разговор начал Газ.
- Ух, хорошо, только холодно, - пожаловался я.
- Нормально, - равнодушно заявил друг. – Эх, а ведь Балто знал об этом болоте, а!
- Да, если бы мы не свернули с пути, то всё обошлось бы.
- Ну, чего уж теперь. Знать бы только где мы находимся?
- Не мудрено знать, - похвастался я. – Кода я вперёд прошёл, то к холму нашему вышел. Так что мы почти дошли до места, только вода мешает – не добрались бы.
- Тогда прекрасно, - выдохнул Газ. – Утром встанем, по солнышку глянем, гора справа, да и выйдем в лес.
- Эх, так бы завтра после обеда уже б на месте были, - расстроился я.
- Ничего, будем, - успокоил Газ. – Ты, это, прости, что я такой сегодня, - начал друг.
Но я промолчал, ожидая, что он назовёт причину. Только Газ упрямо молчал.
- Так что с тобой? – напрямую спросил я. Эх, что за привычка в последнее время – всё делать напрямую.
- Да, - с душой махнул рукой Газ. – Ну его!
- Ну, хоть повеселел, - ободрил я скорее себя, чем друга.
- И то верно! Эх, сколько там на часах?
- Полпервого, - ответил я. – А спать сосем неохота.
- Во-во! Давай партеичку? – предложил Газ, доставая из рюкзака колоду карт.
- А давай! – согласился я.
- Ну, на, тогда, сдавай, а я пробегусь – веток насобираю.
И Газ пошлёпал болотниками по воде, потом послышался хруст веток, потом опять шаги, и скоро он пошёл по кочкам и плеск стих.
Я давно раздал карты, разложил спальник и, подумав, залез в кармашек и достал оттуда спичечный коробок. Вот он, большой и широкий, вспомнил почему-то скромные родные балабановские. Просто смешно и не вовремя. Но это только потому, что я колебался. Подумав ещё немного, я выдвинул коробок наружу. В нём лежали две записки. Одну из них Алу оставила мне под канем лично, а вторую у себя под подушкой. Я развернул первую…
«***.
Прости меня. За всё, за всё прости меня, прошу! Может, я была дурой с самого начала, может, из-за меня схватили Кодиака. Может быть, всё из-за меня, но я есть, какая есть. Я говорю это, потому что доверяю только тебе. Не думай, что я лестно о тебе отзываюсь, но это так. К несчастью, это может быть только из-за того, что мне больше просто некому доверять, прости! Прости за то, что заставила тебя лезть в администрацию, а ты сделал это только из-за меня, я знаю! Прости, что заставила тебя спасать Коди, прости, что в этой драке не смогла прикрыть тебя, прости! Я так много натворила и так много бед принесла тебе, что не знаю, как искупить свою вину перед тобой. Прости!
А ещё я очень многое скрывала от всех, и даже от тебя. Да, я сказала, что доверяю тебе, но… так получилось, я снова виновата. При встрече, что, дай Бог, ещё случиться, я расскажу тебе всё. Дай Бог мне ещё раз увидеть тебя! Хоть на минуточку! Я знаю, быть может, ты уже у себя на Родине, быть может, ты уже решил забыть всех нас и порвёшь это письмо, но знай, что я никогда не порву твои письма. Увидеть бы тебя, только чтобы наяву извиниться перед тобой.
Хоть я просила вас всех не волноваться, знай – всё может пойти наперекосяк, и поэтому прости. Если я дорога тебе, прости меня за то, что я так поступила, что я рискнула. А я тебя давно простила, и надеюсь, что ты меня поймёшь, ведь Tout comprendre, c’est tout pardoner. [3]
Слишком много «прости» в одном письме, но оно совсем не может выразить тех чувств, что я испытываю, и за это я вновь прошу извинений.
До свидания, или же прощай, мой милый Друг.
Твоя Алу.»
Ох… я застыл, будто бы по мне полз ядовитый скорпион. А внутри всё горело от стыда, будто бы этот скорпион всё-таки ужалил меня. Ох, как я виноват перед ней! Не Алу виновата, а я, я! Я не видел, что твориться у неё на душе, не поддержал, не помог. Как часто я хотел поговорить, а случай не давал нам… Но нет, нельзя оправдывать себя случаем, виноват только я, я! И я должен был найти её и извиниться, не она, а я!
После письма мне стало совсем плохо. Дурные мысли и воспоминания лезли в голову, и я заплакал. Тихо, без всхлипов и голоса. Даже лицо моё не исказилось, а слёзы текли и текли. Газ ещё был далеко и продолжал искать деревья, коих на болоте было мало, и я оставался наедине со своими дурными мыслями.
Я вспоминал самые неприятные моменты: драку, погоню в переулке, даже неприятные моменты из детства.
Я вспомнил, как дядя подарил мне на день рождения большую блестящую машину с педалями. Это было бесподобно! В мой четвёртый день рождения я весь день не слезал с неё и мои друзья так же счастливо катались на моей машине. В тот же день её переехал пьяный мужчина на грузовике, который врезался в наш забор. Я выбежал на улицу на звук мотора и увидел, как моя блестящая, новенькая машинка торчит своим покореженным остовом из-под колеса пьяницы. Сначала я закричал и сразу же заревел навзрыд. Я плакал, и не снаружи лились слёзы мои, а внутри. Эти детские слёзы запомнил только я, а тот мужчина, что вывалился из кабины и сразу упал на землю, не способен был проявить никакого сочувствия. До ночи я плакал, пока не заснул, а наутро прибежал похмелившийся водитель, починил нам забор и предложил мне купить другую машину. А я сказал, что не нужно. Не нужно, потому что другой такой нет, и не будет. Я простил его. Он не смог бы мне сделать такого подарка, который сделал мне Балто, искреннего, от всего сердца. Он не мог подарить мне тех чудесных минут за рулём, не мог утереть моих детских слёз, что весь вечер лились внутри меня. Не тех солёных, из маленьких глаз, а тех горьких, что ныли и резали душу внутри.
Поэтому искупить свою вину никогда не получиться так же прекрасно, как просто не совершать дурного поступка. Я помнил это и понимал сейчас. Понимал положение своё и Алу. И от этого стало совсем скверно и пакостно внутри.
Немного подумав, я развернул вторую записку. Начал читать: «… что… что!?»- не понял я. Так родители Газа не пропали, они живы! Они работают на Стила? Что за?
- А что это мы тут читаем? – поинтересовался голос Газа над самым моим ухом. Я поёжился, и в самую душу ударил страх.
4.
- Ливень, как он надоел, чёрт его подери! Не весна, а черти что! – злостно и громко прикрикнул папа.
- Петь, да замолчи же ты, наконец! – пригрозила мама. – Тише надо, тише, а то соседей разбудим!
- Молчу, молчу… - ответил отец и продолжил снимать с себя мокрую одежду.
- Вы надолго, мам? – поинтересовался я, тщетно тая надежды.
- Нет, Газ, как всегда на три дня, - не без сожаления ответила мама.
Когда родители оделись, они прошли в зал. Всё оставалось на своих местах с их последнего прихода.
На стене висел огромный ковёр, грубой, но разноцветный и пёстрый. Бревенчатые стены были покрыты лаком, из-за чего они блестели и казались насыщенно-жёлтыми. На потолке висела простенькая широкая люстра, которая, не смотря на огромные размеры комнаты, прекрасно её освещала. А с мебелью всё как всегда: ковёр у дивана, огромный ящик-телевизор напротив, незаметный шкаф в дальнем углу. На деревянном полу лежала широченная медвежья шкура.
- Отдыхайте, я сам всё приготовлю, - предложил я родителям.
Войдя на скромную кухню, я подогрел заранее мною сготовленный ужин и поставил чайник.
- Ну, как вы, мам? – спросил я, когда вошёл в зал. Родители уселись на диване, и смотреть на них было грустно. Они даже не включили телевизора. Просто молча и обессилив лежали, даже не задумываясь о предстоящих трёх днях отдыха.
- Не очень, Газ, - подтвердила мама мои ожидания. – Отец не очень.
Я продолжал разговор, раскладывая на чайном столике ужин.
- Да и ты тоже, почему? Ты же повар?
- Ну, не целый же день сковородками махать, - ушла от ответа мама. – На делянке всякое бывает.
- Например? – не унимался я, но родители мне не ответили.
Я вошёл в их комнату и приготовил постель. Зачем они пошли работать лесорубами? Люди-то образованные, способные. Только что кадров в Номе мало, да и платят нашим лесорубам прилично, ибо лес берём очень далеко. Я не знал, что ещё могло их удерживать на столь трудоёмкой работе, но это же люди, может, я чего-то не понимал. Пётр рубил лес, а мачеха была поварихой у лесорубов, но, по её рассказам, и сама брала в руки пилу. Да, я ничуть не ошибся словами. Эти люди стали для меня настоящей семьёй, которая и заботилась, и любила, и доверяла мне. И я не мог не называть их мамой и папой. Конечно, многие люди не понимали таких обращений, ведь я пёс, а они нет. Но Тётя Поли и Пётр не обращали внимания на косящиеся взгляды. Они растили меня как настоящего, родного сына, как человека. И я тоже любил их, но помнил… помнил своих настоящих родителей. Папа был высокий, широкий, кажется, с чёрным окрасом шерсти, но с белой душой внутри, а мама… Я помнил её, маленькая, но красивая, а самое главное теплая и ласковая. Но их сейчас нет. Они ушли куда-то и не вернулись больше никогда. Так объясняли мне, малышу, отчим и мачеха, Пётр и Поли, что приютили меня и стали мне настоящей семьёй. Никто и не знал о моих настоящих родителях, это было нашей маленькой тайной. Тайной, завесу которой даже я не смог приоткрыть.
Я постелил постель, и родители сразу пришли спать. Я знал, что и они хотели поговорить со мной, но утомление брало своё.
Я с грустью вздохнул и отправился к себе в комнату. Завтра надо было вновь рано вставать и идти в библиотеку, а на другие два дня я, как всегда, договорился о моей замене.
И так каждый месяц было и будет. Я уже так привык оставаться в одиночестве, что забыл о том, что существует другая жизнь. Я так мечтал о путешествиях, быть может, о сказках, что рассказывала мне моя настоящая мама. Но сказок не было. Была лишь обыденная жизнь, в коей нет ни утешения, ни сострадания. Казалось, что хуже уже некуда. Но самое страшное в моей жизни вновь повторилось. Отчим и мачеха пропали.
5.
Я думал, что меня кто-то проклял. Что за чертовщина творится? Я остался совсем один, и больше не было никого, никого, кроме пыльных книжек и пустого дома. Поначалу, я даже потерял счёт дням и пару раз пришёл в библиотеку в нерабочий день. Но время шло и лечило, и вскоре в Ном приехал мой старый друг ***. Он был хорошим другом, с достаточно хорошим характером, только я считал его глупее себя. Он был слишком прост, как ребёнок, и наивен, что, как ни крути, делало его душу чище! Он умел доверять, а я вот теперь совсем разучился.
Поэтому, когда мы все оказались ввязаны в дело с документами Балто, я чувствовал, что только он мне доверяет. Алу же вскоре мне перестала верить, она видела меня насквозь, да и, пожалуй, ей всё было известно, но что именно, я расскажу потом.
Как я и говорил, мои новые родители меня любили и доверяли мне, поэтому я всё знал о документах. Пётр всегда был под угрозой, именно до него хотел дотянуться Стил в своё время. И я был уверен, что пропажа родителей связана именно со Стилом и его бандой, которая решительно начала действовать. Может быть, именно поэтому они рассказали мне о документах, потому, что они в любой момент могли покинуть меня.
И тогда я был настроен решительно. После того, как мы достали письмо преступников, я сам вызвался положить его на место. Пора было действовать.
- Тогда давайте мне письмо скорей! – потребовал я. - Уже почти шесть часов, скоро рабочий день на почте закончится. Если они меня увидят, то вряд ли заподозрят, думаю, они толком не знают меня. Я подброшу письмо в ящик. Просто вы же знаете, я быстро бегаю.
И я бежал действительно быстро. Мне было не важно, наткнусь ли я на преступников, главное – чтобы они не ушли к моему приходу. Я вложил записку в ящик и ждал. И дождался. Пришёл пёс-преступник. Как же его звали… кажется, Хьюго? Он был худой и не очень мускулистый, и это добавило мне решимости. В одном из переулков я подловил его.
Я яростно схватил его за шиворот и приставил к стенке. Однако он, увидев меня, не стал сопротивляться.
- Я знаю, кто виноват в пропаже моих родителей! – взревел я. – Где они?
- Скоро ты их увидишь, - загадочно произнёс преступник.
- Только прикоснитесь к ним пальцем! Я не верю тебе!
- Я говорю честно, - уверенно заявил преступник. – Сегодня ночью они будут дома.
- Что за бред? Я не верю! – прикрикнул я.
- Увидишь, - оскалился он и выбил мою руку со своего плеча. – Ты как чувствовал, они уже пару дней в Номе.
Я ошарашено глядел на него, а преступник, воспользовавшись моментом, пошёл своею дорогой. Отойдя немного, он развернулся, и заявил:
- Мы позволили на свой страх и риск им свидание с тобой. Они важны для нас, а ты нет, так что если хоть кто-то узнает, - ухмыльнулся преступник.
- То что? – нагло спросил я.
- Увидишь, - ещё шире улыбнулся преступник, развернулся и пошёл прочь.
6.
Пару секунд болото молчало своею звенящей тишиной. Я только слышал дыхание Газа и бешеный стук своего сердца. Я спрятал записку под себя, где-то понимая, что уже поздно. Газ уловил суть содержимого.
- Прости, - извинился я, не зная, за что.
- Ничего, - расстроено выдохнул Газ, встал во весь рост и сел на своё место.
Страх убежал, оставив только лёгкую дрожь, но пришло, чтоб его, любопытство. Как всегда не вовремя.
- Газ, что с твоими родителями? – прямо спросил я.
- Наверное, давно следовало всё тебе рассказать. Прости, что я не доверял тебе.
- За это нельзя извиняться, думаю, это разумно, - поддержал я Газа, не зная сам, прав я или нет.
- Не совсем, - честно опроверг Газ. – В общем…
***
Преступник уходил, а я стоял и не верил ушам своим. Родители… я был уверен, что они не погибли, но вот так… Бред какой-то!
Я позвонил Алу и ***, и мы встретились. Я надеялся, что вечером я буду ожидать родителей, но произошёл инцидент с Кодиаком. Тогда-то я и получил ответ на очень тревожащий меня вопрос.
Когда *** отправился отворять дверь в подвал, я решил проследить, куда преступники таскают ящики. Спуск был очень покатым, и ступать приходилось очень осторожно, чтобы меня не услышали. Кое-как, пару раз чуть не кубарем, я спустился с горы к побережью. У берега, привязанный к ближайшему дереву длиннющей верёвкой, стоял большой катер, который подкидывали высокие волны, что нагоняла ненастная погода. Преступники грузили в лодку ящики и уходили, а тем временем берег кишел другими преступниками.
- Эх, Эрик, успели бы с отпуском договориться – уехали бы с нами.
- Не уехали бы, - заявил чей-то грозный голос. – Нам ещё пол океана переплыть. Через неделю, дай Бог, домой явимся.
- Ничего из-за океана не слышно? – поинтересовался знакомый нам Эрик.
- Неа, молчат наши «товарищи», - сделал особый акцент на последнем слове преступник.
- Ладно, хорош лясы точить, веди давай! – приказал грозный голос. – На базе ещё увидитесь.
- Хорошо, хорошо – раздражительно ответил Эрик. – Давайте, парни!
- Давай, до скорого! – отвечали ему.
- Пошли, - приказал Эрик кому-то.
Из лодки вылезли двое и направились в сторону Нома. Да это же… это же мои родители! Преступник не соврал мне! Они, наверное, пойдут сейчас домой, так что мне надо было торопиться.
И я торопился как мог. Благо, *** прекрасно справился и спас Коди в самом прямом смысле этого слова. Его могли схватить, но он остался прикрывать нас, пока мы бежали к пещере. Может, из-за таких поступков я безмерно уважал ***, закрывая глаза на его детские глупости? Но, как видно, его утопическая сентиментальность иногда выкидывает полезные штучки, которые направлены на благо окружающих. И всё-таки ему нужно поменьше мечтать и жить настоящей жизнью, я думаю.
Но времени рассуждать у меня больше не было, и дома я был уже очень скоро. Я боялся, что опоздал, но сухой порог, без мокрых следов, доказывал обратное. И я начал ждать. Ждать очень тяжело, когда ты ждёшь чуда. Да именно чуда, которое должно было случиться. И я думал обо всём, думал, что скоро всё могло закончиться, думал, что Алу теперь стала доверять мне, хотя вся заслуга по спасению Коди лежала у *** на руках. Но тут я подумал, что всё это могло быть подставой. А вдруг, преступники хотят шантажировать меня родителями? Хотят забрать и меня, чтобы я на них работал? А мои родители были в заложниках и работали против своей воли, в этом я уверен. Для чего я мог им понадобиться, я не знал, но решил принять меры на всякий случай.
В комнате родителей было темно и сыро. Она пустовала уже не один месяц. Я достал ключик из-под папиной подушки, залез под кровать и извлёк сейф, длинный и тяжёлый. Ключ ловко вошёл в замок и мгновенно распахнул железную дверцу. Отцовский карабин и вертикалка. Я взял ружьё и зарядил пулю и дробь. Я хотел было поставить его около входа, как в дверь постучались. Я даже не успел придумать подходящего плана! Стало страшно и меня бросило в пот.
Из комнаты я вышел в маленький коридор, который у нас переходил в зал, но свет зажигать не стал. В дверь опять постучали. Сглотнув комок, я потянулся левой рукой к двери, правой же я придерживал ружьё за цевьё. Под шум замка я щёлкнул предохранителем и, когда рука моя сделала последний оборот, я отскочил назад и нацелил ружьё в сторону дверей.
Мама знала, какой оборот был последним, и вмиг отворила дверь. На секунду повисла немая сцена: я стоял с ружьём в руках, а на прицеле у меня была моя мачеха, тётя Поли. Позади неё стоял отчим, а за ним широкоплечий Эрик.
- Мамка! – кинулся я к ней, обняв её ружьём.
- Сынок! – вскрикнула она.
Тем временем вошли отец и Эрик.
- Да уж, если ты будешь так встречать гостей, то ты такими темпами пол Нома перестреляешь, - усмехнулся Эрик и закрыл за собой двери.
Но я не обращал внимания на преступника. Мама меня не отпускала из своих объятий, немного приподнимаясь на мысочки, чтобы достать до меня. Вдруг она засунула что-то мне за шиворот, и только тогда отпряла и посмотрела на меня убедительным взглядом. Я понял, что это знак и одобрительно взглянул на неё. Поздоровавшись с папой, мы все прошли в зал. Следом вошёл и Эрик, который даже не поленился снять обувь. Я взглянул на маму, на папу, на Эрика, который держал руки в джинсовых карманах и, поймав мой брезгливый взгляд, обратился ко мне:
- Ну, что, пойдёшь с нами? Нам такие бойкие ребята нужны, - указал он головой на ружьё, которое уже разрядил отец.
- Не дождётесь, - сухо ответил я.
- Мы, кажется, не учили тебя грубить, - пригрозила мне мама.
- Да что происходит, в конце-то концов! Вас все уже похоронили!
- Живые, как видишь, - улыбнулся Эрик и пошёл осматривать дом.
- Всё хорошо, Газ, так надо, - спокойно уверял меня папа.
- Да как так? – возмутился я. – Вы пропадаете чёрте на сколько, чёрте где, а теперь говорите что всё хорошо, так надо?
- Да, Газ. Так надо. Почему – я не имею права объяснять. Но мы зарабатываем деньги, - уверяла меня мама, хотя взгляд её явно не отражал настоящих эмоций, которые она испытывала.
- Я знаю, как они… - указал я на двери в кухню, за которым скрылся Эрик. - Зарабатывают деньги.
- Ты многого не понимаешь, сына, - сказал папа.
- Например? – я постарался успокоиться, но не мог.
- Нет времени объяснять, - ответила мама за отца.
- Вот деньги, - папа протянул мне пачку купюр, явно крупная сумма. – Тебе хватит на полгода, это точно.
Я посмотрел на пачку. Просто бумажки, ну и пусть очень ценные. Я знал, что вполне проживу на свою скромную зарплату, а, тем более, знал, что деньги эти не отмыть от грязи, ибо они наверняка получены нечестным способом.
- Я не возьму их, - твёрдо решил я.
- Бери, пока дают! – посоветовал Эрик из кухни.
- Я не возьму ни копейки!
- Спасибо! – прошептала мне мама, пока Эрик не слышал. Она была благодарна мне за эту честность, и взгляд её тронул меня до глубины души.
- Что, не берёт? – появился в зале преступник. – Ну и дурак, как хочет. Нам пора, выдвигаемся! – скомандовал он родителям.
- Как, уже? – отчаялся я.
- Да, нам пора, Газ, - пожал мне руку папа. – Мы ещё вернёмся.
- Знай, с нами всё будет хорошо! – набросилась на меня мама с объятиями. – Только не бойся за нас.
- Ну всё, всё, хорош уже, сопли разводить, - скомандовал Эрик, наблюдая, как родители снова покидают родной дом. Когда они вышли, он сказал мне:
- А ты, дружище, не разглагольствуй, говорливых не любят.
- Знаю, - подтвердил я без особой ненависти.
- Ну ладно, если надумаешь к нам, то, я думаю, ты уже знаешь, с кем связаться.
- Я скорее сам вас найду, - пригрозил я.
- Гляди, не добегайся! – оскалился Эрик. – Найдёт он.
- Это мы ещё посмотрим… - оскалив зубы, зарёкся я, глядя вслед родителям, уходящим в пелену дождя.
***
- Так вот почему ты со мной! – я был просто шокирован историей моего замкнутого друга. – Всё дело в родителях! Как я рад за тебя, они живы! – искренне радовался я.
- Да уж, живы… - задумчиво произнёс он. – Покойнички… живее всех живых.
- Как ты можешь! – остановил я друга. – Это же твои родители.
- Это НЕ мои настоящие родители, - отрёкся Газ.
- Я понимаю, но…
- Но я люблю их. Какими бы они не были, - сменил тон Газ. – Только… только как понимать их? Зачем? Им мало денег? Им не на кого больше работать?
- Но бывают всякие обстоятельства…
- Какие обстоятельства? – почти кричал Газ. - Какие обстоятельства могут заставить их работать на нашего злейшего врага?
- Вот это ты и должен разузнать! – прикрикнул я на друга. Пожалуй, он осознал, что я прав, и успокоился.
Газ улёгся в спальнике и отвернулся на другой бок.
- Прости, что накричал, - извинился он.
- Ничего, - ответил я, складывая карты.
- Костёр затушишь?
- Затушу.
- Ладно, спасибо, тогда спокойной ночи.
- Газ, так что за записку тебе мать передала, или это что-то личное? – поинтересовался я.
- Тебе мало? – грубо поинтересовался Газ. Повисла пауза. – Нет, не личное, придёт время – расскажу, а сейчас я хочу отдохнуть от всего этого хорошенько, уж извини!
- Да, и я, пожалуй, тоже, - согласился я с другом и начал тушить костёр. – Можешь выключить будильник, так будет лучше.
- А как же Балто и Алу?
- Они справятся, я в них верю.
- Знаешь, что мне больше всего в тебе нравиться?
- Ну и что же? – спросил я.
- А то, что ты умеешь оптимистически верить, пускай это и глупо - ответил Газ, а потом про себя пробубнил: - А я вот - нет.
- Не я такой, - начал я, немного поразмыслив. – Просто жить иначе не получится. Если ты не умеешь доверять, то знай, что и тебе не на кого будет положиться.
- Я это уже понял, - перебил меня Газ. – Спасибо тебе. Если бы ты перестал мне доверять, то… всё сложилось бы иначе.
- Не бойся правды, - сказал я. – Просто признайся, что теперь ты тоже умеешь доверять. Ты доверился мне, и я не хочу тебя подводить.
С этими словами я оставил друга наедине с собой. Костёр уже был потушен, и я, закутавшись в спальник, повернулся спиной к тёплому кострищу. Предо мной сияло болото, освещённое одинокой луной. Сквозь болотную марь звёздный свет не проникал вовсе, и луна-одиночка казалась какой-то зелёной и тоскливой до глупости. Почему же до глупости? Да потому, что бессмысленно было лить свет туда, куда он не проникает, и расстраиваться по этому поводу. А, быть может, этот свет сюда падал для нас, чтобы мы спокойно заснули и медленно перешли в объятия рассвета. Но только лишь думы да крикливый филин, что уселся на ветку над самым островом, не давали заснуть очень долго, а потом столь же долго не давали просыпаться.
7.
Казалось, на болоте стояло раннее утро, ибо солнце вяло пускало лучи в этот земной уголок, а на самом-то деле было уже за полдень. Ну и выспались! Газ, как и я, встал бодрым, но жутко помятым. Только часа в два дня мы смогли покинуть прекрасный и уютный островок и вновь погрузиться выше колена в зелёную жижу и топкую грязь. Ориентиром нашим стала гора, на которую мы хотели взобраться. Она как раз находилась по правую руку от нас, и мы продолжали наш путь по непролазной трясине. Казалось, что ей не будет конца, но закончилась она резко, уступив место густому, такому же непролазному лесу. Из болота вышли после четырёх, потратив на километра три больше двух часов. Благо, солнце светило ярко, а гора была видна, так что для ориентирования не приходилось разглядывать карты и компас.
Лес же встретил нас неприветливо, особенно непролазными повалами, коих тут было много, да еловыми сучьями, что столь опасно тянулись к нам и нашим рюкзакам. Охотничья поговорка гласит: «Не бойся ни тигра, ни медведя, а бойся елового сука!». Но как я его не боялся, мне пришлось поскользнуться и, благо рукой, а не животом, напороться на еловый сук. Газ помогал мне обработать рану на ладони. Она была проткнута, слава Богу, не насквозь, но довольно глубоко. Кровь шла, не переставая, а перекись водорода долго продолжала пениться и шипеть на ладони. Сильно щипало. К тому же я был правшой, и повреждение правой ладони меня совсем не радовало. Рану прочищали долго, потом бинтовали. Потратили на всё про всё около получаса.
Я продолжал путь в невесёлой обстановке, впрочем, мой напарник тоже не раскидывал счастливых улыбок и был погружён в свои раздумья. Но всё-таки нам удалось разговориться, и путь наш стал веселее. Мы осознавали, что скоро придём к нашей цели, и от этого становилось как-то весело и щекотно внутри. Не терпится. Погода стояла солнечная, но в еловом лесу было прохладно и свежо, правда, немного сыро, поэтому мы зашагали скоро и уже к девяти часам вечера вышли на дорогу.
Вот она дорогая! Всё, больше не придётся идти по кочкам и ямкам, по горам и, особенно, по болотам – теперь мы шли по долгожданной дороге. Нам оставалось только разобраться, где мы находимся, чтобы знать, куда лучше будет свернуть. Пока Газ возился с картами, я прислушался. Да, я слышал далёкий голос океана, что окружал полуостров, на котором мы находились. Я чувствовал запах не только хвои, но и солёный, прибрежный запах, по которому я уже успел соскучиться.
А тем временем Газ вынес вердикт: налево! Так мы и пошли, делая крюк в пару-тройку лишних километров, зато по ровной пыльной дороге, где ничто не мешает под ногами, и в конце которой нас ожидал городок под названием Теллер.
Темп наш сразу же увеличился, и мы топали, весёлые и довольные, со спущенными болотниками по насыпи. А ночь тем временем вступала в свои права, и стало почему-то слишком холодно и зябко, отчего я постоянно ежился и дрожал.
Но не только мы были путниками на этой дороге. Вскоре, далеко позади, из леса вышли мужчина и пёс, которые поскреблись вслед за нами. Поначалу я не предавал этому особого внимания, но скоро сообразил, что они нас догоняют, видимо, поинтересоваться на счёт дороги.
- Молодые люди! – позвал мужчина.
Мы с Газом, как по приказу командира, остановились. Повернули головы, но догонявшие были ещё далеко. Я долго вглядывался в дорогу, которую освещала луна. Теперь она светила ярко, не то, что в лесу или на болоте. И свет её был особенно насыщен и ясен, так что всё кругом, и Газа, и камни на дороге, и иголки на ветках я видел отчётливо. Только лица догоняющих были мне неразличимы. Лишь силуэты их как-то знакомо, с осторожностью двигались в нашу сторону.
- Мне кажется, или… - начал, было, Газ.
- Да, Газ, - мы одновременно развернулись и потопали по дороге. – Похоже, что они.
- И как мы забыли! – сквозь зубы, наклонившись к моему уху, шептал Газ. – Это Эрик и Джонатан! Они же должны были идти как раз с нами!
- Да знаю я! Хух, а Джонатан выжил, слава Богу! Прикинь, как он обрадуется, когда меня увидит, - шутливо прошептал я, вспоминая далеко не шуточное падение Джонатана с моста.