Сначала дети не понукали коня, а только дергали за поводья и двигали с лязгом его головой, но потом стали ссориться: каждый хотел подержаться за поводья — это было интереснее всего, — и постепенно все смелели. Держаться за поводья приходилось недолго, поэтому старались вовсю. А некоторые стали даже покрикивать, как дедушка: «Хайё! Хайё!»
И когда тот, кто стоял на страже, посматривая в дырку от выпавшего сучка, предупреждал: «Тихо! Дедушка!» — все сваливались как попало с деревянного коня, залезали ему под брюхо и замирали там, затаив дыхание. Брюхо лошади было пустым, и это тоже забавляло, так что мальчишки снова начинали шуметь и возиться.
Тогда дедушка, опасаясь, что они испортят коня, грозно кашлял в доме: «Э-хэн!» Однако очень скоро он смирился и уже не кашлял, когда дети забирались в сарай. А потом он сам стал приходить к ним и обучать их верховой езде, взбирался на коня и показывал, как это делается.
Рядом с дедушкиной комнатой росла сосна, на которой торчало голубиное гнездо. Дедушка очень любил этих голубей. Он выходил на веранду и подолгу любовался большими птицами, кружившими над деревом.
Однажды дедушка заболел. Он тихо лежал, прислушиваясь к громким голосам мальчишек у деревянного коня, и вскоре умер. Так и не дождался, когда из гнезда вылетят голубята.
Три коня под красивыми старинными седлами проводили дедушку в последний путь.
ЗМЕЯ
На повороте дороги, за деревней, Дзэнта поднял трубу и загудел:
— Ду-ду-ду-ду! Ду-ду-ду!..
Мир показался ему вдруг огромным. Небо стало выше, а дорога бесконечной. И он зашагал на месте, приноравливаясь к звукам трубы.
— Раз-два! Раз-два!
Пошагав немного, двинулся вперед. Прошел метров двадцать, повернулся через правое плечо кругом и возвратился обратно. Снова потоптался на месте и опять пошел вперед.
Деревня лежит в горной долине, с трех сторон ее окружают горы, она притулилась у их подножия. Рядом с деревней — лес. Теперь там дует ветер. Наверно, услышал звуки трубы и примчался с неба. Ветер весело ныряет под ветки, переворачивает наизнанку листья — забавляется.
— Дзэн-тян! — доносится издалека детский голос; по дороге бежит мальчик.
Дзэнта смотрит на него и продолжает трубить.
— Эй! — раздается оклик, и еще один мальчик выбегает на дорогу.
Скоро около Дзэнты собираются пять мальчишек. Обступив его, они разом начинают говорить.
— Трубу в школе взял?
— Здорово получается!
— Вот вернется мой дядя из армии, купит мне трубу. Военную, с красными кистями.
Дзэнта опускает трубу, вытряхивает из нее слюну. Теперь труба у К э йсукэ.
— Ду-ду-ду! Ду-ду-ду! Ду-ду-ду!.. — торопливо трубит Кэйсукэ, и всех охватывает боевой дух.
— Эй! Пойдемте на храмовую гору играть в разбойников.
Кэйсукэ трубит: «В поход!», и пять мальчишек, выстроившись в затылок друг другу, цепочкой поднимаются в гору. На самой вершине этой небольшой горы, справа от деревни, стоит храм. Ветер шелестит молодой листвой деревьев, окружающих его. Взобравшись на гору, мальчики подходят к храму и садятся в круг под большим каштаном — нужно посоветоваться, кто будет «разбойниками», а кто — «предводителем».
И тут Гор о, самый маленький из мальчишек, вскакивает с места, истошно вопя:
— А-а-й!
Все испуганно смотрят на него. А Горо, весь бледный, отбегает метров на пять-шесть от дерева. Еще ничего не понимая, все бегут следом за ним.
— Ну что? Чего ты? — спрашивают его хором.
— Вон. Глядите! — И Горо показывает пальцем на каштан.
Все смотрят на дерево — огромная, как коромысло, змея обвилась вокруг ствола каштана, стреляет языком. Некоторое время все молчат словно завороженные.
— Ничего себе змея! — говорит наконец Кэйсукэ.
— Полоз, — замечает Дзэнта.
И тут Горо снова вопит:
— Ой! Она птичек хочет съесть! Птичек!
Похоже, он прав. Змея забралась высоко на дерево, а там, где ствол разветвляется, в густой зелени прилепилось что-то похожее на гнездо. Из него торчат две маленькие птичьи головки. И хотя они маленькие, это все же головки взрослых птиц. Самец и самка охраняют своих птенцов. Знают ли они, что к их гнезду ползет змея?
Птички сидят тихо, иногда только поворачивают головы. Может быть, они говорят своим детям: «Тише! Змея еще не заметила нашего гнезда».
— Что же делать? Что делать? — волнуется Горо, быстро оглядывая лица своих товарищей.
Змея, до сих пор неподвижно обвивавшая ствол каштана, вдруг стала подниматься вверх по дереву.
— Ай! Ай! Ай! — закричал Горо, затопал ногами, но птицы продолжали чинно сидеть в гнезде, будто гости в чужом доме.
— Камнями! Давайте кидать в нее камнями! — предложил Дзэнта.
— Правильно! — поддержал его Кэйсукэ.
Все бросились врассыпную собирать камни. Потом подбежали к дереву и стали изо всех сил швырять их в змею. Камни сыпались дождем: пара-пара-пара! Мальчишки спешили, бросали, как попало, и все же несколько камней, видимо, угодило в тулово, голову и хвост змеи — она быстро заскользила вверх по стволу. Но так как она поднималась не прямо, а по спирали, то на это уходило какое-то время.
— Вот тебе! Вот тебе!
— Ах ты, ворюга!
— Разбойница ты! — кричали мальчишки, все более и более ярясь.
Они запустили в змею уже камней пятьдесят. Земля у храма была усыпана кругляками, чуть побольше шашек для игры в го[15]. Мальчики стали хватать по два камня сразу и бросать их в змею, но они улетали куда-то в пустоту, не достигая цели.
Тем временем змея поднялась на целый метр. И это за какую-то минуту! Вот она уже у развилки ветвей. Одна толстая ветвь уходит вбок, змея поползла по ней — наверно, подумала, что там ее не достанут камни.
— Ну вот, все в порядке! — сказал Кэйсукэ, и все опустили руки с камнями.
Змея спряталась в листве, и теперь неизвестно было, куда бросать камни. И тут они взглянули на птичье гнездо. В суматохе они совсем забыли о нем.
— А где же птицы? — удивился Дзэнта.
И действительно, птицы куда-то исчезли. Мальчики обежали вокруг дерева, встали на цыпочки, вытягивая шею, словно старались заглянуть в гнездо.
— Улетели, что ли?
— А это вовсе и не птицы были, — усомнился кто-то.
Однако самый маленький мальчик Горо снова заметил, где они сидят.
— Вот они! Вот они! Идите сюда! Видите: головки в нашу сторону смотрят. Рядышком сидят. И клювики видно.
И правда: две маленькие птицы сидели, прижавшись друг к другу, словно дети в тонущей лодке. Увидев их, все обрадовались.
— Вот хорошо! Вот здорово!
Теперь оставалось только прогнать змею, которая пряталась в густой листве.
— Что же делать? Может, принести шест да сбить ее оттуда?
— Гм… Говорят, некоторые забираются на дерево и стряхивают змей с веток.
Мальчики заспорили.
Тогда Дзэнта сказал:
— А что, если так сделать: я и еще кто-нибудь останемся здесь и будем следить за змеей. А все остальные сбегают домой и принесут палки, шесты и еще что-нибудь.
— Правильно! — сразу согласился Кэйсукэ.
Сторожить змею остались Дзэнта и Кэйсукэ. Остальные побежали по склону горы вниз.
— Скорее возвращайтесь! Если гнезду будет грозить опасность или змея попытается улизнуть, я подам сигнал. Услышите трубу, бегите сразу же сюда, даже если у вас не будет ни палок, ни шестов! — крикнул им вслед Дзэнта.
— Ладно, ладно! Поняли! — откликнулись ребята и вскоре исчезли из виду.
Когда Дзэнта и Кэйсукэ остались одни, на храмовой горе сделалось сразу как-то странно тихо. Дзэнта решил приготовиться к действиям на тот случай, если змея попытается скрыться. Он поднял с камня трубу и повесил ее на грудь. Затем пошел под ветку, на которой пристроилась змея. Как раз в это время подул ветер, зашелестела листва, и ему показалось, что это змея шуршит на ветке.
— Ай! — невольно воскликнул он.
— Ты что? — удивился Кэйсукэ. Вскочив с земли, он подошел к Дзэнте. — Там она, змея?
Тут пришел черед удивляться Дзэнте. Он никак не мог разглядеть змею. Не отвечая Кэйсукэ, он внимательным взглядом обшаривал ветви. Ага! Вот она! Длинное змеиное туловище тускло поблескивало в зеленой листве.
— Все в порядке!
Они отошли к храмовым ступеням и присели там. Ветка, на которой лежала змея, была видна и оттуда. Мальчики устали от всей этой суматохи и захотели немного отдохнуть. Ребята никак не возвращались. Дзэнта посмотрел на дерево: змея, вытянувшись, ползла по ветке к стволу каштана. И когда только она успела? Что же делать? Что делать?
— Я буду в трубу трубить, а ты, Кэйсукэ, бросай в нее камнями, — сказал Дзэнта.
Он подошел к спуску с горы и затрубил:
— Ту-ру-ру! Ту-ру-ру!..
И тут у подножия горы послышались голоса ребят. Кто-то нес флаг с красным кругом посередине, за ним двое тащили шест для сушки белья, следом шел мальчик с пробковым ружьем. Все быстро поднимались в гору.
ПЛЯШУЩАЯ РЫБА
Дождь кончился. Над далекими холмами повисла красивая радуга. Когда Сампэй ее увидел, ему сразу же захотелось выскочить на улицу. В такие дни, когда на небе висит радуга, в реке и в канавках на рисовом поле появляется много рыбы.
Сампэй взял сачок, к поясу привесил корзинку и босиком выскочил за ворота. Шагая к реке, он думал:
«Кто же попадется сегодня? Окунь или осьминог? Однако ни окуни, ни осьминоги в реке не водятся. А может, кит? Нет, нет! Киты живут только в больших-больших морях, таких огромных, как Тихий океан, и они метров десять или двенадцать длиной, так что кита мне не вытащить. Ну тогда карпа поймаю. Большущего карпа. Наверно, прыгать станет. Может, на пять или десять метров вверх подпрыгнет. Ну и пусть! Надо только подставить корзинку в то место, куда он шлепнется. Тогда можно будет и без сачка обойтись. Карпы сами будут в корзинку прыгать».
Размышляя так, Сампэй вышел к реке. По обоим берегам ее росли ивы, и их густо-зеленые ветви, свешивавшиеся сверху, образовали на реке несколько тоннелей. В этих тоннелях стояла высокая вода. Сегодня она была немного мутной — прошел дождь. Если бы она не была такой мутной, можно было бы увидеть, как весело резвятся ее обитатели: карп, длиной в целый метр, усатый сом, рак с огромными клешнями, карась, похожий на младенца…
Однако река очень глубокая и широкая, так что Сампэю нечего делать здесь с его сачком. Сампэй ловит рыбу в маленьких канавках на рисовом ноле, неподалеку от реки. Через эти канавки подают воду на поля. Сампэй залезает ногами в канавку и топчется там, держа сачок наготове. Рыбе некуда деваться, и она влетает в сачок.
Сначала он потоптался в первой канавке, приговаривая:
— Ловись, ловись, карп! Ловись, ловись толстый!
Вытащил сачок, а там — рыбка. Сом. Усы распушил, вертится в сачке, норовит выпрыгнуть. Сампэй положил сачок на тропинку и прижал сома обеими ладошками к земле. Сом был не такой уж большой, сантиметров десять. И хотя у него были уже усы, это был еще маленький соменок, родившийся в этом году. Однако Сампэй все равно положил его в корзинку.
Кто же теперь попадется? Сампэй перешел к следующей канавке.
— Ловись, ловись, угорь! Ловись, ловись длинный!
Он вытащил сачок — в нем прыгали две или три малявки. Что за мелочь? Сампэй вытащил сачок на тропинку, присмотрелся — в сачке трепыхались три карасика. Совсем маленькие, и пяти сантиметров не будет. Ну и ладно! И эти сойдут. Сампэй бросил карасиков в корзинку.
— А теперь пусть будет рак. Обязательно рака изловлю, — сказал Сампэй, но тут же подумал: «У рака — клешни! Как схватит за палец, оторвет, пожалуй. Пусть уж лучше черепаха попадется. Маленькая, славная черепашка. Сколько угодно черепашек. А вдруг черепаху-супп о н вытащу, ту, которая людей кусает. Как вцепится зубами, так и не разожмет челюстей, даже если ей голову оторвать. Нет уж, лучше всего — карп».
— Ловись, ловись, карп! — приговаривает Сампэй, переходя с сачком от канавки к канавке.
Когда он дошел до каменного моста, в корзинке его лежало двенадцать карасей и три соменка. Караси были разные: и маленькие и побольше. И вся эта живность прыгала и плясала в корзинке. Не беда, что ни одного карпа не попалось. И так много наловил. Сампэй сел на мост, свесил ноги — решил немного отдохнуть. Корзинку он опустил в воду, чтобы рыба поплавала.
Сидя на мосту, Сампэй глянул в сторону нижнего течения реки и увидел, что над речными ивами висит чуть заметная радуга. И откуда только она взялась?
— Сейчас пропадет! Сейчас пропадет! Сейчас пропадет! — скороговоркой проговорил Сампэй, и радуга исчезла.
И вот, когда радуга исчезла, в траве, под ивой, над которой она висела, сверкнуло что-то серебристое. Что это? И какое большое! И прыгает! Да как высоко! Карп! Конечно, это карп!
Схватив корзинку и сачок, Сампэй бросился к иве. Да, это был карп. И он прыгал.
Подбежав к иве, Сампэй накрыл рыбу сачком. Вот так кар-пище!
Он крепко прижал карпа руками к земле и вдруг заметил, что рядом, в траве, что-то шевелится. Ага! Огромный рак. Сидит растопырив клешни. Может быть, он сражался с карпом? Или они играли тут в траве? Сампэй оставил рака в покое — еще цапнет! — бросил в корзину карпа и радостно побежал домой.
КОЛДОВСТВО
— Дзэнта, иди есть! — зовет Сампэй, выбежав в сад.
— Тише ты! Я колдую, — останавливает его старший брат, подняв руку.
— Колдуешь? — удивляется Сампэй.
— Ну да, волшебник я! — говорит Дзэнта, с важным видом закручивая воображаемые усы.
— А что такое «волшебник»?
— Ты что не знаешь, кто такой волшебник? В книжках часто про них пишут. Они заколдовывают, например, человека в собаку или сами оборачиваются маленькой птицей или орлом. Эх, хорошо бы в орла превратиться! Можно по небу летать, как самолет.
— Значит, ты сейчас в орла превращаешься?
— Да нет! Вот смотри в ту сторону, куда я гляжу.
Сампэй смотрит в тихий угол сада, пригретый теплым солнцем. Там цветут маки. Большие алые маки. Маленькие желтые маки. Белые-белые маки. Много разных маков.
А над ними кружит бабочка. Маленькая, белая, величиной с монетку в пять сэн[16]. Порхает с цветка на цветок. Покружит, покружит над красным маком, глянь — уже над белым вьется. Вот залезла в желтый цветок и тут же поднялась вверх, залетела в листву дерева и пропала. И вдруг вылетает, откуда ни возьмись.
— Ты что, заколдовал их? — спрашивает Сампэй.
— Тсс!
И тут Сампэй видит бабочку прямо перед своим носом. Она сидит на маковой коробочке. Цветы мака красивы, а серые маковые коробочки невзрачны. Кажется, будто среди ярких цветов выстроились маленькие каппа[17]. И вот на такой коробочке сидит бабочка — то раскроет крылья, то закроет. Странные какие-то крылья — на них нарисованы два глаза, а над ними брови.
— Дзэнта! А у бабочки глаза на крыльях.
— Дурень! Глаза у бабочки на голове.
— А-а…
Сампэй хотел еще раз посмотреть на бабочку, но она вдруг вспорхнула с коробочки мака, чуть не хлопнув Сампэя по носу своими маленькими крыльями. А если бы у него случайно был открыт рот, она влетела бы прямо туда.
Сампэй удивился и хотел было поймать бабочку, накрыв ладошкой, но она мгновенно взвилась в небо и исчезла куда-то.
— Ну вот, улетела наконец! — облегченно вздохнул Дзэнта.
«Что же это такое?» — изумился Сампэй и снова спросил:
— Ты что, заколдовал ее?
— Ну да.
— А-а…
Все равно непонятно.
— А как это?
Тут опять прилетела та же бабочка.
— Тсс, — зашипел Дзэнта.
И Сампэй стал молча глядеть, как она летает. Бабочка села на маковую коробочку. Сампэй приблизился к ней — хотел как следует рассмотреть, как-никак заколдованная, но бабочке, видимо, не понравилось, что ее разглядывают, и, посидев немного, она улетела.
Тут Дзэнта сказал:
— Сампэй! Хочешь научу тебя колдовству?
— Хочу! — Сампэй с радостью подбежал к брату. — Что нужно делать?
— Ну, слушай. Пришел я сюда, вижу: маки цветут. Посмотрел я на них, и захотелось мне стать волшебником. И вот решил я вызвать сюда бабочку. Закрыл глаза и сказал про себя: «Бабочка, бабочка! Лети сюда!» Открыл глаза, а бабочка уже порхает над цветком.
— Вот это да! — восхитился Сампэй. — Очень просто, значит, быть волшебником. Надо только закрыть глаза и сказать: «Бабочка, лети сюда!» — и все в порядке. Это и я смогу!
Но Дзэнта рассмеялся.
— Где тебе! Думаешь легко? Я вон сколько книг прочитал, пока стал волшебником. И «Арабские сказки», и «Сказки» братьев Гримм, и «Сказки» Андерсена… Много знаю разных сказок. А ты ничего не знаешь.
— Ну и ладно. Не обязательно читать всякие там сказки. Нужно только закрыть глаза да сказать свое желание. Вот я сейчас и попробую. Бабочка, бабочка! Появись еще раз! Не появишься — кину в тебя камнем!
— А вот и не появится. Не прилетай, бабочка! Прилетишь — ударю тебя палкой!
Прокричав каждый свое заклинание, они стали ждать, прилетит ли бабочка. Однако бабочка не прилетала. Лишь красивые маки тихо млели под теплым солнцем.
— Вот видишь! Как я сказал, так и есть. Она же заколдованная! Скажу: «Не прилетай!» — ни за что не прилетит. Это же не бабочка вовсе, а человек, превращенный в бабочку. Поэтому она и понимает человеческие слова, — сказал Дзэнта с важным видом, но Сампэй не поверил.
— Враки все это! Бабочки вылупляются из гусениц.
— Ах, враки! Вот превращу тебя в бабочку, будешь знать!
— Вот и хорошо! Превращай! Давай превращай! Я очень люблю бабочек, — обрадовался Сампэй.
Это озадачило Дзэнту. Подумав немного, он сказал:
— Знай: станешь бабочкой, человеком тебе уж не бывать.
— Ну и ладно! Зато по небу буду летать.
— Домой уж никогда не вернешься.
— А вот и неправда! Возьму и прилечу.
— Нет уж, не прилетишь. Ты же бабочкой станешь, никто тебя не узнает. Все закричат: «Гоните ее, гоните!» — и прогонят из дома.
— Ну и пусть! Превращай меня в бабочку, и всё! — Сампэй тянул Дзэнту за рукав.
И тут за забором прошел монах. На нем было черное кимоно и желтая ряса. Увидев его, Дзэнта сказал тихим голосом:
— Сампэй! Видишь вон того монаха? Сейчас я превращу его в бабочку.
— Превращай! И сейчас же!
— Подожди.
— Ну что же ты? Давай быстрее, а то уйдет.
Пока они переговаривались, монах скрылся из виду.
— Ну вот, ушел. Надо было быстрее колдовать, пока он тут был. Мне так хотелось посмотреть, как человек в бабочку превращается!
— Нет, так нельзя! Если бы я сказал ему, что заколдую его, он обиделся бы. Я это незаметно сделаю. Куда бы он ни ушел, я все равно заворожу его. Наоборот, даже лучше, если он не будет у меня перед глазами.
Не успел Дзэнта сказать это, как, откуда ни возьмись, с ветерком прилетела черная бабочка.
— Видишь! Вот он! Вот он! — закричал Дзэнта громко. — Вот он, монах. Превратился в бабочку и прилетел.
Сампэй обомлел. Бабочка и вправду была чем-то похожа на монаха. Но он все еще сомневался.
— Дзэнта, ты действительно заколдовал его?
— Ну да! Я применил великое заклинание.
— А когда?
— Только что.
— Но ты же ничего не сделал!
— Нет, сделал. Незаметно для тебя. Потому-то и называется «колдовство».
— А-а… — восхищенно протянул Сампэй.
Потом Дзэнта по очереди превращал прохожих в стрекозу, в кузнечика и даже в цикаду. Машину вместе с шофером он превратил в жука-носорога, и этот жук взлетел и сел на ветку дуба. Было непонятно, куда девался шофер, но, увидев на роге жука малюсенькую тлю, они решили, что это он и есть.
Прошел человек-реклама с нелепо вытянутым щитом за спиной, и Дзэнта тотчас же заколдовал его. Человек-реклама сделался богомолом и в мгновение ока повис на листьях мака. Мальчик из овощной лавки был превращен в саранчу, а посыльный из мясной лавки — в земляного червяка, его они так и не нашли, видимо, потому, что земляные червяки живут в земле.
Жук-носорог, богомол, кузнечик и остальные заколдованные были пойманы и выстроены шеренгой на веранде, а мальчики, уплетая печенье, глядели на них.
На следующий день, уходя в школу, Дзэнта сказал:
— Сампэй-тян! Сегодня на обратном пути из школы я сам себя заколдую. Превращусь во что-нибудь.
— В стрекозу?
— Вот еще! В стрекозу!
— Ну тогда в бабочку. В красивую-красивую бабочку.
— Фу! Не люблю бабочек.
— Тогда во что же?
— Может, ласточкой стану. Ласточки быстро летают. Могут сразу все небо облететь. Жжиг!
Расставив руки, Дзэнта побежал по комнате. Сделав круг, он остановился и сказал:
— Или голубем сделаюсь. Белым. Почтовым. Хлоп-хлоп крыльями — быстрее самолета.
Он облетел комнату, будто голубь, и заключил:
— Во всяком случае, ты и не заметишь, как я войду в ворота. Вот возьму и вползу муравьем. Залезу потихоньку тебе за шиворот и ужалю в то место, куда рука не достанет. Посмотрим тогда, что ты станешь делать.
Сампэй возмутился.
— Подумаешь, муравей! Сразу же сброшу кимоно и раздавлю его пальцем.
— Ну тогда я змеей сделаюсь. Ты выйдешь в сад, а я вползу и ужалю тебя за ногу или за руку. Все! Решено: обернусь змеей. Только змеей.
И Дзэнта пополз за Сампэем, будто змея.
Наступил полдень. Сампэй ожидал брата в саду. «Интересно, во что он превратился?» — думал он, поглядывая то на небо, то на дорогу, обшаривая листву дуба и ветки кипариса, заглядывая в цветы мака. Вспорхнула бабочка, он за ней вдогонку — а вдруг Дзэнта? Забежала собака с улицы, Сампэй поймал ее, стал разглядывать — подозрительная какая-то.
— Вижу, вижу! Это ты, Дзэнта! — крикнул он собаке, но собака только таращила на него глаза и быстро-быстро виляла хвостом — не дадут ли чего поесть.
Сампэй отпустил ее, и она умчалась со всех ног.
Потом Сампэй обнаружил в углу сада улитку. А вдруг — Дзэнта? И он спросил улитку:
— Это ты, Дзэнта? Признавайся, нечего скрываться!
Он поймал улитку, принес ее на веранду и стал играть с ней.
— Улитка, улитка! Где твои рожки? — спрашивал он ее и скоро так увлекся, что совсем забыл про колдовство, но вдруг услышал голос брата в прихожей.
Сампэй выскочил в прихожую и увидел, что брат как ни в чем не бывало снимает гэта[18].
— Дзэнта! А колдовство?
— А… колдовство! Я только что прилетел к воротам. Был ветром. А в воротах снова стал самим собой.
И Дзэнта почему-то хихикнул, будто от щекотки. А Сампэй сказал:
— Враки!
— Никакие не враки! Вообще-то я — ветер. Только заколдован в человека.
Дзэнта засмеялся, и Сампэй понял, что он все сочиняет.
— А вот и неправда! Неправда!
Сампэй подскочил к брату, и ни стали бороться, как борцы сумо[19].
СВИСТОК
Дзэнта шел в школу. Когда он подбежал к переезду, шлагбаум как раз закрылся. И тут у рельса что-то блеснуло. Он наклонился, чтобы рассмотреть, что это было, и увидел совсем новенький большой свисток. Такие свистки бывают у проводников поезда. Наверно, его обронил какой-нибудь проводник.
«Пока поезд пройдет, кто-нибудь возьмет и подберет этот свисток. Не придвинуть ли его ногой? Нет, сторож переезда рассердится, если сунуть ногу под шлагбаум», — лихорадочно думал Дзэнта, не спуская глаз с блестящего свистка.
У переезда стояли мальчик-посыльный из винной лавки и несколько школьников с ранцами за плечами.
— Этот свисток мой! — прошептал Дзэнта. Но никто не обратил на него внимания.
В это время как раз проехал поезд, Дзэнта сразу же нырнул под шлагбаум.
Как он и ожидал, сторож переезда сердито закричал:
— Ты что делаешь?!
Однако Дзэнта успел схватить свисток и сунуть его в карман. Тут шлагбаум поднялся, и все пошли через переезд. Дзэнте очень хотелось вытащить свисток и поглядеть на него, но кругом было много людей и даже несколько первоклассников из его школы. Стоит только вытащить свисток, как они закричат: «Ты нашел свисток!» — и Дзэнта не стал его вынимать.
В школе тоже негде было взглянуть на находку, и он все время держал свисток в кулаке, в кармане. На перемене Дзэнта ни с кем не играл, а стоял в углу спортзала, поглаживая свой свисток. Иногда ему даже хотелось засмеяться — так было приятно и весело на душе.
В тот день они должны были переезжать в другой дом. Когда он придет из школы, у ворот уже будет стоять грузовик, который пригонит друг отца. Сразу же погрузят вещи, затем в грузовик залезут папа, мама, Сампэй и он сам, и они отправятся в путь.
Вот будет интересно! Можно посвистеть в грузовике! Он сядет рядом с водителем и свистнет, когда грузовик тронется с места. Потом грузовик загрохочет по мостовой и выедет к повороту. Здесь он снова свистнет — на повороте нужно сбавить ход. Потом он попросит у водителя посигналить в автомобильный гудок. По пути им, конечно, встретятся приятели, и он погудит раза два-три. И, возможно, они подумают, что грузовик их собственный.
Если попадется на глаза Кисим о то или Суэм и цу, Дзэнта попросит посадить их рядом с собой, в кабину водителя, и они будут по очереди свистеть в свисток и нажимать на сигнал. А грузовик будет мчаться на большой скорости. Вот красота! И чем дальше ехать, тем лучше.
Дзэнта думал обо всем этом и в классе, и в спортзале, и так прошло четыре урока. Наступил пятый урок.
Дзэнта вошел в класс, достал хрестоматию, раскрыл ее, но не слышал слов учителя и не видел ни строчки в книге. Все его внимание было сосредоточено на свистке, который он сжимал в кулаке, в кармане.
В это время в углу кто-то стал читать вслух.
«Вот сейчас бы достать!» — подумал Дзэнта.
Целых три часа прошло с тех пор, как он подобрал свисток на переезде, а он еще ни разу не взглянул на него. Даже забыл, какой он из себя. А может, это не свисток, а простая жестяная трубочка? Может, он и не свистит вовсе? Только от одной этой мысли сердце начинало тревожно колотиться в груди.
«Вот возьму и посмотрю. Непременно взгляну!» — решил он.
Скосив глаза на учителя, Дзэнта вынул из кармана кулак, в котором был зажат свисток, и положил его на колено. Что же там, в кулаке? Он раскрыл кулак и посмотрел на свисток. Да, это был настоящий свисток. И такой блестящий! Дзэнта снова быстро разжал кулак и тут же сжал его. Взглянул незаметно на учителя и на сидящего рядом Кисимото. Пожалуй, они не заметили его возни. Тогда он не спеша раскрыл ладошку, свисток и вправду был большим и красивым, с металлическим наконечником, Дзэнта покатал его на ладони.
Ой! Чуть было не уронил! Он осторожно прикусил свисток зубами. Держать его во рту было неудобно, хотелось раскусить пополам. Сдержавшись, он тихонько дунул в свисток. Совсем немного, совсем чуть-чуть. Как бы не свистнуть, а то попадет. Он не будет свистеть, он только сделает вид, что собирается свистнуть, и все.
Дзэнте и страшно, и радостно, и сердце стучит, и ужасно жарко.
Ой! Кажется, он свистнул. Дзэнта быстро сунул свисток в карман, положил руки на колени и уставился в хрестоматию. Однако ему снова захотелось залезть в карман. Сунул руку в карман — захотелось взять свисток. Взял свисток — захотелось вытащить его из кармана и взглянуть, цел ли. Взглянул — захотелось поднести к губам. Поднес к губам — захотелось свистнуть. Чуть-чуть свистнуть. Совсем тихо.
И вот когда он слегка подул в свисток, неожиданно раздался сильный, пронзительный свист. Дзэнта с испугом оглянулся: кто это свистнул? Но с ужасом увидел, что все лица в классе повернулись в его сторону. Как же так получилось? Вроде он и не свистел вовсе. Неужели свисток сам по себе свистнул?
— Дзэнта! — позвал его учитель.
Дзэнта встал и пошел со свистком в руке к кафедре учителя. Поклонившись, он положил свисток на кафедру.
«Извините!» — хотел сказать Дзэнта, но он немного заикался и в этот момент не мог вымолвить ни слова. И, поклонившись, он вернулся за парту.
Учитель опять позвал его. Дзэнта в нерешительности медлил и молчал. Тогда учитель сошел с кафедры, взял его за плечо и подвел к стене у кафедры.
— Постой-ка здесь, — сказал он. — С самого утра ты не выпускаешь из рук свой свисток. Если уж тебе так хочется свистеть, свисти тут сколько влезет.
И, насмешливо улыбнувшись, учитель отдал свисток Дзэнте.
Но разве мог Дзэнта теперь свистеть? Он стоял у стены со свистком в руке и молчал.
— Ну, свисти! — велел ему учитель.
«Я больше не буду, извините!» — хотел было сказать Дзэнта, но, заикаясь, промямлил что-то непонятное. Ему ничего не оставалось, как поднести свисток к губам. Со всех сторон раздались смешки.
Но он ни о чем не думал, был занят своим свистком. Он так долго сжимал его губами, что устал, и когда попытался свистнуть, звука не получилось.
Класс взорвался от хохота. Из глаз Дзэнты покатились слезы. Он долго стоял у стены. Наконец раздался звонок, и Дзэнта вздохнул с облегчением. «Будь что будет, надо поскорее вернуться домой и залезть в грузовик», — думал он.
Все загалдели, стали собирать книжки. Дзэнта не спускал глаз с учителя, ожидая, когда он скажет: «Можешь идти домой». Но учитель ничего не говорил.
— Встать! — скомандовал староста.
Все поднялись, поклонились учителю и направились в коридор. А учитель все еще ничего не сказал Дзэнте. Дзэнте стало как-то не по себе. Он хотел сказать: «Учитель, мы сегодня переезжаем», — несколько раз даже открывал рот, чтобы вымолвить эти слова, но так и не решился.