Того ли города он Муромля,
Из того ли нунь села да Карачева,
А Илья да сын Иванович
Просит у. родителя прощеньица,
Он прощения просит с бласловленьицем
Ехать к городу Чернигову,
От Чернигова-то ехать нунь ко Киеву
А ко ласковому князю ко Владимеру.
Дал отец прощенье с бласловленьицом
Ехать к городу Чернигову.
Он садился тут Илья да на добра коня,
Брал же в руки он да тугой лук,
А поехал он прямой дорожкой неокольною
А от города от Муромля
А до города Чернигова.
Перевел станы больши разбойнички,
Он очистил тут дороженки.
Подъезжает тут он под Чернигов град,
Гди стоит тут войско бусурманьское
А й под городом Черниговым, —
Тут не сделано ни выпуску ни выезду
Что ли князю да черниговску.
Молодой Илья да сын Иванович
Он прибил же тое войско все бусарское,
Всих татар да всих поганыих,
Он очистил тут Чернигов град,
Збавил князя да черниговска
От татар было поганыих.
Приезжает тут ко князю ко черниговску,
Князь черниговский зрадуется:
- Ты откуда, добрый молодец,
Ты коей земли, коей орды,
Как тя нарекают по отечеству?
—Я есть сврода от Муромля
Да села есть Карачаевска,
Да Илья же сын Иванович.
Принял его князь черниговский
Во великое себе-ка-ва гостебищо,
Он дарил ему да честныи подарочки,
Подарил тут е орудию да богатырскую,
Подарил копьё да ему вострое,
Да пожертвовал ен саблю ему вострую.
Тут поехал да Илья же сын Иванович
От Чернигова на Киев град
А прямой дорожкой не окольною,
А гди Соловей да сын Рахматович,
А сидит он на двенадцати дубах да сорочинскиих,
Не пропустит он ни коннаго, ни пешаго,
Бьет он свистом соловьиныим,
Покриком своим звериныим.
Тут есть станы да разбойнички
Да артели тут великии
|
|
На прямой дорожки не окольныи.
Тут поехал же Илья да сын Иванович
От Чернигова до Киева,
Перевел же станы вси разбойнички,
Он убил артели вси разбойников.
Подъезжае под гнездо да Соловьиное
Того Соловья Рахматова.
Засвистал же Соловей Рахматович,
Засвистал по соловьиному,
Закричал он по звериному;
У Ильи сына Иванова
Добрый конь его да подтыкается,
Спадат со резвыих ног,
Падат он же на коленочка.
Говорит Илья Иванович:
— Ах ты волчья сыть, медвежья выть!
Что же ты да ноньче подтыкаешься?
Что ль ты не бывал да во темном лесу,
Не слыхал ты соловьинаго да посвисту,
Не слыхал ли ты зверинаго да покрику.
Ты ставай-ко на резвы ноги,
Ты вези-ко под гнездо да Соловьиное,
Под того же было Соловья Рахматова!
Подъезжае тут Илья да сын Иванович
Под того же Соловья Рахматова,
Под гнездо да соловьиноё.
Как подъехал Илья да сын Иванович
Под гнездо да Соловьиное,
Он натягивал свой тугой лук,
Он натягивал тетивочки шелковыи,
А накладывал тут стрелочку каленую,
Стрелил стрелочку во Соловья,
Во того да во Рахматова,
Во того да во розбойника;
Попадала тая стрелочка
А во Соловья Рахматова,
И свалила тая стрелочка
Оттуль Соловья Рахматова,
А Рахматова разбойничка,
Повалился будто сенная-та кучищо
А до смерти не убило ли,
Только Соловья разило ли.
А Илья да сын Иванович
Брал же Соловья Рахматова.
Брал Илья да за желты кудри,
Вязал Соловья Рахматова
Он ко левою ко стремены.
Тут садился на добра коня,
Повез Соловья Рахматова
А й ко городу ко Киеву,
А ко ласковому князю ко Владимиру
Через тот же было дом да Соловьиныи,
|
|
Где живет же там жена е Соловьиная
Со своима там же деткамы.
| i |
А глядят же его детушки
Того Соловья Рахматова
Во косевчато окошечко,
Говорят же тыи детушки:
—Ах ты матушка, ты матушка!
Батюшка-тот еде, мужика везет.
Была дочь да одноглазая,
А глядит она в окошечко,
А сама она да испроговорит:
—Ах вы глупыи вы детушки,
Неразумны наши детушки!
А не батюшка-тот еде, мужика везет,
А мужик-тот еде, везе батюшка.
Говорит же Соловьина молода жена:
—Вы бежите-тко на широк двор,
Там здымайте подворотенку,
Подворотенку да вы серебряну,
А убейте мужика да на проезде тут
Во своих было воротах ли.
Увидал же тут да Соловей Рахматович
Подворотенку здымаючи:
—Ах вы глупыи вы детушки,
Неразумныи вы детушки!
Вы зачим же нунь здымаете
Подворотенку серебряну?
Что ли убьете вы подворотенкой,
Как не мог-то я убить да еще раньше вас?
Вы зовите-тко в гостёбищо,
Вы дарите-тко подарочки,
Чтобы он оставил вам же батюшка.
Звали во великое гостёбищо
Да Илью сына Иванова,
Выносили ёму честныи подарочки.
Не брал честныих подарочков,
Не оставил им же Соловья Рахматова,
Вез ко городу ко Киеву
А ко ласковому князю ко Владимиру.
Приезжае он ко городу ко Киеву
А ко ласковому князю ко Владимиру,
Тут же он приехал да на широк двор,
К тым же ко полатам белокаменным,
Вяжет он коня да у столба да у точенаго,
У того кольца да золоченаго,
Зашел же во полаты белокаменны,
Крест кладет да по писаному,
А поклон ведет да по ученому,
Бьет челом да покланяется
А на всих же на четыре на сторонушки,
Князю со княгинушкой в особину:
|
|
— Здравствуй, солнышко Владимир стольно-киевской!
Со своей было княгиною!
Спрашиват Владимир стольно-киевской:
—Ты откудова, удалый доброй молодец,
А коей земли, коей орды,
Как тя именем зовут,
Как тя нарекают по отечеству?
— Я есть города от Муромля
А села да Карачаева,
А Илья да сын Иванович!
—А от города от Муромля
От села да Карачаева
Вы куда-ка нуньчу ехали?
Отвечае тут Илья да сын Иванович:
—Мы ехали да на Чернигов град,
От Чернигова на Киев град
А прямой дорожкой неокольною.
Говорит ему Владимир стольне-киевской:
—Айже ты Илья да сын Иванович!
Тут великии артели да разбойников
На прямой дорожки неокольною.
—Вси разбойнички убитыи,
Вси дороженьки очищены.
Спрашиват Владимир стольно-киевской:
— Под Черниговом да стоит войско бусурманское,
Все поганыи татарова,
А стоит татар да много тысящей,
Заперт да Чернигов град,
Нет ни выходу ни выезду.
Говорит же тут Илья да сын Иванович:
—А убито тое войско бусурманское,
Да очищен тут Чернигов град,
Что ль избавлен еще князь черниговской
А от тых поганыих татаровей!
—От Чернигова куды же вы тут ехали?
—Ехали да от Чернигова
От Чернигова на Киев град
А й прямой дорожкой неокольною,
Гди живет тут Соловей Рахматович.
Говорит ему Владимир стольно-киевской:
—Как же вы оттуда-ка проехали?
Тут великии артели е разбойников.
—А разбойнички убитыи,
Что ли станочки посожганы.
Тут же Соловей Рахматович
Он сидит на двенадцати дубах да сорочинскиих,
Не стрельбой пальбой он бьет да человеческой,
Бьет же посвистом да соловьиныим,
Бьет же покрыком звериныим.
— Соловей Рахматович
На твоем да широком двори
У моей было у левыи у стремены,
Он привезен нунь во Киев град.
Князь да со княгинею
А скорешенько бежали да на широк двор
Посмотреть да было Соловья Рахматова.
Выбегали тут на широк двор
К тому Соловью Рахматову,
А й к Рахматову разбойнику:
— Ах ты Соловей Рахматович,
Засвищи по соловьиному,
3акричи-тко по звериному!
Отвечае им же Соловей:
—Не у вас я хлеба кушаю,
А не вас я хочу слушати.
А й выходит тут Илья да сын Иванович.
Испроговорит Владимир стольно-киевской:
—Ай же ты Илья да сын Иванович!
Заставь Соловья да засвистать,
Засвистать по соловьиному,
Закричать да по звериному.
Говорил Илья Иванович:
—Ах ты Соловей Рахматович,
Засвищи-ко ты полу-свистом,
Закричи-ко нунь полу-криком!
Соловей Рахматович,
А Рахматонич разбойничек,
Засвистал-то он во весь же свист,
Закрычал-то он во весьтут крык.
Князь да со княгинею
Пали оны, омерли.
Как Илья же сын Иванович
Как подскочит он ко Соловью,
К Соловью Рахматову,
А к Рахматову разбойнику,
Как отдернет да от стремены,
Как ударит о кирпичен мост, —
Повернулись тут глаза-ты вон косицамы,
На четыре части голова тут лопнула;
А рострясь князя с княгинею,
Что ли солнышка Владимира
А и князя стольно-киевска.
Испроговорит Владимир стольне-киевский:
—Благодарствуешь, Илья да сын Иванович,
Збавил нас от смерти от напрасныя!
Нареку тебе я имя да по новому:
Быдь-ко ты казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович,
А живи-тко ты у нас во Киеви,
А отныне ты живи век по веку!
Записано там же, 24 июля.
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ИДОЛИЩЕ
А й татарин да поганыи,
Что ль Идолищо великое,
Набрал силы он татарскии,
Набрал силы много тысящей,
Он поехал нунь татарин да поганыи,
А Идолищо великое,
А великое да страшное,
А й ко солнышку Владимиру,
А й ко князю стольне-киевску.
Приезжает тут татарин да поганыи,
А Идолищо великое,
А великое да страшное,
Ставил силушку вкруг Киева,
Ставил силушки на много верст,
Сам поехал он к Владимиру.
Убоялся наш Владимир стольно-киевской
Что ль татарина да он было поганаго,
Что ль Идолища да он было великаго.
Не случилоси да у Владимира
Дома русскиих могучиих богатырей, —
Уехали богатыри в чисто поле,
Во чисто поле уехали поляковать:
А й ни стараго казака Ильи Муромца,
А й ни молода Добрынюшки Никитича,
Ни Михаилы было Потыка Иванова.
Был один Алешенька Левонтьевич,
Хоть бы смелыи Алешка — не удалыи.
А не смел же ехать в супротивности
А против было поганаго татарина,
А против того Идолища великаго.
Уж как солнышко Владимир стольно-киевской
Что ль татарину да кланялся,
Звал он тут в великое гостебищо,
На свое было велико пированьицо
Во свои было полаты белокаменны.
Тут же ездит Илья Муромец да у Царя-града,
Он незгодушку про Киев да проведает.
Как приправит Илья Муромец да коня добраго,
От Царя-града приправит же до Киева,
Тут поехал Илья Муромец в чисто поле
А под тую было силу под татарскую.
Попадает ёму старец перегримищо,
Перегримищо да тут могучии Иванищо;
Говорит ему казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович:
— Ты Иванищо да е могучии!
Не очистишь что же нуньчу града Киева,
Ты не убьешь нунь поганыих татаровей?
Говорит ему Иванищо могучее:
- Там татарин е великии,
А великии Идолищо да страшныи,
Он по кулю да хлеба к выти ест,
По ведру вина да он на раз-то пьет,
Так не смию я итти туды к татарину.
Говорит ему казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович:
— Ай же ты Иванищо могучее!
Дай-ко мне-ка платьицев нунь старческих,
Да лаптёв же мне-ка нуньчу старческих,
Своей шляпы нунь же мне-ка-ва да старческой.
Да й клюхи же мне-ка сорока пудов, —
Не узнал бы нунь татарин да поганыи,
Что меня же нунь казака Илья Муромца,
А Илья сына Иванова.
—А не дал бы я ти платьицев да старческих,
А не смию не дать платьицов тут старческих:
С чести ти не дать, так возьмешь не с чести,
Не с чести возьмешь, уж мне-ка бок набьешь!
Отдавае ему платьица-ты старчески,
Лапти тут давае он же старчески,
Шляпу он давае тут же старческу,
А клюху-ту он давае сорока пудов.
Принимает тут же платья богатырскии
А садился на коня да богатырскаго,
Он поехал Ильей Муромцом.
А идет тут Илья Муромец,
Что идет же к солнышку Владимиру,
Что идет Иванищо могучее
В платьях тут же старческих,
Он идет мимо палаты белокаменны,
Мимо ты косевчаты окошечки,
Гди сидит было Идолищо поганое,
Гди татарин да неверныи.'
А взглянул было татарин во окошечко,
Сам татарин испроговорит,
Говорит же тут татарин да поганыи:
—А по платьицам да иде старчищо,
По походочке так Илья Муромец.
Он приходит тут казак да Илья Муромец
А во тыи во полаты белокаменны
И во тых было во платьях да во старческих
Того старца перегримищо,
Перегримища да тут Иванища.
Говорит же тут Идолищо поганое:
—Ай же старчищо да перегримищо!
А й велик у вас казак да Илья Муромец?
Отвечае ему старец перегримищо:
—Не огромный наш казак да Илья Муромец,
Уж он толь велик как я же есть.
—А по многу ли ваш ест да Илья Муромец?
Отвечае ёму старец перегримищо:
—Не по многу ест казак да Илья Муромец:
По три он калачика крупивчатых.
- Он по многу же ли к выти да вина-то пьет?
Отвечае ёму старец перегримищо:
—Он один же пьет да нунь стаканец ли.
Отвечает тут Идолищо поганое:
—Это что же есть да нуньчу за богатырь ли!
Как нашии татарскии богатыри
По кулю да хлеба к выти кушают,
На раз же по ведру вина да выпьют ли.
Отвечает тут казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович:
—Как у нашего попа да у Левонтья у Ростовскаго
Как бывала тут коровища обжорища,
По кубоче соломы да на раз ела,
По лохани да питья е да на раз пила,
Ела, ела, пила, пила, сама лопнула!
Тут Идолищу поганому не кажется, —
Как ухватит он ножищо да кинжалищо
Да как махне он в казака Илью Муромца,
Во того было Илью Иванова.
А казак тот был на ножки еще поверток,
А на печку Илья Муромец выскакивал,
На лету он ножичок подхватывал,
А назад да к ему носом поворачивал.
Как подскочит тут казак да Илья Муромец
Со своей было клюхою сорочинскою,
Как ударит он его да в буйну голову, —
Отлетела голова да будто пугвица.
А как выскочит он да на широк двор,
Взял же он клюхой было помахивать
А поганыих татаровей охаживать,
А прибил же всих поганыих татаровей,
А очистил Илья Муромец да Киев град,
Збавил он же солнышка Владимира
Из того же было полону великаго.
Тут же Илье Муромцу да е славу поют.
Записано там же, 24 июля.
ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ
Добрынюшки-то матушка говаривала,
Никитичу-то родненька наказывала:
— Ах ты душенька Добрыня сын Никитинич!
Ты походишь нынь гулять да е во Киев град,
Подь ты нунь гуляй да по всим уличкам,
И по тым же ты по мелким переулочкам,
Только не ходи ко сукиной Маринушки,
К той Маринушки Кайдальевной,
А Кайдальевной да королевичной,
Во тую ли во частую во уличку,
Да во тот ли нонь во мелкий переулочек.
Сука б.... Маринка та Кайдальевна,
А Кайдальевна да королевична,
Королевична да и волшебница,
Она много нонь казнила да князей князевичев,
Много королей да королевичев,
Девять русскиих могучиих богатырей,
А без счету тут народушку да черняди.
Зайдешь ты, Добрынюшка Никитинич,
К той же ко Маринушке Кайдальевной,
Там тебе, Добрыне, живу не бывать!
Отправляется Добрыня сын Никитинич
Он ходить гулять по городу по Киеву,
Да по тым же нонь по частыим по уличкам,
Тут по мелкиим Добрыня переулочкам,
Ходит тут Добрыня сын Никитинич,
А не шел же он к Маринушке Кайдальевной.
Он увидел голуба да со голубушкой,
A сидит же голуб со голубушкой
А во той же нонь Маришки во Кайдальевны,
В ей же он сидит голуб во улички,
Сидят что ли голуб со голубкою
Что ли нос с носком, а рот с ротком.
А Добрынюшке Никитичу не кажется,
Что сидит же тут да голуб со голубушкой
Нос с носком да было рот с ротком,
Он натягивал тетивочки шелковыи,
Он накладывал тут стрелочки каленыи,
Он стреляет тут же в голуба с голубушкой.
Не попала тая стрелочка каленая
А й во голуба да со голубкою,
А летела тая стрелочка прямо во высок терем,
В то было окошечко косевчато
К суке ко Маринушке Кайдальевни,
А й Кайдальевной да королевичной.
Тут скорешенько Добрыня шел да широким двором,
Поскорее тут Добрыня по крылечику,
Вежливее же Добрыня по новым сеням,
А побасче тут Добрыня в новой горенке,
А берет же свою стрелочку каленую.
Говорит ему Маришка да Кайдальевна,
А й Кайдальевна да королевична:
—Ах ты душенька Добрыня сын Никитинич!
Сделаем, Добрынюшка, со мной любовь!
Отвечает тут Добрыня сын Никитинич:
- Ах ты душенька Маринушка Кайдальевна!
Я тебе-ка-ва не полюбовничок.
Обвернулся тут Добрыня с новой горници
И выходит тут Добрынюшка на широк двор
Тут скочила же Маринушка Кайдальевна,
Брала тут ножищо да кинжалищо,
А стругает тут следочки да Добрынины,
Рыла тут во печку во муравлену
И сама же тут к следочкам приговариват:
— Горите вы следочки да Добрынины
Во той было во печки во муравленой,
Гори-тко во Добрынюшке по мне душа!
Воротился тут Добрыня с широка двора,
А приходит ко Марине ко Кайдальевной,
А й к Кайдальевной да королевичной:
—Ах ты душенька Маринушка Кайдальевна,
А й Кайдальевна да королевична!
Уж ты сделаем, Маринушка, со мной любовь,
Ах ты с душенькой с Добрынюшкой Микитичем.
—Ах ты молодой Добрыня сын Никитинич!
Что же надо мной да надсмехаешься?
Давень тебя звала в полюбовнички, —
Ты в меня топерь, Добрыня, не влюблялся ли,
Нунечу зовешь да в полюбовницы!
Воротила тут она было богатыря
Тым было туром да златорогим,
А спустила тут богатыря в чисто поле;
А пошел же тут богатырь по чисту полю,
А пошел же он туром да златорогиим.
Увидае он тут стадо да гусиноё
Той же он Авдотьи он Ивановны,
А желанной он своей да было тетушки,
Притоптал же всех гусей да до единаго,
Не оставил он гусеныша на симена.
Тут приходя пастухи было гусиныи
А приходя пастухи да жалобу творят:
—Ах ты молода Авдотья да Ивановна!
А приходит к нам же тур да златорогии,
Притоптал же всех гусей да до единаго,
Не оставил нам гусеныша на симена.
Приходил же к стаду к лебединому,
Притоптал же лебедей всих до единое.
Не оставил он лебёдушки на симена.
Не поспели пастухи да взад сойти,
А приходят пастухи да лебединыи,
Тый ж пастухи да жалобу творят:
— Молода Авдотья да Ивановна!
Приходил к нам тур да златорогии,
Притоптал же лебедей всих до единоё,
Не оставил он лебёдушки на симена.
Он приходит тур во стадо во овечьеё,
Притоптал же всех овец да до единою,
Не оставил он овечки им на симена.
Не поспели пастухи да тыи взад сойти,
А приходя пастухи было овечьии:
—Молода Авдотья ты Ивановна!
Приходил к нам тур да златорогии,
Притоптал же всех овец да до единоё,
Не оставил он овечки нам на симена.
Шел же тур да златорогии
А во то было во стадо во скотинное,
Ко тому было ко скоту ко рогатому,
Притоптал же всих коров да до единою,
Не оставил им коровушки на симена.
Не поспели пастухи да тыи взад сойти,
А приходя пастухи же к ей коровьии,
Тыи пастухи да жалобу творят:
— Ах ты молода Авдотья да Ивановна!
.Приходил ко стаду ко скотинному,
Приходил же тур да златорогии,
Притоптал же всих коров да до единою,
He оставил нам коровушки на симена.
Говорила тут Авдотья да Ивановна:
—А не быть же нунь туру да златорогому,
Быть же нунь любимому племяннику,
Молоду Добрынюшки Никитичу.
Он обвернут у Маришки у Кайдальевной
Молодой Добрыня сын Никитинич,
А повернут он туром да златорогиим.
Находил же стадо он кониное
Тот же тур да златорогии,
Розгонял же всих коней да по чисту полю,
Не оставил им лошадушки на симена.
А й приходят пастухи да к ей кониныи,
Сами пастухи да жалобу творят:
- Молода Авдотья ты Ивановна!
Приходил же к нам тут тур да златорогий,
Розгонял же всих коней по чисту полю,
Не оставил нам лошадушки на симена.
Молода Авдотья да Ивановна
Повернулась тут она было сорокою,
А летела к суке ко Маринушке Кайдальевной,
А садилась на окошечко косевчато,
Стала тут сорока выщекатывать,
Стала тут сорока выговаривать:
- Ах ты сука нунь Маринушка Кайдальевна,
А й Кайдальевна да королевична!
А зачем же повернула ты Добрынюшку,
А Добрынюшку да ты Никитича,
Тым же нунь туром да златорогиим,
А спустила тут Добрыню во чисто поле?
Отврати-тко ты Добрынюшку Никитича
От того же нунь тура да златорогаго:
Не отворотишь ты Добрынюшки Никитича
От того же от тура да златорогаго, —
Оверну тебя, Маринушка, сорокою,
Я спущу тебя, Маришка, во чисто полё,
Век же ты летай да там сорокою!
Обвернулась тут Маришка до сорокою,
А летела тут сорока во чисто поле,
А садиласи к туру да на златы рога.
Стала тут сорока выщекатывать,
Взяла тут сорока выговаривать:
—Аи же тур да златорогии,
Ах ты душенька Добрыня сын Никитинич!
Сделай с нами заповедь великую
А принять со мной с Маришкой по злату венцу,-
Отврачу я от тура тя златорогаго.
Говорил же тут Добрыня сын Никитинич:
—Ах ты душенька Маринушка Кайдальевна,
А й Кайдальевна да королевична!
Отврати-тко от тура да златорогаго,
Сделаю я заповедь великую,
Я приму с тобой, Марина, по злату венцу.
Отвернула от тура да златорогаго
Молода Добрынюшку Никитича.
Приходили тут ко городу ко Киеву,
К ласковому князю ко Владимиру,
Принял со Мариной по злату венцу.
А проводит он свою да было свадебку,
Отправляется во ложни да во теплыи
Молодой Добрыня сын Никитинич,"'
Сам же он служаночкам наказыват:
—Ай же слуги мои верныи!
Попрошу у вас же чару зелена вина,
Вы попрежде мни подайте саблю вострую.
Шел же он во ложни да во теплыи;
Обвернула тут его да горносталушком,
Взяла горносталика попуживать,
Взяла горносталика покышкивать,
Приломал же горносталь да свои нёкти прочь.
Обвернула тут она его соколиком,
Взяла тут соколика попуживать,
Взяла тут соколика покышкивать,
Примахал сокол да свои крыльица.
Тут смолился он Маринушки Кайдальевной,
А й Кайдальевной да королевичной:
—Не могу летать я нунечку соколиком,
Примахал свои я нуньчу крыльица,
Ты позволь-ко мне-ка выпить чару зелена вина.
Молода Маришка да Кайдальевна,
А й Кайдальевна да королевична,
Отвернула тут Добрыню добрым молодцем;
А скрычал же тут Добрыня сын Никитинич:
— Ай же слуги мои верныи,
Вы подайте-тко мне чару зелена вина!
Подавали ему тут слуги верныи,
Поскорешенько тут подавали саблю вострую.
Не пил он тут чары зелена вина,
Смахне он Добрыня саблей вострою
И отнес же он Марине буйну голову,
А за ей было поступки неумильнии.
Поутру сходил во теплую свою да парну баенку,
Идут же было князи тут да бояра:
— Здравствуешь, Добрыня сын Никитинич,
Со своей да с любимой семьей
С той было Маринушкой Кайдальевной,
Ай Кайдальевной да королевичной!
—Ай же нунь вы, князи еще бояра,
Вси же вы Владимировы дворяна!
Я вечор же братци был женат не холост,
А нынечу я стал братци холост не женат.
Я отсек же нунь Марине буйну голову
За ейны было поступки неумильнии.
— Благодарствуешь, Добрыня сын Никитинич,
Что отсек же ты Маринки буйну голову
За ейныи поступки неумильныи!
Много тут казнила да народу она русского,
Много тут князей она князевичев,
Много королей да королевичев,
Девять русскиих могучих богатырей,
А без счету тут народушку да черняди!
________________
Матушка Добрынюшке говаривала,
Матушка Никитичу наказывала:
- Ах ты душенька Добрыня сын Никитинич!
Ты не езди-тко на гору сорочинскую,
Не топчи-тко там ты малыих змиенышов,
Не выручай же полону там русскаго,
Не куплись-ко ты во матушке Пучай-реки;
Тая река свирипая,
Свирипая река сама сердитая:
Из-за первоя же струйки как огонь сечет,
Из-за другой же струйки искра сыплется,
Из-за третьеей же струйки дым столбом валит,
Дым столбом валит да сам со пламенью.
Молодой Добрыня сын Никитинич
Он не слушал да родители тут матушки
Честной вдовы Офимьи Олександровной,
Ездил он на гору сорочинскую,
Топтал он тут малыих змеенышков,
Выручал тут полону да русскаго.
Тут купался да Добрыня во Пучай-реки,
| : |
Сам же тут Добрьшя испроговорил:
- Матушка Добрынюшки говаривала,
Родная Никитичу наказывала:
«Ты не езди-тко на гору сорочинскую,
Не топчи-тко там ты малыих змиенышев,
Не куплись, Добрыня, во Пучай-реки,
Тая река свирипая,
Свирипая река да е сердитая:
Из-за первоя же струйки как огонь сечет,
Из-за другоей же струйки искра сыплется,
Из-за третьеей же струйки дым столбом валит,
Дым столбом валит да сам со пламенью.
Эта матушка Пучай-река
Как ложинушка дождёвая».
Не поспел тут же Добрыня словця молвити, —
Из-за первоя же струйки как огонь сечет,
Из-за другою же струйки искра сыплется,
Из-за третьеей же струйки дым столбом валит,
Дым столбом валит да сам со пламенью.
Выходит тут змея было проклятая
О двенадцати змея было о хоботах:
- Ах ты молодой Добрыня сын Никитинич!
Захочу я нынь Добрынюшку цело сожру,
Захочу Добрыню в хобота возьму,
Захочу Добрынюшку в полон снесу.
Испроговорит Добрыня сын Никитинич:
— Ай же ты змея было проклятая!
Ты поспела бы Добрынюшку да захватить,
В ты пору Добрынюшкой похвастати, —
А нуньчу Добрыня не в твоих руках.
Нырнет тут Добрынюшка у бережка,
Вынырнул Добрынюшка на другоём.
Нету у Добрыни коня добраго,
Нету у Добрыни копья востраго,
Нечем тут Добрынюшке поправиться.
Сам же тут Добрыня приужахнется,
Сам Добрыня испроговорит:
—Видно нонечу Добрынюшке кончинушка!
Лежит тут колпак да земли греческой,
А весу-то колпак буде трех пудов.
Ударил он змею было по хоботам,
Отшиб змеи двенадцать тых же хоботов,
Сбился на змею да он с коленками,
Выхватил ножищо да кинжалищо,
Хоче он змею было пороспластать.
Змея ему да тут смолиласи:
—Ах ты душенька Добрыня сын Никитинич!
Быдь-ка ты Добрынюшка да больший брат,
Я теби да сёстра меньшая.
Сделам мы же заповедь великую:
Тебе-ка-ва не ездить нынь на гору сорочинскую,
Не топтать же зде-ка маленьких змиёнышков,
Не выручать полону да русскаго;
А я теби сестра да буду меньшая, —
Мне-ка не летать да на святую Русь,
А не брать же больше полону да русскаго,
Не носить же мне народу христианскаго.
Отслабил он колен да богатырскиих.
Змея была да тут лукавая,—
Спод колен да тут змея свернуласи,
Улетела тут змея да во кувыль-траву.
И молодой Добрыня сын Никитинич
Пошел же он ко городу ко Киеву,
Ко ласковому князю ко Владимиру,
К своей тут к родители ко матушки,
К честной вдовы Офимье Олександровной.
И сам Добрыня порасхвастался:
—Как нету у Добрыни коня добраго,
Как нету у Добрыни копья востраго,
Не на ком поехать нынь Добрыне во чисто поле!
Испроговорит Владимир стольне-киевской:
—Как солнышко у нас идет на вечере,
Почестный пир идет у нас на весели,
А мне-ка-ва Владимиру не весело,
Одна у мня любимая племянничка,
И молода Забава дочь Потятична.
Летела тут змея у нас проклятая,
Летела же змея да через Киев град;
Ходила нунь Забава дочь Потятична
Она с мамкамы да с нянькамы
В зеленом саду гулятиться (так).
Подпадала тут змея было проклятая
Ко той матушки да ко сырой земли,
Ухватила тут Забаву дочь Потятичну
В зеленом саду да ю гуляючи
В свои было во хобота змеиныи,
Унесла она в пещерушку змеиную.
Сидят же тут два русскиих могучиих богатыря:
Сидит же тут Алешенька Левонтьевич,
Во другиих Добрыня сын Никитинич.
Испроговорит Владимир стольне-киевской:
— Вы русскии могучии богатыри,
Ай же ты Алешенька Левонтьевич!
Мошь ли ты достать у нас Забаву дочь Потятичну,
Из той было пещеры из змеиною?
Испроговорит Алешенька Левонтьевич:
—Ах ты солнышко Владимир стольне-киевской!
Я слыхал было на сем свети,
Я слыхал же от Добрынюшки Никитича:
Добрынюшка змеи было крестовый брат.
Отдаст же тут змея проклятая
Молоду Добрынюшки Никитичу
Без бою без драки кроволития
Тут же нунь Забаву дочь Потятичну.
Испроговорит Владимир стольне-киевской:
—Ах ты душенька Добрыня сын Никитинич!
Ты достань-ко нунь Забаву дочь Потятичну
Да из той было пещерушки змеиною.
Не достанешь ты Забавы дочь Потятичной,
Прикажу теби Добрыня голову рубить.
Повесил тут Добрыня буйну голову,
Утопил же очи ясныя
А во тот ли во кирпичей мост,
Ничего ему Добрыня не ответствует.
Ставает тут Добрыня на резвы ноги,
Отдает ему великое почтениё
Ему нунь за весело пированиё.
И пошел же ко родители ко матушке
И к честной вдовы Офимьи Олександровной.
Тут стретает его да родитель матушка,
Сама же тут Добрыне испроговорит:
—Что же ты рожоное не весело,
Буйну голову рожоноё повесило?
Ах ты молодой Добрыня сын Никитинич!
Али ествы-ты были не по уму?
Али питьица-ты были не по разуму?
Аль дурак-тот над тобою надсмеялся ли?
Али пьяница ли там тебя приобозвал?
Али чарою тебя да там приобнесли?
Говорил же тут Добрыня сын Никитинич,
Говорил же он родители тут матушке
А честной вдовы Офимьи Олександровной:
—А й честна вдова Офимья Олександровна!
Ествы-ты же были мне-ка по уму,
А и питьица-ты были мне по разуму,
Чарою меня там не приобнесли
А дурак-тот надо мною не смеялся же
А и пьяница меня да не приобозвал;
А накинул на нас службу да великую
Солнышко Владимир стольне-киевской:
А достать было Забаву дочь Потятичну
А из той было пещеры из змеиною,—
А нунь нету у Добрыни коня добраго
А нунь нету у Добрыни копья востраго,
Не с чем мни поехати на гору сорочинскую
К той было змеи нынь ко проклятою.
Говорила тут родитель ему матушка
А честна вдова Офимья Олександровна:
—А рожоное моё ты нынь же дитятко,
Молодой Добрынюшко Никитинич!
Богу ты молись да спать ложись,
Буде утро мудро мудренее буде вечера —
День у нас же буде там прибыточён.
Ты поди-ко на конюшню на стоялую,
Ты бери коня с конюшенки стоялыя,—
Батюшков же конь стоит да дедушков,
А стоит бурко пятнадцать лет,
По колен в назем же ноги призарощены,,
Дверь по поясу в назем зарощена.
Приходит тут Добрыня сын Никитинич
А ко той ли ко конюшеньке стоялыя,
Повыдернул же дверь он вон из назму,
Конь же ноги из назму да вон выдергиват,
А берет же тут Добрынюшка Никитинич
Берет Добрынюшка добра коня
На ту же на узду да на тесмяную,
Выводит из конюшенки стоялыи,
Кормил коня пшеною белояровой,
Поил питьями медвяныма.
Ложился тут Добрыня на велик одёр.
Ставае он по утрушку ранехонько,
Умывается он да и белехонько,
Снаряжается да хорошохонько,
А седлае своего да он добра коня,
Кладывае он же потнички на потнички,
А на потнички он кладе войлочки,
А на войлочки черкальское седелышко,
И садился тут Добрыня на добра коня.
Провожает тут родитель его матушка
А честна вдова Офимья Олександровна,
На поезде ему плёточку нонь подала,
Подала тут плётку шамахинскую
А семи шелков да было разныих,
А Добрынюшке она было наказыват:
- Ах ты душенька Добрыня сын Никитинич!
Вот теби да плетка шамахинская:
Съедешь ты на гору сорочинскую,
Станешь топтать маленьких змиенышов,
Выручать тут полону да русскаго,
Да не станет твой же бурушко поскакивать
А змиенышов от ног да прочь отряхивать, —
Ты хлыщи бурка да нунь промеж уши,
Ты промеж уши хлыщи да ты промеж ноги,
Ты промеж ноги да промеж заднии,
Сам бурку да приговаривай:
«Бурушко ты нонь поскакивай,
А змеинышов от ног да прочь отряхивай!»
Тут простиласи да воротиласи.
Видли тут Добрынюшку да сядучи,
А не видли тут удалаго поедучи.
Не дорожками поехать не воротами,
Через ту стену поехал городовую,
Через тую было башню наугольную,
Он на тую гору сорочинскую.
Стал топтать да маленьких змиенышов,
Выручать да полону нонь русского.
Подточили тут змиёныши бурку да щоточки,
А не стал же его бурушко поскакивать.
На кони же тут Добрыня приужахнется,—
Нунечку Добрынюшки кончинушка!
Спомнил он наказ да было матушкин,
Сунул он же руку во глубок карман,
Выдернул же плётку шамахинскую
А семи шелков да шамахинскиих,
Стал хлыстать бурка да он промеж уши,
Промеж уши да он промеж ноги,
А промеж ноги да промеж заднии,
Сам бурку да приговариват:
—Ах ты бурушко, да нунь поскакивай,
А змиенышов от ног да прочь отряхивай!
Стал же ёго бурушко поскакивать
А змиенышов от ног да прочь отряхивать,
Притоптал же всих он маленьких змиенышков,
Выручал он полону да русскаго.
И выходит гут змея было проклятое
Да из той было пещеры из змеиною
И сама же тут Добрыни испроговорит:
—Ах ты душенька Добрынюшка Никитинич!
Ты порушил свою заповедь великую,
Ты приехал нунь на гору сорочинскую
А топтать же моих маленьких змиенышев.
Говорит же тут Добрынюшка Никитинич:
—Ай же ты змия проклятая!
Я ли нунь порушил свою заповедь,
Али ты змея проклятая порушила?
Ты зачим летела через Киев град,
Унесла у нас Забаву дочь Потятичну?
Ты отдай-ка мне Забаву дочь Потятичну
Без бою без драки кроволития.
Не отдавала она без бою без драки кроволития,
Заводила она бой драку великую
Да большое тут с Добрыней кроволитиё.
Бился тут Добрыня со змеёй трои сутки
А не може он побить змею проклятою.
Наконець, хотел Добрынюшка отъехати, —
Из небес же тут Добрынюшки да глас гласит:
—Ах ты молодой Добрыня сын Никитинич!
Бился со змеёй ты да трои сутки,
А побейся-ко с змеёй да еще три часу.
Тут побился он Добрыня еще три часу,
А побил змею да он проклятую,
Попустила кровь свою змеиную,
От востока кровь: она да вниз до запада,
А не прижре матушка да тут сыра земля
Этой крови да змеиною.
А стоит же тут Добрыня во крови трои сутки,
На кони сидит Добрыня — приужахнется,
Хочет тут Добрыня прочь отъехати.
3-за небесей Добрыне снова глас гласит:
—Ай ты молодой Добрыня сын Никитинич!
Бей-ко ты копьем да бурзамецкиим
Да во ту же матушку сыру землю,
Сам к земли да приговаривай!
Стал же бить да во сыру землю,
Сам к земли да приговаривать:
—Росступись-ко ты же матушка сыра земля
На четыре на вси стороны,
Ты прижри-ко эту кровь да всю змеиную!
Росступилась было матушка сыра земля
На всих на четыре да на стороны,
Прижрала да кровь в себя змеиную.
Опускается Добрынюшка с добра коня
И пошел же по пещерам по змеиныим,
Из тыи же из пещеры из змеиною
Стал же выводить да полону он русскаго.
Много вывел он было князей князевичев,
Много королей да королевичев,
Много он девиц да королевичных,
Много нунь девиц да и князевичных
А из той было пещеры из змеиною, —
А не може он найти Забавы дочь Потятичной.
Много он прошел пещер змеиныих
И заходит он в пещеру во последнюю,
Он нашел же там Забаву дочь Потятичну
В той последнею пещеры во змеиною.
А выводит он Забаву дочь Потятичну
А из той было пещерушки змеиною,