— Лови! Поймал? Смотри не переверни бадью.
Так он и тащил Сампэя на веревке до мелкого места. Там подтянул к себе бадью и вытащил из нее Сампэя.
— На этот раз обошлось. Заставил же ты меня поволноваться!
— А вы и вправду волновались, дядюшка?
— А как же! Думал, ты утонул.
— Не утонул бы! Эта река не такая глубокая, как море.
— Что ты говоришь! Не такая глубокая! За лето непременно кто-нибудь да утонет.
Вытащив бадью на берег, дядюшка посадил Сампэя впереди себя на седло, и они поскакали.
— Поспеши-ка, брат, а то там все беспокоятся, — сказал он коню и погнал его.
Сампэю стало весело. Он заулыбался, но тут вдруг вспомнил о бадье.
— Дядюшка, а бадья?
— Да ладно! Кого-нибудь попросим сходить за ней.
Неподалеку от деревни им повстречались запыхавшиеся мальчишки. Лица у всех были настороженные. Однако, заметив на лошади Сампэя, они разразились радостными криками и продолжали бежать следом за лошадью, громко вопя: «Вассёй! Вассёй!»[34].
Около того места, где мальчишки купались, собралось еще человек двадцать детей, а на прибрежном лугу и на дамбе ожидало более десятка взрослых. Приблизившись к дядюшке, сидевшему на лошади, они сочувственно заговорили:
— Сколько волнений пришлось пережить!
— Слава богу, все обошлось!
Сампэю стало неловко от такого внимания, он попросил дядюшку спустить его с лошади и пошел с Косукэ домой. Ребята гурьбой бежали за ним следом и спрашивали:
— Ну как, страшно было?
— Нет, интересно, — отвечал он.
После того как Сампэя унесло в бадье вниз по реке, он стал героем в глазах деревенских мальчишек. Они приходили толпой к воротам дядюшкиного дома и звали его играть, но Сампэю было запрещено общаться не только с деревенскими мальчишками, но даже с Косукэ. Играть можно было только с Миёко. Она стала его «надсмотрщиком».
— Сампэй-тян, давай складывать фигурки из бумаги. Я тебе журавлика сделаю, — предложила Миёко, но Сампэю эта игра сразу же надоела.
— Сампэй-тян, поиграем в магазин. Я буду хозяйкой кондитерской, а ты приходи ко мне за покупками.
И это наскучило Сампэю. Тогда они решили пойти в лес за цветами. В лесу цвели колокольчики и патринии, в траве стрекотали кузнечики. Срывая цветы и гоняясь за кузнечиками, Сампэй то близко, то далеко слышал оживленные голоса мальчишек.
— Наверно, ты хочешь пойти к мальчикам? — спросила Миёко.
— Нет! — покачал головой Сампэй, и все же ему было не интересно играть с Миёко.
Но вот, пытаясь схватить кузнечика, он притаился в траве, и Миёко сильно всполошилась, стала звать его:
— Сампэй-тян! Сампэй-тян! Где ты?
Тогда стало немного веселее: Сампэй то и дело прятался, и Миёко искала его.
— У… противный! Больше искать не буду, — говорила она, умаявшись, и тогда он выскакивал со смехом из своего укрытия.
Но и это надоело, и Сампэй решил залезть на дерево. Сначала он притаился в траве, а потом незаметно забрался на дерево, а оттуда окликнул Миёко.
— Где ты? Опять спрятался? — спросила Миёко, но, увидев, как дрогнули листья на дереве, сильно испугалась.
— Ой! Сампэй-тян! Слезай немедленно. Мне от мамы попадет! Прошу тебя, слезь! — чуть не плача, уговаривала она его.
Однако скоро Миёко нашла способ сгонять Сампэя с деревьев: как только Сампэй собирался взобраться на дерево, она принималась трясти ствол и кричать:
— А ну-ка, слезай! Быстро! Кому говорят!
Так они дошли до горного озера. С одной стороны ущелье было завалено камнями, а с трех сторон стояли горы, заросшие высокими деревьями. Их листва отражалась в зеленой бездонной глубине воды. Сампэй забыл даже о своих шалостях — таким загадочным казалось это озеро.
— Ну что, Сампэй-тян, в твоей деревне нет, наверно, такого озера.
Сампэй кивнул.
— Страшно?
Да, было и вправду страшно. До озера оставалось несколько шагов. В воде плавала черепаха. Она спокойно шевелила лапами, высунув из панциря голову.
— А я купалась в этом озере. Конечно, до другого берега не доплывала, но до середины добиралась. А ты бы смог? Думаю, не осмелился бы.
Сампэй промолчал. А что ему еще оставалось делать?
— Да, каким храбрецом ты бы ни был, Сампэй-тян, а здесь бы ты сплоховал. Ха-ха-ха!
Ну, это уж слишком!
— А вот и нет! — возразил Сампэй, не улыбнувшись.
— Ах, нет! Ну попробуй, поплавай в этом озере.
— Ну и попробую.
— Слабо!
— И не слабо!
— А не боишься? В таком страшном озере? Тут и змеи водятся, а Хозяйка озера — огромная черепаха. И знаешь, Сампэй-тян, — Миёко показала пальцем на черепаху, плавающую в озере, — она больше вот этой черепахи в десять, а то и в двадцать раз. А еще здесь живет каппа. Как-то дедушка Ёко я пошел косить траву. Идет мимо озера и видит: каппа катается верхом на огромной черепахе. Ты слышал про каппу, Сампэй-тян?
— Не слышал.
— Как же так? У нас все окрестные мальчишки знают про каппу. На голове у него ямка, как блюдечко с водой. Вся волшебная сила его в этом блюдечке. Пока вода не прольется, он кого хочешь в озеро затянет: и ребенка, и взрослого. Страшно, правда?
— Ничуть.
— Ты что?! Вот увидишь, каппа тебя утащит, раз ты так говоришь.
— Пусть тащит.
— Тише ты! А то и вправду выскочит, весь волосатый и когти длиннющие! Как выпрыгнет из воды! Ой! Боюсь я! Пойдем отсюда. Мне страшно стало.
Однако Сампэй и не думал подниматься. Миёко тянула его за руку, а он продолжал сидеть на траве.
— Никуда я не пойду. Подожду, пока вылезет каппа, — твердо заявил Сампэй.
Миёко растерянно взглянула на него.
— Так и будешь сидеть?
— Так и буду.
— Зря ты не слушаешься, Сампэй-тян! Дома просто не знают, что с тобой делать. Мама говорит, ты ужасный ребенок. Все время вытворяешь что-нибудь: то на дерево залез, то вниз по реке уплыл. Если еще напроказишь, отправят тебя обратно. Так что веди себя хорошо. Будь послушным мальчиком.
— Я тут останусь. А ты можешь идти домой, — сказал Сампэй.
— И что же ты будешь здесь делать?
Сампэй не ответил: ему не хотелось разговаривать. Миёко постояла еще немного, молча глядя на воду.
— Ну ладно. Пойду домой, позову маму или папу. А ты сиди здесь тихо, никуда не уходи.
Миёко, поминутно оглядываясь, спустилась меж деревьев по склону горы вниз и побежала домой. А Сампэй задумчиво смотрел на воду, и ему казалось, что из озера вот-вот вынырнет волосатая голова каппы с блюдечком на макушке. Однако он остался на берегу озера не только потому, что ему не терпелось увидеть каппу. Ему еще и не хотелось возвращаться в дом дядюшки Укаи.
Если бы можно было пешком дойти до родного дома, где остались мама и Дзэнта, он пошел бы. К тому же хотелось узнать, что случилось с отцом. Он так и не осмелился ни у кого спросить об этом.
Прибежав домой, запыхавшаяся Миёко сообщила матери:
— Сидит у озера — и ни с места. Говорит: хочу увидеть каппу. Мама, сходи за ним, а?
Тетушка помрачнела.
— Час от часу не легче! Сколько забот с этим мальчишкой! Подождем отца, пусть сам решает, что делать. Видимо, отправим его к матери.
— Мам! А вдруг его каппа схватит?
— Еще чего! Не говори глупостей.
И Сампэя оставили одного на берегу озера. Прошел час, другой, а он все не возвращался. Перед заходом солнца Миёко и Косукэ пошли за ним, но на берегу озера не обнаружили. Поднялся большой переполох. Собрались все мужчины деревни и стали искать в озере, в лесу, в горах и в долине.
В тот день Дзэнта сидел в доме один. Отец все еще не вернулся из полиции, мама ушла зачем-то в город. Одному страшно и скучно, но ничего не поделаешь — должен сторожить дом.
Перед верандой растет мушмула. В развилке веток ее сидят рядышком две квакши — большая и маленькая. Дзэнта обнаружил их, слоняясь по саду. Квакши сидят неподвижно, даже веками не шевелят. Сначала Дзэнта усомнился: живы ли они, но, присмотревшись, заметил, что горлышки у них слегка колышутся. Значит, живые. Он решил, что они братья. Большая квакша — Дзэнта, маленькая — Сампэй.
— Надо же! Спят с открытыми глазами, — сказал вслух Дзэнта. Когда сидишь дома один, от скуки иногда хочется поговорить с кем-нибудь. — Эй! Просыпайтесь!
Дзэнта постучал по дереву. Лягушата даже не шелохнулись. Тогда Дзэнта вспомнил: если тихонько почесать лягушатам под горлышком, они от удовольствия начинают квакать.
Он пошел в дом и принес щипцы для угля, кончик их он обмотал ватой. Этим кончиком он слегка пощекотал горлышко маленькой лягушки.
— Ну-ка квакни! Квакни! — тихонько приказал он.
Но лягушка, вместо того чтобы подать голос, поскакала вверх по ветке.
— Глупая! Заметит воробей, схватит и съест, — сказал Дзэнта.
И действительно, в это время на крыше зачирикал воробей. Но маленькая лягушка, нисколько не испугавшись, продолжала прыгать вверх по ветке. Тогда большая лягушка села на задние лапки, подняла голову и заквакала: «коро-ко-ро-коро!»
— Ну вот, молодец! — похвалил ее Дзэнта.
Ему показалось, что большая лягушка зовет маленькую. И Дзэнта, приблизившись к маленькой квакше, сказал:
— Ты что, не слышишь? Брат зовет.
Но маленькая лягушка продолжала скакать наверх.
— Вот сорвиголова!
И Дзэнта подумал о Сампэе. Тем временем лягушонок взобрался совсем высоко по ветке и прильнул к ней — маленькое зеленое пятнышко, будто зеленый листок. На верхушке дерева раздалось чириканье воробьев. Ну вот, так и думал! И тут же сверху упало что-то, будто капля росы. Что-то зеленое пролетело мимо его глаз на землю.
— Ну вот! Говорили тебе!
Маленькая квакша посидела на земле, потом, словно опомнившись, принялась прыгать вокруг. Дзэнта попытался поймать ее, чтобы посадить на развилку к братцу, но квакша не давалась ему в руки.
— Смотри, змея проглотит! Тебя же хотят вернуть на прежнее место, а ты…
Закапал дождь, и Дзэнта пошел в дом. Через час примерно дождь кончился, выглянуло солнце. Дзэнта вышел в сад и заглянул в развилку мушмулы — оба лягушонка опять сидели рядышком. Дзэнта поднял большой лист мушмулы, опавший с дерева, и пристроил его в развилке над лягушатами — получилось что-то вроде крыши. Ему было жаль двух братьев-лягушат.
— Вот вам крыша. Теперь у вас есть дом. Не выходите отсюда, — сказал он им.
Лягушата неподвижно сидели под листком, словно всегда здесь жили.
Дзэнта опять один в доме. Мама с утра ушла в город выяснять что-то насчет фабрики и отца. И Дзэнта слонялся от нечего делать по дому и саду. На веревке качелей сидела стрекоза. Под хурмой муравьи тащили маленького мотылька. В развилке ветвей мушмулы уже не спали лягушата, остался только листок. Дзэнта сел на веранде и стал болтать ногами.
«Был бы Сампэй, поиграли бы в прятки, — подумал он. — А что, если одному поиграть?»
— Пора? — крикнул он.
— Не пора! — донеслось откуда-то издалека. Нет, ему никто не ответил, просто он так решил, что донеслось.
— Пора?
— Пора.
— Ага! Уже спрятался? — сказал Дзэнта, и ему стало весело, даже засмеяться захотелось. — В ванной, что ли, притаился? Или на хурму залез? А может быть, в сарае?
Сначала он решил поискать в сарае.
— Наверно, тут сидит, — сказал он, остановившись перед дверью сарая. И ему показалось, что оттуда слышится сдержанный смех Сампэя.
— Эй, выходи! — крикнул он, распахнув дверь. — Ага! Здесь его нет. Значит, в ванной.
Дзэнта открыл дверь в ванную.
— И тут нет. Видно, на хурму залез. Пойду взгляну.
И Дзэнта пошел в сад.
— Вижу, вижу! — закричал он еще издалека, будто и вправду заметил Сампэя.
Теперь очередь водить Сампэю.
Дзэнта надумал спрятаться в доме.
— Не пора, не нора! — кричит он, бегая по дому. Открывает стенной шкаф, заглядывает под стул, в нишу, на полки. Но все эти места ему как-то не нравятся. Наконец, он заходит в дальнюю комнату и останавливается в задумчивости — как раз перед его глазами висит на гвозде, вбитом в перекладину, отцово кимоно.
— Вот тут и спрячусь.
И Дзэнта прячется за кимоно. Вдруг его разбирает смех. Вот-вот расхохочется. Он прислушивается: не Сампэй ли окликнул его: «Пора?»
— Пора! — кричит Дзэнта.
Потом долго ждет, но Сампэй все же не появляется. Дзэнта закрывает глаза и видит: далеко в горах движется маленькая фигурка с ранцем за спиной.
— Пора! — снова кричит Дзэнта, но сколько он ни зовет брата, Сампэй уходит по горной тропинке все дальше и дальше, а его маленькая фигурка становится все меньше и меньше.
Дзэнта хотел было окликнуть брата, но вдруг ему показалось, что кто-то дотронулся до него. С испугу он сразу же открыл глаза, посмотрел сквозь кимоно — похоже кто-то стоит, черный. Как-то в книжке детских сказок он видел на картинке волшебницу, на ней было черное покрывало, из-под которого сверкали глаза…
Дзэнта задрожал от страха, но потом подумал: а может быть, все это сон; ну конечно, все это снится ему. «Вот выскочу из-за кимоно — и никого там нет», — решает он. И, набравшись храбрости, с громким криком вылетает из-за кимоно. В комнате и вправду никого нет. Стоит ясный солнечный день.
Мужчина был в резиновых сапогах. Подол его грязного юката[35]был подоткнут сзади. Он нес на спине мальчика лет трех-четырех. Мальчик был привязан к его спине поясом оби[36]. Ребенок кричал:
— Мама! Мама!
Раза два позвал и горько заплакал. Однако мужчина шел вперед, не обращая никакого внимания на вопли ребенка. А малыш все звал и звал:
— Мама! Мама! Мама!
Не было сил слышать его крик. Он позвал мать раз двадцать или тридцать, но мужчина даже головы не повернул.
Дзэнта возвращался домой из конторы адвоката, куда ходил по поручению мамы. Человек с мальчиком за спиной появился из переулка на окраине городка и вошел в другой переулок. Дзэнта с первого взгляда определил:
«Похититель детей! Украл мальчика и несет куда-то».
Дзэнта остановился и стал смотреть, не выбежит ли откуда-нибудь мать ребенка, не бросится ли следом за похитителем. Но никто не появился, а прохожие делали вид, что ничего не замечают.
«Хоть бы полицейский скорее пришел, а то похититель скроется!» — подумал Дзэнта. Хотелось плакать с досады, но ничего не оставалось, как идти только следом за мужчиной: может быть, кто-нибудь заметит, что ребенка похитили, или вдруг попадется полицейский, которому можно сказать о похищении. А может, мама ребенка прибежит. Не переставая думать обо всем этом, Дзэнта шел за похитителем и уже прошел шагов двадцать, а мальчик все кричал:
— Мама! Мама!
Дзэнте казалось: вот-вот оборвется ниточка, которая связывала малыша с мамой. И поэтому малыш так громко звал ее.
Вскоре мужчина с ребенком завернул за угол.
Когда Дзэнта дошел до поворота, похитителя и след простыл. Не слышно было и воплей ребенка. Дзэнта постоял немного, прислушиваясь, оглянулся вокруг и поплелся домой.
«Дом похитителя где-то тут неподалеку» — думал он, шагая по дороге. Очень жаль было мальчика, его голос все время звучал в ушах Дзэнты. Вернувшись домой, он сразу хотел рассказать все маме, но почему-то не смог.
Ночью Дзэнта плакал во сне, его разбудил голос мамы:
— Дзэнта-тян! Что случилось? Почему ты плачешь?
— Я плачу?
— Ну да! Я думала, ты не спишь.
— Я сон видел.
— Какой?
Дзэнта с трудом открыл глаза.
— Будто… — начал было он, но тут же умолк — не хотел рассказывать маме, что ему приснилось, будто Сампэя унес похититель детей. Он спросил только: — Мама, а это правда, что на земле есть люди, которые крадут детей?
— Успокойся, нет таких людей, — сказала мама.
Дзэнта снова задремал, но немного погодя поднялся с постели и спросил:
— Мама, а Сампэй вернулся?
Мама удивилась и сказала строго:
— О чем ты говоришь! Ночь на дворе.
— Просто мне показалось, что Сампэй опять дома.
Однажды, придя домой от адвоката, куда он ходил по поручению мамы, Дзэнта увидел у порога детские сандалии и женские гэта.
«Ага! Сампэй вернулся!» — Он невольно заулыбался, однако ничем не выдал себя и сказал, как обычно:
— Вот и я!
В комнате сидели мама и тетушка Укаи. Дзэнта поклонился и сел рядом. Хотелось спросить: «А Сампэй где?» Но он промолчал. Встал и вышел. В столовой Сампэя не было, в кухне тоже. Не оказалось его и в дальней комнате. В прихожей на вешалке висела шапочка Сампэя. Под ней лежал его ранец. Даже не спрашивая ни у кого, можно было понять, что Сампэй вернулся домой.
Дзэнта вышел в сад. Пошел к хурме. Под хурмой стояли большие мамины гэта. Сампэй сидел на дереве, Дзэнта тоже забрался на дерево. Они молча переглянулись и улыбнулись друг другу. Только неделю не виделись, а уже немного стеснялись друг друга. Сампэй не мог вымолвить ни слова. Дзэнта тоже, хотя ему хотелось рассказать про свой сон, про то, как он видел во сне, будто Сампэя унес похититель детей, и как он, Дзэнта, плакал, но он не мог открыть рта. Сампэй тоже молчал, однако нельзя же только и делать, что улыбаться до бесконечности. И Сампэй стал спускаться с дерева. Ловко это у него получается! Не прошло и недели, а уж научился. Сампэй молча показывал свое умение. Дзэнта тоже, не уступая ему, быстро соскользнул с дерева. Он спустился, а Сампэй залез на дерево. Они проделали это несколько раз. Наконец, когда оба оказались на земле, Дзэнта окликнул брата:
— Эй!
— Чего тебе?
Они обхватили друг друга руками. Стеснение прошло, осталась одна радость.
— А ты слабак! — говорит Дзэнта.
— Че-го! — Сампэй краснеет от натуги, пытаясь сдвинуть брата с места.
— Да, пожалуй, прибавилось силенок, — говорит Дзэнта.
— Ну да, я — сильный.
Беспорядочно орудуя ногами и руками, Сампэй зря расходует свою энергию. Он кряхтит, пытаясь вытолкнуть Дзэнту из круга, который они нарисовали когда-то для борьбы сумо. Наконец это ему удается.
— Смотри-ка! Какой сильный стал! — удивляется Дзэнта.
А Сампэй продолжает теснить его.
— Проиграл! Проиграл! — говорит он, не ослабляя, однако, объятий. — Ты проиграл, Дзэнта.
— Еще чего!
Наконец Дзэнта оказывается у кустарника, что растет у забора, и Сампэй толкает его прямо на куст.
— Сдаюсь! Сдаюсь! Отдаю тебе свой карандаш, — кричит Дзэнта.
Только тогда Сампэй разжимает руки.
Дзэнта отдает брату карандаш, и они могут теперь спокойно поговорить.
— Сампэй-тян, ты больше не вернешься к дядюшке Укаи? — спросил Дзэнта.
— Нет. Дядюшка сказал, что я сорвиголова и поэтому он возьмет тебя.
— Меня?
— Ага.
— А я не хочу.
— Зря. Там очень интересно. В горах есть озеро. В нем живет черепаха. Говорят, она Хозяйка озера. Очень большая. Как корабль. На ней каппа плавает. Правда, интересно?
— Ну да!
Мама и тетушка Укаи все еще разговаривали в комнате. Сампэй, сидя под хурмой, рассказывал Дзэнте о житье в доме дядюшки Укаи. Вдруг Сампэй встал — видно, что-то вспомнил. Пошел в прихожую, открыл ящик для гэта.
— Ты чего? — спросил Дзэнта, идя следом.
— Да так.
Сампэй обогнул веранду, подошел к черному входу.
— Ты что ищешь? Сандалии?
— Нет, — покачал головой Сампэй.
Однако он явно что-то искал.
— Скажи же, что ты ищешь? Я помогу тебе.
Сампэй не ответил. Оглядев черный вход, молча направился к хурме, сел на канистру от керосина, задумался.
— Может, кеды?
— Нет.
— Тогда что же?
Сампэй наклонил голову.
— Дзэнта!
— Что?
Сампэй молчал.
— Ну что? Я не понимаю, чего ты хочешь!
Пристально взглянув на раздраженного Дзэнту, Сампэй тихо спросил:
— А папа где?
Оказывается, Сампэй искал гэта, в которых отец ушел в полицейское управление. Никто так и не сказал Сампэю, где его отец. А он не мог спросить. И вот теперь, наконец, отважился, спросил.
Дзэнта не ответил. Закусив губу, он молча смотрел в землю, — из глаз вот-вот покатятся слезы. Заметив это, Сампэй встал и пошел к сараю, будто ему там что-то понадобилось. Зайдя за сарай, он поднял с земли щепочку, присел на корточки и стал рисовать. Он рисовал, а сам тихонько всхлипывал, по щекам его текли слезы. Что он выводил, он и сам не видел. Однако нарисовал все же большой круг, а в нем — глаза и нос. По обеим сторонам круга пририсовал уши, под носом вывел длинные усы. При этом тыльной стороной руки он вытирал слезы. А когда пририсовал усы, уронил щепку и, закрыв обеими руками лицо, горько расплакался.
Немного погодя пришел Дзэнта — лицо у него было заплаканное. Сампэй уже не плакал, но но лицу его были размазаны слезы. Он с гордостью рассматривал большую рожу, которую нарисовал щепкой.
— Скажи, что бы ты стал делать, если бы вдруг появился такой оборотень? — спросил он, показывая на усатое лицо.
— Такой оборотень не появится.
— А если появится, что будешь делать?
— Не появится.
— Ну что ты твердишь одно и то же! Я же спрашиваю: если вдруг появится…
— Не появится. А если вдруг и выскочит откуда-нибудь, подумаешь, какое дело!
— И я нисколько не испугаюсь.
— Ну да!
— А если вот такой?
Сампэй быстро пририсовал к лицу два рога, а во рту добавил множество острых зубов.
— И такого не побоюсь, — сказал Дзэнта.
— И такого? — И Сампэй добавил к роже еще два рога.
Тетушка Укаи, долго проговорив с мамой, отбыла домой в хорошем расположении духа.
— До свидания, Сампэй-тян! — сказала она на прощание. — Смотри не озорничай.
Когда тетушка Укаи ушла, мама позвала Сампэя и Дзэнту в столовую.
— Сампэй-тян, что ты там натворил у дядюшки Укаи? — спросила она.
— Ничего не натворил, — недовольно ответил Сампэй.
— Забрался на высокое дерево, да?
— Ну и что! Я же сам спустился.
— Уплыл в бадье по реке?
— Попробуй удержись! Речка такая быстрая. Я вовсе и не собирался уплывать, меня унесло. Это речка виновата.
— Ну ладно. А зачем же ты остался один у горного озера? Такой был переполох. Всей деревней искали, а ты преспокойно спал в стенном шкафу.
— Спал.
— Зачем ты это сделал?
— Ничего я не делал, — надулся Сампэй. — Я только хотел посмотреть, как каппа будет кататься на черепахе. Поэтому и сидел на берегу озера. Ждал, ждал, а каппа все не вылезает. Ну я и вернулся домой. Вот и все.
— А зачем в стенной шкаф забрался?
— А я спать хотел.
У Сампэя на все находилось оправдание. Не в чем было и упрекнуть его.
— Так.
Мама умолкла, задумалась.
— Мам, а что теперь будет? — спросил Дзэнта.
— Укаи говорят, что они не могут оставить у себя Сампэя, — боятся, он что-нибудь натворит. Тебя вот готовы хоть сейчас принять. Я сказала, что подумаю. Что же делать? Я теперь часто не бываю дома, с кем вас оставлять?
Дзэнта помрачнел. Он был готов на все, раз такое положение в доме, но не мог сразу отказаться от того будущего, которое нарисовал в своем воображении; они с мамой в конце августа переселяются в комнатку при больнице. Комнатка маленькая, но вдвоем они вполне поместились бы. Год назад Дзэнта лежал в той больнице (у него был аппендицит) и хорошо знал ее. Там живет черно-белая кошка по имени О-Хан а, у которой родилось тогда шесть славных котят. На окнах в коридоре висит много клеток с птицами: есть и рисовки, и ткачик-аминдава, и канарейки. При больнице проживает старый пес Горо, он спит у входа. Встанешь утром, погуляешь с Горо, накормишь птиц — и можно в школу идти, главный врач больницы добрый, а медсестры все красивые.
И вот теперь мечты о такой прекрасной жизни рушились. Что его ждет у дядюшки Укаи?
— Мама, а что, если никуда не ездить? Давай поживем здесь, пока вернется папа, — выпалил вдруг Сампэй, словно сделал важное открытие.
— Ах, если бы только это было возможно! — грустно улыбнулась мама.
— Конечно, возможно. Мы с Дзэнта-тян все сами будем делать: и готовить, и стирать, и воду для мытья греть. И тогда ты, мама, сможешь уходить куда хочешь. Будешь деньги зарабатывать. Дзэнта-тян, давай с завтрашнего дня и начнем. Если меня научат, я даже рис сварю. А? Мама? — сказал Сампэй храбро.
Кто-то из мальчиков поднимается и тихонько идет к двери. Мать только-только легла в постель. Услышав шаги, она спрашивает:
— Кто это?
— Я.
— Это ты, Сампэй-тян?
— Ага.
— Куда ты?
— Мама, а сколько сейчас времени?
— Десять. Я только легла спать.
— А…
Сампэй возвращается в постель.
— Мам! А до утра еще долго?
— Долго, сынок.
А Сампэй собрался готовить завтрак.
Проходит еще час или два, он снова вылезает из-под одеяла и идет к двери.
— Кто там? Сампэй-тян?
— Ага. Который час?
— Одиннадцать или двенадцать ночи.
Сампэй возвращается на место. Ему не спится. Часа в четыре утра он наклоняется над ухом спящего Дзэнты и шепчет тихонько:
— Дзэнта-тян, вставай!
Дзэнта не просыпается.
— Эй, уже утро! — трясет его Сампэй.
— М-м-м-м!
— Пойдем завтрак готовить.
— Зачем?
Дзэнта совсем забыл вчерашний уговор.
— Как зачем! Мы же решили все делать сами.
— Что делать? Зачем?
— Ты что, забыл?
Дзэнта с трудом просыпается. Мама крепко спит. Она не сомкнула глаз до рассвета. Мальчики осторожно вылезают из-под москитной сетки.
В кухне, над очагом, висит котелок с водой, на переносной печке стоит кастрюля. Открыв крышку котелка, они видят там рис, в кастрюле уже налита вода. В очаге заготовлена растопка, рядом лежат дрова. На дровах — спички. Все очень просто.
— Дзэнта-тян! Остается только зажечь огонь.
— Угу.
— Ну, зажигай скорее.
Толкая друг друга, они присаживаются на корточки у очага.
Дзэнта зажигает растопку, и когда она разгорается, кладет в очаг дрова. Он кладет сразу четыре полена, и в нос ему валит густой дым. Дзэнта изо всех сил дует на дрова. От дыма щиплет глаза, но щекам текут слезы. Сампэй тоже дует, но и вдвоем они не могут справиться с дымом.
— Неси скорее веер! — кричит Дзэнта.
Сампэй бежит в столовую. Дым проник уже и сюда. Но когда они помахали веером, огонь быстро разгорелся. И тут им стало весело.
— Здорово, Дзэнта, правда?
Сампэй протягивает руки над очагом, будто хочет согреть их, хотя стоит теплое летнее утро. Вдруг из котелка повалил пар. Это пугает их, и Сампэй спрашивает:
— Что же делать?
— Снимем крышку, да и все тут, — говорит Дзэнта, поднимая крышку.
Из котла выползает пена и стекает в очаг. Тогда он машет веером, и пена оседает. Он закрывает котелок крышкой. И всякий раз, как пена начинает выползать из котелка, он открывает крышку и машет веером. Скоро начинает сильно пахнуть горелым. Что же делать? Сампэй поневоле бежит к маме.
— Мама! Рис сгорел.
Рис и правду подгорел.
— Ну-ка, отойдите оба в сторонку, — говорит мама, но они не слушаются.
— Это ты, мама, отойди в сторонку, а мы будем готовить рис. Вот увидишь, какой будет вкусный.
И Сампэй оттесняет маму в столовую.
— Да-да! Осталось только приготовить мисо-сиру[37]и все, — заявляет Дзэнта, обеими руками подталкивая маму в спину.
— Прекратите сейчас же! — говорит мама, но мальчики, пыхтя, вытесняют ее из столовой в прихожую.
— Я не шучу! — сердится мама, а мальчики бегут в кухню и закрывают стеклянную дверь между столовой и кухней; когда же мама пытается открыть ее, Сампэй и Дзэнта наваливаются на дверь и не пускают ее в кухню.
Тогда мама говорит:
— Ну хорошо, я займусь своими делами, а вы спрашивайте у меня, что будет нужно.
— Ладно! — бодро выкрикивают мальчики и принимаются за работу.
— Эй, Дзэнта! А что мы должны теперь готовить?
— Мисо-сиру.
— А как его делают?
— Сначала в печке разводят огонь.
— А как?
— Зимой берут угли из хибати[38], а сейчас как…
— Пойду-ка спрошу… Мам! А как разводят огонь в печке? Дзэнта не знает.
— Ха-ха-ха! — смеется мама. — Головешки в очаге есть? Вот и перенесите их в печку, а сверху угли положите.
— Так просто?
Сампэй бежит на кухню. Однако теперь куда-то подевались щипцы для угля.
— Ведь были же!
Он снова бежит к маме.
— Мам! А если нет щипцов для углей, что делать?
— Как что! Искать щипцы.
— Эй, Дзэнта, надо искать щипцы.
Наконец щипцы находятся, горящие головешки перенесены в печку, угли положены, кастрюля поставлена. Сампэй бежит спросить, что делать дальше.
— Мам, кастрюлю мы поставили на печку, что теперь делать?
— Налить мисо-сиру, нарезать овощи…
— Понятно, — не дослушав до конца, Сампэй бежит на кухню.
— Эй! Надо мисо-сиру налить и овощей нарезать.
— Овощей? А каких овощей?
— Ах да!
Сампэй снова летит к маме.
— Мама, а каких овощей?
— Луку и картошки.
— Луку и картошки, — докладывает Сампэй, вернувшись на кухню.
— А где они?
Ох и трудная эта работа — готовить еду!
Около полудня у ворот раздался тяжелый скрип колес. Дзэнта и Сампэй выскочили из дома. За воротами стояли Акадзава Дзюдзо, судебный исполнитель и лошадь с телегой.