Мир-Глим коротко кивнул.
— Тогда сделай это прямо сейчас.
— Вы останетесь здесь навсегда, — предупредил человек-ящер.
— Если эта цена за спасение моей страны, я готов ее заплатить, — ответил принц.
Немного помешкав, Мир-Глим кивнул, опустился на колени и прижался лбом к коре дерева.
Глим ощутил, что отрава рассеялась и деревья вновь слышали его. Он чувствовал, что растворяется в них, растекается по краю Умбриэля, открывая себя для него. Слышал зов, влекущий в родные края, и легким напряжением разума усилил его.
Или попытался. Но внезапно яростное копье боли пронзило тело ящера, недвусмысленный приказ подчиниться и кинуться вниз, изломав кости о нижние сучья, прежде чем выпасть из этого мира и любого другого. Он уже выпрямился и сделал первый шаг, прежде чем начал сопротивляться приказам извне. Потом долгое мгновение ему даже казалось, будто он может пересилить их, сломать...
Но деревья привычно подчинялись чужой древней силе.
Аннаиг совершенно справедливо сомневалась в нем, подумал Мир-Глим. Он так уверился в собственных силах, что даже не мог представить, что Умбриэль способен просто отменить его приказ.
Теперь ему оставалось лишь бороться за спасение собственной жизни.
Со стороны казалось, что Мир-Глим сейчас шагнет в бездну. Но он сумел остановиться и поднял кожистые веки.
— Я не могу... — пробормотал он.
— Значит, мы попусту тратим время, — вмешался Сул.
Втроем они пробежали по толстой ветке до того места, где корни вцепились в камень, и после короткого восхождения оказались на самом краю, как раз между двумя изысканными и удивительными дворцами из стекла и паутины. Длинный канат тянулся из скалы, пересекая долину, а несколько маленьких домиков даже висело на нем, как фонарики на карнавале. Второй канат начинался около первого из них и спускался к самой воде.
— Туда! — Сул указал на канат. — Это самый быстрый путь. Иначе нам потребуется вечность.
— Я с вами! — воскликнул Мир-Глим. — Без меня вы не попадете на дно Клоаки.
Канат оказался не меньше пяти футов в поперечнике, но представлял собой весьма ненадежную опору. До висячего домика оставалось несколько ярдов, когда данмер закричал, взмахнув рукой. К ним летели Вуон и еще несколько фигур.
Сделав три длинных шага, Сул прыгнул. Мир-Глим отстал от него всего лишь на мгновение. Аттребус последовал за ними, задаваясь вопросом — почему на проклятом острове он должен постоянно куда-то падать?
Аргонинани в полете улыбался, вспоминая тот день, когда Аннаиг подбила его прыгнуть с ней вместе на развалинах древней виллы.
В воду он вошел ногами вперед, расслабив тело, сделав его подобным воздуху. От удара душа едва не вылетела вон. Мир-Глим погрузился на глубину и, увлекая за собой множество пузырьков, поплыл вверх, к изломанной зеркальной поверхности.
Там он поймал запястья замедлившихся Аттребуса и Сула и отчаянно замолотил ногами и хвостом, устремляясь к крошечной звезде, к которой раньше старался не приближаться. Но сейчас он ее чувствовал, как никогда. Пульсирующее сердце и разум Умбриэля. Именно оно было истинным повелителем душ. Когда они достигли его, все иные источники света померкли.
Аттребус прислушивался к нарастающему давлению воды, понимая, что обратно, на поверхность они не собираются возвращаться. В то время как Мир-Глим попросту волок их, сияние внизу делалось все ярче.
Когда он поравнялись с целью, Сул уже впал в беспамятство, поэтому Аттребусу не оставалось ничего, кроме как вытащить Умбру из ножен за спиной данмера и ударить прямо по свету. Едва меч соприкоснулся сиянием, принц почувствовал вспышку неудержимой ярости. Он стал клинком, лезвием, Умбра втянул его в себя. Он стал сталью и чем-то более крепким, чем сталь, более отвратительным, чем сталь. Тварь, орущая во все горло и машущая мечом, перестала быть Аттребусом и скоро он исчезнет совсем.
Свет окутал их, но принца это не волновало. Все и каждый должны были понести наказание. Наслаждение в темнице Хьерема и его утрата, малая боль, испытанная однажды, когда-то могла стать слишком большой и затмить все. Но Аттребус знал, что умереть пока не может — только когда все вокруг умрут, он испытает подобие покоя.
Когда свет исчез, его высочество понял, что лежит на полу. Тело сотрясала крупная дрожь. Умбра валялся в нескольких шагах, впрочем, как и Сул с Мир-Глимом.
Они оказались в каком-то подобии гнезда со стенками из отшлифованного камня и кристаллов. Воздух наполняли изысканные ароматы и мимолетный непостижимый шепот, как будто каждая пылинка, пораженная светом, делилась впечатлением с подругами. Посредине пещеры в глубокой впадине возвышалась полупрозрачная опора, которая ласково прикасалась к дрожащей воде над головами и целовала ее пульсацией света, исходящего от основания в десяти футах внизу, где тысячи раскаленных нитей свивались в сияющую сферу.
Пошатываясь, Сул поднялся на ноги. Аргонианин поднял глаза к своду из воды над их головами.
Мгновение спустя, сквозь воду прошел Вуон. Глаза его метали молнии.
Сул шагнул ему навстречу. Голубое пламя сорвалось с его открытых ладоней, охватывая Вуона, облепляя его, будто горящее масло. Владыка Умбриэля отшатнулся, отступил а шаг, но потом опомнился и после особого, стряхивающего движения его рук огонь исчез, сменившись серым дымом. Мир-Глим прыгнул вперед, когти ящера пробороздили грудь Вуона. Данмер ответил небрежным ударом тыльной стороной ладони и аргонианин отлетел, ударившись спиной о стену. Потом он сотворил заклинание — Аттебус не понял какое именно, но ощутил покалывание кожи, и в воздухе разлился запах раскаленного железа, — и Сул застыл на середине шага.
Напрягаясь, старик пытался опустить ногу, а потом рухнул на пол.
— Столько усилий ради бессмысленной мести, — пробормотал Вуон.
Аттребус глядел туда, где лежал на камнях Умбра, и пытался превозмочь ужас, чтобы сделать, то, что должен сделать.
— Стой! — выкрикнул Вуон.
Но принц в отчаянии прыгнул, будто нырнул, за мечом. Едва пальцы его сомкнулись на рукояти, вернулись боль и ужас, но Аттребус рванулся вниз, к светящейся сфере. Стремительный, как молния, Вуон кинулся за ним.
Но недостаточно быстро.
Умбра вонзился в сердце Умбриэля и все изменилось.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Когда Аттребус вонзил Умбру в Инжениум, Сул услышал крик Вселенной. Вопль страдания исторгся из каждой поверхности, из самого воздуха, из открытого рта Вуона. Язык белого пламени, вырвался из Инжениума и лизнул его старинного врага, чье тело корчилось, изменяясь, чернея, горбясь, становясь первобытно-диким.
— Умбра, — заявил данмер.
— Умбриэль! — зарычало существо, бросаясь на Сула, но пламя, подобно привязи, сдержало его рывок. — За что?!
— Ты здесь ни при чем. Все дело в Вуоне.
— Я могу избавиться от него. Я могу сделать тебя сильнее, вместе мы станем сильнее, чем поодиночке. Мы сможем убежать от Вайла.
— Нет, — ответил Сул. — Я закончу начатое.
— Вот уж нет! — рявкнула тварь, прыгая вперед.
Твердые, как сталь, пальцы сомкнулись на горле Сула. Он ударил Умбриэля по кадыку, но тот лишь усилил хватку.
Но меч Умбра издал последний вопль, магия ослабела. Пламя гадюкой отползло от тела и втянулось в Инжениум. То, что раньше было Вуоном, обмякло.
Сул оттолкнул его, с кашлем втягивая воздух в легкие.
Аттребус на дне пещеры светился и начинал менять облик. Сул глянул на противника, который снова стал похожим на Вуона. Его грудь вздымалась и опадала. Данмер потянулся к ножу, но передумал. Спрыгнув вниз, он оказался рядом с Аттребусом.
— Получилось, — сказал принц чужим голосом.
Пристально глядевшие на Сула глаза были удивительными глазами Клавикуса Вайла.
— Отпусти его, — сказал данмер. — Ты же убиваешь его.
— Он жертвует собой, — отвечал даэдра. — Ты, я полагаю, знаешь, какова цена.
— Я не предполагал, что придется пожертвовать им.
— Да ладно! Жизнь не всегда развивается так, как мы планируем изначально, — заметил Вайл. — Прибыв сюда, я защитил барьером это место. Согласно договору — сделке! — ты волен уйти.
Сжав кулаки, Сул шагнул вперед, но Атрребус, а точнее, тварь, принявшая его облик, оказался быстрее. Вытащив Умбру из Инжениума, он воткнул клинок данмеру пониже грудины. От удара воздух покинул легкие Сула, руки и ноги обмякли и он повис на мече.
И тогда он вновь стал самим собой, обратившись к ярости, которая вела его по жизни на протяжении четырех десятков лет — память об Илзевен, гибель Морровинда, годы пыток и страданий.
Он чувствовал, что сердце останавливается и, открыв глаза, уставился в лицо убийцы, лицо Аттребуса. Правильный ответ не замедлил явиться, но в нем не было места гневу или ненависти.
Словно во сне он протянул руки и, схватившись за крестовину Умбры, насадился еще глубже на клинок, а потом ударил принца слева в челюсть.
Аттребус отлетел назад, выпуская оружие. Сул видел, как его глаза становятся обычными.
— Вот и хорошо, — сказал он мальчишке.
От раскаленного шара Сула отделял один единственный шаг, и он его сделал. Свет охватил его, разум заполнил злобный язвительный хохот, но... он ушел навсегда.
Аттребус словно пробудился от одного кошмара, чтобы очутиться в другом. Сул рухнул в сияющую сферу, растаяв вместе с мечом в темном дыму, в глубине которого вспыхивали молнии.
— Сул!
— Ты не в силах ему помочь, — произнес усталый голос.
Подняв голову, принц увидел внимательно наблюдающего за ним Вуона. С яростным криком, Аттребус вскарабкался по стене, свитой из канатов и шнуров, и встал рядом с ним.
— Я с легкостью могу убить тебя, — ладонь потянулась к рукояти Высверка.
— Можешь, — кивнул Вуон. — И в то же время не можешь. Твои усилия растратятся впустую. Клавикус Вайл завладеет мной во что бы то ни стало. Я могу ему сопротивляться — в конце концов, до того как я встретил Умбру, я обладал собственной силой, и не лишился ее без остатка, — но борьба не будет длиться вечно. Хотя, возможно, достаточно долго.
— Достаточно долго для чего?
— Для того, чтобы твой друг успел спасти Умбриэль.
— Я не понимаю...
— Сейчас Клавикусу Вайлу по силам захватить город. Ты, правда ведь, не хочешь этого? Скорее всего, он выпьет его до дна, а потом обрушит на Имперский город. Но, зная его, я могу предугадать, что Вайл еще какое-то время позабавится в твоем мире. — Вуон кивнул на Мир-Глима, который поднимался с пола, вытирая сочащуюся из ноздрей кровь. — Аргонианин стал частью этого мира. У него хватит сил, чтобы вытолкнуть Уммбриэль из твоего мира.
— Да, он говорил, что способен на это. Но он попытался, и у него ничего не получилось.
— Потому, что я узнал о его замысле и воспрепятствовал ему. Так или иначе, а я оставался владыкой летающего города на протяжении десятилетий.
Ящер кивнул.
— А потом уходи, — сказал данмер. — Какое-то время оболочка пропустит вас беспрепятственно.
Он повернулся и встал лицом к лицу с облаком, которое выросло до двадцати футов в высоту и приняло очертания человеческой фигуры. Лицо Вуона, как до того Сула, приобрело выражение мрачной решимости.
— Он прав, — проговорил Мир-Глим. — Но нужно поторопиться.
Аннаиг почувствовала, как под ногами содрогнулся и рухнул вниз Умбриэль. Всего лишь миг продолжалось падение, но девушку охватил ужас.
— Что происходит? — спросила Фена.
— Не знаю. Может быть, они добрались до Инжениума.
— Ты хочешь сказать, что, возможно, они разрушили его? Ядро нашего мира?
— Точно. И если Инжениум прекратит работать, мы упадем.
— Но ведь тогда мы умрем.
— Есть еще надежда, — Аннаиг достала из кармана бутылочку и потянула ее Фене. — Если человек выпьет это, то сможет летать. Не исключено, что мы развеемся, как дым, но почему бы не попытаться...
— А как же Глим? И твои друзья тоже?
— Будем дожидаться их столько времени, сколько сможем.
— А как же все остальные? — настаивала Фена.
— Я не в силах позаботиться о каждом. Давай-ка лучше выберемся наружу. Оттуда мы сможем видеть, что творится вокруг.
Они взобрались на ветку. Внизу раскинулся Тамриэль. Виднелась гладь огромного озера, но сам Имперский город, очевидно, находился прямо под летающей горой, и оставался незаметным.
Умбриэль содрогнулся снова.
Они сидели и ждали. Фена всхлипывала.
Город дрожал уже непрерывно, когда Аттребус и Мир-Глим нашли их убежище. Женщины цеплялись за ветки. Фена, рыдая, кинулась на грудь аргонианину, в то время, как дерево дернулось от нового, более сильного, толчка. Принц понял, что стоит и просто смотрит на Аннаиг, раздумывая, что же делать теперь? Ему казалось, будто только что произошедшие события — сражение, смерть Сула, да и эту встречу тоже — он наблюдает со стороны, как бы через окошко Щебетуна. Но чувств и переживаний не осталось вовсе.
Однако Аннаиг решительно шагнула к нему по раскачивающейся ветке.
— Выпейте это, — сказала девушка. — Мы можем хотя бы попытаться.
Аттребус принял из ее рук бутылочку ошеломленный, но довольный, что ничего не надо говорить и показывать свои чувства.
Когда Аннаиг приблизилась к Мир-Глиму, тот обнял ее, окутывая таким родным запахом мускуса. Внутри у девушки что-то надломилось, слезы побежали по щекам в то время, как аргонанин поглаживал ее затылок.
— Мне жаль, Глим, — прошептала она. — Жаль, что все так вышло...
— Все замечательно! — ответил он. — Ведь ты знаешь, как я люблю тебя.
— До сих пор?
— Всегда. — Подержав ее в объятьях еще несколько мгновений, ящер мягко отстранился. — Клавикус Вайл снял защитное заклинание. Теперь ты сможешь улететь.
Сердце Аннаиг замерло.
— Ты хочешь сказать — мы сможем улететь? — поправила она друга.
— Я помогу деревьям вернуться домой, — покачал он головой. — Я хочу отправиться с ними.
— Не может быть. А как же я... — Аннаиг запнулась и прижалась лбом к его чешуйчатой груди. — А как же я... — Повторила девушка. — Я. Но речь-то идет о тебе, не правда ли?
— Наконец-то, — кивнул он. — После стольких лет. Да, обо мне. У меня теперь есть люди, которые нуждаются во мне. И есть место, которое манит меня.
— Я все понимаю, — ответила Аннаиг. — Пускай мне и не нравится, но я тебя понимаю.
— Я рад. Ты облегчила мне душу. А сейчас, уходите. Я вынужден начать как можно быстрее.
Она утерла слезы и повернулась к Фене.
— Береги его, — сказала девушка и опрокинула в рот содержимое бутылочки. Взглянула на Аттребуса. — Идемте!
— А что надо делать? — спросил принц.
— Просто держите меня за руку, — она протянула ему раскрытую ладонь.
Мысли Колина устремились на родину, в Анвил, к причалам и осенним вечерам, когда солнце окрашивало небеса в золото и багрянец, волны плескались, бормоча грустно, но удовлетворенно.
Он вспоминал пальцы пятилетнего мальчишки, построившего из тростника маленькую лодочку. Он очень старался, хотя и знал, что работа его очень далека от завершения. Глянул на ручей, устремлявшийся под ивовым пологом к морю, но, зная, что лодочка еще не готова, продолжал затирать щели сосновой живицей.
Он вспоминал свою бабушку, возложившую маленькие ладони на алтарь в большом храме Дибеллы.
— Боги добрые, — говорила она. — Они явились из бескрайнего пространства, но ради нас ограничили себя и стали нашим миром. Они во всем, что мы видим, чего касаемся, во всем, что мы чувствуем. А из них из всех Дибелла — самая милосердная. — Улыбка на старческом лице казалась столь прекрасной, что он засомневался — а в самом ли деле это его бабушка?
Очнувшись на липких от крови ступеньках, парень с трудом вдохнул. Он не знал, как долго пролежал без сознания, но надеялся, что не слишком. Колин не имел права тратить время зря.
Инспектор упрямо поднялся на ноги и, опираясь о стену, сделал первый шаг. Как ни странно, он чувствовал небольшой прилив сил, будто бы молитва Дибелле помогла, хотя и никогда не обладал подобным даром.
Зато он точно знал, что совсем скоро или истечет кровью, или захлебнется ею.
Летина, наверное догадывалась или заранее знала, где проходит лестница — на схеме Колин ее не было. В совпадения Колин не верил — ступеньки начинались у потайной двери в покоях Хьерема, а значит, министр готовил все заранее и достаточно давно. По предположению инспектора, скрытая лестница проходила под другой, более широкой и просторной, которая вела от той части дворца, где обитал император, на вершину башни Белого Золота.
Сейчас парень шел очень медленно, но понимал, что останавливаться нельзя.
Ее он услыхал раньше, чем увидел, раньше, чем разглядел хоть какой-то свет. Женщина разговаривала сама с собой, но смысл слов ускользал. Уткнувшись носом в какую-то плоскую поверхность, Колин поискал ручку, нашел и открыл дверь.
Он ожидал, что окажется на вершине башни, но вместо этого попал в широкую комнату с низким потолком. Пол испещряли знаки и символы, знакомые ему по рисункам в кабинете Хьерема. На некоторых из них горели цветными огнями вычурные свечи, на других стояли артефакты непонятного предназначения. Летина находилась в центре комнаты, по всей видимости, на оси башни, а за ее спиной в широкое окно виднелся маленький кусочек синего неба и громадная поверхность скалы, напоминавшая гору, которая неотвратимо приближалась, увеличиваясь в размерах.
— Приди сюда, — говорила Арес.
— Ты хочешь завладеть его магией, — сказал Колин, опускаясь на колени.
Летина развернулась с неподдельным изумлением на лице.
— Не верю своим глазам! — воскликнула она. — Я знала, что должна... — И шагнула к инспектору, намереваясь, по всей видимости, исправить ошибку.
— Должна прикончить меня, — договорил он.
— Обычно я работаю наверняка. Наверное, я должна была попридержать чувствительность, которая в тот миг затуманила мой разум.
— Вот так-то ты меня любишь, — Колин печально рассмеялся.
— Возможно, я бы полюбила тебя, — совершенно серьезно ответила она. — В других обстоятельствах. Но я знаю, что ты пытался меня остановить.
— Хьерем обманывал Умбриэля, — проговорил инспектор. — Он намеревался использовать его силу, всосать все души, которые накопил город. А ты воспользовалась мной, чтобы заполучить все это.
— Я не знала наверняка все его замыслы. Но вот, несколько дней назад, Хьерем вообразил, что станет равным по силе богам. Я пока не знаю, как. Но я твердо решила, что получу достаточно силы, чтобы никого никогда не бояться, чтобы брать все, что только захочу от этого мира, от этой жизни. — Она оглянулась на окно. — Умбриэль почти на месте. Когда все закончится, Колин, вовсе не нужно, чтобы ты умирал. Я могу исцелить твое тело.
— Очень может быть, — сказал парень, подползая к ней на четвереньках. — Но ты не сможешь исправить то, что я хочу видеть исправленным.
— Не вздумай подходить ближе! — предупредила Арес.
— Думаешь, чтобы все сработало, ты должна стоять посередине рисунка? — поинтересовался он. — А что, если я сдвину вот это?
Парень протянул руку к хрустальному шару, оплетенному серебристой проволочной вязью.
Она отвела глаза, начиная шептать заклинание.
Колин выдернул кинжал из груди, кровь ручьем хлынула на пол. Откинувшись, он взмахнул рукой и бросил.
Летина глянула на потолок и шагнула назад. В первый миг парень решил, что промахнулся, но тут женщина упала навзничь. Из ее глазницы торчала рукоять кинжала.
А Колин сидел, взглянув на нее лишь мельком. Воздух потрескивал, схема, посреди которой лежала Летина, сияла всеми цветами радуги. В ушах звенели далекие-далекие голоса.
За окном скала проплывала так близко, что протяни руку и коснешься. А потом она, как показалось, повернулась боком и исчезла, оставив после себя грохот, равный по силе тысяче громов.
— Аттребус, — прошептал парень. — Удачи тебе...
Он сумел встать и добрался до окна. На ощупь оно показалось твердым как камень, но оставалось прозрачным. Парень потратил несколько мгновений на бессмысленные рассуждения — прозрачно ли оно и с другой стороны или кажется скалой?
Ощущая, как слабеет зрение, Колин смотрел на город, озеро Румар и зеленую долину на противоположном берегу.
Потом он почувствовал легкий ветерок, прикоснувшийся к щеке, тихий вздох старой ивы. Он опустил маленькую лодочку в ручей и наблюдал, как она уносится вдаль, задаваясь вопросом — куда она плывет? Как же он хотел плыть с нею вместе, разделить приключения. Опустив ладонь в холодную воду, инспектор вздохнул. Наконец-то жизнь покинула его.
За несколько часов до захода солнца соединившись с остатками правого крыла двенадцатого легиона, они отбросили «червивых» от стены. Очистили ворота и заняли позиции, чтобы отбиваться от нового приступа.
Мазгэр и Бреннус попали на западное крыло войска, где битва утихла, и даже мелких стычек не намечалось в ближайшее время.
Умбриэль подошел ближе, чем когда-либо видела воительница. Он закрывал большую часть неба, тенью нависая с востока. Орка не могла теперь разглядеть призрачный свет его крадущих души нитей, которые больше всего взволновали ее. Что бы она ощутила, оказавшись под летающим городом? А если бы ее схватила одна из тварей, то удалось бы ее перетянуть или нет? Может, стоит ли попробовать?
Шум с запада и проклятия Бреннуса она услышала одновременно. Хотела спросить, что его разозлило, но сразу все увидела сама.
«Червивые» — многие тысячи их — гнали перед собой уцелевшие остатки конницы. Но богам, видно, и этого было мало. Еще больше тварей выбирались из озера и с восточной стороны, как если бы все враги сразу устремились к единственному участку стены.
— Но зачем? — буркнула она, когда они торопливо выстраивали линии щитов.
— В этом месте стену пересекает Умбиэль, — пояснил ученый.
— Да? Но тут нет никаких ворот, чтобы их вышибить.
— Пока нет, — усмехнулся Бреннус.
Мазгэр зарычала, подняла щит белокурого и сомкнула его со щитами товарищей справа и слева.
Наступательные порядки «червивых» нисколько не напоминали воинский строй. Глядя на них, воительница подумала о муравьях, которые стремятся к месту, где кто-то оставил отбросы.
Первая сшибка отбросила пехотный строй на два ярда. Позади осталась груда изрубленных мертвецов, напоминающая невысокий крепостной вал. Но это даже не задержало врага. Они карабкались друг на друга, используя головы и плечи, как ступеньки, и упрямо рвались к цели. Здесь пригодились бы копейщики, но те, в большинстве своем, держали оборону перед воротами, куда совсем недавно приходилось главное направление атаки.
Мазгэр, выкрикивая боевой клич, отчаянно рубила Сестрой по-над щитом. Личинки и капли гноя летели ей в лицо, она могла ощутить их на вкус, и все больше и больше «червивых» поднималось из озера, подобно потопу.
— Стена! — сдавленно крикнул Бреннус.
Мгновение спустя орке удалось отвлечься, чтобы взглянуть — что же он имел в виду? Их левый фланг прорвали, но вместо того, чтобы развивать успех, ходячие мертвецы лезли на стену, выстраивая лестницы и собственных тел. Небеса над головой сияли волшебными вспышками и молниями, которые создавали странное подобие дневного света. Глаза на гниющих лицах сверкали будто самоцветы.
Вторая волна атакующих «червивых» прижала обороняющихся к стене, хотя большинство из мертвецов не замечали солдат, движимые одним желанием — присоединиться к безумному восхождению своих товарищей.
Человек по правую руку от Мазгэр упал и четверо ходячих трупов ворвались в брешь. Орка почувствовала острую и мучительную боль в боку. Взвыв, она взмахнула щитом, сбив голову с одной твари, а потом отбросила его, схватив Сестру двумя руками, и разрубила еще одного «червивого».
Над стеной проплывал никем не остановленный Умбриэль.
Позади вскрикнул и привалился к спине Мазгэр Бреннус. С рыком воительница отвела одну руку назад, нащупала ученого и пятилась с ним, пока не уперлась в стену. Полукруг синего пламени охватил их, создавая черту, запретную для «червивых», которые, впрочем, и не пытались ее пересечь. По всей видимости они всего лишь толпились вокруг.
Все пропало...
Бреннус лежал на камнях и прерывисто дышал. Когда Мазгэр увидела его рану, ее сердце похолодело.
— Так плохо, да? — спросил он.
— Я видела и похуже, — ответила орка.
— Но готов биться об заклад, что и эта меня доканает.
— Бренн...
— Я знаю, — прошептал ученый. — Я знаю, что ты должна сделать.
— Не переживай. Я сделаю все быстро и надежно.
— Почту за честь. Я, как мне кажется, болтал кое-что...
— Ты был прав, — кивнула воительница.
— Когда это? — Бреннус скорчил лицо так уморительно, что Мазгэр едва удержалась от смеха.
— Дети. Я подумываю, чтобы их завести.
— Надеюсь, ты не подумала, что это было предложение? — слабым голосом проговорил он.
— Само собой, — согласилась орка. Огонек его жизни едва теплился. — Я должна сделать это прямо сейчас.
Бреннус кивнул.
Мазгэр занесла Сестру, примериваясь к шее ученого.
И вдруг небо, похоже, раскололось. Она едва не оглохла, а ураганный ветер бросил воительницу на колени.
Ничего не слыша от звона в ушах, Мазгэр поднялась на ноги. Что-то изменилось. За границей ослабевшего пламени никто не шевелился. И повсюду лежали «червивые», горой громоздились под крепостной стеной, будто осыпались с нее. Но ни одна из множества проклятых тварей даже не дергалась.
Мазгэр опустила меч.
— Как ты думаешь, что это было? — спросила она у Бреннуса.
Он не ответил. Когда она поняла, что ученый не ответит уже никогда, то упала ничком рядом и рыдала, не стесняясь слез, до восхода солнца.
ЭПИЛОГ
Аттребус стучал пальцами по подоконнику высокого узкого окна, в такт льющейся снизу музыке. Улицы полнились жизнью и яркими цветами, в воздухе носился восхитительный аромат жареного мяса и рыбы, свежей выпечки. Избавившись от Умбриэля, его отец приказал открыть склады, без ограничений обеспечив всех горожан пищей и вином. На всех аренах города давали представление за представлением, а сегодня, согласно замыслу, празднование достигнет апогея — появление императора и чествование героев.
— Ты здесь, Аттребус? — раздался позади глубокий голос.
— Приветствую вас, отец, — ответил принц, поворачиваясь.
Старший Мид еще не переоделся в церемониальный наряд, а ходил в привычной рубахе и простых брюках. Он казался слегка рассеянным и немного неуверенным себе, что, на взгляд Аттребуса, выглядело весьма странно.
— Прости, что не зашел повидаться раньше, — сказал Тит.
— Вы же император, отец, — улыбнулся принц. — Я знаю, насколько тяжело бремя власти.
— Это верно. Но... Я, ко всему прочему, еще и отец. А иногда я об этом забываю.
Аттребус кивнул, не представляя, что и ответить. Император отвел взгляд, а потом в четыре быстрых шага поравнялся с сыном и, обхватив его, сдавил в медвежьем объятии.
— Я думал, ты погиб, — проговорил он. — Я был уверен в этом. И это — моя ошибка. Я позволил событиям развиваться своим чередом. Но я никогда не намеревался причинить тебе боль, сын мой. Совсем наоборот.
— Я знаю, отец, — заверил его Аттребус.
— Взгляни-ка только на себя, — император отступил на шаг. — Теперь ты настоящий мужчина. Герой.
— Я — не герой, — возразил принц. — Не важно, какие уроки мне преподала жизнь, но я крепко-накрепко уяснил: я — не герой. Вот Сул был героем. И Мир-Глим, И Аннаиг, и простые солдаты, умиравшие за пределами этих стен. А был напуган, я совершал одну ошибку за другой, иногда даже не понимал — что я делаю и зачем я это делаю.
— И все-таки ты, в конце концов, достиг цели. Как ты думаешь, кого в народе называют героями? Тех, кто добивается поставленной цели.
— Но я — не человек из песен.
— Ну, конечно же, нет, — Тит Мид закатил глаза. — Я тоже. Мы гораздо круче, чем эти парни.
— У вас-то все было по-настоящему, — вздохнул Аттребус.
— Ну, в некотором смысле, вполне возможно. Зато ты спас Имперский город и, не исключено, весь Тамриэль.
— Так вы, в самом деле, мне поверили? Всему, что я рассказал?
— Ты никогда не был обманщиком. Во всяком случае, я никогда не слышал от тебя лживых слов. Говорить правду — привычно для тебя. Кроме того, в данном случае, история слишком похожа на выдумку, чтобы быть ею. И еще. Есть свидетели вашего, тебя и девушки, полета над городом. Вне всяких сомнений, этой ночью тебе воздастся по заслугам. Люди узнают, что их спас принц.
— Но я думал...
— Поверь, у меня хватило времени для размышлений, — сообщил император. — И я все решил окончательно. Синод и Коллегия Шепчущих, возможно, будут претендовать на славу победителей, но я не намерен помогать им за твой счет. Народ имеет право знать правду.
— Лучше не надо, — заявил Аттребус.
— Что ты хочешь сказать? — отец бросил на него заинтересованный взгляд.
— Я никогда особо не интересовался политикой, но внимательно слежу за ситуацией последнее время. Со смертью Хьерема, события приняли опасный оборот. Вы нуждаетесь в одобрении Совета, а для этого требуется заручиться поддержкой Синода и Коллегии Шепчущих. Кроме того, оба этих сообщества, вот уже много лет готовы вцепиться друг другу в глотки, тогда как требуется совместная работа. Возможно, события будущей ночи, могли бы подтолкнуть их к началу сотрудничества?