Солдаты снова заголосили наперебой.
– Вчера я чуть на тот свет не отправился! – Подняв винтовку над головой, напирал на меня пучеглазый. – Эта штука второй раз не стреляет! Ещё бы чуть‑чуть – и мне кранты!
– А сколько народа полегло!
– Кто отвечать будет?!
– Вот гад! Убить его мало!
– Я‑то тут при чём? Это фирма виновата! – кричал я, – Поверьте!
– Эй вы там! Чего разорались? – вытягивая шею над толпой, громко вмешался стоявший немного поодаль человек; должно быть, офицер. – Я про него слышал. Какой он, к чёрту, шпион!
Пучеглазый неохотно отпустил отворот моей куртки, хотя всё никак не мог успокоиться:
– Тогда давай почини винтовку!
– На ходу такие вещи не делаются. И потом, я ещё не приступил к своим обязанностям.
– Ха! Выходит, тебя это не касается!
Столкнувшись с такой враждебностью, я забился в угол. Миновав рисовые поля, поезд наконец подошёл к гаянскому вокзалу. Там на платформе тоже собралась толпа солдат, дожидавшихся возвращения домой. Они сидели на корточках и лежали повсюду, в полном изнеможении. Были и раненые.
– Ночная смена, – пояснил коротышка, – Вообще‑то им больше платят. Я тоже хотел в ночную, но у меня куриная слепота.
Мы с ним расстались на выходе из вокзала.
– Ну что, пробьёмся как‑нибудь? – сказал я, – Мне эта война до лампочки. Главное – выжить.
– Вот именно.
Выйдя из здания вокзала, я сразу же увидел чёрный дым, беззвучно поднимавшийся на окраине городка за холмом, откуда доносились приглушённые звуки боя – автоматные очереди, орудийная стрельба. Я опоздал в любом случае, но что мне за это будет? Я пустился бегом по лежащим в развалинах улицам – городок всё время обстреливали из орудий – в сторону холма, выжимая из себя всё, на что способен.
|
|
Тяжело дыша, я поднимался в гору и увидел на вершине такое, от чего захватило дух. Передо мной лежало поле боя, занимавшее всё обозримое пространство – от вершин холмов на переднем плане до возвышавшейся на приличном удалении горной цепи. Практически всю эту зону занимали войска Народной Республики Габат. Бой шёл в расположенной внизу, поросшей лесом долине, простиравшейся направо и налево. Воюющие стороны сцепились, как зубья двух гребешков. Они испытывали друг друга на прочность – то там, то тут возникали мелкие стычки, сдвигавшие линию фронта. И Галибия, и Габат – страны бедные, поэтому на каждой стороне было всего по два‑три танка. И те и другие так дорожили своей техникой, что держали её подальше от передовой. Главной силой в атаках была дешёвая пехота.
Преодолевая страх, я пустился вниз по холму туда, где, как мне казалось, находилась позиция № 23. Но, добравшись до этого места, никакого регистратора не обнаружил.
– Эй! Извините за беспокойство, – обратился я к двум солдатам, возившимся с базукой в воронке от снаряда. – Не знаете, где‑то здесь должны быть два больших фиговых дерева?
– Только что стояли здесь, – ответил солдат, державший базуку на плече, – Минуту назад их снарядом снесло. Вот, воронка осталась.
– Вообще‑то здесь была тыловая позиция, – добавил его товарищ, – Но наши так драпают, что скоро мы на самом передке окажемся!
Очень хотелось верить, что так вышло не из‑за наших винтовок. Я высунулся из воронки и посмотрел на запад. Метрах в ста торчал выгоревший остов грузовика, в тени от него я заметил регистратор.
|
|
– Вот он где!
Пригибаясь к земле, я кинулся к грузовику. Пули свистели со всех сторон, едва не чиркая по каске.
Воздух вспорол леденящий жуткий вой – наверное, от летящего снаряда. Прямо перед глазами полыхнула ослепительная вспышка, рядом оглушительно грохнуло. Меня подбросило в воздух и швырнуло на землю. Придя в себя, я поднял облепленную грязью голову: грузовик словно испарился. А вместе с ним и регистратор.
– Бог ты мой! Регистратор‑то тю‑тю!
Если бы я подбежал к этому месту чуть раньше, меня бы разорвало на куски вместе с этим чёртовым регистратором.
Я взглянул на часы. 9.13. Опоздал – это факт. Но теперь никто этого не докажет. Можно будет сказать, что регистратора я не нашёл. Тогда, может, обойдётся без взыскания. Стало немного легче.
За этим злосчастным снарядом поднялся настоящий шквал огня. Снаряды рвались вокруг меня один за другим. Я со всех ног бросился к лесу и обнаружил в густом подлеске целую толпу жавшихся к земле солдат.
– Э‑э… Извините, – приблизившись к ним, обратился я к парню с нашивками унтер‑офицера. – Не подскажете, где третий взвод второй пехотной роты? Я, видите ли, приписан к этому взводу.
– Ха! Ты опоздал, – ухмыльнулся унтер. – Вот мы из этой роты. Третий взвод с утра пораньше бросили в атаку. И всех положили.
– К‑как положили? – Я на секунду лишился речи. Резко тряхнул головой, – Я остался жив не потому, что опоздал. Я гражданское лицо. Работаю в японской фирме и приехал ремонтировать винтовки.
– Ого, так это ты? Ты, значит, от фирмы, у которой купили бракованные винтовки? Вот ты нам и нужен. – Парень ткнул пальцем в сторону, где в кустах валялось несколько винтовок, – Вышли из строя ночью и сегодня утром. Займись‑ка ими. Живо! Зачисляю тебя в наш взвод. В штаб потом сообщу.
|
|
– Хорошо‑хорошо.
Не мешкая, я открыл ящик с инструментами и взялся за работу. Сюда, в лес, не залетали ни пули, ни снаряды. Прибыл связной из штаба. Унтеру со всеми его людьми приказали немедленно покинуть лес и атаковать противника. Я продолжал работу в одиночестве. Дела шли неважно. Я прокопался всё утро, а починил лишь четыре винтовки. Их тут же забрали солдаты. Тем временем другие подносили и подносили бракованное оружие. Куча винтовок передо мной становилась всё выше.
Приближался полдень. Я проголодался и решил открыть коробку с обедом. В этот момент в лесу показались солдаты. Целый взвод. Громко переговариваясь, они прошли мимо. Один из них, долговязый бородач, немного отстал и остановился передо мной.
– Ты что здесь делаешь?
– А ты не видишь? Обедаю, – ответил я, открывая свою коробку.
– Счастливчик. С собой взял? Эх, вкуснятина! – Он судорожно сглотнул слюну. – А в армии кормёжка – дрянь. В рот не возьмёшь. Пойди повоюй на таких харчах. Закурить есть?
Я достал из кармана пачку галибийских сигарет и протянул бородачу.
– Что‑то я раньше таких не видел, – сказал он, – Погоди, это же галибийские!
Я удивлённо посмотрел на бородача.
Тот отступил на шаг.
– Ты… да ты галибиец!
Издав вопль, я вскочил и метнулся в сторону. Я так увлёкся работой, что не заметил, как галибийские войска отступили, и оказался среди габатийцев.
– Стой! – послышалось за спиной. – Стой, стрелять буду!
Ноги сразу обмякли. Я поднял руки и обернулся. Габатийский солдат наставлял на меня винтовку, которую он вытащил из моей кучи.
– Отпусти меня! Я не военный!
Бородатый габатиец покачал головой:
– Нет. Я тебя застрелю.
– З‑застрелишь? – Я дрожал от страха, как одинокий лист на ветру, – Но я не хочу умирать! Может, ты меня хотя бы в плен возьмёшь?
– Нам таких кормить нечем. У нас приказ: в плен галибийцев не брать. Всех расстреливать! – Он проверил, заряжена ли винтовка, и снова навёл её на меня.
– Так что молись, парень!
– Не стреляй! Я отдам тебе свой обед! – Я был готов разрыдаться.
Бородач посмотрел на коробку с едой и, подумав секунду, тряхнул головой:
– Нет‑нет. У меня командир – редкая сволочь. Если узнает, что я отпустил врага из‑за этой симпатичной коробочки… – Габатиец передёрнул плечами. – Он меня расстреляет.
– Меня жена дома ждёт, – умолял я, – Я не хочу умирать!
– Больно не будет. Стрельну как надо, – извиняющимся тоном проговорил бородач, – Точнёхонько в сердце. Я здорово стреляю.
– А ты не врёшь? – Мне пришла в голову идея. Я достал из нагрудного кармана авторучку и положил её на погон. – Ну‑ка, как ты стреляешь? В колпачок попадёшь?
– Есть, – Бородач прицелился и, как нечего делать, срезал колпачок.
А я выхватил из сумки гранату и потянул чеку.
– Эй! Ты что делаешь?!
– Уношу ноги! – Я показал ему спину и бросился бежать.
– Чёрт! – услышал я позади ругань бородатого габатийца. – Сволочь, заела! Купил меня, гад!
Как я и ожидал, после первого выстрела винтовку заклинило.
Обернувшись, я бросил гранату и чесанул дальше через лес. Летел как на крыльях, почти не касаясь ногами земли.
Бух‑х‑х! – послышался глухой разрыв, и бородач умолк. Я мчался вперёд, и меня преследовали угрызения совести. В принципе, он был не такой уж и плохой парень. Может, у него тоже жена и дети. Согласись он взять коробку с домашним обедом – остался бы жив.
Выбравшись из леса, я не обнаружил никого – ни друзей, ни врагов. Долина, насколько хватало глаз, была завалена брошенными броневиками и грузовыми машинами, пустыми зарядными ящиками и другими свидетельствами шедших здесь упорных боёв. Возможно, противники отошли от линии фронта, чтобы перекусить. Обеденный перерыв с прекращением огня.
Я направился к подножию холма, с которого в страшной спешке чуть ли не кубарем спускался утром. Там раздавали обед. Солдаты кучковались вокруг больших котлов с похлёбкой. Я свою коробку с едой подорвал гранатой, так что волей‑неволей пришлось присоединиться к ним. Какие бы помои ни предлагали, выбирать всё равно было не из чего. Я пристроился в конец очереди за пайком.
Случайно передо мной оказался коротышка, которого я встретил утром в поезде.
– Эй! Живой?
– Как видите. Только что меня чуть не застрелил габатиец.
И я рассказал ему о том, что пережил в лесу.
– Со мной был похожий случай, – отреагировал коротышка, – Я только записался в армию. Обед. Стою за жратвой, прямо как сейчас. Оглядываюсь – знакомых никого. Думал, я у своих, а оказалось? С габатийцами обедать собрался! Я как понял, что к чему, – чуть с катушек не слетел. Обоссался даже. Стыдно вспомнить!
– И чем дело кончилось?
– Ну, я знал: если побегу – конец. Поэтому забрал свою пайку, как все, проглотил по‑быстрому и потихоньку смылся.
После безвкусного обеда офицеры взялись за инструктаж. Как оказалось, у них с президентами фирм много общего – любят речи говорить.
Один, щеголявший полковничьими нашивками, взобравшись на пригорок, пустился разглагольствовать:
– Как все вы знаете, завтра в этом районе ожидаются серьёзные бои. Но как только об этом было объявлено, многие из вас засобирались в отпуск. Стыд и позор! – Полковник побагровел как свёкла, – Что такое война, по‑вашему? Вы о своей стране думаете, вообще? Вы не солдаты, а сброд! Только и мечтаете домой смотаться!
Его слова меня уязвили. Этот полковник был ничуть не лучше какого‑нибудь урода начальника, орущего на подчинённых за то, что те отказываются работать сверхурочно. Армейские офицеры упали в моих глазах.
– Отпуска никому не будет. Завтра пойдёте в атаку. Хорошо бы вас всех перебили. Ха‑ха‑ха‑ха‑ха! – Полковник кипел от ярости, и мне стало казаться, что он слегка свихнулся.
Обеденный перерыв подошёл к концу. Того и гляди могло снова начаться. Я разыскал унтера, который назначил себя мной командовать, и высказал, что о нём думаю:
– Что же вы отошли и ничего мне не сказали? Я попал в окружение и чуть не погиб!
– Ой, извини! Ну что ты так расшумелся! – Унтер улыбнулся и хлопнул меня по плечу, – В порядке компенсации можешь сейчас здесь работать, если хочешь. Здесь безопасно. Гляди, целую кучу бракованных винтовок тебе приготовили.
– Я инструменты потерял.
– Попросим в штабе новые.
– А вы уверены, что я опять не окажусь на передовой?
– Дальше отступать не будем. Не бойся.
Инструменты привезли, и я снова взялся за работу, но за день отремонтировал только шесть винтовок и понял: придётся мне сюда поездить, ой придётся. Война шла уже четыре с лишним месяца, и ей не было конца. Обе страны отказались принять помощь от сверхдержав, а ООН, куда обратились и та и другая, никак не могла решить, чью сторону занять. У этой организации были другие, более неотложные дела. Не будет преувеличением сказать, что на такие мелкие конфликты между соседними карликовыми государствами, как на семейные склоки, попросту не обращали внимания. В любом случае эта война имела все шансы продлиться ещё несколько месяцев.
Пора было собираться домой, и я начал складывать инструменты. И тут снова возник унтер со своей приклеенной улыбочкой.
– Ты вроде как опоздал сегодня, – сказал он, – Так что тебе положено взыскание.
Я испуганно посмотрел на него:
– К‑какое взыскание?
– Пойдёшь ночью в караул.
– Что?! Не имеете права! – Я с силой воткнул отвёртку в землю, – Это дело военных!
Унтер сделал жест, будто хотел меня успокоить:
– Да не дёргайся ты! Подумаешь, караул. Ничего страшного. Будешь работать здесь дальше, а потом каждый час надо проверять склад боеприпасов вон за той скалой. Ночью обычно боёв не бывает. И на склад противник покушаться не собирается.
– Откуда это известно?
– У всех габатийцев дефицит витамина А. Почти у всех куриная слепота, – Он кивнул, – А к утру, в два часа, тебя сменят. После этого можешь отсыпаться в штабе.
И не забывай – за ночную смену платят в полуторном размере.
– Мне бы лучше домой. Жена будет беспокоиться.
– Я ей всё по телефону объясню. И потом, ты винтовок‑то отремонтировал всего ничего!
Постепенно его тон менялся – теперь он уговаривал меня, как ребёнка. Унтер совсем не походил на японских офицеров, каких я видел в старых фильмах о войне. Вёл себя как‑то странно, если учесть, что он начальник, а я подчинённый.
Я решил его проверить:
– А если я откажусь?
– Откажешься? Да неужели? – Он угрожающе понизил голос, хотя улыбался по‑прежнему, – Знаешь, мне о тебе всё известно. Тебе фирма приказала поступить в наше распоряжение. Так что я для тебя – всё равно что директор фирмы. Хочешь, чтобы я сообщил, как ты тут работаешь?
– Ясно, – вздохнул я, – Хорошо, я постою в карауле.
– Ха! Стоять не нужно. Просто сиди и занимайся своим делом, – Унтер вдруг расслабился и, снова перейдя на безобидный тон, одарил меня покровительственной улыбкой, – Об ужине для тебя я позабочусь, – С этими словами он удалился, мурлыча что‑то себе под нос.
Я встал и потянулся. Стрельба была где‑то далеко, солдат в округе заметно поубавилось. Подул лёгкий вечерний ветерок. Солдаты проходили мимо по двое, по трое, непринуждённо болтая. На лицах читалось облегчение: рабочий день кончился. Душой они уже были дома.
Я снова присел возле своих винтовок. Приноровившись, можно было продолжать работу и в сгущавшихся сумерках. Закончив с очередной винтовкой, я направился с ней к скале проверить боеприпасы. До неё было метров триста. Ящики с патронами и снарядами аккуратно сложили в шесть штабелей. Вроде всё в порядке.
На востоке, в рисовых полях, на приличном удалении, началась ночная заваруха. Доносилась канонада, стрельба, крики. Похоже, как и днём, шли мелкие стычки, в масштабах роты, и что‑то вроде лесной партизанской войны. Разрывы снарядов озаряли небо, вырывая из сгущавшейся темноты чёрные силуэты далёких холмов.
Наконец солнце утонуло за горизонтом. Я отложил винтовки и растянулся на пригорке. В ночном небе появилась луна, заливая своим светом окрестности. С гор на габатийской стороне задувал ветерок. Дожидаясь, когда доставят ужин, я закурил. Шёл уже девятый час, еду давно должны были принести. Неужели унтер забыл о своём обещании?
И тут я услышал голос жены.
– Где ты, дорогой?
– Тут. – Я вскочил и увидел спускавшуюся с вершины холма жену с перекинутой через руку корзинкой.
– Что ты здесь делаешь?
Жена присела рядом.
– Мне сказали, что у тебя ночная смена. Поужинать тебе принесла.
Унтер всё‑таки до неё дозвонился.
– Вот молодец! Как только ты меня нашла? На поезде приехала?
– Да. – Она расстелила на земле клеёнку и стала раскладывать на ней содержимое корзинки. – Я на двоих принесла. И вино захватила.
– Вот это здорово!
Устроившись у подножия холма, мы приступили к трапезе.
– Здесь свежо. А где война? – поинтересовалась жена.
– Вон там. Видишь, где стреляют? И лес горит.
– Да? Как красиво. Ой, кто‑то кричит. Неужели кого‑то убили?
– Очень может быть. Можно ещё вина?
– Конечно, дорогой. Как ты сегодня поработал?
– Неплохо, – Я не стал рассказывать, что меня чуть не убили. Не привык мешать служебные дела с домашними, – Жареная рыба – пальчики оближешь. А такую лапшу я сто лет не ел. Эй! А это что? Почему здесь валяется? Кусок мяса, что ли?
– Ха‑ха! Какое мясо? Я не приносила.
Я нагнулся. Это оказалось не мясо, а человеческое ухо. Видно, у какого‑то несчастного пулей или снарядом оторвало. Я быстро забросил его подальше.
Прикончив бутылку вина, я порядком захмелел. Нехотя поднялся, взял винтовку.
– Ты куда? – спросила жена.
– Надо проверить склад боеприпасов – ответил я, направляясь к скале, – Сейчас вернусь.
– Будь осторожен!
Она всегда так говорила, провожая меня из дома. Но здесь не было ни машин, которые могли бы меня переехать, ни ям, куда бы я мог свалиться. Никакой опасности – ни с неба, ни под ногами. Конечно, о противнике забывать нельзя. Надо сохранять бдительность. Но мне же сказали, что этой ночью никаких вылазок не будет. Нечего волноваться. С этой утешительной мыслью я в хорошем настроении подошёл к скале. И тут что‑то крепко ударило мне в затылок. В глазах заплясал ослепительный фейерверк ярко‑красных искр, и я потерял сознание.
Очнулся я связанным. Меня примотали проволокой к ящику со снарядами. Какой‑то человек прилаживал к штабелям боеприпасов взрыватели, соединённые с детонатором, который он установил метрах в ста. Было ясно, что это диверсант‑габатиец. Он собирался взорвать склад и меня вместе с ним. Я хотел было заорать во всю глотку, позвать на помощь, но быстро закрыл рот. На крик обязательно прибежит жена. Диверсант схватит её и взорвёт нас обоих. Она не заслужила такой участи.
При всём том умирать не хотелось. Габатиец направился в мою сторону, и я стал умолять его:
– Прошу! Пожалуйста! Я не хочу умирать! Я не военный. Меня просто послали сюда ремонтировать винтовки. Не надо меня убивать!
– Извини, но я не могу тебя отпустить, – сказал габатиец. Я разглядел его хорошо в лунном свете – туповатый с виду, с вытянутым, как у ласки, лицом, в очках, – Ты ничего не почувствуешь. Всё кончится в долю секунды.
– Но я же не солдат. Я – японец! – Я выдал такую струю, что мои брюки надулись мочой как пузырь. – Сотрудник японской фирмы. Я солдат только на несколько часов!
– Ты… ты тоже японец?! – сказал он по‑японски, подходя ближе. – Я работаю на фармацевтическую компанию, которая производит взрывчатку, – шепнул он мне на ухо. Потом ухмыльнулся и кивнул. – Но это ничего. Я ведь тоже солдат на несколько часов.
Ах‑ах‑ах!
– Можно, я куплю себе что‑нибудь новенькое из одежды? – сказала моя жена, – В этом я уже два года хожу.
– Ну да, – кисло протянул я.
Мне самому был нужен новый костюм. Всё‑таки я работал в фирме, и с практической точки зрения мой костюм важнее, чем новое платье для жены. Но скажи я так, всё опять кончилось бы ссорой. Наверняка. С предсказуемым результатом: жена, как всегда, победила бы с явным преимуществом. Упрекнула бы, что я мало зарабатываю. Что даже спустя пять лет после свадьбы мы не можем себе позволить завести ребёнка и по‑прежнему снимаем квартиру. Мне бы досталось по полной за то, что я ни на что не способен, и рта не дали бы открыть в оправдание.
Я пытался сообразить, что ей ответить. В этот момент дверь распахнулась и на пороге возник какой‑то тип средних лет.
– Ах‑ах‑ах! А вот и я! Вот и я! Вот и я! Меня зовут Танака! Танака, Танака! – Не церемонясь, он прошёл в комнату к обеденному столу, за которым мы сидели, онемев от изумления. – Новая одежда? Не может быть и речи. Вы не должны покупать новую одежду. Правда же? Вы не должны покупать новую одежду, мадам. Посмотрите, в чём ваш муж ходит. Костюм скоро в тряпку превратится. А ведь для него одежда важнее, чем для вас. Правда же, мадам? Но и с костюмом тоже можно подождать. Походите ещё в этом костюме. Ничего страшного. Вы оба должны подождать. Обязательно должны. Иначе никогда ничего не накопите. Разве я не прав?
Не зная, что сказать, я глазел на его физиономию, украшенную редкими усиками. Жена, с широко раскрытыми от удивления глазами, рассматривала его аккуратно подстриженные усики и тщательно вычищенный костюм.
Наконец я повернулся к жене:
– Ну же. Познакомь нас. Кто это такой?
Она в замешательстве посмотрела на меня:
– Что? Разве это не один из твоих друзей?
– Что‑о? Хочешь сказать: ты его не знаешь?! – От удивления я привстал.
Жена тоже поднялась и обратилась к незнакомцу:
– Э‑э… Позвольте спросить, что вы… э‑э… что вы…
– Не беспокойтесь, не беспокойтесь, – громко проговорил он. – Меня зовут Танака! Танака! Танака!
Не успел я опомниться, как он схватил мою руку, крепко сжал и стал энергично трясти.
– Понимаю, понимаю. Вы меня не знаете. Понимаю, – Он плюхнулся на стул и представился: – Консультант по домашнему хозяйству. Направлен в ваш дом шестью местными банками. Меня зовут Танака!
– Ты вызывала кого‑то? – спросил я жену.
– Нет, – Она покачала головой.
– Меня зовут Танака! Танака! Танака! – Обладатель усиков встал и устроился на стуле в другой позе – подогнув одну ногу под себя. Он всем видом показывал, что дело не терпит отлагательств, – Моё почтение, мадам, моё почтение, вы в банке, должно быть, поставили галочку в анкете, что вам нужен бесплатный консультант по домашнему хозяйству, не так ли?
– Ой, – ответила жена, рассеянно кивая, – Я подумала: ну, если бесплатно…
– Танака, Танака, Танака! – Усач стал торжествующе трясти ей руку, – Это я! Это я! – Он вдруг нахмурил брови, – Мадам! В финансовой ситуации, в которой сейчас находится ваша семья, я не могу согласиться с вашим намерением купить себе новую одежду. Чем вам не нравится этот превосходный наряд? Ага! Понимаю, что вы хотите сказать. Вы уже несколько лет ходите в одном и том же. Вещи не смотрятся, вышли из моды. Так? Но обновив свой гардероб, вы ничего не приобретёте. Вы же ещё молоды, красивы. Вам всё к лицу. Бог награждает молодость здоровьем и красотой, чтобы поощрять в людях бережливость. Вот пойдите сейчас и купите себе одежду. И в этом месяце вам нечего будет отложить на дом, на который вы копите. Или вы предпочитаете целый месяц питаться только раз в день? Способны вы на это? Способны?
– Вы правы. Конечно же вы правы, – Жена с унылым видом опустила голову, – Можно пока потерпеть.
Я рассмеялся в глубине души. Скажи я такое – она бы вскипела от злости. Но раз это сказал специалист, как можно с ним не согласиться! Глядя на жену, я удивлялся: какую же власть над женщиной имеют титулы и должности!
– Ну что же ты! Угости гостя чаем! – сказал я, энергично пожимая руку усатому консультанту, – Вы явились как раз вовремя. В самый раз! Ха‑ха‑ха!
– Да‑да. Сейчас я приготовлю чай.
Только жена приподнялась с места, как консультант врезал кулаком по столу:
– Об этом не может быть и речи! Что вы приобретёте, подав мне чай? Его нужно предлагать только самым важным гостям. Чаёк нынче дорог. Хотите пить – пейте воду. Вы оба ещё слишком молоды, чтобы оценить вкус чая. Вода вам в самый раз.
– Совершенно верно, – поддержала его жена, и её глаза заблестели.
«Ну, если такое дело, – подумал я безучастно, – приглашать друзей в гости тоже порядочное расточительство».
– Может, посмотрите наши расходы, раз уж заглянули к нам? – предложила жена.
Наш гость тут же вскочил.
– Нет, мадам. Это невозможно. Ведь на мне все четырнадцать квартир в этом доме. Дай бог всех обойти. А что касается вас, то мне ситуация и без вашей бухгалтерии более‑менее понятна. Можно даже не смотреть на расходы, – Говоря, он прошёл в прихожую, сунул ноги в туфли. Отворил дверь и одарил нас взглядом на прощание, – Главное – не будьте расточительны. Впрочем, если у вас появится склонность к расточительству, я обязательно вас предупрежу. Ха‑ха‑ха! – И был таков.
– Если он консультант по домашнему хозяйству, мог бы и посмотреть, как мы его ведём, – сказала жена, не совсем довольная результатами визита.
– Мне кажется, это говорит о его профессиональном уровне, – откликнулся я, – Ему достаточно взглянуть – и сразу всё понятно. Не нужно ни счетов, ни квитанций. Ничего. И потом, в нашем доме все семьи похожи и доход примерно одинаковый. Значит, и расходы по хозяйству примерно одинаковые.
– Ладно. В конце концов, специалист есть специалист, – подвела итог жена, серьёзно кивая головой.
С этого времени этот человек стал регулярно встречаться на нашем пути. Мы видели его не только у себя в доме, но и в соседнем супермаркете, куда жена ходила за покупками. Как‑то раз он даже появился в ресторане недалеко от моей работы.
– Ах‑ах‑ах! А вот и я! Вот и я! Танака! – Он оглядел тарелки с едой, которую мне принесли на обед, и, не заботясь о том, слышат его посторонние или нет, объявил во весь голос: – Так я и думал. Почему вы не взяли обед из дома? Разве вы можете себе позволить питаться в первоклассных ресторанах?! Здесь всё так дорого!
– Извините, – Я отложил нож и вилку и склонил голову.
– Пусть жена с завтрашнего дня собирает вам поесть с собой. Я могу ей сказать лично, если хотите.
– Нет‑нет. Я сам скажу.
– Ну а сейчас ничего не поделаешь. Раз уж вы сделали заказ… Ешьте, – раздражённо бросил он через плечо, возвращаясь на своё место в глубине зала.
Я покончил с обедом без всякого удовольствия. Выходя из ресторана, вытянул шею, чтобы взглянуть на столик, за которым устроился наш усатый консультант. Он сидел один и поглощал кусок жареного мяса. Без сомнения, это был самый дорогой бифштекс, который готовили в этом ресторане.
– Я сегодня опять встретила Танаку в супермаркете, – с раздражением сообщила мне в тот день за ужином жена. – Хотела купить немного мяса, а он говорит: берите картофельные крокеты. Во весь голос, перед всеми соседями. Я чуть со стыда не сгорела!
– Кстати, – поколебавшись, начал я. – Завтра вечером у нас встреча одноклассников. Собирают по две тысячи иен. В прошлом году я не ходил. Если и в этот раз не появлюсь, бог знает, что обо мне начнут говорить.
В неудачники запишут. Наверняка. Кто на такие встречи не ходит? У кого жизнь не сложилась.
– Ага! Встреча выпускников, – улыбнулась жена, – Интересно, что об этом скажет Танака?
– Но уже восемь часов. Вряд ли он узнает об этом мероприятии. К тому же я запер дверь. Как он войдёт?
– Ах‑ах‑ах! А вот и я! Вот и я! Вот и я! Танака, Танака! – Из раздвижной двери на веранде возник усатый консультант.
Я тихо застонал.
– Что вы такое говорите? Что вы говорите? Встреча одноклассников? – Он вошёл и подсел к нам за кухонный стол. – Не может быть и речи! Скажите мне, что произойдёт, если вы не пойдёте? Мир рухнет? Какая разница, что они будут болтать за вашей спиной? У всех за спиной шепчутся! Не вы один такой. Вы же обо мне тоже сейчас говорили, – Незваный гость подкрутил свои усики.
– Да нет. Мы просто…
– Ладно. Не обращайте внимания. Это не важно. Вы сами‑то как считаете? Можно идти на эту встречу? Материальное положение позволяет? Разумеется, нет. Но вы всё равно хотите идти. Это тщеславие. А тщеславие – главный враг бережливости. Кто‑то может иметь чуточку тщеславия. Но не вы.
Я попробовал возразить:
– Получается, уж и отдохнуть нельзя?
Усач категорически тряхнул головой:
– Нет. Потому что это не отдых. Ну выпьете стакан, выпьете второй. Какое удовольствие пить на такой вечеринке? Ровным счётом никакого. Только устанете, и больше ничего. А увидев, как ловко устроились по жизни одноклассники, почувствуете раздражение и обиду. Захочется ещё выпить. Разве я не прав?
Да, именно так и получится. Я тихо опустил голову.
– Всё понятно. Никуда я не пойду. – Стало так грустно, что я чуть не заплакал.
Жена не скрывала облегчения.
– О, боже мой! Опять роскошествуете, – Консультант округлившимися глазами уставился на наш стол, – Крокетов вам мало. К ним ещё морской ёж, овощи в маринаде, лук, целых три бутылочки приправ. Я не хочу сказать, что это совсем уж лишнее. Проблема в другом: всё это второстепенные продукты. Они малопитательны. Их потребление побуждает людей есть больше риса. А как вы знаете, слишком много риса есть вредно. Ну вот! Так я и думал! Сколько же вы риса наварили! – воскликнул он, заглянув в кастрюлю.
Жена залилась краской и поникла головой.
– Извините. Я только хотела, чтобы наш бедный стол выглядел побогаче, – сказала она, и слеза скатилась у неё по щеке.
Мне стало так тошно, что не описать. Отложив палочки, я повернулся к Танаке.
– Вас послушать – так мы прямо‑таки нищие, – заметил я саркастически, – Не очень‑то мне это нравится!
Но он моего сарказма не понял: