МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ И ПРАКТИКИ КОНСТИТУЦИОННОГО ПРАВА. ТОЛКОВАНИЕ В КОНСТИТУЦИОННОМ ПРАВЕ
***
На первый взгляд абстрактные рассуждения о методе науки конституционного права имеют огромное практическое значение. Методы науки конституционного права в практической деятельности конституционалиста обретают вид методов (методик) интерпретации норм права. Без применения методов науки конституционного права просто невозможно представить себе деятельность практикующего юриста.
Бернам У. Правовая система США. М., 2006. С. 127-137:
D. Методы толкования статутов
Ниже речь пойдет о совокупности подходов и «юридических максим», которыми обычно руководствуются суды при толковании статутов в своих решениях по делам. Здесь необходимо напомнить читателю о двух обстоятельствах. Во-первых, не существует никакого официально утвержденного перечня подходов и юридических максим. … Во-вторых, многие из описанных … юридических максим противоречат друг другу. Иногда выбор суда в пользу одной максимы и отказ от другой остается без объяснений.
Если попытаться дать общую характеристику практике толкования законодательно установленных норм права в США, то можно сказать, что суды США в целом убеждены в необходимости толкования формулировки статута таким образом, чтобы обеспечить достижение той цели, к которой стремился законодатель принятием этого статута, поскольку, по общему правилу, текст статута служит лучшим доказательством цели законодателя. Тем не менее многие применяемые ныне подходы либо игнорируют, либо противоречат такому убеждению.
Правило явного смысла
В соответствии с этим правилом при толковании положения закона суд должен пользоваться общепринятыми значениями слов, если конечный результат толкования не является абсурдным. Ссылки на историю законодательства или использование вспомогательных средств для выявления смысла, не содержащегося прямо в тексте нормы закона, обычно считаются неприемлемыми. В настоящее время правило «явного смысла» [the plain meaning rule] снова укрепляет свои позиции после долгих лет забвения.
Сторонники правила явного смысла нормы закона приводят два аргумента в его поддержку. Во-первых, орган законодательной власти утвердил, а уполномоченный представитель исполнительной власти подписал документ, являющийся законом, а не отчетом комитета или заявлениями сторонников и противников закона. Как указал судья Верховного суда США Джексон, «в обязанности Конгресса входит обобщение дебатов в рамках принятого им законодательства». По мнению Джексона, выход за рамки смысла формулировок закона во всех случаях, кроме одного — когда используемые в тексте закона слова «явно допускают двоякое толкование», означает потерю судом беспристрастности и участие в «политических разногласиях», сопровождающих принятие любого законопроекта, на стороне либо его защитников, либо противников, что ведет к подрыву демократического процесса[1]. Во-вторых, простые граждане и большинство юристов полагаются исключительно на текст закона, не имея под рукой материалов по истории его принятия: «если суд при изменении положений закона возьмет на вооружение аргументы, выдвигавшиеся в ходе законодательных дебатов, то это сделает закон недоступным для большинства населения страны»[2].
Оппоненты правила явного смысла правовой нормы заявляют, что само понятие «явный смысл» «покоится на ошибочном представлении о том, что слова имеют одно неизменное значение», и что «слова являются символами, используемыми в целях общения, то есть средством, а не целью законодательного процесса». По мнению судьи Холмса, «слово — не кристалл, прозрачный и неизменный, а покров живой мысли, и оно может иметь разный цвет и содержание в зависимости от обстоятельств и времени его применения»[3]. Более того, применение правила явного смысла может привести к даже более тяжким последствиям судебного вмешательства в законодательство, чем те, которые оно стремиться предотвратить: «По какому праву судья может приписывать формулировкам закона собственное понимание или понимание гипотетически обычного гражданина, вместо того, чтобы в первую очередь обратиться к смыслу, заложенному законодателем?».
[…]
Многие правоведы и судьи отмечают возврат к правилу явного значения слов в решениях Верховного суда США во второй половине 1980-х годов под влиянием члена Суда Антонина Скалиа. Верховный суд сессии 1981 года всегда сверял формулировки законов с историей их принятия. Но, несмотря на это, Верховный суд в период своих сессий 1989 и 1990 годов принял, соответственно, 10 из 65 и 19 из 55 решений, толкующих статуты, без каких-либо ссылок на историю их принятия.
Правило явного смысла и история принятия законодательства
Верховный суд США в 1982 году заявил о том, что правило «явного смысла» статута имеет преимущество, если положение закона недвусмысленно применимо к данной проблеме[4], и что «словесные формулировки статута являются отправной точкой при вынесении прецедентного решения, которым толкуется статут»[5]. Верховный суд также высказал предостережение относительно использования материалов по истории принятия законодательства в качестве средства уяснения намерений законодателя, считая, что такой «метод следует использовать осмотрительно»[6]. Суд подтвердил наставление судьи Холмса: «нам не интересно, что имел в виду законодатель, нам интересно только то, что имеет в виду закон»[7].
При этом Верховный суд иногда впадал в другую крайность. В 1976 году члены Верховного суда единогласно отменили решение Апелляционного суда США о применении правила явного смысла и отказе от использования материалов истории принятия толкуемого законодательства[8]. По-видимому, язык законодательных актов редко бывает настолько ясным и понятным, чтобы исключить саму возможность Верховного суда хотя бы «краем глаза» взглянуть на историю принятия закона, чтобы уяснить смысл его формулировок. Судя по всему такой «беглый взгляд» требуется даже в тех случаях, когда смысл положений закона совершенно ясен: одна из версий правила явного смысла гласит, что язык статута превалирует «в отсутствие ясно выраженного в законе намерения противоположного характера»[9]. …
При обращении к источникам истории законодательства следует помнить о том, что эти документы имеют разную доказательную силу. Высшей доказательной силой обладают отчеты комитетов законодательного органа[10]. Эти отчеты содержат характеристику законопроектов, разработанных комитетами после подробного изучения соответствующей сферы права, анализа доказательств и аргументов в пользу или против принятия законопроекта, а также результаты голосования членов комитета о направлении законопроекта на рассмотрение и утверждение в соответствующую палату Конгресса. Отчеты комитетов считаются важным подспорьем при толковании законодательства, поскольку загруженные работой законодатели часто обращаются к этим отчетам за информацией о законопроекте при принятии решения о его поддержке или отклонении. Столь же важная роль отводится отчетам согласительных комиссий, если таковые существуют. Согласительные комиссии создаются из числа конгрессменов и сенаторов для устранения разногласий между вариантами законопроекта, предлагаемыми Палатой представителей и Сенатом.
Доказательной силой, равной отчетам комитетов, обладают и заявления отдельных законодателей, являющихся авторами законопроектов[11]. Заявление законодателя, сделанное на заседании Конгресса сразу после внесения поправки к законопроекту, которая позднее вошла в окончательную редакцию законопроекта, считается «явным доказательством законодательного суждения по вопросу»[12]. Заявления, высказанные в ходе дебатов Конгресса, считаются отчасти убедительными, «хотя и не имеют той же силы», что и отчеты комитетов[13]. Заявления, сделанные «лицами, не являющимися авторами законопроекта, имеют небольшое значение»[14], а «опасения и сомнения оппозиции не являются авторитетным руководством по толкованию законодательства»[15].
Судья Верховного суда США Антонин Скалиа выступает в поддержку правила явного смысла, будучи убежденным в том, что история законодательства служит чрезвычайно ненадежным руководством по определению намерений законодателя. Он утверждает, что заявления, сделанные в Конгрессе в ходе дебатов по законопроекту, не имеют доказательной силы, потому что они «обычно адресуются практически пустой аудитории»[16]. Нередко такие заявления специально стряпаются с тем, чтобы оказать влияние на суды, которым позднее придется заниматься толкованием этого закона. Существует также много возможностей «подкинуть» в стенограммы отчетов комитетов те или иные фразы либо ссылки на прецеденты и устроить заранее отрепетированный обмен мнениями в ходе заседания палаты Конгресса. Такая практика порочна, если в ее основе лежат философские разногласия законодателя с мнением большинства в обществе. Но еще хуже, когда подобная деятельность осуществляется по воле того или иного лоббиста, нанятого группой политического влияния для отстаивания их особых интересов путем воздействия на законодательство[17].
[…]