После взбучки в администрации президента генералы поехали в Главную военную прокуратуру. Там Толочко написал подробное объяснение. Из него выходило, что во всем виноваты Летун и Гранит.
Когда они вернулись в Генштаб, куратор несколько успокоил Толочко.
– Пока сиди там, – сказал он, – приедет большая проверка из военной прокуратуры, ты ее прими, как положено…
Как положено – это застолья, сауны, девочки.
– И исправляй то, что наворотил. Рапорт на увольнение подавать не спеши, – продолжил куратор, – но дальнейшее продвижение, сам понимаешь… Мы планировали тебе отправить в Брюссель представителем при НАТО. Теперь придется отставить…
«Продажные писаки, – рассерженно думал про журналистов Толочко, – ничего не понимают, лезут со своим рылом куда не следует!» Не для себя же он старался, для России! Геополитика! Что в ней смыслят раскудахтавшиеся журналюги? Генерал считал, что стал мучеником во имя России.
В ГРУ вычислили, от кого и через кого ушла информация за границу. От Ветрова через Кушера. «А Ветров был использован разведкой погранвойск как источник санкционированного слива информации, – сказал эксперт ГРУ. – Скорее всего, Ветров состоит на постоянной связи с разведкой погранвойск. Или даже является законспирированным агентом. Можно предположить, что он был специально направлен на Ванч, чтобы забрать у местного оперативника видеокассету. На службе он имеет множество возможностей для контакта с разведкой под вполне официальным прикрытием. При этом он не афиширует свою дружбу с разведчиками, что косвенно подтверждает пашу версию. Лишь один раз была засвечена их неформальная встреча с Филиным, которую санкционировал лично начальник разведывательного отдела генерал Мазуров…»
|
|
Толочко все было ясно. Случившееся – это большая интрига, которую затеяли против него пограничники. Почему? Бог весь. Может, завидовали. А может – того хуже, – сами хотели подзаработать на торговле наркотиков. «Все прогнило в этом государстве, – расстроенно думал Толочко. – Пограничники, некогда элитные войска, пытаются стать крышей для наркоторговцев! Куда катится Россия?!»
В ГРУ каким‑то образом узнали, что оперативную разработку КМС вел подполковник Захарчонок. Все указывало на то, что после его убийства эту работу продолжил Филин. Поэтому Толочко решил, что этот человек опасен. Его надо было убрать, и желательно – перед тем как приедет проверка из прокуратуры.
По большому счету, генерал отделался малой кровью. Можно было не сомневаться, что МИД замнет международный скандал. А прокуратура не станет его обвинять. Но карьера была сломана. И от этого хотелось выть и лезть на стену.
* * *
Человек с короткой седой бородой сел напротив Неизвестного. Полез во внутренний карман пиджака салатового цвета, достал оттуда пузатые часы на цепочке. На крышке часов был выгравирован парусник, преодолевающий волны. «Призрачный бриг», – про себя усмехнулся Неизвестный и спросил:
– Почему вы сели рядом?.
– Потому что здесь свободно, – спокойно ответил старик.
– Я сумасшедший, – счел нужным предупредить Неизвестный, а то вдруг тот не знает?
– Но вас ведь не высадили, – парировал новый сосед.
«Значит, он в курсе», – отметил Неизвестный. Его действительно не высадили. Правда, ему пришлось умолять наряд милиции, а затем и начальника поезда (умолять проводника было бесполезно). Это было унизительно. Но зато его не высадили. А пассажиры купе как‑то сами собой рассосались. Лишь проходившие мимо люди бросали любопытные взгляды на странного пассажира.
|
|
– Я еду из одной психушки в другую.
– Это еще ни о чем не говорит, – сосед пожал плечами.
«Странный он какой‑то, – подумал Неизвестный, – наверное, тоже сумасшедший». От глаз соседа отходили морщины. На вид ему было лет сорок – пятьдесят. Или – бодрые шестьдесят. Под пиджаком – водолазка в тон. Ни намека на живот. «А может, он… убийца», – испуганно предположил Неизвестный…
– Я знаю, кто вы такой, – неожиданно сказал сосед.
– И что? Вы теперь меня убьете?
– Зачем?
– Ну мало ли. – Неизвестный пожал плечами.
– Нет. Вас убьет жизнь. Рано или поздно. Она всех нас убьет.
– По‑моему, это вы сумасшедший.
«Чего он хочет?» – с опаской подумал Неизвестный.
– Может быть, но пока вы, а не я еду из одной психушки в другую, – парировал сосед, – не обижайтесь. Я вижу, вы любите Коэльо…
На коленях Неизвестного действительно лежала книга, прихваченная ненароком из дурдома.
– Нет, не особо. – Он отложил томик.
– А вы знаете, чем обычный человек отличается от шахида? – без всякого повода спросил сосед.
– Нет.
– Ничем. Он так же, как и шахид, стремится положить жизнь во имя чего‑то. Бизнесмен жертвует всем ради денег. Писатель – ради славы. Мать – ради ребенка. Они верят, что это самое главное. И надеются: не в этой, так в той жизни их рвение обязательно зачтется. А вы ради чего жертвуете?
|
|
– Не помню точно.
– Я расскажу вам притчу. Восемьсот лет назад Хасан ибн ас‑Сабах создал секту фанатиков‑самоубийц. Их называли ассасинами. Погибшим обещали блаженство в райских садах в компании с семьюдесятью двумя черноокими гуриями‑девственницами. Строго говоря, в Коране ничего не сказано про семьдесят гурий. Но ас‑Сабах действительно имел какие‑то договоренности на небесах. В общем, первые погибшие получили обещанное и, наверное, до сих пор наслаждаются жизнью. То есть смертью. Но когда число смертников стало расти, выяснилось, что гурий катастрофически не хватает. Да и райские сады не резиновые. Следующим шахидам‑террористам стали предлагать отнюдь не чернооких и отнюдь не девственниц. А потом и вовсе перестали пускать в райские сады. Так и бродят по небесам тысячи обманутых шахидов‑самоубийц в поисках своего последнего причала.
– Занимательно.
– Вы тоже потеряли свой причал. И стали ловцом снов.
– Кем, простите?
– Ловцом снов. Есть поверье, что Бог создал только одного человека. Даже не человека, а его душу. Потом душа распалась на бесконечное число частиц, это и есть человечество. Если собрать все души воедино, получится тот единственный прачеловек.
– Получается, тот человек заболел шизофренией?
– Что‑то вроде того. Всем душам никогда не собраться вместе. Они слишком ненавидят друг друга. Но иногда кто‑то теряет свое «я» и начинает в снах путешествовать от одной души к другой, надеясь найти себя. Как обманутый шахид, он все еще надеется найти свое счастье. Это и есть ловец снов. Он находит свое «я» по крупицам в каждой душе, где побывал. Потому что у всех людей есть что‑то общее. Жаль, что они это не всегда понимают.
– Честно говоря, я тоже вас не всегда понимаю. Так кто я такой, если отбросить эти сказки про ловцов снов? Вы сказали, что знаете…
– Ты тот, на кого меньше всего можешь подумать, – произнес сосед после паузы. Неожиданное «ты» поразило Неизвестного. – Извини, моя станция.
Он остался один.
У него было время подумать… И он что‑то нащупал в своей памяти. Какую‑то ниточку, обрывок каната‑причала… Он даже увидел смутные лица из прошлой жизни.
«Я Опарин! Конечно же Опарин!»
Все встало на свои места. «На меня охотится Толочко. Исполнитель – Игнатьев. Его лицо я видел перед тем, как потерять свое «я», это точно…»
* * *
…На проходной KMC Филина и Опарина уже ждали.
– Вы к Игнатьеву? – спросил рослый солдат в синем бронежилете.
– Да.
– Проходите.
Двери в штабе оказались низкими. Пришлось пригнуться. От лестницы коридор уходил в разные стороны. Офицеры остановились, и вдруг Филин уловил тонкую ниточку запаха шафрана. Точно такого же, что был на даче…
– Пошли, – твердо сказал он, поворачивая туда, откуда тянулась ниточка.
– Ты уверен? – просил Опарин.
– Да, – Константин привел его к двери, откуда доносился аромат… Постучал.
– Входите, – послышался голос.
– Добрый день, – поздоровался Филин, входя в кабинет.
За столом сидел лысеющий подполковник. Из‑под коротких рукавов выглядывали мощные бицепсы. Расстегнутые верхние пуговицы форменной рубашки приоткрывали густой волосяной покров на груди. Зато лицо было округлым и идеально выбритым.
– Я Филин, а вы, наверное, Дровосек? – произнес Константин, протягивая руку.
– Не знаю, кого вы имеете в виду, – подполковник улыбнулся, – но все равно садитесь.
– А я – оперуполномоченный отдела ФСБ майор Опарин.
– Здорово вы нас на даче уделали, – весело произнес Филин, ставя на стол трехлитровую пластиковую бутыль пива…
В глазах Игнатьева проскользнуло удивление. «В десяточку!» – радостно отметил Константин, заметив секундное замешательство. Правда, Игнатьев тут же загнал эмоции внутрь.
– На какой даче? – от него исходил легкий запах шафрана, именно его Константин учуял накануне на даче, и именно по нему нашел кабинет…
– Брось, братан, – примирительно произнес пограничник, – у тебя стаканы есть? Доставай.
Игнатьев пожал плечами, словно говорил: мол, я до сих пор не понимаю, о чем речь, но если хотите угостить пивом – не откажусь… И полез в ящик стола… Там звякнули стаканы…
– Моро успел вас сдать, – произнес Филин, – но дело даже не в нем, вы его угрохали, и правильно сделали. Спасибо, что нас не положили. Я же понимаю: если бы вы хотели – расстреляли бы нас там, как Сидоровых котят. Операцию вы провели грамотно. Мы еле ноги унесли. Скажите только, как на духу, без всяких там ля‑ля, вы знали про подземный ход или предполагали?
– Мы надеялись, что какой‑то план эвакуации у вас есть, – спокойно произнес Игнатьев, – вы же тоже профессионалы…
У Опарина челюсть так и отвисла.
– А если бы не было? – спросил Константин, разливая пиво по стаканам, которые хозяин кабинета выставил на стол.
Дровосек глубоко вздохнул и развел руками:
– Тогда вряд ли бы мы сейчас с вами разговаривали.
– Ну, давай, – Филин поднял стакан, чокнулся с Игнатьевым и потом с Опариным, – за встречу. И за то, чтобы у нас всегда был план эвакуации… Что вы херней страдаете, – спросил Константин, опуская стакан на стол, – войну на границе устроили, по своим палите?
– Ребята, вы ничего не знаете, – резким тоном ответил Дровосек, – и лучше вам не соваться туда, где ни хрена не понимаете. Это большая политика…
– А почему у тебя кликуха такая – Дровосек? – сменил тему Филин.
– Это оперативный псевдоним, – хмуро ответил тот.
…Дровосек ничего не понимал. Впервые в служебной карьере у него возникла ситуация, когда он не знал, как себя вести.
Дело даже не в неожиданности, в конце концов, разведчик должен всегда быть готов к неожиданности. Но здесь было все гораздо сложнее. Он не мог выдать тайну. Более того: он должен был убить этих людей (сначала Филина, а потом, вполне возможно, и Опарина).
Но после убийства Гранита в нем что‑то сломалось… Раньше он принимал жесткие правила игры. Скажем, когда был внедрен в банду душманов: прикажи ему кто расстрелять Гранита – убил бы. Работа такая…
Однако это было почти семь лет назад. Теперь Гранита убили без его помощи… И Дровосек уже сомневался: так ли это правильно? «Старый, наверное, стал», – думал он про себя…
* * *
…На вокзале в Москве человек помедлил. «Стоит ли ехать в Сербского?» Там ему точно не помогут. Ведь он уже знал, кто он такой. И в общих чертах представлял, что с ним произошло. «В Сербского меня уже ждут».
Было только одно место, где можно найти защиту. Это место находится на станции метро «Лубянка»!
В приемной ФСБ Неизвестного принял майор с голубыми просветами на погонах.
– Я майор военной контрразведки, – шепотом произнес Неизвестный, – хотя не знаю, может быть, уже подполковник. Не помню точно. Меня зовут Сергей Опарин.
Холодные глаза майора смотрели на человека в дырявом свитере, стареньких застиранных штанах и рваных кроссовках.
– Почему вам не обратиться к начальнику вашего подразделения? – спросил майор.
– В том‑то и дело, что я не помню своего начальника подразделения, – возбужденно прошептал Неизвестный, – я забыл. В тысяча девятьсот девяносто пятом году я служил в Таджикистане. Не знаю, перевели меня или нет.
– Наверное, перевели, – бесстрастно произнес чекист, – вы в каком подразделении там служили?
– В отделе военной контрразведки ФСБ по ГПВ РФ в РТ.
– Хорошо, чем я могу вам помочь?
– За мной охотится генерал Толочко, – доверительным тоном произнес Неизвестный, – он лишил меня памяти. А теперь хочет убить меня.
– Зачем?
– Чтобы я ничего не вспомнил.
– Так вы же и так ничего не помните…
– Но ведь могу вспомнить. – Неизвестный стал постепенно выходить из себя: что за тупой майор! – Яне для того сбежал из сумасшедшего дома, чтобы вы ломали передо мной комедию!
– Вы сбежали? – Голос майора по‑прежнему был холоден.
– Хватит, – Неизвестный со зла стукнул кулаком по столу, – что ты дурака изображаешь! Я не ниже тебя по званию, щенок! А то и выше! Ты войны не нюхал, греешь задницу в Москве! А я с талибами на границе дрался! Срочно отведи меня в департамент военной контрразведки. Там разберутся.
– У вас есть какие‑то документы?
– Вот, из больницы. Но ты на них не смотри. Я все объясню.
– Минуточку, – майор вышел из кабинета.
Когда на пороге появились санитары, Неизвестный понял все. Его сдали! Свои же! «Скоты! Что ж вы делаете, они убьют меня!» – кричал он, вырываясь из цепких рук санитаров, и пытался плюнуть в майора.
Неизвестного отвезли прямиком в Сербского.
* * *
– Так почему такой оперативный псевдоним? – переспросил Филин.
– До военного училища ПТУ закончил, на плотника выучился.
– О‑о, солидная специальность, – одобрительно произнес Константин, – у меня вот никакой профессии. Если сейчас уволят, податься некуда…
– У тебя уже пенсия есть, – заметил Игнатьев.
– Да, – ответил Константин, нисколько не удивляясь его осведомленности. В Афганистане и в Таджикистане год службы шел за три, так что он уже давно мог уйти на пенсию. Но…
– Я ведь здоровый мужик, хочется что‑то делать. Давай еще… – Филин разлил пиво.
Пиво было крепкое, будто в него добавили водки. И вдруг, после второго стакана, Дровосек понял, что ему все равно: скажет он что‑то лишнее или нет. Перед ним были свои. Такие же офицеры, как и он. Гэбисты, конечно, но…
«Пограничники все гэбисты, – подумал Игнатьев. – Это мы в нормальных училищах учились. А их КГБ начинало опекать еще до поступления. Закваска соответствующая…» Но все же эти парни были ближе, чем боевики генерала Усмона, афганцы и даже… чем генерал Толочко… «Пошел он на хрен, мудак, – подумал вдруг Дровосек. – Всех готов сдать, чтобы свою задницу спасти…»
– Мужики, а чего вы ко мне пришли? – спросил Игнатьев.
– Поговорить.
– Бросьте эти ваши гэбистские штучки. Говорите прямо, что хотите.
– Мы не гэбисты, по крайней мере, я, – произнес Филин и скосился на Опарина. – Сергеи тоже нормальное пограничное училище закончил.
– Как оно называлось? – Игнатьев с усмешкой посмотрел на визитеров.
– Московское высшее пограничное училище имени Моссовета…
– А дальше?
– КГБ СССР, – закончил Филин.
– Какие вопросы?
– Давай только не будем меряться, кто где служит. Сейчас не мы убивали своих, а ты. Блин, военные вели себя хуже гэбистов. Не стыдно? За что Захарчонка убили?
– Его сами боевики убили.
– Это мы знаем. Всех боевики убивали. Вы только заказывали.
– Мы Захарчонка не заказывали.
– Брось, опять ты нам по ушам ездить пытаешься. Нам Моро все рассказал.
– Моро вел двойную игру. Боевики проводили диверсии. Им кто‑то оплачивал. Они вычисляли офицеров и убивали. Захарчонок попался случайно.
– Не ври, – громко сказал Филин, разливая еще пиво.
– Я тебе говорю: Захарчонка убили случайно, – непреклонно ответил Дровосек.
– Хорошо, кто оплачивал?
– Не знаю, – он развел руками, – надеюсь, что всего лишь ДИВТ.
– А кто может еще?
– Ты слышал про талибов?
– Да.
– Ну тогда не задавай глупых вопросов. Или у вас в ГБ принято под дураков косить?
– Не наезжай на ГБ, вы в ГРУ не лучше, – Филин плеснул пива себе и Дровосеку, освежил у Опарина, – давай, твой тост.
– Спасибо, что зашли. – Дровосек поднял стакан.
– Всегда пожалуйста. Ветрова тоже талибы заказали?
– Нет, – Игнатьев выпил пиво большими глотками, затем поставил стакан и продолжил: – Когда наш босс узнал, что Ветров продал нас. У нас ведь с ним договор был, вы в курсе?
– Нет.
– Он что‑то унюхал, ему заплатили бабки, чтобы молчал. А он побежал к западным журналистам.
«Каков подлец», – подумал Филин, убедившись еще раз, что к людям нельзя поворачиваться всей душой. Открылся по минутной слабости Ветрову, а он оказался такой же проституткой, как все журналисты…
– Вот шеф, – продолжил Игнатьев, – когда узнал, и рассвирепел. Последствия вы знаете.
– Шеф – Толочко? – спросил Опарин.
– Не произноси это имя вслух, – ответил Дровосек.
– Хорошо, а кто сдал боевикам план операции?
– Ребята, это что, допрос? – Игнатьев улыбнулся. – Я вам и так рассказал достаточно, чтобы закопать вас тут же. Кто много знает, тот мало живет. Слышали такое? Тогда объясните, по‑, чему я должен вам рассказывать?
– По‑дружески, – вставил Опарин.
– Мы еще с вами мало выпили, – заметил Дровосек.
– Хорошо, – решительным тоном произнес Филин и придвинул свой стул к нему, – тогда я сейчас буду тебя шантажировать по‑серьезному. Но сначала давай выпьем… За уважение. Я тебя уважаю как профессионала… Давай, за уважение!
Дзинь, звякнули стаканы.
– А теперь слушай, – Филин наклонился к уху Игнатьева, голова пьяно зашумела, – нам очень надо узнать, кто из наших сдал абрекам план операции. Кровь из носу, во как надо. Скажи, и мы больше не будем копаться в вашем говне. Сами копайтесь, оно нам ни к чему…
– А если не скажу? – перебил Дровосек. – Какая у меня альтернатива? Что мне будет? Огласите весь список, пожалуйста…
– Что будет? Я тебе скажу. – Голова Филина уже не просто шумела, но и слегка кружилась, правда, это нисколько не мешало ясности мысли. – Мы засветим тебя. Сдадим недобитому Ветрову. Он как раз сейчас в Москве. После этого в лучшем случае ты умрешь подполковником в какой‑нибудь дыре. В худшем – умрешь молодым подполковником, так и не доехавшим до этой дыры.
– Это серьезно, – Игнатьев покачал головой, – это хороший козырь. А говорил, что не гэбист! Это же типичный гэбистский ход…
Он рассмеялся и обнял Филина за шею, попытался пригнуть. Тот не поддался.
– Молодец, крепкая шея, – похвалил Дровосек, – а план сдал Толчок.
– Кто ему сказал?
– Наш командующий.
– А тот откуда узнал?
– Да они в бане с вашим командующим парились. Обсуждали вопросы взаимодействия…
– Ясно, – Филин вздохнул, – как дальше жить будем?
– Как, как, разливайте бутылку до конца и валите отсюда на хрен, – добродушно произнес Дровосек. Теперь он точно знал, что ни за что не будет сдавать этих парней. Пусть Толчок валит ко всем чертям!
* * *
К Неизвестному в палату вошли какие‑то люди. Белые халаты были наброшены поверх формы. Лица некоторых показались ему знакомыми. Да и они явно знали Неизвестного еще по той, прошлой жизни.
Ни обрадоваться, ни испугаться он не успел.
– Здравствуйте, – один из вошедших назвал имя. ЕГО имя! Неизвестный, не в силах поверить, только раскрыл рот. Но в следующую секунду на его запястьях защелкнулись наручники.
– Вы обвиняетесь в убийстве, – сообщил вошедший человек.
«Так и знал, что ничего хорошего меня в Москве не ждет», – подумал арестованный человек.
– Это не я, меня подставили, – произнес он, что‑то припоминая по‑настоящему.
– Это вы расскажете следователю. – Прямо из клиники его отвезли в Матросскую Тишину.
Но это уже совсем другая книга.
Часть 2
Чем пахнет афганский тутовник
Наше время
– Не верю, не верю, не верю, – человек, который стал теперь Найденышем, сидел на тюремной кровати, вцепившись пальцами в волосы, – это какое‑то сумасшествие…
Глава 1
ИНТЕРФАКС
СРОЧНО
АФГАНИСТАН – ВЗРЫВ – ЖЕРТВЫ
Четыре человека погибли и одиннадцать ранены в результате взрыва автобуса, перевозившего международных миротворцев в Кабуле.
В субботу утром на самой оживленной улице афганской столицы автобус со следовавшими в аэропорт 33 германскими миротворцами обогнало такси марки «тойота‑королла». Резко затормозив, водитель начиненной взрывчаткой машины спровоцировал столкновение. Прогремел взрыв.
Германские солдаты следовали на авиабазу Баграм, чтобы улететь домой. Последний день пребывания в Афганистане стал для них роковым.
Из интервью амира бригады шахидов «Риядус‑Салихьийн» Абу‑Идриса агентствам «Шариат» и «Кавказ‑центр»
– Российские СМИ сообщают, что в последнее время в боевых действиях против федералов участвует много женщин‑камикадзе. Отвечает ли это действительности? Расскажите об этом явлении.
– Это не женщины‑камикадзе. Это шахиды – те, кто жертвует собой ради Веры и во имя Всевышнего. У русских оккупантов есть самолеты, тапки, ракеты. У нас есть шахиды.
Моздок, Северная Осетия
Она ждала несколько дней. Прислонившись к дереву на остановке. Отрешенно провожала взглядом проезжавшие машины. Ее видели многие, но никто не присматривался.
В то утро фыркающий автобус ЛАЗ, как обычно, собирал военных летчиков и гражданских служащих по городу. Пилотов забрал из гостиницы «Моздок». Вольнонаемные жили в городе и выходили к определенным точкам на маршруте.
Последняя остановка была сразу после железнодорожного переезда. Сюда подходили те, кто живет на северо‑восточной окраине Моздока. Чуть раньше здесь проехал автобус из части ПВО, собиравший своих. Девушка пропустила его.
Когда двери ЛАЗа из авиаполка распахнулись, девушка оторвалась от дерева. Она пристроилась в хвост толпе людей, заходивших в автобус.
– Постой, а ты кто такая? – остановил ее на входе прапорщик с усыпанными веснушками лицом.
– Жена офицера, – с акцентом произнесла девушка, смотря вниз.
– Стой! Какого офицера? Назад. – Прапорщик выставил руку вперед, не пуская ее в автобус. – Посторонним нельзя.
Она подняла глаза и посмотрела на военного. Он успел отметить ее восточную красоту («Может, все‑таки взять?» – мелькнула мысль). Но его ужаснули глаза девушки. От них веяло космической пустотой и холодом. То был взгляд из другого мира. И это было последнее, что увидел в своей жизни прапорщик. Потому что в следующее мгновение прогремел взрыв. Автобус тряхнуло. Человеческие тела превратились в бесформенное месиво.
Прапорщика с веснушками – чью кудрявую голову любила ласково трепать жена, а годовалая дочка ездила у него на плечах и радостно кричала: «Пяпа, мой пяпа!» – разорвало в клочья. Лицо с веснушками превратилось в кровавую кашу.
Рыжие волосы перемешались с человеческим мясом в салоне автобуса.
Девушку‑смертницу раскидало на мелкие кусочки. Лишь голова осталась цела и теперь лежала рядом со взорванным автобусом. Мертвый рот был приоткрыт, а от глаз по‑прежнему веяло космической пустотой.
ИТАР‑ТАСС
СЕВЕРНАЯ ОСЕТИЯ – ТЕРАКТ
В результате взрыва автобуса со специалистами ВВС России погибли 17 человек. Еще 12 получили тяжелые ранения. По свидетельству очевидцев, женщина‑смертница целенаправленно ждала именно автобус с персоналом 4‑й воздушной армии ВВС, которая участвует в налетах на горные районы Чечни. Незадолго перед этим она пропустила автобус с военнослужащими ПВО. Не исключено, теракт – месть именно летчикам.
Заместитель генерального прокурора предположил, что террористка хотела проникнуть на военный аэродром и устроить взрыв там. Но ее не пустили в автобус. Кстати, именно в тот день на аэродроме находился с инспекцией командующий ВВС России.
Москва
– Отдел расследований, какие у вас будут заявки? – Ответственный секретарь посмотрел на вошедшего Ветрова.
– Никаких, – ответил Андрей, прислонившись к дверному косяку, – но мы будем держать руку на пульсе.
Он окинул взглядом комнату дежурной бригады. Вокруг овального стола сидели ответственный секретарь, выпускающая бригада и дежурные по отделам. Свободных стульев не было.
– Как никаких? – Ответсек снял очки. – А взрыв в Моздоке?
– Ах, в Моздоке, – Ветров не знал, что случилось в Моздоке, потому что опоздал на утреннюю планерку и не успел посмотреть перед ней ленту новостей. Но сделал вид: ему все известно в мельчайших деталях и ничего интересного он в этом не видит. – Это пусть отдел информации делает. Или корсеть. У нас есть собкор в Моздоке? – Андрей едва удержался, чтобы не зевнуть.
– Нет. Это будете делать именно вы. Позвоните в Моздок, в МЧС, в МВД, в Минобороны, возьмите комментарии.
– Есть. – Ветров пожал плечами – мол, если вы так хотите…
В тот день было его дежурство. По графику. Он называл это заступить в наряд мальчиком по вызову, так как ведущий редактор звонил дежурным каждые пять минут. И надо было либо идти в зал верстки что‑то исправлять в полосе, либо строчить заметку в номер.
Андрей уже несколько лет работал в «Советском труде». Уволился из пограничных войск в чине капитана. До этого непрерывно служил в Таджикистане. Проблем у него не было: Вольдемар Толочко скоро уволился на пенсию, Игнатьев (о существовании которого Ветров даже не подозревал) был переброшен в Чечню. А вскоре случился рейд Басаева на Буденновск, и это заняло первые полосы газет в России и в мире. Скандал с миротворцами в Таджикистане тихо умер. А прокурорская проверка ничего не нашла…
После знакомства с Антониной Ветров стал лучше. Гораздо лучше. В его арсенале появились такие вещи, как расческа, обувная щетка и дезодорант. Перед каждым свиданием он подолгу приводил себя в порядок. Потом Антонина ушла из его жизни, а хорошие привычки остались…
О том, что Антонина уже не его женщина, он узнал еще в Москве, в госпитале. При малейшей возможности Андрей набирал номер ее телефона. Ответом были длинные гудки. Наконец на том конце провода ответили.
– Алло, – произнес до боли родной голос.
– Здравствуй. – Андрей был готов разорваться от радости. Но…
– А, это ты. Привет, – как‑то расстроенно ответила она.
По ее тону он понял все!
– Как у тебя дела? – задал в принципе уже лишний вопрос.
– Хорошо.
– Чудненько. Я скоро приезжаю. Ты не рада?
– Андрей, ты очень хороший парень, и я тебе благодарна за все… Но… понимаешь…
Он понимал. Он все понимал… Так что оставалось только попрощаться.
– Тебе было хорошо со мной? – зачем‑то спросил Андрей, стараясь оставаться спокойным.
– Да, но…
– Не в моральном плане, в физическом…
– Что ты имеешь в виду?
– Ты кончала со мной по‑настоящему?
– Это не телефонный разговор.
– Я понимаю. Но мы ведь, скорее всего, больше не увидимся. Так что ответь, пожалуйста, честно, ты кончала?
– Один раз – да.
– Спасибо и на этом. До свидания.
Он положил трубку.
Все остальное было несущественно. Главное – она не притворялась в те, самые важные, моменты. Значит, он смог принести ей хоть капельку радости. И это уже само по себе хорошо.
«Неплохо и то, что она бросила меня, а не я ее, – рассуждал он, – все равно страсть остыла бы, рано или поздно. Меня бы начал утомлять наш затянувшийся роман (так всегда бывает). А бросить ее я бы не смог, потому как привык отвечать за тех, кого приручил. Поэтому никого и никогда не бросал сам… Вообще‑то, это очень больно, когда бросают тебя. Хорошо, что эту боль я взял на себя, хорошо, что Тоня ушла легко и свободно, по доброй воле. А я сильный. Я справлюсь».
Только… почему же так щемило сердце?
Больше он с ней не встречался. Не знал: где она, что с ней. Вернувшись в Таджикистан, Андрей регулярно отсылал репортажи в «Советский труд». А потом уволился, приехал в Москву и устроился работать в эту газету…