— А ты стой до тех пор, пока тебе не надоест свистеть.
Когда надоест, приходи в учительскую, — сказал учитель и ушёл.
Остались только дежурные по классу. Ни один из них не пытался заговорить с Дзэнтой. Все делали вид, что не знают его. Щеки у Дзэнты пылали, он все время вытирал слезы, а они лились и лились.
Если он не вернется вовремя, все уедут без него. Перед домом, наверно, уже стоит грузовик. Погрузят вещи, и затарахтит мотор. И почему он не сказал учителю, что они переезжают? Грузовик, видно, уже поехал. Дзэнте показалось даже, что он видит, как грузовик едет по дороге.
Оставаться в классе уже не было сил. Выскочив в коридор, он бросился к учительской. Заглянул в дверь — никого. Прошло совсем немного времени, а учителя ушли. Как же так?
Дзэнта побежал к туалету — тоже никого. Заглянул в другие учительские, в приемную — учителя нигде не было. Его не оказалось и в комнате уборщицы.
Дзэнту охватило раздражение. Перед глазами стоял их дом, покинутый всеми и запертый на ключ, с наклеенным на ворота объявлением: «Сдается внаем». Что же делать? Куда же он денется, когда вернется домой?
Дзэнта стоял у ящика с обувью злой и взъерошенный. Обувшись, он бросился бежать домой и несся так стремительно, будто за ним гнались. Выскочив из ворот школы, он пустился напрямик. Потом повернул направо и побежал к железной дороге. Там он остановился перевести дух. И тогда заметил, что сжимает в кулаке свисток. Сунув его в рот, он засвистел, что было мочи. Он свистел, пока хватило дыхания, наклоняясь все ниже и ниже, и наконец нагнулся почти до самой земли. Тут его охватила такая злость, что захотелось перекусить свисток зубами. Но он не смог этого сделать. Тогда он бросил его на землю и несколько раз придавил ногой. Свистку ничего не делалось. Он швырнул его на рельсы. Свисток ударился о камешек, лежащий на путях, подпрыгнул и упал между рельсов. Некоторое время Дзэнта стоял и молча смотрел на него. Поезда не было. А если прошел бы, свисток остался бы невредимым. И Дзэнте захотелось поднять свисток. И не столько поднять, сколько совершить что-нибудь опасное. Он собрался было выскочить на путь, но тут кто-то схватил его за плечо.
— Что ты делаешь?! Это же опасно! — сказал человек, удержавший его от прыжка.
Дзэнта оглянулся — за ним стоял учитель.
— Это же опасно! — повторил он снова.
Как раз в это время промчался поезд.
«Учитель, мы переезжаем», — хотел было сказать Дзэнта, но опять пробормотал что-то невнятное.
— Знаю, знаю! — сказал учитель. — Твоя мама пришла за тобой. Я тебя уже давно ищу.
Дзэнта чуть было не заплакал. И тут увидел неподалеку свою маму.
— Дзэнта! Грузовик ждет. Пойдем скорее, — сказала мама улыбаясь.
ПОВЕСТИ
ДЕТИ НА ВЕТРУ
На краю деревни стояла маленькая фабрика — на ней делали шнурки да фитили для ламп. Это было акционерное[20]предприятие. Красные кирпичные трубы фабрики, воздвигнутые еще в годы Мэйдзи, высоко маячили над деревней.
Однажды летом на каменном мосту, неподалеку от фабрики, повстречались Сампэй и Кинтар о. Сампэй — ученик первого класса, Кинтаро — второго. Кинтаро нагло ухмылялся.
И ухмылка эта ничего хорошего не сулила Сампэю.
— Ты чего? — спросил Сампэй. Но Кинтаро продолжал ухмыляться. — Ну, тебе говорят?
Кинтаро не ответил.
Сампэй изготовился драться. Тогда Кинтаро, выпятив вперед подбородок, сказал:
— А твоего отца из правления выгонят.
— Врешь! — крикнул Сампэй.
— А вот и не вру! Вот увидишь! Выгонят и в полицию заберут. Придут полицейские и уведут его.
— Дурак!
Больше терпеть было никак нельзя. Сампэй поднял с земли палку и стукнул Кинтаро по голове. Звук получился звонкий: бум! Бросив палку, Сампэй побежал к дому. Пробежав шагов двадцать, оглянулся. Кинтаро, весь красный и запыхавшийся, мчался следом. Сампэй поднял с дороги камешек, бросил его в Кинтаро и снова побежал к дому. В воротах стоял Дзэнта, его брат. Увидев его, Кинтаро остановился. Еще бы! Дзэнта учился в пятом классе!
— Ты что? — окликнул его Дзэнта.
— А чего он! — сказал Кинтаро. — Ни с того ни с сего палкой по голове. Вон какая шишка!
Кинтаро поднес руку к голове и скорчил такую мину, будто ему и в самом деле было очень больно.
— А ты не ври! — крикнул Сампэй и сделал шаг вперед, явно собираясь стукнуть Кинтаро.
Дзэнте ничего не оставалось, как одернуть брата.
— Сампэй! Нельзя драться.
— А пусть не врет, — твердил Сампэй.
— Значит, ты не стукнул меня палкой? — сказал Кинтаро, тоже сделав шаг вперед.
— Ну, стукнул, — сознался Сампэй.
— А почему?
Сампэй не знал, как ответить. Только глазами сверкал.
— Да, стукнул! Стукнул! — выкрикнул он, стараясь интонацией подчеркнуть, что на то была причина.
Однако Дзэнта ничего не понял.
— Нехорошо, Сампэй-тян! — усовестил он брата.
— А он сам виноват.
— Ах, виноват! Да? Виноват? А ну скажи, в чем, в чем? — наступал Кинтаро.
Сампэй не мог сказать. Ответ готов был сорваться с языка, щеки его пылали, но он молчал. Тогда он нагнулся, схватил камень и хотел было запустить им в Кинтаро, но Дзэнта стал между ними и схватил брата за руку.
— Ты что хулиганишь! — сказал он.
— Все равно Кин-тян виноват, а не я, — твердил Сампэй, вырываясь из рук брата.
Пока Дзэнта держал Сампэя, Кинтаро потихоньку отступал. И только отойдя шагов на двадцать, он заорал:
— Эй, Сампэй — дурак! Полицейские-то свяжут и отведут в участок! — Кинтаро приплясывал, напевая.
Дзэнта и Сампэй проводили его взглядом. Сампэй, весь кипя от обиды, еще крепче сжал в руке камень, и, когда Кинтаро остановился на мосту, кривляясь, он изо всех сил швырнул в него камнем, хотя знал, что камень не долетит. И только когда мальчишка исчез из виду, Сампэй сказал Дзэнте:
— Кинтаро — дурак.
— Почему?
— Он… — начал было Сампэй, но сразу же запнулся и еле выдавил из себя: — Он говорит, что нашего папу выгонят из правления и заберут в полицию.
— Что?.. — заволновался Дзэнта.
Наверно, надо было немедленно сообщить маме. Постояв немного в раздумье, он направился к дому.
— Дзэнта, ты куда? — спросил Сампэй.
Если сказать, иду, мол, к маме, подумает: «Вот ябеда!» — и Дзэнта соврал:
— Чай пить.
— И я с тобой.
Они побежали домой. Мама что-то шила. Дзэнта не выдержал и выпалил сразу:
— Мама, Са я ма Кинтаро — дурак. Он говорит, что нашего папу выгонят из правления и заберут в полицию.
Мама подняла голову от шитья. Она не знала, что ответить мальчикам. Она не думала, что муж ее виноват в чем-нибудь, но слышала, что в правлении давно уже идут раздоры, среди акционеров есть мошенники, и если сын одного из них говорит такое, значит, быть неприятности. Видно, замышляют что-то плохое против ее мужа. Она вспомнила о некоторых странных событиях последних дней и задумалась. Заметив, это, Сампэй сказал веселым голосом:
— Ничего, мама! Я Кинтаро палкой по голове стукнул. Громко так получилось: бум! Даже шишка вскочила. Кинтаро чуть не разревелся. Так ему и надо. Если еще раз скажет такое, я его посильнее ударю. Будет знать! Еще побольше шишку набью. И тогда уж он заревет и попросит прощения. Ты не бойся, мама.
Мама слегка улыбнулась, чтобы не огорчать детей. Однако по всему было видно, что она встревожена.
— А что еще говорил Кинтаро? — спросила она.
— Ничего. Если бы сказал, я ему еще бы наподдал, — похвастался Сампэй, но вдруг заволновался: а что будет, когда папа узнает о драке? — Мама, не говори папе, что я стукнул Кинтаро. И о шишке не говори.
— Ладно, ладно. Все же драться нехорошо, ты ведь знаешь.
— Угу. Но он все равно меня не осилит, — снова похвастал Сампэй.
Наступили летние каникулы. В деревне сразу стало больше детей. Всюду слышались ребячьи голоса.
Сампэй, как обычно, пришел к фабрике. Было около трех часов дня. В три работу кончали, и отец, купив что-нибудь сладкое детям, отправлялся домой.
Но что это? В воротах фабрики толпилась кучка мальчишек.
На фабрике шло собрание пайщиков: отца Сампэя снимали с должности управляющего. На его место теперь назначат отца Кинтаро. Но Сампэй ничего этого не знал.
— Эй! — Сампэй подбежал к мальчишкам.
Тут был и Кинтаро, и Киндзир о, и Фур у кити, и Кам э ити. Но сегодня почему-то никто не откликнулся на его зов. Делали вид, что не слышат.
— Эй! Что это вы делаете? — улыбаясь, спросил Сампэй.
Все молчали.
«Что это они? — подумал Сампэй. — Наверно, потому, что я недавно подрался с Кинтаро. Тогда сначала с ним заговорю».
— Кин-тян! Ты сердишься на меня?
— Не, — мотнул головой Кинтаро.
— Можно, я с вами буду играть?
— Играй.
Успокоившись, Сампэй смешался с толпой мальчишек. В это время подошли жители деревни, облаченные в ха о ри. Прошли в ворота.
— Пятый! — громко выкрикнул Кинтаро.
— Шестой! — поправил его Киндзиро.
— Нет, пятый, — заупрямился Кинтаро.
— Кин-тян правильно говорит: пятый, — поддержал его Камэити.
Оказывается, мальчики считали людей, собиравшихся на собрание пайщиков. Люди все подходили и подходили.
— Шестой, седьмой, восьмой! — сосчитал Кинтаро.
Мужчины посмотрели на него с улыбкой.
— Какой прекрасный привратник! Как весело считает! — похвалил кто-то.
«А… это они в привратников играют, — сообразил Сампэй. — Наверно, сегодня на фабрике какой-нибудь праздник. — Тогда я тоже буду считать».
И Сампэй стал торопливо выкрикивать:
— Девятый, десятый, одиннадцатый…
Однако улыбавшиеся мужчины, обернувшись на его голос, почему-то нахмурились. Сампэй немножко забеспокоился: наверно, он слишком громко кричит. А может, здесь нельзя стоять? Но, увидев новых людей, Сампэй снова завопил:
— Тринадцатый, четырнадцатый, пятнадцатый…
Среди вновь пришедших был директор-распорядитель Акадз а ва Дзюдз о. Сампэй радостно улыбнулся ему. Но Акадзава, слегка поклонившись Кинтаро, спросил:
— Много собралось?
— Пятнадцать человек. Сампэй вот тут под ногами вертится, мешает только.
— Оставь его: он ничего не знает.
Тут уж Сампэй не выдержал:
— А вот и знаю!
— Да ну? Какой молодец!
— Да, молодец! Молодец!
Натянуто улыбнувшись, Акадзава отошел. А Сампэй сразу воспрянул духом.
Они долго толкались у ворот, наконец из фабричного двора выскочил запыхавшийся Кинтаро и крикнул:
— Эй! Не хотите взглянуть? В конторе такая перепалка идет! Отец Сампэя, весь красный, спорит со всеми.
Ребята бросились во двор. У окна конторы сгрудились рабочие: мужчины и женщины. Все с любопытством прислушивались к необычному собранию. Дети протиснулись между ними и, как обезьянки, залезли на оконные решетки. Сампэй тоже забрался на решетку и заглянул внутрь. В это время из приемной конторы шумно вывалилась толпа. Собрание окончилось. Громко переговариваясь, все направились к воротам. Некоторые из заседавших пошли на фабрику. Когда Акадзава Дзюдзо вышел из конторы, рабочие тоже вернулись на фабрику.
— Пап! Купи карамели! — стал приставать Сампэй, заметив отца.
— О чем ты?
— Купи!
Оглянувшись, Сампэй заметил, что в конторе никого не осталось. За столом в одиночестве сидел отец, из его сигареты, словно из трубы, шел дым. Сампэй подошел к отцу.
— Пап!
Отец молча глядел перед собой.
— Пап! Пойдем домой.
Сампэй, положив руку на спинку стула, заглянул в лицо отца. Тот смотрел широко открытыми глазами куда-то мимо Сампэя.
Тогда Сампэй прокричал ему прямо в лицо:
— Пап! Я давно тут жду тебя. Уже пять часов.
Отец молчал. Сампэй открыл тушечницу и стал вертеть в руках кисть и печать. Потом снова спросил:
— Пап! Ты со всеми поссорился, да? Ну и как? Победил?
В это время вошла служащая конторы, и отец спросил:
— А где все?
— В столовой. Слушают сообщение Саямы.
— Ах вот как! Я тоже хотел бы сказать несколько слов на прощание, но отложу на завтра. И дела тогда же передам. Скажите это Саяме.
Отец встал. Сампэй обрадовался — ему очень хотелось поскорее уйти. Он сразу вцепился в руку отца. И только тогда, когда они подошли к выходу, Сампэй заметил, что отец все еще в тапочках.
— Пап! А ботинки?
Сампэй всегда приходил встречать отца, поэтому хорошо знал, где они лежат. Он достал ботинки отца из ящичка для обуви, поискал глазами шляпу. Подпрыгнул и достал ее с вешалки.
— Ничего не забыли? — спросил он тоном взрослого человека и потянул отца за руку.
Они вышли из ворот.
Когда Сампэй возвращался домой с отцом, у него всегда было спокойно на душе. Он не боялся тогда ни собак, ни мальчишек из соседней деревни — пусть налетают сколько хотят.
Они завернули за угол, и Сампэй спросил:
— Пап! Ты ушел с работы? Ну и ладно. Не нужна нам такая фабрика! Мы новую найдем!
Они подошли к дому. Сампэй припустил бегом и, заскочив в прихожую, громко сообщил:
— Мама! Папа вернулся. Он с фабрики ушел. Совсем.
… Над густой зеленой листвой хурмы развевается на ветру маленький белый флажок с красным солнцем посередине. Дзэнта только что прикрепил его на верхушке дерева. Внизу стоит Сампэй и смотрит вверх.
— Далеко видно?
— Угу.
— И Фудзи-сан[21], наверно, видно?
— Угу.
— И снег на вершине лежит?
— Лежит.
— И ветер дует?
— Угу.
— Вот здорово! Как высоко ты забрался.
— Да, высоко.
Какая, однако, досада! У этого Дзэнты ничего не вытянешь. А Сампэю так хочется узнать, что там видно с дерева. Однако ему все равно радостно. Если бы самому забраться на дерево… Руками и ногами он обхватывает толстый ствол хурмы, но тут же соскальзывает обратно. Плюет на ладошки и снова энергично лезет наверх. И опять неудача. Ну что тут поделаешь! И он кричит брату:
— Дзэнта! А море видно?
— Видно.
— И корабли плывут?
— Плывут.
— А киты?
— И киты.
— Вот здорово! А китобоев не видно?
— Видно.
— Да ну! Ловят китов?
— Ага.
Вдруг Дзэнта начинает проворно спускаться с дерева. Что это он надумал?
А Дзэнта просто заметил Кинтаро и Цур у кити. Однако он говорит:
— Сампэй! Пойдем рыбу ловить. И цикад. Может, и раков найдем.
— Зачем? — недоумевает Сампэй.
Только что привязали флажок — и уже уходить. Ни песню не спели, ни в трубу не протрубили — и уже идти ловить цикад! Так не бывает. Но Дзэнта настаивает.
— Цикад наловим, жуков-носорогов, лягушек, карасей… Будет у нас Великий звериный отряд. И мы с тобой станем его предводителями, как Тарзаны. Ты же видел кино: «Тарзан — повелитель обезьян». Помнишь, у него был ручной слон и бегемот.
Тогда и вправду интересно.
Сампэй весело подпрыгнул и крикнул:
— Ладно, пойдем!
И работа закипела. Мальчики побежали к сараю, вытащили сачок и плетеную корзинку для рыбы. Корзинку понес Сампэй, а сачок Дзэнта. Вскоре они были уже за воротами, — у обоих за поясами заткнуты короткие бамбуковые палки, которые в один миг могут превратиться и в мечи, и в ружья, в любые орудия охоты на диких зверей.
— Внимание! Вперед! — выкрикнул Дзэнта.
Высоко поднимая коленки и размахивая руками, они отправились в путь. Шнурки от шляп крепко подпирают подбородки — это потому, что в доме чрезвычайное положение: вчера отец ушел с фабрики. И они должны охранять дом от Кинтаро и Киндзиро, должны защищать свой мир, принадлежащий только им двоим.
— Смотри! Бабочка! Взять бабочку-великана! — Сам себе командует Дзэнта: он заметил в придорожной траве бабочку. И вот она уже в сачке.
— Ой, Дзэнта! Лягушка! Лягушачий король! Взять короля!
Дзэнта выполняет приказ Сампэя. Лягушка поймана. Не прошло и получаса, как корзинка наполнилась цикадами, лягушками, жуками-носорогами, жуками-дровосеками, и все это шумно возится, стрекочет и шелестит.
Бодро распевая «В роще Васэда, в столице»[22], они победоносно вступают во двор дома.
На верхушке хурмы развевается на утреннем ветерке маленький белый флажок с красным кругом посередине. Дзэнта, сидя на суку, осматривает из-под руки окрестности. Внизу стоит Сампэй.
— И Фудзи-сан видно?
— Угу.
— Наверно, снег на вершине лежит.
— Угу.
Вдруг Дзэнта видит на каменном мосту, за фабрикой, человека в белой форме. На боку у него сабля.
«Полицейский!» — мелькает в голове.
Полицейский направляется к их дому. «Придет и заберет отца», — думает Дзэнта.
— Дзэнта, а море видно? — спрашивает Сампэй, но Дзэнта не отвечает: у него дрожат ноги и руки.
«Что бы такое сделать, чтобы полицейский не зашел в их дом? — Дзэнта закрывает глаза, руки складывает на груди. — Ну почему я не волшебник! Был бы волшебником, превратил бы полицейского в бабочку и загнал бы в траву».
— Боги! — шепчет он. — Заколдуйте его! Заколдуйте его! Заколдуйте!
А Сампэй кричит во все горло под деревом:
— Дзэнта! Ты чего там? Не видишь, китов в море ловят?
Дзэнта осторожно открывает глаза и оглядывает дорогу. Полицейский приближается к их дому. «Ну, все! — решает Дзэнта. — Вот сейчас заколдую его. И боги обязательно помогут».
Он открывает рот, но, вместо того чтобы произнести заклинание, издает какой-то невнятный вопль и с закрытыми глазами летит вниз.
— Дзэнта! — окликает его Сампэй, а тот летит вниз.
Не то боги и вправду существуют, не то колдовство подействовало, только Дзэнта не упал на землю, а угодил на скрещенные ветви и задержался там. Тем временем полицейский в белой форме уже приблизился к воротам.
— Ой! Полицейский! — тихонько воскликнул Сампэй и помчался к воротам.
И в ту секунду, когда полицейский хотел открыть калитку в воротах, Сампэй надавил на нее со своей стороны.
— Гм… Что такое? — спросил полицейский.
— Не пущу! — храбро ответил Сампэй.
— Почему?
Ничего не говоря, Сампэй продолжал упорно держать калитку. Даже покраснел от натуги.
— Ишь какой сильный! — сказал полицейский, пришлось ему постучать в калитку. — Извините, нет ли кого-нибудь дома?
— Да! — откликнулась мама, выйдя из комнаты. — Что ты делаешь, Сампэй-тян?
— Ха-ха-ха! Наверно, натворил что-нибудь? А?
Полицейский держал в руках блокнот: была обычная проверка населения.
— У вас четверо в семье? Никаких изменений? — спросил он и ушел.
Проводив его взглядом, Сампэй вернулся под дерево и окликнул брата:
— Дзэнта! Нигде не видно фейерверка? И не слышно?
Полицейский, слава богу, ушел. Флажок спокойно развевался на утреннем ветерке. Мальчики повеселели.
— Дзэнта, давай поиграем.
— Давай, только во что?
Сампэю пришла в голову замечательная мысль. Он пошел в сарай, притащил циновку и расстелил ее под хурмой.
— Давай устроим олимпийские игры.
— Давай.
— Ты будешь вести репортаж, а я плавать.
Сампэй растянулся на циновке животом вниз. Здесь он и собирался плавать.
— Ну, начинай.
Дзэнта принес канистру из-под керосина, уселся на нее и, приложив руки ко рту наподобие микрофона, заговорил:
— Итак, начинаем репортаж из бассейна. Здесь идут олимпийские игры. На первой дорожке — Сампэй-кун[23].
— Ну что ж ты так тихо? Громче говори! — сказал Сампэй.
— На второй дорожке — Хам у ра-кун, на третьей — Тадз и ма-кун, на четвертой — Маэх а та-кун, на пятой — французский пловец, на шестой — англичанин, — заорал Дзэнта.
Сампэй загребал руками и ногами, всем своим видом показывая, что он плывет.
— Сампэй-кун приготовился к прыжку. Прыжок. Ушел в воду. Плывет под водой. Плывет под водой… Эй, Сампэй-тян, что же ты не погружаешься в воду? Ты слышишь, я говорю: «Плывет под водой»?
Сампэй, болтавший на циновке руками и ногами, услышав это, уткнулся головой в циновку и стал разводить руками и ногами, как лягушка.
— Ага! Вынырнул! Вынырнул! Сампэй-кун идет впереди всех. За ним — Хамура-кун. Между ними завязалась борьба. Эй, Сампэй-тян! Зачем ты опять нырнул? Хватит уж! Плыви! Сампэй-кун вышел вперед. Идет впереди. Хамура отстает. На метр, на два… Сампэй-кун впереди. Оторвался на пять метров. Пройдено пятьдесят метров. Сампэй-кун повернул обратно. Плывет обратно, плывет обратно…
Репортер говорил скороговоркой, а Сампэй плыл изо всех сил. Он повернулся на циновке, лежа на животе, и снова принялся загребать руками и ногами.
— Ага! Тадзима тремя рывками вырвался вперед!
— Дзэнта! А как это «тремя рывками»? — спрашивает Сампэй, забыв о том, что он «плывет».
— Ты что разговариваешь? Ведь ты же плывешь! Будешь болтать — отстанешь.
И Сампэй снова начинает работать руками и ногами. Он то поворачивается на спину, то укладывается на живот, плывет вперед, потом поворачивает обратно.
— Теперь Маэхата-кун впереди всех. Сампэй-кун идет последним.
— Чего? Я не хочу быть последним. — Сампэй поднимает голову с циновки.
— Ну ладно, ладно. Ты — первый. Итак, Сампэй-кун плывет первым. Второй — Хамура, третий — Маэхата, четвертый — Тадзима. Пятым идет француз, шестым — англичанин. Но что это с Сампэем? Он начинает отставать. Француз обгоняет его. Держись, Сампэй! Осталось совсем немного.
Что тут начинается! Сампэя охватывает спортивный азарт. Он вскакивает на циновке, затем ложится, колотит ногами и руками и даже кувыркается через голову.
— Победил! Победил! Сампэй-кун победил!
Сампэй, весь потный, растягивается на циновке.
Наступил полдень. Сампэй ехал на трехколесном велосипеде по каменному мосту, за фабрикой. В это время на мосту появился велосипед, на котором сидел человек в европейском костюме. Он посигналил Сампэю, и тот тоже звякнул ему. Человек слез с велосипеда, странно как-то улыбнулся и спросил у Сампэя:
— Малыш, ты не знаешь, где тут дом Ао я ма Итир о?
— Знаю, — сказал Сампэй.
— И где же он?
— Это мой дом.
— Вот как! Тогда покажи мне дорогу.
Сампэй с важным видом поехал впереди на своем трехколесном велосипеде, а незнакомый мужчина — за ним, на своем большом велосипеде.
Сампэй то и дело звонил в звонок, на повороте поднял руку, а когда въехал в ворота, подал сигнал: «Стоп!» — и крикнул с порога:
— Мама! Гость пожаловал.
Незнакомец улыбнулся Сампэю и спросил его:
— Сколько тебе лет, малыш?
— Восемь.
— О, уже в первый класс ходишь? Или во второй?
— В первый.
— Первоклассник, значит, вот молодец!
Однако, как только вышла мама, незнакомец сразу же принял официальный вид, достал из кармана визитную карточку и спросил:
— Хозяин дома?
— Да.
— Значит, дома?
— Ну, да.
— Могу я увидеть его?
Он протянул визитную карточку и, пока мама разглядывала ее, становился все суровее и уже глядел на маму исподлобья.
— Так ваш муж дома или нет?
— Да.
— Извините, но я очень спешу…
Мама, побледнев, ушла в дом.
«Не хочет ли этот человек запугать отца? — подумал Сампэй. — Вот папа выйдет да как крикнет на него — будет знать!»
— Вы откуда, дядя? — спросил Сампэй.
Но незнакомец не ответил ему. Он смотрел по сторонам и на дом.
— Вы зачем пришли? — снова спросил Сампэй.
Не обращая на него внимания, мужчина крикнул:
— Если вы дома, Аояма-кун, прошу вас выйти на минутку. Я хотел бы поговорить с вами.
Из дома вышел отец.
— Вы хозяин этого дома?
— Да.
— Аояма Итиро?
— Да.
— В таком случае пройдемте со мной в полицейский участок.
— Зачем?
— Этого я не знаю. Думаю, что-нибудь незначительное. Небольшой разговор.
— А… Но если надолго, мне нужно собраться.
— Нет. Ненадолго. Небольшое дело.
Отец с озабоченным видом надел гэта и вышел из дома. Стоя на пороге, мама молча проводила его взглядом. Дзэнта и Сампэй с удивлением глядели из ворот на то, как уходил их отец.
Отец шел впереди, за ним — мужчина с велосипедом. Они направились по дороге вдоль реки к городу.
Как только отец и незнакомый мужчина скрылись за углом фабрики, Дзэнта и Сампэй вернулись к дому.
— Мама, а что случилось? Откуда этот человек? — спросили они, но мама ничего не ответила, она продолжала молча стоять на пороге.
Уже и полдень прошел, был час дня, хотелось есть, а Дзэнта и Сампэй все еще сидели на канистре из-под керосина. Когда отец ушел вместе с человеком из полицейского участка, мама стояла в прихожей, держась рукою за сёдзи[24].
Немного погодя Сампэй искоса взглянул туда — мамы уже не было. Сампэю очень хотелось сразу же побежать к маме и узнать, что произошло, но Дзэнта схватил его за плечо, привел под хурму и заставил сесть на канистру. С тех пор прошел уже целый час. Сампэй хотел было крикнуть громко:
— Мама, обед готов?
Но Дзэнта не позволил ему кричать. Он понимал, что маму нужно оставить в покое. Ей было не до них.
— Сампэй, что бы ты хотел получить сейчас? — спросил Дзэнта.
— Рис.
— Дурак! Я не о рисе говорю.
— Тогда хлеб.
— И не о хлебе. Не из съестного.
— Ну, деньги.
— И не из таких вещей.
— Что же тогда?
— Вот глупый! Я, например, хочу лампу.
— Лампу? Может, фонарик для велосипеда?
— Дурак! Волшебную лампу!
И Дзэнта рассказал Сампэю о волшебной лампе Аладдина из арабских сказок «Тысяча и одна ночь».
— Потрешь эту лампу — и перед тобой предстанет джинн: «Здравствуй! Я — джинн из лампы. Приказывай, я исполню все твои желания», — скажет он. «Принеси хлеба!» — велю я, и сразу же передо мной возникнет огромная теплая булка.
Услышав это, Сампэй даже слюну проглотил.
— Вот здорово! — восхищенно прошептал он.
Склонив голову набок, он подумал немного и потом спросил:
— А эта лампа и сейчас есть на свете?
— Может, и есть, а может, и нет.
«Эх! Хорошо бы была!» — подумал Сампэй. Ему очень хотелось есть. Просто не было никаких сил терпеть.
— Ой! Как есть хочется! — сказал он.
И чем больше они говорили о еде, тем сильнее хотелось есть. Уж и на месте невозможно было усидеть. И тут Сампэй заметил палку под хурмой. Он подскочил, схватил ее и воскликнул:
— А у нас вместо лампы будет «Хурма Аладдина». — И, стукнув по дереву палкой, потребовал: — Эй, хурма! Принеси мне рису, вкусных о-суси[25]и о-мандзю[26], потому что в животе у меня совсем пусто.
Подождав немного, он снова изо всех сил ударил палкой по стволу дерева. Дзэнту развеселила выдумка Сампэя.
— Ну-ка и я попробую, — сказал он и, взяв палку, тоже стукнул но стволу хурмы. — Эй, джинн! Принеси мне о-мандзю и печенья!
Они долго еще стучали но хурме, но вскоре это им надоело.
— Дзэнта, пойдем за ворота, по сосне постучим, — предложил Сампэй.
— Пойдем.
От сосны они направились к мушмуле, от мушмулы к кипарису, — а вдруг возьмет да и попадется волшебное дерево, и появится настоящий джинн.
Наконец они дошли до криптомерии и попросили у нее:
— Построй пять фабрик!
И в это время — о радость! — мама позвала:
— Обедать!
Ночь. Дзэнта и Сампэй лежат в постелях, но не спят, а только делают вид, что спят. Мама тоже не спит — ждет отца.
Не слышно ни звука. Темно. Куда ни глянь — сплошная темень. Весь мир окутан темнотой. А отца все нет. Что с ним? То ли в полиции задержали, то ли в камере предварительного заключения сидит. Перед глазами у матери — полицейский участок, решетка камеры. Но она продолжает быстро шить — невыносимо сидеть сложа руки. Напряженно прислушивается к звукам на улице: «Чьи-то шаги? Кто-то кашлянул?»
Сампэй встает с постели и идет к прихожей.
— Сампэй-тян? — окликает его мать.
— Да.
— Куда ты?
— В уборную.
— Тогда зачем же к прихожей?
Сампэй открывает дверь во двор.
— Куда же ты? — забеспокоилась мама, приподнимаясь.
— Я сейчас.
Сампэй выходит за ворота, оправляется, но домой не идет. Смотрит на дорогу. Дорога ведет к городу, а там — полицейский участок.
Он тоже ждет отца.
— Сампэй, ты что там делаешь? — кричит мама.
— Смотрю на звезды.
— Нечего смотреть на звезды, иди быстро домой.
— Я жду, не упадет ли звезда.
И он действительно глядит на небо. А там сверкают мириады звёзд. Это сверкающее звездное небо простирается от края до края. И он думает: где-то далеко, под этим небом, шатаясь от усталости, идет его отец.
— Звезды не падают, — говорит мама.
Сампэй продолжает стоять на дороге.
— Иди домой.
— Угу.
Дорога окутана мглой. Сампэй прислушивается: не слышно ли шагов? И, убедившись, что на дороге — ни души, возвращается в дом.
— На улице темно. Ни одной звезды не упало.
Он ложится в постель, но тут же встает.
— Что-то спать расхотелось.
И Сампэй пристраивается около матери. Тогда и Дзэнта вылезает из-под одеяла.
— В постели как-то жарко сегодня, — говорит он.
Но мама не слышит, что он говорит. Она встревожена, голова ее занята другим: она не знает, где искать отца в этой тьме, — полиция далеко, за помощью обратиться не к кому.