Клара: У меня есть вопрос. Во мне сидит постоянный докладчик. Он докладывает все. Изменения, бла-бла-бла, все.
Карл: Докладывает: «Сейчас покоя больше, чем вчера». (смех)
Клара: И так без перерыва. Он оставляет меня в покое во время сна, но даже во сне я просыпаюсь все с тем же парнем. Но у меня вопрос: у тебя такое осталось до сих пор?
Карл: Дьявол в горле? Который все время разговаривает со мной? Да, разницы нет.
Клара: Кто этот незваный гость?
Карл: О Боже. Гость, которого ты не приглашала. Что ты делаешь с гостем, которого ты не приглашала и от которого не можешь избавиться?
Клара: Это ужасно.
Карл: Только потому, что ты хочешь избавиться от этого гостя.
Клара: О!
Карл: Просто позволь ему разговаривать, делать «ежедневный доклад». «Есть, сэр». Что делать с гостем, от которого ты не можешь отделаться, ведь ты говоришь, что не можешь отделаться от этого докладчика. В тот момент, когда тело пробуждается, начинается доклад. «Как ты спал? Что тебе снилось? Что случится сегодня? Бла-бла-бла». Что с этим делать?
Ты убиваешь его своей осведомленностью. Ты осведомлена об этом докладчике. Потому что дьявол ничем не отличается от того, что ты есть. Это переживание того, что ты есть. Ты делаешь доклад самой себе. Разницы нет. Все есть Сердце. Все есть Я. Когда есть второе Я, оно ничем не отличается от первого Я. Это просто два проявления первого и второго.
Есть взаимодействие в качестве сознания. Это игра. Актерство. Одна роль – докладчик, а вторая – «я». Но по сути своей оба есть Я: Я, говорящее от лица «я», и Я, говорящее от лица перманентного докладчика.
Ты убиваешь их обоих, когда видишь, что по сути они ничем не отличаются от Того, которым ты являешься. Когда ты видишь, что все является Тем, которое есть ты, тогда переживающий, переживающий то, что ты переживаешь в виде докладчика, ничем не отличается. По сути разницы нет. Так в чем проблема, когда докладчик что-то докладывает? Может свобода быть потревожена свободой?
Клара: Нет.
Карл: Нет, видишь? Свобода – это все, что есть. Нет ни одного момента без свободы. И в этой свободе существует образ переживающего и докладчика, существует взаимодействие сознания. И что? Что с этим делать?
Клара: Просто оставить его у себя в голове?
Карл: Кто беспокоится?
Клара: Я!
Карл: Ага, «я». Так что не так с этим «я», которого беспокоит что-то еще? Только то, что ты принимаешь себя за «я», а что-то еще – за второго. Тогда все становится врагом.
Из первой лжи о том, что ты существуешь, из этого первого «врага» ты попадаешь во враждебную ситуацию. В тот момент, когда ты оказываешься якобы рожденной, ты создаешь шесть миллиардов других, и эти шесть миллиардов других являются врагами. Поскольку первое «я» уже есть враг. Поэтому, будучи первичной по отношению к первому «я», ты первична по отношению к тем шести миллиардам – не знаю чего – образов. То есть, все они живут благодаря тому, что ты есть, но ты живешь не благодаря им.
И что тогда делать с этим первым «я» и теми шестью миллиардами других, если ты не можешь избавиться от них? Раз ты – это беспомощность, которая не может не воображать себя тем одним и шестью миллиардами другими, раз ты не можешь не пробудиться к осознанности «я», а затем к «я есть» и к миру, раз ты не можешь не творить, будучи Тем, которое абсолютно, Тем, которое есть проявленность, – что же делать?
Австралиец: Выпей еще пива.
Карл: Выпей пива, да. И тогда тебе явится Шекспир[73]. Когда это исчезнет, и Шекспир исчезнет, когда не будет вопроса «быть или не быть?»…
Клара: То есть, это означает, что докладчик всегда будет присутствовать? Я имею в виду, я слышала, что мистики говорят о состоянии «не-ума»…
Карл: Да, если бы ты признала себя в этом «я», в докладчике, во всем, что ты переживаешь, не считая это чем-то отличным оттого, что ты есть. По сути своей ты есть То, которое является переживающим, переживающим то, что переживается, поскольку ты – это То, которое есть. В Том никогда не было никакого ума, ничего не было, ничего, что может потревожить тебя, поскольку То, которое является самой свободой, не может быть потревожено свободой.
Эта свобода суть отсутствие второго. Поэтому все, что есть, является развлечением с помощью говорения, Я говорит с Я. И что? Само-развлечение. И кому тогда нужно, чтобы Я заткнулось? Какому второму Я?
Что обладает «не-умом»? Абсолютный не-ум присутствует, если ты видишь, что все, что есть, есть Я и пребывание им. Будучи в абсолютной степени тем, что ты есть, ты являешься Тем, которое есть само бытие. Итак, ты – это То. Никогда не было, никогда не будет никакого ума. Тогда что такое не-ум? Нет ни ума, ни не-ума. Оба являются идеями.
И кому нужен «не-ум»? Уму. Только ум тревожится из-за ума. Не обращай внимания! (смех)
Все, с чем ты сталкиваешься, исходит из этой идеи о том, что чему-то требуется изменение, что-то должно быть другим ради того, что ты есть. Все это появляется и уходит и не может уничтожить тебя, поскольку ничто никогда не могло сотворить тебя. И что теперь?
Клара: Может быть, мне стоит попробовать кофе вместо чая.
Карл: Гроб?[74](смех) Говорю тебе, в тот момент, когда ты думаешь, что живешь, ты делаешь шаг в гроб и умираешь. Любая идея о том, что ты жива, делает тебя мертвой. Так что эта идея о жизни, о рождении – это «гробовая» идея. Она сразу же становится твоими похоронами. Любая идея о том, что ты живешь, – это самоубийство. Ты делаешься объектом. Ты переходишь из абсолютного бытия в относительную идею «я живу». Поэтому все это – гроб. Все обитатели его – трупы.
Аико: Пападжи говорил «кладбище».
Карл: Кладбище, да, страна теней для трупов – этих образов.
Луиза: Из страны теней в страну милости.
Карл: Это страна милости, поэтому она пуста.
Луиза: Безумие.
Карл: Это то, о чем Иисус сказал: «Пусть мертвецы хоронят мертвецов». Не беспокойся. Идеей о том, что ты инкарнировалась, что ты рождена, ты убиваешь себя. Поэтому рождение – это видение того, что то, что ты есть, никогда не рождалось. Это второе рождение того, что ты есть.
Луиза: Это вспоминание.
Карл: Вспомнить все. Должен прийти Шварценеггер? Нет, оставь губернатора в Калифорнии. (смех)
Рождение подобно идее Кришны. Даже Рамана говорил об этом. Второе рождение твоей абсолютной природы – это видение того, что то, чем ты являешься, никогда не рождалось. Любая идея, которую ты создаешь о себе, всякое определение себя убивает тебя. Поэтому каждый момент, когда ты не являешься этим Абсолютом – этим абсолютным «не-знанием» того, что ты есть и что не есть, – каждый момент, когда ты отождествляешь себя с чем-то с помощью того или иного определения, является самоубийством. «Привет, само-убийство!» – «Привет, труп!». О, это не так уж и плохо. (смех)
Лиз: Ты не оставляешь нам надежды, Карл.
Карл: Надежды? Никакой надежды. Но это не новость.
Луиза: (со смехом) Не так плохо. Но и не так хорошо!
Карл: Это не хорошо и не плохо, в этом хорошая сторона дела.
Лиз: Никакой божественной любви, никакого приятия, никакой реинкарнации. Нет ничего.
Карл: Никакого выхода.
Тереза: Никакой лучшей жизни, никакого расслабления.
Моника: Никакого просветления.
Тереза: Никакого улучшения.
Карл: Я бы сказал, что ты не можешь сделаться более просветленной, чем ты уже есть.
Моника: О Боже!
Карл: Тебе всегда хочется большего.
Моника: Нет, лучшего!
Карл: Лучшего просветления. (смех) Нет, все сводится только к этому самому уму, к идее обладания. Если ее нет, то никому нет дела. Есть беззаботность. Но в тот момент, когда ты отождествляешь себя с чем-то, появляется «мое». Это «мое» появляется из рождения, из разделения. Ты создаешь «мое бытие». И тогда все, что ты ни делаешь, – это желание улучшить это бытие, которое принадлежит тебе. Такова природа этого.
Но все, что ты можешь улучшить, мертво. Пусто. Все это секонд-хэнд. Тряпье. Все еще болит голова?
Луиза: Вот сейчас все нормально. Именно в данный момент все в порядке.
Карл: Именно в данный момент все прошло. Мгновенное изгнание.
Луиза: Наказание?[75]
Карл: Наказание контроля. Головной болью.
Луиза: Ты сейчас опять над этим работаешь, а?
Карл: Я над этим работаю? (смех)
Моника: Он отослал бы ее обратно.
Карл: Нет, я испытываю сильное сострадание к этому. Обычно я действительно ничего не делаю. Но это достаточно сложно.
Никто не может выдержать этого. Когда есть кто-то, кто ничего от тебя не хочет, ничего не хочет дать, ничего изменить, ничего делать, то для личности действительно сложно пребывать в этом. Потому что это худшее, через что может пройти личность. Никто ничего от нее не хочет. Тебе не нужно ничего менять, тебе не нужно улучшать, тебе не нужно ничего делать – это словно убивает тебя. Это убивает идею «тебя, которому нужно что-то делать». Ты оказываешь отчаянное сопротивление, потому что это забирает все твои идеи о жизни, о бытии личностью, которой нужно совершенствоваться. На тебя нет никакой реакции. Тебя даже не знают.
«Кто вообще этот парень? Он не разговаривает со мной. Поговори со мной!» «Нет. Я тебя даже не знаю». «Признай меня! Скажи мне, что я созрел. Скажи мне, что, возможно, я неудачник, все, что угодно, но только поговори со мной. Скажи мне, что что-то должно измениться во мне, потому что, если я могу измениться, значит, я все еще живу. Но ты говоришь со мной так, словно я уже мертв». «Да, ты мертв!»
Луиза: Да, похоже на то. Творение этого молотка отвлекает на себя внимание, так что я ощущаю его в своей системе тело-ум. Знаешь, это как отпечаток. Иначе, возможно, я бы ничего не чувствовала. Это как фокус с ощущением манипуляции.
Карл: Что?
Луиза: (со смехом) Всякий раз, когда я думаю, что сижу на ней – тыдым-тыдым-тыдым! – я сваливаюсь с этой лошади. Неоседланная лошадь скачет галопом обратно в пустыню!
Карл: Лошадь просто исчезает под тобой. Бог ты мой, ты – это летающий ковер. Ты не можешь нигде приземлиться. Подушка для бытия.
Луиза: Питомец?[76]
Карл: Питомец бытия. Петаль[77]. Хм.