И тут случилось непредвиденное.
Люди Мимино открыли огонь. Практически одновременно. Два выстрела ударили мимо. Третья пуля попала в бородатого террориста. В грудь. Преступник отлетел на несколько метров назад и упал на спину. Его товарищи бросились врассыпную.
– Руки вверх, ложись, – дико закричал Филин и стал стрелять в воздух.
Двое террористов побежали через дорогу – на базар. Но их тут же перехватили парни из группы подстраховки. Двое других сиганули через пустырь. Но пять или шесть оперов догнали беглецов где‑то на середине пустыря.
Филин подошел к бородачу. Тот лежал на спине в луже розовой крови и хрипел. На губах выступила пена.
– Зачем? – угрюмо спросил Филин у Мимино.
– Ребята перенервничали.
К остановке подъехали несколько легковых автомобилей. Из них вышли бравые контрразведчики в вязаных шапках, закрывавших лица.
– Вы бы еще белые бороды прицепили, – весело крикнул Филин, отворачиваясь от трупа.
– Фильмов насмотрелись, – со вздохом произнес Мимино.
Остановка опустела так же быстро, как и наполнилась. Машины с задержанными разъехались.
– Удачно все вышло, – произнес Мимино в автобусе.
– Осталось разговорить мальчиков, – ответил Константин.
– Не волнуйся, заговорят, как шелковые.
В Министерстве безопасности задержанных повели в подвал. Темные лестницы спускались куда‑то вниз. Освещение в коридорах было тусклое. Серые стены нагоняли тоску.
– Ты никогда не показывал этого коридора, – произнес Филин, спускаясь вместе с чекистами.
– Он у нас для особых гостей, – ответил Мимино.
Террористов разбросали по камерам‑одиночкам. Для допросов создали группу, в Которую вошли Филин, Опарин, Мимино и несколько эмбэшников.
|
Сначала Филин попытался уточнить, какую тактику разговора будут использовать коллеги: мол, злой следователь – добрый следователь, и так далее? Но чекисты не стали мудрствовать: все злые. Очень злые.
Первым в кабинет завели молодого парня, лет двадцати. Двое рослых эмбэшников держали его за руки. С первых же секунд Мимино стал кричать на преступника:
– Сколько человек убил, признавайся?
– Плохо понимай, – пробормотал террорист.
Мимино с размаху ударил его в лицо. На губах появилась кровь. Террорист сплюнул на пол выбитый зуб и поднял голову.
– Я не виноват, – прохрипел он.
– Сука, я маму твою имел, – закричал Мимино по‑таджикски, – скольких убил, признавайся? А то я твои мозги по стенке размажу!
– Ты заметил, что они совсем не ведут протокол? – тихо поинтересовался Опарин у Филина.
– А они знают это слово?
Эмбэшники избивали парня со знанием дела. Террорист сгибался и падал на пол. Его поднимали. Опять били. Вопросы задавались то на русском, то на таджикском. Парень тоже чередовал языки, но стоял на своем – не был, не состоял, не участвовал.
– Падаль. – Мимино пнул ногой террориста, повалившегося на пол.
– Крепкий орешек, – произнес Опарин.
– Достойный противник, – ответил Филин.
Парень лежал на полу и харкал кровью. Жалости к нему никто не чувствовал. Ведь это валялся враг, на счету которого много смертей. Мимино подошел к столу и достал из ящика небольшую коробочку с вращающейся ручкой. Вокруг корпуса были намотаны провода. Эмбэшники заулыбались.
– Инквизиция, – тихо произнес Филин.
– Восток, – ответил Опарин.
|
Один из эмбэшников стянул с подозреваемого штаны. Другой размотал провода. Террорист даже не шевельнулся. При помощи скотча эмбэшник прикрепил один оголенный конец к носу преступника, а второй к… как бы сказать поточнее… В общем, туда.
– Будешь говорить? – угрожающе прошипел Мимино.
Парень вяло качнул головой: нет. Мимино улыбнулся и провернул ручку. Один оборот, другой… Парень вскрикнул и скорчился.
В революцию такие штучки называли магнето, в наши времена – генератор. Маленькая коробочка с ручкой и двумя проводами, у которых оголены концы. Если их закрепить на человеческом теле и провернуть ручку… Боль адская… Но суть не в этом. Пару оборотов рычага – и… Мужчина, конечно, выдержит, но любить женщин больше не сможет.
Мимино вошел во вкус. Он крутил ручку все ожесточеннее. Машинка жужжала. Парень забился в конвульсиях и закричал. Филин с Опариным бросились к эмбэшнику:
– Стой! Стой!
Сергей схватил таджикского чекиста за руку, но тот остановился раньше на какие‑то доли секунды. Парень перестал дергаться, но продолжал часто и тяжело дышать.
– Еще хочешь? – спокойно спросил Мимино.
Террорист отрицательно махнул головой. На глазах появились слезы. «Может, эмбэшники ошиблись, – мелькнуло у Филина в голове, – или специально взяли совершенно посторонних?» В этом случае можно было объяснить, почему люди Мимино открыли огонь. На мертвых легче повесить преступления.
– Вчера ты стрелял в людей из машины? – мягко спросил Мимино.
Парень всхлипнул, отрицательно покачал головой. Его глаза смотрели в пол.
– А кто?
– Екуб, – прошептал террорист.
|
Все расслабились. Есть! «Канарейка» запела.
– Где спрятали оружие?
– Отдали Хуршеду.
Задержанный уткнулся носом в пол и заплакал. Но таджикские чекисты не дали ему долго отдыхать. Его подхватили под руки, подняли и посадили на стул. Преступник заговорил – рассказал о банде почти все.
Эти парни прошли обучение в лагерях подготовки террористов в Афганистане. Экзамены принимал лично Бен Ладен. Оружие дома не хранили. Для этого был назначен специальный человек – Хуршед. Перед операцией он привозил «стволы» и раздавал исполнителям. После теракта забирал.
Допрос длился несколько часов. Затем парня отвели в камеру и привели следующего.
Кстати, именно эта группа расстреляла машину в ущелье Гивич. («Кто там говорил про миротворцев?» – напомнил Опарину Филин.)
Но в Ветрова и Захарчонка стреляли не они…
* * *
Неизвестного проводили до вокзала. Врач посадил его в плацкартный вагон поезда Екатеринбург – Москва. Попросил проводника повнимательней следить за паци… простите, за пассажиром.
– А он не буйный? – с опаской поинтересовался проводник.
– Нет, он не больной, у него ретроградная амнезия неясного генеза.
– Что‑о?
– Потеря памяти, – врач понял свою оплошность: надо говорить проще.
– Все равно должен быть сопровождающий…
Как объяснить, что и так с трудом выбили деньги на дорогу одному? Куда уж там расходы на сопровождающего! Бухгалтерия удавилась бы, а командировочные не дала.
Неизвестному написали адрес Государственного центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского. Нарисовали схему, как проехать. Дали сторублевку: на чай и белье в поезде. Наказали, чтобы денег и на метро в Москве оставил.
В плацкарте Неизвестному было тесно. Ему не нравилась сутолока и открытость: разные люди ходили по проходу туда‑сюда. Их взгляды скользили (вольно или невольно) по сторонам и пассажирам. Оттого было неуютно. («Ехать в плацкартном вагоне – все равно что жить в прихожей», – заметил человек.) А еще его доставали назойливые попытки соседей по купе заговорить с ним: кто такой, как живет. Преследовал запах холодных куриц и вареной картошки. («В психушке было лучше», – думал Неизвестный.)
Вонь поезда сидела у него в печенках. («Значит, я все‑таки Филин», – отметил человек.) Но утром, когда он набирал воду в титане, стакан с кипятком выскользнул из его рук. Плеснуло прямо на кожу. Его обожгло!
Больно! Дико больно!
И никакого запаха… А это значило, что…
– Я не Филин, я не Филин!!! – Человек забился в истерике. Боль и разочарование наложились одно на другое. И нервы не выдержали.
– Что с ним? Что с ним? – стали удивленно перешептываться пассажиры.
– Из психушки человек едет, – объяснил проводник, – говорил я врачу: нельзя его одного сажать… Что за бардак! Что теперь с этим психом делать? На ближайшей станции ссадим его.
Пассажиры стали испуганно сторониться Неизвестного…
* * *
На больничной койке Ветров вдруг обнаружил, что его больше не волнуют вещи, которые раньше он считал самыми главными и важными: водка, девочки, рок‑н‑ролл. Сейчас его душа нуждалась в тишине и спокойствии. Он бродил по тенистым аллеям госпиталя. Подолгу стоял на мосточке, переброшенном через пруд. Смотрел, как носятся у поверхности стайки мальков. Вновь переживал тот момент, когда уходил. И как потом возвращался.
Умирать – это оказалось на удивление легко. А вот возвращаться было трудно и больно. Будто вновь заковали в оковы. Никакого тоннеля и света в конце он, конечно, не видел. Но и клинической смерти у него не было. Просто он засыпал. Да так сладко, что не хотел просыпаться…
Его откачали. И теперь изрезанное скальпелями, исколотое лекарствами тело ныло и распухало.
По вечерам он писал в тетрадке свою повесть «Призрачные бриги». Правил уже написанное. Вспоминать же про Таджикистан как‑то не хотелось…
Но ему напомнили.
Пришел товарищ из «Советского труда» и попросил написать заметку. Статью опубликовали. А товарищ пригласил его еще и выступить на радио.
– Это наша радиостанция, называется «Резонанс», я подрабатываю там, – объяснил он по дороге на Шаболовку. – У меня раз в неделю часовая программа в прямом эфире. Разговор с интересным человеком. Я уже всех своих друзей через нее пропустил.
Телецентр – это два многоэтажных короба друг напротив друга. Один побольше, другой поменьше. Пока журналисты бродили по запутанным коридорам, навстречу время от времени попадались известные телеведущие. Возле одной из дверей стоял милиционер с автоматом.
– Идет программа «Время», – объяснил товарищ, – главный эфир страны. Его охраняют.
– От кого?
– От таких, как мы, чтобы не порвались и не сказали все, что думаем…
– Разве это запрещено? – Ветров улыбнулся.
– В принципе нет: гласность. – Товарищ пожал плечами. – Но вдруг мы начнем еще и материться. А телевизор дети все‑таки смотрят…
– Думаешь, мы сможем их чем‑то удивить?
– А вдруг?
В радиостудии был полумрак. В низком кресле сидела женщина в темном коротком платье. Ее голые ноги сверкали в темноте.
– Вот привел Ветрова, героя войны в Таджикистане, – представил Андрея газетчик.
Женщина посмотрела на Ветрова. Это был откровенный, изучающий взгляд.
– А это наш режиссер, – представил ее товарищ.
– Вам хватит часа? – Ее вопрос прозвучал двусмысленно.
– В обычном состоянии обычно не хватает, – бодро ответил Ветров, – но после ранения даже и не знаю… Быстро устаю…
В глазах режиссера что‑то замерло, будто она переваривала информацию, еще не решив, как на нее отреагировать…
– Язык‑то у меня подвешен, – счел нужным уточнить Андрей.
– Прекрасно, – заметила женщина.
– Но вы не очень‑то увлекайтесь, молодой человек, – в студию вошла пожилая тетка в громадных круглых очках, – ко мне приходит главный гастроэнтеролог России. Он вас ждать не будет.
– Добрый день, – начал передачу газетчик, – в эфире радио «Резонанс» и я – Петр Архипов. Сегодня у меня в гостях Андрей Ветров, он – офицер‑пограничник, служит в Группе российских погранвойск в Таджикистане. Сейчас лежит в госпитале. Но скоро снова поедет обратно. Под пули. Будет бороться с боевиками‑исламистами и наркокурьерами. Не буду скрывать, мы с Андреем давние друзья. И именно потому он пришел на мою передачу, чтобы рассказать, как там дела на пылающем рубеже России…
Он жестом показал Андрею на микрофон.
– Здравствуйте, – произнес он.
– Андрей, расскажи нам, чем занимаются российские пограничники на таджикско‑афганской границе? – подбодрил его Петр.
– Всем, – ответил Андрей, – но сначала хочу уточнить. Вряд ли таджикско‑афганскую границу можно назвать пылающим рубежом России. Таджикистан – это суверенное государство. Как бы мы ни ностальгировали по временам Советского Союза…
«Как красиво я говорю!» – радостно подумал Ветров.
– А если это другая страна, может, и не надо охранять ее границы? – ввернул Петр.
– Мы охраняем не все границы Таджикистана, а только границу с Афганистаном. – Андрей чувствовал себя знатоком, бывалым путешественником, экспертом. – С той стороны угрожает очень серьезная опасность. И угрожает не просто Таджикистану или России, а всему миру. Эта опасность – радикальный исламский фундаментализм. Нельзя ставить знак равенства между исламистами‑фундаменталистами и мусульманами. Вера – дело личное и святое. Ислам – это вера миллионов людей, причем нормальных законопослушных людей. Но плохо, когда верой прикрываются террористы и убийцы…
«Елки‑палки, какой я умный!» – отметил Ветров.
– Один из лидеров террористов, что воюют на таджикско‑афганской границе, – Бен Ладен. Его имя еще мало о чем говорит широкой публике. Но боюсь, мы все про него еще услышим.
– Андрей прав, – воспользовался паузой в монологе Петр, – это только кажется, что дела афганские нас не касаются. Так было бы, если б талибы собирались ограничиться территорией своей страны…
– Да, – Андрей потянул микрофон на себя, – но они намерены идти дальше…
Петр мягко и беззвучно оттеснил коллегу от микрофона: видно, и сам хотел поговорить.
– В сущности, Афганистан, это очень близко, – сказал он, – талибы на своих танках могут доехать до Москвы за несколько дней. Вот Андрей – человек военный, он скажет, за сколько дней исправные танки с полной заправкой доедут до Москвы от Афганистана. За четыре дня доедут?
– Ну, если гаишники тормозить не будут, то доедут, – улыбнулся Ветров.
– Да, – рассмеялся Петр, – если взятки будут требовать, то у талибов, может, и денег не хватит.
– Хватит. Усама Бен Ладен получил в наследство триста миллионов долларов, так что хватит не только на взятки, но даже на эскорт с мигалками…
– Вот видите, значит, опасность более чем реальна. – Петр расплылся в улыбке и показал большой палец. – И придется москвичкам носить паранджу… Но, по‑моему, у нас первый звонок…
«Нас даже слушают», – приятно удивился Андрей.
– Какие талибы, какой Бен Ладен? – раздался мягкий голос, как видно, принадлежавший пожилой женщине. – Вы не о том говорите, это все не важно. Вот у нас в Ногинске начальник милиции ворует. Когда вы с ним разберетесь?
– Это немного не по адресу, – сказал Петр.
– Да, – подтвердил Ветров, – мы, пограничники, охраняем границу, а не ловим взяточников. Но я передам ваш сигнал кому следует…
– Наше время истекает, – произнес Петр.
«Как, уже?» – расстроенно подумал Андрей – так ему хотелось еще поговорить. Но за стеклом уже стояла пожилая женщина с длинным худым парнем. На нем был серый костюм и темный галстук…
– Запомните это имя – Бен Ладен, – продолжал говорить Петр. – Возможно, вы его еще услышите, хотя лично я этого бы не пожелал ни вам, ни себе. А сейчас главный гастроэнтеролог России расскажет вам, что делать, когда у вас расстроится пищеварение, если талибы вдруг действительно дойдут до Москвы…
Режиссер включил музыкальную заставку. Выходя из студии, Ветров случайно захлопнул дверь. И, уже покидая помещение радиостанции, он видел, как бьется в коридоре о закрытую дверь пожилая радиожурналистка. А главный гастроэнтеролог стоит рядом, понурив голову…
В госпитале Андрей закончил «Призрачные бриги».
Переписал все начисто. Отнес в книжно‑журнальное издательство «Граница». Оно выпускало толстый литературный журнал. С трепетом Ветров переступил его порог.
– Из Таджикистана приехал? Приключения принес? Проходи, – с энтузиазмом встретил его главный редактор.
Но, прочитав первые листы, он отбросил рукопись, как грязную половую тряпку.
– Что вы мне принесли?
– Повесть, – робко произнес Андрей.
– Херню вы мне принесли, молодой человек, – закричал, краснея, редактор, – кто эту фантастику читать будет? Может быть, вы? У вас такие интересные события в Таджикистане творятся. Людей убивают! А вы про что пишете? Какие‑то бриги, юнги, что там еще? Это никому не нужно!
– А если я принесу что‑нибудь про Таджикистан? – упавшим голосом спросил Ветров.
– Тогда приходите, – ответил редактор, – возможно, поговорим…
Глава 18
А на границе тем временем перехватили курьера боевиков, который нес деньги диверсантам. Курьер назвал кличку киллера, его звали Моро. Деньги были от генерала Усмона.
У Моро были неизменные привычки. Он ужинал в одном и том же ресторане. Собственно говоря, там его и должен был найти курьер. Другого шанса задержать Моро не было. Киллер не имел постоянного адреса. Он был неуловим. Единственная слабость – он любил этот ресторан. Это разведчики узнали на допросах.
Но когда Мазурову предложили взять киллера, он лишь отмахнулся. «Это вне нашей компетенции. Передайте материалы в Министерство безопасности».
– Сергей, есть шанс отличиться. – Филин рассказал Опарину про Моро. К чекистам он обращаться не хотел: те, задержав банду, посчитали свою миссию выполненной.
А вот Опарин идеей загорелся. Это же было настоящее живое дело! Но операцию по захвату киллера надо было согласовать. Потому что иначе можно было без погон остаться.
– Что ты фигней страдаешь?! – воскликнул начальник управления, когда Опарин зашел к нему с этой идеей. – Тебе что, делать нечего? В автопарке комендатуры колеса с КамАЗов скручивают! А ты ушами хлопаешь, террористов ловишь.
В ответ Опарин только развел руками: что тут скажешь?
– Что десантники – в трусах с боевых вернулись? – спросил начальник, моложавый подполковник.
– Нет, – ответил Сергей.
– А по документам: в трусах и с автоматами. – Подполковник бросил на стол пачку исписанных тетрадных листов. – Вот посмотри объяснительные солдат, написаны, как под копирку: «Я стоял на посту, когда с меня сорвало ветром фляжку, каску, котелок, плащ‑палатку и унесло в пропасть». И так у ста человек. Там что, ураганы были?
– Нет. – Опарин опустил глаза.
– Так разберись. Или вот накладные службы тыла Калай‑Хумбского пограничного Отряда. Если им верить, в Пшихарве расстреляли полсотни наливников с соляркой, десять КамАЗов с тушенкой и пять с одеялами. На хрена было тащить в Пшихарв столько одеял? Ты можешь объяснить?
– Нет. – Наклон головы Сергея становился все ниже и ниже.
– А чем же ты в командировке занимался? Только не говори, что воевал, – начальник говорил все громче и громче, горячечный румянец заливал его щеки. – Кстати, ты знаешь, что на Ванче, где ты был, на продскладе заставы числилось полтонны балыка, двести килограммов красной икры и пятьдесят черной? Ты поел икорки?
– Нет.
– Ну конечно! – воскликнул начальник. – В склад же попала бомба! Икорка сгорела, рыбка тоже – на мелкие куски. Так что все списано. И котелки с фляжками, и тушенка с одеялами…
Он махнул рукой…
Собственно говоря, ничего нового начальник Опарину не открыл. Для тыловиков любая перестрелка на границе была подарком небес, а тут целая маленькая война! Да под нее задним числом можно чуть ли не всю пограничную группу списать. Поди потом докажи, что черную икру на самом деле съели нужные люди, а не взорвали злые моджахеды… Бороться с этим было бесполезно. Поэтому Опарину оставалось, так же как и его начальнику, махнуть рукой…
– Но я предлагаю вербовочную операцию, – сказал Опарин, – сделаем киллера нашим агентом, а он может вывести на Мазурова… План оперативной разработки я уже написал.
По каким‑то причинам начальник отдела контрразведки не любил начальника разведотдела. Поэтому стоило произнести три волшебных слова: «разработка генерала Мазурова» – и можно было просить у начальства что угодно. В итоге Сергей получил «добро» на операцию. Ему даже разрешили использовать секретный объект за городом – «дачу». Собственно, это и была дача с большим двором, высоким забором и домом.
Группа захвата поджидала киллера возле ресторана в японском микроавтобусе с затемненными стеклами, взятом у кого‑то напрокат. Моро пришел в ресторан с другом. Оба были в засаленных майках и в грязных спортивных штанах. На ногах – домашние шлепки. Оба небриты.
Особисты, вычислив убийцу, приготовились брать его на выходе.
Киллеры вышли через три часа. На улице уже было темно, Напарник Моро пошатывался и опирался на своего товарища. Они нетвердой походкой спустились по ступенькам и встали лицом к стене. Послышалось журчание. В ту же секунду группа захвата выскочила из автомобиля. Киллеры не успели даже ойкнуть. Их стукнули, втащили в машину и положили на пол.
Автобус приехал на базу особистов. Убийц разделили. Первым стали допрашивать Моро. Моро, молодой парень двадцати четырех, лет вначале ошалело озирался по сторонам. Потом пришел в себя. На лице его появилась наглая улыбка. Отвечал дерзко. Неуважительно. Было видно, что словами его не переубедить. Тогда Филин достал заветную коробочку, которую одолжил у Мимино.
– Ты знаешь, что это такое? – Филин показал проводки.
– Засунь это себе в… – Моро сплюнул. Тогда Константин молча присоединил проводки к его телу и поинтересовался:
– Крутнуть?
Моро отчаянно замотал головой.
– Тогда рассказывай, – спокойно произнес Филин.
Моро раскололся быстрее, чем люди Бен Ладена. Он рассказал все. Только мало чем помог. Признался, что убивал, и убивал много. В Захарчонка и Ветрова стрелял он. Завербовали его, когда он сидел в тюрьме.
Но заказчиков киллер не назвал, потому что не знал. Задание он получал от бригадира. Их группа жила в «Шанхае». Моро назвал адрес. Однако он сам держался отдельно, так как работал по своему плану. Изредка ему отдавал приказы Дровосек. Кто такой Дровосек, Моро не знал. Просто ему однажды сказали: вот человек, он будет тебе приказывать…
Киллер еще продолжал рассказывать, а Филин вдруг почувствовал запах шафрана, прилетевший тонкой ленточкой откуда‑то из‑за ворот. «Странно, – подумал он, – может, кто‑то баночку с приправами потряс, когда искал что‑то на кухне?» Но это значило, что где‑то на соседней даче были люди…
На улице послышалась какая‑то возня. Возле ворот с шумом остановились автомобили. Внезапно что‑то грохнуло, глаза защипало. «Гранаты шумовые и со слезоточивым газом», – отметил Филин… Тут же потрепанный уазик пробил ворота и влетел во двор. Из него выскочили люди в масках и с автоматами.
Нападение было настолько неожиданным, что бежать было единственным шансом уцелеть. Филин с Опариным выскочили в соседнюю комнату и открыли подпол. Сергей прыгнул первым. Филин – за ним. Во дворе послышалась стрельба. Вслед за ними побежали еще двое особистов. Крутизна крутизной, но иногда не зазорно и делать ноги. Они попали в темный сырой коридор. Это был тайный лаз, прорытый как раз для таких случаев. Разведчики и особисты выбежали на поверхность в каком‑то сарае. Опарин влетел ногой в ведро. Филин наскочил на какую‑то швабру. Но главное, все были живы!
На дачу они вернулись примерно через полчаса. Вместе с подкреплением, которое вызвали по рации. Однако нападавшие не убили никого из хозяев, только ранили. Погибли лишь захваченные киллеры.
На следующий день начальство устроило большую разборку: кто мог засветить дачу военной контрразведки? И что за таинственные ниндзя напали на особистов?
Непосредственный начальник Опарина ходил из угла в угол по кабинету и причитал:
– Ну е‑мое, ну е‑мое…
– Все будет хорошо. – Сергей сидел на стуле и пытался успокоить шефа. – Мы ведь согласовали операцию.
– Ну зачем тебе это было надо? – начальник всплескивал руками. – Дачу засветили! Это же ЧП! Проверка из Москвы приезжает. Придется менять объект, а денег ни шиша нет. Сдался тебе этот Моро! i.
Начальник теперь жутко жалел, что не отмел предложение Опарина, а наоборот – помог быстро получить одобрение у генерала – начальника отдела. И сейчас легко мог стать крайним…
«Хотели убить нас или Моро? – думал Филин. – Спецназ явно не местный. Профи. По‑моему, если хотели убить нас, то убили бы именно нас. Значит, скорее всего, им надо было убрать Моро. Зачем? Чтобы ничего не рассказал…»
Но оставался один, очень тоненький след. Моро ведь сидел в тюрьме. Значит, кто‑то с ним работал, кто‑то дал санкцию выпустить. А дальше можно потянуть за цепочку.
«Почему бы не попробовать раскопать это дело? – подумал Филин. – Просто ради интереса…»
Найти нужные документы можно было в архиве МВД Таджикистана. Вообще‑то архив – это святая святых любой спецслужбы. Туда просто так не попадешь. Но Восток не был бы Востоком, если бы с помощью денег и связей нельзя было получить что угодно. Даже агентурное дело…
С нужной папкой Филина проводили в отдельный кабинет, где он смог в тишине изучить агентурное дело наемного убийцы по кличке Моро. Оказалось, что выпустить Моро из тюрьмы рекомендовал агент… Мимино. Записка об этом была самой последней в деле.
«Ну Мимино, ну сукин сын», – думал Филин, когда шел на встречу с ним.
– Я хотел навести справки про Моро, – непринужденно произнес Константин.
– Да? – Мимино наморщил лоб. – Моро… Моро… не помню такого.
– Ты его выпустил из тюрьмы. По просьбе Дровосека, – Филин ляпнул наугад. Но попал в десятку и тем сразил Мимино. Если до того тот не собирался ничего рассказывать, то теперь растерялся. И в итоге проговорился: да, подбирал людей по просьбе Дровосека. В мирской жизни это был подполковник Игнатьев из штаба миротворческих сил. Он занимался специальными акциями.
Константин рассказал про Игнатьева Опарину.
– Напиши справку, – предложил тот. – Мы возьмем Дровосека в разработку.
– Нет уж, – твердо произнес Филин. Такой вариант его не устраивал: их разработка может растянуться лет на десять, а там, как в старой азиатской притче, либо шах умрет, либо ишак…
– А что ты предлагаешь? – Опарин скептично усмехнулся. – Просто прийти и спросить?
– А что? Давай просто придем и спросим.
Филин взял со стола список офицеров штаба миротворческих сил. Провел пальцем по фамилиям. Игнатьев был записан вторым направлением по разведке. Снял трубку служебного телефона и набрал номер.
– Заслон, – ответил коммутатор КМС.
– Соедините с разведкой.
– Хорошо. – В трубке что‑то щелкнуло и зажужжало.
– Слушаю, – ответил хриплый голос.
– Это вас беспокоят пограничники. Могу я поговорить с подполковником Игнатьевым?
– Я вас слушаю.
– Это говорит капитан Филин из разведки погранвойск. Я бы хотел с вами поговорить. Не по телефону.
Молчание. Глухие щелчки.
* * *
И все‑таки это случилось.
Дровосек, как зашитый алкоголик, долго держался на дистанции от Антонины. Но она манила. Преследовала его во снах. Она…
Без нее Игнатьева разбило половое бессилие. Жена уже ворчала. А он… что он мог сделать? Он хотел! Очень хотел. Только не жену… И никакую другую женщину. Лишь одну на целом свете. Антонину.
Опьяненный чувствами, он поехал вечером к ней на работу. Что‑то говорил, она что‑то отвечала. Но это было все не то. Вернее, это уже не имело никакого значения.
В ее квартире он набросился на Тоню, как голодный зверь. Всю ночь он терзал ее тело. А она кричала, как радостная птица.
Он же пил ее тело без остатка. Как дорвавшийся алкоголик приканчивает одну рюмку за другой. И не может утолить иссушившую его жажду…
Утром все было решено: он уходит из семьи. И будь что будет.
А на работе его вызвал к себе Толочко.
– Вот. – Генерал протянул Дровосеку конверт. – Изучи на предмет принятия мер.
Это означало одно: устранение. Ликвидацию. Убийство. (Кому как больше нравится.)
В конверте лежала фотография капитана погранвойск. Подпись под снимком: Константин Филин, начальник информационно‑аналитического отделения разведотдела Группы пограничных войск РФ в РТ…
А на следующий день ему позвонил сам Филин. Дровосек даже оторопел. И, может быть, впервые в своей карьере, растерялся.
– Хорошо, подъезжайте в штаб, – ответил он Филипу.
– Я буду вместе с Сергеем Опариным из военной контрразведки.
– Подъезжайте. Я выпишу пропуск.
– Ты что, сдурел? – спросил Опарин, когда Филин положил трубку.
– А что? Ты не хочешь идти?
– Что мы ему скажем?
– Возьмем баклажку пива. Поговорим. Не убьет же он нас там, в самом деле…
* * *
Генералу Толочко хотелось плакать. Как в детстве. На душе было погано…
Накануне его вызвали на сутки в Москву. Куратор из Генерального штаба встретил неприветливо и сразу же повез к заместителю главы администрации президента. Тот швырнул на стол перед стоявшими навытяжку генералами стопку иностранных газет.
– Полюбуйтесь, господа генералы, – произнес он, – Россию обвиняют в наркоторговле. Вы, товарищ Толочко, главный наркоторговец после Эскобары.
– Мы исправим положение, – произнес генерал из Москвы.
– Как? – строго спросил чиновник.
– Задействуем возможности ГРУ…
– Хватит, – прикрикнул чиновник, – вы уже один раз задействовали возможности ГРУ. Больше не хочу об этом слышать. Теперь ситуацией занимается МИД. А вам, товарищ Толочко, сколько до пенсии осталось?